Про "белые платочки", русских женщин, сохранивших веру во время гонений, никогда не будет сказано слишком много.
У меня получилось так, что, помимо родных бабушек, сначала в археографических экспедициях к староверам познакомилась я с верующими стариками, а потом, по мере воцерковления, и на Вознесенском приходе у отца Трифона (Плотникова) в селе Иб под Сыктывкаром.
На этой фотографии первая (крайняя справа), судя по круглому лицу, местная коми бабушка, мне незнакома, а вот двух других, Марию Митрофановну Вихрищук и Александру Николаевну, обе из Эжвы, хорошо помню, Царство им Небесное.
В то время, когда я с ними познакомилась, они казались мне самыми обычными, похожими и на моих родных бабушек, и на печорских староверок. А теперь, когда вот таких бабушек совсем не стало, ясно вижу, какими они были.
Обе вдовые, как и сонмы их ровесниц: кто на войне мужа потерял, кто после войны. Подняли детей, внуков, дождались правнуков...
Путь из Эжвы в Иб был неблизкий, нужно было доехать до города и пересесть на автобусной станции, в Эжву чаще ходили городские автобусы, а в Иб редко, хорошо, что при храме был гостевой домик, где можно было остаться и на ночь, и на несколько дней.
Помимо Марии Митрофановны с Александрой Николаевной там останавливалась и недавно почившая Татьяна Михайловна Коданёва, клирошанка, часто одна певшая на службах.
Но она была пожилая девица и молодых, вроде меня, не больно привечала, хотя как-то раз, помню, нахально влезла я к ней на клирос на Всенощной и пыталась подпевать. В тех местах, где я не попадала, она так на меня смотрела, что больше не то что в Ибе, а и вообще не решалась я на службах петь, разве что совсем в безвыходных обстоятельствах, у отца Павла Адельгейма в Пскове, в Писковичах, помню, как-то некому было петь на отпевании, пришлось мне.
А Мария Митрофановна с Александрой Николаевной были такие бабушки-бабушки, относились и ко мне, и к другим молодым на приходе, как к родным. У обеих я бывала в гостях в их эжвинских квартирах, видела детей-внуков-правнуков.
Мария Митрофановна родом была из Крыма, а Александра Николаевна с Черноземья. Как они попали на север - не удосужилась распросить, хотя вариантов-то два всего: либо с родителями ещё выслали, либо за мужем по своей воле приехали, жён с мужьями не высылали, только детей с родителями. Что не сами они вздумали и приехали - в этом уверена, не те судьбы и характеры.
Было в них такое не просто семейное, родовое начало, а что-то большее, что прежде всего к отцу Трифону побуждало по-матерински их относиться, а вслед за тем и к прихожанам его.
Родная мама отца Трифона, в постриге Никодима, немного ревновала, а, может, просто характер был такой, но, помню, её я побаивалась, как и Татьяну Михайловну, стеснялась при них в джинсах и с непокрытой головой ходить, а от Марии Митрофановны с Александрой Николаевной получить замечание не страшно было, а совестно.
Александра Николаевна с палочкой, согнувшись, ходила. Что не мешало ей и из Эжвы в Иб ездить, и паломничать, и службы выстаивать. А Мария Митрофановна, помню, пока ещё жила с семьёй, с внуками (потом поменялась с дочкой и водворилась в отдельной маленькой квартирке) неукоснительно читала Псалтирь, что меня поражало: за стеной шум-гам, и мы вроде бы так хорошо болтаем, но вот пришло время, и из тихой незаметной добродушной старушки она как-то преображается и, посуровев, выпроваживает меня:
- Мне пора Псалтирь читать.
Я вот доселе этому не научилась: всё отставить и за Псалтирь. "Птичка, привязанная за ногу, никогда не взлетит высоко".
А их научила их длинная суровая жизнь всему: и вкусно готовить из того, что есть, и тащиться за тридевять земель с пересадками в переполненых автобусах и поездах дальнего следования на службу и к святыням, и, главное, при этом не унывать и не терять бодрости духа. Дух бодр, плоть же немощна, - это про них.
Марию Митрофановну в Кылтовском монастыре постригли в схиму в честь страстотерпицы царевны Марии, под этим именем там и похоронена она. Не знаю точную дату её рождения, но, думаю, уже после расстрела царской семьи она родилась.
Про Александру Николаевну ничего не слышала, наверное, умерла в миру под своим мирским именем. Царствие им Небесное! Всегда помню о них, как и о своих родных, и об усть-цилемских бабушках, особенно когда хочется накричать и нажаловаться на детей, на молодёжь.
Не поможет. Спасительна только любовь и ласка. Думаю, прежде всего именно это и завещали, оставили нам на память "белые платочки": не унывать в скорбях и не ругать молодёжь, а терпеть и привечать ближних, черпая силы в Боге. Где же ещё и брать их? Урок вроде бы простой, но по нынешним временам почти неподъёмный, я вот терплю-терплю, а потом как сорвусь...
Но когда работала в государственном детском саду психологом, да и до этого в частном, начальство ругало меня за то, что не строжу детей, а жалею. А малыши - они простодушные, совсем наленькие, "немаулята", которые всего-то научились "ма" и "ба" тянуть, при виде меня сразу -"ба", молоденькие воспитательницы смеялись, от детей, дескать, ничего не скроешь, как ни закрашивай свою седину.
И вот хорошо бы это "ба", это детское доверие, всегда оправдывать, это и будет лучшей памятью тем "ба", которых довелось ещё мне застать, которых так била и колотила жизнь, что сделала совсем мягкими, круглыми, тёплыми и родными...