ПРОЛОГ
Существовало раньше государство под названием Урусу. И правило там пять братьев-князей. Каждый из братьев – храбрый юноша, познавший и горечь стали, и предательство женщины.
Первый брат, Вирлад, прославился тем, что покорил горную вершину в полном одиночестве, второй брат, Соляр, славился добротой и кротким нравом. Третий же брат по имени Идам запомнил хитростью и ловкостью. Четвертый брат, Стасим, обладал даром великим. А самый младший, Бел, был самым рассудительным.
Когда настала пора выбирать себе жен, старший князь дал указ – выпустить по стреле. И на чей двор стрела попадет, та девица и станет женой.
По первенству рождения Вирлад начинал славное состязание. Натянув тетиву, он выпустил стрелу. Стрела угодила во двор девушки неземной красоты, дочери одного из обера. Соляру повезло меньше, и в жены ему досталась дурнушка. Стрела Идама угодила в болото и его женой стала самая настоящая лягушка. Стасим же выстрелил и попал точно в цель, взяв в спутницы жизни девицу из дальнего селения. Белу удача и вовсе отказала, и он женился на корове.
Прошло время. Юноши, вроде бы, смирились с незавидной участью и смешками за спиной. Но однажды ночью Бел и Идам сговорились, воспылав немыслимой страстью к женам братьев. Замыслили они недоброе дело – извести родственников, чтобы потом утешать вдов.
Бел раздобыл мощного яда, Идам пригласил к себе в гости братьев с женушками. И пока гости пировали, а слуги обносили их вином, Идам наколдовал магическое представление, а Бел подлил яда в кубки. Вирлад, Стасим и Соляр скончались в тот же час.
На выживших княжичей упало ярмо междоусобной войны. Вдовы кинулись на поиски убийц, подозревая соседей. Единое княжество распалось на пять частей.
А, чтобы больше история не повторялась, волшебница Лила (и одновременно мать братьев) погрузила Урусу в забвение. О государстве забыли на многие-многие века. Пока однажды на свет не появится в пятый день пятого месяца дитя, которому в силах освободить княжичей и напомнить подзабывшим людям об Урусе.
И тому ребенку будет в силах отыскать пять ключей, что сдерживают воспоминания об Урусе. Только дитя откроет пять дверей, как княжичи оживут и смогут отойти в иной мир, перестав прозябать между жизнью и смертью, вновь и вновь проживая одни и те же события. Раз за разом до бесконечности.
***
Девушка ворочалась. Сон медленно покидал её. Потянувшись, она взъерошила короткие черные волосы. И сразу прикоснулась к цепочке с ключом, что досталась ей от умершей матери. Небогатое наследство от женщины, которую она не помнила.
Вряд ли Латею можно назвать красавицей в общепринятом смысле. Наоборот, её искаженные черты лица служили поводом для многочисленных сплетен. Приплюснутый нос, глубоко посаженные зеленые глаза, брови, будто ниточки, и бледная кожа, которую румянец обходит стороной. Сильно выступающая верхняя губа, что уже прозвали заячьей.
К насмешкам за семнадцать весен она как-то привыкла. Смирилась. Но изредка бывало, плакала в уголке. Подруг у неё не завелось. А единственной отрадой для неё стал самый близкий человек – отец.
Под строжайшим запретом нельзя было даже недалеко заходить в местный лес. В народе поговаривали, что там притаилось древнее зло. Но Латея не очень верила в россказни полубезумных старух. И тайком от отца пробиралась в самую глушь. Девушка знала в лесу каждую тропку и каждый листик.
А к реке, что отделяло селение от воспетого в легендах государства Урусу, о котором забыли, но не совсем, строжайше запрещалось ходить. Но девушка не могла себе отказать в милой шалости. К воде она, конечно, не приближалась, но провести ладонью по покрытым зеленью камням, потрогать застрявшую в стволе старого дуба стрелу – настоящее блаженство. Словно прикасаешься к живой истории, что давным-давно произошла на землях Лихих.
Её будто что-то словно звало в этот лес, к этой речке, к этим камням. Сквозь шепот листвы она слышала собственное имя. И покорно приходила, повинуясь неведомому зову.
В это чудесное утро, когда солнце только-только показывается из-за горизонта, когда птицы поют, а ветер исполняет песню, она вновь направилась на любимое место. Чей-то шепот раз за разом повторял: «Латея, приходи! Узнай, что произошло, на самом деле».
Ступая босыми ногами по дощатому полу, девушка обошла лежанку захмелевшего отца. Выйдя на маленький двор, прошла мимо небольшого загона для скота, бросила кость радостно залаявшей собаке, чтобы та угомонилась. Шаль, наброшенная на плечи и голову, укрыла её от докучливых взоров деревенских жителей. Выслушивать местные пересуды Латея никогда особо не стремилась.
Пройдя огородами, девушка очутилась возле опушки леса. Подернутые осенними листьями деревья мерно покачивались в такт ветру. Россыпь листьев украшала голую землю, переставшую зеленеть от травы. Помявшись, она обернулась. Никто за ней не ходил. Как и всегда. Ступив под сень, она направилась знакомой тропой.
Ступая по веткам, Латея оглядывалась. Но погони за ней, вроде бы, нет. Ключ, раскалившись, начал жечь. Цепочка сдавила шею. Она, будто пьяная, кое-как добралась до поляны. Её подгонял страх. Никогда прежде последнее напоминание о матери не вело себя так причудливо и странно!
Камень на прежнем месте. Как и всегда. Она подошла к нему, провела ладонью по незнакомым символам. Зов многократно усилился. Её глаза потемнели. Древняя магия пробудилась, опутывая девушку.
— Смотри, смотри, — шептал незнакомый голос.
И Латея видела. Княжичей, что соревновались меж собой. Мальчишек, что пытались выиграть друг у друга, несмотря на опасные препятствия. Они то боролись с многоголовым драконом, то покоряли новые земли, то развлекались с женщинами. Дружные мальчишки, превратившиеся в воинов, достойных править государством.
— Смотри, — настойчиво шептал голос.
Выпущенная стрела прорезает пространство. Радостный возглас оглашает молодых мужчин, облаченных в длиннополую одежду. Братья улыбаются, а самый старший из них ведет под руку красивую девушку.
— Смотри, что делает зависть, — продолжает шептать голос.
Во время пира льется кровь. Вместо вина – кровавые разводы. Отравленные угощения, смерть, забравшая души. Уткнувшиеся в тарелки мужчины, словно спят. Крики овдовевших девиц, требующих правосудия. Крики, что разрывают легкие, лишая силы воли.
Её грубо оторвали от камня. С обожженной ладонью, ничего не понимающая девушка глядела недоверчиво на нежданного спасителя. Юноша активно жестикулировал. Она признала в нем сына кожевника, Ястраба. А затем раздались ужасные слова, навсегда перечеркнувшие мирную жизнь девушки:
— Здесь Проклятая! На помощь!
Она сопротивлялась и брыкалась, пока грубые руки волокли её прочь из леса. Она пыталась объяснить, что делала у древнего камня, но её никто не хотел слушать. Юноша о чем-то твердил, но из-за накатившего на неё ужаса, девушка не разобрала ни словечка.
Её бросили. Оставили в полном одиночестве. В яме. Рядом с другими сумасшедшими. Утерянная по пути в заключение шаль больше не напоминала о доме. Латея скребла руками землю в поисках выступов. Тщетно. Через решетку проглядывала луна. Она старалась хоть как-то избавиться от решетки, но сил ей недоставало. Металлические прутья сидели крепко, отрезая её от мира.
«Сколько же времени прошло?! На дворе ночь, — рассуждала Латея. — Отец, наверное, беспокоиться обо мне».
От бессилия она взвыла. С Проклятыми в деревне расправлялись еще до рассвета – по-тихому убивали, чтобы не тревожить сон деревенщин. Смертный приговор обычно выносили быстро, чтобы никто больше не совался к древним камням.
Её мать, Горяну, тоже сочли Проклятой из-за того, что она посмела обнаружить местоположение государства Урусу. В отличие от других Проклятых, княжеские стражники расправились с ней по-другому – устроили праведный костер.
Ключ на цепочке засеребрился, просвечивая через серую рубаху. Латея притронулась к украшению, чтобы убавить яркость и не привлекать лишнее внимание стражи. Как назло, ключ решил повести себя иначе и замерцал ярче. Девушка услышала топот сапог неподалеку от темницы. Вероятно, кто-то из стражи заметил яркий свет.
— Эй, Проклятая! — пробасил мужской голос. — Хорош баловаться! Иначе я войду, и тебе не поздоровиться.
— Я ничего не делаю, — робко возразила она.
— Я сказал, хорош баловаться, — настаивал мужской голос.
Латея зажала в руке наследство матери, ключ обжег ей ладонь. Она вскрикнула от боли. Топот приблизился опасно близко. Звякнули прутья решетки, на пол опустилась деревянная лестница.
Девушка юркнула в тень, надеясь, что её обойдет гнев недовольного стражника. Мужчина, спускаясь вниз, надсадно дышал, хотя с последней ступеньки он спрыгнул ловко. Обожженные ладони Латея прижала к груди, защищаясь. Он похлопал по лестнице и зыркнул по углам в поисках пленницы.
— Эй, Проклятая! И чем ты занимаешься? — спросил он насмешливо. — До рассвета время пока есть. Как насчет развлечений?
Латея прижалась спиной к земле. С колотящемся сердцем она следила за стражником, что решил обследовать её камеру. Он ощупывал каждый темный угол. И девушка внутренне сжалась, когда, наконец, он приблизился к ней. Мужские ладони скользнули по платью, задирая подол, обнажая худые ноги и узкие коленки.
— Эй, Проклятая, отвечать надо, когда с тобой разговаривают! — произнес мужчина.
— Я хочу увидеть отца напоследок, — проговорила Латея тихо.
— Ну, ты и удумала, девка, — стражник больно ущипнул её за грудь, — отец про тебя даже и не вспомнит. Раз спасти любимую дочурку даже не пытается.
— Лжете! — закричала девушка.
— Тише ты, — ладонь легла ей на рот, прекращая истерику. — Мы с тобой хорошо развлечемся.
Ключ повел себя необычно. Засветившись и заискрившись, он отбросил стражника прочь. Тот упал в дальний угол, ударившись о позабытую им же лестницу. Латея засеменила по ступеням, поднимаясь наверх. От свободы закружилась голова.
Княжеские стражники дрыхли за широким длинным столом, опустевшие кружки из-под пива завершали картину. Девушка, ступая, словно мышь, прошла мимо них. Никто из мужчин не пошевелился, продолжая храпеть на всю деревню. Латея прижималась к домам, ползла на коленях, чтобы её никто не заметил.
Она двигалась осторожно, короткими перебежками. И практически добралась до собственного дома. Но ей путь преградил Ястраб. Юноша, прислонившись к притолоке, ждал. Не пускал внутрь, к отцу. Свидетель её сегодняшнего унижения и тот, кто отправил её в яму.
— Добрый вечер, — поздоровался он. — Проклятая.
— Замолчи! — попросила Латея. — И отойди с дороги.
— Зря ищешь отца, ему изменили память, — проговорил Ястраб. — Он забыл тебя и уехал.
— Не твое дело, — огрызнулась девушка.
— Если хочешь выжить, не вздумай возвращаться домой, — предупредил юноша. — Я тебя не пущу.
— А это мы еще проверим, — сказала она.
Ключ на груди вновь заискрился. Только теперь по её велению, а не сам по себе. Когда юноша сделал к ней шаг, ключ отбросил его на дверь. Проломив собой хилое препятствие, Ястраб отключился. А Латея, переступив через юношу, что лежал без сознания, прошла в дом. Она проверила единственную комнату и не обнаружила следов отца. Разбросанные тут и там вещи говорили о его спешке. Значит, Ястраб не солгал.
Ладони продолжало невыносимо жечь. Она обнаружила разбитые горшки с зельями. И, искупав руки в зеленоватой дурно пахнущей жидкости, разлитой и медленной стекающей на пол, ощутила, что боль медленно отступает.
Латея перевела дыхание, затаившись. Юноша не подавал признаков жизни. Ключ тоже никак себя не проявлял. Девушка, излечив раны, решила не мешкать.
Она собрала котомку с маленьким скарбом. Зелья, над которыми она работала долгими днями и ночами, практически все разбились. А травы полетели в печь, издавая запах жжения.
Конечно, она не собиралась объясняться перед княжескими стражниками и, чтобы хоть как-то оградить Ястраба от ненужных расспросов, подбросила поленьев в печку. Она кое-как вытащила парня наружу, оставив валяться возле загона для скота.
Повалил дым, а затем ярко вспыхнул огонь. Закашлявшись, Латея покинула пылающий дом. Пожар, устроенный ей единолично, охватил хилое строение. Завершающим штрихом являлся юноша, который пошевелился, в конце концов. Девушка бросила на него последний взгляд, и скрылась в ночи.
ГЛАВА 1
Год спустя
Корчма ломилась от посетителей. Крестьяне, княжеская свита, обычные горожане выстаивали длинные очереди, чтобы получить за несколько сребреных монет тот или иной крепкий напиток. Как и в любой другой очереди, здесь и переругивались, и обсуждали сплетни, что приходили из далеких земель.
— Слышь, Емельян, говорят, в Лихих землях опять появились Проклятые, — сказал мужичок с длинной бородой и в красном кафтане.
— Пустые разговоры! Одна Проклятая сбежала, да дом ей подожгли, теперь псы княжеские её рыщут, — возразил ему высокий длинный мужчина в серебристом кафтане с коротко стриженой бородкой. — Да и сбежала дура-девка с ключом от Урусу.
— Врешь, Емельян! — не успокаивался красно кафтанный.
— Да не вру я! Сам этот ключ проклятый на ней видал, во, — проговорил коротко стриженный. — Пока вели её в яму, ключик так и сверкал. Магия окаянная.
— Может, хватит зря языками чесать? Лихие земли далеко, Проклятые нас не достанут, — вклинилась в их разговор женщина с ребенком лет трех. — Поторапливайтесь! А то корчма скоро закроется, и не хватит на вас крепленого.
Мужчины заторопились, подгоняемые местной вдовой. Хотя меж собой переругиваться не перестали до самых дверей корчмы. Яростных спорщиков угомонила лишь хмельная брага. Вдоволь напившись, они продолжили спорить насчет Проклятых, что вновь объявились.
Латея за их перепалкой следила неохотно. Чтобы узнать хоть какие-нибудь новости о родных краях, приходилось посещать не очень приятные места, как корчма, например. Или те же кабаки.
За год девушка ненамного изменилась – только волосы отросли до плеч. Да и плащ, что скрывал её, приобрел землистый оттенок вместо настоящего зеленого цвета. Она вынужденно остановилась в селении, что граничило с Ярильным княжеством. Само селение носило непривычное название – Шушуга. Девушка долго смеялась, когда впервые увидела серую табличку, приколоченную к огромному столбу. Впрочем, её пустили без вопросов.
За год ключ себя никак не проявлял. Абсолютно. И Латея угомонилась. Зажила по-новому. Даже устроилась шить наряды, приданое для девиц, что вскоре выходили замуж. От заказчиков не было отбоя. А об её ловкости судачили по всем близлежащим княжествам.
Девушка прошла мимо корчмы, прикупила лучших тканей для свадебного наряда Любавы, и вернулась на двор. Приютившая её семья изысками не баловала. Да и старшая дочь, Любава, вскоре выходила замуж за статного молодца. Чтобы быть хоть чем-то полезной, Латея упросила остаться у них хотя бы на несколько месяцев. И задержалась на год, пока собирали приданое для Любавы.
В груди что-то защемило. Ключ нагрелся, прилипая к телу. От боли на глазах выступили слезы. Латея часто-часто задышала, чтобы не выдать себя. Ключ ярко засиял серебристым цветом. А её саму подбросило вверх. Из ключа вырвался луч, указывая направление. Девушка проследила за новой дорогой, пока её снизу пытались вилами снять неравнодушные жители.
— Здесь Проклятая! — закричал кто-то внизу. — Здесь Проклятая!
Латея запаниковала. Она размахивала руками, будто застряла в сетях паука, но магия прекратилась также быстро, как и началась. Она плавно опустилась на землю. Народ от корчмы разбежался в разные стороны с криками: «Проклятая в селении. Прячьтесь!».
Девушку качнуло из стороны в сторону. Она кое-как сохранила равновесие. В голове творился полнейший сумбур. Страх вместе с охватившим её ужасом спровоцировали новый всплеск. Ключ настолько ярко загорелся, что ненадолго заслонил собой солнце.
Княжеские стражники, обнажив мечи, ринулись на Латею. Мощной ударной волной их отбросило прочь от неё. Она оглядывалась по сторонам, но помощи ждать неоткуда. Пока стражники не пришли в себя, она бросилась бежать прочь.
За год странствования Латея привыкла бежать. Бежать от расспросов и действий ключа. Бежать от самой себя. Бежать от магии, что принесла лишь одни проблемы.
— Проклятая, стоять! — закричал кто-то из стражников.
Она и не подумала остановиться. Наоборот, прибавила скорости. Она рассекала зазевавшихся прохожих, периодически принося им извинения, расталкивала дородных матрон. Ей кричали вслед ругательства.
— Именем князя Володимира, остановись! — продолжал настаивать стражник.
Латея налетела на нехитрый скарб торговца рыбой, перевернув его товар. Мертвые рыбы рассыпались, и девушка поскользнулась. Распластавшись на рыбе, она уже обреченно ждала, что её опять или посадят в яму, или отправят в тюрьму. Других способов борьбы с магами и колдунами в княжествах пока не нашли.
— Проклятая, арестована, — задыхаясь, выговорил стражник. — Именем князя Володимира!
Цепи сомкнулись на тонких запястьях. Девушка понадеялась, что ключ снова сработает, и ей не придется находиться в княжеских застенках. Не сработал.
Ровные ряды решеток. Прутья, что отгораживают её от солнечного света, тепла и человеческого участия. Цепи впиваются в запястья, оставляя следы на коже. В качестве постели – холодный пол. Вместо разносолов приютившей семьи – похлебка в железной тарелке, брошенная, как собаке кость.
Холод пробирается внутрь, под легкую одежду. Даже плащ не спасает. Латея лежит на полу, уставившись в одну точку. Ей одиноко и страшно.
— Проклятая здесь, княже, — сказал мужской голос.
Латея и головы не подняла. «Если хотят, так пусть любуются», — подумала она отрешенно.
Сафьяновые сапоги она увидела первыми. Затем её взгляд скользнул по мужчине. Великий князь Володимир носил длинную и узкую тунику с длинными рукавами синего цвета, поверх туники такого же цвета кафтан. Затканный золотом пурпурный плащ, который застегивался на правом плече. На князе не было парадного убора — венца из золота и серебра, только шапка.
Девушка не пошевелилась, чтобы не доставлять удовольствия тюремщикам. Она продолжала упрямо глядеть перед собой. Ключ, доставшейся ей от умершей матери, вел себя непривычно тихо. А место, что он прожег на груди, до сих пор зудело и чесалось.
— Жива ли девка? — поинтересовался князь.
— Жива, княже, — сразу откликнулся стражник.
— Тогда почему не говорит? — спросил князь. — Или ты чего с ней сделал, Прохор?
— Княже, я ничего ей не делал! Это она народ на площади распужала, — возразил стражник. — Ключ её как заискрит! Как ударит по нам!
— Ключ, говоришь, — произнес князь. — Занятно.
— Из Лихих земель к нам прибыла, — разговорился стражник. — Назвалась чужим именем, да в доверие одной семьи втерлась.
— И как же величают молодуху? — не преминул уточнить князь.
— Кажется, Латеей, — ответил стражник, почесывая голову. — А ключик её погибель нам несет, княже.
— Отопри темницу, — приказал князь.
Звякнули ключи. Распахнулась решетка. Латея никак не отреагировала. Князь Володимир вошел к заключенной и присел на колени. Мужчина ничего не боялся. Никогда.
Девушка с упрямством ослицы и не говорила, и не двигалась. Князь коснулся цепочки, вытаскивая на свет небольшой ключ. Мужчина наклонился, рассматривая украшение Латеи.
— Откуда у тебя ключ? — спросил князь строго.
— От матери достался, — ответила она.
— Ты знаешь, куда тебе двигаться дальше? — произнес он. Девушка кивнула в ответ. — Отлично. Отпустите её немедленно, — приказал князь, обратившись к стражнику.
— Но, княже, она же Проклятая! — возразил стражник неуверенно.
— Я сказал отпустить, — повторил приказ Володимир. — И не мешать ей путешествовать.
Стражник завозился с ключами. Князь отошел, а стражник нарочно тянул время, пытаясь открыть цепи. Наконец, Володимир не выдержал и сам освободил пленницу. Латея растерла запястья, поднимаясь.
— Почему ты благодетельствуешь мне? — спросила девушка.
— Уж больно ты мне приглянулась, — ответил князь. — Не мешкай! Ключи долго ждать не собираются.
— Ключи? — переспросила Латея.
Однако князь не счел нужным пояснять. Поманив её рукой, он вывел девушку из темницы. Очутившись на свободе, Латея хотела поблагодарить нежданного спасителя, но не успела - князя и след простыл.
Девушка набросила на голову плащ, пряча лицо и голову. Рубаха развевалась от ветра. Она уходила прочь от княжеского дома с грустью и тоской. Володимир запал ей в душу. Однако ключ медлить не дал, начиная светиться, словно звезды ночью. Латея поспешила уйти поскорее, чтобы зря не распалять девичье сердце и не играть с магией, что пока недоступна её пониманию.
Ключ будто направлял её. Вел вперед, несмотря на то, что ей безумно хотелось вернуться обратно, к князю. Но только не в темницу, а в терем.
Князь Володимир прошел на женскую половину, в терем. Три его жены занимались разными делами – недавно захваченная в плен Икуба сторонилась остальных, предпочитая сидеть возле окна и глядеть вдаль в надежде, что её спасут; вторая жена по имени Фаэль укачивала в колыбели младенца несколько дней от роду; а самая старшая и самая любимая жена Григорина вышивала, и под её ловкими пальцами рождались целые картины сражений, в которых он неизменно побеждал.
Он правил пятнадцать спокойных лет в Кострубском княжестве, в прошлом завоевав и значительно расширив земли на восток. Сотни людей находилось в его услужении. А верная дружина, состоящая из лучших воинов, быстро приходила на помощь и пировала в его доме, и вместе с ним.
Он уже был немолод, но сохранил прекрасную форму и в случае войны с легкостью взялся бы за меч. В некогда черных волосах проглядывала седина, да и в бороде ниже подбородка можно обнаружить её. Курносый нос и раскосые голубые глаза достались ему от матери, ключницы предыдущей княгини. Брови цвета воронового крыла частенько сходились на переносице, когда ему требовалось обдумывать и решать сложные вопросы. Тонкие губы князь кривил в усмешке частенько, и лицо его при этом искажалось до неузнаваемости.
— Княже, ты чем-то обеспокоен? — поинтересовалась Григорина, отвлекаясь от вышивки.
— Нет, пустое, — проговорил Володимир. — Икуба до сих пор чурается вас?
— Ей сложно привыкнуть к потере родины и свободы, — ответила Фаэль. — Ты взял её в жены насильно, вот она и не смирилась с подобным положением вещей.
— О времена, о нравы, — сказал князь. — Надеюсь, что на пире я увижу вас всех троих?
— Конечно, княже, — произнесла Григорина. — Мы с радостью посетим пир и ублажим твой взор.
Икуба, накрытая парчой, что скрывала её лицо и голову, еле слышно рыдала. Она до сих пор не сняла черного наряда, что полностью закрывал её тело, давая простор для фантазии. Национальная одежда её родины, которая согревала девичье сердце. Сарафан и туника, предложенная взамен, отвергнутыми лежали в раскрытом кованом сундуке.
Князь обошел жен, и приблизился к Икубе. Девушка никак не отреагировала. Он откинул ткань, встречаясь с зелеными глазами. Он, прикоснувшись к её щекам, стер слезы.
— Прошу, переоденься и порадуй меня, — проговорил мужчина.
— Я не хочу быть вашей женой, — с трудом выговаривая буквы, произнесла Икуба. — Позвольте мне вернуться домой.
— Нет! — отрывисто сказал князь.
— Я не буду подчиняться, — повторила Икуба. — Уходите прочь.
Несгибаемость и непокорность девушки не успокаивали, а наоборот, раззадоривали Володимира. Он жестом попросил остальных выйти. Взяв Икубу за ладонь, он с силой потянул её прочь от окна.
Девушка брыкалась и вырывалась. Но князь не собирался применять насилие. Избавив её от многочисленных черных одежд, он насильно набросил на неё нижнюю белую рубашку, затем – расшитый красным цветом сарафан. Икуба молчала, испуганно прикрываясь от алчного взора князя. Мужчина набросил на неё сверху парчу, и сверху надел на голову серебряный обруч, чтобы удержать ткань от падения.
— Так-то лучше, — резюмировал князь, довольно потирая руки.
— Что ты со мной сделал?! — возмутилась Икуба.
— Попросишь Григорину нарядиться к пиру, — велел Володимир. — Иначе в качестве наказания отдам тебе кому-нибудь из своей дружины.
Икуба кивнула, соглашаясь. Князь покинул терем, и его жены вернулись на женскую половину, застав захваченную девицу за самой настоящей истерикой.
Князь Володимир двинулся в просторный зал, чтобы проверить подготовку к пиру. Слуги расставляли лавки, накрывали длинный прямоугольный стол расшитой золотом скатертью. Дружина, заходя бочком под низкие потолки избы, расселась. Мужчина поздоровался с каждым воином и занял место во главе стола.
От нетерпения Володимир постукивал пальцами по столу. Но его жены никак не появлялись. Наконец, он первой заметил Григорину в кокошнике, за ней – Фаэль, последней вошла Икуба. И сердце князя сначала замерло, а потом пустилось в дикий пляс. Жены уселись справа от него. Пир начался.
Икуба совершенно преобразилась – нарумяненная, дышащая юностью девушка, в сарафане и с покрытой головой краснела. Она с сомнением пробовала незнакомую ей еду, но покорно кушала, отменив голодовку, что затянулась на долгое время. Князь не сумел отвести от неё взора, отвлекаясь на разговоры. В ушах шумело, отодвигая на задний план переговоры с торговцами, возмущение на границах княжества.
Ему хотелось вновь коснуться Икубы, чтобы опять ощутить себя молодым и полным сил. Он порывисто выдохнул, столкнувшись взглядом с Григориной. Старшая жена качала головой.
— Что? — спросил Володимир у неё.
— Княже, да ты влюблен, — заметила Григорина.
— Разве? — изумился мужчина. — У меня во время войн было столько жен, что какая-то несмышленая девица не затянет меня в сети любви!
— Как хочешь, княже, — проговорила старшая жена.
Женился Володимир только по расчету. На Григорине – чтобы укрепить союз с племенем оровцев, на Фаэле – чтобы укрепить дружеские связи с племенем уровцев. Женитьба принесла плоды – племена присоединились к нему, а вместе с племенами и новые земли, которые не нужно завоевывать. Миром дело решилось.
Из общего порядка браков по расчету выбивалась лишь Икуба. Её князь привел из последнего похода, на голову разбив асурман. Он победил, а дочку шайха асурман взял в жены. Силой и без её согласия. Девушка отличалась твердым характером и на новой родине постепенно угасала. Как Володимир и надеялся, пир помог Икубе привыкнуть к незнакомой обстановке и свыкнуться с судьбой жены князя.
Дружинники затянули воинственную песнь, расплескивая брагу. Жены присоединись к ним, а вскоре подтянулся и сам великий князь. В песне раскрывалась душа, возносясь до небес, освобождалась от бед и треволнений. Икуба неумело подпевала, коверкая слова.
Князь встал с лавки, песня набирала силу, становясь мощнее. Он подошел к девушке, прикасаясь к её плечу. Икуба вздрогнула, но не отстранилась. Князь наклонился к ней, трогая плечи и опаляя дыханием уши.
— Мы можем уйти в любой момент, — прошептал Володимир.
— Не надо, — попросила Икуба также тихо. — Мне хочется дослушать песню. У меня на родине поют по-другому – длинно и протяжно.
— Твоя родина теперь рядом со мной, — проговорил князь, целуя её ухо через парчовую ткань. — Не противься мне.
— Княже, прошу вас, — проговорила девушка.
И он отступил. Вернулся на место под внимательным взглядом Григорины и Фаэли. Песня оборвалась. Раздались нестройные хлопки и аплодисменты. Слуги внесли десерты – сладкие фрукты и варенье. Князь налегал на варенье, чтобы перебить чувство потерянности и одиночества. Он не терпел отказов от женщин. Икуба каждый раз ставила его в тупик.
Радовало Володимира недавнее событие – рождение сына и наследника. Маленький мальчик, появившийся на исходе лета, пока проводил время в люльке, подальше от чужих злых глаз. Он часто навещал сына и благодарил Фаэль за продолжение княжеского рода. Он дарил второй жене богатые наряды и украшения, в то время как старшая жена ревновала его сильно. Но сделать что-то Фаэль, значит навлечь на себя его гнев. И Григорина ограничивалась словесными унижениями. Среди них двоих только Икуба равнодушно относилась к сложившей ситуации. Молодая девица манила его, вновь превращая князя в мальчишку, впервые лицезревшего обнаженную женщину.
Князь редко заходил в терем, позволяя Икубе свыкнуться с новой родиной и подружиться с его женами. Но девушка, словно назло отрешилась. Она не отрывалась от окна, впустую надеясь, что её спасут. Володимиру не хватило смелости сказать, что отец Икубы, шайх Сарасин, умер от его руки на поле боя. Он скрывал этот факт, чтобы не травмировать девушку, в один день потерявшую все. Он своеобразно защищал Икубу. Но слова Григорины его насторожили.
Володимир ни разу не влюблялся. Не любил по-настоящему. У него было несколько кратковременных увлечений, но любовь почему-то обходила его стороной.
Наверное, Макошь пряла для него другую судьбу – в походах и сражениях. Он иногда и сам не понимал, почему его жизнь сложилась настолько сурово – многие года он положил ради спокойствия княжества, проведя в битвах. Закованный в кольчугу, с Перуном на устах, он сеял мир. В конце концов, именно он затеял союз с другими князьями, чтобы понапрасну не терять воинов в битвах. Но другие князья, объединившись, плели интриги за его спиной.
— Ты опять мрачен, княже, — сказала Фаэль. — Тебя что-то беспокоит?
— Вовсе нет, лада моя, — произнес Володимир. — Возвращайся в терем поскорее и захвати Григорину с собой. Мои дружинники чересчур распалились.
Воины, осмелев, окружили Икубу, заставляя её плясать под гусли. Девушка заламывала руки, пытаясь растолковать опьяненным мужчинам, что танцевать не умеет. Дружный смех мужчин заглох, когда, растолковав дружину, князь вытащил жену из узкого круга.
— Что, княже, даже не поделишься девицей? — спросил Харитон.
— Я отдам тебе Григорину, — ответил Володимир. — Как и договаривались.
— Не нужна мне твоя старуха! — возразил Харитон. — Сам с ней живи. Не порть зря девку, что тебе не по зубам.
— Угомонись, Харитон, — гаркнул Святослав. — Княже, мы пойдем по домам.
Дружинники бочком покинули зал, утягивая за собой Харитона, выкрикивающего напоследок ругательства. От вина у Володимира разболелась голова. А Икуба, случайно задержавшаяся с ним рядом, разбудила желание. Девушка походила на испуганное животное, которое князь обычно отстреливал на охоте. Невинность девушки распаляла неугомонное воображение мужчины.
Икуба отошла на шаг, а он притянул её к себе, обхватив руками тонкую талию. Девушка отклонила голову, чтобы он не смог её поцеловать в губы. Это расстроило князя. Он чмокнул её в щеку, и Икуба зарделась.
— Вы волнуете меня, — проговорила она тихо, картавя.
— Тогда почему ты сопротивляешься мне? — поинтересовался Володимир.
— Потому что на моей родине у одного мужчины только одна любовь и одна женщина, — сказала Икуба. — Мне непонятны и неприятны ваши варварские обычаи.
Князь не выпускал девушку из объятий, наслаждаясь мигом короткой близости. Она часто дышала и озиралась по сторонам, видно, думая, что их прервут. Но их не прерывали. Икуба завозилась, отдалившись от него. Володимир поймал её ладони, целуя внутреннюю сторону рук. Девушка чуть прикрыла глаза, подрагивая от его ласки.
Полностью ищите на Призрачных мирах!