О стиле командования Западного фронта зимой 1941/42 года.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://proza.ru/2020/06/25/549)
Продолжим разговор о стиле и результатах руководства Г.К. Жуковым боевыми действиями Западного фронта, зимой 1941/42 года.
Вначале небольшое отступление от темы.
Отзывы некоторых (очень немногих) читателей предыдущей главы показывают, что они принадлежат к «доблестной» когорте тех "патриотов", при наличии которых и врагов никаких не нужно.
Для них ЛЮБОЕ не восторженно-одобрительное (не говоря уж о критическом) свидетельство о стиле руководства Г.К. Жукова воспринимается, как прямо враждебное и они тут же начинают выплескивать тут свои злобные и, не относящиеся к содержанию статьи, комменты.
Что тут скажешь…
То, что Г.К. Жуков был настоящим, «до мозга костей», военнослужащим, искренним патриотом нашей страны, членом коммунистической партии и ЦК ВКП(б), и в годы войны он старался выполнить свой долг перед Родиной – безусловные и общепризнанные факты. Ни в какой «защите» Маршал Жуков не нуждается.
Родина, в лице Верховного главнокомандующего И.В. Сталина, неоднократно высоко и щедро оценивала его военные заслуги и успехи высшими орденами и званиями Советской страны.
Да и сам Г.К. Жуков, как полководец, в 1945 году ОЧЕНЬ сильно отличался от полководца Жукова «образца 1941 года».
За 4 года войны он многое понял и очень многому научился.
Размышляя о причинах наших горьких поражений в 1941-1942 годах, сам Маршал Г.К. Жуков с присущей ему прямотой, скажет:
«Надо будет, наконец, посмотреть правде в глаза и, не стесняясь, сказать о том, как оно было на самом деле.
Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира…
Надо также признать, что немецкий Генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. Мы учились в ходе войны и выучились и стали бить немцев, но это был длительный процесс».
И это – ПРАВДА!
Действительно, гитлеровский вермахт в 1939-1943 г.г. был сильнейшей армией мира, легко расправлявшейся со своими противниками.
Считавшаяся лучшей в Европе, армия Франции (с которой в годы ПМВ так и не смог справится отлично подготовленный рейхсвер Вильгельма Второго), была наголову разгромлена за 40 дней, 300-тысячный английский экспедиционный корпус был разбит и сумел бежать из Дюнкерка, бросив все свое вооружение и снаряжение, только благодаря «загадочному» стоп-приказу Гитлера.
Армия панской Польши, которая в то время тоже считала себя одной сильнейшей в Европе, была разгромлена за пару недель.
(Забавно, что ее командующий, маршал Рыдз-Смиглы, в начале войны был так уверен в скорой победе Польши над Германией, что даже начал позировать художнику для картины, как он на белом коне, с сабелькой в руке, въезжает в поверженный Берлин!).
Армии Бельгии, Голландии, Югославии, Греции, Норвегии, Дании вообще были разбиты гитлеровцами за считанные дни, а то и часы.
Элитными войсками вермахта были части ваффен-СС, комплектовавшиеся только из добровольцев, которые проходили строгий отбор и суровое военное обучение.
Посмотрите, что вспоминал об этом один из офицеров ваффен СС Манфред Динер (Diener Manfred) который родился в Веймаре 10-го октября 1927-го.
Он проходил обучение в Нойцелле, в учебном батальоне 3-ей танковой дивизии СС "Мертвая голова":
«Мы изучали карабин Маузер-98к и пулемет MG-34, а здесь были пулеметы MG-42 и штурмовой карабин 44/45, великолепное оружие, с магазином на 36 патронов, с укороченными патронами со стальной гильзой, того же калибра, как карабин 98к. Нас учили жить в свинарниках, на сеновалах, в окопах – это была хорошая практическая подготовка к фронту…
Вы знаете старую поговорку, пот экономит кровь, тяжело в ученье - легко в бою…
Я был кандидат в офицеры СС. Я отучился на банковского служащего, у меня была гарантия стипендии, я был доброволец.
Я должен был учиться на штабного офицера, но командир роты перевел меня на полевого офицера, потому что многие товарищи были ранены или убиты. Я должен был пройти испытание на фронте, потом полгода школа юнкеров, потом опять полгода испытание на фронте.
Во время испытания на фронте надо было получить или значок за ближний бой или Железный Крест второго класса, или оно продлевалось еще на полгода…
У нас не было господ, мы обращались друг к другу не "Герр", а только по званию.
Наше товарищество было великим. За кражу у товарища у нас немедленно была штрафная рота…
Была проверка на храбрость.
Ее проходили добровольно и прошедший получал нашивку на рукав - тонкую полоску с вышитой серебряной Мертвой головой...
Я тоже хотел иметь такую нашивку.
Проверка на храбрость была ужасна, когда я сейчас об этом думаю, я понимаю, что мы были очень легкомысленными.
Она состояла из трех частей: надо было спрыгнуть с 4-х метровой высоты в полной выкладке – это самое простое. Потом надо было бросить ручную гранату в окоп с товарищем, а он должен был бросить ее дальше, пока она не взорвалась. А потом наоборот, я сидел в окопе, а товарищ бросал в меня гранату.
Последнее испытание состояло в том, что надо было вырыть окоп, забраться в него, а танк должен был надо ним проехать.
Гранату я с первого раза прошел.
Земля была очень твердая, и пока я рыл окоп, я потел как бык, но танк не мог попасть гусеницей на окоп - это не засчитывалось. Три раза он надо мной проезжал!
Начальство хотело знать, кто из нас трус, а кто нет. Я прошел проверку и получил эту нашивку на рукав. Я был очень горд собой!...
Я был очень легкомысленный и тщеславный и хотел получить значок за ближний бой. Его давали за участие в 15-ти ближних боях.
Была специальная книга, в которую записывали участие в ближнем бою. Я к тому времени стал толстым и здоровым, и когда меня посылали в ближний бой, то говорили: "Толстяк, иди в ближний бой".
Я был пулеметчиком и должен был поддерживать сзади наступавших. Это было не так опасно.
Надо сказать, что те, кто выживали в первых боях, переживали весь этот PIZDETS, обычно и дальше выживали, даже в самых опасных ситуациях…»
Согласитесь, все эти суровые испытания и сегодня выглядят впечатляюще.Далеко не каждый способен их пройти.
Трусов, шкурников и «маменькиных сынков» в германской армии вообще было немного, а в войсках СС и подавно их не держали.
Вот что вспоминал о них командир роты горных егерей 3-й горно-егерской дивизии, (генерал-полковника Дитля) Эрнст Зигфрид (Ernst Siegfried):
«Части вермахта знали, что если рядом воюет часть Ваффен СС, то они в безопасности, с ними ничего не случится. Это были действительно отборные солдаты».
Я специально привожу эти свидетельства, чтобы читатели понимали с КАКОЙ мощной, дисциплинированной и великолепно подготовленной армией пришлось воевать бойцам РККА.
Это уже потом, в ходе тяжелейших сражений Великой Отечественной войны, наши отцы и деды «сбили спесь» с гитлеровских завоевателей, заставили их отступать, терпеть поражения и полностью разгромили Германию в победном мае 1945 года.
И в этой Победе есть заслуга ВСЕХ бойцов и командиров Красной Армии, её полководцев, Верховного главнокомандующего и, разумеется, и Маршала Жукова.
Его заслуги никто «принижать» не собирается.
Однако же, и то, что Г.К. Жуков имел ОЧЕНЬ суровый и нередко беспощадный нрав, было хорошо известно всем, кто служил под его началом.
Никаких «открытий» в этом нет.
Данные статьи не о жестоком характере Маршала Жукова, а о стиле и РЕЗУЛЬТАТАХ его командования Западным фронтом в операциях января – мая 1941/42 года.
Для этого тут используются очень авторитетные (и малоизвестные) свидетельства: документы Ставки ВГК, аналитическая записка «Операция 33 и 43 армий на вяземском направлении» офицера Оперативного управления Генерального штаба РККА полковника Васильченко (составленная летом 1942 года) и воспоминания начальника разведки 1-го гвардейского кавалерийского корпуса (генерала Белова), а затем 61-й армии, полковника Алексея Константиновича Кононенко (Он в составе этого гвардейского корпуса целых 5 месяцев воевал тогда в тылу гитлеровских войск).
Если у нынешних псевдо «защитников» есть аргументы и факты, способные опровергнуть наблюдения и выводы этих документов и свидетельств, то я, с большим интересом, готов с ними ознакомиться.
Бессодержательные же отзывы не по теме, в стиле: «пишу первое, что мне взбрело в голову», особенно если они написаны в хамском тоне, придется просто удалять.
Теперь перейдем к разговору по существу темы статьи.
Итак, в прошлой главе мы остановились на следующем выводе, (сделанном в июне 1942 года!), в аналитической записке офицера Оперативного управления Генерального штаба РККА полковника Васильченко, о действиях генерала армии Г.К. Жукова зимой 1941/42 года:
«Командующий Западным фронтом разбросал, почти что равномерно, свои силы и средства по огромному пространству, не имея ни на одном направлении ярко выраженной группировки для нанесения сокрушительного удара по противнику. Он также не имел у себя мощных резервов, которыми мог бы влиять на ход операции в зависимости от сложившейся обстановки на том или ином направлении.
Единственно, что он мог делать в таких условиях, это засыпать мелкими указаниями подчиненные армии и порой вмешивался в их внутренние обязанности…».
Но, может быть, тут полковник Васильченко просто необъективен и «сгущает краски»?!
Посмотрите, какую суровую и нелицеприятную оценку полководческому мастерству командующего Западным фронтом давала тогда Ставка Верховного Главного командования:
«… Ставка за последнее время Западному фронту дает пополнение больше других фронтов в 2-3 раза, но это пополнение при халатном отношении командиров частей к сбережению жизни и здоровья людей недопустимо быстро теряется, и части вновь остаются в большом некомплекте.
Особенно плохо отношение к сбережению людей в 50-й и 10-й армиях Западного фронта, где ввиду недопустимо плохой и безответственной организации боя, неумения организовать обеспечение войск не прошло ни одного боя, чтобы не побывал полк и целые дивизии в окружении, и, как правило, кончавшиеся большими потерями людей и материальной части…
В Ставку Верховного Главного командования, в Военный Совет фронта поступили многочисленные письма красноармейцев, командиров и политработников, свидетельствующие о преступно-халатном отношении командования всех степеней к сбережению жизней красноармейцев пехоты.
В письмах и рассказах приводятся сотни примеров, когда командиры частей и соединений губят сотни и тысячи красноармейцев при атаках на не уничтоженную оборону противника, на не уничтоженные пулеметы, на не уничтоженные опорные пункты и при плохо подготовленном наступлении…».
Не правда ли, это впечатляет?!
Нам-то нынешние либеральные сочинители втолковывают, что это именно «злодей Сталин» все время приказывал «гнать» наших солдат, желательно «с одной винтовкой на троих», на немецкие пулеметы и «заваливать» гитлеровцев «трупами наших бойцов».
А тут – Ставка сурово осуждает подобные безграмотные действия некоторых наших военачальников…
Теперь посмотрим, как эти боевые действия выглядели на практике, для тех кто непосредственно воевал в тылу врага, в заснеженных зимних лесах среднерусской равнины.
Во втором томе «Воспоминаний и размышлений» Маршала Советского Союза Г.К. Жукова, в то время командовавшим Западным фронтом, в который входил 1-й гвардейский кавалерийский корпус, написано:
«27 января корпус генерала П.А. Белова прорвался через Варшавское шоссе в 35 километрах юго-западнее Юхнова и через три дня соединился с десантниками и партизанскими отрядами южнее Вязьмы».
Это – все! Но боевые действия корпуса Белова проходили отнюдь не так просто. Используя свои фронтовые записи и архивные материалы А.К. Кононенко рассказывает, как все это было в действительности.
Сначала посмотрим, как конники генерала Белова в январе 1942 года, пытались прорваться через Варшавское шоссе.
(Надо сказать, что это оказалось очень непростой задачей.
Немцы уже отошли от шока декабрьских поражений, очень умело и успешно оборонялись. Все населенные пункты, примыкавшие к Варшавскому шоссе, ими превращались в крепости, а само шоссе – в широкую и глубокую, хорошо приспособленную к обороне рокадную трассу с траншеями.
Само шоссе, да и все важные для обороны дороги, немцы, в основном силами местного населения, расчищали от снега, что позволяло им оперативно маневрировать по нему танками и мотопехотой, перебрасывая их к угрожающим участкам и местам прорыва).
А.К. Кононенко вспоминал:
«Кавкорпус непрерывно проводил неудачные бои, стремясь прорваться через Варшавское шоссе.
Немцы, как всегда, подтянув подвижный резерв по шоссе, с помощью огня артиллерии, танков и авиации, легко отбивали его атаки. Теперь оставшиеся в живых бойцы лежали в глубоком снегу, на сильном морозе, голодные, измотанные боями и бессонными ночами. И те из них, кто не заснет, не замерзнет и дождется темноты, смогут отойти в ближайшие населенные пункты, отогреться, хотя бы немного перекусить, но самое главное – отоспаться, если завтра на рассвете снова не пошлют в бой.
Вечером в домик начальника разведки корпуса А.К. Кононенко вошел начальник связи полковник Буйко и сказал:
– Приехал заместитель Жукова генерал Г.Ф. Захаров. Он у Белова. Ехал на санях от самой Калуги, видно, боялся лететь на У-2. Вызывает тебя с докладом.
Когда Кононенко вошел в домик Белова, там за столом стоял ниже среднего роста, с широким, угрюмым лицом незнакомый генерал.
Он молча показал ему на стол рукой, давая понять, где тот должен развернуть свою карту для доклада.
Кононенко доложил, что на участке Варшавского шоссе, где корпус безуспешно пытался прорваться, оборонялась 10-я мотодивизия немцев, а правее и левее – 34-я, а также 216-я пехотные дивизии. Все указанные соединения входили в состав 4-ой немецкой армии. Глубина обороны немцев была небольшой. За шоссе их части располагались в населенных пунктах, приспособив их, как правило, к круговой обороне. Дороги между такими пунктами были расчищены, и по ним патрулировали танки и бронетранспортеры».
Надо бы сказать несколько слов о вышеупомянутом упомянутом заместителе командующего Западным фронтом генерале Г.Ф. Захарове, которого Г.К. Жуков прислал «помогать» конникам генерала Белова прорваться через Варшавское шоссе в тыл немецких войск.
Энциклопедия «Великая Отечественная война» дает о нем следующую короткую справку:
«Георгий Федорович Захаров (1897-1957). В Советской армии и КПСС с 1919. Участник Гражданской войны. С 1939, после окончания Военной академии Генштаба – начальник штаба Уральского ВО. С июня 1941 – генерал-майор. В ходе войны – начальник штаба 22-й армии, начальник штаба и командующий Брянским фронтом, с декабря 1941 по май 1942 – заместитель командующего Западным фронтом, затем начальник штаба и заместитель командующего ряда фронтов, с июня по ноября 1944 – командующий 2-м Белорусским фронтом, затем командующий 4-й гв. армией. С 1944 – генерал армии. После войны - командующий Военным округом».
Этот генерал майор Г.Ф. Захаров оставил о себе, у гвардейцев 1-го конного корпуса очень злую и трагическую память:
«Генерал слушал, не перебивая, но пальцы на его руках и коленки дрожали. Он тихо с каким-то шипением спросил:
«Что ж перед вами обороняется одна паршивая дивизия немцев, а вы целым корпусом топчетесь на месте и не можете прорваться через ее слабенькую оборону?»
Он замолчал, глубоко вдохнул воздух, задержал выдох и снова сказал: «Кроме того, у вас две стрелковые дивизии, а вы…» и он грязно выругался, с трудом сдерживая гнев.
Генерал, видно, не знал, что легкие кавалерийские дивизии, да и две стрелковые дивизии насчитывали менее трех тысяч человек каждая, что основная тяжесть боя, ложилась на две гвардейские кавалерийские дивизии. Но они шли в атаку на танки и укрепления немцев почти с голыми руками, несли огромные потери.
«Нет, товарищ генерал, – ответил Кононенко, – без танков, без артиллерии через шоссе нам не прорваться. Мы положим всех людей, а успеха не будет. И дивизия немцев не так уж паршива, как вы сказали, у нее почти десять тысяч человек, есть достаточно танков, в неограниченном количестве боеприпасы, ее солдаты обогреваются в населенных пунктах и в специально оборудованных блиндажах, она не ощущает недостатка в продовольствии, а мы?
Мы воюем почти голыми руками и, вдобавок впроголодь, у нас даже лошади часто остаются без фуража, а что толку от кавалериста, если его конь голоден?»
Захаров резко сдвинул его отчетную карту, давая понять, что доклад окончен, сел на стул и, часто дыша, спросил:
«А почему же у вас нет танков, артиллерии, снарядов, мин?» Он глубоко вздохнул, сделал паузу, вскочил и пискливо выкрикнул: «Почум-у-у? Где продовольствие?! Где ваши тылы?!»
И опять грубо выругался. Вопрос был задан явно не по адресу.
Кроме того, на такие вопросы ответ следовало держать самому. Тыл фронта явно не справлялся со своими обязанностями по обеспечению и снабжению войск…
Кононенко с удивлением смотрел на Захарова. Тот вспотел, его глаза, вылезавшие из орбит, ничего и никого не видели.
Он бросился к Кононенко, перед лицом которого зачернело дуло пистолета «Вальтер» и закричал фальцетом:
«Застрелю, мерзавец, кто тебе должен расчищать дороги, я, да?! Я сам ехал к вам на санях! Я – зам. комфронта!»
В то же мгновение между ними появился представитель авиации генерал Николаенко. Он легко, левой рукой отстранил пистолет Захарова, а в правой руке держал раскрытую коробку папирос «Казбек».
Поднеся коробку почти к самому лицу разбушевавшегося генерала, он спокойно и настойчиво твердил: «Не волнуйтесь, закурите папиросу, закурите, закурите!»
Одновременно, левой рукой за своей спиной он сделал знаки Кононенко – уходи.
Вернувшись в свой домик, Кононенко застал там Буйко и начальника особого отдела корпуса Кобернюка.
В нескольких словах рассказал им о «докладе».
«Не обращай внимания, – сказал Кобернюк, – я знаю этого ненормального еще с довоенного времени, он и тогда откалывал «номерочки». Словом, мы тебя в обиду не дадим. Приедет Белов, мы с ним поговорим по этому вопросу».
К вечеру приехали генерал Белов и начальник штаба полковник Грецов. Замкомфронта, после бурного скандала крепко спал, и генерал Николаенко подробно рассказал им о происшедшем.
Генерал Белов позвонил Кононенко и спросил: «Ну, как тебе понравился новый «бомбардировщик»?».
С легкой руки Белова все в штабе корпуса стали называть генерала Захарова «бомбардировщиком». Но он принес корпусу куда больше несчастья и жертв, чем мог бы принести бомбардировщик».
Если бы этот, присланный Жуковым, «бомбардировщик» ограничивался только матюгами, да размахиванием «Вальтером» перед подчиненными офицерами, это было бы еще полбеды…
На самом деле, страшного вреда от его злобной и бестолковой «деятельности» было намного больше.
Но об этом - чуть ниже, а пока давайте посмотрим, в КАКИХ тяжелейших условиях, зимой 1941/42 годов, приходилось воевать нашим бойцам.
Нынешнему поколению невозможно даже представить, что означало тогда долгими неделями и даже месяцами ночевать, жить, да еще и воевать в заснеженных зимних лесах, при 30-ти градусном морозе…
В это же время, только чуть севернее, в составе войск Калининского фронта, воевал командир стрелковой роты старший лейтенант А.И. Шумилин.
После войны он написал потрясающую книгу своих воспоминаний «Ванька ротный. Фронтовые мемуары 1941-1945 г.г.», в которой с необыкновенной силой и достоверностью рассказал о своих фронтовых буднях.
(Это одна из самых честных, горьких и пронзительных книг о Великой Отечественной войне. Искренне рекомендую её всем, кто интересуется военной тематикой).
Я приведу тут несколько очень ярких и проникновенных свидетельств того, как тогда воевали он и его бойцы:
«Фронтовики и окопники стрелковых рот, перед смертью жестоко мёрзли, леденели и застывали в снежных полях на ветру. Они шли на смерть с открытыми глазами, зная об этом, ожидая смерть каждую секунду, каждое мгновение и эти маленькие отрезки времени тянулись, как долгие часы…
Без "Ваньки ротного" солдаты вперед не пойдут. Я был "Ванькой ротным" и шел вместе с ними.
Смерть не щадила никого. Одни умирали мгновенно, другие – в муках истекали кровью. Только некоторым из сотен и тысяч бойцов случай оставил жизнь. В живых остались редкие одиночки, я имею в виду окопников из пехоты.
Судьба им даровала жизнь, как высшую награду…
Только за одно то, что перенес русский солдат на своих плечах, он достоин священной памяти своего народа!
Без сна и отдыха, голодные и в страшном напряжении, на лютом морозе и все время в снегу, под ураганным огнем немцев, передовые роты шли вперед. Невыносимые муки тяжелораненых, которых подчас некому было выносить, всё это выпало на долю, идущему на врага пехотинцу».
Говоря о зимнем обмундировании бойцов РККА на Великой Отечественной войне, Шумилин неоднократно с похвалой отзывается о нем.
Вот как он описывает один из эпизодов зимы 1941 года:
«К вечеру из деревни привезли обмундирование. Офицерам выдали полушубки, меховые рукавицы, солдатам байковые портянки и трёхпалые, утеплённые байкой, варежки. Заменяли старые и рваные стеганые телогрейки и ватные штаны. До самой ночи продолжалась толкотня и примерки. То тут узко, то там трещит по швам, то в поясе не сходиться, то штанины до колен и рукава до локтей.
Снабженцы сразу не дадут, что нужно. Они норовят сунуть солдату какой-нибудь недомерок.
Только мое вмешательство, наконец, ускорило дело. Оделись в новую одежду, и сразу солдатам стало жарко.
Погода морозная. Холодный воздух захватывал дух.
Зимой в лесу хорошо и безветренно. Вершины елей покачиваются, а здесь у земли совсем не дует. Немецкая авиация не летает. Костры разводить категорически запрещено…
Зимняя ночь длинная, за день намахаешь, натолчешь сыпучего снега, дойдешь до места привала и замертво упадёшь в снег. Солдаты ложатся, где их застала команда – "Привал!" Валяются в снегу, как трупы прямо на дороге…
Тыловые любят ездить рысью, торопятся, ругаются и недовольно кричат.
– Чьи это солдаты лежат поперек дороги?
– Где командир роты?
– Почему такая расхлябанность?!
– Подать сюда его!
Я поднимаюсь из снега, подхожу к дороге.
Смотрю на спящих солдат и останавливаюсь в нерешительности. Картина поразительная!
Люди лежат, как не живые, в невероятных лозах и не реагируют ни на брань, ни на крики.
Ездовой орёт:
– Освобождай дорогу, а то по ногам поеду!
Я поворачиваю лицо в его сторону и говорю ему:
– Только попробуй! Ты знаешь, кто здесь поперёк дороги лежит? Это святые, великомученики!
Сворачивай в сторону! Объезжай их по снегу! Да смотри никого не задень! А то с пулей дело будешь иметь!
– Объезжай, объезжай! – подталкивает своего ездового штабной офицер.
– Видишь раненые лежат!
– Ну ежли так! То хуть бы сразу сказали!
– Он же и говорит великомученики!
Повозочный дергает вожжи, лошадь забирает в сторону передними ногами, нащупывая край дороги. Сани наклоняются, и одной полозьей скользя по дороге, обходят спящих солдат.
У солдат на дороге где руки, где ноги, где голова, а где просто костлявый зад. Его видно и сквозь ватные стеганные брюки. Я подхожу к солдатам, нагибаюсь и начинаю по очереди оттаскивать их с дороги.
Одного тащу за рукав, другого за воротник, а третьего за поясной ремень волоку поперек дороги. Один носом снег пашет, у другого рыльце, как говорят, от снега в пуху, но ни один из них не издал ни звука, и глаз не открыл.
Я их по кочкам тащу, и ни один не проснулся. Я отпускаю очередного, он собственной тяжестью падает в снег.
Подхожу ещё к одному, этот лежит поперёк дороги. На подходе гружёная верхом повозка. Эта при объезде завалиться в снег.
Солдата нужно тащить через дорогу за ноги. Голова и плечи у него под кустом. Солдат лежит на боку. Под головой у него вещевой мешок.
Он спит и держит его обеими руками. Я беру его за ноги и волоку на другую сторону. Он по-прежнему спит и крепко держит мешок руками.
Усталый солдат ради сна может пожертвовать даже жизнью, но не солдатской похлебкой и куском мёрзлого хлеба. Сон и еда, вот собственно, что осталось у солдата от всех благ на земле…
– Давай проезжай! – кричу я повозочному, идущему рядом с повозкой.
На передовой мы привыкли кричать.
Слова, сказанные нормальным голосом, там не возымеют действия и не всегда их слышно.
Вся рота, как мертвая, лежит и спит на снегу. Солдаты спят после изнурительного перехода. Я и сам еле стою на ногах, постоянно зеваю, тяжёлые веки липнут к глазам, голова валится на бок, ноги заплетаются. Что там ещё? Вопросы меня мало волнуют.
Какие вам ещё часовые, мы у себя в глубоком тылу! Ни одного солдата сейчас не поставишь не ноги! Я отхожу от дороги, делаю несколько шагов по глубокому снегу и заваливаюсь в него.
– Езжай, езжай! – говорю я сам себе и мгновенно засыпаю».
Понятно, что кроме страшной, нечеловеческой усталости и стресса, ТАК засыпать, зимой, прямо в снегу, солдатам позволяла их теплая одежда. Иначе они все по обморозились бы, до смерти или полусмерти, в первую же ночь в зимнем лесу.
«К утру 5-го декабря мы были на ногах. Получив водку, хлёбово, сухари и махорку, в дорогу на тот свет, как кто-то сказал из солдат, мы были готовы идти через Волгу.
Раздав по горсти патрон, снабженцы закончили свои дела, собрали мешки и поспешно убрались в глубину леса. Солдаты всё нужное рассовали по карманам и в мешки. Они были готовы идти на смерть за счастье своей любимой Родины...»
А вот еще одно потрясающее описание А.И Шумилиным подробностей «отдыха» бойцов в зимнем лесу:
«На передовой, где в снегу, на бугре, под деревней лежала стрелковая рота, стояла морозная, тёмная ночь. Ветер и мелкий колючий снег шуршал в не подвижно застывших солдатских шинелях.
Думать не было сил, не то чтобы двигаться или шевелиться. Тридцати градусный мороз резал и жёг позвоночник. Лежишь и чувствуешь, как в жилах медленно застывает живая кровь.
Глазные яблоки вдавлены во впадины черепа. Шевельнуть глазами больно, малейшее движение ими, вызывает нестерпимую боль и резь. Лёгкие вовсе не дышат, а так верхушками хватают морозный воздух, белая изморозь при выдохе вырывается из ноздрей. И только сердце чуть слышно постукивает где-то внутри, то ли в висках, то ли в затылке.
Руки, лицо и ноги совсем одеревенели, скрюченные и согнутые пальцы совсем не ощущают холода. Тело солдата чуть вздрагивает и тут же опять входит в сонное состояние. Нет сил, нет желания делать лишние движения. Сон, сам по себе надвигается неотвратимо. Он как удушливый газ, как наркоз, давит на сознание и его не стряхнуть и не скинуть.
Близкий удар снаряда не выводит солдат из оцепенения. У солдата нет больше сил, бороться даже за жизнь.
А где же ротный? А, где же ему быть, ротный на передке вместе с солдатами лежит. Ему нужно ещё следить и смотреть за всем.
Если разрывом снаряда тебя подбросило, ты на секунду откроешь глаза и поглядишь, не оторвало ли тебе ногу или руку. Ни рук, ни ног давно уже не чувствуешь, нужно взглянуть, целы ли они. А когда с рёвом и скрежетом снаряды проносятся над головой, то все лежат и ухом не шевелят.
Такова на войне жизнь солдата и офицера стрелковой роты…
Живого солдата может поднять на ноги не пролетевший снаряд, а звук пустого котелка и бряцанье ложки. Полуживой, замёрзший он сразу стряхнёт с себя сон, поднимется на ноги с мыслью, что его уже обошли.
Не успев открыть застывшие веки, он через узкую щель ресниц оглядывается кругом. В каком месте старшина наливает похлёбку и далеко ли до него ему идти?»
Посмотрите также , какие впечатления у пленного немца были о качестве зимней одежды в РККА, и у «солдат фюрера»:
«Фельдфебель Пфайфер был закалённый вояка. Он побывал во многих местах.
Но такой адской зимы и проклятой дороги он никогда (нигде не пережил) на себе не испытал. Его резал ветер и снег, ему было тоже невмоготу, но он терпел и не подавал виду.
Как случилось так, что немецкая армия в России зимой оказалась раздетой.
Он видел русских пленных, на них грубые и тяжелые шинели надеты поверх ватников и ватных штанов. На каждом солдате зимняя шапка и байковые рукавицы. Они лежали сутками неподвижно в снегу.
Пленных запирали в сарай, занесенный снегом, сутками не кормили и они там сидели, как в натопленной избе.
Что это за народ? Немцы такого не смогли выдержать.
У солдат фюрера под каской летние пилотки. Уши примерзали к стальным ободам…
Немецких солдат отправляли на фронт в полной экипировке. Сапоги им мерили на один носок по подъёму ноги. Каски примеряли по округлости черепа, чтобы они летом не болтались на голове. Набивать тряпьё под каски было некуда. На русскую зиму никто не рассчитывал».
Как видим, сравнение ЯВНО не в пользу «красивого» обмундирования «солдат фюрера», которым сейчас так любуются наши «мастера киноэкрана». Оплеванные ими «ватники» и ватные брюки бойцов РККА в боевой обстановке оказались намного более ценными и практичными. Они сохранили жизнь и здоровье для многих сотен тысяч наших солдат и офицеров.
Думаю, что после этого потрясающего рассказа о суровых условиях «фронтового быта» той поры, читателям стало понятнее, какого высочайшего напряжения силы воли и духа требовали от наших бойцов боевые действия в зимних лесах.
Вернемся к воспоминаниям начальника разведки 1-го гвардейского кавалерийского корпуса полковника А. К. Кононенко.
Вот как он рассказывает о том, как присланный Г.К. Жуковым его заместитель генерал Г.Ф. Захаров «помогал» командованию гвардейского корпуса прорвать оборону немцев на Варшавском шоссе:
«Поздно вечером Кононенко был вызван к Белову. В его домике находилось все командование корпуса.
После неприятного и довольно продолжительного молчания, заговорил Захаров. Он сказал:
«Поставленная фронтом задача вам ясна, вы должны прорваться через Варшавское шоссе в тыл врага или умереть.
И я вам скажу прямо: или героическая смерть на шоссе и герои в тылу врага, или позорная смерть здесь.
Повторяю, такова задача Жукова, фронта, Ставки и самого Сталина.
Меня прислали сюда, чтобы я заставил выполнить задачу любыми средствами, и, клянусь, я заставлю вас ее выполнить, я протолкну вас в тыл к немцам, хотя бы мне пришлось для этого перестрелять половину вашего корпуса.
Вы должны прорваться в тыл врага с теми средствами, которыми сейчас располагаете.
Вот почему здесь, на нашем Совете может идти речь лишь о том, как выполнить задачу, а не о том, что необходимо для ее выполнения».
Наступила опять тяжелая и продолжительная пауза, во время которой Захаров тяжело дыша, переводил взгляд своих свинцово-холодных глаз на каждого по очереди.
Но вот, он заговорил снова:
«Я созвал вас сюда на Военный совет. Каждый должен обдумать решение и обоснованно доложить его. Помните никаких дополнительных средств усиления. У нас с вами нет времени заниматься ерундой. Даю пятнадцать минут на обдумывание и принятие решения. Можете курить!»
Он говорил, то повышая тон, то снижая его до шепота с каким-то змеиным присвистом, злоба кипела и клокотала в нем, он захлебывался ею.
Стало ясно, что он приехал сюда не помогать, не организовывать снабжение, не предлагать какие-либо решения способствующие улучшению проведения боя и операции, а «проталкивать», грозить, расстреливать, посылать людей на верную гибель.
Он и в мыслях не имел тщательную подготовку прорыва обороны немцев с последующим прочным закреплением образовавшейся бреши для обеспечения действий корпуса в тылу врага.
Через 15 минут Захаров сказал: «Товарищи командиры, время кончилось, разведчик, докладывайте ваше решение».
Глубоко вздохнув и смотря в глаза Захарову, Кононенко начал:
«Товарищ генерал, я не верю в успех и возможность прорыва через Варшавское шоссе без танков и артиллерии, тем более, я не могу поверить, что после нашего прорыва можно будет закрепить образовавшуюся брешь и удерживать ее продолжительное время.
Но поскольку вы поставили перед нами определенные условия, то у нас есть лишь одна возможность - прорваться в тыл врага, используя лесной массив на правом фланге восточнее деревень Лаврищево и Подберезье.
Ночью в лесу немцы значительно ослабляют свою оборону, выводя часть сил для обогрева в ближайшие населенные пункты и в опорные пункты, расположенные у моста через реку Пополта и в лесу 2-3 км северо-восточнее.
Днем же противник значительно усиливает здесь свою оборону. Есть также основание полагать, что лесной массив является местом стыка флангов 10-й моторизированной и 34-й пехотной дивизий.
Исходя из сказанного, предлагаю следующее решение: силами 325-й и 239-й стрелковых дивизий с наступлением темноты прорваться через слабую оборону немцев в лесу, и выйдя на шоссе, закрепить фланги прорыва, перебросив сюда противотанковую артиллерию, производя минирование и завалы. Одновременно гвардейские кавалерийские дивизии корпуса, следуя во втором эшелоне за пехотой, используя лесной массив, завершат прорыв обороны противника севернее шоссе и быстро выйдут в тыл врага. Наши боевые порядки в настоящее время…»
Но Захаров не дал Кононенко закончить.
Он закричал: «Да ты, сволочь, хочешь пройти в тыл противника за счет крови пехоты! Вон! Мерзавец! Застрелю! Вон!»
И снова Кононенко увидел в его руке «Вальтер», но Грецов поспешно вытолкнул его за дверь.
Утром стало известно, что на проходившем уже без Кононенко «Военном совете» под давлением Захарова было принято именно то решение, которое меньше всего обещало успех: прорыв осуществить с утра, по открытой местности, там, где корпус ближе всего подошел к Варшавскому шоссе.
Уже на рассвете следующего дня, после бессонной ночи, гвардия шла в атаку по глубокому снегу, с карабинами против танков, артиллерийского и минометного обстрела.
Атакующих штурмовала и бомбила немецкая авиация, а прорывавшихся близко к шоссе героев немцы поливали градом пуль из пулеметов и автоматов. Атаки следовали одна за другой, шел штурм немецких опорных пунктов южнее шоссе, лилась кровь, гвардейцы несли большие потери, а успеха не было. Но кого интересовала кровь и жизнь солдат?
Вечером бой прекращался, те, кто оставался жив, не был убит, не истек кровью или не замерз в снегу на морозе, отползал в тыл на обогрев, прием пищи и отдых. Люди набивались во все избы деревень и засыпали мертвецким сном. А утром, на следующий день снова шли в атаку.
Шли по проторенным вчера в глубоком снегу тропинкам, шли по ним, зная, что они хорошо пристрелены немецкими автоматчиками. Шли по ним, потому, что не в силах был двигаться по свежему насту и пробивать себе новую дорогу в глубоком снегу, шли по дороге к смерти. Немцам не нужно было даже прицеливаться, они против каждой такой проторенной тропки устанавливали пулемет, а то и просто стрелков с карабинами.
Если упавшие не были сражены пулями насмерть, то остальное доделывал мороз или штурмовая и бомбардировочная авиация врага.
Так Захаров губил гвардию, которая непрерывно атаковала. Во всяком случае, период с 12-го по 22-е января был насыщен настойчивыми, непрерывными, бессмысленными и безрезультатными атаками. Если через шоссе и прорывались единицы, то немцы сравнительно легко их там добивали.
Если прорывались подразделения или части, немцы контратаковали вдоль шоссе танками отрезали прорвавшихся и отбивали атаки тех, кто стремился помочь окруженным.
Белов пробовал менять планы и время действий, менять участки наступления, но все напрасно. Как только наши части начинали действовать, немцы, используя авиацию и средства наземного наблюдения, быстро определяли место, где наносился главный удар и сосредотачивали там свой подвижной резерв из танков, артиллерии и мотопехоты. Сюда же вызывалась штурмовая и бомбардировочная авиация, все начиналось сначала, и на наступающих обрушивался целый ад».
И такая безнадежная трагедия гвардейцев, под нажимом генерала Г.Ф. Захарова, изо дня в день продолжалась на протяжении 2-х недель…
Самое удивительное, что весь этот жестокий нажим генерала Захарова грубо противоречил требованиям Директивы Сталина (на которого и ссылался Захаров во время своего выступления на Военном совете в группе генерала Белова).
Давайте изучим этот документ, о существовании которого не могли не знать и Жуков, и Захаров,а требования которого они ОБЯЗАНЫ были выполнять.
(По характерным, для Сталина, фразеологическим оборотам видно, что он писал (или редактировал) эту Директиву ЛИЧНО).
Приведем здесь этот документ:
ДИРЕКТИВНОЕ ПИСЬМО СТАВКИ ВГК № 03
ВОЕННЫМ СОВЕТАМ
ФРОНТОВ И АРМИЙ О ДЕЙСТВИЯХ УДАРНЫМИ ГРУППАМИ И
ОРГАНИЗАЦИИ АРТИЛЛЕРИЙСКОГО НАСТУПЛЕНИЯ
10 января 1942 г. 01 ч 50 мин
После того как Красной Армии удалось достаточно измотать немецко-фашистские войска, она перешла в контрнаступление и погнала на запад немецких захватчиков.
Для того чтобы задержать наше продвижение, немцы перешли на оборону и стали строить оборонительные рубежи с окопами, заграждениями, полевыми укреплениями. Немцы рассчитывают задержать таким образом наше наступление до весны, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти в наступление против Красной Армии.
Немцы хотят, следовательно, выиграть время и получить передышку.
Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году.
Но для осуществления этой задачи необходимо, чтобы наши войска научились взламывать оборонительную линию противника, научились организовывать прорыв обороны противника на всю ее глубину и тем открыли дорогу для продвижения нашей пехоты, наших танков, нашей кавалерии.
У немцев имеется не одна оборонительная линия — они строят и будут иметь скоро вторую и третью оборонительные линии. Если наши войска не научатся быстро и основательно взламывать и прорывать оборонительную линию противника, наше продвижение вперед станет невозможным.
Можно ли сказать, что наши войска уже научились взламывать и прорывать оборонительную линию противника?
К сожалению, нельзя сказать этого с полным основанием. Во всяком случае, далеко еще не все наши армии научились прорывать оборонительную линию противника.
Что требуется для того, чтобы обеспечить прорыв оборонительной линии противника на всю ее глубину?
Для этого требуется по крайней мере два условия: во-первых, нужно заменить в практике наших армий и фронтов действия отдельными дивизиями, расположенными цепочкой, действиями ударных групп, сосредоточенных в одном направлении, и, во-вторых, необходимо заменить так называемую артиллерийскую подготовку артиллерийским наступлением
1) Действия ударными г р у п п а м и . Большинство наших армий, к сожалению, еще не научилось взламывать и прорывать при нашем наступлении оборонительную линию противника. Наши войска наступают обычно отдельными дивизиями или бригадами, расположенными по фронту в виде цепочки. Понятно, что такая организация наступления не может дать эффекта, так как не дает нам перевеса сил на каком-либо участке. Такое наступление обречено на провал.
Наступление может дать должный эффект лишь в том случае, если мы создадим на одном из участков фронта большой перевес сил над силами противника. А для этого необходимо, чтобы в каждой армии, ставящей себе задачу прорыва обороны противника, была создана ударная группа в виде трех или четырех дивизий, сосредоточенных для удара на определенном участке фронта. В этом первейшая задача командования армии, ибо только таким образом можно обеспечить решительный перевес сил и успех прорыва обороны противника на определенном участке.
То же самое нужно сказать о задачах командования фронта при организации прорыва и наступления, при этом понятно, что ударная группа фронта должна состоять не из нескольких дивизий, а из нескольких армий, ибо прорыв в пределах фронта является более мошной и широкой операцией, требующей гораздо больше сил, чем наступление в пределах армии.
2) Организация артиллерийского наступления. В деле прорыва обороны противника и организации наступления против противника артиллерия имеет решающее значение. Без серьезной и длительной помощи артиллерии, сосредоточенной на одном каком-либо участке, прорыв обороны противника и организация наступления невозможны.
У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желаемого эффекта. Это не наступление, а преступление, — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы.
В чем должна состоять артиллерийская поддержка пехоты при наступлении?
Под артиллерийской поддержкой пехоты у нас обычно понимают артиллерийскую подготовку перед наступлением. Обычно артиллерия ведет огонь перед наступлением пехоты полчаса, час, иногда два часа и больше, а потом артиллерия перестает действовать, предоставляя пехоте наступать, несмотря на то что оборона противника еще не разрушена на всю ее глубину, а артиллерийские точки и пулеметные гнезда противника еще не подавлены. Это называется артиллерийской подготовкой.
Не трудно понять, что такая артиллерийская поддержка недостаточна, а наступление при такой недостаточной поддержке не может дать желаемого эффекта. Этим, собственно, и объясняется, что наши наступательные операции против обороны противника довольно часто выдыхаются, несмотря на наличие артиллерийской подготовки, причем для того, чтобы наступление сделать эффективным, приходится несколько раз повторять так называемую артиллерийскую подготовку.
Из этого следует, что так называемая артиллерийская подготовка как средство артиллерийской поддержки наступления пехоты, уже не отвечает требованиям войны, отжила свой век и должна быть отброшена.
Чтобы артиллерийскую поддержку сделать действенной, а наступление пехоты эффективным, нужно от практики артиллерийской подготовки перейти к практике артиллерийского наступления.
Что это означает?
Это означает, во-первых, что артиллерия не может ограничиваться разовыми действиями в течение часа или двух часов перед наступлением, а должна наступать вместе с пехотой, должна вести огонь при небольших перерывах за все время наступления, пока не будет взломана оборонительная линия противника на всю ее глубину.
Это означает, во-вторых, что пехота должна наступать не после прекращения артиллерийского огня, как это имеет место при так называемой артиллерийской подготовке, а вместе с наступлением артиллерией, под гром артиллерийского огня, под звуки артиллерийской «музыки».
Это означает, в-третьих, что артиллерия должна действовать не вразброс, а сосредоточенно, и она должна быть сосредоточена не в любом месте фронта, а в районе действия ударной группы армии, фронта, и только в этом районе, ибо без этого условия немыслимо артиллерийское наступление.
Любая наша армия, как бы она ни была бедна артиллерией, могла бы сосредоточить в районе действия своей ударной группы 60—80 орудий, обратив на это дело армейский артиллерийский полк и взяв у своих дивизий, скажем, по две батареи дивизионной артиллерии и десятка два-три 120-мм минометов. Сформированная таким образом группа артиллерии была бы вполне достаточна для того, чтобы взломать оборону противника и оказать таким образом неоценимую артиллерийскую поддержку ударной группе армии. Если этого не делают наши армии, то это происходит потому, что они недооценивают великое значение массированного артиллерийского огня для наступления пехоты.
Любой наш фронт, как бы он ни был беден артиллерией, точно так же мог бы сосредоточить в районе действия ударной группы фронта 150—200
орудий, обратив на это дело свой фронтовой артиллерийский резерв и взяв у ряда своих армий их армейские артиллерийские полки и хотя бы одну треть их дивизионной артиллерии.
Сформированная таким образом групп артиллерии была бы вполне достаточной для того, чтобы взломать оборон противника в районе [наступления ударной группы] фронта.
Если этого и делают наши фронты, то это происходит потому, что они недооцениваю великое значение массированного артиллерийского огня для наступлении пехоты.
Выводы.
1) Противник перешел на оборону и строит оборонительные укрепления и линии с целью задержать продвижение Красной Армии.
2) Красная Армия не может дать врагу передышки — она должна наступать
и гнать врага на запад.
3) Чтобы успешно наступать, мы должны взламывать и прорывать оборон
противника.
4) Чтобы взламывать и рвать оборону противника, надо нам научиться
действовать ударными группами в [полосе наступления] армии, фронта.
5) Чтобы ударные группы имели успех, они должны иметь серьезную
артиллерийскую поддержку на все время прорыва обороны противника на всю ее глубину.
6) Чтобы обеспечить пехоте такую артиллерийскую поддержку, нужно
перейти от практики артиллерийской подготовки к практике артиллерийского наступления.
7) Чтобы артиллерийское наступление стало эффективным, командующий
армиями и фронтами должны сосредоточить основную массу артиллерии
районе действия их ударных групп.
8) Только соединенные действия ударной группы пехоты и массовой артиллерии могут обеспечить успех наступления.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. СТАЛИН
А.ВАСИЛЕВСКИЙ
(ЦАМО. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 103. Л. 75—81. Подлинник.)
Не правда ли, интересный документ?!
В этой Директиве Верховный подробно УЧИТ своих полководцев, КАК использовать артиллерию при прорыве обороны немцев, каким способом её массировать, в условиях недостаточного количества артиллерийских стволов в РККА, в то время:
«Любая наша армия, как бы она ни была бедна артиллерией, могла бы сосредоточить в районе действия своей ударной группы 60—80 орудий, обратив на это дело армейский артиллерийский полк и взяв у своих дивизий, скажем, по две батареи дивизионной артиллерии и десятка два-три 120-мм минометов…
Если этого не делают наши армии, то это происходит потому, что они недооценивают великое значение массированного артиллерийского огня для наступления пехоты».
Как мы видим, ничего подобного ни Жуков ни Захаров, на участке прорыва 1-го гвардейского кавкорпуса генерала Белова, делать не стали.
Более того, генерал Захаров в своей речи требовал прямо противоположное:
«Вы должны прорваться в тыл врага с теми средствами, которыми сейчас располагаете…
Помните никаких дополнительных средств усиления. У нас с вами нет времени заниматься ерундой.
Меня прислали сюда, чтобы я заставил выполнить задачу любыми средствами, и, клянусь, я заставлю вас ее выполнить, я протолкну вас в тыл к немцам, хотя бы мне пришлось для этого перестрелять половину вашего корпуса»!!!
И, стало быть, заместитель Г.К. Жукова генерал Г.Ф. Захаров в той ситуации действовал именно так, как указывал И.В. Сталин в этой Директиве:
«У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желаемого эффекта. Это не наступление, а преступление, — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы».
Более того, свои угрозы о бессудных расстрелах генерал Захаров выполнил.
Полковник А.К. Кононенко рассказывает:
«Окончательно стало ясно, что прорваться через шоссе без средств усиления, можно лишь ночью на лесном участке обороны немцев и нигде больше.
Действия и поступки Захарова становились странными и неоправданно свирепыми. Он по очереди вызывал к телефону командиров полков и дивизий, атаковавших шоссе, и, оскорбляя их самыми отборными ругательствами, кричал:
«Не прорвешься сегодня через шоссе – расстреляю, мерзавец!»
Он приказал судить и немедленно расстрелять пять человек командиров, бойцы которых не смогли прорваться через шоссе.
Среди расстрелянных были: командир 160 кавполка 1-й гв. кавдивизии подполковник Юшин, инструктор по комсомолу политотдела 1-й гв. кавдивизии ст. лейтенант Голиков, командир одного лыжного батальона и еще два командира.
Несчастные просили лишь об одном, – не сообщать их семьям о том, что они расстреляны.
«Умоляем вас, – говорили они, – не трогайте наши семьи, пусть они думают, что мы погибли в бою».
Трагедия была потрясающая.
На третий день пришло помилование.
Но поскольку Захаров отдал приказ о немедленном расстреле, помиловали уже мертвых…»
Не правда ли, это ужасная и ничем не оправдываемая жестокость генерала Захарова?!
Вспоминает Кононенко и такой трагикомический случай.
Вызвал Захаров к телефону командира 2-й гв. кавдивизии полковника Н.С. Осликовского и говорит ему: «Если ты сегодня ночью и завтра днем не прорвешься с дивизией через Варшавку, оставь в обойме пистолета один патрон и пустишь себе пулю в лоб, не дожидаясь пока я тебя расстреляю».
Полковник Осликовский слегка заикался, он долго молчал и ответил:
«Хо-о-о-ро-ошо, я о-о-ст-т-т-авлю два. О-о-дин се-се-бе, дру-у-гой те-те-бе!» И положил трубку.
Что тут было! Захаров рассвирепел страшно. Вообще он избегал ездить в штабы дивизий и полков: они очень близко располагались к боевым порядкам, а там стреляли, что было небезопасно.
Но на сей раз он не выдержал и решил ехать в штаб дивизии Осликовского для расправы.
Генерал Белов послал с ним Кононенко, который недавно вернулся из штаба 2-й гв. кавдивизии и знал туда кратчайший путь. Они выехали с командного пункта штаба корпуса после обеда верхом. В одном месте дорога просматривалась немцами, а иногда и обстреливалась из минометов. Нужно было быстро проскочить метров 300-400.
Кононенко остановился на опушке рощи и, показав участок просматриваемый немцами дороги, сказал, что здесь надо проскочить карьером, и если противник и заметит, то не успеет обстрелять. Он с коноводом пустили лошадей галопом, а затем перешли на предельный аллюр-карьер и быстро проскочили злополучное место.
Когда они оказались на безопасном участке, то увидели, что Захарова и его коновода с ними нет. Немцы швырнули несколько мин и умолкли. Кононенко забеспокоился, но вскоре увидел, что Захаров галопом ускакал назад.
Так он и не побывал у Осликовского.
Кононенко и раньше подозревал, что Захаров был трусом, но теперь убедился в этом. Как все трусы, он был жесток, бесчеловечен, мстителен и беспощаден к другим.
А.К. Кононенко подчеркивает:
«Захаров, выполняя роль толкача, всеми силами старался «протолкнуть» корпус в тыл противника, совершенно не думая о том, что будет после этого. Он не думал о том, как закрепить образовавшуюся брешь в обороне немцев. Ничего не сделал и для того, чтобы за корпусом прошли артиллерия и танки, палец о палец не ударил для того, чтобы наладить и обеспечить дивизии боеприпасами, продовольствием и фуражом. Он явно сам не верил в возможность успешных действий корпуса в рейде по тылам противника».
В следующей главе продолжим разговор о стиле руководства Г.К. Жукова и Г.Ф. Захарова боевыми действиями группы генерала Белова в тылу гитлеровских войск зимой и весной 1942 года.
На фото: 15-ти летний солдат французского легиона. Большинство французских "легионеров" тогда навечно остались "в белоснежных полях под Москвой".
Продолжение: http://proza.ru/2020/07/23/791