-1-
Если кто-нибудь спросит меня, о чём обычно говорят при встрече бывшие моряки, то я не задумываясь отвечу ему, что говорить сидя за столом они могут о чём угодно, но, начинается их беседа, как правило, с воспоминаний о морях и океанах, которые пришлось им в своё время бороздить, о жестоких штормах и свирепых ураганах, чуть было не отправивших их в гости к самому Нептуну, о дальних странах и знаменитых портах, в которых довелось им в своё время побывать, и, конечно же, о превратностях тяжёлой флотской доли, труднее и опаснее, которой, не сыскать на всём белом свете.
Впрочем, вспоминать о всяких там трудностях, старые морские волки не очень-то и любят, и после третьего традиционного тоста: "За тех кто в море", наступает время весёлых историй, которые происходили с ними самими, с их друзьями, коллегами, да и просто услышанных когда-то флотских баек.
И в том, что всё это происходило на самом деле, нет абсолютно никаких сомнений, и вы можете спросить об этом у кого угодно, да, хоть у меня самого, а уж кто-кто, а я врать не стану!
Почему?
Да, потому что не такой я человек, чтобы врать хорошим людям. Ну, разве что приукрасить иногда самую малость, для полноты, так сказать, восприятия, только и всего.
Так что, если есть у вас желание послушать одну из таких историй, которую расскажет нам сейчас наш дядя Витя, мой старинный друг и однокашник по херсонской мореходке, то плесните себе в бокальчик пару-тройку капель доброго рома, светлого или тёмного эля, а то, и чего нибудь покрепче, и устроившись поудобнее за нашим виртуальным столом, приготовьтесь внимательно слушать, не кашляя при этом, не чихая, и не шурша попкорном и шоколадными обёртками . . .
-2-
Находиться полгода в море, без матушки-земли, да ещё и в замкнутом металлическом пространстве, каковым по сути является рыбоморозильный траулер, с восемьюдесятью членами экипажа на борту, дело довольно таки тяжёлое.
Не совсем героическое, конечно, но, и нелёгкое.
Все моряки расписаны по службам и по вахтам, и каждый точно знает своё дело: штурманы управляют судном и ищут рыбные косяки, траловая команда ставит и выбирает тралы, рыбный цех обрабатывает и морозит улов, механики следят за исправной работой судовых механизмов, повара кормят …
В общем, все, как говорится, при деле.
А из доступных развлечений в те далёкие времена, для советских моряков были: просмотр художественных фильмов, после ужина в столовой команды, игра в свободное от вахты время в нарды, шашки, шахматы и другие настольные игры, если таковые имелись.
Также можно было читать книги из судовой библиотеки, вязать от скуки капроновые "авоськи"(если кто-то ещё помнит, что это такое) и полипропиленовые мочалки, отличного надо заметить качества, или же, просто спать в своей каюте, до начала следующей вахты, мечтая во сне о скорейшем конце рейса, и о встрече с близкими людьми.
Короче говоря, каждый находил себе занятие по душе, и вышеупомянутое замкнутое пространство, очень быстро превращало незнакомых ранее людей, в очень даже знакомых, и уже примерно через месяц было точно видно, кто есть кто, и что он из себя представляет на самом деле, без каких бы то ни было рекомендаций и всяких там бумажных характеристик.
Такова уж специфика тесного морского коллектива, от которого, как и на деревне, не спрятаться, не скрыться, и если ты, к примеру, жуткий жлоб и скупердяй, то корчить из себя рубаху-парня и добряка, долгое время не получится, как ни старайся, и настоящая натура таки даст о себе знать, и непременно выползет наружу.
Вот, и про второго механика вскоре после начала рейса стало известно, что жаден он был просто патологически, и если про таких в народе говорили, что они могут за копейку воробья в поле загонять до смерти, то этот, в виду отсутствия поля и воробьёв, запросто загнал бы до бездыханного состояния целую стаю тунцов.
И это при том, что росточку он сам был очень небольшого, а весу, наоборот, довольно таки приличного, из-за чего фигура его была удивительно похожа на туго надутый воздушный шарик, готовый вот-вот оглушительно лопнуть, и вполне естественно, что и прозвали его с первых же дней — "Шариком".
-3-
Лет ему примерно было где-то около сорока пяти, и в глаза все называли его Владимировичем, а без него исключительно по прозвищу: - "Шарик" сказал …, "Шарик" прилетит …, "Шарик" покатился …, ну, и тому подобное.
Однако, кроме нестандартной фигуры и гипертрофированного скупердяйства, данный персонаж обладал ещё одним уникальнейшим свойством, которое заключалось в его удивительной способности решать в уме сложнейшие финансовые задачи, причём в считанные секунды, и все на судне знали, что если в данный момент второй механик не несёт вахту в машинном отделении, не обедает в кают-компании и не спит у себя в каюте, то, почти со сто процентной уверенностью, он находится в столовой команды перед стендом с производственными показателями, и занимается "священнодействием", то есть, подсчитывает свой заработок за истекший период времени, и лучше его не трогать.
Зато потом, по завершении этого процесса, любой член экипажа мог обратиться к нему с просьбой: - Владимирович, а прикинь-ка пожалуйста и мне, что там у меня сегодня на "пай"?
С учётом того, что "пай" это голая ставка матроса второго класса, в размере ста полновесных советских рублей, "Шарик" включал свой внутренний калькулятор, быстренько перемножал весь выловленный и замороженный рыбный ассортимент на его стоимость за тонну, затем на положенный коэффициент за должность, необходимые налоги вычитал, то что нужно прибавлял, и выдавал просителю полученную сумму, добавляя при этом, что если судно выполнит план, то добавится ещё и премия, в таком-то примерно размере.
И проверять его не имело никакого смысла, потому что, в чём-чём, а в этих вопросах он никогда не ошибался, хотя, в смешные истории при этом попадал, как, например, в случае с акульей икрой …
-4-
Как-то раз, когда "Шарик" в очередной раз увлечённо занимался подсчётом своих будущих барышей, к нему обратился один из матросов траловой команды, игравший там со своим напарником в нарды: - Ну что, Владимирович, как обстоят дела у нас по деньгам на сегодняшний день?
— Да, вроде бы пока хорошо всё выходит, а если ещё и выполним план, и получим премию …
— Да, не видать нам этой премии, как своих ушей – перебил второго механика матрос – мы же все показатели по икре полностью завалили, и их даже на стенд не выносят, чтобы мы ничего не знали.
— Как это завалили? – изумился "Шарик": - Что значит – не выносят? – и бросился заново изучать показатели, хотя знал их все назубок, но графы с икрой там действительно не было!
— Смотри, смотри – подлил тралец ещё масла в огонь: - Просто, не хочет наше начальство лишних хлопот, и поэтому технолог приказал нам выбрасывать всех акул за борт. А знаешь какая акулья икра дорогая?
— Не-е-т! – удручённо выдавил из себя второй механик.
— Четыреста рублей тонна! – добил его матрос: - А мы её за борт, или на муку!
Тут надо отметить, что даже по сравнению с шестьюдесятью пятью рублями за тонну дорогого скумбрииного филе, сумма в четыреста рублей выглядела просто фантастически.
После этих слов, разгневанный Владимирович покраснел, как синьор Помидор, и пулей вылетел из столовой команды в поисках правды и подлеца-технолога.
А тот, как нарочно, находился в это время на траловой палубе, где обсуждал со старшим тралмастером какие-то свои рабочие моменты, и никак не ожидал увидеть там второго механика, налетевшего на них, как раскалённый болид, яростно размахивающего при этом руками и громко орущего что-то нечленораздельное.
— Да не брызгай ты на меня слюной, Владимирович. Успокойся и толком расскажи, что там у тебя стряслось?
— Это у меня стряслось? Это у вас стряслось! – уже более понятным языком закричал переведший дух "Шарик": – Думаешь я не знаю, что мы план по икре не выполняем, а ты приказал всех акул вместе с икрой за борт выбрасывать, чтобы не заморачиваться!
— Чего-чего? – выпучил от удивления глаза ошалевший технолог, а у тральцов и старшего тралмастера просто отвисли челюсти: – Какой-какой икры?
— Да, акульей, по четыреста рублей за тонну!
— А ты, Владимирович, вниз головой сегодня с трапа случайно не падал – ответил ему технолог, после некоторой паузы, и осознания всего происходящего: - Откуда ж у акулы икра! Она же живородящая!
— Как живородящая? – растерялся "Шарик", но на него уже никто не обращал никакого внимания, так как все в истерике просто ржали до слёз, кто согнувшись пополам, а кто-то валяясь на палубе, и дрыгая в изнеможении ногами.
И, когда до второго механика дошло наконец, что его ловко разыграли, причём, самым циничным образом, он помчался назад в столовую команды, но там от шутника и след простыл, а через очень короткий период времени, эта история стала известна всему личному составу, после чего, потешаться над ним стал уже весь "пароход".
Да, и к своему основному прозвищу -"Шарик", он сразу же добавил ещё одно - "Акулья икра" ...
-5-
А недельки за три до завершения рейса, когда уже окончательно стало понятно, что четыре с половиной месяца проведённых на промысле в районе Гвинеи-Бисау, прошли не зря, и что заработок в конечном итоге будет довольно таки неплохим, из головной конторы, как гром среди ясного неба, грянуло внезапное распоряжение о том, что предстоящая смена экипажа планируется не на Канарах, в Лас-Пальмасе, как намечалось это ранее, а в Экваториальной Гвинее, на острове Фернандо-По (Биоко), в порту Луба, если эту захудалую африканскую деревеньку можно было назвать портом.
И сказать, что данное известие повергло всю команду в состояние остро-депрессивного уныния, это не сказать ничего.
Ведь, абсолютно все были совершенно уверены в том, что для передачи судна подменной команде, зайдут они именно в Лас-Пальмас, где получив на руки вожделенные песеты, накупят там себе всякого заморского товару, попьют "Кока-колы" и пива "Тропикал", а может быть и других каких-нибудь горячительных напитков, которых хватало в уютных кафешках на Альбареда и Санта-Каталине, но эти сладкие мечты накрылись круглым медным тазом, и теплившаяся ещё надежда, рухнула в тот самый момент когда был поднят последний трал, и взят курс на Экваториальную Гвинею.
"Шарик-Акулья икра" грустил по этому поводу вместе со всеми, и, наверное, даже больше остальных, потому что очень скурпулёзно подсчитал всю упущенную выгоду от не продажи им на берегу, не купленных в Лас-Пальмасе: ковров, японской аппаратуры, газовых косынок, джинсовых штанов, и чего-то там ещё, что, согласитесь, было крайне обидно, особенно, когда совершенно точно знаешь, что привезти из Лубы домой не сможешь ничего, кроме китайских фонарей, на две, три и четыре батарейки, местных пальмовых масок, искусно выкрашенных под красное дерево, да пузырьков с женском лаком в разноцветные яркие цяточки, благо, валюты на это "изобилие" тратить не было нужды, и добывалось оно элементарным "ченчем", то есть, натуральным обменом на ненужные старые вещи, мыло, хлеб, сгущёнку, и одеколон.
Правда, были ещё: кокосы, ананасы, апельсины, бананы и местная брага, под громким названием - "Афроджинн", но, всё это было строго запрещено к ввозу на территорию Советского Союза, и поэтому всегда употреблялось только по месту временного пребывания, с очень частыми сопутствующими явлениями, в виде массовых расстройств, сами знаете чего.
-6-
Но, всё это было ещё впереди: и увлекательный "ченч" с местными аборигенами, и бананы с ананасами, и утомительный перелёт в Союз, через Бенин, Чад и Ливию, а пока, сменив напряжённейший режим промысла на более спокойное состояние перехода, вся команда потихонечку готовилась к встрече с землёй, с родными и близкими, ну и, конечно же, к долгожданному отпуску.
Моряки-мужчины брили свои бороды, подстригались у судовых парикмахеров-любителей, не всегда кстати удачно, и заново привыкали к застоявшейся в рундуках обуви, и зависевшейся там же цивильной одежде, как, впрочем, и немногочисленная женская часть экипажа, которая занималась практически тем же, за исключением, естественно, бритья бород.
И, если с обувью всё обстояло в принципе благополучно, то с верхним одеянием у многих возникали вполне определённые трудности, причём, как и у тех, кто в рейсе сильно похудел, так и у тех, кому флотские харчи прилично увеличили фигуру.
Однако, все эти проблемы как-то решались, и о случаях, чтобы кто-нибудь отказался лететь домой из-за немного великоватой, или же, наоборот, ставшей ему слишком тесной одежды, история умалчивает.
Короче говоря, жизнь на судне текла своим чередом, и с обидным незаходом в Лас-Пальмас все уже как-то смирились, тем более, что приодеть себя, и купить каких-нибудь подарков родне, можно было в магазине "Альбатрос", отоварив там боны - чеки "Торгмортранса", однако, и простить такую подляну своему высокому начальству, моряки, разумеется, были не в состоянии, и поэтому ругали они его, каждый божий день, причём всякими, очень даже нехорошими словами.
Вот, и второй механик, который был чуть ли самым активным участником этого ругательного процесса, зашёл как-то раз в каюту к своему мотористу, с целью рассказать тому, чтобы он сделал с начальником Главка и с генеральным объединения, если бы случайно встретил их на берегу, и застал того за довольно таки странным занятием ...
-7-
Моторист сидел за столом, и тихо напевая себе под нос, что-то ловко мастерил из кусочков проволоки.
— И, чем это ты тут, интересно, занимаешься? – спросил "Шарик" подчинённого, без спросу доставая сигарету из лежавшей на столе пачки, хотя у самого в кармане имелась точно такая же, и даже полней.
— Да, чем-чем, клетку делаю, не видно что ли?
— К-какую клетку? – опешил механик.
— Как какую? Ты что не слышал разве ничего?
— Нет – ответил "Шарик", испытывая очень неприятный холодок внизу живота.
— Так, помполит же с утра объявил по спикеру, что из Лубы бесплатно можно будет взять с собой в Союз, или двух попугайчиков, или одну обезьянку, что-то вроде премии за то что мы в "Пальмас" не пошли.
Лично я написал заявление на попугайчиков, и теперь вот клетку для них делаю.
— А почему же не на обезьянку? – живо поинтересовался второй механик.
— Ну ты, Владимирович, как ребёнок, ей-богу! Попугайчиков ведь легче везти, это – раз, кормить их проще, это – два, и стоят они, каждый, как одна обезьяна, это – три, а если научить их ещё и разговаривать, то, и в несколько раз дороже, это – четыре!
А макака только жрёт, орёт и морды корчит. Короче говоря, одна морока с ней и больше ничего.
— А можно я и своих попугайчиков к тебе в клетку посажу?
— Конечно можно, какая мне разница, где два, там и четыре, только вряд ли это у тебя получится.
— Почему это вряд ли? – напрягся в очень нехорошем предчувствии "Шарик".
— Да, потому что, когда я писал помполиту свою заяву, то, они уже на мне заканчивались, и оставались одни обезьянки.
— А, чего ж ты, паразит, меня не разбудил – заорал благим матом второй механик, и швырнув в сердцах стрельнутую было сигарету обратно на стол, пулей вылетел в коридор, и что было духу помчался в каюту помполита.
-8-
Надо сказать, что с точки зрения экипажа, должность первого помощника капитана по политической части, была на судне совершенно лишней и абсолютно бесполезной, однако, партия и правительство, как, собственно, и сам носитель этой высокой должности, были несколько иного мнения, и считали её крайне необходимой и исключительно важной, причём, важной настолько, что в дверь помполитской каюты было врезано целых два замка, один из которых, он и открывал в тот момент, когда вдруг увидел второго механика, бегущего к нему по коридору с совершенно безумными глазами и каким-то странным воплем: – Петрович! Я тоже хочу себе двух попугайчиков!
— А на хрена тебе попугайчики? – удивился первый помощник.
— А на хрена мне обезьянка! – истерически взвизгнул "Шарик".
И тут, реакция помполита, человека с приличным морским стажем, и много повидавшего на своём флотском веку, была абсолютно адекватной.
Он мгновенно заскочил к себе в каюту, и быстро запер её на штормовку, предпочитая дальнейший диалог вести через образовавшуюся щель.
Нет, ну сами посудите: полгода люди в море, плюс невыносимая жара, да ещё и незаход в желанный порт, это ведь вполне могло стать причиной сильного душевного расстройства, а такие случаи, надо сказать, на флоте бывали, и не раз.
— Каких там ещё попугайчиков с обезьянками? – как можно спокойнее, спросил он у разгорячённого "Шарика".
— Да, тех что на премию нам будут выдавать, а я проспал и объявления не слышал, что надо заявление писать.
— А, от кого же ты про заявление узнал? – задал ещё один наводящий вопрос многоопытный помполит.
— Так моторист мой сказал, что сам заяву вам с утра писал, и что оставались уже одни обезьянки, а мне эта макака и даром не нужна, и я хочу только попугайчиков!
— Ну, вот теперь мне всё понятно. Так бы сразу и сказал, а то орёшь как потерпевший – ответил механику первый помощник, который ничего, конечно же, не понял, однако, отлично зная личность моториста и его весёлый нрав, сразу же догадался о том, что "Шарика" в очередной раз просто круто развели: – Спокойнее надо быть и говорить по существу – продолжил помполит, соображая, как же ему тут лучше поступить, то ли, отправить второго механика дальше по инстанции, то ли, вызвать всё таки доктора?
И остановившись в итоге на первом, сказал: – Мой тебе совет, Владимирович, иди-ка ты сейчас … прямо ко второму помощнику, и все свои вопросы с ним и порешай. Ведь, в данном случае, и обезьянки, и попугайчики являются валютой, а за валюту у нас кто отвечает? Правильно, второй помощник, а я утром ему просто помогал, пока он занят был. Всё понял? Ну давай, удачи тебе.
Кивнув в знак согласия "Шарик" тут же рванул в каюту второго помощника, и сходу стал требовать у того каких-то попугайчиков, категорически отказываясь от какой-то обезьянки.
И когда, офигевший поначалу второй штурман, понял наконец-то суть происходящего, хоть и не до самого конца, то сразу же заявил, что свободных попугаев у него в наличии нет, и если они "Шарику" так уж очень сильно нужны, то, он может попытаться выменять их у кого-нибудь на своего примата.
После чего, крепко обматерив едва сдерживающего смех второго помощника, расстроенный механик выскочил на траловую палубу, на которой перед этим побывал его весёлый моторист, и поэтому все кто там находился, были уже полностью в курсе событий, и на предложение обменять обезьянку на попугайчиков, отвечали, или категорическим отказом, или же говорили, что им досталась тоже обезьянка …
-9-
И, когда совершенно измотанный "Шарик", снова ввалился в каюту к своему мотористу, тот сразу же встретил его вопросом.
— Ну, как там дела, Владимирович, получилось у тебя взять себе попугайчиков?
— Да, ни хрена у меня не получилось! А а всё из-за тебя – сердито запыхтел второй механик: – Что, трудно было разбудить меня утром?
— Конечно, не трудно, но ты ведь не любишь когда тебя будят, да и откуда я знал, что ты спишь – перешёл в наступление лукавый прохиндей, и тут же перевёл разговор на нужную тему: – А поменяться с кем-нибудь пытался?
— Пытался.
— И что?
— А ничего. Жлобы одни кругом, и не соглашается никто.
— Да, не чуткий тут у нас народ подобрался – поддакнул ему моторист, и запустив в потолок несколько табачных колец, печально добавил: – Каждый только о себе и думает…
— Ты, можно подумать, чуткий – перебил его механик.
— А, представь-ка себе, что – да.
Вспыхнувшая от этих слов надежда, буквально подкинула "Шарика" с места, и он мгновенно прокричал: – Ну, так давай тогда со мной меняться.
— А, давай – решительно махнул рукой моторист: – Но, только с одним условием.
— С каким ещё условием? – насторожился механик.
— Ты возьмёшь у завпрода трёхлитровую банку вина, мы её с тобой раздавим после вахты, и я ещё сильнее подобрею, и подпишу тебе бумагу на обмен. Договорились?
— Договорились! – судорожно глотнул воздуха воспрянувший духом "Шарик", и тут же отправился за вином к судовому завпроду, у которого, не то что вина, воды солёной в море трудно было допроситься, и одному Богу известно, как он это сделал, кроме них, конечно, двоих, но, вино он таки добыл, и определив его в рундук, мгновенно уснул.
А неугомонный моторист, тем временем, быстренько смотался ко второму штурману и к радистам, которые, с превеликим удовольствием помогли ему в одном маленьком деле, и тоже прилёг немного вздремнуть.
-10-
Без каких-либо происшествий отстояв свою ночную вахту, фигуранты вышеупомянутого договорного процесса сразу же отправились в каюту второго механика, где сходу употребив пару стаканчиков вина, составили на тетрадном в клеточку листе очень важный документ, следующего содержания:
— "Я, моторист (фамилия, имя, отчество), согласен обменять положенных мне двух попугайчиков, на одну обезьянку второго механика (фамилия, имя, отчество).
И две подписи, без печати."
Допить же оставшееся в банке вино, было решено после дневной вахты, и окончательном завершении всех необходимых в таких случаях формальностей.
Время до начала смены пробежало быстро, чего нельзя было сказать о самой вахте, которая тянулась в этот раз неимоверно долго, но в конце концов завершилась и она, и стремительно передав дела своим сменщикам, моторист и механик понесли подписанный ими "договор" в каюту второго помощника капитана, который, тоже только что сменился, и разбирал у себя за столом какие-то бумаги.
— Можно войти?
— Ну, входите раз уж пришли. Что там у вас?
— Вот, заявление тебе по поводу обмена принесли.
Штурман взял протянутый ему документ, внимательно прочёл его, и собрав всю свою волю в кулак, чтобы не расхохотаться, спросил у визитёров: – Договорились значит? – и получив утвердительный ответ, строго добавил: – Только смотрите теперь, без всяких там фокусов, вроде того, что мы передумали и тому подобное.
Я сейчас списки подам, и всё – амба. Больше никаких изменений. Понятно?
— Да, не вопрос, всё нам понятно, правда Владимирович?
— О чём разговор, яснее не бывает, тем более, что мы уже всё подписали.
На том они и разошлись. Моторист и механик сразу же отправились к "Шарику" в каюту обмывать столь удачно завершившийся обмен, а второй помощник поспешил обратно на ходовой мостик, чтобы показать полученный им "договор" старпому и четвёртому штурману.
И тут, надо обязательно отметить, что любой розыгрыш можно сделать весёлым и добрым, а можно обидным и злым, главное не пересечь некую грань, отделяющую одно от другого, о чём, вдоволь насмеявшись, и напомнили второму помощнику капитан с помполитом, которые, тоже были в это время на мостике.
— Вы там, смотрите, поаккуратнее, а не то доведёте ещё бедного "Шарика" до душевной болезни, со своими попугаями.
— Да, не волнуйтесь вы, всё будет нормально – заверил командиров второй помощник, и умчался к себе.
А в это самое время, в каюте второго механика подходил к концу небольшой междусобойчик, устроенный им по случаю состоявшегося обмена, и если кто-то вполне справедливо заметит мне, мол: - Как же это вообще возможно? Пьянка на судне! И всё такое … - то я отвечу: - Всё возможно, только осторожно! И не такое в море бывало! – моряки не дадут мне соврать, тем более, что чуть больше литра на одно отдельное лицо сухого "тропического" вина, это же для двух здоровых мужиков, всё равно что воды из под крана напиться, да, и до начала следующей вахты оставалось часиков эдак пять, не меньше …
Короче говоря, вино было выпито, тушёнка съедена, и мотористу, как говорится, пора было и честь знать, о чём ненавязчиво намекнул ему хозяин каюты: - Ну что, давай-ка, будем уже разбегаться, а то, и в гальюн ещё сходить надо, и отдохнуть перед вахтой не мешало бы – на что тот понимающе кивнул, и они вместе вышли из прокуренной каюты.
-11-
На флоте существует множество выработанных веками, очень мудрых правил, одно из которых гласит: – "Если хочешь жить в уюте - пей, кури в чужой каюте" – однако, как показывает жизнь, свято соблюдать эту заповедь, как ни старайся, удаётся далеко не всегда, и случается так, что пить и курить приходится не в чужой, а именно в своей каюте, с последующей за этим уборкой и тщательным проветриванием.
Чем, собственно говоря, наш "Шарик" сразу же и занялся, вернувшись оттуда, куда ходил, ну вы поняли …
И когда, в процессе наведения порядка, в иллюминатор полетели остатки недавнего "пиршества": окурки, хлебные крошки и пустые сигаретные пачки, то, под одной из них, вдруг оказался сложенный вдвое бланк радиограммы, совершенно очевидно оставленный тут мотористом, потому как больше было некому.
И, нисколько не задумываясь над тем, что просматривать чужую корреспонденцию не очень-то и прилично, вернее, даже очень неприлично, второй механик развернул забытую радиограмму, быстро пробежал её глазами, и выкрикнув что-то похожее на: – Ах, ты ж скотина, такая…! – бросился вон из каюты.
И, побежал он с этой радиограммой, не к своему мотористу, что было бы вполне логично, а почему-то ко второму помощнику капитана, который, сразу же встретил его вопросом: – Так, Владимирович, не пугай меня! Что там у тебя случилось?
— Давай всё назад!
— Что назад? – почти натурально удивился штурман.
— Обмен наш отменяй, и обезьянку мне обратно верни! – простонал "Шарик".
— И, почему же это вдруг такой резкий разворот, на все сто восемьдесят градусов?
— А, потому что он гад и аферист! На читай! – и механик бросил на стол уже изрядно помятую радиограмму.
Второй помощник взял её в руки, и кусая губы, прочёл отпечатанный на бланке текст: – "ЖДУ НЕТЕРПЕНИЕМ т.ч.к. ПОПУГАЕВ НЕ БЕРИ з.п.т. СИЛЬНО ДОХНУТ т.ч.к. ОБЕЗЬЯНУ ДОРОГО ПРОДАМ ЦИРК т.ч.к.
ЛЮБЛЮ з.п.т. ЦЕЛУЮ з.п.т. КЛАВА т.ч.к."
-12-
Вы, конечно же, поняли, что никакой радиограммы, ни от какой Клавы на самом деле не было, и что напечатали её радисты ради хохмы, специально по просьбе шутника-моториста, и что второй помощник, как и большинство членов экипажа, тоже был в курсе событий, и активно участвовал в данном розыгрыше, в котором, кстати, ему же и предстояло сыграть заключительный аккорд, причём, сыграть его так, чтобы "Шарик" ничего не заподозрил, и не догадался, что его в очередной раз просто ловко развели.
— Ну, и кто тут гад и аферист? – прикинулся ничего не понимающим второй штурман: – И причём здесь твоя Клава, с каким-то цирком?
— Да, не моя это Клава, и радиограмма не моя, а моториста …
— Подожди, подожди – перебил механика второй помощник: – А почему же тогда она у тебя?
— Этот паразит её в каюте у меня забыл, а она пишет, что попугайчики дохнут …
— Ну, что уж тут поделать? – грустно вздохнул штурман: – Все мы в этом мире смертны, и попугайчики тоже, но ты по этому поводу не сильно и переживай, потому как не получится у тебя привезти домой, ни пернатых, ни приматов.
— Как это не получится? Почему? – схватился за сердце вмиг побледневший "Шарик"
— А потому, что санитарные власти СССР запретили морякам ввозить на территорию Союза всякого рода живность, и сегодня из Главка пришёл официальный приказ об отмене всей предыдущей фигни.
— И ты это точно знаешь? – переспросил штурмана слегка обалдевший от этой новости механик.
— Точнее, Владимирович, не бывает – уверенно ответил тот, и весело добавил: – Так что, можешь готовиться к "ченчу" в Лубе, а попугайчиков купишь себе уже на берегу. Если захочешь.
— Да, что б они там все передохли, к чертям собачьим! – отмахнулся от него "Шарик", и медленно побрёл к себе в каюту, чтобы переосмыслить всё произошедшее с ним ранее, и не спеша обдумать новые планы на предстоящее.
И мы тоже оставим его в покое, пусть он себе спокойно отдыхает и восстанавливает свои нервы, изрядно потрёпанные им в результате последних событий, ну, а вы уж сами для себя решайте, каким же получился этот розыгрыш, весёлым и добрым, или же, наоборот, обидным и злым?
Лично я, склоняюсь к первому, потому что всё это было забавно и весело, и ни одно животное, и ни один человек при этом не пострадали, а кое-кто ещё и вина попил, и что самое интересное, так это полное отсутствие в чём-либо виноватых!
Впрочем, нет, виновные таки были, и это – санитарные власти СССР.
А нечего было запрещать!