Фантастический рассказ
Увидев вошедшего посетителя, профессор приветливо заулыбался:
— Кого я вижу! Сергей Николаевич, проходите, садитесь!
Сергей сделал слабую попытку улыбнуться в ответ. Было видно, что он был чем-то расстроен. Он осторожно отодвинул от стола свободный стул и сел на него, опустив голову вниз.
— Я вижу, что-то случилось, — сказал профессор, сделав серьёзное лицо.
— Да, что-то случилось, и случилось это ещё два года назад! – Сергей посмотрел в глаза профессору. – Я о своём сыне.
— Вы о чём? Причём здесь ваш сын? – непонимающе спросил профессор.
— Я о той операции, которую вы сделали ему два года назад.
— Ах, вы об этом, — вспомнил профессор и достал из выдвижного ящика стола журнал отзывов. Затем он стал его поспешно листать, пытаясь найти нужную запись. Найдя то, что ему нужно, он пожал плечами и спросил:
— А в чём собственно дело? Операция тогда прошла успешно. Вот ваш положительный отзыв о нашей работе. Вы здесь ещё написали, что это самый счастливый день в вашей жизни. Можете почитать. – С этими словами профессор положил журнал перед Сергеем.
Сергей тяжело вздохнул и опять опустил глаза вниз:
— К самой операции у меня претензий нет, но вот после.
— А что после?
— Мне кажется, что… это уже не мой сын.
— Ну, знаете! – недовольно буркнул профессор и привстал со стула. – Мы вернули вашего сына можно сказать с того света! На тот момент, между прочим, операция была уникальной! Я считаю, что мы успешно справились тогда с поставленной задачей! Кстати, я недавно случайно видел вашего сына. Сейчас он ездит на хорошей машине. Говорят, он стал успешным предпринимателем. Вспомните, каким он был до операции! Я думаю, наш успех превзошёл все ожидания! И после этого у вас вдруг к нам появились какие-то претензии?
— Я вас ни в чём не обвиняю, – перебил его Сергей, — но мне кажется… здесь что-то не так!
Профессор умолк и посмотрел на Сергея. Затем он медленно опять сел на стул, произнеся:
— Ну, хорошо! Говорите, что произошло?
Возникла небольшая пауза. Сергей сделал лёгкую недовольную гримасу на лице, глубоко вздохнул и начал говорить:
— Когда мой сын два года назад в результате аварии получил сильную травму головы, не совместимую с жизнью, я готов был на всё, чтобы его спасти. Его мозг был сильно повреждён и шансов выжить для него не было. Когда его доставили к вам, вы сделали всё возможное. Вы подключили моего сына к аппарату искусственной вентиляции лёгких, запустили сердце, восстановили все органы жизнедеятельности. Все, кроме мозга. Я был тогда в отчаянии и поэтому согласился на ваше предложение об операции. Я понимал, что на тот момент операция будет уникальной и неизвестно, чем закончиться. Я что-то слышал тогда о технологии выращивания искусственных органов методом клонирования клеток.
— Да, уже тогда это было возможно, — перебил профессор, — и благодаря таким технологиям было спасено много человеческих жизней, в том числе и жизнь вашего сына. При помощи метода клонирования можно выращивать в лаборатории любые человеческие органы в течении недели.
— Простите, но речь тогда шла не о печёнке или селезёнке, а о головном мозге!
— Ну и что, мозг — это такой же орган, как сердце или печень. Пока жизнедеятельность тела вашего сына искусственно поддерживалась, мы вырастили в лаборатории его мозг. Причём получилась точная копия, каждый атом, каждый нейрон мозга был на своём месте. А благодаря биокомпьютерным технологиям мы восстановили и все нейронные связи, все до единого! Мы полностью восстановили мозг, каким он был до аварии, случившейся с вашим сыном. Операция по замене повреждённого мозга на новый заняла почти 15 часов, но прошла успешно! Когда ваш сын очнулся после операции, мы все были поражены от такого успеха! Он не потерял даже память! И это благодаря восстановленным нейронным связям. На тот момент операция действительно была уникальной! Ну, а сейчас то в чём проблема?
— Проблема? – слегка повысил голос Сергей. – Это трагедия! Это не мой сын, я это чувствую! Это какой-то другой человек!
— Что значит другой? Мозг вашего сына абсолютно идентичен тому, который у него был раньше перед аварией. Здесь ошибки быть не может! Когда ваш сын очнулся, он помнил всю свою жизнь, вплоть до момента аварии!
— Помнить то он помнил, — грустно вздохнул Сергей, — но характер у него поменялся. А ведь вы обещали, что в случае удачной операции, он будет таким же, как и раньше!
— А что вас смущает в его характере?
— Он стал более… правильным что ли.
— В смысле?
— Ну, стал более рационально мыслить. Забросил своё хобби. Сейчас составляет какие-то компьютерные программы. Хорошо зарабатывает.
— И чем же вы недовольны! Этому радоваться надо!
— Но он никогда не был таким! – почти перешёл на крик Сергей. – Да, он стал как бы более умнее, но чего-то в нём было утрачено!
— Что именно? – не унимался профессор, пожимая плечами.
Сергей привстал со стула и молча подошёл к окну. За окном шёл снег. Сергей задумчиво стал смотреть на падающие снежинки. Профессор тоже молчал и ждал ответ на свой вопрос, следя за действиями своего собеседника.
— Помню, когда Егору было шесть лет, — прервал затянувшуюся паузу Сергей и улыбнулся, — я взял его с собой на рыбалку. Он давно мечтал об этом, а у меня, как обычно, всегда не хватало времени выехать на природу. И вот, я решил немного порадовать своего сына. Несмотря на раннее утро, он с радостью поехал со мною. Помню было чудесное летнее утро. Клёв был неплохой. Уже за полчаса я поймал на удочку трёх маленьких карасиков. Пойманную рыбу я складывал в небольшой котелок с ручкой. Пока я ловил рыбу дальше, маленький Егор смотрел на уже пойманных в котелке рыб, которые беспомощно там барахтались и задыхались без воды. Вдруг слышу плач Егорки. Оборачиваюсь и вижу слёзы на его лице. Спрашиваю, мол, что случилось? А он знаете, что мне сказал?
— Интересно, что? – улыбнулся профессор.
— Он сказал, что этим рыбкам очень больно, что они сейчас умрут. Он со слезами стал просить меня, чтобы я разрешил ему их отпустить обратно в реку. – У Сергея увлажнились глаза от таких воспоминаний. – Я конечно же разрешил ему это сделать. Он с радостью выплеснул содержимое котелка в реку и с интересом наблюдал, как почти уже неподвижные рыбки вдруг оживали и быстро уплывали обратно в глубину. Домой мы возвращались с пустым котелком, но сын был очень доволен, что все рыбки живы.
— Да уж, добрый был мальчик, — снова улыбнулся профессор и тут же немного смутился от произнесённого им слова «был». Однако, Сергей не обратил на это слово внимание и продолжал:
— А когда сыну было десять лет, он притащил домой какого-то грязного щенка дворняги. Просил, чтобы мы оставили его жить у нас в квартире. Я с супругой были тогда категорически против такого развития событий. Мы велели, чтобы он отнёс щенка туда, где взял. Он сильно обиделся тогда на нас, но щенка всё-таки отнёс. Затем он пришёл домой, зашёл в свою комнату и зарыдал. Мы пытались его утешить и у нас, как мне кажется, это получалось. Через несколько дней он уже забыл об этом случае и обиды на нас не держал.
Сергей продолжал наблюдать за падающими снежинками. Профессор, немного поёрзав на стуле, кашлянул и произнёс:
— А зачем вы это мне рассказываете? Это вполне нормально, что ваш сын в детстве проявлял сострадание к беззащитным существам. Это говорит о том, что ваш маленький сын был гуманным человеком.
— Вот именно, что был! – прервал профессора Сергей и резко повернулся к нему лицом, отойдя от окна. – Сейчас это уже абсолютно другой человек! Понимаете, другой! Я, как отец, чувствую это! Да, у него такой же мозг, у него такая же память, он помнит всё то, что было до аварии, но такое впечатление, что это чуждая ему память!
— Что значит, чуждая? Это память именно вашего сына, и никого другого! Он помнит же о той рыбалке, о бездомном щенке, о всём том, что было с ним! Ни это ли доказательство того, что человек до операции и после неё это один и тот же человек, а именно ваш сын?
— Боюсь, что вы ошибаетесь, профессор. – Сергей вздохнул и опять сел на стул. – Да, память вы ему восстановили один к одному. Он всё помнит, и о той рыбалке, и о том бездомном щенке в частности, но он сейчас не понимает, почему он так поступал раньше! Он вообще не может понять своего поведения до аварии! Он сейчас говорит, что никогда бы так не поступил. Ведь, с его теперешней точки зрения это было не рационально выкидывать обратно в реку пойманных рыбок, ведь их можно было бы поджарить и съесть. А от бездомного щенка, опять-таки с его нынешней точки зрения, толку никакого, и он не понимает почему он тогда из-за него расплакался. Вам не кажутся странными такие перемены? Он мне даже как-то высказал, что вся его память до аварии словно не его, поскольку он не мог бы так поступить в тех или иных случаях!
— Что за фантазии! – усмехнулся профессор и удивлённо пожал плечами. – Это его память, другой памяти у него никогда не было!
— Конечно не было! – согласился Сергей. – И быть никогда не могло! Вы создали нового человека, да и человека ли?
— Ну, знаете ли! – профессор нервно заёрзал на стуле. – Возможно, делая такую сложную операцию, мы не учли какие-то факторы. Возможно, при аварии ваш сын испытал сильный стресс, что привело к изменению его поведения и характера.
— Но позвольте! – возразил Сергей. – За характер и поведения человека, как нам говорили, отвечают определённые части головного мозга. Вы сказали, что вы вырастили в лаборатории точно такой же мозг моего сына, каким он был до аварии!
— Да, это так.
— Значит, характер и поведение моего сына не должны были измениться, но этого не случилось! Мой сын, если это действительно он, стал слишком уж рационально мыслить. Да, он неплохо стал зарабатывать, но в нём пропала какая-то человечность. Он не понимает, например, что такое сострадание, любовь, совесть. Этих человеческих качеств у него нет, он их не чувствует! У него нет чувства юмора и он не может понять, что это! Когда я с ним разговариваю, то складывается впечатление, что я разговариваю с каким-то биороботом! Раньше мы нормально беседовали, спорили, шутили. Пусть мой сын раньше был немного бесшабашным, не очень хорошо учился, но в нём была человечность! А сейчас, в нём нет даже хоть какой-то искорки человечности, это не мой сын! – Сергей вновь повысил голос.
Профессор вздохнул и молча поднялся со стула. Пройдя задумчиво несколько шагов, он подошёл к Сергею, взял свободный стул и присел рядом с ним:
— Значит, и ваш сын тоже изменился.
— Что, я не один в своей беде?
— К сожалению, нет, – вздохнул профессор. – За два прошедших года было сделано несколько подобных операций. Сейчас технологии таковы, что из донорских клеток мы уже можем взрастить не только все человеческие органы и ткани, но и всё человеческое тело, включая скелет. Мы сначала думали, что сможем сделать людей бессмертными. Действительно, сейчас мы можем вплоть до каждого отдельного атома воссоздать всё человеческое тело, включая и головной мозг, а в головном мозге полностью воссоздать все нейронные связи, память. Нам тогда казалось, вот оно бессмертие! Но, скорее всего, мы ошибались! После таких операций, люди становились абсолютно другими. У всех у них произошли такие же изменения, как и у вашего сына. Все они стали, как бы это выразиться, слишком правильными людьми, с рациональным мышлением, но с отсутствием человечности.
Сергей молча поглядел в глаза своему собеседнику и после небольшой паузы спросил:
— У вас в лаборатории остались ещё донорские клетки моего сына?
— Да. Все оставшиеся донорские клетки мы не уничтожаем, а храним их в специальных лабораторных контейнерах. За два года уже накопилось донорских клеток от несколько сотен людей.
— Из этих донорских клеток вы опять можете воссоздать людей?
— Ну, в общем-то да, — немного неуверенно ответил профессор.
— То есть, из донорских клеток моего сына вы можете создать хоть десять или двадцать человек, которые все будут утверждать, что я их отец? Ведь у всех у них будет такое же тело, такой же мозг, такая же память! Каждый из них будет утверждать, что это именно он в детстве ходил со мной тогда на рыбалку, именно он тогда принёс в квартиру бездомного щенка! Так кто же из них будет моим настоящим сыном, в котором будет личность именно моего сына?
Профессор сочувственно взглянул на Сергея, положил правую руку на его левое плечо и произнёс:
— Никто.
— Вы хотите сказать, что…
— Да, — перебил профессор и встал со стула. Он молча подошел к окну и вздохнув продолжил:
— Мы можем сейчас полностью скопировать и воссоздать человека, но в реальном человеке существует что то, что нельзя скопировать. Это то, что существует в единственном экземпляре и оно не связано с материальной частью тела, поэтому мы и не можем это скопировать и воссоздать. Мы можем воссоздать только то, что состоит из атомов. В человеке существует что-то уникальное и нематериальное, и это увы нельзя скопировать.
— Вы хотите сказать, что вы доказали существование души у человека?
— Нет. Медицинская наука официально этого пока ещё не доказала. Хотя неофициально многие начинают уже верить в то, что кроме материальной части тела у человека есть ещё и что-то нематериальное. Однако, трудно доказать существование того, что нельзя увидеть и прощупать. Да, мы сейчас можем полностью, до последнего атома восстановить головной мозг у человека, восстановить все нейронные связи в этом мозге, но, как личность, человек с таким мозгом будет уже другим. Возможно, понятие личность здесь уже неприменима.
— В смысле неприменима? Вы хотите сказать, что мой сын уже не человек? – с повышенным тоном спросил Сергей.
Профессор молча отошёл от окна, снова сел на стул рядом с Сергеем и продолжил диалог:
— Как я уже сказал вам у нас уже несколько сотен донорских клеток. К нам приходят разные люди. Они хотят, чтобы их тело или тело их смертельно больного ребёнка восстановили после смерти. Думают, что когда они или их близкие умрут, мы, с помощью их донорских клеток, полностью воссоздадим их тела, и они продолжат жить вновь. Они не понимают, что личность заново создать невозможно! Как личности, они и их близкие не оживут! Мы создаём только копии людей, если их можно, конечно, так назвать. Скорее, это биороботы, возможно, не осознающие себя, как личность. В них уже нет того нематериального, которое есть в реальном человеке!
— В моём сыне этого тоже уже нет? – робко спросил Сергей, глядя профессору в глаза.
Профессор сделал небольшую паузу и вздохнув произнёс:
— К сожалению, я вынужден вам сейчас это сказать. Ваш настоящий сын умер два года назад. Травмы, полученные им при аварии, насколько вам это известно, оказались несовместимы с жизнью. Да, мы полностью восстановили ему мозг, но, увы, мы не Боги, восстановить его как личность, то есть его душу мы не можем. Тот, кого вы сейчас называете своим сыном является биороботом или существом с материальной копией мозга вашего сына. Тогда, два года назад, мы об этом даже и не догадывались. Мы действительно полагали, что нам удалось вернуть вашего сына с того света и оживить его. Но мы тогда ошибались. Это стало понятно потом, после десятка подобных операций и последующими наблюдениями за пациентами после операции. Мы поняли, что никакого оживления пациентов не произошло. Вместо них мы создали биороботов с человеческими телами и записанной памятью. Многие человеческие понятия им уже чужды. Воспитывать их бесполезно, это всё равно что попробовать воспитать компьютер.
Сергей закрыл своё лицо ладонью. Он не хотел показывать своих увлажнившихся от слёз глаз.
— Мне очень жаль, — продолжил профессор после небольшой паузы, — но рано или поздно мы должны были вам об этом сказать.
— К вам, наверное, до сих пор приходят люди, чтобы сдать в вашу лабораторию свои клетки, в надежде стать бессмертными? – тихо спросил Сергей, снова открыв лицо.
— Да.
— Но ведь это обман! Как личности, они уже не оживут! Вы должны открыть людям правду!
— Увы, это не моя уже компетенция и не я решаю такие вопросы, — сказал профессор, слегка поёрзав на стуле. – Люди, в надежде стать бессмертными, платят за это большие деньги. Мы пытались им объяснить, что никакой гарантии на бессмертие мы не даём, но многие всё равно сдают нам свои клетки и платят деньги, чтобы после их смерти мы опять создали бы полностью их тела. Да и как, например, объяснить матери, у которой смертельно болен ребёнок, что после его смерти мы сможем создать только бездушную живую копию ребёнка, но не его самого! К тому же скопированный будет утверждать, что он именно тот человек, который недавно умер, поскольку в его мозгу будет восстановлена память того человека, и его родственники поначалу ничего не заподозрят.
— Но мы то с вами ещё пока люди! – вскрикнул Сергей, резко пристав со стула. – Я сам скажу им правду!
— Хорошо, хорошо! – ответил профессор, пытаясь успокоить собеседника. – Вы можете официально написать претензию к нам, что та операция, что была два года назад была неудачной. Что вам вернули другого человека, а вернее биоробота, который на самом деле не является вашим сыном. На основании вашей претензии у вас, уже на законных основаниях, изымут вашего биоробота, внешне похожего на вашего умершего сына, и утилизируют.
— Как утилизируют! Моего сына?
— Успокойтесь! Это всего лишь биоробот и не более того! Я уже об этом вам ясно сказал.
Сергей умолк и опять присел на стул. В глубине души он уже понял, что настоящего его сына больше нет. Но отдать на уничтожение того, кто пусть даже только внешне похож на его сына он не мог. Пусть это был уже бездушный биоробот, но Сергей за два года привык к нему.
— Ну что, будете писать претензию? Вы же узнали всю правду, — прервал размышления Сергея профессор.
Сергей медленно покачал головой, дав отрицательный ответ. Затем он медленно привстал и направился к выходу.
Спустя пять минут он уже покинул больницу и неспешно направился к себе домой. На глазах Сергея проступили скупые слёзы. Он понял, что тогда, два года назад ему хотелось скопировать то, что не поддаётся копированию. Можно клонировать мозг, да хоть всё тело, но вот душу, увы! Она уникальна. Сергей шёл домой и уже знал, что его там ждёт бездушный биоробот с рациональным мышлением.