Чехов

- Откуда это в тебе?
- Что?
- Страх.
- Не знаю. Есть и все. У меня домашние документы сложены по папкам и подписаны, на работе есть четыре резервных копии всех файлов на разных серверах, телефонная книжка хранится не только в мобильнике, но и в облаке и в бумажной записной книжке, когда я выхожу курить на крыльцо дома, то ключ беру с собой, боясь что входная дверь захлопнется, хотя там захлопываться нечему.
- Давай угадаю, ты родился в семидесятые, тебя очень любили, и ты любил мир, тебе дали бесплатное прекрасное образование, ты легко устроился на работу, но быстро убедился, что мир изменился и тебе нигде не ждут.
- Я не так просто устроился на работу.
- Не перебивай, ты хотел стать ученым, но испугался нищеты, ты пытался вести свой бизнес, но прогорел, ты намеревался достичь высот большого менеджера, но не преуспел, у тебя было три жены и ты каждую любил, у тебя четыре ребенка от разных браков, но они тебя не любят и ты их видишь только по праздникам.
- Нет, нет, С Тимой мы очень близки. Я к нему езжу почти каждые выходные.
- Хорошо, каждые выходные. У тебя есть своя квартира и ненужная дача, на которой ты до сих пор выращиваешь ненужную никому картошку. Ты объездил полмира.
- Всего 15 стран.
- О ты их считаешь. Хорошо, ты повидал мир, у тебя депозит в банке, но ты не любишь заграницу, как и правительство своей страны, впрочем, ты не любишь и правительства других стран.
- А за что их любить.
- Ты немного знаешь языки, немного философию, экономику и археологию и никому не веришь, поэтому носишь самую дешевую одежду, ешь простую грубую пищу и ездишь на недорогом автомобиле. Иногда тебе хочется стать птицей
- Островский какой-то.
- Поэтому не любишь людей, хотя они считают тебя очень добрым и приветливым человеком.
Петров затянулся сигаретой так сильно, что вспыхнул небольшой огонек. Лицо Иванова осветилось в ночи. Они сидели на берегу водохранилища в надежде на ночной клев леща. Петров прикормил его с вечера, расставил резинки (себе и Иванову), повесил колокольчики, которые осветил керосиновыми лампами. На мигающий блеклый свет летели мотыльки, и им было не страшно.
«Да», - подумал Иванов, - «мотылькам не страшно».
- Ты не пробовал жить одним днем, - спросил его Петров.
- Я всю жизнь живу одним днем, - ответил Иванов, - но у меня не получается.
- А что ты для этого сделал.
- Любил, когда любилось, работал, когда работалось и дрожал, когда дрожалось.
Колокольчик на леске чуть дрогнул и зазвенел.
Петров вскочил с лежанки и закричал Иванову:
- Подсекай! - но Иванов сидел на фуфайке в странной позе индийского йога и смотрел в глубину ночи, словно к своим 49 годам только сейчас и понял, что все время чего-то ждал и страдал, а подсекать так и не научился.


Надо писать о чем-то значимым и великом
О любви, о смерти, о мировом закулисье,
Патриотизме, гендерном равенстве и полетах на Марс
А ты пишешь о травинках
А ты пишешь о былинках.
В час когда человечество в опасности
И находится на пороге всемирной катастрофы
Когда черные мочат белых
А геткросексуалы ЛГБТ
Надо писать о баррикадах и левом искусстве
Об угнетении мировыми корпорациями трудящихся
А ты пишешь о травинках
А ты пишешь о пылинках.
Так говорил мне мой кот
Лежа на клавиатуре моего компьютера
Но я не верил коту, не верил своему коту
И поплатился.


Скромная девочка лет четырнадцати привела меня в съемную квартиру в Евпатории.
- Ну вот, - сказала она.
Я осмотрел обстановку. Диван из ИКЕИ, стиралка, кондей, микроволновка, холодильник, шкаф, в углу за фанерной перегородкой душик и унитазик. 15 метров за 2000 рублей. Во всю стену висел жидкокристаллический телевизор. Девочка подергала створками шкафа, выдала белье и полотенце и напоследок с гордостью сказала:
- Телевидение у нас цифровое, 200 каналов, вы умете включать цифровое телевидение.
Я с тоской посмотрел на девочку. Она была такая милая и маленькая, что я не мог признаться ей, что никогда не пользовался цифровым телевидением, поэтому расплылся в улыбке и ответил:
- Конечно.
Потом мы распрощались, Катя ушла (так звали девочку), а я побрел на пляж. Я валялся в песке, плавал в Черном море, наблюдал за чайками и яхтами, поужинал в прибрежной забегаловке шашлыком, а полдевятого вспомнил что сегодня играет Спартак, и прихватив с собой пива, спешно двинулся в свою конуру.
Я вбежал к началу, включил телевизор, но ничего не произошло, по телевизору шла белая муть. Я пощелкал каналами. Не помогло. Стал изучать окружающий мир и заметил около телевизора черную коробочку, у нее был свой пульт, тоже включил. Не помогло. Шла пятнадцатая минута матча, Спартак уже проигрывал. Какое-то время я судорожно жал на разные кнопки на пульте телевизора и приставки, но ничего не менялось. Шла 30-ая минута матча. Надо было звонить Кате. Но что я скажу этой четырнадцатилетней девочке. Что мне уже 50, нет половины зубов, я закончил два института и университет и не могу включить футбол. Все мое белое цисгендерное сексисткое естество бунтовало. Я сел на пол около белого экрана. Глотнул пива, всхлипнул. Решил забить вопрос в Гугл: "Я дебил не могу включить телевизор с приставкой, когда показывают Спартак". Вбивал я долго, руки дрожали, шла 65 минута матча. Гугл дал миллион ссылок, оказывается нас дебилов много. Открыв одну из них, я нажал нужную кнопку на пульте телевизора и о, счастье, увидел, как тренер Спартака Доменик Тедеску делает замены. Еще 10 минут я наблюдал, как замены тренера не сработали. Спартак опять проиграл. Я выключил телевизор, но почему-то испытывал не горечь поражения, а настоящую мужскую гордость, что сумел разобраться в сложной технике почти без посторонней помощи.


Молодой папа лет 25-ти кидает с плеч своего пятилетнего малыша в пучину Черного моря Евпатории. Малыш визжит. Папа снова его подхватывает и снова кидает, приговаривая:"Ты ныряешь, как Нибелунг". Да думаю я, сидя на лежаке: "Скоро малыш на дне Черного моря найдет золото Рейна, о золото Рейна!"


В Евпатории кошки делятся на три типа. Первые ходят между столиков ресторанов, трутся о ноги жующей публики и попрошайничают. В принципе они обычно сыты. Вторые к людям не подходят, но всегда находятся где-нибудь рядом, так сказать на виду, чтобы люди знали, что они есть в этом мире и им неплохо было бы что-нибудь дать. Им конечно тоже перепадает. Третьи кошки - это кошки-призраки. Они выходят только по ночам и роются в мусорных баках. Отдыхающие, да и просто люди им так отвратительны, что они лучше будут по ночам копаться в мусорных баках, чем тереться о ноги людей и попадаться людям на глаза.


Через дальние дальние расстояния (ну как дальние, часа три езды на такси) я пишу ей:
- Сфотай кота.
А она:
- А я, а я, ты что не соскучился по мне.
Я говорю;
- Конечно соскучился, соскучился, но кот, понимаешь, он же кот, кот.
- Что кот что, - отвечает она.
- Ну вот, - говорю, - кот сидит, или лежит, или бежит и уже хорошо.
- То есть когда я лежу или бежу тебе плохо, - отвечает она.
- Нет, - говорю, - когда ты бежишь, то хорошо, но вот кот.
- Что кот, что кот, - отвечает она, - я от тебя на дальнем дальнем расстоянии , а тебе нужен кот.
- Но ты же сама увезла его с собой?
- А что мне делать без кота?
- А мне что делать без кота?
- Хочешь я куплю тебе еще одного кота?
- Нет мне нужен мой кот, сфотай мне кота.
- Нет сначала я сфотаю себя, а потом кота.
(Фотает себя, фотает кота).


Больше всего Иванова пугало, что все движется по кругу.
Тридцать лет назад, когда ему было 16 лет
Ему казалось, что что-то должно измениться,
Что наступит что-то светлое и радостное,
И он верил в это и пронес свою веру через всю жизнь,
Но вдруг сейчас, а именно три дня назад он понял,
Что в принципе здесь ничего не меняется.
Короткая весна, жаркое короткое лето, затхлая удушливая осень
И вечная, вечная, вечная, вечная зима.
И вот сейчас, смотря в окно, Иванов не мог понять,
Почему у всех такие веселые лица, почему никто ничего не замечает,
Почему они радуются свету, морю, птичкам и не видят,
Что подобное породило подобное
И нет больше никакой надежды
И не будет больше света и радости.
Одно время это сжирающее чувство Иванов списывал на возраст.
Всё-таки 50 лет не шутка.
Но у него ничего не болело, и сердце в порядке, и сосуды, и печень
И легкие (хотя он много курил),
А потом Иванов понял, что это просто тоска.
Чудовищная, чудовищная тоска.
Иванов даже подумывал о худшем,
Но будучи человеком верующим, не мог совершить это худшее.
И тогда он превратился в камень, чтобы не видеть
Как остановилось время, солнце и жизнь.


- Привет!
- Здравствуйте.
- Не хотите купить книгу с автографом автора всего за 1000 рублей.
- О чем она?
- О парадигме Бытия в апофеозе слома эпох и системе Антиантропоцентризма.
- Не хочу.
- Почему?
- Я не верю в парадигму Бытия.
- Хорошо, а в апофеоз слома эпох вы верите?
- И в это не верю.
- Но если вы купите мою книгу за 1000 рублей, то поверите. Система Антиантропоцентризма даст вам толчок к обладанию мира и ясности света за 3 дня.
- Я не верю в Антиантропоцентризм.
- А во что вы верите?
- В жучков, паучков.
- То есть вы натурфилософ?
- Ну если хотите.
- А за 800 рублей купите.
- Нет.
- А за 500?
- Нет.
- Хорошо, давайте я вам бесплатно вышлю электронную версию.
- Не надо.
- Назовите адрес своей электронной почты.
- pauchok@gmail.com.


Сколько раз я брался за "Алису в стране чудес",
Но так и не смог ее осилить.
Как дохожу да заячьей норы,
Так вижу восьмиклассника Зошку,
Который херачит меня арматурой,
И я лечу, лечу с третьего этажа
Недостроенного завода
И, слава богу, падаю в кучу песка,
Не сломав ни руки, ни ноги, ни позвоночника.
Или вот, например, Шляпник.
Какой к чертям собачим Шляпник.
Вся братва нашего района носила кепки.
Огромные отцовские кепки.
Если бы я носил шляпу,
Мне бы быстро её засунули в задницу.
А этот чай, этот файвоклок?
Вы когда-нибудь пили советский чай?
Не дефицитный "Чай со слоном",
И не краснодарский "Бодрость",
А грузинский в плитках.
О этот грузинский в плитках.
Лучше заварить мусор,
Чем пить грузинский в плитках.
А вы говорите "Алиса в стране чудес".
Правда один знакомый
С которым я встретился уже в зрелом возрасте,
Говорил, что "Алису в стране чудес"
Надо читать с измененным сознанием,
И тогда получишь нескончаемое удовольствие,
Но я так и не решился изменить сознание
И получить нескончаемое удовольствие.


Зачем я опять два часа смотрел футбол?
Во-первых они опять проиграли.
Во-вторых, я опять напился пива, а завтра на работу,
А когда я с похмелья работаю,
То на самом деле не работаю,
А изображаю работу.
Вместо двух часов футбола
Я бы мог написать пару рассказов,
Отредактировать повесть,
Прочитать редакторский самотёк,
Написать жене и маме, как я их люблю,
Сходить на набережную реки Салгир
И прокормить котов,
Но вместо этого я два часа болел
За этих идиотов, за этих
Безмозглых, рукожопых идиотов,
А они опять проиграли.
О Боги, зачем вы меня сделали
Таким тупым, таким жалким
И таким дрожащим!


Каждый день в течение 8-ми дней
Я буду смотреть в окно и описывать море.
В первый день в море старик закинул невод.
Во второй день из моря вышли 33 богатыря.
На третий день из морской глади выпорхнула "Бегущая по волнам".
На четвертый день море стало Белым и седым.
На пятый день над морем пролетел на орлах Айболит.
На шестой день в море проплыли атомный ледокол Ленин и авианосец Кузнецов
На седьмой день море пришло с тиной морскою
А на восьмой закончился флешмоб.


Жена купила мультиварку.
Обычная мультиварка на 5 литров,
Но выглядела она как шлем имперца
Из звездных войн.
Я решил сварить гречку,
Долго выбирал программу
Жал кнопки, светились огоньки
И вдруг заиграл имперский марш,
Настоящий имперский марш.
Потом появился император Галактики.
Он тыкал толстым пальцем в гречку
И требовал добавить говяжей тушенки.
Потом вылез магистр Йода
Он шевелил ушами, пробовал соевый соус
И кричал:"Да пребудет с тобой сила".
В конце концов мне все это надоело.
Я нажал кнопку старт
Мультиварка молча всхлипнула и засверкала огоньками.
Император притих, Йода пошел спать.
По кухне поплыл запах вареной гречки.


Здесь на Юге у меня очень широкие штаны
И очень короткие волосы,
Практически я бреюсь налысо.
Бородатым хипстерам здесь не место (жара-с),
А узкие брюки прилипают к потному телу
И нормально носить их невозможно.
Поэтому, чем шире, тем лучше.
Поэтому, чем короче, тем лучше.
Сегодня я шел в парусиновых брюках,
В сандалиях на босу ногу,
С моей лысой головы капал пот,
И я увидел свое отражение
В витрине модного бутика.
Я был похож на толстого, толстого хохла,
Продавца арбузов и сала
Центрального рынка Южного города.
"Как всё быстро меняется", -
Подумал я -
"Как быстро улетучилась моя московская спесь,
Как быстро я слился с пространством".
Я поднял глаза в небо и увидел
Как там в желтой, жаркой дымке
Одинокое облачко в форме белогривой лошадки
Пытается обуздать горизонт.
От облачка во все стороны шли яркие лучи.
И я вдруг понял, почему пространство здесь неподвижно,
Почему пространство здесь перетерло
И греков, и скифов, и генуэзцев, и татар,
И украинцев, и русских.
Просто здесь светит солнце,
Влажное море облизывает подошвы,
Горы кричат какую-то дребедень,
И всем абсолютно наплевать,
Кто ты, откуда и зачем сюда приехал.


Молодой человек на Тойоте
Привез мне 12 томов Чехова.
Всего сто рублей за каждый том.
Стояла удушающая жара,
Молодой человек ехал в Николаевку на море
Со своей девушкой.
Она сидела в купальнике на переднем сиденье.
Молодому человеку немного не хватало на бензин.
Он так и сказал: «Мне не хватает на бензин».
Он передавал мне из багажника том за томом,
А потом вдруг остановился, задумался
Открыл один том по середине.
Весь лист был испещрён пометками.
Молодой человек вздохнул и сказал,
Что его дед любил Чехова,
Что дед долго охотился за этим изданием
И в конце концов взял его по подписке,
Доплатив сверху сто рублей
В качестве благодарности.
Антон Павлович Чехов
Всю жизнь рылся в мусорных кучах
В надежде отыскать бриллиант,
От этого его реализм больше похож на сон.
И дядя Ваня, и Чайка и Вишневый сад
Даже дама с собачкой
Это просто сон.
Чехов – предтеча магического реализма.
Все сидят в креслах, зевают, не слушают друг друга
И спят, и спят, и спят.
Чехову в принципе повезло.
Он умер в тысяча девятьсот четвертом году
И поэтому остался счастливым человеком.
«Может еще шахматы возьмете», -
Вдруг сказал мне молодой человек
И протянул шахматы:
- Не хватает всего одной пешки.
Я открыл шахматную доску,
Расставил фигурки на доске,
Но почему-то произнес: «Нет», -
И покачал головой.
«Жаль», - сказал молодой человек
И тоже покачал головой.
«Вадим, мы едем», -
Закапризничала его девушка с переднего сиденья,
И Вадим, взяв у меня 1200 рублей
Сел за руль, включил кондиционер
И поехал к морю в Николаевку.


Какое странное чувство
Когда сидишь в жару 40 градусов на горе под виноградом
И смотришь на раскинувшуюся у подножия горы Феодосию,
На кромку синего моря.
Море сверкает где-то у линии горизонта,
Сливается с синей полосой неба,
И кажется, что море и небо
Это одно целое, это неразрывная плоть,
В центре которой висит обжигающий шар,
От которого никуда не спрятаться,
Даже в тени дикого винограда.
Вчера меня из аэропорта вез таксист.
Он ругался на жару, говорил, что
Заморозил три бутылки воды,
Засунул в багажник, предварительно обернув их
В вафельные полотенца.
И вот когда приезжали толпы туристов
Толпы нищих после коронавируса туристов
(ни у кого нет денег),
Торгующихся за каждый рубль, за каждую копейку,
Прилетевших отдыхать на курорты в Крым
(а куда еще ехать, граница закрыта)
Практически без денег,
Он, понимая, что ничего на них не заработает,
Доставал из багажника замороженную воду,
Жадно пил ее, глотал, лил на голову
И жара отступала, и жара отступала.
Оставалось только чувство какой-то обреченности,
От которого не избавиться даже под виноградом,
Сидя на горе.