Олух Царя Небесного

Роман ОЛУХ ЦАРЯ НЕБЕСНОГО
вышел в ЛитРес в электронной и бумажной версии.
По вопросу приобретения - пишите в личку.



©




ОЛУХ ЦАРЯ НЕБЕСНОГО

роман





записки из астрала


Мой стон истошный, ставший песнопеньем,
Прими не с гневом, а с благоволеньем.

Григор Нарекаци
Книга Скорбных Песнопений




©

Начинается…
Да, да, да, да, да, это – оно!  Пока, правда, только предчувствие, которое, впрочем, никогда не обманывало. Это состояние я не спутаю ни с чем. Я постепенно вползал туда, откуда так просто не выберешься. Эта муть может длиться, не прерываясь долгие дни, а иногда и месяцы… Я знаю, о чём говорю: у меня опыт. Как пожизненный срок. Туда только попади – и тебя нет. Ты больше не принадлежишь себе. Ты попал в тюрьму, со своими мутными законами, от которых и зависишь теперь.
Замкнутый круг! Психология. Психопатия. Состояние зависимости от самого этого состояния. В общем, тут всё очень сложно. Вернее элементарно, но нагромождено. Двумя словами его можно выразить, как предчувствие беды. Как всякий провал в никуда, оно богато кучей пустопорожних бессмыслиц: мраком чувств, тяжестью мыслей, суетой действий и всяким прочим сопутствующим хламом. В него легко попасть, выбраться – невозможно. Оно кончается само, подъев тебя изнутри. Ладно… это всё внутреннее… или наоборот, где-то там – на астральном уровне. Короче, творческие процессы…



1.  Подвал

А сейчас я расскажу о себе кое-что любопытное. Чтобы сориентировать заглянувших сюда в пространстве и времени. Очень мне эти категории интересны, поскольку в моём сегодняшнем мироощущении они отсутствуют начисто.  Я не очень загадочно выражаюсь?
Сейчас попробую объясниться, о каких категориях пойдёт речь. О самых что ни на есть общечеловеческих и необходимых! Я вам так скажу, без этих категорий мы потерялись бы в мирах и не факт, что когда-нибудь нашлись. Так вот, именно эти категории я и теряю периодически. То есть, по моей же теории, пропадаю как существо, претендующее на общечеловеческие ценности.
Ладно. Кажется, я ещё пуще туману нагнал. А дело-то простое. Вы когда-нибудь жили ниже уровня земли? Не бывали, а именно жили. Из часа в час, изо дня в день, из года в год. О! трижды – о! Кто живал – знает, какие здесь рождаются ощущения – мироощущения! Сколько здесь покоя, неуязвимости, тишины, вечности.  Да, да, именно вечности, именно! Здесь вечность ощущаешь как нигде. Под луной и звёздами такого вы не почувствуете. В квартире на девятом этаже с такой вечностью вы никогда не встретитесь, потому что в квартире на девятом этаже из всех щелей и окон бьёт живая жизнь! А погрузите вы эту квартиру под землю метра на два – и всё. В том смысле, что все связи прервутся, и наступит тишина и покой. Под луной и звёздами вы, скорее всего, почувствуете огромность мира, свою былинкообразность и уязвимость. Под луной и звёздами вечность придавит вас, пригнёт и покажет, кто вы есть в её объятьях.
В подвале же ты сам – вечность. Ограниченное пространство подвала порождает неограниченные просторы тебя самого. Луна и звёзды – это уже ты сам. И миллионы лет – ты сам. И бог – это тоже ты. Вы представляете, какие фантазии посещают тебя здесь! Впрочем, какие на хрен фантазии? Это не фантазии – это твой образ жизни. Больше скажу, это твой статус. Да именно, твой жизненный статус, реноме, твоя предъява, которую ты можешь вытащить в любых разборках на самом высоком уровне.
-Ты кто?
-Я – всё.
-Кто-кто?
-Успокойтесь, господа, я – это всё .



2. Олух Царя Небесного

Ну, вы уже поняли, с кем дело имеете? Нет ещё? Тогда читайте название, как этой главы, так и всего сочинения. Да-с, олух – это я, Ваш покорный слуга. Чтобы понять и, главное, принять это самому наверное (так говорили, во времена Достоевского, то есть наверняка) нужно было прожить полжизни. Постоянное состояние улёта сделали своё дело. Да уж, я всё время там. ТАМ – это то, что не имеет точного определения, но абсолютно понятно. Можно сказать, что это астральные выси, можно – глубины подсознания. А лучше ничего не говорить! Всё ведь и так ясно. Мне. Ну, и достаточно.
Теперь относительно возраста. Сразу хочу предупредить – у меня его нет. Вот так. Ни пространства нет, ни времени, теперь вот сообщаю – и возраста нет. Так и вспоминается небезызвестный герой в небезызвестном романе: «Чего не хватишься – ничего у вас нет!». Хотя возраст сезонный (тот, что для реального мира) всё-таки присутствует. А это лучший на свете возраст – начинающий пенсионер.
А про полжизни я не оговорился. Жить я буду долго, счастливо и умру, когда внуки женятся (такая задумка). А у меня только-только детки народились. И потом – умру ли я вообще? Не решаемый фактически вопрос. Проблема-с! Но об этом, обо всём – потом. Не стоит грузить заглянувших сюда, вот так с первых строк – подобными проблемами.
Кстати, о проблемах, для заглянувших сюда. То есть для моего горячо любимого читателя, которого я жду не дождусь на своих просторах. Первая, основная, а может и единственная проблема – это я сам. А свою проблему, та, что во мне живёт – я уже обозначил.
Вот что про меня в википедии написано: «Олух царя небесного – разговорное выражение, означающее «простофиля», «простак», «разиня», «придурок».  В древности на Руси было в ходу имя Олух, которое постепенно исчезло, так как слово «олух» стало нарицательным. Слово произошло от собственно русского «лух» – «дурак» из диалектного «лох» – «разиня, простак». Согласно другой гипотезе, прозвище Влох этимологически связано со словом «волхв», то есть жрец, звездочёт, предсказатель, чародей, знахарь. Полное же сочетание «олух царя небесного», вероятно, является продуктом народного творчества. Оно указывает на приближённость наивных людей к Богу». 
Ну, всё про меня! и лох, и волхв, и «продукт народного творчества». Куда не заглянешь в свою биографию – дурак дураком. Из школ выгоняли за тотальную и дремучую неуспеваемость (еле-еле закончил ШРМ – школу рабочей молодёжи, где учителя на экзамене сами нам подсказывали), в институт на пушечный выстрел не подпускали. 
Однако волхв. Чую – жрец, чародей и знахарь. Вся конструкция мироздания мне ясна и понятна, и сияет она как град на холме, и прозрачна она, и доступна. Об этом, правда, в двух словах не скажешь – верьте мне на слово. У меня вообще всё тут так устроено, что мне только на слово и можно верить. Или не верить, дело хозяйское. Я ведь ничего доказывать не собираюсь, по причине уже озвученной. В общем, пока так. Неуч, лох, но волхв. Одним словом – олух.  И ещё, самое главное – близость Бога. Но об этом, собственно, всё сочинение… 



3. Ох, хо-хо!..

Ну, и как с этим жить!? Поплыл я. Прямо с первых строк поплыл. Чуйка у меня, конечно, выдающаяся – нереально-астральная, метафизическая, и всё такое. Но. Отсутствие мозгов напрягает. Как можно жить, не имея мозгов? То есть, практических мозгов, мозгов, так сказать, чисто реальных.
Вот-вот, именно реальных и конкретных. А с реализмом у меня вообще туго. Так туго, что я его порой ощутить не могу! Чую, есть он, этот ваш реализмус, выпирает где-то, ясный такой, наглый, как весенний денёк. А попасть в него – как? Любая мысль в астрал улетает, любое движение души улетучивается в небытие. Именно. И не только мысль и душевные переживания – всё туда сваливает. Лёгкими почти райскими птахами упархивает. Сотрясание мозгов и дрожание смыслов, вместо стройной логики, о которой мечталось когда-то. Как с этим жить? И вид ещё делать…
Вид делать, что всё путём, всё «как у людей». Что я такой, как все, нормальный чел с мозгами и всяким прочим достоянием. Но об этом, тс-ссс! – никому. С этим нам ещё предстоит разбираться, осваивать, так сказать, эту аномальную территорию. Как я умудрился жизнь прожить в таком вот странном виде? Однако безнадёжность данного предприятия – очевидна. Без ощущения реальности, без конкретных мозгов – ничего, ясен перец, не получится.  Короче, полный аут и замкнутый круг.
Так что как-то так. На интуиции живём-с и чувственном восприятии. И ещё кой чего припасено-с. Да-с! Склонность к философствованию. ФилосОф от бога! Нормальный, такой, кстати, наборчик, чтобы выйти на просторы чистого творчества – и объяснить необъяснимое. И постигнуть непостигаемое! Я и жизнь свою так прожил – необъяснимо, непостижимо. А чтобы хоть как-то двигаться к мечте – ярился. То есть, не понимая, почему мечты и я, никак не сойдёмся – закипал, не думая ни о чём. Да уж, это была моя реальность. Вот такая нереальная реальность…
Сильные чувства бурлили во мне и переливались через край. Другого толкача у меня не было – я ж адреналинщик, подсевший на сильную эмоцию. Мозгов-то нет, а двигаться надо было. В основном напролом. Вот и двигался, ярило безмозглый, куда-то вглубь своей жизни – под землю, где нет ни пространства, ни времени, ни цели. Вот и очутился нигде, с багажом неудобоваримых знаний и ощущением неполноценности. Именно. И от всего от этого всякая дребедень в голове мерещилась. Можно сказать, полная ерунда мерещилась и мерцала. А можно не говорить ничего. Пасть в нирвану и протяжно завыть.
Тут ведь выводы совершенно определённые напрашиваются. Но я не стану их озвучивать. Из чувства самосохранения, хотя бы. Я ведь не для этого за перо взялся (в смысле, по клаве стучу), чтобы с первых строк усомниться в своём предназначении (великом, между нами, предназначении). Мы ещё поборемся. Мы ещё докажем! Я вам так скажу, и без мозгов можно жить. Без них-то даже лучше получается, это вам любой дурак скажет!
Да и не о том я! НЕ – О – ТОМ! Всю жизнь – не о том!
О чём же тогда?..
Пока не знаю…



4. Нас мало

Нас мало избранных, счастливцев праздных.
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.

Да уж, что уж, племя наше малочисленно, так малочисленно, что мы даже не знаем друг о друге. Да и знать не хотим. Нам достаточно и себя за глаза. Так бывает достаточно, что через край проливается. О подобных себе мы из книжек узнаём, и то – случайно, потому что читать не любим. Я так скажу: стоящий художник бежит от информации, потому что переполнен ею. Она его сама находит, а он только отмахнётся: «да, знаю я…». Откуда знает – вопрос не стоит. Знаю – и всё! Загадка. Внутри у него много загадок, если копнуть. Вот и копает художник всю жизнь и витает в запредельных мирах. Витает и копает, витает и раскапывает залежи, и обнюхивает их, и заходится в творческом экстазе. А там ещё и ещё. И всё такое прекрасное…
Есть такой Артур Шопенгауэр, а у него есть книжица «Афоризмы житейской мудрости», в которую я заглянул однажды со скуки. Что тут скажешь? А скажу то, что не читал ничего – и начинать было не надо. Уже во «Введении» Артур обрадовал меня веселеньким наблюдением: « …мудрецы всех времён постоянно  говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие огромнейшее большинство, постоянно одно и то же делали, – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь. Вот почему Вольтер говорит: “Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким застали его”». Не правда ли, обнадёживающая «житейская мудрость»?
Грузить себя вопросами «Что есть индивид? Что имеет индивид? Чем индивид представляется?» я не стал. Немцы – жуткие зануды. Они не являют знания, они их выстраивают, скрупулезно и нудно, обсасывая причинно-следственную связь и постоянно кого-то цитируя. Будто оправдываясь, вот, мол, не один я так считаю, нас вона сколько. Читать это невозможно скучно. Залез в середину и обнаружил…
Пожалуйста, вот и ответ, почему я счастливый такой! Например, Аристотель, которого опять цитирует Шопенгауэр, являет знания. Он объявляет самой счастливой – жизнь философа: «Подлинное счастье состоит в возможности беспрепятственного применения наших совершенств…».  Гёте ему вторит: «Кто от рождения обладает даром быть даровитым (чё сказал?), обретёт в нём радость бытия». Артуру и этого мало – расставляет всё по полочкам. Начинает втирать о трансцендентных мирах и интеллекте, витающем в тех мирах. Моя славянская душа не выдерживает пережевывания понятной мысли. Что немцу хорошо, русскому – смерть. Говорю по-русски: досуг у меня есть, и мысль моя со скуки бродит, где захочет. В основном, в астральных мирах. Так что живу я жизнью высшего порядка. Вот так. В общем, молодец Артур, – ответил на вопрос, почему я счастливый такой на пять с плюсом.
Так вот, всё у меня, счастливца, замечательно. Настолько замечательно, что я даже побаиваюсь говорить об этом. Чтобы не сглазить.  Но сейчас скажу. Потому что на этом пространстве можно говорить всё. Моя любовь к самокопанию – это отдельная субстанция, которую так просто не сглазишь. Это суть моя просится на волю, а суть сглазу не поддаётся. Факт. Это пространство в пространстве. Здесь я свободен от всего. Это моя территория, по которой ползают только мои тараканы. Здесь я исповедуюсь и раскрываюсь. Бывает, до такой степени исповедуюсь и раскрываюсь, что уж и сам не ведаю, мои ли это исповеди и раскрывания. То есть происходит некий зуд откровения и диссонанс искренности. Во как! Это когда так себя разоблачишь, бывает, что уж и сам не веришь ни единому слову. И вспомнишь кстати, (или некстати) что «мысль изреченная – есть ложь». Ну, и ещё что-нибудь в этом роде…
А потом абсолютно и окончательно всё это хозяйство отвергнешь к чертям собачьим совсем и воспаришь в высших сферах, то бишь в трансцендентных мирах, о которых поведал нам господин Шопенгауэр. И всё на этом и закончится. Это и будет моя суть окончательная, которая не любит ни исповедей, ни разоблачений, а любит только себя. Примерно так у меня всё и происходит по вечерам…
Но я отвлёкся сразу от двух тем. Какой я замечательный счастливец, какой редкостный везунчик, но в какой я при этом впадаю ступор и мрак. Начну, естественно, со второй, самой волнительной и пронзительной: состояния беды. А про то, как у меня всё замечательно – потом. Или вообще умолчу. Как сказал ещё один счастливец, мой далёкий деревенский дружок Андрюша, о котором я обязательно расскажу, потому что он – счастливец из счастливцев. А сказал он буквально следующее: «Счастье было бы возможно, если бы оно не вызывало столько раздражения у окружающих». Это он про себя сказал, однако как наш брат «счастливец» может раздражать окружающих – мне напоминать не надо. Так что я ещё десять раз подумаю, раздражать окружающий мир своим счастьем или сдержаться.
Вот о состоянии беды – сколько угодно. Тут уж точно раздражение ни у кого не вызовет. Только глубочайший интерес и неподдельное сочувствие. Поэтому об этом я расскажу всё как есть. Эта тема вечная и необычайно популярная, особенно у русских, потому что этот зверь непростой, живучий и очень наш. Наш – это значит, мы сроднились с ним настолько, что вполне могли бы сделать его символом нации. Беда – абсолютно русский  зверь.



5. Во глубине глубин глубоких

А начну я из глубины веков. Из таких глубин глубоких, которых для многих и не было вовсе. Из тех глубин, о которых историки не упоминают, потому как не знают о них ни черта. Потому как, это глубины духовной жизни, а в этом вопросе не только у историков, а и у обычных мыслителей мнений столько, сколько этих мыслителей есть в наличие. Так вот, в глубине веков, такое создалось впечатление у меня как у мыслителя (безмозглого, заметьте, мыслителя), всё было просто и понятно. Это сейчас нагромоздили всякой ерунды и без великого пройды Фрейда и армии его многочисленных последователей в этой ерунде, и разобраться невозможно. (Пройда, кстати, самое безобидное определение этой зловредной и никчёмной личности). Таково моё частное мнение.
Впрочем, в моём тексте никаких других мнений и быть не должно. Эту мысль я бы особо выделил. НИКАКИХ, повторюсь, чуждых мнений, только СВОИ, – бесспорные и окончательные. И цитировать, кстати, в отличие от немецкой философской мысли, будем только себя. То есть искать подтверждение своей правоты в чужих высказываниях – не обязательно. Так что вот так как-то. В глубине веков Фрейда, слава богу, не было – поэтому всё было ясно и понятно. Я вообще склонен думать, что психоанализ, как всякая зловредная деятельность, сам себя и породил. Это простые истины рождаются в сферах небесных, а психоанализ, как вирус, самозародился и зудит, знаете ли, и чего-то требует (бабла в основном). А дальше получается так: чем больше мы громоздим в мире выдуманных проблем, тем больше нужно психоаналитиков, решающих эти проблемы. А психоаналитики ребята не промах –  тут как тут. Знал я двух лично. Обоих звали Алёнами, и проблем от этих Алён у меня была целая куча. 
Так вот, в той древней древности на Руси отношение к миру было совершенно иным. Потому что не только Фрейда, но и либералов там не было. И русская интеллигенция ещё не замутила свою подрывную деятельность. Золотое было времечко! Божье. То есть, во всём виделся лик божий, и слышалось его же дыхание. Даже когда, человек совершал преступление, то его судили не за само преступление, а за нарушение божьих заповедей. Древние люди как дети ощущали мир цельным, единосущностным, и нарушение этой сущности как творения божьего – и было преступлением.
У древних, бог – точка отсчёта всего. Понимание жизни было органично, представление о мире было как о едином доме, в котором законы общежития – божьи законы, и они были естественны, как сама жизнь. Наши предки были невинным и свободным племенем, они молились духам воздуха, света, журчащим ручьям – бог был разлит всюду. Наши отцы смотрели на мир ясно и просто – не краснели при виде обнажённого женского тела, слышали музыку звёздного неба, и впадали в ярость на полях сражения. И всегда побеждали. Битва была для них образом жизни, а боевой дух – естеством. Живя на склонах холмов и в долинах живой природы, они заложили основы натуральной науки, культуры и философии. Кто знает, что за великое будущее ожидало бы нас, если бы…
Если бы, если бы! Я по молодости рыдал в этом месте. Да какое, по молодости! Ещё недавно я стенал, бился и рвался в бой со всеми, кто покусился на нашу самость. Было время, когда я, в традициях отцов, рвал врагов и метал в них же все мои обличительные копья и дротики, пропитанные ядом. Да уж. Однако это не правильно. Это я сейчас понял, когда, наконец, задумался. Ну, негоже в моём возрасте впадать в раж и яриться, пусть даже ради истины отцов. А правильно будет поступить так, как поступают китайцы. Мудрейшие из них. Они садятся на берегу реки, и ждут, когда мимо них проплывёт труп их врага. Врагов же у меня так много, что остаётся только узнать, чей труп среди проплывающих, будет милее моему сердцу. 
Вот! Я вижу своё ближайшее будущее. Я буду сидеть на берегу воображаемой реки и грезить, и ждать, ждать. Я буду так царственно спокоен, так нравственно высок, что моё будхическое тело – (тело интеллекта, если кто не в курсе), которое и у меня, наконец, проявится и вознесётся надо мной. Оно будет иметь форму светового шара, а попросту говоря – нимб вокруг головы. Таким и запомнюсь я в сказаниях и легендах, которые непременно должны оставить свой след, после моего ухода…
Первый сиреневый трупик, кувыркающийся в грозных водах бурлящей реки, (это всё-таки моя река, не китайская – поэтому и бурление вод) так вот, первым будет, конечно же, апостол Павел, тот, что в девичестве Савл, или Саул. Он и есть самая милая моему сердцу вражина. Чем же этот, известный в определённых кругах господин хороший, так не угодил моему будхическому телу? Что тут скажешь! – лучше бы ничего не говорить, конечно, и не начинать даже, но для людей далёких от хитросплетения религии, буквально пару слов. Это его стараниями началась вся эта кутерьма, под названием христианство. А, как известно, христианство долго мутило воду, пока не заползло в Римскую империю, и непосредственно в далеко не будхические мозги императора Константина.  Христианство – это название религии. С одной стороны. С другой же – кладезь нравственных постулатов и прогрессивных идей. Их до сих пор так и называют – христианские ценности. Чтобы утвердить их, необходимо было уничтожить все предыдущие ценности. Ну, и началось новым христианским воинством плановое и несуетное завоевание мира…
Кстати. Загнул я про сиреневый трупик, кувыркающийся в моём бурном сознании. Уж кто-кто, а апостол Павел и сегодня живее всех живых. У них много таких жизнестойких деятелей. Иоанн, например, тоже много нужного и полезного сделал. Моисей, не к ночи будет помянут. Короче, сиди, не сиди китайцем у реки хоть Хуанхэ, хоть Енисея – ничего путного не высидишь. А эти ребята как раз не сидели сиднем, а очень даже плодотворно трудились на благо и процветание своей родины. А чтобы родина правильно процветала, нужно было убедить весь мир в своей избранной уникальности. И достичь этого можно было, только утвердив новую религию. Тут «христианские ценности» и пришлись ко двору. В методах не церемонились. Тихой сапой, уничтожая по пути все прочие святыни, и шельмуя неугодных, утверждали эти ценности. Здесь, быть может, впервые применялся метод выжженной территории, но в духовном, так сказать, плане. То есть завоевание происходило не на поле битвы, а в умах, сердцах и душах. Там и разжигались пожарчики. Мир был завоёван без всяких армий, без грубой силы. Они сделали это исключительно с помощью мозгов, которые у них были заточены как-то особенно. 



6. Марк Ильич

А дальше… я умолкаю. И предоставляю слово новому своему персонажу. Это некто Марк Эли (Ильич) Раваж. Кто такой? – да такой же чумовой философ, типа меня, а по совместительству личный биограф семьи Ротшильдов. Тут уж конечно – фирма! Здесь уж, да уж. Еврей. Навёл шороху в своё время: «а сейчас я расскажу вам ВСЮ правду». Чуете? Это ж как я в молодости. Я тоже непременно ВСЮ правду говорил. Поразил он меня, короче. Так поразил, что я усомнился в его реальности и заподозрил подвох. Но поразило меня всё-таки то, что я, заметьте, не еврей – к тем же выводам и пригрёб. Впрочем, хватит ля-ля – послушаем это чудо саморазоблачения, которому, кстати, «сто лет в обед». Этим откровением он разразился аж в 1928 году.

«Две тысячи лет назад, в далёкой от вас Палестине, наша религия впала в разложение и голый материализм. Храмом Соломона завладели банкиры-менялы. Разложившиеся в конец, самолюбивые раввины доили народ и жирели. И тогда появился юный патриот-идеалист, и пошёл по стране, взывая обновить веру. Он и не думал создавать церковь. Как и другие пророки до него, он думал только очистить и вдохнуть новую жизнь в старую веру. Он атаковал раввинов и выгнал банкиров из храма. Это привело к его конфликту с существующими олигархами, в результате чего всё это кончилось для него плачевно.
Только после разрушения Иерусалима Римом новая секта вышла из тени. И то, только потому, что её в борьбе с Римом начали поддерживать еврейские олигархи. И тогда один еврей по имени Павел или, по-еврейски, Саул (по-русски – Савл), начал воплощать идею разрушения Рима, через его основу – армию, посредством христианской доктрины непротивления злу насилием, что и осуществилось маленькой сектой «христиан» в Риме.
Естественно, что все первые христиане были евреями. Павел стал Апостолом для гоев, хотя до этого он был главным гонителем христиан. Как вы сами понимаете, его, якобы, «чудесное перевоплощение» в связи с видениями, наверно, было гораздо более прозаическим. И так хорошо Павел поставил пропагандистскую работу, что в течение четырёх столетий, огромная империя, покорившая вместе с половиной мира и маленькую еврейскую Палестину, стала кучей обломков, а закон Сиона стал официальной религией Рима». (Конец цитаты).

А что же Русь святая? Как она-то из своей древней древности выкарабкивалась? Да так как-то. До сих пор спорят, и ничего путного не находят. Оказалось, что никакая она не святая, и православной-то стала, только благодаря передовым идеям и нравственным постулатам христианства. Если б не Крещение тёмного, дикого, погрязшего в невежестве язычества народа, если б не Византийская благодать, всё бы тогда – кирдык. Кончилась бы наша песня, не начавшись. Так за нас и про нас решили учёные мужи. При этом объяснить природу самого ПРАВОСЛАВИЯ – не смогли. То есть объясняют, но как-то корявенько, по понятиям, типа это – самая правильная религия (orthodox). У правильных пацанов – правильная религия. А на выходе: «Ортодоксальная автокефальная церковь византийского толка».
Однако в глубине глубин глубоких у тёмного, дикого, где-то и в чём-то погрязшего народа была вера. Не надуманная и не придуманная умными пацанами с Палестины, а идущая из самых глубин и всего уклада жизни. ВЕРА понятие сакральное, и само его название состояло из двух древнеарийских рун: руна ВЕДЫ – способность изведать божественную мудрость; руна РА – сияние чистой правды. Или просто – ведать Ра. А само ПРАВОСЛАВИЕ ещё понятней объясняется: народ ПРАВЬ славил (высшую Правду). Всё так просто! И жило это, и существовало, когда и Византии-то в помине не было, и самого христианства и даже ветхозаветного бога, из которого потом всё это хозяйство повылупилось.
А дальше – вместо Сияния Чистой Правды, нас одарили историей становления некоего неизвестного и непонятного нам народа. Рассказав, между прочим, что народ этот не просто так – он избран самим Господом Богом. Здесь вновь я даю слово новому своему знакомцу Марку Ильичу. Он так восхитительно беззастенчив, что некоторые товарищи засомневались в подлинности этой личности. Но тут уж я вступлюсь за биографа и филосОфа. По мне так, это естественное желание уставшего от жизни и мудрости победителя расставить все точки над «ё». Прошло два тысячелетия, а несмышлёным гоям нужно рассказать и даже втолковать, как их грамотно развели в своё время. Так они ещё и упираются – не верят…

«Мы сделали вас добровольными и бессознательными носителями нашей миссии в этом мире, посланцами варварским расам Земли, и бесчисленным ещё не родившимся поколениям. Без ясного понимания, как мы вас используем, вы стали агентами нашей расовой традиции и культуры, неся наше Евангелие во все уголки света.
Наши племенные законы стали основой вашего морального кодекса. Наши племенные законы стали основой всех ваших конституций и законоположений. Наши легенды и миф стали истинами, которые вы напеваете своим младенцам. Наши поэты сочинили все ваши молитвенники и книги. Наша национальная история Израиля стала основой вашей собственной истории. Наши цари, государственные деятели, воины и пророки стали и вашими героями тоже. Наша малюсенькая древняя страна стал вашей Святой Землёй! Наша мифология стала вашей Священной Библией! Мысли и идеи наших людей переплелись с вашими традициями до той степени, что у вас не считается образованным человек, который не знаком с нашим расовым наследием». (Конец цитаты).

Ну, что тут скажешь, – беда. И здесь я абсолютно серьёзен. Хотя Раваж пишет только о следствии той экспансии, однако само Крещение было замешано на страшной крови, и вылилось в глубочайшую трагедию Руси. Историю вымарали (историки у нас пугливые и послушные), а пропагандисты (всё те же красавцы) умные, организованные и циничные – оказались на высоте. Пропаганда и шельмование всегда были неотъемлемой частью этой религии. Память вытравливали тщательно и жестоко. Но и Русь не сдавалась. Русь уходила в леса, сжигала себя целыми селениями и молчала. И сейчас молчит. Однако. Вопреки. Где и как – непонятно. Но в глубине глубин глубоких сохранились ещё сакральные знания – нечто волнующее и раздражающее нас. Сияние Чистой Правды остаётся нашей грёзой, тайной мечтой и единственной религией. И Христос между нами.



7. Так что же я? А вот…

Я художник. И это не профессия – это бытие мое. Я не живу жизнью, я живу вечностью и бессмертием. Впрочем, пафос этой фразы, отдающей надгробной речью, боюсь, уничтожает саму мысль. Однако моя «вечность» и моё «бессмертие» не про то, не про «вечную память творцу». Они именно про ВЕЧНОСТЬ, в понимании её данности как условия существования. Нет тут пафоса, а есть понимание невозможности другого пути.  И я хочу, чтобы меня поняли именно в этом контексте «невозможности другого пути».
Я живу только так. Даже в обыденной жизни я нахожусь в параллельном мире, то есть ТАМ. Я всегда, хоть краешком сознания, но – ТАМ. Я интуитивно ощущаю свою принадлежность к вечности. Для меня потусторонний мир так же естественен, как мир реальный. Более того, инобытие – моя постоянная среда обитания, моя кухня, если хотите. Тот мир для меня ближе и понятней, чем этот. Там – высшая правда, а это мой камертон подлинности и путеводитель в горние миры. Поэтому вопроса, верую ли я в загробную жизнь, в вечную жизнь – не существует. Как можно не верить в то, в чём живёшь. На этом и тормознём…–  пока не разобрало окончательно.
Так что же я? А вот: читаю… в основном себя, слушаю себя, мыслю о себе, думаю… над собой. Думать же можно по-разному: можно думать непосредственно думу, то есть мыслить как бы изнутри лабиринта оной мысли. А можно быть над мыслью – подняться в выси и посмотреть оттуда, на себя, на мысль свою, и оценить  всё это хозяйство. Это я определил как «надприродное сознание», которое не раз уже поминал. (Даже целую теорию вывел, но это тема отдельная). Короче, объясниться пора. Назрело.
Так вот, оценивая себя, так сказать с высот и вершин, возникают вопросы. Вернее один, но самый главный – Вопрос Вопросыч – вопрос всея жизни. Вот что это ты? – спрашиваю я себя. – Что пристал к себе? Чего докопался? Что ты всё выискиваешь внутри, писака? Графоман, всю жизнь пишущий один единственный роман о себе. Хотя роман уже пятый, но всё о себе, горячо и предано любимом. Что ты хочешь найти там? Впрочем, с жанром ты так и не определился – роман ты пишешь или развёрнутое эссе, или… это просто трёп, что больше всего, кстати, подходит к этому словоизвержению. До этого, впрочем, и дела никому нет. Потому как существуешь ты, если не в полной изоляции, то приближенно к этому. Полтора читателя, один из которых ты сам, не станут спорить о жанре. Да и ни о чём другом спорить не станут.
Ладно. Пусть в стол ты пишешь, типа будущим поколениям завещаешь свои бессмертные строки. Были такие понятия в советские времена: рукопись – «в стол», фильм – «на полку». Но тогда это было актуально и даже почётно, мол, есть такие «узники совести», которые не в силах молчать, но и под чужую дуду не поют, не пляшут. Вот и писали, и даже кое-чего написали. А сейчас? Пиши что хочешь, издавай себя сам, и радуйся. Вернее не так. Возрадуйся и возликуй, творец – настали твои времена! Никакой цензуры, никаких тебе запретов, твори, родной, во благо и во имя!
И чё?.. Оказывается нельзя с нами так. Не по-людски это. Мы без внешнего сопротивления разлагаемся и вымираем. Впрочем, и это не мой вариант. У олуха свой мир, в котором своё сопротивление. Вся жизнь ему – препятствие. У олуха всё ни как у людей. А у олуха-писателя, всё ни как у просто писателя. У него мир звуков и чисел, музыки и логики там, где нормальный нравственно здоровый писатель ничего не услышит. Впрочем, где вы встречали нравственно здоровых писателей? Ладно, даже среди относительно здоровых писателей, да, что уж там… даже среди полоумных писателей, я – белая ворона.
Поэтому и дозрел я однажды до мысли, что я – аномалия. Нормальная такая магнитная аномалия. Причём, настолько магнитная, что не могу сам с себя соскочить – притягиваю неотвратимо! И на вопрос, какого чёрта ты пишешь о своей персоне, словно ты Пушкин и фанат-пушкинист в одном лице? Я отвечаю, что есть такая потребность. А Пушкина я вспомнил не случайно. Один приятель мне как-то сказал, что я на Пушкина похож. Увидев моё радостное недоумение, он объяснился: «Тебя тоже убить хочется».
Тут он попал в яблочко. Внутри меня такое творится (замечу, не разово, а постоянно), что, убить меня хочется даже мне самому. Да уж, трудно мне. Внутри себя трудно, противно и даже невозможно. Если не выскажусь – разорвёт. Поэтому и не прячусь, высказываюсь, чтобы хоть как-то разделить эту невозможность со всем миром. Да-с, такой уж я романтик! Всем по кусочку той невозможности, глядишь, всё и рассосётся. Правда, романтик он и есть романтик, потому как желающих разделить со мной такое вдохновение маловато оказалось. В реальности же – вообще никого… 
Вот и попал я внутрь оной проблемы, как кур в ощип. Или, как мне когда-то слышалось, как «кур во щи». Нормальненько я так высказался. Хотел написать умно и драматично, что, мол, моя воспалённая вселенная не уживается с вашей вечной вселенной, то есть, со всеобщим миропорядком. А написалось про кура, которого ощипывают, чтобы сожрать. Потому как, это соответствует моему униженному положению. Барахтающийся в огненно кислых щах безумный ощипанный кур – вот мой образ и моё место, и статус, и прочая… 
Вот, вот, донёс я, наконец, своё мироощущение – состояние полного отчаяния! Проявление сильных чувств – вот главная  проблема для меня. Псих я, ярило и безумец! Псих такой, что впору… ну, если не вешаться, то что-то в этом роде предпринять. Я же, как войду в свою зону турбулентности (а она у меня по любому поводу) – святых выноси! Впрочем, тут не только святых – всех выносить надо. Потому как я выношу мозг начисто, и вынести такое, могу только я сам. Но тогда я впадаю в полный кураж, а это чревато. Чревато для окружающей природы. Чревато тем, что я есмь. Аномалия, разгуливающая на свободе – это вам как – стрёмно? Впрочем, Вечность (моя любимая Вечность) она же всё приемлет. Всё воспримет, всех успокоит. По головке погладит, ранку залижет и… нетути меня… в домике… спрятался под землёй, и живу тихо-тихо. Бога хочу постичь… в смысле… ну, как постичь? – богоборец во мне вдруг нарисовался… а как без него?.. без богоборца я буду не я… я ж – аномалия…
Я же, как матушка Русь, оттуда и вышел – из глубины глубин, из вечной вечности, где всё было девственно чисто. Я помнил ещё тот запах воздуха и журчанье ручья, и взгляд мой был страстен и слух чуток. Я не вписался в этот мир, но и тот расплескал. Я оказался нигде – в безвременье, безмыслие, засунутый под землю. И бог этот ваш, еврейско-европейский, потасканный и слегка ущербный – меня не только не спас, но разъел мне мозг и посеял в душе мрак. Я и закопал его однажды…   
А рассуждать о нём – что? бог – это такая хитрющая тема. С одной стороны, вечная тема, а с другой – там такие хитрованы поработали, что уж и не знаю, право – всех святых давно вынесли! Есть бог, нет его – не это им было важно, а важно, что тема эта – неуязвимая и нерешаемая. Там всё так хитро заплетено! Что бы кто ни говорил, а Тот, Который в их книжицах прописан, и в ус не дует, и бородой не трясёт. Типа давай, давай, приятель, мы внимательно слушаем, только… не докажешь ты всё одно ни черта! Мы эту территорию покрыли основательно. Навсегда.
Я вот лично об эту тему все свои зубья поломал. Уже новые давно выросли, так я и их поломал. И что вы думаете, один я такой беззубый? Да ни в коем разе! Ни один, сколько-нибудь уважающий себя борзописец (и сам Лев Толстой, и большой друг Христа – Достоевский) не обошёл её стороной. Я так скажу, если ты занялся этой странной работёнкой, писательством то есть, то без двух тем, тебе не обойтись. Это – Бог и Эротика.  Эротика в самом широком смысле – как основной инстинкт Жизни. И бог, конечно, не Тот Который в их книжицах прописан, а Бог как смысл той Жизни.
Эротика и Бог – это основа основ писательского труда, потому как, это основа жизни. А если вдуматься, (что нам, впрочем, противопоказано) то тема выходит вообще одна на все времена: ЭРОТИКА + БОГ = ЛЮБОВЬ. Нет любви – нет литературы! Так-то вот. В принципе, на этом можно поставить жирную точку. Самая главная мысль в этом лучшем из миров – озвучена. Оспорить её не суждено никому. Ну, если только Ницше попробует, но он умер. Сказал, что бог умер, а умер сам. Вот, и поди ж ты! Итак…



8. Шаткое доказательство существования Бога

Как всякий «счастливец праздный», я болен темой бога. Иначе говоря, я болен инобытием. Ну, да, ну, да – именно болен. Хотел сказать, что меня волнует тема бога, а написал слово «болен», и всё встало на свои места. Потому как Сияние Чистой Правды, которая смысл и суть всех вещей, если помните, говорит мне, что не может быть такой мрачной и безысходной религии. Поэтому все мы больны тем ветхим Богом (не в смысле ветхозаветным, а их трактовкой Того Самого).
Я человек неуравновешенный, как было доложено выше (или свыше). А это значит, что религиозные люди меня раздражают. Почти до обморока, то есть бесят. А те, кто говорит, что живут во имя Бога (Того Самого) – убивают во мне всё светлое и чистое. А со мной нельзя так. Я и так больной на голову, а если ещё лишить меня светлых ориентиров, то уж и не знаю, в какие дебри заведёт меня освобождённая и тёмная сторона моей личности. Короче, вся эта религиозная паства вместе с их поводырями кажутся мне людьми или недалёкими, или лживыми, а часто и тем, и другим одновременно. Я им не верю. Я их не понимаю. Я их не люблю. Я с ними несовместим. Я бегу от них. Это ещё одна разновидность Алён (поминал я тут как-то Алён-фрейдисток). Поминал также, что они находятся в  состояние зависимости от самого своего состояния. Меняется только предмет вожделения, вернее меняется название предмета вожделения. Вообще, мне давно кажется, что вся путаница происходит именно в названиях – в Слове. Поэтому, вспомнив Иоанна, скажу так: «В начале путаницы было Слово, и слово это – Бог».
Кстати, идейка тут возникла. А что если одних зависимых попытаться лечить другими зависимыми – клин клином, так сказать. То есть, Алёнам-фрейдисткам дать поручение разобраться с богозависимой публикой. Сеансы проводить, внушения… глядишь, они друг дружку и успокоят… поедят, конечно, чуток, но и успокоят потом. Потому как одного поля ягоды. Ведь религиозные люди, посвятившие себя Господу, отрекаются от мирской жизни, презирают всё телесное, чтобы возвысить дух, приблизить себя к Богу. Это ведь тоже аномалия, причём, ещё какая магнитная. Я бы сказал – магнитно-магнетическая! Я сам себя примагнитил и то маюсь, а их – Нечто под названием Господь. Но я не поклоняюсь себе, не молюсь себе, я себя – постигаю. Я бога в себе постигаю. Моё я, моё ego и есть бог, которого я силюсь постичь. А у этих бедолаг – что?
Мне всегда казалось странным, что можно из всего богатства и многообразия жизни вычленить бога в отдельный символ и предаваться изо дня в день поклонению его образу, молитве и уничижению себя. Что-то в этом глубоко противное природе. Во всяком случае, моей природе. Да и верующим в религиозном понимании я бы себя не назвал. Это что-то совсем иное. Как я уже говорил, как можно не верить в то, в чём живёшь. Наверное, поэтому никакого придыхания и какой-то особой умильной любви к Богу я не испытываю. Для меня ненормальным является выделение его в отдельную субстанцию. Он живёт во мне, я – в нём; он – моя суть. Он есть ВСЁ и НИЧТО. Из Ничто черпается Всё. Сияние Чистой Правды и есть всё и ничто, потому что это понятие абсолютное, философское. Это как Чистый Разум. Это – камертон, которым проверяется подлинность. Бог это явление абсолютное – абсолютной ЧИСТОТЫ и абсолютной ПРАВДЫ, это квинтэссенция всего: жизни, смерти, начала и конца.  Он изначален и конечен. Он существует и отсутствует единовременно.
И объяснение этого великого парадокса я обнаружил в даосизме: «Те, кто говорят, что могут объяснить Дао, не понимают его, а те, кто понимают его, не объясняют ничего…». В этой формуле абсолютно моё отношение к Богу. Больше скажу, основы даосизма и явились той прарелигией, из которой впоследствии черпали знания все последующие религии. Бог абсолютен, реален, но как только словами начинаешь осваивать это пространство – он мельчает и, в конечном счёте, – исчезает. Или становится чем-то отвлечённым, как некий философский символ. А в философии всё шатко – и доказать можно всё, и опровергнуть.
Из истории вопроса. Некогда в Китае наравне с мощными религиозно-философскими учениями – конфуцианством и буддизмом – возникла уникальная доктрина, у истоков которой, по легенде, стоял мудрец Лао Цзы (Старый младенец), написавший даосский трактат «Дао дэ Цзин», где изложены основные положения даосизма. Центральное место в доктрине даосизма занимает Учение о Дао. Дао – «нерождённое, порождающее всё сущее», всеобщий Закон, господствующий вечно и всюду, первооснова бытия. Непостижимое для органов чувств, неисчерпаемое и постоянное, без имени и формы, Дао даёт имя и форму всему.
Я не изучал даосизм. Я его предчувствовал, то есть знал, не оформляя эти знания словом. То, что я прочёл однажды «Дао дэ Цзин», не удивило меня, оно как бы уже существовало во мне. «Знаю, и всё!» Это было абсолютно моё восприятие, то есть я так и мыслил, так и ощущал ЭТО. Новым стало только само слово, обозначающее понятие Дао. Но ведь это абсолютно неважно, как назвать НЕЧТО: Бог, Дао или выразить ещё каким-нибудь звуком. Аллах, например или Иегова.
Но я отвлёкся. В своих трактатах о Дао Лао-Цзы писал, что «перед лицом смерти всё ничтожно, из-за всего существующего проглядывает Ничто. Ничто – это и есть первооснова мира, из Ничто всё возникает. Ничто – путь вещей, явлений, процессов, потому что из Ничто всё вытекает и в Ничто всё возвращается». «Ничто» – это слово, которое не обозначает ничего. И в то же время это глобальное понятие, где твоё воображение рисует изначальный мир. Это – первооснова, та девственная глина, из которой Господь вылепил этот мир. И это сродни творчеству. Только попав в резонанс изначального Ничто, ты способен стать выразителем его, а значит воспроизвести его суть.
Но дальше наши пути расходятся. Вернее так: дальше начинается практика, и у каждого свой неповторимый опыт. Даосы считают, что утрачивая личностное начало (ego, «Я»), ты приобщаешься к Дао – Великому Ничто, постигая Великое Ничто и становясь им, ты способен стать чем угодно, не будучи больше «Я», но становясь Всем и Ничем одновременно. Всё в мире происходит спонтанно, естественно, по воле Неба, благодаря механизму, называемому «небесной пружиной». Пытаясь влиять на ход событий, человек нарушает гармонию, поэтому одним из даосских принципов является недеяние (У-вэй). У-вэй – не есть бездействие, это действие вне ума, вне рассуждений, действия в медитативном состоянии тишины ума, когда поступки текут естественным образом, без предположений о ходе событий, без трактовки их, без объяснений. В состоянии У-вэй можно рубить дрова, рисовать картины, возделывать сад – делать что угодно, если ваш ум при этом молчит. Адепт занимает наблюдательную позицию ко всему, особенно по отношению к себе. Он невозмутим и анализирует всё посредством интуитивного мышления. Небесная пружина, своеобразный «первотолчок», инициирует жизнь человека, которая затем спонтанно протекает от рождения до смерти.
Мир по своей сути не содержит противоречий, но в нём происходит вечная трансформация. Ты должен покорно следовать потоку жизни, пребывая в естественности и природной простоте; принимать всё спокойно и естественно, не противореча своей природе, не ведя войны с самим собой. Успокоиться и принимать мир таким, каков он есть здесь и сейчас. Следуя таким путем, находясь в естественной гармонии с миром, в гармонии с природой, возможно обретение долголетия и процветания духа. По мнению даосов, природа сама себя созидает и сама себя упорядочивает, имея высшее духовное начало в своей первооснове. Все проявления природы – есть проявления этого духовного начала. Именно в постижении постоянной природной деятельности скрыт источник глубочайшей Истины о мире. Так считают даосы.
Но есть абсолютно противоположное понимание ego – его неповторимость и ценность. Не утрачивая личностное начало, но, напротив, возведя его в истину – человек постигает мир. Вот так выглядит его логический строй: Кто формирует Человека? Жизнь. Жизнь это Желание, любое желание – грех. Однако сами Атомы одарены желанием жизни. В Человеке тайна аллегорического «Греха», падения Духа в Материю – формирует  истинное, неповторимое ego. ЭГО и являет бога на земле. Одно лишь высшее Я, истинное ЭГО – божественно и есть БОГ в человеке. Это уже европейское понимание.
Ну, а поскольку русская мысль впитала оба восприятия, так и не определившись, Восток мы или Запад, а скорее – просто зависла в двух этих глобальных, но несовместимых мирах. И эта двойственность восприятия у русского человека стало началом тех роковых противоречий, что сформировало нас как нацию.



9.  Вот и поди ж ты!..

Меня тоже формировала моя практика. И эти противоречия двух миров коснулись меня не умозрительно, а в самом что ни на есть реализме. В том реализме, что так и не суждено мне было постичь. Вот и поди ж ты. Практика, практика… какая на хрен практика? Наверное, пора уже завязывать выражаться умнО, а то сам себя перестаёшь понимать. На самом деле всё просто. Эта самая чёртова практика – моя жизнь, и противоречий в ней набралось выше крыши, которую сносило у меня периодически на протяжении всей этой грёбаной практики. Я стал ху… художником. Остаётся выяснить, кто эту долбаную практику мне подсунул – или сам я её сотворил, или она меня проверяла на вшивость? Да-да, именно – проверяла на вшивость!
И вопрос этот из серии – Вопрос Вопросычей, на который ответом станет опять же моя жизнь (долбаная в те дни и грёбаная). Потому что мой «ху-художник» это, прежде всего, Копатель (копатель сути, если кто не понял). Копатель и вопрошает, вытаращив глаза: как же это случилось, что ты стал художником? Лично я не понимаю до сих пор! Не понимаю, не догоняю, не ведаю, в какой небесной или подземной канцелярии замутили этот компот – решили, что я художник. Всё случалось само собой, по накатанной, так сказать,  плоскости. Отец художник, ну и сЫнку, стало быть, куда-то в те края определим…
Мной, впрочем, никогда особо не занимались. Весь родительский задор и пыл, и энтузиазм был растрачен на их дочь – мою старшую сестру. Какие-то бесконечные кружки, секции, фигурное катание, долбёжка на фоно семь лет кряду, престижная архитектурная школа… всё это закончилось, впрочем, довольно плачевно – алкоголизм, тюрьма и ранняя смерть вышеозначенной дочери. А я был такой Люля. Люля это моё детское прозвище, которое приросло ко мне надолго. Во всяком случае, в семье. Люля – это прообраз Олуха, как я теперь понимаю. Люля был таинственный малый, «странный» –  так его называли потом многие.  А он был не странный, он был НИКАКОЙ, но это я уже потом определил. То есть, совсем никакой как дао, но без божественных смыслов. Он будто был, но его будто и не было. По большому счёту он отсутствовал. И, естественно, ничего не хотел. Вообще. И как тут было этому Люле чем-то увлечься?
Но теперь я так скажу: быть никаким – это первый признак величия. Ещё не само величие, но признак очень существенный. А если ты ещё ленив как бог, и оторван от реального мира, то Художник-копатель у нас почти состоялся. Он тих и задумчив. Но. Это – уже аномалия, гигант и потенциальный властитель дум. Осталось совсем немного – прожить эту долбаную жизнь и воплотить задуманное. Вот тут, где никто ничего не подозревал – и оказалась самая большая загвоздка. Почти непреодолимая. Нам не нравилась эта жизнь. Совсем. Нам – это мне и моему другу Копателю. Не нравилась не почему-либо, просто не нравилась, как данность – и всё. Она нас раздражала просто своим проявлением – ярким солнечным деньком, скажем. В отместку она нас выталкивала из себя. И мы отвращались от неё совсем, что было уже нашей реакцией на её выталкивания. Вот такой замкнутый круг взаимонеприятия. Мы с ней не совмещались. Выражаясь по-научному – не было у нас диффузии, не случилось, знаете ли, проникновения одного в другое…
Вообще, на этом феномене надо бы тормознуть. Может, и раскопаем чего. Поймите меня правильно, можно просто жить изо дня в день – радоваться, огорчаться, даже страдать, даже яриться! Думать, верить, сомневаться, преодолевать – да всё, что угодно! И это будет жизнь. Здесь же… странное ощущение непричастности – к радости, горю и ко всему, что случается в этой жизни, что она, собственно, из себя и представляет. То есть, ты не просто живёшь, а как бы параллельно прокручиваешь её как кинофильму. И оцениваешь. Остаётся только понять, может это просто свойство мозга. И феномен этот и не феномен вовсе, а пусть и необычное, но реальное свойство натуры – самоустраняться. И это свойство не принадлежало лично нам с Копателем, а вполне себе возможно и у остальных homo sapiens. Да-с. Быть может, это некое свойство творческой натуры.
Ещё скажу (потому как оседлал я тут своего Конька Горбунка, и лечу уже к высотам мысли), что, чем больше ты человек, тем больше ты отстранён от этой жизни. Это уже из моей теории о Надприродном сознании. Вот и поди ж ты. Соорудил я такую теорию, во времена моей «странной» молодости, и до сих пор она жива и функционирует. И не потому только, что об этой теории больше никто не слышал, (быть может, она и существует, да я об этом ничего не знаю – не суть) а потому, главное, что она меня не разочаровала до сих пор.
Суть её в том, что ЧЕЛОВЕК как уникальный, а по сути, единственный вид в животном мире должен иметь какое-то свойство, отличающее его от остального мира. Просто в своё время я стал свидетелем такой полемики. Приводилось масса аргументов в пользу человека, как высшего духовного проявления Природы и Космоса. Прежде всего, это мышление, РАЗУМ. Само определение – человек разумный, говорило, что корень искать надо здесь, в самом загадочном его проявлении – в мозге. Но вот какое свойство мышления отличало его? Ведь и животный мир мыслит, но, при этом, не изобретает, скажем, велосипеда. И романов не пишет, хотя язык свой имеет, и такие трели выводит порой, что человеку и не повторить, и не приблизиться. Так какое же свойство этих самых мозгов нас так возносит?
А вот это свойство и возносит. Умение посмотреть со звезды. Не на звезду, а ОТТУДА посмотреть. Вознестись НАД природой, над самой мыслью, над – над. Ещё есть одно определение древних – Разум, сам себя осознающий. Это сказано о Логосе. Но это и есть высшее проявление мышления. Механизм мышления. Сознание ВНЕ, сознание НАД – есть единственное свойство, отличающее нас от остального мира. Так я решил однажды. И никто, и я в том числе, не опроверг ещё этого утверждения.
И ещё. Этим свойством обладает в основном мужчина (если мужчину и женщину брать в «чистом виде», то есть без проникновения одного пола в другой, как это часто случается в природе). У женщин преобладает природное мышление. Классический пример: когда наступает похолодание, женщина – обрастает жирком; мужчина – изобретает шубу. Или печь. А это уже НАДприродное сознание. И совсем, так сказать, ЕЩЁ. Сам Бог НЕ обладает этим свойством. Тем более в моём понимании бога как дао. И здесь кроется уникальность и величие ЧЕЛОВЕКА. И его абсолютного одиночества. И его вселенской трагедии…



10. И всё-таки!

И всё-таки! Всё-таки существование бытия божьего у меня зависло. Дао переводится как ПУТЬ, (пусть даже в высшие пределы) и сколько бы я не повторял формулу: «Те, кто говорят, что могут объяснить дао, не понимают его, а те, кто понимают его, не объясняют ничего…» – к бытию божьему это никак не относится. То есть эта формула имеет отношение к пути, и даже не Бога, а к Высшей сущности. Поэтому само существование бытия божьего даосизм не объясняет никак, поскольку в даосизме и конфуцианстве Бога как понятия не существует.
Бога как личность нам подарили древние. В Египте Аменхотеп IV пытался утвердить Единобожие (правда, неудачно), греки поселили богов на Олимп, во главе с Зевсом. Но особенно в этом преуспели иудеи в Бытии, что входит в Пятикнижие Библии. Откуда сам Господь появился, Библия умалчивает, но создал Господь и небо, и землю, и всевозможными тварями её населил, и человека создал. Ну, и потом, как бы в довесок, из ребра первочеловека – создал и первую женщину.
Прошли века, прежде чем человечество задумалось о доказательстве того легендарного явления. Так однажды появились пять доказательств бытия Бога Фомы Аквинского. Но эти доказательства сосредоточены главным образом не на высшей сущности Бога, что обязательно для религиозного понимания, а на материальном мире. Поэтому Кант так легко разделался со всеми пятью доказательствами Фомы, и, как нам популярно разъяснил Булгаков – ненароком соорудил шестое. Конечно же, шестое доказательство Канта потрясает, и выражено оно, как всё гениальное, кратко и просто – я свободен, а значит, Бог есть. Только и здесь высшая сущность Бога является следствием. Следствием выстроенного философом логического умозаключения.  А в философии, как я уже отмечал, всё шатко – и доказать можно всё и опровергнуть.
Кант начинает шестое доказательство бытия Бога с известной посылки: ничто не происходит в мире без причины. Принцип детерминизма (причинно-следственных отношений) – это общий закон мироздания. Этому закону подчиняется и человек. Однако бывают случаи, когда человек действует свободно, ничем не понуждаемый. То есть, как будто без причины. Иными словами, там, где нет свободы – там нет ответственности, и не может быть ни права, ни нравственности. Кант считает, что отрицать свободу человека – это то же самое, что отрицать самою мораль и нравственность. С другой же стороны, не смотря на окружающие обстоятельства, особенности характера. наследственность и т.п., перед любым поступком у человека есть время, когда он может сделать свободный выбор в пользу того или иного решения. Это и есть свобода по Канту.
         Итак, Кант в доказательстве бытия Бога выводит два фактора: 1) Всё в мире живёт по закону причинности. 2) Человек в редкие мгновения своей свободы не подчиняется этому закону. А значит – Бог есть. Я бы эту логику продолжил так: я люблю, а Бог есть любовь – значит, Бог есть.  Не знаю, не знаю, как вам такая логика, но не такого БЫТИЯ БОГА мы ожидали. Свобода, Любовь – это всё в человеке, а хотелось бы про самого Бога, про бытие божье. И здесь почему-то вспоминается возглас поэта Бездомного: «Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!»
Я же попытаюсь заехать с другой, более привычной стороны – из Библии, которую, каюсь, недолюбливаю, вернее, не понимаю того ажиотажа, который нагнетается вокруг этой неоднозначной книги. И трепета с придыханием, с которым цитируют строки оттуда. И начнём мы со знакомого всем высказывания Иоанна: «Вначале было слово. И слово было у Бога, и слово было Бог». Ну! ведь звучит! Это уже не сказка о бородатом старце, создавшем всё – здесь осмысление божьей сущности. И здесь не свойства Человека, познавшего божью суть – здесь определение самого Бога: слово было Бог. Только и это определение нас не устроит. Меня, правда, тут попытались поправить, мол, Евангелие переводилось с греческого, а у греков написано Logos. Хорошо, только это ничего не меняет, потому как Слово в глубинном понимании и есть Логос (отсюда потом и логика возникла). Логос – Разум, сам себя осознающий. Но это – мужское начало. По Иоанну выходит, в основе мироздания лежит мужское начало.
На этом, собственно, вся Библия и стоит: ветхий Бог – мужского рода. В Евангелие уже – триединая сущность Бога: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой (два мужчины и одно нечто – голубок, который, кстати, и принёс человечеству Благую весть). Существует, конечно, Божья Матерь, но она как бы за скобками – не является божьей сущностью. Однако именно здесь и обнаружен логический провал! Здесь всё вопиёт – и твердь небесная и земля животворящая! Этот мир, так уж случилось, поделён на мужское и женское начала. Женское начало – ПРИРОДНОЕ, мужское – НАДПРИРОДНОЕ (вот и теория наша сгодилась). Иначе ничего бы не было! И женская природа – это не довесок в виде ребра Адама, и не функция, назначение которой рожать. Это полноценное и равное явление Бытия.

         Ничто не существовало: ни ясное Небо,
         Ни величья свод, над Землёю простёртый.
         -Что же покрывало всё? Что ограждало? Что скрывало?
         Были ли то бездонные глубины вод?
         Не было смерти, и бессмертия не было.
         Не было границ между днём и ночью.
         Лишь Единый в своём дыхании без вздоха,
         И ничто другое не имело бытия.
         Царил Мрак, и всё было сокрыто изначала
         В глубинах Мрака – Океана бессветного.
         Зародыш, скрытый в скорлупе,
         Под жаром пламени в природу  развернулся.
         Риг-Веда

Имеющий уши да услышит. Всё уже сказано и написано. Вот оно – начало бытия Бога! «Тьма излучает Свет, и Свет роняет одинокий Луч в Воды, в глубину Лона Матери. Луч пронизывает Девственное Яйцо…».*  То есть, НЕЧТО находилось в состоянии тьмы. Но Оно, узрев МАТЕРЬ, – засветилось. «Свет – Хладный Пламень, и Пламень – Огнь, и Огнь рождает Тепло, Воду производящее – Воду Жизни в Матери Великой».* Тьма недвижима, мертва – в ней смысла нет. В ней вообще ничего нет – ни смысла, ни бессмыслицы. Это такое состояние вселенской прострации. И если бы не Матерь – так и пребывал бы Отец во Тьме великой, пока не превратился бы в Чёрную Дыру. И не было бы НИЧЕГО. Но Он узрел Матерь – и появилось ВСЁ. «Он проник в Неё, распространяясь молочно-белыми сгустками в Глубинах Матери, Корне, растущем в Недрах Океана Жизни».*

         * Станцы Дзиан. Космическая эволюция.

         Произошло чудо – зародилась ЖИЗНЬ. То есть, всё просто: вселенская жизнь и жизнь любой божьей твари происходит через соединение полов. Через соитие, через зачатие! Но  именно это и возмущает христиан. Никакого ЧУДА – сплошная, пардон, физиология. То ли дело голубок порхал, знаки подавал – Благую весть принёс. И зачатие, хоть и случилось, но НЕПОРОЧНОЕ…
         Однако. СВЯТАЯ СВЯТЫХ – это Лоно Матери. У израильтян главной функцией Иеговы было деторождение, и эзотеризм Библии, истолкованный каббалистами, указывает, что Святая Святых в храме – символ утробы. Эта идея была заимствована иудеями у египтян и индусов (это к вопросу уникальности Библии). Индусы не стеснялись, кстати, в храмах изображать сценки совокупления. Фаллический элемент встречается в каждом имени, данном Богу. ГОЙ – (русск.) оголённый, чистый. Почтительное обращение к мужчине у древних славян. Буквально: полноценный мужской половой член. Гойная сила – сила жизни, плодородие. ХЕР – старославянская буква ХЕРЪ – обозначает божественное. – Геракл (Heracles); Геркулес (Herilus); Эрос (Herotius); Герой (Herois).
Испокон веку у всех народов в основе жизни и веры лежало продолжение РОДА, деторождение. Только у «избранного народа» фаллические символы стали непристойны, в силу их материального и животного элемента. Это был роковой уклон с пути Истины.
         Евреи назвали своего Бога – Иегова. В переводе J, hovah или Jah-Eve. Jah совершенное число или один (фаллическое начало) и Нovah (или Ева) имеет значение, как и у древних – Отец-Матерь. Но дальше началась трансформация его в единую сущность Отца. Так, в Бытии, в его искажённом переводе звучит: «…тогда начали люди призывать имя Господа», на самом деле это должно читаться: «…тогда начали люди называть себя именем J, hovah», или мужчинами и женщинами, кем они стали после разделения полов. А дальше… Каин убил Авеля, то есть Каин (мужчина или Jah) убил Авеля (Eve) – сестру свою. Или мужское начало убило женское. С тех пор властвует Бог-Отец. То есть произошла антропологическая революция: Матерь была поглощена Отцом. А на земле, женщина стала низшим существом, рабыней мужчин.
         Однако это не помешало иудеям «Печать Вишну» – двойной треугольник – имеющий много тайных  смыслов, но также символизирующий мужское и женское начало (один треугольник входит в другой), сделать символом нации и назвать его Звезда Давида. Так что убедительнейшее доказательство бытия Бога написано древними. И написано так, что возражений тут быть не должно, и не может. Потому что здесь сошлось всё: и духовное, и материальное, и физика, и метафизика. И сама Жизнь.



11. Ху-ху… или Рисую Бога

Мы же остановились на самом волнительном повороте моей судьбы. Я стал ху… художником. Да, именно это запинание, это «ху-ху» и окрасило мой период творческого становления. Окрасило большим сомнением – туда ли я полез. А он, этот период становления, если быть точным, ещё не завершился. Да и предусмотрено ли тут завершение? Вопрос. И ещё одно уточнение. Надприродное сознание и есть основа творчества. Кстати, «посмотреть со звезды», что и является надприродным сознанием, конечно же, не мной придумано. Это живёт в подсознании любой творческой личности. И в сознании тоже…
Я всю жизнь рисовал.  Вернее сказать, что-то изображал, потому что рисовать-то я как раз не любил. И не умел. Умение рисовать, кстати, для художника это вопрос «на засыпку». Здесь таится самая неразрешимая закавыка для нашего брата. Умение рисовать правильно порой для творчества – самая большая и неразрешимая проблема. Но об этом лучше и не начинать, потому как закончить невозможно. Тем более рассказ у нас о самом начале пути в неизвестность. Так вот, всё моё ученичество было пронизано мукой и раздражением. Я ненавидел походы на этюды, все эти дали в дымке, стога на закате, ненавидел вечные  натюрморты с парафиновыми фруктами, гипсовые головы и проч., чем вдохновляли нас в художественной школе, где я благополучно прозябал. Пока меня оттуда не выгнали. По причине как раз неспособности к рисованию. По той же причине и в институт я не попал. Моя нелюбовь к рисованию по принуждению, сказалась на моём образовании. Я образовывался сам. Всю жизнь. И вот что я понял: учёба и творчество – вещи несовместимые (для меня уж точно), потому что природа их в сути своей различна. Моя же природа требовала свободы и чистого творчества.
А чистое творчество – вещь неподъёмная. Да и есть ли оно вообще? Поэтому и поиски мои были иллюзорны и тяжелы. Так неподъёмно тяжелы, что и вспоминать неохота. Я ничего не принимал на веру. И учителям не верил. И Отца Небесного убивал. И пусть не пугает вас эта страшненькая фраза – я был, доведён до отчаяния. Жизнь по всем пунктам отторгала юношу, поэтому юноша всё, что хоть сколько-нибудь напоминало жизнь – презирал и старательно вымарывал из сознания. А уж, кто ещё как не Отец Небесный заварил всю эту кашу, и выставил на позор его – потерянного и несчастного. Это сейчас я узнал, что «нашёл одного учителя – потерял истинного», и услышал: «не сотвори себе кумира», и осознал мысль: «увидел бога – убей бога». Все эти истины копились веками, чтобы примирить однажды мой юношеский нигилизм с мудростью предков. Убить Всевышнего невозможно, тогда как, уничтожив ограниченный взгляд на него, обретаешь истинного Творца. Наш взгляд – порождение несовершенного ума, и втискивая Беспредельное в рамки своего узкого предела мышления, – теряем его.
Вообще-то, если копать глубоко… (а копать мой Копатель намерен глубоко, до самого дна, иначе и смысла мы не видим в этом занятии). Так вот, в этом «глубоко» и зарыта моя собака. Глубоко зарыта, поэтому и копал всю жизнь. Но тогда я находился в полном неведении. Я просто жаждал. Чего? Я и сам толком не знал. «Духовной жаждою томим…». Но я был юношей вдумчивым и уже тогда начал копать. Мне нужны были подлинные знания – первооснова всего. Я их предчувствовал, оставалось только оформить эти предчувствия в логический строй стоящего ответа. И я оформлял и параллельно формировал своё Я. Это то, о чём кто-то когда-то сказал, а я запомнил: «Одно лишь высшее Я, истинное ЭГО – божественно и есть БОГ в человеке».
Запомнить запомнил, но смысл истинного ЭГО предстояло ещё раскопать и доказывать всю жизнь. Истинное Я, это, собственно, и есть смысл и конечная цель любого творца и его творчества. Ведь в искусстве ценно только уникальное и неповторимое Я – всё остальное, даже высоты мастерства – вторичны. Только твоя индивидуальность ценна, и чем больше ты неповторим, тем выше статус. Вся история искусства – это, прежде всего, Имена. Называешь Имя – открывается эпоха. Никому не надо объяснять, кто такой Рублёв, Рембрандт или Пикассо. Это уже планеты в космосе. Впрочем, это я сейчас понимаю, что я что-то формировал и оформлял, тогда же я просто пытался жить, то есть тыкался в эту странную жизнь, как телёнок в мамку и ждал благо. И творчество моё было таким же, каким был я сам. Ну, а поскольку тогда я был никаким, то и творческие поиски мои были хаотичны и неопределённы. Однако я был упёртый, запирался в отцовской мастерской и работал. То есть занимался своеобразной гимнастикой: стирал кисти, дырявил холсты и краску превращал в грязь. Я не ведал, что творю, просто блуждал по пустыне – слепой и без поводыря. За 6 лет я не написал ничего. Вообще.
Вспоминая теперь то время, и пытаясь быть скрупулёзным в оценках, скажу, что с настоящей школой я всё-таки столкнулся. Я её воспринял и даже в ученической практике кое-чего понял и достиг. Ян Раухвергер был одно время моим учителем. (Он натаскивал меня в Полиграфический институт). Сам он был учеником Вейсберга. А Владимир Вейсберг нёс в себе ШКОЛУ. Подлинную школу, а не ту, чем пичкали меня в этой жизни. Я слышал, что он был учеником Осмёркина, а там и до Сурикова было рукой подать. Впрочем, эту цепочку «учитель – ученик», если уж быть совсем точным, – я додумал. От Осмёркина до Сурикова был ещё, быть может, и Кончаловский. А может, и никого не было. Я хотел сказать только, что существовала подлинная школа. Ян преподал мне основу творчества – отключать мозги. Достигал он этого специальными упражнениями. И это стало для меня в будущем сверхзадачей и философией всего творческого процесса.
А процесс, мягко говоря, затянулся. Никуда не поступив, и отслужив в армии, я стал копать. Это были самые страшные годы моей биографии. Отчаяние душило, и Копатель пытал не по-детски – туда ли я гребу? Но что-то удерживало меня от полной капитуляции, и я продолжал свои мазохистские упражнения. Теперь-то я, кажется, догадываюсь, что мне было нужно. Я хотел понять природу вещей. Не предмет, не пейзаж, не портрет, но суть их волновали меня. Предмет изнутри, его тайная формула, код. Не изображение видимого мира, но поиск его основы – было моей тайной сверхзадачей всю жизнь. 
Понимание родилось вдруг. Но не сразу. Через многие годы, через многие картины, рождённые и несостоявшиеся. Через несколько персональных выставок. Через сияние Чистой Правды, которое снизошло однажды. Я задался вопросом, ответ на который и явился бы ответом всей жизни. Все мои грёзы, мой пыл, опыт, вся ворожба над холстом, весь неистовый поиск истины – всё это для чего-то ведь было нужно? Или нет?..  Это трудно объяснить и понять даже мне самому. Где гуляла моя творческая мысль? чем питалась? где паслось моё голодное стадо? Я искал нечто, искал НИЧТО – дао, разлитое во всём видимом и невидимом мире, которое ни объяснить, ни понять невозможно. Я искал убедительный ответ на незаданный вопрос.
И вот что я всё-таки понял. Если всю жизнь я искал ту неуловимую истину, сияние чистой правды, и пытался изобразить суть несказанного, то назвав ЭТО своим именем, получится, что я искал Бога (или Дао, или истинное Эго) и рисовал его бесконечное проявление во всём, его неуловимый лик. Я пытался войти в это поле подлинности, где существует Бог. ЭТО никак не вмещалось у меня в пределы холста, ЭТОМУ всегда было мало места в пространстве моего сознания. Но постоянное стремление в те пределы дали мне ощущение подлинной правды.



12. Богомаз или Дурень думкою богат

Но однажды мне привиделся Образ Его Самого. Вы понимаете, о чём я? То есть, я так много и напряжённо думал в том направлении, что, не то, что сроднился – скорее раскрепостился настолько, что замахнулся. Проскочил ту грань, которую не надо бы проскакивать. Короче, я задался вопросом вопросов: так ли неуловим Его «неуловимый лик»?  И не бросить ли мне, типа того… вызов Небу, изобразив Его Самого? А чё?
Вы, наверное, подумаете, ну, ну… у богатых свои прибабахи. (Ясен перец, что у богатых в духовном плане, потому как гений и бабло – у меня лично не совмещается). На это я не стану возражать. Потому что. Потому что этот вопрос лежит в иной плоскости. Не в реальном мире, с которым у нас постоянная напряжёнка, а где-то там. Там, куда нас тянет неодолимо. Он завис между философичностью и психопатией (то есть, в наших художнических буднях). Забегая вперёд, скажу: нет ничего глупее и безнадёжней, чем изображать то, что зыбко, шатко, неуловимо. Чего не существует как реальность. Но и тут всё сошлось – даже безнадёжная глупость затеи не стала препятствием, а, напротив, своеобразным толкачом. Всё богатое нутро моё раскрылось для восприятия… этого предприятия. Я завёлся и, как говаривали в старину попы – впал в прелесть. 
И мысль (если это мысль) уже карябала моё надприродное сознание. И уже на донышке подсознания можно было расслышать: «Меня коснулось непостижимое, я сам теперь бог, я вошёл в истину. Пора, брат, пора выбираться на просторы и обрести абсолютную свободу!» – нет, я так не думал, это было что-то другое, фатальное – шло фоном, и было глубоко спрятано. Так глубоко, что и не формулировалось никак, а жило отдельной жизнью, которой как бы и не было вовсе. Миражи. Фантазия. Однако миражи – мой образ жизни, а фантазии – единственное занятие, в котором я преуспел и сделал своей профессией. Короче я ушёл в отрыв, объяснить который простой человеческой логикой невозможно. А вот на уровне безумия, которое, впрочем, так естественно для меня, проявился образ той вечной Истины, что изначально – суть сути вещей. А суть сути вещей – это, конечно же, Бог. И у меня возник соблазн изобразить Его на холсте. Ведь магия непознанного так велика, а человеческий разум так податлив соблазну.
Так что влип я тогда капитально. Хотел я этого или нет, но комплекс Люцифера коснулся и меня. Но главное – я влип в историю, из которой ещё предстояло выбираться, желательно с удобоваримыми потерями. Короче, дальше наступало время БЕЗВРЕМЕНЬЯ. И «как всякий провал, оно богато кучей пустопорожних бессмыслиц: мраком чувств, тяжестью мыслей, суетой действий и всяким прочим сопутствующим хламом» – с этой мрачной хроники я и начал свои записки.
А началось это чудо в деревне. Дней пять я ходил дурак дураком – и светился своей новой тайной. Я видел Образ Его Самого. Видел как Нечто, как Ничто, как воспоминание о будущем, как предчувствие встречи с инобытием. Я зависал в этой нирване НИГДЕ, пране НИЧТО в этой тайной заводи своего сознания – и умирал от предчувствий чего-то абсолютного и истинного. Каждый вечер, выходя на веранду покурить дежурную трубку, я видел свою новую картину. Воображение рисовало образ лица, проявленного в пространстве. Божий лик проявлялся в божьем пространстве. Изголодавшись по своему ремеслу (здесь я не имел возможности работать), я шаманил над воображаемой картиной. Ночное небо, пронзительный воздух, природа видимая, и природа в своей глубинной и первозданной сути – всё работало на раскрытие образа.
Почему Бог имел черты человеческого лица – неведомо. Так было – и всё. Впрочем, а чей лик я должен был представить себе? Потом уже я пытался дать ему имя и погорел на этом окончательно. Бога изображали на иконах. Причём, в разных видах. Троица – триединая сущность Бога. И весь Путь Христов. А вот изображение Бога-Отца считалось неканоническим, однако изображение Бога-Отца Саваофа всё-таки встречалось.
На Руси иконописца так и звали – богомаз. Вот и я готовился назваться этим весёлым именем. Будьте как дети. Если спросить любого ребёнка, как он представляет себе Бога, то он, скорее всего, скажет, что это добрый (или строгий, но справедливый) дедушка с большой белой бородой, который сидит на облаках. Впрочем, так его представляют не только дети. Ветхий библейский бог так и рисовался. В основном – у них. Оттуда и привезли нам то, что назвали светской живописью. Но случилось это в XVIII веке. У них же в начале XVI века уже творились вещи непревзойдённые. Фреска «Сотворение Адама» на потолке Сикстинской капеллы величайшее творение флорентийского мастера. Так вот, библейский сюжет, в котором Бог вдыхает жизнь в Адама, изображает как раз ветхого Бога (дедушку с большой бородой). Правда, у Микеланджело что Адам, что Бог, с точки зрения анатомии, вид имели (если так можно выразиться) запредельного совершенства. Впрочем, у него вся Сикстинская капелла населена суперменами с идеальными фигурами.   
Но флорентийский мастер, зашифровал на фреске человеческий мозг. Мозг, скрытый в образе Бога, окружённого ангелами, оставался незамеченным до конца XX века. Некто Фрэнк Мешбергер, врач по профессии увидел в общем абрисе – скрытую иллюстрацию анатомии мозга. Так что гений Микеланджело, в своём послании, как бы говорит, что все эти библейские сказания – лишь порождение Человека, его вселенского Мозга. Правда, быть может, Мешбергеру это привиделось, то есть у Микеланджело изображение мозга получилось по наитию, не специально. Ведь увидел Дали в образе Сикстинской мадонны Рафаэля – ухо. (И даже изобразил его, включив в него Матерь с Младенцем). А УХО, как известно, имеет форму зародыша. А это уже философия начала Жизни. А истина была, есть и будет в том, что Бог есть. Или его нет. Больше вариантов человечество не придумало (есть, правда, дао, которое есть и нет в одном лице).
Вот, собственно, и вся предыстория. Если простенько. А если чуть глубже, подробней, то совсем неясно, как там всё происходило. И что теперь? А теперь пора было ехать – в Москву, в Москву! – выяснять, как там дела обстоят… в сферах небесных и мозговых. И что первично – Бог, Мозг или Ухо. Так и началась у меня эта страшненькая история. А как вы хотели? Истина не любит, когда её ищут, а уж когда в ней ковыряются такие вот Копатели – она мстит. Ну, и задумка, конечно, впечатляла… – дурень думкою богат!
Вообще, то, что задумывалось сначала и образовывалось потом на выходе – совершенно разные вещи. У меня – так. Во всём и всегда – полная неопределённость. Это у кого-то бывает: задумал – воплотил. Нарисовал эскиз, покрутил-повертел – и вот вам картина. Так, впрочем, и должно быть у нормальных профессионалов. У меня же так не бывает никогда. Что со мной происходит – неведомо. В те моменты творческого неистовства Бог (если вообще, он участвует в этом) отворачивается и сокрушённо молчит, потому что в моих мозговых сферах творится всё неправильно и не по-божьи.
Почему не по-божьи? Трудно сказать точно, но то, что я лез напролом туда, куда нужно проникать, затаив дыхание – отчасти объясняет эти постоянные сбои. А если ещё прибавить бешеную энергию моего бешеного духа – всё становилось ясно. Моё неистовство пробивало всё. Происходил сбой системы. Его системы. Поэтому и молчал Он и сокрушался, потому что во мне ломался Он Сам. Вот-вот. Именно поломанный Бог и мучил меня так безнадёжно и страшно. Но главное, ни одна картина не далась просто так, каждый новый холст проходил через то горнило. Трагедия эта, быть может, и оправдывала как-то моё существование. Этой работой я и занимаюсь всю жизнь. Пишу картины. Почему именно картины, я и сам толком не знаю. Они меня заглатывают, как Иону кит, и я долго потом выкарабкиваюсь из их чрева. Картины мои многосложны и длинны как романы. Я вообще литературен. Поэтому и выскажусь литературно. Они многотрудны как моя жизнь. Это больше чем профессия. Это даже больше чем творчество. Это нечто сокровенное и абсолютное как смысл жизни. Это то, что можно предъявить в конце как отчёт, вот, мол – здесь всё. Здесь мой путь и суть моя.



13. Как теперь жить?

Как можно жить и работать, когда ты бросаешь курить? Если при этом курил всю жизнь. Даже до рождения – в прошлой жизни. И пил примерно столько же. Как, я вас спрашиваю? Как?!!
Ладно. Не надо нервничать. Попробую разобраться в этой неестественной и почти безысходной ситуации. Не пью я уже лет пять, но снится мне исключительно пьянка. То есть ничего другого мне и не снится. Представляете, какой возвышенной жизнью я живу. Я так скажу, алкоголики бывают пьющие и непьющие. Один мой приятель, бросив пить, даже воду пил со значением. Выпьет залпом, выдохнет и задумается, что это он сейчас принял. А что же я? Короче, это фантасмагорическое занятие не отпускает меня и сегодня. Дело в том, что самому, усилием воли, бросить пить – нереально. И мечтать об этом нечего. Настоящий алкоголик никогда не опустится до подобной ерунды. У меня всё и всегда было по-настоящему. Настолько по-настоящему, что каждый раз я пил до конца – до самого что ни на есть дна. Конец этот мог стать и моим концом, то есть концом окончательным.
Возникает вопрос: почему же не стал? Я не знаю. Очевидно, потому же. Очевидно, я так задуман – всё доводить до полного финиша, до отвращения. На пятьдесят каком-то году – водка в меня перестала залезать. Но я не успокоился – перешёл на пиво. Два года я питался пивом. И опять потерпел фиаско – и пиво в меня не лезло. И вот чего я добился. Теперь мой организм отдаёт это богатство, что копил всю жизнь. Со дна меня поднимается мутная пена, и рвётся наружу. Мутная пена – это моё достояние, моё богатство, это всё, что осталось от прошлой жизни. От великого противостояния двух миров: истинного ego и нелюбезной действительности. Да уж. Это были годы схватки за право быть. Быть поглощённым вечностью. Сколько моих друзей этим правом воспользовались! А вот я проскочил. Это были годы провала в никуда, в нирвану, в ПУСТОТУ! В ту пустоту, которая и была моим божеством – суть сути вещей. Та пустота, с чего всё началось и всё закончится. В ту пустоту, которую я постигал всю жизнь, но так и не постиг окончательно. Да и как исчерпать неисчерпаемое?
О да, я курил и писал романы о своём питие. То есть сначала пил и курил, а потом курил и писал. Совмещать питие с писанием романов, да и картин у меня не получалось. Слишком велико было проникновение первого, чтобы я мог задуматься о втором. Сначала я проникал в ту пустоту. Проникал и проникал, ибо нет предела познанию. Но был предел моих возможностей – дно, к которому я стремился, и которого всегда достигал. Потом наступали муки расставания с этим потрясающим занятием (ну не мог же я пить всё время чисто физически, хотя так хотелось!). Тогда я ложился – и не пил. Тоже одно из потрясающих занятий, что отложились в моей памяти. Одна из величайших страниц биографии: лежал – и не пил! Но выпитое накануне жило во мне, оно говорило со мной, оно меня убаюкивало, уносило в трансцендентные миры…
Я лежал по трое суток без сна. Профессионалы знают, как трудна и безыскусна жизнь алкоголика. Выход из многодневной ходки всегда заканчивался бессонницей. Но ведь что-то со мной случалось за те сутки? По всяким там законам бытия что-то непременно должно было случаться. Но… я так скажу: ничего не случалось – я только умирал и немел. Именно: умирал и немел. И вот оттуда… из немоты умирания… являлось НИЧТО. Вы только не подумайте… ты, мой дорогой и единственный Читатель не подумай, что я отчаянно вру. Это выстраданное состояние и я ни на что его не сменяю, я буду говорить о нём тихо и со значением, потому что здесь – ВСЁ. Как писал Лао-Цзы «перед лицом смерти всё ничтожно, из-за всего существующего проглядывает Ничто. Ничто – и есть первооснова мира, из Ничто всё возникает. Ничто – путь вещей, явлений, процессов, потому что из Ничто всё вытекает и в Ничто всё возвращается».
Я лежал и тупо смотрел в это Ничто. То есть внутрь себя, что было одно и то же. И вот оттуда… из кромешного меня вылезали… нет, не чёртики вылезали и не зелёные человечки, чушь всё это и глупость! Мы люди творческие, многоплановые и со вкусом, ну какие у нас могут быть зелёные человечки? Образы будущих картин вылезали из меня! А вы думали, откуда берутся произведения искусства у человечества? Оттуда и берутся. Из того Великого Лежания. Из того фантасмагорического внегалактического улёта в область божественных откровений и дьявольских насмешек! Из того Ничто. Из астрала. Да-с. Вот так вот всё и происходит! Именно.
Вру я всё. Конечно же, вру.  Или нет? В той жизни сейчас невозможно разобраться. Остались только памятные кадры, которые и снятся теперь с назойливостью госпожи Совести (только эта дамочка может так прилипать, доставая тебя). А кадры той кинофильмы были страшненькие.  Впрочем, бывали всякие: и романтические, и криминальные, и мистические, и совсем уже сюрные. Было и такое. Просыпаюсь я как-то внутри  костра. То есть лежбище моё натурально горит, а я возлежу в центре как жертвенный баран. Языки пламени лижут меня, а я ничего не чувствую. Без вмешательства здесь, естественно, не обошлось. Ведь Кто-то же разбудил меня (не будем уточнять Кто). Удивительнее всего, что и Огнь был Благодатный, (такой же, что из Гроба Господня, в Иерусалиме) иначе как объяснить, что ни одного ожога на теле вашего покорного слуги не было. То есть я восстал с жертвенного ложа, нетронут и чист как агнец! Это к вопросу совмещения двух удовольствий. Когда одновременно пьёшь и куришь – можно и не проснуться. Не всем же уготована встреча с Благодатным Огнём.
Как, скажите, как теперь можно жить и работать без той божественной подпитки? Да никак! Поэтому и не пишу я больше романов о своём питие. В общем, всему приходит конец. Вернее не так: всё имеет свой цикл. Пьяный цикл завершился со смертью матери. Я начал самостоятельную жизнь очень поздно, когда нормальный Поэт уже давно стал легендой, а нормальный Художник ещё не вошёл во вкус, то есть было мне – за пятьдесят. А успеть нужно было многое. Авансы, что раздавал мне Господь, приличные люди возвращают. Ведь для чего-то Он оставил меня жить. И об этом я расскажу прямо сейчас.



14. Смерть Матери

Мать умирала не один год. Как отец приказал долго жить, так она и начала умирать: с декабря 1994 по ноябрь 2007 года. 13 лет моего прозябания. Теперь я знаю точно – она хотела забрать меня с собой. Моя мама была не проста, любовь ко мне имела роковую и шутить не любила. Да такими вещами и не шутят.
Мать была жертва. По гороскопу, по жизни, по восприятию той жизни. Это была её фишка, её объяснение всему, что с ней случалось. Кого - чего она была жертва – людей, судьбы, обстоятельств? – не ясно. Но эта жертвенность стала её жизненным статусом. Она сидела на кухне, раскладывала картишки и курила. Изо дня в день. До утра. Это было так значимо, даже торжественно. Она страдала. То есть лицо её излучало постоянную вселенскую скорбь. Почему вселенскую? Наверное, потому, что так мощно и бесконечно скорбеть, можно только в масштабе вселенной.
Лет пять такого сидения возвели её в ранг великомученицы. В этом статусе она убедила, прежде всего, себя, потому что зрителей, кроме меня, никого не было. Она уже при жизни стала памятником, об который разбивались все мои мечты и желания. В ней была мощь, чувствовался непреклонный характер. Однако характер дело наживное – это наследие жизни. В ту страдальческую жизнь жертвы она явилась совершенно другой! У меня есть фотографии того времени. Какая же она была красавица! Она дышала лёгкостью, чистотой и целомудрием. Ещё у неё был абсолютный слух и божественный голос…
И всё это достояние попало во владение одноглазой бестии на тонких ногах. Замужество для матушки стало шоком. Совместная жизнь с мужем и его мамашей началась в местной больничке посёлка Сетунь. В той больничке мамаша мужа была главврачом, а с жильём после войны везде было никак. Сетунь же – моя малая родина, тогда ещё была ближним Подмосковьем, которое застраивали пленные немцы. Так вот, свекровь взялась за невестку рьяно. Воспитывая своего сына без мужа, она была деспот и самодур – сын её слушался беспрекословно. Ко всему, жили они втроём в одной комнате. «Просыпаешься среди ночи, – вспоминала мама, – а на тебя смотрит из угла напротив стеклянное око бдящей свекрови».
Отношения между мужчиной и женщиной лучше всего объясняет только одно слово: непостижимость. Как написано в Книге притчей Соломоновых: «Три вещи непостижимы для меня и четырёх я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице». Отец за всю свою жизнь не обронил ни одного плохого слова о нашей матери, а когда мы, милые детки, жаловались на неё, а сестрица уже в зрелом возрасте пыталась развести их, отец всегда отстаивал её сторону. Он говорил, какая она необыкновенная, какая тонкая… а я своим детским носом всегда чуял в ней мента. В матушке была какая-то поверхностная правда – формальная, как закон постового. Вы нарушили – и всё.  А то, что матушка уже после смерти батюшки долгими зимними вечерами наговорила мне о нём, сводилось к одной теме: «не мужик, тряпка, Дымов». Было, было в нём нечто мягкотелое и суетливое, что для любой женщины – просто беда. В своё время его мать над ним хорошо поработала. Однако чем больше он отталкивал от себя, тем больше и завораживал. Чем отталкивал, тем и привлекал – такой вот феномен.
Первого ребёнка, моего старшего брата, бабка вытравила сама. Тогда аборты были запрещены, но она была хирург, главврач больницы – как-то всё устроила. После первого аборта, оставшегося на её совести, родилась Танька. Потом был опять аборт. И опять мальчик. Мать больше не хотела детей и меня ждала та же участь. Спас отец. Он вовремя вернулся из какой-то поездки и, узнав, куда и зачем легла жена, со скандалом вывез её оттуда. Так что назвать отца «тряпкой» мать поторопилась. Я категорически не согласен.
По поводу несостоявшегося аборта на меня недавно обрушилась одна мысль, и уже не отпускала ни в какую. Она меня заворожила, как завораживает тайна, и взорвала мозг, как взрывает истина. Я просто узнал, что буквально сразу же после соединения сперматозоида с яйцеклеткой возникает жизнь. Больше того, учёные зафиксировали свечение вокруг зародыша, мол, это и есть душа будущего человека. То есть, надо мной, уже светился божественный нимб жизни, когда меня захотели лишить всего. 
Был огромный период жизни, когда меня мучил страх. Да что там говорить, страх наплывами подступал всю сознательную жизнь! Повода не было, а я боялся. Чего? Может того скребка, которым вычищают плод?  Этот вопрос, не получив ответа, завис в моей голове. Как и то, почему смерть отца потрясла меня до глубины души, уход же матери никак не отразился на моём душевном состоянии. И никаких чувств, кроме облегчения я не испытал. Был у меня и другой опыт. Опыт потусторонней жизни. Видно, грань жизни и смерти была так неразличима, что я часто пересекал её, и как бы жил под покровом метафизики. Я ощущал себя жителем сразу двух миров. Для художника – бесценный опыт. То есть моя биология с анатомией жили в этом «лучшем из миров», а дух блуждал уже по искривлённым дорожкам инобытия. Страх же окрашивал всё в белесые цвета Смерти.
А вопрос, что завис в мозгу – плёвый. Что это – просто биология? Мать меня не хотела, задумала убить, и я запомнил это на клеточном уровне, и на том же клеточном уровне не смог её простить. Но мать меня вскормила грудью, заботилась всю жизнь и так любила, что чуть не утащила с собой в могилу. И прожил я с этим «ощущением матери» всю жизнь. То есть, мой душевный комфорт постоянно убивал страх, на моё духовное созревание наложилась душевная боль.
Впрочем, трудно во всё это поверить. Мистика какая-то, фантазии, блуд мысли. Если бы природа так реагировала на подобные «женские слабости», жизнь превратилась бы в ад. Мой страх – это нечто реальное, выпуклое, томящее только меня одного. Он – другой и очень мой. Он – индивидуален! И причина – где-то рядом. А если это суть моя? Вот такая гипертрофированная суть! Я же всё довожу до упора, до тупика. Быть может, это реакция на мою дикую сущность? Я блуждаю в первобытном мире «до знаний», мысли у меня крамольные, всё подвергаю сомнению. Это реакция на себя самого. Я боюсь себя, своей сути! «Я встретил врага, и это был я сам». Вот так.Только «враг» мой, быть может, и есть порождение того изначального дородового страха? И те «женские слабости» и превратили мою жизнь в ад? Тогда как? И ещё один козырь, подтверждающий эту теорию – со смертью матери страх ушёл. Вот такой волнительный итог нашей совместной жизни.
На самом деле меня многое волнует. Ведь моя жизнь полностью зависела от судеб отца и матери, как судьба каждого из них – от судеб их родителей. Погибни отец на фронте, не сядь мама в ту же электричку, где ехал отец – ничего бы не было. И что? Это цепь случайностей или закономерность? Хорошо, пусть так, пусть закономерность. Я верю в предопределение, верю, что дети выбирают родителей, верю, в целостность мироздания и не верю в инопланетян. 
У матери я остался один и был абсолютной единицей, вмещающей в себя все её чаяния. Поэтому и наша война была нешуточная. Мать нависала надо мной всей своей жертвенной тяжестью, и я до сих пор ощущаю её облик – властный облик, говорящий со мной языком ультиматумов. Я постоянно чуял на себе её безмерную любовь и ненависть до полного отречения, со страшным словечком «нелюдь» внутри. Это словечко было откопано в глубинах её подсознания и запущено в мир. Я – нелюдь, она – жертва и сама невинность. Я до сих пор не могу понять, чего в ней было больше – любви или войны? Или это такая любовь? Любовь до гроба. Накануне её смерти я выпил и прозрел: она же хочет меня забрать с собой в могилу! И её буквально сводит с ума, что я не хочу туда с ней отправляться. Я тогда так и сказал:
-Что? Не получается утянуть за собой? 
На следующий день её не стало. Утром я обнаружил хладный труп в её комнате. Она стояла на коленях, ничком упав на кровать, будто молила о чём-то. Наверное, просила Бога не разлучать нас. Похороны мне реально понравились. Во внутреннем кармане у меня булькала плоская бутылочка коньяка, и всё было окрашено предчувствием новой жизни. Нас было трое: Мать-покойница, дух Отца Гамлета, ну и сам Гамлет, из двух зол, выбравший БЫТЬ. В зале для прощания мать лежала в гробу необычайно красивая. И если отец тогда (13 лет назад) светился Святостью, то мать сейчас излучала Красоту. Они были пара! Вот бы их рядом положить…
Играл Бах. Я зачем-то спросил у единственной тётки, дежурившей в зале: это Бах? Это я зря сделал, потому что она мне всё равно не ответила, а уникальность момента была испорчена. К тому же я знал, это – Бах. Потом я поцеловал маму, положил цветы в гроб и отступил. У неё был очень строгий вид – она была недовольна, что я не с ней. Так, из всей нашей аномальной семьи, на этом свете остался только я. Маме это не нравилось. Гроб медленно, под аккорды Баха, погрузился в преисподнюю. Ну, туда, где священный Огнь, туда, где Тайна, куда мы все стремимся, и будем обязательно. Нет, положительно, мне всё очень нравилось. Это вам не в сыр-землю к червякам, здесь всё в традиции: земная жизнь должна завершаться Очистительным Огнём. Жаль только, что момент истины скрыт от нас. В Японии кремацию показывают по телевизору.
Вот и всё. (А сколько престарелых мальчиков утянули за собой их мамы!..). Я выжил, женился, у меня родилась дочь. А потом и сын.  Теперь нужно было нарисовать бога…



15.  Омерта

Бог так просто не давался. Он, как и положено, требовал жертвы. И я, не раздумывая, положил к Его пьедесталу свою жизнь. А жизнь моя и не жизнь была, а война. Ну да – война. Когда тебя постоянно держат на мушке – это война? Или чего похуже. Соскочить-то с прицела не можешь, только головой крутишь. Не потому что увернуться надеешься, просто нервы сдают – нервное это. Ощущение войны, ощущение небесного снайпера, целящегося в голову – было изматывающе долгим. Просыпаешься – и оказываешься на мушке. И весь день потом не можешь соскочить. К ночи, измотанный постоянным присутствием в мозгу того снайпера, забываешься дурным сном. И снится тебе пьянка…
Когда я начал писать эти записки, меня волновало только одно: смогу ли я скрупулёзно по пунктам описать то состояние, что происходило со мной. Мне серьёзно казалось, что я участвую чуть ли не в историческом событии. Ну, если и не в историческом, то уж точно – в уникальном психологическом эксперименте. Я даже хотел писать хронику тех событий, решив, что это будет интересно всему роду людскому. Это ж, какие психологические изыски, какая пропасть философской мысли и глубины творческого процесса! В реальности оказалось – даже мне это не интересно.
Вообще-то на поиске Бога зиждется вся русская литература. Поэтому и казалось – мой опыт бесценен. Но, цитируя себя самого, получилось «то, что задумывается сначала и образуется потом на выходе – совершенно разные вещи». Мой поиск Бога вылился в такую бездарную и нудную тягомотину, что впору было задуматься, туда ли я полез. О чём это вообще? Потом начались психопатические вывихи, от которых сам Фрейд бы полез на стену. Как описать такое?!
Можно, конечно, написать документально просто: «Целый год я стоял у станка и стирал о холст кисточки». А можно чуть подробнее: «Представьте плоскость 2 на 1,5 метра, и безумца, который замазывает эту плоскость краской. Потом, неудовлетворённый содеянным, соскабливает её с неистовством. Потом вновь наносит. Тоже с неистовством, причём, неистовство неудовлетворённости растёт с геометрической прогрессией. И так в течение года». Быть может кому-то интересно будет узнать, что же творилось в голове у подопытного? Так тоже всё элементарно: «пустота и вихри». Ну, в смысле завихрения в пустой голове. Как-то так. Может не того бога я искал? Вот, вот, именно! – этот вопрос и напрашивается. Ведь все уже знают – бог будет таким, какие мы сами есть. А сами мы не местные, в смысле – не от мира сего, и законы нам ваши не писаны, и ваш бог нам не указ. Я рисовал бога, а рисовал-то, естественно, себя. Причём худшее своё отражение.
Но главное даже не это. Самое страшное – это повторы. Когда повторяется такое – кажется, что мир рушится и летит в тартарары. Эти блуждания по пустыне без руля и ветрил напоминали мне начало моего творчества, и повергали в отчаяние. Тогда, в начале пути, 6 лет я не мог ничего изобразить. Вдумайтесь и ужаснитесь: ШЕСТЬ лет пустоты. Шесть лет поделите на месяцы и недели, на дни и ночи, на часы и мгновения! И – ничего. Вообще. Нуль. Дырка. Чёрная дыра. Но я же упёртый! Я буду долбиться в то астральное окошко вселенной хоть шесть лет, хоть сколько, пока не треснет окошко, пока не выглянет из окошка Его Неуловимый Лик, и не проявится образ Добра и Истины на моём полотне. (Замысел, блин, как диагноз).
Но вот в чём тут дело. В глобальном, так сказать, смысле. В смысле, не Шестилетней войны, а в сражении, величиной в Жизнь. Лучшие мои работы проходили именно через вот такое горнило. Так уж завелось в моей практике. Без этого ступора, без такого «диагноза» не обходилось ни одно стоящее полотно. То есть, пройдя через все эти блуждания по пустыне, через безмыслие, безверие и прочие неудобоваримые и плохо проявленные состояния (о которых и поведать я толком не мог) – рождалось в итоге то подлинное, к чему я и стремился. Парадокс.
Однако. Во время той битвы внутри холста (и битвы внутри себя самого, естественно) – картины заряжались той сумасшедшей энергией, которую источал я на протяжении всей работы. Они были загружены мной под завязку – и чем дольше я смотрел потом на уже созданную картину – тем больше она отдавала. Она была живая – притягивала к себе. Внутри клокотал мой дух. Мой дух – это, конечно, песня. Вернее симфония, поскольку мощь ощущалась во всём! Он словно жил отдельной от меня жизнью, будто и не мой это дух, а ДУХ всеобщий и я как бы при нём. Он ярился в этом мире независимый и непредсказуемый как стихия, но стихия эта жила в моём пространстве, именуемом телом, и владела тем телом безраздельно и целиком.
Так я вот что скажу. Это только казалось, что я что-то там задумал, куда-то там гребу, в какие-то пропасти падаю, и в какие-то выси взлетаю. Ещё порой кому-то казалось, что я мощный целеустремлённый тип – пру к намеченной цели напролом, не обращая внимания на препятствия. Так, во всяком случае, мне сообщали товарищи по цеху даже с некоторым восхищением и ревностью (меня ревновали к моему же духу). Нет, всё было не так. Это дух, расправив крыла, парил во вселенной, а я, Его ничтожество, умирал рядом от осознания той невероятной огромности и невозможности переварить его.
Дух вообще оказался главным действующим лицом во всей этой истории. Ни мысль, ни чувства, ни… чего там ещё? воображение, мечты и грёзы (подозреваю, даже душа пугливо помалкивала) – ничего у меня не работало. Только дух. Все дороги вели в мир ДУХА, в котором правил древний как сама жизнь – бог Яр и богиня смерти – Мара. Поэтому и ярился мой дух и морок поглощал меня, и не мог я выйти из того состояния.
Вначале я думал, ну, не может профессионал так работать. Если ты закапываешься в холст с головой и месяцами не можешь выкарабкаться оттуда, это не работа – беда. Настоящий профессионал выдаёт несколько сот работ в год. Наследие Пикассо исчисляется тысячами единиц. Если бы в каждую работу маэстро нырял как я, то жил бы вечно. Или не жил вообще. Не мог же европейский гений заниматься подобным самокопанием и самоистязанием. Это наша религия. Потом перестал об этом думать вообще и замолчал. Я понял главное и принял как данность – картина, как и жизнь, должна пройти через все испытания: горнило страстей, ступор, отчаяние и чего бы там ни было. Это стало моей абсолютной истиной. Омерта.
Омерта – обет молчания. Омерта всегда считалась тем правилом, которое внушают сицилийцу с младенчества. Его учат молчать прежде, чем он начнёт говорить. Омерта – это когда все всё знают, но молчат. Потому что это истина, данная свыше, и об которую можно разбить лоб, сломать зубы, свернуть себе шею, ничего не поняв и ничего не добившись. Она есть – и всё. Она – сокровенна. Поэтому и молчат все и всегда.
Я же – Олух Царя Небесного молчал потому, что рассказать об этом был не в состоянии. Хотел, жаждал всем существом раскрыться, выпростать эту страшную тайну – но не мог, потому что не понимал, что происходит со мной. Я не понимал, кто меня заказал, истязает, и зачем ему это нужно? Но теперь я, кажется, нашёл своего врага – Дух. Всё тот же всесильный всепроникающий дух поедает меня. И я, божий сын, попал в резонанс его звучания и спёкся. Меня убивает то, что меня создало, и чем жив я. Вот истина на все времена! Теперь же… продолжая логику этого открытия, я так скажу: что меня убивает, то я возьму как оружие! Им и разнесу его пенаты. Вот – выход, вот – разрешение моего вечного спора. Дух против духа!
Видел я однажды такую войну – ночную грозу над озером. Войну духа Озера против духа Неба. Громовержец небесный посылал в Озеро свои огненные стрелы, а оттуда – страх господень! – в ответ мощные сполохи огненных брызг прямо туда – в его стихию. И, надо сказать, Озеро отстояло свои права – громовержец отступил, разъярённый, и ушёл за горизонт. Вот и у меня или – или. Только здесь: мой собственный дух против духа меня самого, и всё происходит во мне! Это будет похлеще разборок Фауста с Мефистофелем!
Когда у тебя раздвоение личности – это болезнь. По научному так: «Диссоциативное расстройство идентичности (расщепление личности) – очень редкое психическое расстройство, при котором личность человека разделяется и создаётся впечатление, что в теле одного человека существует несколько личностей». Но когда их число с каждым часом множится и от личностей уже не куда деваться, и все эти личности – твоё порождение! И все они – художники! И когда все эти художники рисуют твою  картину, и не просто рисуют, а творят Образ Его Самого – тогда это уже не болезнь, это… твои трудовые будни.
Личности множатся, и все с утра до вечера творят Образ Его Самого. А Он всё не рождается, и не рождается! Не даётся – и всё тут! И кто-то уже запаниковал, кто-то впал в ступор. Кто-то уже отрёкся с лёгкостью Петра, кто-то предал с радостью Иуды. И не трижды, а многажды на день, потому что везде – тупик. Везде – страх Господень. И нет простора, нет воздуха, а только подвал, похожий на склеп. И вот уже подступает отчаяние. Башку дырявит многоголосый хор несостоявшихся мазил, а по углам валяется поломанный бог.
Я соскабливаю всё безобразие, что появилось на холсте и окончательно вхожу в мёртвую зону. То есть я не там, где мне положено быть – в сферах и высях, а конкретно здесь – в данном пространстве и времени. Я вижу свои перепачканные краской руки, вижу краску, вижу ненавистную плоскость холста. И всё! А снайпер держит меня на мушке. И я уже страстно хочу, чтобы он снёс мне полголовы! Как и кому поведать такое? С кем идёт моя пожизненная война? Кто меня убивает? От кого я бегу? Какого беса несу в себе? Кому всё это нужно? Омерта. 



16. Пока страна загибалась…

Как я тогда выжил? Неведомо и непонятно. Мистика. Когда вся страна ломилась в сберкассы – поменять свои трудовые  капиталы («Павловская реформа») я был холоден как рыба. Я был спокоен и бесстрастен как аристократ, когда товарищи по цеху меняли советские сторублёвки в кассе комбината. Я был туп как пенёк и недвижим как сфинкс. Не было у меня капитала. Нигде. Я был почти счастлив, наблюдая это безумие, и не думая ни о чём. Как жить, выживать, что завтра есть (в смысле, чем реально питаться)? Я не понимал даже самой постановки вопроса. Такого у нас не было никогда. Мы жили, решая совершенно другие проблемы.
А потом в стране началась что-то совсем уже несусветное и противоестественное – она  съехала с рельс, соскочила с болтов, мы вошли в зону безвременья, а я… продолжал жить своей привычной жизнью. Нет, я, конечно, заволновался, глядя в телек, и видя странную и страшную новую страну, но я не соотносил это с собой. Я продолжал писать картины, пить (благо, этого добра теперь стало, хоть залейся). Я выставлялся!
А дальше я расскажу о том, о чём надо бы помалкивать. О своей мистической везухе. Как гласит народная мудрость: «Потерял – молчи, нашёл, – молчи». Не будь дураком – помалкивай в тряпочку. Не дёргай судьбу за усы! Ну, да, всё так. Однако. Не стоит в который раз напоминать, кто перед вами? И название романа не стоит озвучивать в очередной раз? Поэтому, и расскажу, всё как было.
Пока страна загибалась, и искала способы выживания, случай мне подкинул деньжат в самый отчаянный период моей жизни. У судьбы, нашёлся-таки «козырь за пазухой». Мать любила мне повторять, что родившись на Пасху, я принёс удачу семье. Сначала нам дали комнату в коммуналке, а потом и вовсе небывалый подарок – мы получили квартиру, что по тем временам было чудо из чудес. Короче, чудо случилось и в начале 90-х. В смысле, оно случилось раньше, но вначале 90-х я осознал насколько это чудо чудесно. Когда-то в советские времена матери удалось сделать невозможное – «родственный обмен» с матерью отца – бабой Шурой, о которой я упоминал уже. Вскоре его запретили, но квартирка так и осталась числиться за мной.  А что такое квартира в Москве – никому рассказывать не надо. Я сначала сдавал, а потом продал её за новые русские деньги, ставшие так популярны тогда в моей стране – долларии.
Потом, тот же случай, напоминающий джокера в рукаве, свёл меня с богатыми дамами, интересующимися творчеством моего отца и, что особенно радовало – моим. Одна дама сама удачливый дизайнер из нашей среды, раскручивала богатеньких буратино на щедрые траты в новых русских квартирах. Крохи с царского стола перепадали и мне. О второй даме без придыхания и говорить невозможно. Можно только пропеть как музЫку. Она была из бывших советских инженеров-химиков, прозябающих полжизни в советских же НИИ. Но с приходом новых времён, из химика она превратилась в алхимика в делах странных и страшных (для меня), именуемым непривычным для нашего уха словом – бизнес. Не буду вдаваться в подробности, о которых я ни тогда, ни после – понятия не имел, скажу только, что жизнь моя приобрела ореол значимости. Она оценила и даже восхищалась, (бывало и такое) – моей живописью. Но, главное стала её ПОКУПАТЬ.
Впервые в жизни я держал в руках такие суммы новых русских денег, которые вселяли ощущение мощи и уверенности в будущем. Не буду говорить о тщете и обманчивости этих ощущений, скажу только, что я был перевозбуждён, конечно, но до полного безумия не дошёл. Здравого смысла хватило не соваться ни в какие авантюры, со сладкими посулами, ни в какие ВЛАСТЕЛИНЫ, МММ и прочие финансовые заманухи. Я был настолько лох, что даже не понимал, как там все эти схемы пирамид работают. Но ума хватило не «колотить понты» и не строить из себя крутого предпринимателя и супермена. Короче, излишки денег я покорно нёс в привычную сберкассу (которая стала называться Сбербанком).
Жил я тогда, как, впрочем, и прежде, свободным манером. Писал картины и безбожно пил (безбожно – значит привычно). Ещё у меня была подруга и сумасшедшая страсть к ней, о которой я написал целый роман. С подругой мы расстались, осталась только пьянка и невостребованная страсть. Со смертью отца всё это хозяйство переехало из мастерской в квартиру. Так и жил я, между страстью и пьянкой. Зато с мамой. Про маму я тоже всё написал. 13 лет жизни со мной возвели её, если помните, в ранг великомученицы. Она в статусе жертвы, я – в статусе её погубителя. Так мы и жили – мирно и вполне благополучно. Она тогда стала утёсом, об который разбивались валы моих страстей и желаний. Привести к ней в квартиру женщину было странно, даже невозможно. Это было негласное табу. Нет, я, конечно, периодически нарушал запреты. Мать никого не выгоняла, беседовала с избранницами с интересом, даже, бывало, выпивала с нами. Она нравилась им. Но ни у одной моей девушки не возникало территориальных претензий. Они как-то мельчали в её биополе. И всем всё было понятно. Да и редко они забредали сюда – была мастерская, где зависали  мы по несколько дней.
         К чему я об этом вспомнил? Девушки кончились быстро. Не потому что они кончились в природе, просто появились проститутки. Хотя, быть может, замена наших советских девушек на капиталистических проституток было вполне в духе того времени. Это было явление, на которое я, неуравновешенный и вечно пьяный, запал капитально. И с восторгом. Проститутки были красивые, весёлые и доступные. Во мне же бушевала неудовлетворённая страсть, усиленная кризисом среднего возраста и рутиной житья с вечно «умирающей» матушкой. Началась веселуха. Причём, это было не разовое падение в тартар, а некое сознательное действо. Будто кто-то нашептал мне, а я прислушался, как нужно красиво расставаться с жизнью. А расстаться мне страстно хотелось. Вот здесь новые русские деньги и пришлись кстати. Тогда проститутка стоила дёшево – за 100 баксов можно было снять на ночь двух, а сотенных бумажек у меня было немерено. Почему двух? – просто жажда была непомерна…
Мать отнеслась к проституткам на удивление терпимо. Бывало, мы выпивали втроём, она с ними чирикала «за жизнь», задавая всякие вопросы, в том числе и классический: «как они дошли до жизни такой?». Со временем я обзавёлся «своей семьёй» с мамочкой и постоянным набором подружек – с ними и общалась матушка. Были у меня и любимицы. Им тоже нравилось бывать у меня, поэтому, когда с деньгами начались проблемы, они работали почти даром. Но об этом тоже всё давно сказано и записано.
У нас же повесть о художнике во всех его ипостасях. В том числе, и в тех, о которых самому художнику «помыслить стыдно». Должно быть, но не стыдно. Взлёты и падения… и проч., и проч. Так что, пока страна загибалась, художник и певец её (страны) странностей, отвязывался по полной. И всё это вместе называлось поиском бога в отдельно взятой личности. Поэтому следующая глава у нас совершенно о другом – о муках творчества. И муках сопутствующих. И назовём её соответственно: «Сопромат». То есть мой материал всё-таки сопротивлялся. Как мог.



17. Сопромат

Я давно уже перешёл на акрил вместо любимого масла, которым писал всю до-потопную жизнь. Ещё свежи воспоминания, как в нашем царстве-государстве случился великий потоп, который поглотил всё сколько-нибудь ценное, а на поверхность с самого дна всплыло оно – нечто бесформенное, но хищное, что полстраны превратило в нищих. Остальные в борьбе за выживание – пропали без вести. Я, слава богу, выжил, и даже продолжил свои упражнения с красками, но… был вынужден перейти на акрил.
Акрил – тупая краска, созданная, очевидно, чтобы рисовать плакаты и вывески. Причём, я покупаю акрил не в художественном салоне, а беру оптом тот, что продаётся на строительном рынке. То есть я рисую строительными красками, теми, чем красят стены и фасады. И это реальность дня сегодняшнего, то бишь моего пустого кошелька. Зато, покупая ведро белил и россыпь бутылок с колерами – я не думаю, сколько и где мазнуть, потому что краски у меня море. А когда у тебя море краски, ты не экономишь её, не боишься экспериментировать, льёшь её, где попало и в результате осваиваешь и эту «тупую краску», и нарабатываешь свой стиль.
Где-то слышал, читал, Пикассо с первого гонорара накупил себе кучу тюбиков масляной краски, положил их горкой в мастерской и радовался, что не надо больше экономить и думать о ней. И я его понимаю. Впрочем, я и раньше не особенно экономил – у меня всегда был запас масляных красок. В комбинате, где я работал до потопа, были такие нормы расхода красок, что после выполнения заказа темпера, которой мы делали картоны, а также гигантские уличные плакаты ко всем советским праздникам – оставалась коробками. Я её и менял на масло у знакомого киоскёра. Ну, а сейчас…
Вы как-нибудь ради любопытства зайдите в художественный салон, где торгуют материалами для нас, любимцев богов. И взгляните на цены. Взгляните и остолбенейте. Краска по цене красной икры, разбавитель по цене коньяка. Подрамники, холст, кисти… Флейц (качественный, импортный) на строительном рынке стоит рублей 60-70. Кисть в салоне (примерно того же размера) стоит уже за 300 рэ. Качество, начальный материал, вязка – всё одинаковое. Ещё недавно эта кисть стоила 60 рублей. Исправились. Теперь я пишу флейцами. Откуда же взялась эта божественная цена?? Прибавьте к этому аренду мастерской, выставочные площади (выставляться художнику необходимо – это часть его профессии). Выходит неподъёмная сумма. То есть, за то, что ты решился водить кисточкой по холсту – плати нереальные деньги. Но тебе ещё надо есть, пить, содержать семью (если, конечно, ты осмелился её завести). В общем, всем всё понятно, на хера ты кому, господин хороший, нужен, а водить кисточкой по холсту при капитализме – роскошь. Что-то вроде посещения ресторации.
Представьте себе актёра, который платит за выход на сцену, платит за декорацию, грим, костюм. Ещё ночами расклеивает по городу афиши, напечатанные на свои деньги, платит за анонс в СМИ, за сам театр. Причём, чем выше статус театра – тем круче сумма аренды. Такое фэнтези и представить трудновато. Впрочем, пример так себе. Наши профессии только в названии схожи. (Artist в переводе с ихнего английского – художник). Так вот, наши артисты (актёры по профессии) – это ребята с другой планеты. Они развлекают нас, их любят, за ними следят. Я сам их обожаю, только не приведи господи жить их жизнью! Они же, бродяги, торгуют не только лицом, они торгуют всем, что есть в наличии, вместе со своим внутренним богатым тонким интеллектуальным содержанием. Они даже свой внутренний мир легко меняют, но не по божьим законам, а по воле режиссёра, то есть по прихоти такого же бродяги и чёрта, только с другими амбициями. Такая вот профессия. Работёнка «чего изволите-с». А ещё этот чёрт орёт на них, и они подчиняются, потому что чёрт может вычеркнуть их из той жизни, к которой они привыкли. А кем они будут, бедолаги, в пространстве обычного смертного, если свои жизни, свою суть они могут тасовать ежечасно с лёгкостью фокусника. Да за такую работу и гонорары должны быть повышенные, и пайки – питательнее.
Другое дело мы – артисты-аристократы, сотканные из астрала, и в нём же живущие! Избранники богов – люди свободные, безбашенные, не обременённые ничем: ни  моралью, ни принципами,  ни мозгами, ни самой жизнью. Мы – и бабло (ха-ха!), это как Котлета и мухи, как Дар и яичница. Мы не живём – струимся, питаемся – праной, излучаем – свет! Какие дела? Так что поймите меня правильно – я не сетую на цены. Я только удивлён тому, что торговая братия, так быстро сориентировалась в том пространстве, будто знает уже, с кем имеет дело. Они сразу учитывают наше божественное происхождение, то есть эти прыщи знают, что мы – боги, поэтому и накидывают божественную наценку. С кого ж ещё брать-то? С поэта что ли? Этому кроме огрызка карандаша и клочка бумаги и не нужно ничего. Всегда завидовал их мобильности и рациональности в производстве. Да и писателю подфартило, ну, ноутбук ещё – и всё! А у нас – перечислять запаришься все наши кисочки с мольбертами, да  краски с разбавителем.
Вот тут торгаши и подсуетились! Впрочем, ОНО – красавцы и людоеды в одном лице – всегда зарабатывало на сокровенном: на детях, на рождении, на смерти. Ну, а художники… – это особая песня. Теперь только ленивый не знает, сколько стоят наши, так называемые «плевки в вечность». Нарисовал Чёрную Дыру – иди в кассу получать свой вшивый миллион долларов. Таки надо делицца. Закон.
Кстати, получив все эти после-потопные «блага цивилизации», хочу заметить, что то, о чём мы мечтали, и то, что получили взамен, заставляет задуматься, есть ли у художника мозг вообще. Известно было, что советский человек инфантилен. Совок воспитывает инфантилизм, и прививает комплексы. Но вот творческая братия советского периода была не просто инфантильна – это был образец детсадовского мышления и подростковых амбиций.  Поэтому эпоху Перестройки наш брат творец и воспринял так восторженно. Вот-вот, ещё чуть-чуть – радовалось бородатое дитятко – и начнётся нечто грандиозное, чистое, ясное, честное и долгожданное! (Я – стыдно вспомнить – был в авангарде младшей группы того детсада).
Да уж, что уж, не сразу мы въехали, куда въехали. Мы долго взрослели и туго понимали, в какую дыру летим. Сначала было интересно и весело! и стрёмно – телевизор и журнал «Огонёк» поднимали нас до нужных высот проникновения в истину: «Ах, в какой же дыре мы живём!». Мы с детским любопытством крутили головкой, посматривая по сторонам, и ожидали чего-то такого эдакого. Новых ощущений, новых подарков судьбы. Мы, как я уже сказал, первыми записались в тот восторженный полк. Полк зомби-камикадзе, презревших жизнь и своё недавнее прошлое. А прошлое было реально! Как же мы жили в эпоху «цензуры и инакомыслия»! – как при коммунизме. Как боги на Олимпе. Мастерские, бесплатные творческие базы, поездки по стране, выставочные залы, опять же дармовые, то есть для творческого человека – рай. Всё это называлось Художественный Фонд – профсоюз художников (вожделенный Запад, включая «дикий», мечтал об этом как о манне небесной!). Мы были элитой, делали правительственные заказы, имели вес, многие – при деньгах. Ну что, ещё было нужно!?
Кстати, художники советского периода создали мощнейшую школу, уникальную по своей природе и эстетике. Как и советский кинематограф – это был особый вклад в мировую историю искусств. Даже так называемое протестное искусство могло появиться только на той почве и под тем прессингом. Все эти «Бульдозерные выставки» и разные полулегальные «объединения графиков» давали реальный шанс засветиться и взойти к вершинам даже не вполне выдающимся мастерам (сколько диссидентствующих лиц сделали себе громкое имя на Западе!). Но будь ты хоть трижды талантливый, а нет у тебя сегодня 4-5 тысяч за погонный метр на Крымской, или 7-8 в Манеже – гуляй, парень, тебя не существует в природе. (Сами посчитайте, сколько тех тысяч надо на персональную выставку). Так что смешно теперь слушать, как гнобили творческую личность в Союзе. Вы, господа избранники, сейчас попробуйте выжить и сформироваться во что-нибудь удобоваримое. Это я к тому говорю, что о творце надо заботиться, грядки его поливать, ну и самого его культивировать. Хотя, как показывает мировая практика, и голодом морить художника тоже бывает не вредно, но исключительно для духовного развития оного.
Однако в то роковое время так уж достал нас вид из окна, поставленный голос диктора на ЦТ, и отсутствие пива в мрачные минуты похмелья, что захотелось чего-то абсолютно нового, – мозги просто кипели! Когда же закипают мозги – жди беды. Уж мы-то знаем. У нас вся история такая: возмущённый до кипения разум обычно сменяется разрухой и голодом. (Очень мне это напоминает мою кипучую деятельность на холсте). Однако чего конкретно хотели тогда – толком не ведали. Западных ценностей, наверное, без особого представления о них, модернизму хотелось некоторым либеральным особям (хотя, помнится, и модернизма было навалом, и постмодернизма). Как потом оказалось, западные ценности свелись к ЕГЭ, гей парадам и ювенальной юстиции. Ещё, конечно к колбасе и пиву разных сортов, но пиво и колбаса вполне могли ужиться с социализмом, а вот куда всё подевалось в одночасье накануне потопа – вопрос.
Короче, фу-фу, фук, пук! мечтания, грёзы. А если, по сути – сделали нас тогда ребята, не обременённые моралью. Игра в напёрстки на высшем уровне состоялась. ОНО – вечно, а деньги не пахнут. Ну а мы, выдающиеся мыслители из подполья, впали в анабиоз от осознания «светлого завтра», и получили в подарочек – чёрную дырку от бублика. Дикий капитализм улыбнулся и нам своей завораживающей улыбкой. Впрочем, завтра наступило и взросление, а с ним прагматизм, цинизм и прочий реализм. Художественный Фонд приказал долго жить, творческие базы, выставочные залы стали стоить нереальных денег, а мы превратились в обслугу нуворишей. А эта публика и раньше не отличалась большим вкусом, теперь же искусство покатилось туда, куда лучше б не заглядывать – в тартарары. Художник перестал быть мечтателем, проводником божественного, он занялся, наконец, вполне конкретным делом – стал производить продукт. Всё стало жёстко и внятно. Мечтать стали скрытно. И всё больше о бабле.
Справедливости ради, всё-таки замечу – у той идеологии не было будущего. Та идеология, кстати, также была порождением западных мечтателей. Вот только прижилась она почему-то только на нашей почве. Да и сегодняшнее сальто-мортале назад к «западным ценностям» проделали совершенно бездарно. Ну, да ладно, об этом написано тонны статей, и тысячи часов ток шоу набили оскомину. Всем теперь всё ясно. Русские не китайцы – запрягают долго, зато ломают быстро. А потом репу чешут. Вот и думай теперь русский мэн, что страшнее: заглядываться на западных жуликов или смотреть внутрь себя, где громы небесные и вечная война.
И последнее – о вожделенной мечте миллионов – о бабле. Вернее, о цене, которую платит творец за возможность иметь то бабло. Вот пишу я тут, сочиняю, пою о каких-то высях, сокрушаюсь о каком-то духовном кризисе и захожусь в творческом экстазе. Истину ищу! Сказочник, короче. А в это время торговая братия вылезла в тузы и всё уже порешала на самом высоком уровне. А моё мнение не учла, естественно, и даже не поинтересовалась им. И вряд ли оно им  вообще нужно. Однако мнение моё есть и я его выскажу. Потому что на этом пространстве всё должно быть по моим понятиям, а не по их законам. Ещё недавно я был романтик и пророк, поэтому писал бескомпромиссно и круто. Пусть время романтиков прошло, я и теперь подпишусь под каждым своим словом! А слова эти – пусть станут гимном почившему искусству: «Холст не обманешь. Любая картина – автопортрет, в любом мазке – биография. Все твои мысли и тайные помыслы холст беспристрастно отобразит. Человека можно обмануть – время не обманешь, Богу куклу не всунешь… поэтому вся твоя жизнь будет жить здесь – на холсте! Везде и всегда».

А это день сегодняшний. Дописал, так сказать, для иллюстрации про «холст не обманешь и Богу куклу не всунешь…». Оригинальное произведение итальянского художника Maurizio Cattelan под названием «Comedian» было продано в первую неделю декабря 2019 года, на фестивале Art Basel в Майами. Бананы, приклеенные скотчем, выставили в Parisian gallery Perrotin. И проданы бананы… за 120 тысяч доллариев каждый.



18. Андрюша

Нечего клюкву есть, коли морщиться не умеешь. Назвался любимцем богов – полезай в его жёсткий кузов, и принимай всё как есть. И жестокий век, и чумовые нравы, и цены в салоне. И банан, по цене квартиры в Москве. Ну, это так – алаверды к предыдущей главе.
Думал я тут, думал, да и придумал. Не совсем сам придумал – меня на эту мысль Андрюша сподвигнул. Но Андрюша – божий чел. А с божьими людьми ухо надо держать востро. Ну, а придумали мы на пару вот что. Не может художников быть много, и красками художник не рисует. Художник может быть только один. Один одинёшенек во всей вселенной! И краски ему не нужны, он рисует собственным духом и космической пылью. И, вообще, художник – это космическое тело, живущее по космическим законам. Короче, полный астрал! Быть может, в этом и есть высший смысл, о котором печётся Господь? А может не надо парить мозг подобной байдой? – подумал было я отдельно от Андрюши, но… уже проникся сладостью мысли и возжелал в те пределы. А чё, собственно говоря, в тех пределах нам жить и творить. Что называется, коготок увяз… так мы и не против. Да и Андрюшу так просто не вычеркнешь – это мой вибрационный двойник в астрале.
Угу? Все всё поняли? Какие бананы нас ожидают? Какие у нас тут полёты наметились. Сам я, если честно, туда ещё окончательно не проник. Посещают меня ещё проблески здравого смысла. Но чую – пора. Никуда мне не деться от всех этих астрально-маниакальных прибабахов. Потому как в реальной жизни все приличные места уже заняты. Неприличные – тоже. И всё так быстро – хоп! – и остались любимцы богов в очень конкретном месте. Намечтали себе, нафантазировали палат белокаменных и башен вавилонских, а на деле… – правильно, у разбитого корыта всей семьёй и восседаем. Но гордо, с чувством собственного достоинства.
Теперь, как ни крути, осталось только ЭТО – астрал, будь он… славен во веки веков! Ну, посудите сами, художники есть, а места для них – нет. Поэтому грузимся в небесный ковчег – и вперёд! – в астральные выси и дали. И оттуда уже будем посылать вам – простым гражданам этого непростого мира – посылочки. Опять же не простые, а духовенные. Это и станет нашим посильным вкладом в общемировое здание Добра и Прогресса. А лучшего проводника, чем Андрюша, туда не найти. Так что, прощай здравый смысл и логика! Здравствуй инобытие и грёзы. Ну, а мозгов у нас и так никогда не было…
С ума просто съехать! – с этого призывного клича и начнём наше путешествие. Ну, во-первых, откуда возникают такие Андрюши – вопрос. И вопрос не праздный. Всю мою жизнь меня вёл Андрюша. Я сын Андрюши и сам отчасти Андрюша. В моей теперешней жизни он и возник. Именно возник, соткался из небытия как джин – с взлохмаченной бородой, колтуном в волосах и глазами-буравчиками – материализовался из правещества, из некоей субстанции, что находится в сердцевине всего сущего, и занял своё законное место. Он будто вырвался из тьмы веков, завибрировал и засветился. Сиянием потусторонней жизни засветился. Ещё он как-то странно посмеивался и чего-то говорил. Говорил, говорил так много и так вдохновенно, что выдержать этот поток сознания было почти невозможно. Если вслушиваться. Если же не вслушиваться, то эффект был ещё страшней – его нехилый голос и мощные эмоциональные вибрации разрушали мозг, и желание у всех было только одно: заткнуть этот фонтан навсегда.
Но я вслушивался. Страдал и вслушивался. Меня надо знать: я всё делаю «по-честному». Если кто-то говорит мне, я должен слушать. Слушать и желательно понимать смысл сказанного. С последним у Андрюши была напряжёнка – он сам не понимал порой смысла сказанного. Причём, тут же виртуозно упархивал в другие миры и смыслы. И это ему ничего не стоило, поскольку все эти и другие «миры и смыслы» – его дом родной. А в доме том у него полный порядок – на любую тему он мог говорить часами, не меняя тональности на переходах. Поэтому частенько я затыкал его, посылал в дали неведомые и жёстко грубил. И в этом была своя логика, хотя о какой логике может идти речь, общаясь с Андрюшей? Просто нервы сдавали, и, чтобы заткнуть фонтан, я шёл на всё. Тут и появлялся командный тон и жёсткие одёргивания. Со стороны же это выглядело, как разговор двух пациентов известного заведения…
Слушая Андрюшу «по-честному» я невольно попадал в его мир, терялся в нём, потому что там было всё смещено. Всё было так, да не так. И умно вроде, и знания были, не чета моим, и всяко разно – разнообразно, но потом он вдруг ошарашивал тебя каким-нибудь фактом, абсолютно не из этого разговора, не из этой логики. При этом глаза-буравчики равнодушно дырявили тебя, словно ты – посторонний предмет. И до тебя вдруг начинает доходить, что так не должно быть, это полная ерунда, бред – расщепление сознания, а, проще говоря, шизофрения. И что с этим достоянием делать, когда ты сам на грани? Попробуй-ка вырваться оттуда – чёрта с два! – этот мир затягивал, посвящал тебе свои тайны. Вот тогда, чтобы не впасть в прелесть и вызывался бог Яр, и я начинал страшно грубить, а по сути – спасать себя.
Его, однако, невозможно было обидеть. Он, как всякий неплотный дух, и обладал всеми качествами неплотного духа – а духи никогда и ни на что не обижаются. А так хотелось достучаться до него, пробив эти вязкие туманности. Он меня не то, что презирал, но всячески показывал наше различное происхождение. Кто он, и кто я. Поэтому меня он прощал сразу – просто и великодушно. Он же – бог, а я так – погулять вышел. К тому же он помнил всегда, что не донёс в мир что-то очень важное, причём ему было абсолютно всё равно, слушаю я его, грублю ли, или вообще отлетел в другие миры.
До нашей роковой встречи 8 (восемь!) лет и 8 зим он прожил в землянке. Питался праной и тем, что подкладывали деревенские жители. Дом его сгорел, он и организовал себе святую обитель – вырыл землянку и восемь лет пролежал в анабиозе. Как он сам сообщил об этом периоде:
-Я обрёл истинную свободу сойти с ума.
Вот и думай теперь, сошёл он с ума или так. Играется. И игры те – не чета моему мироощущению. У него всё было в пределе запредельного, если так можно выразиться. Выживал мужик жёстко. Товарищ Диоген отдыхает со своей бочкой на пляже Средиземного моря по сравнению с уральским климатом. Ещё он сказал, что подземный дух принял его только через два года. Для меня эти заявы так и остались из области неведомого. Впрочем, как и сам Андрюша…
Он был, очевидно, достопримечательностью деревни. Говорит, что его любили, ценили и даже хотели женить на местной девушке. Ещё у него был интернет (без компьютера, Wi-Fi и прочих атрибутов беспроводной связи). Конкретный интернет будущего, по которому он и общался с умершими друзьями. Ещё он мог с Высоцким поговорить, с Гребенщиковым. Мог и на марсианском – с Агузаровой. «Мне тут БГ вчера рассказал…», или «Володя мне вчера пел…» и прочая, и прочая. Меня он вычислил на раз. Взглянул и определил: «Художник». К нам в хозяйство он попал случайно. Или закономерно, но законы те лежат за гранью здравого смысла. Мы приехали покупать улья и пчёл. Даже ещё не покупать – разузнать что, почём и как. А тут – вот такой Андрюша. Ну, как было не взять его с собой?  Сироте собраться – только подпоясаться. Андрюша и подпоясываться не стал. Единственный документ – «Свидетельство о рождении», а также фотки друзей и любимых – были зашиты на груди. Так он и появился в нашей жизни в единственном свитере, не стиравшимся никогда. Признаться, его появление стало для нас шоком.
Вообще-то у Андрюши, как потом оказалось, всё было: и жена, и взрослый сын. И они вскоре даже навестили его на новом месте. Но он, как я понял, не пожелал продолжения их заботы о нём. Сам же ни о ком заботиться не привык. Не его это. Было у Андрюши и прошлое. Астральному существу не нужна биография в принципе, но она у него была. Биография, кстати, вполне человеческая. Мать и отец были, и даже старший брат и сестра-близняшка. Отец – мастер на крупном заводе, мать – редактор на телевидении. Оба умерли, но он регулярно общался с ними по своему интернету. Брат где-то проживал в Перми, сестра… вот с сестрой не всё было в порядке. С ума сошла. Окончил геолого-разведывательный техникум. Увлекался палеонтологией. В 14 лет впервые ушёл из дома, с тех пор началось: походы, пещеры, горные реки, спелеология. Даже в институте успел поучиться. Потом – стройбат, и, как я понял, дальше сплошная богема. Там и подхватил он бациллу астральной жизни. В квартире его шла постоянная многолетняя пьянка, с травкой и прочим… хотя ни алкоголиком, ни наркоманом он не стал. На протяжении многих лет, у него тусовалась пермская богема: поэты, рок-музыканты, художники и будущие жёны. Про последних он недавно высказался: «От меня все жёны, как поэты из жизни – уходили рано…». Вот одной из них он и оставил квартиру, а с другой – перебрался в деревню. Когда сгорел дом, жена перебралась в Израиль, он – в землянку.
Я-то теперь понимаю – встреча с астральным двойником, разве могла быть иной? Он просто увидел меня – и пошёл, как апостол Андрей за Христом. Согласен, сравнение некорректное, т. к., если и был в этой встречи Христос, то это уж точно не я. Да и не он. Как говорили наши предки: Христос между нами.
У меня отец был такой Андрюша. (Почему-то после упоминания Христа, у меня всегда всплывает образ Отца). Так что опыта общения с подобным явлением – предостаточно. Надо сказать, что и реакция на Андрюшу была точно такая же, как на Отца – крайнее раздражение. Отца я любил тайно и как-то безнадежно. Эта любовь была любовью-испытанием. Есть любовь – дар, а есть вот такая. Отец был безнадёжный альтруист, а это – страшное дело! – всегда выводит нормальных людей из себя. Эгоизм – естественен, понятен; альтруизм – божественен, а что может быть более сильным раздражителем, чем живой бог и его проявления? За примером и ходить никуда не надо. Опять же Христос – уж так раздражал, так доставал всех – что его убили. Но и после смерти, любое упоминание о нём – источник раздражения. Чего? Так совести, конечно. Он копал глубоко до самого дна. Он переворачивал жизни.
И Андрюша раздражал. И не только меня. Он будто был рождён для этого – быть раздражителем. Про болтливость его я сказал, и это понятно. От долгого сидения в одиночестве необычайно развивается разговорный жанр. Но было ещё одно качество, выводящее из себя. Это его способность делать всё не так. Какое-то биологически естественное качество всё гробить. Нет, он мог быстро и качественно (если проследишь) вскопать огород, мог принести воды с родника и множество других мелких поручений он выполнял сносно. Но когда дело касалось строительства, или выращивания чего либо – тут начиналась беда.
Взяли мы его как пчеловода. До нас он много лет работал с пчёлами. Правда, не самостоятельно. Там основной пчеловод был Николай Васильевич – пчеловод от бога. Андрюша – при нём. Но отзывы о своих способностях получил самые высокие. А сколько он нам напел про «Небеса и пчелиный Астрал» – и не припомнишь.  Всё здесь не просто так – вещал он, оборотив глаза куда-то в себя – с каждой (пчелой) переспать надо!  В общем, повезло нам несказанно – к нам в хозяйство спустился пчелиный бог и кудесник. Вот и решили мы воспользоваться благосклонностью богов, и осуществить давнюю мечту семьи – обзавестись пасекой. Купили пять ульев. Андрюша нам достался в качестве бонуса. Дело в том, что Николай Васильевич решил завязать с пасекой в силу преклонного возраста. Вот Андрюшу и отправили к нам переходящим вымпелом. На следующий год четыре улья из пяти приказали долго жить. Пятый ослаб, но чудом выжил. Варроатоз (пчелиный клещ) – распространённая болезнь пчёл. Нужна была обычная профилактика, которую Андрюша не сделал. И нам не подсказал.
Сейчас юродство анахронизм. Однако оно не умерло на земле русской, просто ушло с главной сцены страны (как бывало в эпоху Ивана Грозного) – в коридорах Кремля не ходит теперь полуголый чувак с чёрными пятками и не грозит Президенту страны кривым пальцем. Не бьёт палкой по Храму Христа Спасителя (как это практиковал Василий Блаженный с церквями) и не целует продажных женщин на Ленинградке. А жаль…
Есть, правда, Жириновский. Надо на досуге подумать, заменяет ли его дар влезать в суть вещей, и пророчествовать – традиционное юродство? Он, впрочем, одет как денди, (таких костюмов с галстуками я не видел ни у одного политика) но в этом, быть может, и есть новый формат? В общем, надо запомнить эту чудесную мысль: блаженный Жирик.
Так вот, Андрюша внёс посильный вклад, чтобы сохранить этот институт в первозданном виде. Хотя бы на окраине мироздания – в нашей дыре. Кстати, в 15 км от нас находится знаменитая Молёбка – та, где пропадают люди (уходят в астрал – и привет!), местность, которую посещают инопланетяне (даже памятник инопланетянам поставлен). Короче, смотрите РЕН ТВ – там вам всё расскажут и покажут. В общем, если в конце слегка пофилософствовать на эту животрепещущую тему, то получится, что в юродстве заложен божественный промысел. Ещё раз убеждаешься, что, древние наши предки хорошо понимали жизнь. Юродство было необходимо, в нём был смысл, до которого нужно было доходить ежечасно. Это была такая ходячая истина. Её нужно было всегда иметь перед глазами, чтобы проверять на ней себя, свою жизнь. Она была грязна, безумна, неудобоварима, она раздражала – но она была! И всё. Вот только зачем мне всё это понадобилось?



19. Меня нет, и не предвидится

Повторю вопрос: зачем мне-то такой «андрюша», когда я сам недалеко ушёл от него? Наверное, для этого и понадобился, чтобы дербанил меня каждый день, чтобы мучился я, и решал проблему, как же с ним быть? Чтобы постоянно провоцировал меня на смертный грех, а я, чтоб решал, что с этим делать? Ведь истина, она только в мечтах кажется светлой и чистой. На самом деле она страшна, нелепа и обыденна. В общем вот такая – как Андрюша. Он мне и сказал как-то (так в проброс, сильно не акцентируя):
-У тебя – совесть?? Да откуда она у тебя может быть? У тебя самость… ну, дух…
Признаться, я слегка поперхнулся и опешил от такого высказывания. Особенно поразила его убеждённость в том, что я и совесть – вещи несовместные. Выяснять, что он конкретно имел в виду – бессмысленно, хотя я было начал. В ответ получил такой поток всяких и прочих слов, что вспомнил (в который раз), что Андрюша хорош только тезисами. Объяснять он рад стараться, но толку от этого не будет. Он, как всякий божий человек, выступает проводником истины. Раз – и квас, прямо в яблочко! Когда же берётся объяснять то, что ему самому неведомо, получается фонтан бессмысленных слов.
Чем же поразило меня это высказывание? Тем и поразило, что нет у меня совести – только и всего. Думал, что есть, а её нет, и не было никогда. А то, что есть – не совесть. Я уже писал об этом, что нет у меня НИЧЕГО – только дух, который и правит мной. И я как бы при нём. Нет, и, по большому счёту, не было никогда ничего: ни желаний, ни грёз, ни любви, да и жизни самой не было! И Бога не было, а, стало быть, и совести. Совесть, быть может, и была в проекции. Меня самого не было, вот тут в чём дело. Мне так и говорили с самого детства: ты какой-то никакой. Ни рыба ни мясо. Будто и нет тебя вовсе. Я страдал от этого, хотел БЫТЬ, но тогда уже почувствовал – нет меня, и не предвидится. Такой вот феномен. А когда ты физически существуешь, а твоё истинное «я» в постоянном улёте – это сильно напрягает не только окружающий мир, но и тебя напрягает не по-детски. В постоянном улёте было бы шикарно жить, если бы не физическое ощущение жизни, если бы не постоянное соприкосновение с жизнью. Если бы, если бы…
Если бы я коллекционировал высказывания о себе всю сознательную жизнь, то все они свелись бы к одному слову: «странный». Во взгляде, в отношении к себе, я читал всегда одно: «Какой-то ты странный парень, нездешний, с какой планеты?». Я и сам себя всю жизнь пытался постичь и… до сих пор так и не понял главного: существую ли я в данном конкретном месте? И что это за дух такой, что водит меня по жизни? Конечно, здесь возникает масса вопросов. Что это за жизнь такая, если живое существо не ощущает себя живущим? И что это за дух такой, что без совести и бога? И если такое возможно, допустимо, то, что это за жизнь, и жизнь ли это вообще? И что это за всеядный, всепоглощающий дух? И главный вопрос: возможно ли такое в принципе? Это же всё похоже на муть и бред. Воспалённое воображение. Мрак. Морок. Так не бывает! Во всяком случае – не должно быть! За всей этой фантазией только смерть и пустота.
Но я всё-таки попробую объясниться. Ведь это и есть истинная природа духа – он ВНЕ всего, что-то вроде параллельного мира. Он, прежде всего, вне самой природы. А дальше уже вне всего вообще: вне мысли, чувства, морали, милосердия, любви; вне зла и добра. Потому что, если он будет во зле и добре, в любви, милосердии, морали, то, какой же это дух? Сама его природа – вне жизни! Он всё приемлет, и всё переварит. А на выходе – только протяжный вечный гул. Он – никакой и всякий. Он всё и ничто. Короче, нечто страшненькое, но подлинное. Как истина. Хотелось бы заметить в скобках, так сказать, – в том духе жить невозможно. Его надо достигать, постигать, но жить в нём изо дня в день – не получится. Поэтому в обычной жизни у меня всего есть понемножку: и мысли, и чувства, и любови, и надежды. И даже совесть.
Парадокс заключается в том, что обычной жизнью я не живу (ну, как-то там всё не так, будто несерьёзно), чисто духовной – жить невозможно. Обычная жизнь меня раздражает, причём в той степени, в какой я стремлюсь к духовной. Она меня достаёт просто тем, что она есть. Вот такое я чудовище. Совместить эти две жизни так и не получилось – точек соприкосновения не нашёл. Реальная жизнь, как бы она не доставала, всё равно оказывалась где-то на периферии, там, где-то сбоку. Будто кино мне прокручивали. Увлекательное кино, с драмами, любовью, смыслом, но понимаешь каждый раз, (даже после настоящих любовных и прочих драм) – не то это. То есть трогает, но как-то по-шекспировски: жизнь театр, а люди все актёры.  Посмотрел – поплакал, пожалел главного героя – и забыл! Это-то мне и не нравилось никогда. Я человек подлинности. Меня театр не устраивает. Поэтому другое пространство – истинное – принимало в себя, увлекало, диктовало условия, но… всё это не было собственно жизнью. Вот и оказывался я нигде. Опять, как всегда, нигде и ни с кем. В астрале, будь он… славен во веки веков!
Ладно. Тема эта шаткая. Как бы и нет её вовсе. Как у Булгакова, чего не хватишься – ничего у вас нет. Правда, это дьявол говорит людям. А здесь я сам себя тормошу. Куда-то ты, парень, не туда гребёшь. Как-то всё это нереально, воля ваша, и философически шатко. Или как раз туда?
Как хотите, так и называйте ЭТО. В том языке, где всё это случается – слов вообще нет. Даже язык Канта и Гегеля здесь не проходит. Да и не владею я им. Читал я Канта, пытался читать Гегеля и… не вдохновился. Так, что-то мудрёное, громоздкое и нудное. Что немцу хорошо, русскому – смерть. Мне объяснили потом умные люди, что есть понятия, которые невозможно выразить обычным человеческим языком – только птичьим, потусторонним. Вот и выводят немецкие философы свои многотрудные рулады, которые и понять, не всем дано.
Может и мне так попробовать? Впрочем, где уж, нам уж… (неуч и всё такое…). А тема, чую, не слабее «чистого разума» Канта. Но как объясниться, когда этих слов не знаешь? Птичьему языку не обучен, пардон, а поведать тянет. Да так тянет, что жизнь кажется несостоявшейся, если не объясню этот феномен. Остаётся только моя интуиция. Палочка-выручалочка на все времена. И это как раз для такой мутной темы – единственный выход. Интуиция, она ведь чем хороша – ничего доказывать не надо. Как истина, раз – и квас, сказал, как отрезал. Как говорили древние: «Знающий не доказывает, а доказывающий – не знает». Вот нравятся мне эти ребята! «Простецы, не ведающие философии», как назвал их кто-то очень точно. Ничего никому они не доказывали, просто являли знания – и жили по ним. Ладно, будем считать, что экивоки сделаны. Шаткость темы обозначена. Также обозначена её необходимость, (хотя бы для моего спокойствия) и ещё обозначен путь, по которому, запутавшись окончательно, я смогу выбраться на свет божий. Ничего доказывать не буду, а просто объявлю в конце свою позицию.
Теперь непосредственно к вопросу. Что это за дух такой? Название-то условное. Дух тем и прекрасен, что трактовать его можно как кому заблагорассудится. Но и объяснения он не даёт никакого. Существует, к примеру, святой дух, а есть вот такой – мой. Страшненький и непонятный. Можно назвать его просто моей малой родиной. Или же назовём это пространством в пространстве. Или параллельным миром. А можно ещё туманней: некое Поле. Хоть Чёрной Дырой назовите, всё одно – ни о чём это.
Я же, впрочем, не знаю доподлинно, а может такое ощущение жизни у всех людей? Просто молчат умные люди в тряпочку, а я на рожон лезу. Потому как – типа писатель. По национальности, кстати, русский. Или некстати, потому что русский писатель, известное дело, жить не может без вот таких прибабахов. Потому как сам он – химера. А может и у птиц, и у дерев так? Сидит мудрый филин на мудром древе и слушает высокомудрую музыку мироздания, и гордый дух ощущает во всём. А на мышей обращает внимание постольку поскольку.  Жизнь-то временна, быстротечна, проходит быстро, почти мгновенно, а мощь крыла остаётся. Мироздание вечно, и всё такое.
Ещё можно пойти по такой наезженной дорожке: тело временно, дух – вечен. Я ощущаю то пространство как родной дом, а это – временное жилище – почти и не ощущаю. Так и оставим пока. Доказывать ничего не будем, а объявим чистые знания. Истинно, истинно говорю вам: нет меня! И не предвидится.



20. «Видишь – не видишь»

Я теперь не пишу – играю. Называется игра «Видишь – не видишь». В эту игру многие играли. Леонардо да Винчи, например. Он говорил, что существует 3 вида людей: «Кто видит. Кто видит, когда им показывают. Кто не видит». Сальвадор Дали также отметился: «Я всегда видел то, что другие не видели; а того, что видели другие, я не видел». Я тоже хочу высказаться, потому что не вижу ни черта. Потом вдруг пробьёт – и увижу! «Видишь – не видишь» – интересная игра. Видишь? Не видишь? – очень сильный вопрос. Вопрос, делящий твою жизнь напополам! Вопрос, который я задаю себе всегда, когда измученный переделкой одного и того же куска, я в отчаянии, в ступоре вспоминаю, что первое прикосновение к холсту, самое начало, сделанное «на мах», было убедительно, таило в себе всё. Где теперь оно, в каком пространстве искать?
А вот ещё одно высказывание ещё одного гения. Пикассо, очевидно, также играл в эту игру, и однажды обронил: «Нет ничего хуже, чем великолепное начало». И как это понимать? Что «великолепное начало» ни о чём. Что всё равно всё испортишь, а чтобы сделать вещь нужно время и титанические усилия? А главное – увидеть! Да уж…– уж чего-чего, а с «великолепным началом» я знаком не понаслышке. Это первое девственное видение – неосознанное и уникальное! Однако на этом спонтанном видение многие художники и основывали своё творчество. Знал я несколько таких лично – отчаянные ребята! И талантливые. Без таланта и отваги «на мах» ничего не выдашь. Когда пишешь вот так, – проявляется твоя суть, а это дорогого стоит.
Так что высказывание Пикассо к этим ребятам не относится. Вообще, на этих цитатах далеко не уедешь, поэтому и зацикливаться на них не стоит. Я, кстати, помню своё обещание, сделанное в начале записок – никого, кроме себя, не цитировать. Потому как, что эти мумии из прошлого имели в виду? – ещё вопрос. Под это «великолепное начало», которого по Пикассо «нет ничего хуже», древние даосы даже философию подвели. Они-то как раз так не считали. Первое впечатление – самое сильное и правильное. Когда ты приобщаешься к Дао – Великому Ничто, тогда всё происходит спонтанно, естественно, по воле Неба. Я уже писал об этом. У-вэй – это действие вне ума, вне рассуждений, действия в медитативном состоянии тишины ума, когда поступки текут естественным образом, без трактовки их, без объяснений.
Но нужно ещё обрести это состояние. Свести на нет своё Я? или его культивировать? – вот вопрос вопросов. Вот – тайна Востока и загадка Запада. Спонтанный взгляд или осмысленный? Остановиться на «вдохе-выдохе» или продолжать, уточнять, «делать вещь»? В истории искусства и тот и иной взгляд оставляли свои шедевры. И работы сделанные «на мах» и выверенные с математической точностью – всё было, и всё поражало воображение. Леонардо свою «Мону Лизу» писал всю жизнь. И вообще, что в нём было больше, художника или математика – ещё вопрос. Спонтанных, сиюминутных шедевров, особенно в двадцатом веке, тоже хватало. ХХ век раскрепостил мозг, поэтому такое обилие шедевров и оставил. Хотя был и в пятнадцатом веке Феофан Грек, писавший «на мах» по сырой штукатурке свои гениальные фрески.
А вот ещё чьё-то наблюдение. Есть два принципиально различных взгляда на произведение. Есть художник-архитектор, который «что задумал, то и воплотил». А есть художник-садовник, который «сажает семя, и смотрит, что из него вырастет». Правда, я и здесь не подпадаю ни под одно определение. «Что задумал, то и воплотил» – это точно не про меня. Ну, а садовник? Сеял, культивировал, ждал, урожай собирал – разве это про меня? Разве бывают бешеные садовники? Да и сажаю я репу, а вырастает чертополох. Я, скорее, – военный самолёт. Вот-вот. Если взглянуть вглубь и в суть проблемы. Истребитель и бомбометатель одновременно. И ещё ракета «земля – воздух», сбивающая тот самолёт. Вообще, когда я задумываюсь о своём творчестве – военные термины возникают сами собой. Я не пишу – беру свою высоту. Как морская пехота. Я иду в атаку, бываю убит, и никогда не сдаюсь. Поэтому я бы дополнил список художников с «принципиально различным взглядом» – морской пехотой.
Сколько я перепортил спонтанных находок – никому теперь неизвестно. Сейчас, вооружившись фотоаппаратом и ноутбуком, я фиксирую каждый плевок. И, надо сказать, «великолепных начал» оказалось не так много. Начало же начал было положено в те далёкие времена, когда я – слепой и без поводыря – бродил по пустыне. Я тогда только вернулся из армии, заперся у отца в мастерской и… истязал себя. Занимался своеобразной гимнастикой: стирал кисти, дырявил холсты и краску превращал в грязь. А себя в рефлексирующего неврастеника. Потому как такая «гимнастика» ничего кроме рефлексирующего мерцающего сознания мне не дала. А вот что дала мне та «гимнастика» в плане общечеловеческих ценностей – загадка. Это, правда, подтверждает только одно – художник соткан из такого клубка противоречий, а проще говоря, из такого мусора и дерьма, что лучше этого и не знать.
Был у меня там сосед живописец, который тоже «ходил в атаку». Он был возраста отца, ветеран Войны, заключал договор к выставке и «шёл в атаку». Он изображал солдата с гранатой перед броском под танк или моряка, берущего высотку (может оттуда и возникла моя терминология?). Так вот, он приходил ко мне попить чайку и поболтать. И, естественно, видел мои работы. И высказывался, и взрывал мозг.
-Что это? Зачем? Что? Куда ты залез? Что получил?!
-?? – я ничего не понимал…
Он так возмущался, будто я испортил его картину. В следующий заход «попить чайку» он пел мне дифирамбы. А я опять ничего не понимал. Кстати, пару таких этюдов «на мах» он у меня отобрал. То есть заставил отставить в угол. Поэтому они сохранились. Теперь и я вижу, чем они хороши. Так что, возражая Пикассо, я так скажу: «Нет ничего лучше, чем великолепное начало». Остаётся только разглядеть его и сохранить. А «видишь-не видишь» не просто игра – это высочайший профессионализм.  Поэтому работать надо с утра и до утра. Тогда рука сама начнёт видеть…



 21. Союз Нерушимый артистов свободных

За те годы я так ничего и не написал, но наработал такой потенциал, что, когда переехал в свою мастерскую, я, так и не поступив в Строгановку, с лёгкостью вступил в СХ. Правда, теми  работами, что отобрал у меня, не дав испортить, мой сосед, Алексей Георгиевич Марин. Светлая память! А мне урок на всю жизнь, который я так и не постиг до конца – где же прячется наша удача?
«Своя мастерская» это та, где я работаю до сих пор – мой тихий подвал в центре Москвы. Здесь морок закончился, и я стал плодотворно работать – уже несколько персональных выставок было, о которых расскажу позже. Этот подвал просто упал тогда мне на голову и явился подарком судьбы – только так я воспринимаю это. Только как. И я впал в искушение увидеть в этом божественный промысел. Но об этом нужно (если нужно) рассказывать с придыханием и очень тихо. В отдельной главе. 
А «Союз» для начинающего художника был тогда местом желанным, даже вожделенным. Да что там – святым! Землёй обетованной, где течёт молоко и мёд. Он давал многое, но особо выделю – неприкосновенность в государстве, где практиковали реальный срок за тунеядство. Союз Художников – каста неприкасаемых, масонское ложе, элитарный клуб, остров Свободы в океане тоталитаризма – не знаю уж, как и обозначить это. А также степень моего счастья, которое я испытал, попав под сень его крыл. Кстати, это было то ещё времечко! Его можно обозначить наречием «накануне». Да-с, как у г-на Тургенева, который целый роман по этому поводу насочинял. Образцовый был либерал-демократ, кстати. Вот и в нашем сообществе «артистов свободных» накануне эпохальных событий под кодовым названием «Перестройка», повеял уже расслабляюще либеральный ветерок. Но никто не ожидал такой скорой кончины нашего Счастья.
Не стоит теперь поминать, что когда-то СХ (как и прочие творческие Союзы) был создан, чтобы объединить и подчинить разношёрстную творческую братию. Чтобы направлять в нужное русло хаотичную творческую мысль, а при необходимости – и приструнить кого надо. Всё это давно стало анахронизмом, а все эти объединения интеллигенции оказались падки на всякого рода веяния. И, в конечном счёте, всё это хозяйство превратилось в нечто противоположное задуманному – в колыбель неолиберализма. Что в итоге ускорило развал всего, что и составляло наше благополучие.
Парадокс! Вообще все эти процессы оставили у меня неоднозначное ощущение. Творческая интеллигенция оказалась не готова к тому, чего так настойчиво добивалась. Так капризные избалованные дети рвутся из дома, поносят родителей, презирают семью, пока не оказываются там, куда рвались – один на один с улицей, о которой они, оказывается, ничего не знали. Тут и начинаются вой и стоны. И вселенские обиды. Но в 85-м году всё оставалось ещё нетронутым. Мы ещё прикидывали, что да как. Мы только начинали гробить свои основы и подпиливать сук, на котором сидели рядком. Мы ещё были девственно чисты…
Многое стало понятно только теперь. Слетел флёр воздушных замков и прочих розовых сооружений в дымке, которых успели мы понастроить себе, пока слушали радио о наших «героических буднях», и их «тлетворном загнивании». Теперь, реально ощутив «аромат» того загнивания, как-то неловко становится за себя и тот инфантилизм, в котором пребывал наш девственный мозг. Теперь я бы мог петь дифирамбы тому Союзу очень долго (что-то уже пропел). Одно добавлю. Все прелести того времени хорошо видны лишь из сегодняшнего безвременья.
1985 год – можно было назвать началом конца. Это то роковое время, когда наш великий Союз – советский и социалистический начал разлагаться и умирать. Вернее,  просто умирать, потому что к тому времени он уже благополучно разложился. Странно оказалось то, что и спасать его никто особо не собирался. Разложение происходило настолько естественно, что его и восприняли как завершающий процесс явления, которое до конца никто не осознал – было оно  в природе, или мерещилось 70 лет кряду. Страна пребывала в эйфории, выдавая сентенции, что так жить нельзя. А как можно и нужно жить – сообразить не могли. Народ напоминал жертву, что впала в ступор, покорно наблюдая, как преступник залезает к нему в карман. Сопротивляться не было ни сил, ни желания. Свергать, выживать, воевать и терпеть народ учили. А что было делать, когда мироздание просело и начало заваливаться?
То время уже тогда называли временами, и, как хотите, но мне кажется, ничего нельзя было уже поделать. Всё разваливалось само по себе дружно и с энтузиазмом, будто по утверждённому свыше плану. Не по распоряжению правящей верхушки, к чему мы привыкли, а совсем «свыше» – по задумке неких сил, что и управляют всем и вся. Хотя я и в этом засомневался. Была, очевидно, тайная правящая верхушка. Высшие силы на то и высшие, что неведомы обычным умам. А план был жёсткий, даже жестокий: кинуть нас на съеденье «общечеловеческим ценностям». Нас – таких вот творческих, таких вот неприспособленных к жизни! (Это я о своём брате – художнике). Мы этого сами и возжелали со всей вековой страстью к киданию в омуты. (А это уже – о великорусском мужике). Всем известно, как русский человек любит броситься в неизведанное с головой. А может в тех роковых полётах мы, и видели смысл своего существования? Быть может, в тех роковых полётах и выковывался наш непобедимый дух, который так «радует» наших западных друзей?
Когда смотришь вперёд, трудно понять, предопределено что-то там, или нет. Но уж, когда всё случилось, тут и всплывают эти слова: рок, судьба, фатум. И начинаешь задумываться, а не выполняем ли мы некий план неких сил? Так и жизнь свою, когда начинаешь анализировать – убеждает только одна мысль: ничего другого и быть не могло. Не, ну пофантазируешь чуток: «а если бы!», но не долго. Сослагательного наклонения не существует ни в истории, ни в судьбе. На этой истине и успокаиваешься. Вообще-то художник, как не крути, – существо фатальное. Потому что работает он не с реальностью, а за пределом ея. Всё что за Пределом – и есть наша вотчина. Но хватит болтать об очевидном. Я просто вспомнил, что для нас художников – очевидно, вам, не художникам – наоборот. Вот об этом и хватит. Я лучше расскажу, как моя неочевидность повела себя в очевидных обстоятельствах. 
Дело в том, что раньше, когда Союз как страна существовал – Союз, как сообщество «артистов свободных» (Artist – художник), имел колоссальное значение в жизни этих самых артистов-художников.  В СХ решались все жизненные проблемы. Здесь же выстраивалась своя иерархия, от которой и зависело решение этих проблем. Возьмём хоть нашу секцию монументалистов. (СХ делился на секции: живописи, графики, скульптуры и проч.). Ядро и производственная база секции – был монументальный комбинат. У живописцев был свой комбинат, у скульпторов – свой. Да-с, господа, как это не уничижительно звучит, но и живопись творилась на комбинате. Так вот, Его Величество Комбинат в то великое время Социалистических Ценностей был для нас всё: и кормилец, и поилец, и на дуде нам ещё наигрывал, чтобы жилось веселей. Были, конечно, ещё выставки, на которых художник и доказывал, что он художник и настоящий артисто. Но всё остальное – был комбинат.
Не самый большой секрет, что у рода людского к деньгам всегда было трепетное отношение. Так вот, на нашем комбинате род людской мог оттянуться и возрадоваться – здесь делалось бабло в немереном количестве. Не зарабатывалось, как на других предприятиях, а именно делалось. А ещё точнее – творилось. Алхимики, короче. Мы уже тогда жили при капитализме. Никаких фиксированных зарплат, никаких ограничений в гонорарах – сколько заработаешь, то и твоё. А заработать на комбинате можно было много, потому что, пока вся страна купалась в социализме – мы прагматично и даже цинично рубились за блага капитализма. То есть условия жизни у страны и у нас были неравные. У нас была договорная система: мы сами добывали заказы, дрались за расценки, пробивались сквозь Совет, охмуряли заказчика и проч., и проч. Кстати, даже исполнителем или разнорабочим устроиться на комбинат считалось большой удачей.
Тогда же в стране халявных денег было море. На культуру выделялся какой-то ощутимый процент (чуть не 1,5% от всего ВВП). Короче, любое предприятие к концу года имело кучу неосвоенных денег, которые необходимо было потратить, иначе на другой год не дадут. Наша задача была освоить деньги, замутив какую-нибудь монументальную стелу или мозаику на фасад. Для этого и существовал комбинат, со своим штатом сотрудников – мастеров своего дела. Ещё добавлю, что только наш комбинат (КМДИ) и комбинат оформителей (КДОИ) приносил реальный доход. На эти деньги и содержался Худ Фонд. В основном через наш комбинат делались все правительственные заказы. Знаменитый Форос, где упаковали в своё время Горбачёва, был оформлен нами. Метро, вокзалы по всему Союзу – всё это наших рук дело. Поговаривали, что были среди  художников и реальные миллионеры. Точно не скажу, но я сам лично заработал как-то за пару месяцев в конце года – 5 (пять!) тысяч рублей. А такой зарплатой даже за год мог похвастаться не каждый советский человек.
Монументальное искусство, что-то вроде десантуры, шутили старожилы комбината – выкинули тебя в чисто поле – крутись, как хочешь, но объект выследи и сделай. Парадокс состоял в том, что монументальное искусство могло существовать только при социализме, но его созидатели были акулами капитализма. А вот в реальный капитализм – ни нас, ни наш комбинат не взяли.
Про лёгкость обогащения я к тому говорю, что комбинат для нас стал реальной кормушкой. О такой кормушке умные люди не свистят на каждом углу, но тихой сапой её пользуют. Были у той кормушки и своя аристократия, и гвардия её охраняющая. Объясняясь сегодняшним языком, существовал истеблишмент нашего царства, то есть власть имущие, правящие круги. Элита. На языке недавнего прошлого, впрочем, это звучало иначе, но не менее заманчиво. Существовал Совет и Правление. Часто одни и те же уважаемые люди входили в оба этих института. Правление выбиралось на собраниях секции, а оно уже и формировало Совет. То есть, именно Собрание являлось отправной точкой, на котором, в конечном счёте, и решалось, кому и сколько перепадёт от гигантского пирога.



22. Собрание

Юрий Константинович Королёв (1929 – 1992) – советский живописец, народный художник СССР, действительный член АХ СССР (1983). Директор Третьяковской галереи. Создал монументально-декоративную композицию «50-летие СССР» в г. Тольятти (1981 год), мозаичное панно на тему революционных событий 1905 -1907 годов в вестибюле станции метро  «Улица 1905 года» в Москве.
Анатолий Михайлович Ладур (1936 – 2003) – главный художник комбината монументально-декоративного искусства (КМДИ), автор более 30 оригинальных композиций для украшения архитектурных ансамблей, среди них Павелецкий вокзал и станция метро Бибирево, интерьеры аэропорта и Дома науки в Улан-Баторе.
Зачем, спросите вы, нам понадобились эти уважаемые люди? Сейчас и расскажу. Просто всем должно быть понятно, что это абсолютно реальные люди. Причём, настолько реальные, что уже, после своих фамилий имеют две даты, а значит, их реальность перерастает в миф. Так вот, пока за моей фамилией только одна дата – я и расскажу эту мифологическую историю. Вот её суть. На первом же собрании секции, куда я был допущен как новоиспечённый член этой секции, произошло такое вот уникальное в своём роде событие. Пацан отвёл мэтра. (Отвод – процедура при выдвижении кандидата). Что такое директор Третьяковки, народный художник и академик объяснять не надо. Объяснить, очевидно, нужно, что собой представлял я.
Речь здесь пойдёт не о внутреннем мире исследуемого, хотя и этого коснусь. Что-то там внутри ведь должно было зародиться, когда я решился на такой вот безумный демарш. Но сейчас я, собственно, о статусе персоны. А статус мой был нулевой. Я, правда, был сын главного художника Фонда, но, поверьте, в тот момент (а всё случилось спонтанно) я меньше всего об этом помнил. Московский Фонд в то весёлое время социальных радостей – был организацией мощнейшей. Вся халява была его вотчиной. Творческие базы, выставочные залы, салоны, мастерские, и прочая, и прочая (у Фонда было множество функций). Все комбинаты подчинялись  непосредственно художественному Фонду. То есть мой отец был начальник нехилый, но…
Но надо было знать моего отца. Это – чудо, человек не от мира сего, без царя в голове, Идиот с большой буквы (если вспомнить Достоевского) или Дурак с большой буквы (если вспомнить русские сказки). И об этом знал, конечно, не один я. Об Отце я писал не раз, но так его до конца и не понял. Теперь вот о сыне Дурака. В моём внутреннем мире звучали примерно такие голоса. Вернее, даже не голоса – фразы, вернее, обрывки фраз. А ещё вернее – некие сполохи. Суммируя и формулируя их, получится примерно вот это: «Вот и посмотрим сейчас, что ты, на самом деле, стоишь». (Всё-таки я был правильный пацан).
Королёва я знал по рассказам отца, видел его работы, и был наслышан о его деятельности. В принципе этого было достаточно, чтобы понять: он олицетворял то, что называлось конъюнктура, в самой что ни на есть совковой форме. А в то роковое время переосмысления ценностей – это был приговор. И я его вынес. Как можно догадаться, такие дела так не делаются. В одиночку на таких зубров не ходят. Да, что уж там, заговоры, как и во всяком, уважающем себя творческом союзе, конечно, и у нас практиковали. Их устраивала элита, когда хотела поменять Председателя. Это случалось обычно при смене поколений. Я полагаю, этого особо и не скрывали, потому что наше сообщество из всех секций было самое продвинутое и демократичное.
Такая смена поколений, оказывается, и случилась на том собрании, о чём я, естественно, не догадывался. Николая Андронова, замечательного русского художника меняли на не менее замечательного художника – Ивана Николаева. Николаев – белая кость, потомок Лансере, Бенуа, внук Зинаиды Серебряковой. Он был достоин этих славных имён и фамилий. Я писал о нём много, потому что задружился с ним в тот период, и знал его, так сказать, изнутри. Королёва же выбирали не на роль Председателя секции, он летал гораздо выше – в СХ СССР. Просто формально он должен был пройти процедуру избрания на низшем секционном уровне. Поэтому я, если и не спутал карты «заговорщиков», то моя выходка была уж точно не к месту. Но к делу.
Когда Николай Андронов произнёс формальную реплику, есть ли отводы у данной кандидатуры, я услышал чей-то незнакомый надтреснутый голос: «Есть отвод». Это было так неожиданно. Для всех, и для меня в том числе. Я помню, на меня все оглянулись с каким-то ужасом. Хотя, быть может, я и преувеличиваю – ужас был составляющей той пустоты, что возникла в моём мозгу. Пустоты до звона в ушах. И принадлежала она только мне. Оказывается, (чего я не зал), нужно было выйти на авансцену и аргументировать свой отвод. То есть я-то думал, что уже совершил свой подвиг, а оказывается я на полпути к нему. И подвиг реально мог обернуться позором, потому что, что и как говорить в данной ситуации – я не знал.  Я вообще, как оказалось, ничего не знал. Ни жизни секции, ни их законов. Да и жизни вообще я не знал. Так, олух царя небесного вдруг вскинулся и… пошёл напролом. Куда? Зачем? Публично выступать я не умел также, и не умею до сих пор, а тут на глазах всех наших уважаемых коллег (а это реально человек 300) нужно было сказать гадость о самом главном зубре, от которого много чего зависело и для нашей секции.
Я всё-таки «выдавил из себя раба», и произнёс нечто членораздельное. Что меня этот товарищ не устраивает как директор Третьяковки, ну и художник он так себе. Получилось даже убедительно, поскольку я выразил чувства и чаяния всех сидящих в зале. Как оказалось. Когда я, пошатываясь от перевозбуждения, возвращался на своё место на галёрку, многие кивали мне, улыбались, а некоторые даже пытались пожать руку. Однако. За мой отвод  должно было проголосовать Собрание. Такова процедура.  И Собрание проголосовало единогласно. Все – «за». То есть не за мой отвод, а как раз за кандидатуру Королёва. «Против» и воздержавшихся не было никого.
Я ничего не понимал. Что случилось, как такое могло быть, и не сон ли это? «Художники! Вы же самые свободные люди на земле!» – думал я, продолжая пребывать в эйфории. Я был молод, горяч и глуп. Но, войдя в раж, успел дать «отвод» ещё одному деятелю – главному художнику нашего комбината. Ну, это рыбка была помельче… Ладура  никто не любил, хотя, опять же, «против» – ни кого не нашлось. Как мне потом объяснили умные люди, будет же тайное голосование – вот там, типа, и поквитаемся со всеми. Забегая вперёд скажу, Королёв всё-таки прошёл, а вот Ладуру не повезло. Его не выбрали в Правление. Он горько запил, бедолага. После пяти лет воздержания. Так что, моё спонтанное действо оказалось судьбоносным.
Но тогда я думал только об одном. Что я сделал какую-то непоправимую глупость. Не дерзость, а именно глупость, в лучших традициях дурака, причём с маленькой буквы. Я пошёл перекурить свой позор. На деле оказалось всё не так безнадёжно. Во-первых, как потом рассказал мне отец, к нему тут же подскочил Королёв, и спросил: «Твоя работа?». На что мой отец ответил, не без тайной гордости: «Не, он у меня самостоятельный…».
Ну почему все и всегда видят в нормальном душевном порыве (не совсем, конечно, нормальном, но душевном уж точно) чью-то тайную руку. Сейчас вон в Америке выбирают не того президента – рука Кремля. Примерно такая же паранойя, как у западных борзописцев, случилась и у тогдашнего директора Третьяковки. То есть, вдумайтесь, мой отец подговаривает сына, только вступившего в Союз, свалить одного из самых влиятельных чиновников СХ! Мой милый папаша, фронтовик, видевший не раз реальную смерть, добрейший и бескорыстнейший человек  – чадоубийца?? Но дальше случилось то, чего я уж никак не ожидал. Ко мне подошёл САМ. Господь Бог спустился на землю, чтобы кое-что уяснить для себя. На небесах, типа, не всё поняли…
-Ну, и чем это, молодой человек, я вам не угодил?
Вот так да! Я видел на лице его смятение. Он начал даже оправдываться передо мной. На моё высказывание, что Третьяковка ничем не отметилась в столь судьбоносное время переосмысления ценностей, ответил, что готовится выставка Филонова. На очереди, я его увидел следом – стоял Ладур! Он, выждав, когда отойдёт Королёв, подошёл ко мне с тем же вопросом. Ну, ему-то мне было что сказать! Но дело было уже не в этом. Я почувствовал вкус победы. А этот вкус, согласитесь, самый лучший вкус для мужчины. Потом мы пили у Ивана Николаева в мастерской. Тогда он и стал нашим новым Председателем, а я, через несколько лет, вошёл в Правление. Это была уже другая история. Довольно, кстати, (или некстати) грустная, пошлая, отчаянная, и… тривиальная. Впрочем, что уж…



23. Русь Святая 90-х. Песнь акына

Об этой другой истории я и попытаюсь рассказать. Попытаюсь, потому что толком уже ничего не помню. Помню многое, но какими-то сполохами, а вот последовательность событий – восстановить уже не могу. Впрочем, а оно нам надо?  Всё-таки не отчёт пишу, даже не мемуары – роман! Хотя бы себе об этом временами напоминать надо. Странный, правда, какой-то роман получается – ничего не выдумываю. Что помню – то пою. А где вот это: «над вымыслом слезами обольюсь»? Правда жизни, и правда литературы – абсолютно разные правды. Так мне по телеку недавно сказали в одной умной передаче. Всё-таки не надо мне умных передач смотреть. Настроение только портится…
Выходит и не роман это, а песнь акына.  Я всё-таки остаюсь безнадёжным дилетантом, (и графоманом до кучи) – не знаю даже, как обозвать то, чем я занимаюсь всю жизнь. Хотя, как оказалось, даже среди русских классиков, профессионалов не было. Кроме разве что Достоевского, так обожаемого на Западе. Только он мог творить по договору. На Западе и художники, и писатели делом занимаются. У нас же – раскопками души. Хотя как раз Достоевский смог совместить оба эти занятия – и русскую душу перепахал, и деньги той пахотой зарабатывал. У меня же… не Достоевский, короче. Впрочем, тема эта бесперспективная. Я имею в виду, оценки себя и своих способностей – графоман, не графоман…  «Не моё дело знать!» – так говаривал мой приятель того времени Иван Николаев. А он понимал толк в творческих процессах – где собственно творчество, а где ля-ля тополя. Так что, начнём-с. Без расшаркивания, чего я там могу, и могу ли чего вообще. 
Это была эпоха, в которую входили мы как слепцы без поводыря, крадучись и наощупь. Мы боялись её! «Святые 90-е» – так недавно окрестила это время вдова президента, подарившего нам ту эпоху. Ну, и… кто бы спорил? У нас, куда ни кинь взгляд: в день вчерашний, вглубь веков или совсем уж в древнюю древность – сплошная святость. Из одной эпохи выберемся, нас другая поджидает, ещё святее. Иоанн Грозный – Великая Смута – Раскол – Романовская муть – Сталинская жуть. Так и ходим по кругу. А когда вспоминаешь XX век, достаточно только обозначить эпоху, и всё становится яснее ясного: вот она – святость! Можно вспомнить, святых апостолов революции, можно – святую инквизицию ГУЛАГа. Можно святую Войну и неоспоримую святость Победы. Святая эпоха, что пожирала нас всегда с большим воодушевлением.  Так что, нечего тут рассуждать долго, святые 90-е, или лихие. Лихие-то лихие, но ведь если вспомнить русский народ, их переживший – святее его не найдёте. Слова мало что значат, и крутить ими можно с ловкостью фокусника. А спасёт нас… только живопись.
Да! Моя – яростная, сумасшедшая, нутряная, греховная живопись! Я ж художник, если кто не помнит. И что это значит? Ядерная живопись: пятьдесят оттенков стронция – вот что это значит! А ещё умбра, охра, марс коричневый тёмный… а ещё кобальт, кадмий кроваво красный, краплак, кость жжёная! Я накидаю туда земли и неба. Земли на могилы, Неба – для святых. Я прожгу холст космосом светящейся Чёрной Дыры. Я залью всё свинцовой мутью Безвременья. Я окрашу нашу Боль и Отчаяние окисью хрома порушенных надежд. Я подкрашу жизнь бледно розовой Ложью. Вот она – Русь святая!
А предтеча той святости стала, не к ночи будет помянута, эпоха Гласности. Помнится, был такой растиражированный слоган у оптимистичного нашего Лидера, округлого и мутного, как и его слоган. Перестройка, Гласность, новое мЫшление. Чего там ещё было? Бессильная ярость от осознания унижения целой нации. Но это позже, когда дошло до нас, куда мы въехали. На этих примитивных словесах, которые не значат ничего, и подкатывают к нации такие вот фокусники. Словно мантру он читал пустышку из каждого динамика – округло и деловито, подталкивая страну к пропасти. И тихой сапой столкнул-таки её туда. И вот что дошло до нас, в конце концов. Этот неунывающий Лидер тогда и разменял всю нашу Святость. На что? Так на самую хитрую в жизни вещь – на Иллюзию. И, конечно же, продал всех нас: и белых, и красных, и рыжих, и серых. И полностью седых…
Но при этом, это была абсолютно наша эпоха. Она, похоже, была у нас в крови – эпоха Смуты, Безвременья и… Мечты. Мы забеспокоились. Мы почуяли вкус свободы. Мы же такие широкие, открытые ребята, такие яростные. Как говорил Митя Карамазов, широк русский человек, надо бы сузить! Так ведь кто ж на то решится, сужать, то есть, русского человека. Да и возможно ль? У нас же зуд. Зуд откровения, зуд открытости. Нимб святости! Вот оно, вот! Мы и несли в этот мир свою настежь распахнутую душу. Каждый заявлял о себе – гласно и громогласно. Народ жаждал Света…
Из мрака веков – к Свету! А оказалось очередная подстава. Их Гласность – эпохально-государственная, подсунутая нам сверху, как морковка на верёвочке, была опять не про то. Оторопь берёт, как всё хитро было задумано и выполнено. Телек, журнал «Огонёк» и прочие освобождённые СМИ сворой псов накинулись на нас и… (вот именно, что и…). Они нам такое поведали – так всё замутили исповедально и вероломно. Хотите знать ВСЮ правду? Мы хотели. Мы не просто хотели, мы её впитывал всеми фибрами, всей своей воспалённой кожей. ВСЯ правда ВСЕЯ Руси оказалась жуткой и страшной. Как дыба. Как плаха, уготованная всем нам. Господи, в какой же дыре, оказывается, суждено было родиться и жить! Чёрная Дыра Россия пожирала своих детей легионами. Мать оказалась сукой, отец – подлецом. А сынка – лопух, каких мало.
Вот она тройка, что воссияла тогда над страной: Подлец, Сука и Лопух. По этому поводу хочу сделать признание. Это признание, впрочем, я делаю с периодичностью школяра, и настойчивостью  маньяка. Только и слышится с этих страниц – олух да лопух.  Это чтобы вы не забыли, с кем дело имеете. Так в чём же тогда признание?  А вот в чём. Не один я такой, оказывается. У нас ОЛУХ спрятан в самой глубине глубокой, в самой нашей сердцевине, он там, где душа. Где мечты и надежды. Мы его любим, вскармливаем, лелеем. На одни и те же грабли наступаем, но не сдаёмся. Он водит нас по кругу, от смуты к смуте, от бунта к бунту. А мы всё терпим, всё стерпим и перетерпим… 



24. Ля-ля, тополя

А теперь, для полноты картины, сообщаю, что никогда не ощущал себя интеллигентом. Хотя, никто меня в этом и не уличал, так что беспокойство моё напрасно. Просто я считаю, что настоящие художники – не совсем интеллигенты. Я бы даже сказал, чем больше ты художник, тем меньше интеллигент. Впрочем, я, быть может, никогда и не понимал значение этого слова. У Даля: «интеллигент – разумный, знающий…» – мне это уж точно не грозит. Но мы-то знаем, что интеллигент в России, больше, чем «разумный, знающий». В России – это понятие, примерно такое же, как совесть, или та же святость. Совесть нации – слышали, наверное? Слова, слова… – нет там ни совести, ни святости. «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, лживую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо её притеснители выходят из её же недр». Это не я, к сожалению, это самый наш интеллигентный интеллигент – самый наш Чехов.
Что это я вдруг интеллигенцию помянул? А так. Достало. Что вижу, то пою. О чём подумалось, то и озвучил. Так уж у нас, у акынов, завелось. Вот аристократ – это да, с этим вообще никаких вопросов. Лично у меня. Аристократ – это, прежде всего, внутренняя свобода, природный вкус и чувство собственного достоинства. И за свои слова аристократ отвечает. Никакого словоблудия, как у некоторых прочих. Впрочем, это моё толкование, ничего общего, не имеющего со значением слова. По тому же Далю: «вельможа, знатный боярин, не столько по сану, как по роду…».
А теперь, после всего, что я поведал, разрешите сообщить, что во всю эту либеральную лабуду 90-х я уверовал. Да! как это ни прискорбно, как это ни постыдно. И всё моё достоинство в одночасье сдулось – никакой ты не аристократ, парень, а рефлексирующий интеллигент. Остаётся только посыпать голову пеплом, застонать, и… запить. Впрочем, стонать не обязательно, а вот запить... был такой порыв души. Было, было, причём порыв основательный, глубинный. Ля-ля, тополя – здесь не прокатывает. Тут попахивает новым исследованием. О запое, как о составляющей личности художника. Моей, то есть личности. Для начала я заявлю тезис: пьянство – это высшая математика творчества, это жизнь и смерть в одном флаконе. Это альфа и омега, начало и конец всех поисков причин, во всех вещах. Это – замерзший огнь, ледяное пламя. Проще сказать – истина. Но об этом уже древние всё сказали…
Оно же выполняло очистительную функцию – всё наносное, мелкотравчатое, обыденное отсекалось от подлинной жизни. Причём, пьянство художника, это и нечто глубоко метафизическое – никак не ложилось в повседневное пьянство обычных граждан. Мне один мой приятель и коллега, имея в друзьях нарколога, сказал, что тот потрясён нашим братом. Как пьют художники – пролетарию и не снилось. Слесарь из ЖЭКа от ваших доз за один заплыв давно бы съехал с катушек. А вы – ничего. Что-то ещё успеваете миру поведать. Тезис сомнительный, как и нарколог… да и приятель однако.
Я, впрочем, успел-таки загордиться от принадлежности к этому цеху. А в цеху том, кого только не было! И любимый Ван-Гог с Гогеном, и Модильяни с Утрилло, и Пикассо с Браком и со всей их парижской тусовкой. А уж наших Саврасовых и Брюлловых перечислять запаришься. А мы действительно  – ничего так. Причём, настолько «ничего», что впору складывать легенды о творческом пути московских монументалистов, потому что, скажем, питерские монументалисты не были созданы для подобных легенд. Питерские монументалисты замерли, заворожённо глядя на московских монументалистов. Была у нас однажды совместная выставка в тогда ещё Ленинграде. Так вот, запомнилась она городу трёх революций – пьяным поездом, пьяным вернисажем и потом просто великой пьянкой, закончившейся только в Москве (кстати, далеко не у всех).
         Господи, – сказала молодая поросль питерских монументалистов – как же вы пьёте! Мы такого никогда не видели! Ясен перец, что не видели. Питер вообще странное местечко. Болотный дух, очевидно, ещё не до конца выветрился с его мостовых. Питер – страна христиан, рокеров, постмодернизма и скинхедов (такой вот весёленький наборчик возник у меня на ассоциативном уровне). И всё – не русское. Впрочем, что ещё на том болоте народиться может. А пьянства и мы не видели, мои питерские братья, – мы просто жили в этом сказочном мире. В этой божественной пустоте, принимая её за единственную религию. И даже, как истинные аристократы – не замечали её. Но об этом, обо всём – чуть ниже…



25. Два Ивана

В моей жизни случилось два Ивана. Был, правда, ещё один, отец моей матери – лётчик, красавец и мой дед. Но он, хоть и на Модильяни похож, и дед родной, но не случилось, знаете ли, его в моей жизни. К тому же, не наш он был какой-то – не пил, не курил. И умер рано, меня не повидав…
А вот эти два – совершенно «герои моего романа». Один, правда, тоже не пил. Почти. Но это, когда в стране «пьянству – бой» нарисовался. Помните ужас середины 80-х. Я так скажу, не трогали бы коммунисты святого – глядишь, и Советский Союз сохранили бы. А Иван как раз и был из тех деятелей… в некотором роде. Так вот, первый Иван, условно непьющий, судьбу имел крутую, но бесперспективную. В моём понимании. У нас просто отношение к художнической перспективе было различное. МСХШ и Суриковский институт он окончил с блеском. И дальше всё как по нотам: МОСХ, персональные выставки, сначала у нас, потом по всему миру, лучшие заказы, (новая станция метро Маяковская его рук дело) премии и даже ордена. Работы – в Третьяковке, Русском музее. Народный художник, профессор и академик. Я же… – всё шиворот навыворот.   
Я с ним ещё по МСХШ знаком. Была у нас такая элитная школа в советские времена – «школа одарённых родителей». В ней все художники учились. Она и сейчас существует, переехала только к Третьяковке на Крымской. А мы учились у первоисточника – напротив настоящей Третьяковки. Я его там и запомнил. Он на четыре года старше, я был «личина» (так традиционно у нас звали мелких), а он, видный малый – курил в туалете и рассказывал про красивых тёлок. То ли рисовал он их, то ли ещё что. Очень меня это впечатлило тогда. После четвёртого класса (восьмой в обычной школе) меня выгнали, ну, а Иван уплыл в свои сияющие дали… Пару слов о той школе. Навеяло, знаете ли. Как пили мы коньяк на алгебре. Я на мамины полтинники, что давала на обеды, скопил на бутылку коньяка Pliska, притащил его на урок, и… ко мне за парту подсаживался то один друг, то второй – и я наливал. А Осипов, самый взрослый и бывалый из класса, на физике закурил. Приоткрыл окно и дымит туда. Вот такие мы были артисты-эквилибристы. Помню ещё, как горько плакал я, когда меня выгнали из тех райских кущ…
Но вернёмся к Ивану номер раз. У нас его недолюбливали. Ну, в кругу пьющей братии комбината, а пили тогда практически все. За то, что не пил, за то, что карьеру делал, удачливый был, с большими людьми тёрся. А когда эпоха сменилась, стал сильно верующим. Вдруг. Наши остряки ёрничали: «Поклоны бьёт, а из кармана партбилет вываливается». Завидовали, короче.
Второй Иван в той же школе учился, но не со мной – этот старше был на 15 лет. Вот уж кто выплыл… из «одарённых родителей» – перечислять запаришься. Как сказано в википедии – представитель известного рода Бенуа-Лансере-Серебряковой. Голубая кровь, короче, аристократ. Но… пьющий. Это его и спасло, и перспективы его были радужны и бескомпромиссны. На этой почве мы и сошлись потом. На перспективах. Художник, он же красоту носом чует. Он же не будет утыкаться тем носом в предмет недвижимый, обыденный, то есть в сегодняшний серый день, нет, он летать обязан! Его перспективы за горизонтом, там, где вселенная уж закончилась – а он всё летит и летит…
Короче сошлись мы с ним плотно и летали. Бывало по несколько суток кряду. Тут, конечно, я ему не ровня – Иван месяцами мог в космосе зависать. Да и не только тут. У Ивана было практически всё, о чём только может мечтать зрелый мужчина. Председатель нашей секции, родовитый боярин, в смысле аристократ, заказы на самом высоком уровне, а, стало быть, куча бабла… и живопись, живопись… бог, короче. Он однажды так высказался. Вот мне говорят, мол, ты, Иван, пьёшь. У меня четверо детей и куча внуков. Я два срока Председатель, у меня живописи на два Кузнецких потянет (имелся в виду Дом Художника на Кузнецком 11 – довольно внушительные залы), у меня три станции метро, и куча объектов. А роспись потолка в одиночку, это вам как?
И я… надо всё-таки представиться, чтобы понять, что я собой представлял в то время. Ну, чтобы сложилось понимание, как это мы с Иваном сошлись. Ну, во-первых, у художников нет «табели о рангах». Есть понятие Художник, и всё. Всё остальное – шелуха. У художника нет ни статуса, ни возраста. Другое дело, не каждого к себе подпускали. Иван мне сразу сказал, ты – художник. А я и без него знал, что бог. А боги на Олимпе всегда вместе квасили. Пусть, не совсем бог – начинающий такой, подающий надежды, наглый и уверенный в себе божок. И роспись потолка в одиночку мне было не осилить. Я вообще не понимал все эти монументальные страсти. Монументалист работал в архитектуре, а это особый склад ума, которого, как я уже докладывал – у меня не было. Я писал. Картины и романы. Я жаждал чистого творчества. А чистое творчество – жесточайшая вещь. Я только опустился ещё в этот кипящий бульон. Я только начинал вариться в той кастрюле. И не слышал я тогда ничего, и не видел. Я был в полном улёте.
По поводу этого, я кое-что вспомнил из прочитанного. Одно наблюденьице. Был такой Мариенгоф, друг Есенина. Во всяком случае, так он себя позиционировал. И книжицу про Есенина сочинил: «Роман без вранья» назвал. Так вот, в том романе сам и написал без вранья, как Есенин однажды, сидел-сидел, в кабаке, да и высказался: «А ведь я тебя, Мариенгоф – съем». Тот что-то пролепетал, мол, ты не волк, а я – не Красная шапочка. То есть, типа, не понял он значение этой выходки. К чему это я? Да так, навеяло. Я тогда и вёл себя как Есенин. Пил, дрался, болтал всё, что на язык ляжет. И ещё. Я всё время был на грани. Я отторгал эту жизнь. И съесть готов был каждого, кто раздражал своим навязчивым жизнелюбием. Я вообще был безумен. Когда я был пьян, («а пьян всегда я», как в песне) во мне клокотала истина. С ней и в ней я шёл в отрыв. И нёс в этот мир то, что она диктовала.   
Она мне тогда много чего надиктовала. Ну, а поскольку мозгов своих у меня не было – я и жил под диктовку. (Не самый, кстати, плохой вариант наставничества). Так вот, во время пития, я понимал, что за мир меня окружает. Как он докучлив и пуст. Но, главное, эти люди вокруг – никакие не художники, а так… с ними я и вёл себя соответственно. Теперь представьте, сколько врагов я тогда себе нажил. А потом ещё, как Мариенгоф, книжицу на гора выдал, где всё это хозяйство оформил печатным словом. Мне один приятель не из нашего круга, прочитав книжицу, сказал: «Я бы тебя за такой базар убил, ей богу». Это он, кстати, и сравнил меня когда-то с Пушкиным, что, мол, похож. «Чем это? – спросил я, необычайно довольный. – Тебя тоже убить хочется». Ну, с приятелем, ясен перец, разбежались, пока не дошло у нас до реализма.
И только в Иване я чувствовал настоящие просторы  – воля, свежий ветер, и свет, и дали, уходящие за горизонт. Он у меня с природой ассоциировался. Вот и зависали мы в том божьем мире – то у меня в мастерской, то у него. В жизни мало можно вспомнить настоящего и ещё меньше настоящих. Всё какое-то приблизительное, иллюзорное. Всё как бы. «Иллюзии и реальность», помню название одной выставки, устроенной другим Иваном. Так вот, ни иллюзий, ни реальности я терпеть не мог.



26. Пьяный корабль

…Я тихо плыл в светящемся настое
В стихах волны под звук вселенских труб,
Глотал лазурь в свое нутро пустое,
Задумчивый скитающийся труп.

Я видел небо полным черных пятен,
И вихри уносящиеся прочь,
Зарю, взлетавшую из черных голубятен,
И вороньем спускавшуюся ночь

В полете птиц я провожаю трупы,
Я скрежещу зубами на луну,
От резких зорь я пью, впадая в ступор,
И падая на борт, иду ко дну.

Ну, что тут скажешь – были люди, были стихии и до нас. Хотя и мы не только летали в своих далях и высях, и я «глотал лазурь в свое нутро пустое». Водка напиток жестокий и судьбоносный. У меня лично опыт был разношёрстный и злой. И забуривался я в какие-то норы, и гиб в ментовках, и очухивался под капельницей, и горел на собственном ложе, и с глюками разговаривал, и с проститутками зависал в преисподней. Как поведала одна особа, лежа в реанимации: «Какая у меня все-таки интересная, насыщенная жизнь!».
С Иваном же мы всё больше неспешно беседовали. Как Сократ с Платоном. С ним было интересно и как-то просветлённо. Ощущение высокого трепета, если можно так выразиться, я вынес из тех посиделок. Я отдыхал с ним, после баталий с Витей Грачёвым (был у нас третий друг – «гениальный художник современности»). Иван никогда не пьянел, вернее, не впадал в пьяный кураж, как Витя. Да и прочие дурные прелести, на которые были падки некоторые наши товарищи по цеху, он не практиковал. Он был мудрец и всегда трезво оценивал любую жизненную ситуацию. Он схватывал суть, и доносил её в этот мир. И если у меня были чёрные запои, из которых я потом выкарабкивался, как мог, реально уверовав в тот свет и ад, то Иван, создавалось такое впечатление – просто существовал в том мире. Он работал: рисовал, писал картины, делал эскизы, при  этом возглавляя наш цех. А уж вся его трезвая деятельность происходила вообще в другом мире и без меня. Вспоминается ранний и очень смешной фильм Чаплина «В час ночи», где богатый аристократ в сильном подпитии, полюбил маленького бродягу, а в трезвом состоянии не узнавал его. 
Со мной он всё-таки летал в мирах. Хотя, мы почти и не перемещались в пространстве, (все полёты были метафизические), а перемещались в основном из мастерской в пивную, магазин и обратно. Или к нему же в комнату, которая находилась рядом, на Садовом кольце. Там и пили под портретами его великих родственников. Эта местность – была его родина, на Сретенке он отца с войны встречал, а я парень с окраины. И москвичом почувствовал себя только здесь.
Короче, в тот раз нам как-то не сиделось. Начали у меня, потом, через пивную и магазин, то есть выверенным  маршрутом, оказались в мастерской у Ивана. А ещё через пару дней он вспомнил, что у Лубенникова – выставка открывается. Как раз сегодня. И он, как председатель – вот незадача – её открыть обязан. Обязан, не обязан… но быть там желательно. Ну, и… для начала Председателю (опять же желательно) нужно было побриться. То есть сбрить недельную иссиня-чёрную щетину. Да уж, наблюдал я это садистское действо – под холодной водой, каким-то поношенным лезвием, но виртуозно, как и всё, за что бы ни брался Иван. Это потом ему пришла спасительная идея, запустить бороду. И ходит он теперь, как Леонардо с уже белой бородой до пупа. А тогда… положение обязывало.
Вот так у нас и развернулся сюжет в нужном для меня как драматурга, направлении. На сцене оказались оба Ивана, и я – тайный соглядатай и писака. Или биограф дней суровых и малоизученных. Что вряд ли. На биографа я не тянул – где вы встречали пьяного биографа, который всё путает, и не уверен даже в дате того путешествия. Был это 1987 год – первая персональная выставка Лубенникова на Каширской (ну, это я в википедии только что подсмотрел). Всё остальное шло пунктиром. Моим злополучным и знаменитым пунктиром. Кто чем в этом мире знаменит, кто чем богат. Я вот – пунктиром. Сознание то угасало, то вспыхивало по одному ему ведомому плану: вот это помню! и это вроде помню. А что между этим и тем было – провал, который иногда сжирал мгновения, а иногда и сутки… и года!
Помню много живописи по стенам, которая меня напрягла слегка. То есть я задумался. Какое-то всё понятное, выстроенное и добротное, как и сам Иван. Какое-то логически обоснованное. Обосновано в ней было всё. Во-первых, что это видный парень из той курилки, с рассказами о красивых тёлках. А вот и сами красивые тёлки, развешенные по стенам во множестве. Обосновано, что всё это хозяйство непременно купят, причём не после смерти, а скоро. Что будет он удачлив, и вполне может стать и академиком, и народным художником. По-вашему, это нормально?
А я блукал по залам, и думал, как же много он натворил-наворотил. Количество красивых голых дам приятно удивляло. И все работы почти одного года, то есть всю выставку – за год! Ничего себе. И, конечно же, я сравнил этот размах со своей фабрикой пьяных грёз. Сколько лет мне понадобится, чтобы заполнить эти залы. Кстати, этот Иван, в отличие от того, меня почти в упор не видел. Догадаться почему, было не сложно. Я, очевидно, только спьяну высвечивался. В смысле, видел, конечно, но как-то по школьному – сверху вниз. Я так и остался «личиной», слушающий его россказни в туалете МСХШ. А я… вдруг задумался. Во второй раз.
Подумалось, нечто фантастическое, а бывает у Лубенникова кризис – ну, не идёт работа. Причём так не идёт, что лезет парень на стену и умирает. Долго умирает, зримо, больно. И назавтра умирает, и через месяц. На этот вопрос я даже отвечать не стал. Зачем ему эта байда? когда всё и так классно заладилось, и творчество идёт как по маслу. Какие на хер кризисы? он бы и вопроса не понял, про что это я. И тогда я зарычал… вглубь себя, внутрь души, в смысле подумал с неистовством, как загнанный зверь – больной зверь, бессмысленный. Зачем и кому я-то нужен со своим «лазанием по стенам»? И тут же ответил – никому ты нужен. Абсолютно никому и никогда. И не в моей власти, что-то изменить в этой судьбе. Таким, впрочем, и должно быть одиночество художника, а значит… 
Да ни черта это не значит! И пошёл я в центральный зал. Туда, где Иван-Председатель открывал выставку Ивана Лубенникова. То есть стоял красавЕц в центре зала и, слегка пошатываясь и улыбаясь, произносил тронную речь. Иван-Председатель публично вообще говорить не умел. Складно, не складно – у него никак не получалось. А когда в каждом глазу – недельная подвальная пьянка, то сами понимаете. Я, почему на этом внимание заостряю. Ну, во-первых в моём пунктире – случилось просветление. А просветление оттого случилось, что очень я ревностно коллег слушаю. А слушаю я их ревностно, потому что сам говорить не умею. Совсем. И за всю жизнь так и не научился. Вот Лубенников – говорил, как пел. Это был мужчина, способный во всех отношениях.
Спустя 30 лет у нашего дорогого и любимого Ивана Николаева открылась выставка на Кузнецком 11 – все выступили, и Лубенников лучше всех. Просто и по делу. И у меня хотели интервью взять. Фильм об Иване снимали. Камеру навели… ну и… не стоит и рассказывать, как судорожно искал я слова в пустоте. И опять, как тогда на Каширской, я почувствовал себя бессмысленным, ничего не умеющим… олухом (кем же ещё!).
Ладно. Выставка мне надоела, ужасно хотелось выпить. Банкет ожидался аж в театре на Таганке. Иван там сделал оформление – одел в металлический каркас старое здание. Вот и объединил он эти события: выставку и театр. Банкет был продуманный, – по пригласительным. Многие наши алкаши загрустили – не всем туда попасть суждено. Вот и стояли мы своим кругом избранных в сторонке, думали, как до той Таганки добраться? Мне даже говорить не хотелось, все мысли о выпивке. И тут мы видим нечто необычайное. Процессия, а как её иначе назовёшь? Хотя их всего двое, но какие! Он, следом она. Он – высокий, громогласный, как Маяковский, (естественно, не видел – предполагаю) руки раскидал – вещает. Она – стройная, как тростинка, следом семенит, и что-то записывает в блокнот.
-Какой мужик! – вещало видение – какая мощь! Русский богатырь! – нас увидел – О, какие лица! Сколько одухотворённости в этих лицах я вижу! Я хочу их изобразить!
-Кто такой? – спросил я у своего приятеля Володи Лысякова. Он на праправнучке Льва Толстого тогда был женат, должен всё знать.
-Так, Евтух, не узнал, что ли? (Евгений Евтушенко, если кто не понял). А сзади, очевидно, – его новая молодая жена. Он вроде бы опять женился.
-И как он нас изображать собрался?
-Так он же профессионально фотографией занимается, не знал? Выставки у него по всей Европе…
-А чего она пишет?
-Так записывает… для истории.
Ничего я не понял. Что за выходы с заходами? Почему-то вспомнилась какая-то ерунда – стихи из юности, я по молодости стихи любил…

Она небрежно свой платок
Мнёт розоватыми перстами.
Мартышка в куртке с галунами
Всё время вертится у ног.

С грудей, манящих белизной,
Мартышка просто глаз не сводит,
От них в волнение приходит
На цоколе Амур нагой.

Она – это Евтух, естественно, Мартышка в куртке с галунами, ясен перец – молодая тростинка-жена, ну а Амур на цоколе, выходит, что я. И только один вопрос завис тогда в мраморной голове Амура. Это чего, такие они – поэты-шестидесятники? Но ведь был же красава Шпаликов. «Выстрел, дым, сверкнуло пламя, Ничего уже не жаль. Я лежал к дверям ногами – Элегантный, как рояль». Поэт умирает в 37. А когда остаётся – начинается цирк с мартышками. Собственно, вот и всё. А, да, нет. Мы уже на улице. Подходит к нам Ваня-Председатель, с тем же вопросом, как добираться будем. А я вижу, как сладкая парочка садится в Мерседес, чтобы укатить восвояси.
-Так вон, говорю, великий поэт современности, туда как раз едет. Может, возьмёт?
И Ванечка, как школьник, побежал к машине: «Товарищ, товарищ! подождите, вы не подбросите?». Угу. По газам и... всё-таки нет поэтов после 37.
А я напился-таки. Стол был богатый, с официантами и русской музЫкой с выходом. Пунктир закончился потрясающе – шикарным чёрным провалом.



27. Мозговой штурм или Мы это не мы

А вот это как понимать? Будто не я пишу роман – за меня кто-то пишет. И в ухо ещё сопит. Ну, не пишет – темы подкидывает! То есть думает за меня. Вот-вот, как раз об этом и разговор. На статью тут нарвался и… завёлся. В голове застучало: вот, вот, вот. Вот! Вот она – проблема, вот – суть, вот она – истина! У меня хоть и мозгов нет, зато интуиции – вагон, чую как собака, где сахарная косточка зарыта! Всё тут, всё есть! На все вопросы ответы. В смысле как раз такие ответы, что и вопросы не нужны. Вопросы эти умники сами задают, причём такие, что ответы становятся не актуальны. Вообще. Короче всё, что могло во мне перевернуться – перевернулось.
Вопрос первый и, по сути, единственный,  других уже и не нужно. Что за СУЩЕСТВО живёт в нашей черепушке? А? как вам такое? Оказывается, в моей черепушке кто-то живёт!.. И дальше. Мы называем мозг МОЙ только по недоразумению. Вот тык так, мозг у меня типа есть – но он не мой. Ничего себе заявочки. С утра пораньше: «Мы не имеем власти над мозгом, он принимает решения сам. Нам только кажется, что мы – это мы, и сами руководим ситуацией! Но это не так. Мозг – очень сложное НЕЧТО, который САМ определяет наше поведение, пристрастия, вкусы. Всё – сам».
Вот оно! Мы только думаем, что огромную роль играет воспитание, среда (помните, у Достоевского, мол, среда заела), что мы читаем, что смотрим, с кем дружим и прочая. Это, отчасти, так, но вся информация, знания, как генетические, так и полученные в течение жизни – записаны на нейронной сети, которая находится у нас в мозгу. Опустим на время нейронную сеть, в смысле оставим её учёным, потому что у меня лично недоумение, растерянность, если не сказать выпадение в осадок и полную прострацию вызвало только одно заявление. Что мозг и я – это абсолютно разные вещи. Ладно. Продолжим цитирование.
«То, что мозг оказался у нас в черепной коробке, не дает нам право называть его «мой». Он несопоставимо более мощный, чем мы. Власти над мозгом мы не имеем, он принимает решение сам. И это ставит нас в очень щекотливое положение. Однако у ума есть одна уловка: мозг сам все решения принимает, вообще все делает сам, но посылает человеку сигнал – ты, мол, не волнуйся, это все ты сам сделал, это твое решение было. То есть, ведёт себя со своим носителем как с малым дитём».
«Так, где же, ГДЕ живёт СОЗНАНИЕ человека? В мозге, в центральной нервной системе, во всём теле? Мозг не живет, как голова профессора Доуэля, на тарелке. У него есть тело – уши, руки, ноги, кожа, потому он помнит вкус губной помады, помнит, что значит «чешется пятка». Тело является его непосредственной частью».
«Почему нам так важно знать, как устроен язык и мозг? А выбора другого нет. Мы общаемся с миром через окна и двери – это слух, зрение, обоняние, осязание. Но через это информация только входит. Обрабатывается все это мозгом. Мы смотрим глазами – а видим мозгом. Слушаем ушами – слышим мозгом. Мозг поставляет нам картину мира. От него зависит: что он покажет, то и покажет. И это плохо. Строго говоря, мы ему почему-то доверяем. А почему мы должны ему доверять? А какие основания у нас считать, что у нас, например, сейчас не галлюцинация?»
«Наш мозг – это совершенный музыкальный инструмент. Принято говорить, что наш мозг – это компьютер. И у нас нет другой метафоры, потому что его ни с чем другим сравнить нельзя. Но точно мы знаем сейчас, что «компьютер» в нашей голове отличается от любого из тех, который человечеству известен. В нашей черепной коробке, конечно, также происходят вычисления. Но это не единицы и не нули, он работает по другому принципу. Возможно, что он использует другой тип математики…».
«Да, у нас в голове тоже компьютер, но какой-то совсем другой. У нас масса вещей идет параллельно какими-то невероятными путями. Как делаются открытия? Разве их можно запланировать? Человек в ужасе просыпается ночью, что-то записывает, утром просыпается, видит запись – и с удивлением спрашивает: кто это написал? Откуда это взялось – он сам не знает. Ведь это его мозг породил. Как-то мгновенно. Со странными ассоциациями. Чтобы вычислить алгоритм гениальности, я думаю, надо изучать людей искусства, а не ученых».
«Открытие нельзя сделать по плану. Правда, есть существенное уточнение: они приходят подготовленным умам. Таблица Менделеева не приснилась его кухарке. Он долго работал над ней, мозг продолжал мыслить, и просто «щелкнуло» во сне. Таблице страшно надоела эта история, и она решила явиться во всей красе Менделееву».
Вот ЭТО всё я прочёл и завёлся. И отлетел, и возродился, и забился в экстазе. Кто же мне всё это поведал? Я бы мог нагнать туману и сказать, что ко мне сейчас прилетела фея и осенила. Или по их же безумной теории, вот, мол, знать ничего не знаю – мозг САМ мне всё это и выдал. Типа, ему страшно надоела вся эта история, и он решил, что лучше знать правду о себе. Но не надо нам туману, и так, после этих сообщений – всё в тумане.
Впрочем, так оно и было, ко мне залетела фея – Татьяна ЧЕРНИГОВСКАЯ и всё это рассказала. Кто она такая? Татьяна Владимировна Черниговская (род. 7 февраля 1947, Ленинград, СССР) – российский учёный в области нейронауки и психолингвистики, а также теории сознания. Заслуженный деятель науки РФ. По её инициативе в 2000 году впервые была открыта учебная специализация «Психолингвистика».
Но это всё не важно, потому что она фея и богиня! Она поняла главное, что в этом мире всё не так однозначно, и самое страшное орудие – мозг, не принадлежит конкретному человеку. И ещё. Чтобы вычислить алгоритм гениальности надо изучать людей искусства, а не ученых. (Это ж прямо для меня сказано!) Нужно чтобы родился гений, который на это дело посмотрит и скажет: «Это не так, и это не так, а пойду-ка я, пожалуй, пивка выпью». А потом придёт и скажет – вот как дела обстоят.
Пойду-ка и я пивка выпью, только виртуального, потому что не до реального пивка сейчас.  Нет, не для того, чтобы сделать гениальное открытие, а чтобы осознать, что я носитель некоей истины, которая может выстрелить в любой момент. Без моего ведома и желания. А ведь я уже чуял подвох, когда разразился на этих страницах, мол, нет меня, и не предвидится! Даже целую главу так назвал: «Истинно, истинно говорю вам – нет меня!». Более того, теперь я понимаю, что чуял тот подвох с рождения, что я носитель некоей неведомой силы, которая тащит меня по жизни. Всю жизнь я не мог понять, где же зарождается мысль: во мне или вне меня? И часто казалось, что где-то. Ходил-бродил в пустыне, а в голову вдруг ни с того, ни с сего слетались стайкой мысли-открытия. Откуда брались эти чирикающие живые птахи?
И чуял я, чуял, что есть некий ВСЕОБЩИЙ вселенский мозг, к которому мы все привязаны пуповиной. И сосём её энергию. И наполняемся знаниями. И думаем порой, ах, какие же мы всезнающие и мудрые. А порой, что ничегошеньки мы не знаем по сути. И вот нашлась-таки богиня, рассказавшая что почём. И как теперь жить? Как не впасть в мерехлюндию и вселенскую скорбь? От осознания вселенского колхоза, от того, что не Я что-то там придумал и осознал, а НЕКИЙ председатель колхоза правит всем и вся. А где же моя индивидуальность? Где уникальность? Где мои желания и воля?
Вот тебе и проблемка нарисовалась. Жил себе, никого не трогал, и вот. Что с этим делать? Как недавно посоветовала мне моя пятилетняя дочка: «крути свой ум, папа!» Кручу, милая, кручу! (Если это МОЙ ум, конечно). Оказывается, о многом я уже догадывался. Меня, например, и раньше поражало некое «однообразие ума». Это только кажется, что все люди разные. Нет, ну, разные, конечно, если присматриваться к отпечаткам пальцев. А так, если в целом взглянуть на человечество – банальнейшая субстанция. Все желания и грёзы того человечества предсказуемы, все хотелки можно рассчитать на раз. Этим и занимаются умные дяди, и используют потом в своих хороших и не очень целях. Которые и сами, впрочем, не сильно оригинальны. И дяди и их цели.
Мне, конечно, возразят, а сколько мозговых революционеров знала история! Сколько парадоксальных личностей, сколько непредсказуемых событий! И вообще, каждый человек – индивидуальность, забыл? Нет, не забыл и соглашусь во всём. Но добавлю, что в любой парадоксальности и непредсказуемости существовала своя внутренняя логика. Не всегда она прочитывалась, но она существовала. И приведу как аргумент сентенцию – если бы той логики не было, человечество давно бы вылетело в трубу. Выскочить за ПРЕДЕЛЫ миропорядка – не в состоянии ни один сегодняшний ум. А если вдруг кто-то выскочит – оказывается не ум это, а безумие. Разве что парадоксальный гений может пройти по краю, отделяющий одно от другого, и взглянуть ТУДА. А взглянув – ужаснуться, и остолбенеть. И ведь были такие космические умы, которых, впрочем, и почитали за безумцев.
Мы-то теперь знаем, что мыслим так, как нам позволяет вселенский разум. А если вдруг ТАМ случится метаморфоза, и мы обретём совершенно другие энергии. И всё это будет происходить на другом (немыслимом) уровне, в других плоскостях знаний. Вне пространства и времени! Вне убогой нашей жизни, всё – на астральном уровне! Что тогда? Взлетим? Проникнем? Трансформируемся? Всё тогда станет иначе! И слова и смыслы, и знания.
Ещё подтвердилась моя недавняя догадка, что жизнь нашу можно воспринимать с двух позиций. Можно как набор побед и выигранных конкурсов. А можно как судьбу. А судьба – это жизнь в божьей системе. Я уже писал, что древние понимали суть вещей, и даже преступление рассматривали не как конкретное преступление, а как нарушение цельности божьего мира. Ну, посудите сами. Если жизнь рассматривать не как проявление божественных смыслов, а как конкурс, то получаются какие-то невероятные вещи. Начнём с того, чтобы нам родиться, нужно обогнать всех собратьев своих (а их – тьмы и тьмы) и первым оплодотворить яйцеклетку. Иначе это буду не я, а он. До этого нужно чтобы мама и папа прошли свой конкурсный отбор. Чтобы встретились, наконец. Но и родившись, ты попадаешь в жёсткую систему отбора и конкурсов.
Что волнует нормальных зрелых мужиков в этой жизни больше всего? Власть, деньги и женщины. Ну и, особо одарённых, – поиск истины. На это кладутся жизни. Но как же трудно высидеть на конкурсной основе, и женщину, и власть, и богатство. Про истину я промолчу – это самая капризная особь. Всё это даётся лишь тем счастливчикам, кто равнодушен, кто в системе. То есть, судьба распоряжается на кого что может свалиться.
Однако, «конкурсные» взгляды на жизнь – всё-таки преобладают. Особенно там – в цивилизованной Европе. Там вся система ценностей строится на понятной истине – главное успех. У нас тоже не без этого, особенно в девяностые пытались насадить эти либер-ценности. Все эти конкурсы, пропаганда успеха заполнили наш телевизор. Ну и мозги соответственно. На нашей почве, правда, это так и не прокатило. У нас как-то сразу отделилась вся эта западная шелуха в некий тренд. Кстати, именно это новомодное словечко «тренд» – здесь очень к месту. Но на нашей почве тренды не катят. У нас, как с древней древности повелось, мир воспринимается цельно, а «тренды» туда не помещаются. У нас и понятия другие, и язык. Судьба – суд божий. Вот это туда как легло когда-то, так и живёт там. И трудно представить Россию в тренде. Она вываливается из него. Оттого и не вписывается никуда, и вызывает ужас.
Теперь аргумент от противного. Только представьте, что нет вселенского мозга, а есть куча (миллиарды!) маленьких мозгов, жаждущих выгоды здесь и сейчас конкретно для своего носителя. Какая бессмысленная конкуренция тогда начнётся. Трудно представить, какие невообразимые и бесконечные войны нас ожидали бы, какая грызня не прекращалась бы ни на секунду! То есть, всё логично: наличие ВСЕОБЩЕГО мозга даёт миру устойчивость, а, в конечном счёте, ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ. Ну, до тех пор, пока срок не выйдет…



28.  Келья. Постриг в художники

Ладно. Оставим на время наш всеобщий мозг в покое, и вернёмся к повествованию и той эпохе. Эпохе чумовых девяностых, которые, как выяснилось, буквально светились святостью. Блаженнейшей из эпох, если помнить, что «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Целиком, правда, мало кто прочёл стихотворение Тютчева «Цицерон». Зато эту строчку наша творческая интеллигенция тогда и возлюбила, и цитировала её почём зря, мол, всё не просто – и мы тут «минуты роковые» хватанули. То есть каждый примерял ту строку на себя. И ведь не зря!

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал – и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»
Так!.. но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавой!..

Тут всё про нас. И бури с тревогами, и величье СССР, и ночь Третьего Рима, и закат звезды кровавой – всё-всё ощутили мы на себе.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был –
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

И это всё – Цицерон. Так ведь, что уж там, у нас, кто не знает, всякая творческая личность – Цицерон. То есть филосОф и балабол. Вот и я тогда – говорить не умел, но уж как ораторствовал! и небожитель был, каких мало, поэтому меня всеблагие и призвали на тот пир. Посудите сами, что я собой представлял в то время? И в плане статуса, и достижений, и вообще. Я и сейчас собой ничего не представляю, а уж тогда – одни амбиции. Как я уже себя обозначил, вернее, пригвоздил  – Олух Царя Небесного. Так ведь Художник – в высшей степени, существо парадоксальное. Он хоть и олух, но ведь Царя Небесного! То есть всё-таки – «их высоких зрелищ зритель», и «из чаши их бессмертье пил!». И ведь пил, пил, как сейчас помню! Полной ложкой хлебал то бессмертье каждый день! Вообще, бессмертие в моём лексиконе заняло достойнейшее (если не главное) место. Все мысли – о вечном, пространства – нескончаемы, время – просто не существовало для меня. А кто у нас бессмертие культивирует? Вот-вот… – вот и подвёл я вас к своей основной мысли.
Всё это походило на религию, мой подвал – на келью, а я, в известной мере, на монаха отшельника, закопавшегося в поисках истины. Я как попал в этот подвал в 85 году – так и начались чудеса в решете. Начнём с того, что этот подвал упал мне на голову, как величайший подарок судьбы. Не буду вдаваться в подробности, (верьте мне на слово) но это действительно походило на чудо. Даже в советские времена подобные подвалы (сто метров в зоне А – внутри Садового кольца) так запросто не упадали простым смертным. Вот, поди ж ты! – чудо из чудес. Простой ли я смертный, после этого? Хотя, если уж говорить всё, то без должности моего отца здесь не обошлось. Но, если вспомнить также и о его биологическом бескорыстии и непрактичности, то чудо всё-таки присутствовало. А какая религия без ЧУДА и БОГА-ОТЦА? Так вот, мой папаша вполне походил под оба эти явления.
Но и это не всё. Удача она ведь, как деньги – стайками ходит. Из подвала меня в этом же году принимают в Союз. Напомню только, что Союз Художников тогда был и визитной карточкой, и охранной грамотой, и входом в элиту. А впереди ещё пять лет беззаботной жизни восьмидесятых! То есть все блага жизни как того Союза («нерушимого», который СССР и который – увы и ах! – всё-таки приказал долго жить), так и этого (персонально для художников) – предстояло ещё дораспробовать.
И ещё. Тема отдельная, и мной многократно описанная, но напомнить необходимо. Тогда же начался у меня сумасшедший десятилетний любовный роман! А роман в подвальчике, это не просто роман, это чисто «Мастер и Маргарита». А уж в том романе от чудес не знаешь, куда и деваться! Помнится, Мастер свой подвальчик снял, выиграв сто тысяч по облигации.  Мне же Судьба просто так его отписала. Так что анекдот про еврея и Бога (где Бог говорит еврею, ты хоть лотерейный билет купи) – не про меня. Вот и сложите всё вместе. И прибавьте к тому, что именно здесь я, по большому счёту, начал свой путь в религию, под названием живопись. Так что всеблагим было чем заняться.
Постриг в художники тогда же и состоялся. Точной даты конечно не было. Это было, как бы предопределено, и вообще… пора переходить на шёпот с придыханием. Я уже говорил, (надоел уже, верно, этим напоминанием), есть некоторые вещи, о которых лучше бы помолчать. На сей раз я хотя бы не скажу, что всё равно всё выболтаю. Короче, хватит экивоков и ужимок. Дело-то житейское. Просто у меня сложилось такое ощущение, что меня сверху кто-то пасёт. То есть, сидит чувак где-то наверху, где ему удобно, и поглядывает на меня. Типа, ну, чего ты там, муравей-мурашка, всё ползаешь? всё копаешь? Ну, и я под его прищуром как-то внутренне выпрямляюсь, стараюсь как-то соответствовать. Чему, кому соответствовать – вопроса не стоит. И так всё ясно. Ну и кто, после этого мне скажет, что это не религия? Я полагаю – никто, потому что того чувака с божественным прищуром всякий человек должен ощущать. Если он человек, конечно. Я-то всегда помнил о ВСЕОБЩЕМ МОЗГЕ и ниточке, тянущейся ко мне.
Как всё тогда начиналось, вопроса также не стояло. ОНО не начиналось, я встроился в систему и освоился в ней. Вот и живу с тех пор один в том подземелье, а поземная жизнь, как и небесная – безвременна и бесконечна. Такие здесь рождаются мироощущения, что с ума можно съехать! Чем я и занимаюсь тут каждый день. Ни времени, ни пространства – одна метафизика. И как тут не творить, как не пить из той «чаши бессмертья»!
Короче, живу я, словно инок в пустыне. Ко мне таскается по вечерам сатана (ну, как без этого!) и соблазняет меня. Ты, говорит он мне – явление! Таких уникальных художников в целом свете не сыщешь. Ну, и всяко разно в ту же дуду, с теми же модуляциями. «А я, я-то, я! я только о Боге и пекусь, и хочу изобразить Его Неуловимый Лик!». Вот как хотелось бы сказать, сообразуясь с религиозной тематикой. Только вся моя религия тут была совершенно ни про это. Ни дьявола не было, ни бога. А было только одно божественное Я. К тому же амбициозное и безмозглое. «Одно лишь высшее Я, истинное ЭГО – божественно и есть БОГ в человеке». А вообще, если отвлечься от той подземной жизни инока, но продолжить религиозную тему, то надо признаться, КАК в реальности я привечаю всю эту пыльную лабуду. Как обожаю я все эти посты и пасхи, эти кельи и пустоши, эти библейские анекдоты. А странных людей в рясах, с опрокинутыми лицами, и чёрных монахов – я ощущаю если не извращением людской породы, то уж точно каким-то вывихом.
Стоп, стоп, стоп! И ещё знак STOP повесим себе на рот. Беда в том, что я не могу остановиться, потому что серьёзно болен. Христианство – это диагноз одной из самых распространённых болезней человечества. Есть ВЕРА, а есть этот странный набор людских энергий, суммируя которые получается какой-то страшненький религиозный выхлоп. И если вера неотъемлемая часть нашего существования, то этот массовый выхлоп способен отравить жизнь не одному поколению.



29. Зачем горемыке проблемы?

В этой главе мне даже шёпот с придыханием не поможет. Её лучше поведать с насмерть заклеенным ртом. Промычать и забыть навсегда. Вера в Бога только до определённого момента свободна. То есть свобода вероисповедания существует. В общем и целом. И даже Конституцией гарантируется – не нравится Христос, можешь Яхве молиться или Аллаху. Можешь даже атеистом заделаться, но аккуратно, так сказать, не задевая чувств верующих. А вот если ты в частности вдаваться вздумал, да ещё ковыряться внутри той частности, то не взыщи уж – могут и наказать. И напрашивается тогда единственный вопрос: зачем тебе, горемыка, эти проблемы?
Действительно, зачем, горемыке, проблемы? Но у горемыки – болезнь! Болезнь имени Льва Толстого, – «Не могу молчать!» называется. Болезнь исконно наша, распространена была в кругах русской интеллигенции  позапрошлого века, и включала в себя целый набор навязчивых комплексов: рефлексия, фантомные боли, душевные травмы, ну и, как обязательная её составная – духовные поиски. Я бы даже сказал: поиск Бога… в отдельно взятом подполье. Выглядела она и тогда странно, а уж сейчас…
Но ведь кто знал, что христианство  несмотря ни на какие революционные вихри, и развенчание его, как «наркоты для народа», оставив свою замызганную кожу в советском прошлом, вползёт юрким ужиком под крыло двухголовой птички, которую мы также поторопились похоронить. Закопали вместе со всем этим польско-украинско-немецким Романовским наваждением. А оно возродилось из мути прошлого и бродит в сегодняшнем дне, словно так и надо.
Моя проблема в том, что я – верующий человек. Но верующий как-то не так – свободным манером, что для канонически верующих товарищей уже является святотатством. Да и никакого Бога в отдельно взятом подвале, следуя национальной традиции русского писателя – я не ищу. Всё уже давно найдено на интуитивном уровне сакральных знаний, которые, как я уже докладывал, самые непреложные и вечные. Причём, я тот тип верующего, который с маниакальной настойчивостью будет доказывать, что Богу религия противопоказана. А это значит, что со мной шутки плохи, потому что, ко всем своим прелестям, я ещё очень опасный асоциальный тип. Я же умом-то понимаю, что государство без религии не может существовать. Короче, я попал в переплёт. И молчать не могу, и основы государства подрывать стрёмно. Ведь художник, даже такой олух как я, чего не скажет, обязательно основы подорвёт. И что делать? Только уповать на снисходительность этого государства. Ну, что вы хотите от сумасшедшего?..
         К тому же у государства тоже рыльце в пушку! Да-с. Ещё вчера это же государство эту же самую религию презирало и топтало с такой же маниакальной страстью. То есть, выходит, мы с государством в одну дуду дудим. Оно – вчера, я – сегодня. И кто после этого из нас более подвержен сиюминутным страстям? И кто из нас (страшно выговорить) с ума съехал? И ещё. Вчерашнее государство, взамен нам навязывало другую религию, за подрыв которой не то, что по головке не гладили, а и настучать могли очень больно. Так что, без религии – никуда! Ему. А мне как быть? То есть за одну только нашу совместную жизнь на моей душе государство потопталось дважды!
Впрочем, я-то считаю, что болен религией не как пациент, а как врач. Ну, тот, что кинулся в благородном порыве спасать человечество от чумы – и сам заразился. Не первый год я силюсь доказать, что христианство – ловушка для нестойких душ, что нет там правды, что это инструмент манипуляции, что нас подвесили на ниточки, и крутят, как хотят со времён его изобретения. Но делаю я это с такой страстью, с таким религиозным посылом, что сам невольно оказываюсь пациентом той палаты. Казалось бы, свободная светская страна, религия – отделена от государства, говори, чего хочешь. Не, ну, понятно, издеваться не обязательно, не «Charlie Hebdo», не безбожные французы. Народ скромный, религиозное чувство уважаем. Но ведь тут – табу на всех уровнях! При этом их главная книга – Библия, непререкаемый авторитет.
Сейчас появилось масса ток-шоу. Просто эпидемия какая-то (а скорее, политическая продуманная акция). Вся страна вдруг публично заговорила. Просто, как с цепи страну сорвало! О хохлах-бандеровцах,  об америкосах, о Сирии. Выборы в США и во Франции сильно взволновали моих сограждан, ну и чуть-чуть об экономике, и на закуску – о культурке. Прошу прощение за это словечко, но как-то никак не получается её иначе обозначить. Культура она ведь из глубины веков мерцает, а то, что сегодня на театре жизни творится – трудно назвать этим словом. И потом… я же не прикормленный государством интеллигент, я – творец, проживающий в астрале, а это, согласитесь, несколько меняет моё отношение к данному вопросу.
Но странное дело, обо всём говорят на тех ежедневных ток-шоу, а о самом главном, без чего нация не может существовать – забыли. Об истории – молчок! О религии – не приведи господи! Зато везде рефреном: наша великая ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ история! Да почему вдруг она стала тысячелетней? Господи ты, боже ж мой! То есть, как христианство на Руси приняли, так и отсчёт пошёл. Но ПОЧЕМУ? Какая связь между принятием христианства и историей нашей страны? Греки и римляне как-то умудрились без христианства построить свои высочайшие цивилизации. Впрочем, и они остались где-то там, за кадром – до нашей эры. А наша эра – одно сплошное христианство.
Но, главное, поменялось само отношение к ВЕРЕ. Я не могу верить в Бога, не соглашаясь со всей этой христианской (а по сути иудейской) моралью. Вот ведь как хитро задумано! Видели бы вы, как ведущий Соловьёв, тараща глаза, пытает гостей ток шоу: «вы в Бога верите?». Я же всегда отвечаю ему из своего подвального небытия: «в Бога я верю! Я вашему библейскому Богу не верю!». Но крики мои не слышны, а Соловьёв, как истинный иудей, вновь отработал мировой заказ на иудо-христианскую религию. Он просто тупо в каждой передаче пропагандирует библейские россказни.
Я же, помню, так в школе преподавали. Все государства как государства, а мы – какие-то слегка ущербные. Меня и тогда это доставало не по-детски! Но сейчас – интернет, всё на виду, нараспашку, так сказать. Даже не желая того, тебя проинформируют. Я уже нашёл почти всё, чтобы получить, если не ответы, то хотя бы обозначение всех несуразностей прошлого России. И ещё. Узнал, что открылись все архивы. Теперь не надо запрашивать данные, всё выложено в интернете. Вот оно – золотое времечко для настоящих историков.
Но выходит, воля ваша, что-то несусветное! Открылся новый параллельный мир, ничего общего не имеющий с этим – официальным. Выходило так, что дурят нашего брата русского на протяжении многих поколений! То есть, вместо недоразвитой нации, которую приучил к порядку иностранный князь, из глубины веков проглядывал образ древней мощнейшей цивилизации, со своей системой ценностей и нравственным законом.
Вот, пожалуйста, для начала знакомьтесь – генетик Клёсов (хоть и доморощенный, но теперь американец с мировым именем), который доказал на генетическом уровне, что русские принадлежат к индоарийской группе, одной из самых древних на земле. И формулу вывел: R1a. А скандинавов на Руси вообще не было (это к вопросу о норманнской теории). И с монголами мы не смешивались, и пословица «потри русского – татарин вылезет» – блеф (это к вопросу о татаро-монгольском нашествии). Клёсов потёр – нет никаких монголов, да и татар не было! Вот Тартария была (и даже карты опубликованы), а могол в переводе с тюркского языка – это великий, то есть, от Московии до Сибири  была великая Тартария. Почувствуйте разницу.
Но нет! все чешут на тех ток шоу, как из учебника истории за 5 класс. Об остальном – молчок! Об этом молчат все: историки, режиссёры, политики. Либералы, плюющие на страну и, обожающие её же, патриоты. Ведущие, спорящие, кричащие, что-то доказывающие, несогласные, уважаемые и не очень мною люди. ВСЕ абсолютно! – народ безмолвствует. А знаете от чего такое единство? Путин молчит, а государство это он. Да уж. Как не строим мы из себя освобождённых от ига пропаганды, новых людей, а мозг без пропаганды уже не функционирует. Привычка-с. Веками взращённая. Как же быстро мы переориентировались. Коммунистические ценности сменились ценностями религиозными. Ну, и конечно, возрождённая в 90-х Романовская шайка, со всеми «великими княгинями» и прочей байдой. А с их реставрацией,  возродилось и презрение ко всему русскому.
Государство – это Я. Не заводитесь сразу – Я здесь, не я лично. Я – это великий народ. Я каждого – и есть государство. Я-государство и расскажет вам, что ещё недавно летоисчисление на Руси было иное. 1 января 1700 г. Пётр I своим Указом ввёл на Руси иностранный календарь. На Руси шло тогда лето 7208 от сотворения мира в Звёздном Храме. Из Европы вернулся – и  умакнул русский царь у русской истории 5, 5 тыщ лет! То есть, они мне внушают, что не может Русь быть старше их Библии. Не доказывают, а именно внушают. Кодируют меня, зомбируют, постоянно повторяя как мантру: какая у нас богатая ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ история. Ну-ну. Особенно ТРЁХСОТЛЕТНЯЯ муть Романовского правления. Это Романовские варвары у нас и умакнули лета, и превратили нас в рабов, и над историей нашей надругались и над верой (познакомьтесь – историк А. Пыжиков, расследовавший геноцид русских).
Вот тут и начинается обострение моей болезни. Вот это всеобщее тупое «молчание ягнят» меня поражает и раздражает до спазмов в горле. До судорог и крика. До желания быть услышанным ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Ладно. Для начала успокоимся, и начнём рассуждать. Не здраво, естественно (здравый смысл давно утерян), не логически (ну, какая тута может быть логика!), а как умеем. Напоминаю, что вы читаете МОИ записки (записки отлетевшего), в которых не обязательно ничего доказывать, поскольку знания я черпаю ОТТУДА, где они и зарождаются. А всё моё зарождается в астрале. А у нас в астрале не принято что-то доказывать. У нас принято являть знания и верить им.
Этому научили меня мои праотцы. Такие же великие безумцы, и язычники. Они даже не задумывались о Вере и Боге. Сиянием Чистой Правды – ПРАВЬЮ называли это сакральное чувство и были счастливы. Теперь, по нынешним временам – это кощунство. То есть, как христианство приняли – какое может быть сияние чистой правды? Кстати, они и само слово «кощунство» извратили – поменяли на противоположный смысл. Изначальное значение: КОЩУНЫ – обращение к предкам (щуры – предки); КОЩУНОСЛОВИЕ – повествование о жизнеустройстве славян дохристианской России. Вы представляете, как серьёзно нами занялась тогда новоявленная христианская власть, что даже значение слов меняла на противоположные смыслы! И убивая связь с праотцами, они пытались убить самое главное – нашу самость.
А вот ещё одна цитата ОТТУДА. Будем считать интернет астральной территорией. Или территорией свободы. Предваряя цитату, сразу хочу обратить внимание на то, что Христос как явление, существовал на Руси задолго до принятия христианства. Этого многие, даже религиозные деятели, не знают. А вот и сама цитата: «Любой индийский последователь Веданты знает, что его религия вместе с ариями пришла с Руси. А современный русский язык – это их древний санскрит. Просто он в Индии изменился до хинди, а в России остался тем же самым. Поэтому индийский ведизм – это не в полной степени ведизм русский. Русские прозвища богов Вышень (Род) и Крышень (Яр, Христос) стали наименованиями индийских богов Вишну и Кришну. Энциклопедия лукаво об этом умалчивает». Лукавят теперь все. Лукавство возвели – на государственный уровень. Мы же постоянно слышим, что православие – неотъемлемая, если не основная, часть русского мира, что без православия не было бы ни русского человека, ни самой России. Только само понятие ПРАВЬ, куда-то вдруг делось (туда же, куда и КОЩУНОСЛОВИЕ). Теперь оказывается, что православие, как явление, так и само слово – зародилось в Византии. Но Византийская христианская церковь называется orthodox, и на русский переводится как ПРАВИЛЬНОЕ учение (правоверие). Спрашивается, а кто же и когда подменил термины правоверие на православие?
А вот вам ещё цитата с территории свободы: «Произошло это совсем недавно – в 17 веке, когда московский патриарх Никон учинил церковную реформу. Основной целью данной реформы Никона было не изменение обрядов христианской церкви, как это трактуется сейчас, где всё сводится к замене двоеперстного крестного знамения на троеперстное и хождения крестного хода в другую сторону. Основной целью реформирования было заменой исконного православия на "правильное учение" Византии. Иными словами, нынешнее христианство тайком присвоило себе ведическое  название, которое глубоко укоренилось в русском сознании». То есть нашу исконную, вышедшую из глубины веков ВЕРУ заменили на эту чужеродную «правильную» подделку. Нам всучили «куклу» и теперь пытаются на костях наших предков построить процветающую страну. Но так не бывает! На суррогате не может вырасти ничего путного.



30. Страсти по Христу

Теперь, если разбираться в причинно-следственной связи, то неплохо бы выяснить, что послужило причиной такого прогрессивного явления, как принятие христианства. Ведь именно принятие этой новой религии, завоевавшей полмира, и положило начало нашей государственности и летоисчисления. Ну и истории, как выяснилось.
Для начала перейдём всё-таки на доступную всем логику (на этом уровне сакральные знания не стоит трепать), и обозначим, что такое религия. Как определяют умники из википедии: «Религия (лат. religare – связывать, соединять) – особая форма осознания мира, обусловленная верой в сверхъестественное, включающая в себя свод моральных норм и типов поведения, обрядов, культовых действий и объединение людей в организации. Проще говоря, ре – повтор; лига – объединение, т. е. религия – это повторная попытка восстановить утраченную связь с Богом через пророка или мессию.
Предположим также, что связи с Богом были утрачены, человечество погрязло в разврате, и потребовался новый мессия. И вот ОН является. Кто он, откуда взялся, не важно – явился, и всё! Бог послал. Как говорил Воланд Берлиозу, стоя на Патриарших прудах: «А не надо никаких точек зрения. Просто Он существовал. И доказательств никаких не требуется». Вот это по-нашему! Хоть и сатана, а знания свои оттуда же черпал, что и я – в астрале. (Да и подвал мой недалече, правда, на Чистых прудах, но для истины это такие мелочи…).
И сразу же в моём воображении рисуются стада овец и пастор – пастух, то есть. И он ведёт те стада к свету и истине, потому что он сам – воплощённый Свет и Истина (сияние Чистой Правды). А тем, кто не верит этому – он являет чудеса. Исцеляет больных, ходит по воде, и проч., и проч. Не то, что мне лично так представляется, нет, так написано в их священных книгах.  В этом месте мне всегда становится скучно. То есть, как представлю Христа в этом свято-книжном образе – так тоска и подкрадывается. Этот образ пастуха и стада, не для свободного художника. Как-то слишком уж всё элементарно доходчиво и оттого ничего непонятно. То есть понятно, что это чей-то вымысел, далёкий от реальной жизни. И вообще, стада овец – совершенно безрадостное зрелище. Семенят, безмозглые, куда их пастух гонит.  А туда ли он их гонит?
А в реальной жизни хочется задавать бесконечные вопросы. Кто это такой, почему он знает истину, и откуда он черпал свои знания? А если Он воплощённая Истина и Сам Господь Бог, то… приехали. Развиваться человечеству больше некуда, дружно поднимаем лапки, и следуем в Царство Вечного Блаженства (такой, в принципе, у них и был замысел). Но вопросы задавать нельзя. Таковы условия той веры. Нужно верить – и всё. Потому что вопросы и сомнения подсовывает сатана. Но не тот, что с Патриарших – философ и красавец, а их, местный – жёсткий и ограниченный тип. А с этим шутки плохи.
Но вот в чём главная закавыка. И в реальной жизни с ним не соглашается фактически никто. Люди, которым он проповедует, не верят ему и гонят отовсюду, мол, никакой ты не мессия, а бездельник и хитрый малый, возомнивший себя сыном божьим. И назывались тогда такие заявления – богохульством. А за это в то время и той местности поступали жёстко и просто.В той местности в то время, оказывается, были уже и свои пророки, и свои стада овец, и свои пастухи. То есть, свято место в той местности было занято раз и навсегда. И ещё надо сказать, что населяли ту местность люди в высшей степени упёртые. А упёртость их была оттого, что в своё время их пастухи хорошо поработали. Они, не мудрствуя лукаво, объявили тот народ избранным. То есть, единственный народ, который сам Бог признал своим.
Хочется на полях, так сказать, опять вспомнить Булгакова и, вслед за котом Бегемотом воскликнуть: «Я – восхищён!». Восхищён простотой и гениальностью мысли тех пастухов. Как всё элементарно! Не доказать, а просто декларировать свою уникальность: «Мы народ – избранный». Всё. Точка. Приехали. А значит весь народ – мессия, со своим Законом, нарушение которого – смерть. И что вы хотите после этого? В какой переплёт попал бедолага со своей Чистой Правдой. Короче, арестовали малого, били и всячески издевались. А потом прибили гвоздями к позорному столбу, и выставили напоказ. Чтобы другим неповадно было. И всё бы это забылось. Но случилось чудо. Было оно, нет – уже не важно. Во всяком случае, на этом чуде и строится новая религия. А значит было. Христос вознёсся на небо. И народ вдруг прозрел, и назвал его Богом. И дальше прозревать начали целыми странами и континентами. И всё это назвали его именем – христианство.
И логику, правда, довольно мутную под это дело подвели, типа он за всех страдал. Хочешь, не хочешь, а вина в его смерти на всех лежит. И на тебе в том числе. То есть, всё человечество повязано комплексом вины на века. Верить этому, нет – дело лично каждого, но придумано, согласитесь, не хило. Однако возникает у меня вопрос. Один единственный вопрос, ответ на который разрушает весь их «библейский проект» начисто. Каким образом в основе христианства стала именно та «святая нация», от которой Христос скрывался тридцать лет неизвестно где, и которая презрела его и убила, и казнила потом апостолов, и триста лет подвергала казням и гонениям всех последователей его Учения?
Ответ оказался циничен и прост: «Не можешь побороть явление – возглавь его». Или так: «Кто нам мешает – тот и поможет». Мозг у тех ребят оказался извилист и в жизни они кое-что понимали.  Так спустя триста лет христианство было признано, но именно как филиал иудейства для гоев (недочеловеков) – требующих управления  богоизбранной нацией. Ну, а кто в этом мире избранники? То есть произошло немыслимое (но, как выяснилось, очень даже жизненное)! Лекарь пришёл к больным людям, попытался их вылечить от этой страшной проказы. Говорил простые и понятные слова, что не может быть избранников и гоев, все люди – равны перед Господом. За это его убивают. Потом к его учению прилепляют своё – противоположное по всему: по логике, мировоззрению, морали. Получилась бессмыслица, которая, впрочем, всех почему-то устроила. Потом это жуткий конгломерат несовместимых знаний облекается в единую религию, и называется всё это именем убитого ими сына божьего.
А дальше дело техники (вернее, продуманных технологий). Реклама – двигатель торговли! Ну, а поскольку в деле «купи-продай» избранники были виртуозы, Паганини, каких история не знала, то и началось это божественное шествие по странам и континентам. Убивали виртуозы даже не двух – бесчисленное число зайцев. То есть всех зайцев перебили и стали во главе духовной жизни всего цивилизованного человечества.



31. Я – как энергетический выброс

На этом и закроем тему. Не совсем, конечно, – до нового обострения болезни. До нового полнолуния, когда невозможно не выть. Выть о несовершенстве мира, о его странностях, страстях и болезнях. Чую, виртуозы не скоро оставят нас в покое. Ведь не сами христиане так волнуют меня, а то, что скрывается за их благостной маской. Каждый день видишь их поступь по планете Земля и слышишь отзвуки их «духовенной жизни». Только теперь это не маленькая провинция, провозгласившая себя избранниками Высших сил – теперь это огромный континент-корпорация, с филиалами по всей планете, правда, с тем же циничным ветхозаветным подтекстом. Всё, всё! Хватит. Болезнь отпустила – и ладушки, а устраивать ток-шоу на этих страницах, не входило в мои планы. Я высказался, скинул груз, выпростал душевные боли и сомнения – и достаточно! А верить мне, (да хотя бы просто выслушать!) – никого, быть может, и не найдётся. Я привык говорить в пустоту. Лишь сияние Чистой Правды – мой талисман – пусть мне путь освещает. На этом и успокоимся, и вернёмся к нашему лирическому герою.
Нашего лирического героя мы оставили на самом, что ни на есть, подъёме. Всё сошлось тогда. Мечты и грёзы, любовь и страсть – всё стало реальностью. И что? Это я сейчас понимаю, как всё прекрасно складывалось, а тогда… надо было знать этого далеко не лирического, да и не очень-то героя. Этот тип (вот – самое точное его определение) был странный малый. Странный и непонятный даже себе самому. Собственно я и за перо-то взялся (в смысле, по клаве стучу), чтобы понять и в мир донести, насколько этот малый был странен и нужен. То есть, нужен ли он вообще был этому миру?
У меня сейчас возраст – как раз, такие вопросы расследовать. У вас это называется преклонный возраст. А у меня этого возраста как не было, так и нет! Я всё ещё там проживаю, в том парне, а парень живёт в четырнадцатилетнем подростке. Такая вот весёленькая матрёшка. Причём, нет в той матрёшке не только ни одного старца, но и просто взрослого мужика. Я и сейчас ощущаю себя тем мальчиком, напряжённо всматривающимся в мир. Тот мальчишка подросток – мой пиковый возраст, который я так и не преодолел. Он девственно жесток, абсолютно честен, нежен, горд, и невообразимо глуп. Потрепало его, конечно, за эти годы, но главное осталось. Он так и  не научился воспринимать этот мир, не понимает, куда попал, и зачем он в нём. Ему в нём не интересно. Ему в нём плохо. Ему в нём не нравится решительно всё: земля, воздух, небо, и люди под небом. Самое удивительное, всё так и осталось в первозданном ощущении: девственно, гордо, жестоко и честно. Да и глупость жива! Ничего, стало быть, не изменилось, кроме цифири лет.
Нет, я стал, конечно, в нём ориентироваться, а интуиция моя отточила своё ремесло, и теперь вскрывает почти все хитросплетения «тварей дрожащих». На примитивном, однако, уровне, хотя у «тварей дрожащих» только такой и может быть уровень. И смыслы мироздания, бывает, становятся мне понятнее, чем тогда. Так ведь сути это не поменяло! А суть такова, что ощущение девственности так и осталось во мне нетронутым. И ещё. Куда бы я ни шёл, о чём бы ни задумывался – я всё равно попадаю в астрал. Что тогда, что сейчас. А эти ощущения – нечеловеческие. То есть, как жил я, так и продолжаю жить в ирреальном мире. Кстати, это нормально. Я имею в виду – суть и не должна меняться. Иначе, куда мы пригребём?..
Ладно. Неладно, конечно, но что делать? Надо смириться и до конца досмотреть фильму. И всё-таки понять, где я и зачем? Ну, если не понять, так хоть покопаться в той жизни, потоптаться, а вдруг!.. Не догнать, так хоть развлечься. Ведь та жизнь, несмотря на её видимую никчёмность, оказывается, таила в себе кое-какие смыслы и тайны. Впрочем, о чём это я? Что значит «кое-какие», – самые, что ни на есть первосортные и глубинные! И смыслы, и тайны. Так что, пока не поздно, впору пересмотреть своё отношение к жизни. То есть, жить не получалось, зато копаться в ней будем усердно. Как умеем, до самого дна! Короче, творчество кинуло-таки мне мозговую косточку. Вот и грызи её, олух, вдруг и тебя пробьёт истина. Так что, всё-таки ЛАДНО.
Подвал, кстати, оказался лучшим местом, для подобных типов. Потому что, как уже было доложено, подземная жизнь, как и жизнь небесная, идеальная среда обитания для таких вот Олухов Царя Небесного, цель и смысл жизни которых – сойти с ума. Вот этим олух и занялся со свойственной молодости страстью. Впрочем, не совсем так, или совсем не так. Всё оказалось гораздо серьёзней. Это была не просто «свойственная молодости страсть», эта СТРАСТЬ была главной определяющей меня как существа живого. Иначе говоря, страсти оказались моей сущностью, и, наполняя меня до краёв – бурлили, и вскипали, и выплёскивались! Куда выплёскивались, кого они обжигали – я не замечал. Я ничего тогда не замечал. Страсти правили бал, причём, страсти в квадрате, а иногда и в кубе. Страсти запредельные, безжалостные, разрушающие не только своего носителя, но и мир вокруг, и людей, его окружавших. И возлюбленных.
Впрочем, страсти – понятие поэтическое, даже, в некотором роде – божественное. Если же перевести разговор в другую плоскость, более, так сказать, приземлённую, то речь пойдёт об энергиях. Энергии били и крушили меня. Энергии и дух, (тот самый дух, который так и остался неразгаданным, но единственно реальным моим спутником) – вот что представлял собой ваш покорный слуга в то время. Энергии жили своей жизнью, и, вырываясь из меня, несли в мир мощнейшие разряды. Чего? Так неважно, – разряды меня самого. Если бы не живопись, куда сливались те энергии, если бы не холст, пробитый страстями во всех местах, я, скорее всего, стал бы преступником. Причём, очень может быть, и убийцей. Впрочем, я и был преступником и убийцей живого. Я убивал живую жизнь и отдавал её на прокорм ДУХУ – тому всеядному монстру, что и был моим единственным и тайным покровителем.
Необходимо, впрочем, немного притормозить в своих отчаянных разоблачениях. И дополнить картинку самым, пожалуй, главным аргументом. Аргументом моей непричастности к миру зла, если, конечно, такой существует. Не то я действительно представляюсь каким-то отъявленным злодеем. Во-первых, те энергии били, прежде всего, своего носителя. Я страдал от них более всего, да и окружавших меня людей было ничтожно мало. И тех, впрочем, никто насильно не удерживал.  Но уж совсем самое главное, что и тогда и сейчас является абсолютным ответом на все вопросы, поставленные как той жизнью, так и жизнью вообще. Это – БОЛЬ. Душевная боль, на которую я был нанизан, как на божественный стержень. Боль очищала, освещала мой путь, удерживала в реальной жизни, и оправдывала всё: мои неистовства, мой ярый демонизм, моё разрушение живого.
Хотя, всё одно – картинка в целом выходила ужасающая и нереальная. Сюрная какая-то картинка, где над героем (кстати, на вид абсолютно спокойным парнем) глумились неведомые силы и бешеные страсти. Его ломали и били те страсти ежедневно, а он хоть и мрачнел душой, но улыбался. Чему? Действительно, чему мог улыбаться этот олух? Да, так, ничему, собственно. Просто, когда бьют, надо улыбаться. И всё. Так он понимал эту жизнь. Да уж, что уж – такова жизнь, говорят умные французы. Всё просто и жёстко: жизнь на сковороде страстей. Страсти жгли и порождали нетерпимость. Нетерпимость вела в ад. По большому счёту, я сам стал тем адом, убивающим всё живое. И я страдал в том аду, как самый отъявленный грешник. Я жарился на тех страстях, принимая возмездие за несовершённые грехи. То есть грехи были запланированы в потенциале. Я был прижизненно приговорён к тем грехам.
Теперь я не только понимаю, но и благодарен судьбе, что живопись встала неприступной крепостью, той единственной преградой, защитившей мир от встречи с тем монстром-уродцем. Я глумился над холстом с утра и до утра, а мог бы глумиться над миром. Вот и «роман в подвальчике», вспоминая в который раз писателя Булгакова, и используя его же образ, налетел на нас разбойником из-за угла. Правда, доводится, тем разбойником и стал как раз тот нежный и гордый юноша, а по совместительству – маньяк убийца. Всё случилось так, как могло случиться только со мной. Я станцевал свой «танец смерти», не думая о смерти, да и ни о чём вообще не думая по причине отсутствия мозгов. А возлюбленная имела неосторожность попасть в это поле, где всё не по правилам, всё нелогично. Где жила одна всепожирающая страсть.
Моя возлюбленная накануне нашей встречи вышла замуж за финского журналиста – мужчину состоявшегося и обеспеченного. Он её любил без памяти, и должен был увезти из советского небытия к себе в благополучную Европу, в отдельный дом, со всеми, вытекающими оттуда благами. И вот. Неувязочка. Зашла в одно место, не ко мне даже, к своему старинному приятелю, пившему у меня трое суток, и… попала.  Впрочем, финн тоже был не лыком шит – всё-таки увёз её в Европу. Через десять лет. А десять лет были убиты мальчиком-подростком, и закопаны в подполье. Этому десятилетию и страстям по ним я посвятил целую книгу, так что тема эта закрыта, хотя и продолжает волновать воображение. Впрочем, волнует теперь только, как объект исследования.



32. Жена и двое детей

Мне тут Андрюша буквально вчера сказал: «Что ты всё о себе, да о себе!». Я опять, как Пушкин сослан в свою «Болдинскую осень». Да, я опять в деревне – восстанавливаю порушенную зимой баню. Она, не выдержав уральской зимы (обилия снега на ветхой крыше), развалилась на две половинки. А здесь по пятам, тенью, так сказать, мой вибрационный двойник – Андрюша. А заодно мы решаем мировые проблемы. Ну и пишем, как видите… всё о себе, да о себе!
У меня теперь жена и двое детей. То есть не теперь, конечно, а уж лет восемь. Дочери, между прочим, шесть лет! Я просто до сих пор не могу привыкнуть к этому. К этой семейной метаморфозе, случившейся со мной однажды. Всё это богатство находится в городе Пермь. К ним я и приехал, но был сослан в деревню после месяца общения. Жена и неделю не может выдержать мои безумные энергии. А месяц – это уже подвиг и сподвижничество. Однажды, очевидно не в силах держать мой облик внутри себя – она стала описывать свои муки, и даже название этому дала: «Жизнь на вулкане». Весь день печатала, но, очевидно, переволновавшись, нажала не на ту клавишу, и произведение улетело в никуда. Но я-то думаю, что нажав на клавишу «не сохранять» она интуитивно избавлялась от меня как от муки мученической.
Вот такие «пироги с котятами». Котята, конечно, дар божий! Агнии – шесть, Глебу – год. Езжу сюда, езжу, и никак не могу привыкнуть к новому своему положению. Потому, быть может, что я такой «летний папа» – живу где-то там, в Москве, в подвале. А детям периодически предъявляют меня, как высшее достояние, вот, мол, и у вас есть настоящий отец. Странный, конечно, папа, но уж какой есть. К тому же я ещё и пенсионер, и инвалид: с «дырочкой в правом боку», так что пользы от меня… только квартира, которая пока и выручает нас. Ну и – ремонт бани, на который, кроме меня, так никто и не решился. Обо всём об этом как-нибудь в другой раз, потом, потому что… да потому, что роман мой – сакральный, о себе любимом.
Так вот – о себе. Я недавно сделал ещё одно потрясающее открытие, которое, как поведал мне вибрационный двойник, не было открытием уникально моим. Когда я сообщил об этом, Андрюша тут же притащил мне Кастанеду, которого я не читал (теперь стал читать). Кастанеда изучал и описал жизнь и тайные знания индейских ведунов (брухо). Так вот, они там, кажется, дошли примерно до тех же истин. Миром правят не идеи, не чьи-то мозги, и даже не мировой Мозг и не мировой Дух – миром правят энергии. Хотя, быть может, там вовсе и не об этом. Просто Андрюше нужен был повод поговорить о Кастанеде, от которого он без ума.
Я, правда, своё открытие сделал относительно живописи. Что в живописи главное не цвет и рисунок, не форма с содержанием, не образы, не стиль – это всё вторично. Главное – энергии. Ну, а поскольку Жизнь и Живопись для меня единое и неделимое целое, то и в живой жизни главное – энергии. Короче, возвращаясь к основной теме, началась моя новая жизнь – подвальная, богемная, отлетевшая. В подвале и поселился (и живу здесь уже 33 года!). А родительскую квартиру посещал тогда наездами. Когда уже так припрёт подземная житуха, что сил нет, тогда и навещал маму с папой. Отлежаться, маминого борща поесть, отмокнуть, забыться и дух перевести. Ну, а потом вновь в омут – в живопись, страсти, пьянку, любовь…



33. Куда бежать с подводной лодки?

Вопрос судьбоносный, мощный, философский, и… – риторический. Вопрос всей жизни, на который и ответа не требуется. И задавать его не кому. И существует он как данность всей моей жизни. Короче, – это и была МОЯ жизнь, от которой ни убежать, ни скрыться. Как вступил на это поле, упал в этот благословенный омут, так и живи здесь, и стой насмерть. Здесь не любят сомневающихся. А отступники, те, что сознательно с поля боя свалили – покрывают себя позором, и влачат жалкую жизнь. Отступник, как и предатель, ни у кого не вызывает сочувствия. Ну, и мы на него время тратить не будем. А вот разобраться, что это, да отчего именно со мною такая хрень случилась – надо бы.
Можно ведь жить и не своей жизнью. Оказывается. Сколько таких вот горе-художников по жизни мыкается. То есть далеко не каждый в этой жизни занимается тем сущностным, на что «его призвали всеблагие». Во-первых, не каждому такие судьбы выпадают, и подвалы в виде подарка не каждому на голову сваливаются, да и не каждый в нём найдёт, чем заняться. Скольких таких бедолаг-маятников мне по жизни наблюдать приходилось. И место есть, и красок накупит, и холсты заготовит, а – не срастается! Мается. Впрочем, а что вы хотите? Здесь все пазлы должны совпасть. И судьба, и провидение, и букет страстей. И характер – бескомпромиссный, настойчивый, и злой. Очень злой. И куча нерешаемых проблем вдруг обнаруживается…
Вот одна из них – сам подвал. В повале заниматься живописью, вам любой живописатель расскажет – безумие. Идеальный источник света должен находиться на севере – прямые лучи солнца противопоказаны. Окна выходят на север и находятся под углом к потолку. Это в идеале. Подвал же исключает божий свет как таковой. Ладно. Дарёному коню, сами знаете, никуда не смотрят, да и с идеальными условиями я бы не заморачивался. Вопреки, бывает, нашему брату привычней, чем в идеале. Смешно, право, слушать о каких-то идеальных условиях. Underground (андеграунд) – подземная пещера, какие дела? Только здесь, да в кочегарках и рождалось тогда настоящее искусство.
Короче, началось освоение территории. Любой художник вам расскажет, что так просто поменять мастерскую – не выйдет. В новой мастерской надо прижиться, припиться, напитаться энергией стен, а стены, чтоб прониклись тобой. Как говорят знающие люди – намолить территорию. У меня на освоение нового места ушёл год. Не знаю, много это или мало, но первую картину в подвале я написал спустя ровно год. Дальше пошло-поехало. Особенно, если вспомнить «шестилетнюю войну», когда НИЧЕГО не было выдано на выходе. Только комплексы творца-неудачника. Так что с переездом в подвал, у меня связано ещё и начало новой жизни. К тому же здесь меня ожидал ещё один «подарочек». Предыдущий хозяин был плакатист, и по стенам стояло множество щитов (2 на 1,5 м), обклеенных холстом. На них и были написаны все мои картины того времени.
Первая картина называлась: «Пир во время чумы». Сидят за столом, лицом к зрителю, люди-призраки, а на столе перед ними – пища-призрак. Невзрачная и несъедобная. И если у Пушкина в «Маленьких трагедиях» – гимн мужеству противостояния чуме, то у меня сама – её величество Чума. Шёл тогда 1986 год. Вторая картина называлась «Едем в путь!». Это была интерпретация на тему «Корабль Дураков». Где на утлой лодчонке, с названием «Мечта», мы собрались в неизведанные дали, а под нами – океанская бездна. Следом – картина-триптих «Репетиция оркестра». На центральном  полотне – дирижёр со спины. А перед ним, на двух полотнах по бокам –  музыканты, каждый играет свою мелодию. Кого-то ломает музЫка, кого-то уже сломала. Потом – «Банкет». Тема той же «Чумы», но с хрустальной люстрой, шикарной посудой и бокалами. На столе же – куски сырого мяса…
Вскоре появилась «Коллекция насекомых», где насекомые, пришпиленные на булавки, мирно сосуществуют в своём мире. Только каждое насекомое – с «выражением на лице». А выражали лица – человеческую безысходность и муки. Ещё «Аквариум», опять же с рыбами-человеками. Ещё был герб Советского Союза, который изобразил я с предельной точностью. Земной шар, не глобус с меридианами, а настоящий – висящий в космосе. Снизу настоящее Солнце – со сполохами протуберанцами и «пятнами», вокруг – звёзды и планеты. И весь этот космический пейзаж обрамляли колосья, замотанные в красную тряпку. Называлась картина «Пейзаж, с планетой Земля». Много чего ещё было. И венчала этот всплеск творческой активности «Вавилонская башня». Недостроенную и порушенную башню я поместил на дно океана. Вокруг плавали рыбы-мутанты с почти человечьими лицами.
Все картины были с литературным подтекстом, а подтекст – в духе времени, что вызывало восторг у тогдашнего зрителя, настроенного крайне негативно к советскому прошлому. Чума на наши жизни была уже кем-то наслана. И в дальний путь мы собрались – куда только? И Вавилонская башня нашей великой Идеи была разрушена. И все мы висели на шпилечках, злые и всем недовольные – человекообразные насекомые.
Настоящая Чума сучилась позже, но бациллы её уже поразили наше сознание. В стране потихоньку, но неизбежно начинала зацветать свобода, вылившаяся вскоре в безумную вольницу и беспредел. Впрочем, мы с радостью меняли эпоху, не подозревая, что эпоха эта нас унизит и съест. Она и подъела многих. Кого-то выплюнула, кого-то переварила – нетронутых не осталось!
Я же, как всякий Олух, почуяв новое время – засветился счастьем. У меня на эту эпоху были свои расчёты и виды. Я был убеждён, что судьба мне уготовила жизнь великую и славную, и сейчас самое время свершиться неизбежному. Признаюсь, вся эта… (как бы поточней её обозначить) – ЛАЖА поразила меня давно, чуть ли не с самого рождения. Ощущение великой судьбы не покидало меня никогда. Я всегда жил надеждой, что эта обыденная и серая жизнь закончится, а начнётся НЕЧТО. Нечто великое, отчего весь мир притихнет и припухнет, а я войду в некое блистательное поле, как в дом родной.
Да уж, мальчик я был задумчивый. Мечты и видения у меня были глобальные. Не просто глобальные, а феноменально глобальные. До сих пор не знаю, клиника это (мания величия, «комплекс цезаря» и проч., и проч.) или всё-таки естественный мир художника. То есть обязательная составляющая творческой личности, где задумано «пространство улёта». Улёта в никуда – в астральные выси.  Доводится мне, что однозначного ответа здесь быть не может. Всё тут было. И сумасшествие, и чистота  бескомпромиссных помыслов. Тогда же, в надвигающейся эпохе, я распознал начало своего возрождения. Вот ОНО – началось! Что началось – не важно, то самое, не ясно, что ли?! И, раскрыв объятия для встречи с неизбежным, я ступил в это новое поле.



34. Первая выставка

И первая ласточка сама порхнула мне в руки – нежданно-негаданно. Моя первая персональная выставка случилась не по плану и задумке, а совершенно случайно. В ЦДХ на Крымской, проводились наши клубные секционные вечера с выставками-однодневками. А это два полноценных зала на антресоли. И вдруг для меня сделали исключение. После творческого вечера – продлили выставку аж на две недели. Один из ведущих искусствоведов – Никита Воронов, с которым мы ходили в наш мужской клуб – бассейн «Москва» написал статью о выставке в газете «Московский Художник» на разворот. Он и сказал мне тогда: «Да у тебя теперь – полноценная выставка в ЦДХ!». В общем, для меня, только вступившего в МОСХ, это стало событием. 
На открытии неизвестные мне люди говорили, что вот, вот оно – новое искусство свободы (тогда все бредили этим сладким словом – свобода!). И даже коллеги были щедры на авансы. Возненавидели они меня позже.
«Юра, Вы дождётесь своей Нобелевки» – было написано в книге отзывов. И подпись стояла: И. Бродский. Бродский, правда, оказался не Иосиф, поэт-лауреат. Тот тогда жил там. Здесь жил Исаак Бродский – скульптор. Бродский Исаак Давидович – советский скульптор-монументалист. Автор памятника Лермонтову в Москве (один из любимейших моих памятников). Родился в 1923 году. В годы Великой Отечественной войны был командиром взвода разведчиков, младший лейтенант. В 1952 году окончил Московский институт прикладного и декоративного искусства (МИПИДИ). Скончался в Стокгольме, в 2011 году.
Его привёл на выставку мой отец. У них по жизни многое совпадало: и год рождения, и фронт, и МИПИДИ. А институт этот был легендарный. С легендарными педагогами, атмосферой и тайной недолгого существования. Возглавлял его сам Дейнека. И просуществовал институт ровно столько, сколько отец учился в нём. Потом его распустили, трансформировав в два ВУЗа – в нашу Строгановку и питерскую Мухинку. Отец рассказал, как Исаак Давидович был восхищён, и какие слова говорил. А я ничего не слышал. Вернее слышал, но воспринимал это как должное. Я был в божественном улёте. Я только взлетел, и осматривал своё новое царство. Царство, в котором будет всё: успех, слава, выставки, заказы, ну, и нескончаемое бабло, как составляющая успеха. Так и осматриваю до сих пор. Ну, и где, господа Бродские, ГДЕ моя Нобелевка?
Художник в России должен жить долго, в моём же случае – вечно. Я всё ещё тотально неизвестен, а это несёт в себе одно махонькое неудобство: я – нищ. Правда, нищий голодный художник – это как бы фирменный знак. Однако и здесь не всё чисто. Я хоть и нищ, но не голоден. В принципе, тема эта скользкая. Известность художника в России – мягко скажем, не всегда отвечает чаяниям самого художника. В современной России имён пять на слуху, и все они вызывают сомнение не только как большие художники, но и художники ли они вообще? Я даже могу их назвать. Президент академии Церетели, Шилов, Глазунов и Никос Сафронов. Пятого – даже я не припомню. Всё. В России больше нет художников!
Да и не о такой известности я пекусь. Я не кинодива, чтобы мелькать. Меня волнует чисто практическая сторона вопроса. Мной не интересуются те, кто двигает художника к покупателю. Я как-то выпал из их поля зрения. Ни галерейщики мной не занимаются, ни  искусствоведы. А есть ли они в России вообще? И ответ завис – если нет художника, кроме великолепной четвёрки, то зачем всё остальное. А уж бабло в искусстве – тема, истрёпанная до дыр и пошлости. Все знают, например, про нищего Ван Гога и Модильяни. Но также знают про богатство Пикассо и Дали. То есть, сумел пережить нищую молодость – получи дивиденды. А вот про армию нищих старцев-неудачников вы узнаете от меня. Правда, все эти Ван Гоги с Пикассо – прошлый век. Как сейчас делается бабло в искусстве – не знает никто. Даже те, кто это бабло на искусстве делает.
Ещё для больших художников создавались легенды. Кто не знает, что Ван Гог отрезал себе ухо! Живопись его толком не все видели, а вот про ухо знают все. Только не отрезал он себе ухо, он отрезал кончик мочки и послал его знакомой проститутке в знак любви. По японскому обычаю. Согласитесь, разница есть. Дали же, вообще, работал на легенду и поставил её на поток. В принципе, это и стало частью его творчества, которое работает и сегодня. Мне тоже подвыпившие друзья сообщали со смешком, что умершие художники лучше идут, чем живые. А самый близкий приятель того времени предложил, а давай мы тебе глаза выколем. Вот это будет круто! В общем, каждый оттягивался на этой теме как мог. Тогда же, в новой России стала необычайно популярна поговорка: «Если ты такой умный, то почему такой бедный». Так что меня от благ новой цивилизации отсекли сразу: я был неумный.
Хотя, в конце той первой персональной выставки, меня спросил мой старый знакомый, случайно забредший в зал: «Всё купили?». Спросил без иронии, утвердительно, со знанием дела. Он был еврей, а у этих ребят чуйка на бабло феноменальная. Но даже он не угадал. Не только не купили, но и ни одного предложения не сделали. Хотя в то время везде ползали посланцы западной цивилизации. И скупали всё на корню. Покупали без разбора – реализм, соцреализм, любой сюр и абстракции. Рисунки у студентов – и то брали. Организовывались поездки за рубеж, где за кормёжку, художник должен был изображать на холсте неважно что, но каждый день. Любая мазня из новой России шла «на ура». Само словосочетание «русское искусство» было необычайно популярно и востребовано всё, что шло под этим брендом. Ну и, понятное дело, на всей этой шумихе делались хорошие бабки. А сколько аферистов блудило! Сколько картин и даже выставок укатило за рубеж и пропало!
Да, вспомнил, был и у меня посланец артбизнеса. Тёрся один мэн, снующий челноком туда-сюда. Он предложил мне сделать кучу повторов работ. Всё то же, но не на щитах, обклеенных холстом, а на холстах. И размером поменьше. Чтобы всё это можно было снять с подрамников, скрутить в трубочку и… скорее всего, распрощаться со мной навсегда.  От этой байды спасло меня то, что я не делал повторов. Я занимался чистым творчеством, что называется – первичным. Самым жестоким и бескомпромиссным, кстати сказать. А это исключало тиражирование. Каждый мазок – уникален. Каждый вдох-выдох – только в данный момент. Я так думал. Это потом я узнаю, как тиражировал себя великий Пикассо, и как каялся в конце жизни. От меня же Бог сам отвёл эти соблазны – я просто не умел повторить сам себя. Не получалось…



35. Чудо номер два

Однако после той, где-то случайной выставки, у меня произошла полноценная выставка аж в музее Ленина, почти что на Красной площади. Там, некая фирма, сняла под свои нужды целый этаж. Ну и один зал сдавала в аренду всем желающим. (В 2005 году здесь прошла Первая Московская Биеннале современного искусства). Желающей оказалась некая дама, Галина Гусарчук, пожелавшая попробовать себя в артбизнесе. А на меня сделала ставку. Короче, это было чудо номер два (или я встроился в некий поток чудес). У меня появился спонсор.  Денег у неё хватило только на аренду помещения и плакат. Но… опять чудеса в решете – фирма, печатающая плакат, решила мне сделать подарок. Они бесплатно издали полноценный каталог, со всеми работами. Как они объяснили этот нелогичный (для бизнеса) акт альтруизма – им надоело печатать плакаты с полуголыми девами, захотелось приобщиться к подлинному искусству.
Выставку я называл «Банкет». И даже написал некий литературный опус, объясняющий название, а по сути – воззвание в духе времени, и вывесил его на центральном месте. Полностью приводить его не буду, оно длинное, нелепое и с большой претензией на значимость. Но, чтобы вы понимали, и то мутное время, и меня, олуха, в нём – приведу его хотя бы частично.

«Два слова жили в нашей истории. Два слова были нашей историей. Они въелись под кожу, впитались в кровь, и не сразу нам суждено избавиться от них. Эти слова – ПИР и ЧУМА. ПИР – как кровавая битва. В той битве пожирается всё свободное и живое. В ней нет победителей и побеждённых. Пустота – итог той агонии поглощения. ЧУМА – слово-фатум. После её косы, лишь мёртвое поле и смрадные реки. Но всё имеет конец. И Пир завершился когда-то, И Чума покосила не всех. Монстр был накормлен. Он отвалился, пресыщенный, и до времени спит. И праздник устроили оставшиеся в живых. И назывался тот праздник – БАНКЕТ. Привыкшие жрать, не могли насытиться. Мы уселись к разорённому столу, протянувшемуся от края до края бесконечной страны нашей. Мы продолжили чумной пир на могилах наших отцов. Мы поднимали тосты во славу Стола, и славили обилие пищи, и пели здравицу Кормящему нас. Нам дали сивухи, вместо крови, и человечину заменили баландой. И восседал перед нами на троне КОЗЁЛ».

Ну, как-то так. Ещё примерно столько, на той же ноте. Заканчивался опус так: «И прокляли мы пиршество то во веки веков!». Удивительно то, что воспринималось это тогда – вполне сносно. А что вы хотите, если в прессе примерно то же самое и печатали, а по телеку – показывали. Однако – воззвание сработало. Коммунисты не потерпели такого наглого святотатства в музее их Вождя. Был скандал, активисты грозились порезать картины. Опус пришлось снять. В этой истории волнует меня только одна персона – ваш покорный слуга. Шёл тогда 1993 – год расстрела Белого дома. Мне же было тогда 38 лет. Вполне уже зрелый муж, чтобы сообразить, как и зачем нам морочили голову. Морочили всем, но не все заморачивались. Тот же Иван Николаев, с которым я проводил досуг, прекрасно понимал «откуда ноги растут». Но… не осело, знаете ли, в моей голове ничего…
Проведя мне выставку, и потратив все свои накопления, Галя Гусарчук вернулась в реальность. А реальность была проста как мычание: в России нет, не было, и не может быть никакого артбизнеса.  Артбизнес и сегодня, спустя 30 лет, находится там же – в мечтах перезрелых художников. Чудо номер два, как и положено чуду – вспыхнуло кометой, и сгорело в плотных слоях нашей атмосферы. А атмосфера тогда становилась всё мутнее и муторней…



36. Новая реальность

Ну, да, ну, да. Даже я тогда чего-то почувствовал. С одной стороны – «это сладкое слово – свобода», с другой – воздуха много, а дышать нечем. Вот такой парадокс парадоксальный. Куда бежать, кого послушать? Я, как и многие тогда, был подвержен влиянию внешнего воздействия. Я впитывал всё, что говорилось тогда. И что? С одной стороны, чудеса в решете, с другой – смутное ощущение причастности к какой-то афере. В масштабе страны. Но и в повседневной жизни всё время что-то случалось. Непривычное.
Вот, пожалуйста, ещё одно чудо расчудесное, правда, не у меня – у нас это семейное. У отца один финский предприниматель за 20 акварелей, которые отец выпекал как пирожки и раздаривал направо-налево – предложил бартер, кучу дефицитных вещей: от телевизора с холодильником, (предметов было почти столько же, сколько акварелей) до шмоток. Всё было фирменное, холодильник и телевизор – до сих пор (лет тридцать) стоят в моей мастерской и исправно работают. Чудо? С другой стороны, и его не миновала встреча с артбизнесом в упаковке 90-х. Проще говоря, с жуликами, рыскающими по мастерским в поисках фарта. Отец оказался для них редчайшей находкой. Соцреалист (что тогда было необычайно актуально), лихо писавший, в своё время, и вождей, и съезды, и сохранивший всё это богатство на антресоли, оказался ко всему прочему, на редкость доверчивым человеком. Короче, в моё отсутствие он и запустил в закрома бизнесмена из самого Парижу. Тот и «обнёс» папашку. Увёл за «три копейки» лучшие работы того времени.
В общем, время было скорее мутное и непонятное, чем чудесное. Тогда среди творческой интеллигенции и началась суета: как, где и за сколько – продать себя. Суета началась оттого, что впервые за многие годы безбедного и комфортного житья, нас перестали замечать и учитывать. А это было не только обидно, но и накладно. Настолько накладно, что ничего, собственно, и не оставалось в перспективе. Да, что там говорить, это было по-настоящему страшно. Мы вступили в область неизведанную и, главное, абсолютно нам непонятную! Впервые вопрос встал обыденно просто – как выживать?
После нашествия импортных скупщиков, образовалась дыра. Чёрная дыра, в которую мы все заворожённо уставились. Как кролики в открытую пасть удава. И, похоже, для нас, совков, это было – навсегда. Мы не были готовы ни к западному пониманию бизнеса, ни к поточному методу производства в искусстве. Для русского художника само название «продукция» в отношении своих творений – было оскорбительно. Но самое страшное, развалилась вся система нашей жизни. Развалился Худ Фонд, а с ним и комбинат-кормилец! То есть в одночасье мы лишились всего: заказов, денег, всевозможных благ, с которыми сроднились. Монументальное искусство, которое было нашей профессией, а у кого-то и смыслом жизни – оказалось не нужно. Как я уже говорил, монументальное искусство в капитализм не взяли. Вскоре обесценились деньги, и сгорели все накопления моих родителей (у меня их просто не было) – и унизительная нищета стала реальностью для большинства. В 1994 году умер Отец.
Как жили тогда мы с матушкой, я рассказывал. Я как бы выпал из контекста страны, то есть не участвовал, не был, не умирал. Как сказал мне мой дружок того времени, мой любимый  Гриша Чекотин – поэт и красава: «У тебя на голове, Цыганов, ангелы гнездо свили». Так и жил я, выглядывая из-под того гнезда на то, что творилось вокруг. Как родина моя загибалась, государство – деградировало. А народ выживал.
У моих коллег были даже варианты выживания. Кое-кого порой приглашали нувориши в новые русские особняки «сделать красиво»,  но там нужно было подстраиваться под вкусы коммерсантов-братков. А вкусы у них были примерно одинаковые – воплотить мечту детства: построить замок в рыцарском стиле, ну и портрет свой повесить в рыцарских доспехах а ля Никос Сафронов. То есть эдакий  «услужливый реализм». Кое-кто из моих знакомых на этом и карьеру сделал, и даже дом на Рублёвке купил. Были и совсем уж счастливчики, но их было так мало, и так у них всё было «временно и ненадёжно», что говорить об этом как о явлении не стоит. Это те, кого покупали на Западе. Но об этом я, скорее догадывался, потому что – это была страшная тайна. Ещё источником вдохновения стала возрождающаяся из небытия церковь. Но эта область была для меня не только закрыта, но и вызывала глухое раздражение. Вся эта религиозная вакханалия РПЦ проходила на фоне обрушения страны, и выглядела как очередной цинизм новой власти.
Короче, художник как вид стал абсолютно не нужен, а вот мастерские, особенно в центре – стали  лакомым куском. Художник стал наживкой в чьих-то играх. Поползли слухи, что кого-то выкинули из мастерской, а одного бедолагу архитектора сожгли в камине, им же спроектированном.  О сожжённом архитекторе я прочитал в газете, а потом Балабанов проиллюстрировал это в фильме «Жмурки». Но вскоре все эти слухи стали действительностью, причём, наглядной. ДОМ РОССИИ (Доходный дом страхового общества «Россiя»), в пяти минутах ходьбы от меня, где я проводил свой досуг – пропал для нас. Знаменитая мастерская Ивана Николаева перестала существовать. Просто и страшно. Не знаю всю подноготную, говорили, что все квартиры там скупил некий Чеченец, имени которого никто не знал, но Ивана Николаева в одночасье выкинули из мастерской. И картины его погрузили в самосвал и вывезли на помойку. Пишу не для красного словца, а свидетельствую для истории – так всё и было. Почему же нас всех тогда не выкинули? Мастерские оставались под крылом МСХа, и даже было подписано самим Лужковым некое соглашение, по которому нас не трогали. Выкидывали выборочно, для наиболее влиятельных клиентов.   На Доме России висит мемориальная доска его ближайшего родственника – Лансере. Теперь впору рядышком повесить другую памятную доску: «Из Дома России были выкинуты на помойку картины внучатого племянника Лансере, уникального художника  –  Ивана Николаева». Реакция Ивана была столь же невероятна, как и сам факт вандализма – «новые нарисую». И ведь нарисовал. Недавно, на Кузнецком 11, прошла его персональная выставка, где далеко не все работы его поместились. Были и фото «пропавших без вести». Две из них: «Смерть бомжа» и автопортрет с друзьями – работы ярчайшие, достойные музея. Они врезались в память, потому что создавались фактически на глазах… 
Иван Николаев личность уникальная и непостижимая. Человек-легенда, который в моей жизни занимает место рядом с Отцом. Они и благословили меня на эту жизнь и стезю «Ты – художник» – слова, которые и стали моей судьбой. А сейчас вернёмся к той жизни, с которой не соскочишь.



37. Наедине с собой

Я тут задумался. Глубоко и надолго. Прочитанное в интернете, вызвало не то, что шок (я давно ничему не удивляюсь), но какое-то отторжение от прошлой системы ценностей. Даже не так. Теперь в ту систему ценностей я вынужден зайти с другого входа. Короче, для начала первоисточник – слова, которые Пикассо произнес во время празднования своего юбилея (90 лет) в 1971 году:

«… Многие становятся художниками по причинам, имеющим мало общего с искусством. Богачи требуют нового, оригинального, скандального. И я, начиная от кубизма, развлекал этих господ несуразностями, и чем меньше их понимали, тем больше было у меня славы и денег. Сейчас я известен и очень богат, но когда остаюсь наедине с собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в великом значении слова; я всего лишь развлекатель публики, понявший время. Это горько и больно, но это истина…»

А истина вещь жестокая. Но почему именно Пикассо так взволновал меня? Потому, быть может, что это один из ярчайших и великих художников XX века. Иван мне сказал как-то, что он… Пикассо – процентов на 85. Я ещё пошутил тогда, что, мол, 15% не доложили? Пикассо был мерилом всего. Мастерства, ярчайшей судьбы, славы. Но, главное – новаторства в искусстве! Его мышление, поиски, его мощь – всё было феноменально и фундаментально. И вот…
Оказывается, богачи требовали от него всего того, что так восхищало меня в его творчестве. И «Герника» была создана для развлечения этих господ «несуразностями»? И кубизм, это так – для славы и денег?! Прочитав такое, хотелось воскликнуть: «ты чего, товарищ гений, – белены переел!?». Если бы это сказал простой обыватель, я бы, разумеется, поверил. Да и слышал я такое от обычных людей не раз. Но тут – сам маэстро говорит, и не просто говорит, а как бы подводя черту под всей жизнью – разоблачает себя.
Вот так просто – обрушилось всё! Списать это на новомодное понятие фейк – соблазнительно, но зачем и кому бы это понадобилось? Всемогущему обывателю, чтобы сказать, что вот, мол, мы же говорили – это всё туфта. Но сказано это слишком убедительно – ни один обыватель не поймёт сути трагедии Художника. Для этого нужно быть Гоголем, а Гоголь фейки не запускал. Ведь, по сути, Пикассо срывал маску не только с себя. Он этим саморазоблачением подписал приговор всему новому искусству! А чем тогда занимались его соратники – кривлянием? зарабатыванием бабла? Я прямо слышу радостный возглас того же Обывателя: «Вот и копец вам, ребята! Вот чего стоят все ваши «Черные квадраты» и абстракции!».
Но, как же так?! А куда тогда девать его мощь, это «свечение» гениальности? Я был на его выставке в Пушкинском, и до сих пор помню это ощущение мощи и истинности. Но… «когда остаюсь наедине с собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в великом значении слова; я всего лишь развлекатель публики, понявший время». Значит, бывают и такие развлекатели? Но тогда… это горе горчайшее и мука мученическая! У таких глыб всё выходит глобально. И творчество, и судьба, и мука, и предательство себя. А ведь был в это же время художник, которого никто и никогда не посмеет разоблачить как «развлекателя публики». И по мощи и «свечению гениальности» он стоял там же – на самом верху. Но теперь я понимаю, что выше. Там, где живёт НАСТОЯЩЕЕ.

Павел Николаевич Филонов (8 января 1883, Москва – 3 декабря1941, Ленинград)  – русский, советский художник, поэт, один из лидеров русского авангарда.  Основатель, теоретик, практик и учитель аналитического искусства – уникального реформирующего направления живописи и графики первой половины XX века. 3 декабря 1941 года художник умер в блокадном Ленинграде. Его ученица Т. Н. Глебова описывает прощание с учителем: «8 декабря. Была у П. Н. Филонова. Электричество у него горит, комната имеет такой же вид, как всегда. Работы прекрасные, как перлы сияют со стен, и как всегда в них такая сила жизни, что точно они шевелятся. Сам он лежит на столе, покрытый белым, худой как мумия».

Я знаю также, что он полемизировал с кубистами. Он считал, что кубизм идёт от ума, структура мирозданья – совершенно иная. Он в своих работах тоже как бы разъял мир, но его структура дышала жизнью. Перлы – великолепное определение нашла его ученица. И ещё, насколько я помню, – он не продал ни одного полотна. Жил впроголодь и умер от голода в Городе, не сдавшемся врагу.
Впрочем, я не об этом. Художники были всякие – и сытые, и голодные, и успешные, и неизвестные, и обогретые властью, и оболганные ею. Не было только продажных. То есть, продать картину можно, и на заказ сделать шедевр – тоже бывает. Нельзя на заказ услужить. В общем Пикассо знал, о чём говорил. Где он соврал, как схитрил, и что в его душе творилось потом. Удивляет другое. Почему это не так бросалось в глаза как, скажем, у Шагала. Шагал ранний Витебский, и поздний Парижский – это разные художники. Сытая европейская жизнь внесла свои коррективы. Но только Пикассо заговорил об этом. Конечно, наследие Пикассо насчитывает несколько тысяч работ, и далеко не все они восхищают. Но это естественный процесс. Что-то лучше, что-то хуже, порою просто неудачные работы. Но он-то говорил о другом. О сознательном тиражировании и шельмовании! Вот что не укладывалось в моей голове. Быть может его гений, даже в тиражировании работ не терял своей мощи? 
Вопрос завис. Разгадывать чужие тайны – не моя профессия. Мне своих тайн – выше крыши. Но мне, в отличие от «продажных гениев», наедине с собой оставаться не страшно. Во-первых, я всегда наедине с собой, и все страхи и боли давно уже стали моей сутью. Во-вторых, тиражировать можно то, что берут. Но очереди за своими работами я пока не наблюдал. Нет, у меня купили работ пять за всю жизнь. Если точно посчитать – восемь. И даже расплатились приличными по тем временам баксами. Вся штука совершенно не в этом. Я как-то задуман Создателем (если вообще Он задумывался на мой счёт) – неправильно и нелогично. Опять приходит на ум только одно определение – олух. Так вот, этот олух не то, что тиражировать, даже сколько-нибудь сносно повторить сам себя был не в состоянии. Это странно, но я много раз пытался скопировать удачные куски, но всегда выходило что-то третье. Или не выходило вовсе.
Я давно уже фотографирую процесс работы. Вспоминая, как восхищался мой сосед по отцовской мастерской, и как потом проклинал меня за испорченные работы – я теперь фиксирую каждый свой пук и взмах. Благо сейчас это не составляет никакой премудрости. Щёлкнул, перенёс на компьютер, и мажь себе дальше. А потом, поостыв, – сравнивай. Кстати, если считать все варианты, что я испортил и замазал, так я могу соперничать по количеству единиц с Пикассо. Правда,  на выходе у меня наберётся работ сто.   
Но вот художник ли я? Вопрос, который наедине с собой я задаю постоянно. Да, я творец, но вот художник ли я в прямом смысле – в плане ремесла? В природе всё бывает. А в природе творчества – вообще всё парадоксально и неправильно. Вот и я – художник, не умеющий рисовать? Кстати, и таких было полно. Тот же Шагал говорил о своём неумении рисовать. Но сейчас я – о своих кумирах юности. Посмотрите на раннего Пикассо и раннего Филонова. Это же мастера своего дела! У Филонова даже рисунки, сделанные в ученичестве – вызывают восхищение. А я… пшик! – меня даже в институт не приняли. Да что институт – меня из художественной школы выгнали из-за неуспеваемости именно по рисунку и живописи. Возникает естественный вопрос: ЗАЧЕМ я полез в эту профессию? Вот этот вопрос и задаю себе «наедине с собой» каждый день. И отвечаю на него своей жизнью.
И вот что я вспоминаю. Всю свою жизнь я не понимал – что делаю. Когда я принёс свои работы в полиграфический институт – мне сказал преподаватель, что поставил бы пять баллов! Сказал восторженно, как говорил потом мой сосед по мастерской. На экзамене я очень старался – и  мне поставили… три. Когда после армии я, устав поступать в Строгановку, с лёгкостью, первым из сверстников, вступил в Союз – вопроса о моём профессионализме не стояло. Но и в Строгановке я отметился восторженной оценкой…
В институт я готовился со своей подругой. Она поступила на «керамику», я – не поступил на «монументальную живопись». Факультет МЖ – был самый престижный, туда был огромный конкурс. На третьем курсе моя подруга захотела перевестись с керамики на МЖ с потерей курса. У неё мама преподавала в вузе, поэтому, в порядке исключения, ей разрешили попробовать. Но нужно было принести свои рисунки. Она принесла. Среди прочих, был мой рисунок – её портрет. Она мне рассказала, с каким восторгом, преподаватель, указав на него, говорил: «Да вот же, вот, как надо!». Её перевели. И так всю жизнь. А как надо я до сих пор и не знаю…



38. Чистое творчество

Да, как же надо?! – вот вопрос, который мучает меня до сих пор. Что таит в себе занятие, которому я посвятил всю жизнь. Природа чистого творчества – что это за зверь такой, мучающий меня всю жизнь? Что за таинственная область, белое пятно, загадка из загадок – неуловимо мерцающая звезда. Что это, что? Как зарождаются подлинные произведения? Как один мазок ведёт в мир подлинности, другой – его уничтожает!
У меня, с недавнего времени, был перед глазами наглядный пример – моя дочь. Она, начав рисовать, как бы повторила вопрос, тем самым закольцевав эту «загадку из загадок». От 2 до 5 лет, она, под присмотром жены, выдала кучу шедевров, которые не были детской мазнёй. В этих работах даже не угадывалась детская рука. Там был стиль, где-то напоминающий мой стиль. Я их потом выставил на своей выставке. И многие мне говорили, приняв работы дочери за мои собственные: «Это – лучшее, что у тебя есть!». И отказывались верить, что это сделал ребёнок…
Всё это казалось нереально и даже невозможно! Да и дочь, вырастая из того божьего возраста, когда мозги отключены – такого больше не может сделать. Поэтому евангельское «будьте как дети!» для сути творчества – оказалось актуально как нигде. Да и мой любимый олух здесь гораздо более ко двору, чем нелюбимый интеллектуал. Но ответа, КАК НАДО, всё равно – НЕТ. Конечно, не умеющий рисовать художник – что за безобразие! Но… и умение рисовать – это тоже загадка. Есть академический рисунок, который, кстати, не каждому гению суждено было осилить. Ван Гог, например, не осилил, но его умение рисовать – не вызывает сомнений. А Модильяни? – Это гораздо больше, чем просто умение рисовать. Это – жизнь, это – дух времени, дух Италии, откуда он родом, это – космос. Это его грёбаная житуха – его нищета, алкоголизм, его дух. Это, то высшее Я, которое и есть БОГ внутри. Это, наконец, – его энергия.
Вот. Вот-вот. Энергия. Вибрации. Я уже писал о своём открытии – главное в живописи ЭНЕРГИИ. Но что это? Оказывается, наши предки знали об этом. Они весь мир представляли как взаимовоздействие энергий. Каждый предмет имел свою частоту, своё поле воздействия. Не только человек, или зверь имел своё энергетическое поле, но и весь Космос, и Земля были наполнены этими вибрациями. В древней древности – это называлось Ветра.
Об этом недавно я узнал от историка Пыжикова – уникальнейшего учёного, обладающего и логикой, и интуицией. Он оказался один, кого я предчувствовал и даже подсознательно ждал. Он ответил почти на все вопросы, которыми я задавался на протяжении жизни, об истории Руси. Больше того, он создал свою логическую систему, в которой исторические события не перечислялись – они вытекали одно из другого. Он историю не то чтобы изучал, он ею мыслил – это удивительное свойство настоящего учёного. Но сейчас не об этом. Сейчас о вибрационном поле, в  котором и творилась история…
И начнём с того, чего я уже касался. СТРАСТЬ. Это и энергия, и вибрация, которая конкретно жила во мне. Как я уже докладывал – страсть была главной определяющей меня как существа живого. Иначе говоря, страсть стала моей сущностью, и, наполняя меня до краёв – бурлила во мне и выплёскивалась! Но была и крайняя точка той страсти. Такие открытия я делал в то время, когда и начались мои яростные поиски. Вот, что я писал в те дни: «Экстаз – моя добродетель, экстаз – мой порок. Он подпалил всё – выжег это сонное царство, не оставив во мне ничего. Только Пустоту и Боль. Пустота. А в ней – Боль. И всё!! Но я живу! Я улыбаюсь и посверкиваю! Видите, какой я весёлый... Я двигаюсь, оставаясь неподвижным. Динамо-статичный механизм, способный пульсировать. Я пульсирую! Пульсация – и больше ничего – разве этого мало? Пульсация – вот чистая истина! Пульсация – чистая жизнь!»
«Пульсация – чистая жизнь!» – так вот ОНО, вот – зерно. Вот тот НУЛЬ, с которого всё началось, и от которого лучами разойдутся поступки и знания! Я уже тогда, оказывается, прочухал проблемку и обозначил суть. И понял глубинный смысл её. Но. Потом, как это и бывает в бою, увлёкся самим боем, и позабыл всё начисто. Так, впрочем, и должно быть. Вот ещё одна великая мысль наших праотцов: «Что записано – то забыто». То есть суть ВСЕГДА нужно открывать заново! Записанная, «застрахованная» истина теряет свою истинность. Истина также должна пульсировать. Весь мир – вибрации, но индивидуальная суть их – пульсация. Пульсация – чистая жизнь. И ответ на вопрос, что такое чистое творчество здесь же: пульсация – чистое творчество.
Ответа «как надо» здесь всё равно нет, да и быть не может. И в этом великий смысл творчества! Есть просто обозначение непознанной области страсти. Куда она выплёскивалась, кого обжигала – не важно. А важно то, что Страсть правила бал, причём, в моём случае – СТРАСТЬ в квадрате, а иногда и в кубе. Страсть запредельная, безжалостная, разрушающая не только меня, но и мир его окружающий, но и само творчество. Вот парадокс, мучающий меня так жестоко.
Энергии жили своей жизнью, и, вырываясь из меня, несли в мир мощнейшие разряды. Чего? Так неважно, – разряды меня самого. Если бы не живопись, куда сливались те энергии, если бы не холст, пробитый страстями во всех местах, я, скорее всего, стал бы преступником. (Я уже писал об этом, но такую мысль неплохо и повторить). Причём, очень может быть, и убийцей живого. Впрочем, чего уж, я и был преступником и убийцей. Я убивал живую жизнь и отдавал её на прокорм ДУХУ – тому всеядному монстру, что и был моим единственным и тайным покровителем. То есть, ворочаясь в ДУХЕ, я ненароком убивал ЖИЗНЬ. Здесь и прячется загадка Шестилетней Войны моей, которая была и наказанием моим и пропуском в другие миры. Во мне шла война Духа и Жизни. А я был сосудом, в котором и бурлило всё это хозяйство. Мои желания в тех играх вообще не учитывались! Я был проводником тех войн. Поэтому силы небесные и выбрали такого вот… олуха – интеллектуал их никак не устроил. Интеллектуал и чистое творчество – несовместимы как гений и злодейство.
А на выходе – что? Да ничего. Никаких ответов здесь нет и быть не может. Я просто обозначил проблему, а ответ каждый день необходимо решать заново. С нуля. Это и будет суть творчества, это и будет – ЧИСТОЕ ТВОРЧЕСТВО. 



39. Как надо, так и было. Как было, так и надо

Странная у меня жизнь, однако. Она будто настаивает на одной единственной истине – как надо  не знает никто. Даже прожив большую её часть, я не могу сказать, как надо. И уж тем более странно, не могу сказать, как надо было тогда. То есть, получив, скажем, фантастическую возможность переиграть какую-либо жизненную ситуацию, даже очень важную и судьбоносную – я бы опять застыл в прострации, не зная как поступить. И, слава богу, что нельзя переиграть жизнь по новой.
Нельзя переиграть – в этом мощь и смысл этой жизни. Кстати, не хочется даже фантазировать на эту тему, а некоторые моменты и вспоминаются с натугой. И ответ на вопрос КАК НАДО решился удивительно просто: как БЫЛО, так и НАДО. И ещё. Пришло тут в голову одно опровержение ещё одной банальности от очередного психолОга. Когда-то слышал такую типа сентенцию, что первую часть жизни человек типа живёт, а вторую – типа вспоминает, и балдеет от моментов прожитого. Глупейшая мысль глупейшего человека! Нет у меня такой потребности. Не люблю я вспоминать своё прошлое, и не потому, что оно так ужасно или не интересно. Просто не люблю и всё. У меня до сих пор всё впереди. И точка.
Тогда же, в начале 90-х, я шёл напролом, куда меня вёл мой неуёмный дух. Великий ДУХ – помните, такого персонажа моего романа? Он-то знал как надо, но никому об этом не сообщал, потому что ему плевать было на всех вообще, и на своего носителя в частности. То есть во мне жило существо, не желающее соотноситься ни с чем и ни с кем. Понять его невозможно, определить, что это за фрукт – я так и не смог. Короче не берите это в голову, просто запомните, что был такой феномен в моём организме. Этот феномен и пёр в светлое завтра, и меня за собой тащил.
К чему все эти любезности? Да так. Когда на что-то сваливаешь, пусть даже на нечто фантастическое, легче объяснить ситуацию – я типа не я. Случилась тогда в моей жизни некая хрень, а объяснить, отчего же она случилось – до сих пор не получается. Можно сказать, что я стрелял в цель, а попал в молоко. То есть, вначале примерялся, мечтал, потом – решился, старался, целился, а попал в небеса как в копеечку. 
Короче, вступление сыграно, а вот и непосредственно суть вопроса – вернее, её мыслеобразующий антураж. Лежал я, лежал на диване и решил, что пришла пора действовать, а не болтать. Красиво? Не то слово – уникальнейшая и наисвежайшая мысль! Вся страна тогда решила действовать. Ну, не вся, наверное – самая её восторженная и глупая часть, то есть неустойчивая и рефлексирующая интеллигенция решила воплотить мечту в жизнь. Мечта была мутная и неопределённая, каким бывает любое переходное время. Но мечта случилась и настаивала – сейчас или никогда! Все романтики синхронно вдруг задумались о том, что всё не так плохо, всё впереди, что «под лежачий камень» и проч., что, наконец, надо что-то делать! Созидать! Ко всему прочему в моём варианте примешивался ещё кризис среднего возраста. На меня надвигался кошмарный в своей неизбежности – сороковник. 
У меня с круглыми датами вообще дело поначалу не заладилось. Просто так переползти из одного десятилетия в следующее – не получалось. Тридцатник ещё худо-бедно пережил. Но вот к сорока годам так себя накрутил, что в пору было на этом и закончить своё летоисчисление. Зато пятидесятилетие встречал на удивление радостно. А уж, что со мной творилось в шестьдесят лет – и описать невозможно! Правда, я только выписался из больнички, где фактически договаривался, быть мне вообще или ну, его на фиг. Плюс «здравствуй пенсия», что при нашей жизни – нечаянная радость, почти ликование! Трудно представить, как я буду встречать следующие многочисленные юбилеи. Ведь по всем раскладам, я только жить начал. Женился, детишки пошли – умницы и красавцы – надо же посмотреть, что из этого выйдет.
Ладно, вернёмся к нашему барану. (Это не самоирония – я по гороскопу и года, и месяца – баран ибн баранович). Так вот, этот Баран Баранович всю жизнь наговаривал на себя, и делал вид, что он непроходимый циник. На деле, как только я выходил из засады и открывался этому миру – всё выходило до смешного наоборот – открыто, романтично и «по-честному». Я был и остаюсь непроходимым романтиком. Приходится об этом сообщать, потому что в тексте может кому-нибудь показаться, что я нормальный. Сколько бы я не повторял, что я Олух Царя Небесного, всё равно, впечатление оставляю здравого человека. Нет, и нет, ребята. Нормальные циники в это время молча делали бабки и даже состояния. А смешные романтики… сейчас я и поведаю, чем они занялись тогда.
Итак, девяностые. Деньги на глазах превратились в труху, комбинат-кормилец приказал долго жить, заказов нет, и не предвидится. Жрать тоже стало нечего. Помню только какие-то пайки, выдаваемые в каких-то магазинах с чёрного хода. Помню короб из-под телевизора, набитый рыбными консервами, и страх в перспективе умереть голодной смертью (о которой, естественно, я понятия не имел). Из всех перспектив, осталась одна реальная – потерять мастерскую, а с ней и профессию, и мечты на великое будущее великого художника. И ещё одно нелицеприятное признание. Мужики (то есть я и мои малочисленные собутыльники) первые запаниковали в той ситуации. «На вас жалко смотреть, – говорила тогда мне Марина – сидите, пьёте на кухне, будто вас к смерти приговорили».
И вот я решил действовать. Начал с того, что с похмелья и беспробудной тоски написал статью в нашу газетку «Московский Художник». Статья была большая, естественно восторженная, неумная, и смысл её сводился всё к тому же, что «так жить нельзя и надо что-то делать». В принципе «так жить нельзя, и надо что-то делать» стало девизом «Корабля Дураков» того времени, в который мы все уселись. И даже, кажется, отплыли. Поскольку не один я был с похмелья и в беспробудной тоске, то и статья прозвучала. То есть настолько прозвучала, что на ближайшем перевыборном собрании секции меня выбрали в Правление. А в Правлении мне отвели роль создателя некоей новой структуры, которую никак ещё не определили, но уже многие надеялись на неё.
Всё это хозяйство мы назвали «Старый сад», по названию местонахождения Союза Художников, а именно – Старосадский переулок, дом 5, где и по сей день находится место моей казни. Всем известно, как корабль назовёшь, туда он и приплывёт. А корабль дураков под названием «Старый Сад», если попробовать представить его заросший ландшафт, вообще не был готов к какому-либо движению, кроме тихого и умиротворённого загибания. Можно даже с романсами в беседке. 
Меня выбрали Председателем, в Правление вошли два моих другана и бывший наш комсомольский вождь – Юра Меньшиц, запомнившийся тем, что преследовал меня в своё время на предмет сдачи комсомольских взносов. Два больших моих другана – Петя Борцов и Серёжа Терюшин были циниками и пофигистами. Оба – личности незаурядные и легендарные – герои моего романа. (Я ж всё время что-то крапал, чем сильно осложнял свою жизнь). Так вот, герои романа на меня смотрели как на заводилу. Мы, типа за тобой пошли, когда ты вдохновенные статьи писал. А за базар отвечать надо.



40. Старый Сад

Задача определилась нами так: создать галерею, в которой выставлять и продавать живопись всех членов нашей многочисленной секции монументалистов, которая в духе времени переименовалась тогда в Ассоциацию. Тогда все названия менялись на более значимые. Пришло время лицеев, академий, президентов, ассоциаций и всяких прочих кучерявых и развесистых слов. Короче, обманывали мы себя на всех уровнях. Хочу напомнить, времена были жёсткие, что даже на такую невинную общественную организацию как МСХ (хотя с таким багажом собственности, о невинности лучше бы промолчать) наезжали братья по разуму, братки то есть. Это были реальные пацаны, во всей своей красе: мерсы, цепочки и неповторимые манеры общения новой аристократии.
Да и внутри оного Союза происходила отчаянная делёжка помещений и, главное, контроля над ними. Художественный Фонд почил в бозе советского прошлого, но осталось много ценнейшего добра: салоны, выставочные залы в центре столицы, базы отдыха, склады и проч., и проч. И всё такое желанное и вкусное!
Вы, надеюсь, понимаете, что в то благословенное время, приблизиться к ВЛАСТИ было делом прибыльным и умным. Меня и восприняли тогда очень умным и хватким деятелем. Вовремя подсуетился, статью написал, а ларчик-то открывался цинично и просто – быть на стрёме, при распределении собственности. К тому же отец был главным художником Худ Фонда на протяжении десяти лет. Отец – на пенсию, Фонд – в тираж, а сынка – тут как тут, делить шкуру убитого медведя. Ох, хо-хо, чудны дела твои, Господи! Я только недавно об этом задумался, хотя вывод и тогда был очевиден. Меня многие и воспринимали, оказывается, чуть ли не главным мафиози. Тот ДУХ, что вёл меня по жизни, очень напомнил кому-то мафиози Альфонсе –  Великого Аль Капоне. Не учли одного мои коллеги, – патологической невинности нашего семейства. Я был Олухом во втором поколении.   
Всей подноготной я, естественно, не знал, и не знаю до сих пор, (кто ж в такие тайны посвящает!) но слухи ходили разнообразные. И в какие блага трансформировалась вся наша собственность – мне неведомо. Так и занесём это в наших анналах в раздел «неизведанное». А вот на нашего Председателя СХ Василия Бубнова в буквальном смысле наехали сначала мальчики в костюмчиках, а потом и братки с манерами. Сам не видел, но очевидцы рассказывали подробно и в лицах, как на чёрных мерсах, с охраной въехали во двор нашего особняка крутые парни в золотых цепочках, и потребовали от нашего Председателя его председательскую печать, чтобы увести «по закону» какую-то часть нашей собственности. Вася оказался не лыком шит – стакан замахнул, но печать не сдал. Вот что значит, – монументалист. Я всегда говорил, монументальное искусство – это десантура. Наша борьба за заказы в своей жёсткой обыденности напоминала взятие высоты. Выкинули тебя на вражьей территории – крутись, как хочешь. Организовывай, доставай, выкручивайся, ври и убеждай. А такая жизнь формирует характер бойца. И Вася его имел. 
Однако история всё-таки тёмная. И всё тут покрыто туманами, и даже мраком. Я имею в виду, куда же всё-таки подевалась наша собственность? Потом, когда братки отвалились, вопросы остались. Выходит, что всё так и улетело в космос, и потерялось в тёмных закоулках и загогулинах того времени. Тогда многое переместилось в параллельные миры. Один только пример, который и меня коснулся впрямую. Строили художники кооператив. МАСТАРСКИЕ. Вы представляете, какое счастье нас всех ожидало! Деньги собрали ещё в советское время. И даже строить начали. И даже нулевой цикл подвели и три этажа построили. А потом, уже в лихие времена, что-то пошло не так. Или как раз так, как им было надо. На нашем месте построили дом, а мы… скандалили, судились, суетились…  и НИЧЕГО! Ни денег, ни мастерских. Только ощущение безысходности. Тупой и окончательной.
Ладно. Начали мы, однако, красиво. Вынесли к чертям собачьим наш родной комбинат на помойку. И делали это, как сейчас помню, с большим воодушевлением, даже восторгом. Хотелось бы отметить этот факт. Комбинат-кормилец мы уничтожали не только без сожаления – с радостью! Чем он нас так достал? Хорошими зарплатами, заказами, уверенностью в завтрашнем дне? Это я к тому пишу, чтобы не было иллюзий относительно того времени. Страну тоже разламывали и выкидывали на помойку не только воры и циники. К этому приложились и мы – романтики. Откуда взялась эта ненависть к своему прошлому? Не знаю, на вопрос этот так просто не ответишь, занесём и его в раздел «неведомое» и «непонятное». Нация мы загадочная – должны же мы оправдать этот эпитет.
Кстати, давно замечено, что только у русских распространена эта странная болезнь: ненавидеть свою страну во всех её проявлениях. Только за XX век мы (не от хорошей жизни) дважды кардинально поменяли строй. Всё поменяли – отношение к собственности, власть, Конституцию, менталитет. Неизменным осталась только ненависть к своим просторам. Да и такой Пятой колонной ни одно государство не могло бы похвастаться. При этом, так любить, «как любит наша кровь…»
Короче, разломали мы всякие комбинатские перегородки и комнатки, и под ними обнаружилось великолепное помещение прошлого, а то и позапрошлого века. Толстенные стены, сводчатый потолок. Всё это хозяйство покрасили – и получился великолепный выставочный зал в центре Москвы. Работали всё лето фактически забесплатно. Причём, бригадирствовал я с двумя добровольцами – моим директором, взявшимся ниоткуда, и художником Борькой Бундаковым по кличке Боб. Романтиков было полно, но поработать руками на благо «всеобщего процветания» больше никого не нашлось. Я тоже в процессе покраски стен – трезвел, и догадывался, в какую историю влип.
Боба я знал, со школьной скамьи МСХШ, вернее с практики, куда мы ездили летом со школой. Боб был старше лет на восемь, и приезжал на Истру, где проходила практика юных художников, балдеть (то есть кирять на берегу Истры), и вспоминать школьные годы. Там мы и познакомились. А накануне событий он только откинулся из «Матросской Тишины», куда загремел на год за свою любовь к езде без прав. Последнее его задержание, которое и переполнило чашу их терпения – было великолепно. Боб летел на своём Запоре, не обращая внимания на знаки и превышая в разы допустимую скорость. За ним кинулись в погоню доблестные гаишники. Погоня была долгой с переменным успехом – у Запора был убойный форсированный движок. Когда его всё-таки догнали и открыли дверь, чтобы наказать наглеца – у всех преследователей отвисли челюсти. В абсолютно пустом салоне – сиденья он выкинул – сидел Боб на табурете и застенчиво улыбался.   
Короче, вы поняли, какими силами строилось наше светлое будущее. А мой директор (директор «Старого сада»), непонятного происхождения, и не скрывал даже своей сущности пройдохи. Он-то точно знал, чего хочет, – в каждом глазу его светилось счастье скорой наживы, и рыжая его бородёнка трепетала, когда он рассказывал о наших радужных перспективах. Как звали этого чудо-бизнесмена, я не помню.  Да и не хочу вспоминать. Он предал меня первым.  Тем не менее, помещение у нас получилось великолепное. На эту приманку мы пригласили галерейщицу Наташу Сопову – даму, кое-что понимающую в деле продажи картин. Но у неё был свой контингент, а продавать наших монументальных гениев – было делом безнадёжным. Даже я это вскоре понял. Но об этом – другая глава.



41. Поколение предателей

Сейчас стало модно ругать Горбачёва, и сваливать на него все грехи того времени. Горбачёв и Ельцин – два символа нашего позора. И если Ельцин хотя бы понятен – широкий, резкий, безбашенный русский мужик, то Горбачёв – особая песня. И исполняется та песня с особым чувством презрения. Мужчинка он действительно был какой-то ненастоящий – болтливый, мутный и, главное, не наш. И вся эта байда началась именно с его округлых бессмысленных фраз, и его благостного облика нового политика новой эпохи. Нам казалось, что началось новое великое время, на самом деле – началась величайшая афера и, как следствие, подстава целой нации. И только ленивый сегодня не кинул камень в его создателей. Но, объективности ради, давайте всё-таки не заходиться в праведном гневе. По мне, так мы все виноваты. Хотя от самой фразы «мы все виноваты» – мутит. Но что делать, если мы такой единый народ – и грешим сообща, и каемся. А Горбачёва нам послали Высшие силы, чтобы оттенить наше место – другого деятеля вы не заслужили. Он же был абсолютно карикатурный персонаж, но страна так уже наелась совковых деятелей, что эту карикатуру – восприняла чуть ли не как мессию.
Сейчас очередь выстроилась попинать предателей, ну, а уж тех, кто произносит на голубом глазу «я же вам говорил!» – тьмы и тьмы. Но тогда – буквально все клюнули на эту липу! Ладно, я – записной олух, воспринимающий жизнь как сакральный акт и всё, что ни делалось, ни тогда, ни потом – являлось для меня неизбежным. Но ведь были и светочи – поэты, которыми нация справедливо гордится. «Мы ждём перемен» не я сочинил, и исполнял тоже не я – вся страна тогда повторяла как мантру слова этой песни.
А то, что мы оказались нацией доверчивых олухов, до меня со всей ясностью недавно дошло, и врезалось в мозг как необъяснимый парадокс, на который невозможно найти логического объяснения. Недавно узнал, что оказывается, Горбачёву немцы предлагали 40 миллиардов марок за вывод наших войск из Германии. Ну, что вы, – сказал наш скромный лидер, – какие деньги! Дружбу и «новое мЫшление» нельзя измерять деньгами – и вывел русскую армию в чисто поле. На протяжении всей нашей богатой истории, кто нам только не гадил, а мы на протяжении всё той же истории – раскрывали объятья, предлагали искреннюю дружбу, и руку помощи. «Англичанка» нам гадит традиционно, постоянно и с удовольствием – и что? А ничё – для нас Англия была и остаётся светоч и образец цивилизации.
Тема эта болезненная, труднообъяснимая и труднопонимаемая. Мы всем хотим угодить, воюем за всех «униженных и оскорблённых», освобождаем от ига болгар, помогаем несчастным вьетнамцам, переживаем за всех обездоленных и голодных – а в результате оказываемся «империей зла». Что нам не могут простить? – что Европу освободили от фашистской гадины? Может быть потому, что вся Европа тогда и была той фашистской гадиной? Создаётся впечатление – нам не могут простить просто, что мы есть. Некоторых буквально трясёт от одного только упоминания «русский». Во всём мире ругать и презирать Россию – стало признаком хорошего тона. А наши собственные творцы из гордого племени либеральной интеллигенции, живущие в России на особом положении избранных, треплют имя нашей несчастной матушки с особым удовольствием. И только попробуй сказать им, что они мерзавцы, – «совок» и «ватник» самое невинное, что ты услышишь в ответ.
Вот и, поди ж ты! Оказывается, я очень похож на свою страну. Мы с ней кровные родственники и больны одной болезнью. Болезнь эта у нас очень распространена. Назвать её можно – доверчивость, можно и жёстче – наивность. А можно открыто и без обиняков – нация олухов. «Давайте жить дружно, по-честному» – у нас в крови. И роман «Идиот» –  наше национальное достояние.
Сейчас, на многочисленных ток шоу, как откровение зазвучало: «Надо СВОЮ выгоду иметь, господа-товарищи!». Наконец-то! Вот теперь мы будем думать о СЕБЕ, о своих кровных интересах. Это ж какой сдвиг в сознании случился у нации! Только, доводится мне, всё это декларация. На голубом глазу выдаём желаемое за действительное. Открой нам Запад объятья – и мы вновь кинемся, не раздумывая, в любой омут. За братьев своих. 
А ведь тогда не только страну мы теряли. Тогда с каким-то тайным упоением мы ещё и отплясывали на костях наших героических отцов, и предавали своё великое прошлое. Да что там! Сами отцы тогда пели в одном хоре, и танцевали в одном ансамбле. По своему отцу сужу, как перед смертью он завороженно смотрел телек, какие восторженные статьи писал! Вскоре, правда, даже записные олухи поняли, куда завела нас всеобщая эйфория. Оказалось, что под прикрытием красивой сказочки о «свободном предпринимательстве» – начали дербанить страну и растаскивать её по закоулкам. Появилось какое-то немыслимое количество фирм с красивыми названиями, возглавляемые даже не жуликами – их тенями. С романтиками случился ступор, из которого не все вышли до сих пор. Началось жуткое безвременье.
Унижение страны и нации достигли таких масштабов, что, наконец, все до единого въехали, куда «въехали». Началась другая особенность «загадочной души» – всеобщее покаяние и посыпание головы пеплом. У русских по-другому не бывает. Так и кидает нас из крайности в крайность. Видно, просторы страны к этому располагают. Обо всём об этом уже написано тонны литературы, проведены тысячи ток шоу, но вопрос как ржавый гвоздь, будет сидеть в подсознании и зудеть. И тревожить нас ещё не одно поколение. А вопросу тому уже лет 400, не меньше, я посчитал. Ну, откуда у русского человека такая тяга ко всему иностранному? Чем смогло покорить нас это прозападное «новое мЫшление»? И вот ещё, оттуда же – вечно живая Пятая колонна, – каким ветром её занесло в наши края? А у неё уже, неприкрытая, до паранойи – ненависть ко всему русскому. И вот, нарыл я тут кое-что. ОТВЕТ на этот вечный вопрос – да, такой внятный! Просто, как в школе, разжевали, в рот положили – глотайте.
 


42. Пятая колонна. Августейшая

Вначале о моём открытии. Недавно наткнулся на одну мысль, которая повернула мои мозги вспять: «…нам нужно поднимать и всячески, пропагандировать, популяризировать МОСКОВСКОЕ ЦАРСТВО как многонациональное государство, развивавшееся нормальным, естественным путём. Это развитие было прервано вторжением шайки бандитов с Речи Посполитой, которые сплотились у романовского трона. 1917 год – это год, когда мы скинули этот УКРАИНСКО-ПОЛЬСКИЙ РЕЖИМ, разбавленный НЕМЦАМИ. В этом и состоит величие СОВЕТСКОГО ПРОЕКТА, отражавшего интересы многонационального народа» (выделено мной – Ю. Ц).
Это цитата из неизвестного мне тогда историка Пыжикова, которая вошла в мою голову и там застряла. В трёх предложениях он сумел ответить на все мои сомнения и вопросы. Я разыскал его выступления, книги, благо, в наше время, это сделать довольно просто. Разрешите представить – А. В. Пыжиков – учёный, божьей милостью, который и объяснил, наконец, как там было на самом деле. Ничего особенного, всё просто – чёрное назвал чёрным, белое – белым. Без вот этого: «А сейчас я расскажу вам ВСЮ правду», чем набита доступнейшая и популярнейшая интернет-бездна, куда сливается сегодня всё вперемежку. И истинные знания, и ненужный хлам, и убивающие всё живое – фейки. И всё это хозяйство приправлено страстями рода людского.   
Нет, у него  всё просто, даже обыденно. Одно вытекает из другого. Он историю не открывал – он ею мыслил. Это удивительное свойство настоящего учёного. Всё это легко найти сегодня – он презентовал несколько книг, и постоянно выступал с разъяснениями у многих достойных журналистов и блогеров.  Теперь уже в прошедшем времени  – 17 сентября 2019 года доктора исторических наук, профессора А. В. Пыжикова не стало.
Но я всё-таки перескажу эту удивительную и «страшную сказку для взрослых». Хотя бы для того, чтобы осознать «из какого сора растут…» нет, не цветы, а ОНО – то, что нами правило 300 лет. Ничего не меняя в ходе истории, он просто расставил иные акценты, и назвал факты своими именами.  А я дозрел до ответа (себе, прежде всего) откуда ноги растут у этой ненависти ко всему русскому. А также раскрыл, наконец, тайну Пятой колонны, поселившейся в нашей стране, и прекрасно себя чувствующей и по сей день. Такие дела.
И начну я не из глубины глубокой, а с Ивана, прозванного Грозным – последнего Рюрика. (Не считая Шуйского, но этой жалкой фигурой не стоит марать их славный род). Тогда в его окружении Романовых не было. Пока не женился царь на Анастасии Романовой. Она умерла, не оставив наследника, но родной её брат – Никита Романов прижился у царского трона. Лёгкий малый, любитель и ценитель застолий. Впрочем, не до застолий тогда было. В окружении Ивана, оказывается, существовал сильнейший пропольский клан бояр, или, выражаясь сегодняшним языком – польско-литовское лобби. И стали они обрабатывать молодого царя, чтобы русские земли вошли в состав Речи Посполитой. Речь Посполитая это – федерация Королевства Польского и Великого княжества Литовского, возникшая в результате Люблинской унии в 1569 году. И так они наседали, что Иван вынужден был разыграть некий спектакль, под названием ОПРИЧНИНА. Суть мистификации – покарать предателей и конфисковать их земли в пользу государства. Короче, показал самодержец пропольским боярам «небо в алмазах». Ребята (оставшиеся в живых) присмирели но, после смерти Ивана, стали обрабатывать уже Годунова. Действовали по тем же лекалам и по всем фронтам, в том числе теперь и через Фёдора Никитича, сына Никиты Романова – племянника покойной жены Ивана IV.
Фёдор Никитич, с помощью всё той же настырной публики, вырулил к тому времени в претенденты на трон. И после смерти сына Ивана Грозного – Фёдора Иоанновича, стал самым опасным соперником Бориса Годунова в борьбе за власть. В 1600 году это и стало причиной ссылки. Фёдор Никитич и его жена Ксения  были насильно пострижены в монахи под именами Филарета и Марфы, что должно было лишить их прав на престол. Единственно выживший после тех дворцовых пертурбаций их сын – Михаил Фёдорович  и стал впоследствии русским царём и родоначальником династии Романовых в 1613 году. Но этому предшествовала Смута и череда предательств. Болезнь Годунова, неурожай 3-х лет подряд, (и, как следствие – страшный голод и разор) а также происки польского короля Сигизмунда III, положили начало Смуты великой. Начались реальные притязания поляков на русский престол. Тогда же в головах польских умников и родился проект «Лжедмитрий», который был осуществлён Сигизмундом. В хитромудрой Европе практиковали подобные фокусы.
Самое постыдное, что и Филарет, ставший к тому времени митрополитом, и сынка его (будущий царь) присягали и беглому холопу Отрепьеву-Лжедмитрию I, и Сигизмунду III, и сыну его – Владиславу. И крест целовали. Как писали потом остряки от истории о происхождении династии: «Романовы вылетели из гнезда Тушинского вора». И ещё один яркий штрих в биографии Романовых: при воцарении Михаила был публично повешен сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек – 3-х летний Ванечка, прозванный Ворёнком. Его повесили на толстую верёвку для настоящих преступников. Узел на шее не затягивался, и полуживого ребёнка оставили умирать на виселице многие часы. Через 300 лет карма настигла их славный род – большевики расстреляли царевича Алексея.
Триумф Минина и Пожарского и собранного на Волге ополчения стал полной неожиданностью для поляков. Их выгнали с вожделенных московских земель. НО. Смута в головах, и отсутствие воли вынесли на поверхность той мути жалкую фигуру Шуйского. А потом и случилось ОНО – выбрали на царство сына предателя Филарета – Михаила Романова. Временно, без права наследия (временно в России оказалось ровно 304 года).
Как-то так всё и было. Мутно, подло и непонятно. Хочется по этому поводу вспомнить знаменитый эпизод из «Тараса Бульбы» Гоголя. «Я тебя породил, я тебя и убью» – сказал Тарас сыну своему Андрию за предательство. И убил. А в истории реальной – предателя Романова не только не убили, но на царство посадили. Тем не менее, поляки жутко обиделись. В кого они вложили столько средств, идей и надежд – те и кинули их самым тривиальным образом и подлым манером. То есть вместо Владислава, как договаривались, трон занял Михаил. Вор у вора дубинку украл. Романовы решили, а зачем им поляки, когда и так всё классно складывается. Зачем полякам отдавать золотого телёнка, когда можно и самим его доить. Для них, как и для поляков, русский народ и земли были только источником наживы. По Европе пошёл звон – типа, варварская страна, слово не держат. Войной, было, пошли. Но новый царь прирезал полякам столько русских земель, что воевать не было смысла.
В результате, всех этих пертурбаций, к власти пришла  пропольская, а иначе говоря, прозападная династия. То, что Пыжиков назвал «украинско-польским режимом, разбавленным немцами». Тогда и начался откровенный геноцид русского народа. Народ стал тем быдлом, который нужно «резать или стричь», что и осуществляла воровская династия с большим воодушевлением аж 300 страшных лет.
Вторую серию унижения русского народа осуществил следующий царь – сын Михаила Романова, Алексей Тишайший. У нас ведь как завелось – Грозный царь, как Сталин, земли присоединяет, предателей из власти вытравливает, а Тишайший, словно балабол Горби, новое мЫшление практикует. Хватит, мол, господа-товарищи, в темноте прозябать – пора как в европах пожить. А «как в европах» у нас означало – сдать страну той Европе. И открыл этот тишайший мужчинка своим августейшим пальчиком ящичек одной небезызвестной стервы – Пандоры. Замахнулся ни больше, ни меньше – на ВЕРУ. Силой насадил на русскую землю – прозападную Византийскую ересь. И всё. Кончилась Русь святая. И началась вечная и кровавейшая Гражданская война. Война, которой уже около 400 лет. И конца ей не видно.
Да, Русь святая тогда ушла в леса и затаилась. И весь срок правления воровской династии – староверы жили в параллельном мире. Из них и выкристаллизовалась потом гордость и совесть нации – Рябушинские, Морозовы, Третьяковы, Алексеевы (Станиславский). И всё великое русское купечество. На их деньги и осуществился СОВЕТСКИЙ ПРОЕКТ, о котором поведал нам Пыжиков. И вот, в блаженные 90-е XX века, вновь пришло воровское времечко – время реставрации романовской шайки и контрреволюции. Пришло время засилья РПЦ, украинско-польской русофобии, и геноцида русского народа. Украинский клан, засевший в Кремле – и Хрущёв, и ставленник днепропетровских Брежнев – правили нами и в советское время. Единственный  русский царь, после Ивана VI – грузин Сталин. А теперь тишайший Горби, опять устроил нам «новое мЫшление». Гражданская война полыхнула с новой силой…
 
   
 
43. Травля понарошку

А сейчас о другом предательстве – интеллигентно-пристойном. Хотя бы по форме. Тут крови нет, всё как бы, всё типа вроде бы. Плевок в кастрюлю – не смертелен. А заодно познакомлю  вас с моим персональным Сальери, что травил мою жизнь, травил – и отравил-таки. Не наглухо, потому что, как уже доложено, всё ненастоящее, всё понарошку. И «плевок в кастрюлю» это не «яд в бокале». Ну, и о себе, конечно. Нелюбимом, в данной конкретной роли, и презираемом – за то, что полез, что участвовал. Да уж. Болен я и этой русской болезнью интеллигента – рефлексия, самокопание до самоистязания и прочая благоглупость. Впрочем, хватит ёрзать. Написал уж: «как надо – так и было, как было – так и надо».
Начну с него – с моего персонального Сальери. Он появился в моей жизни, как чёрт, в образе «своего парня» – и тупо соблазнил. Не знаю даже, как и назвать это явление. В появлении таких чертей было всё что угодно – мистика, ощущение неотвратимости даже безысходности – не было одного: ощущения реальности. Даже во зле должна быть ясность и подлинность. Здесь же – ощущение полной лажи. Однако я на неё клюнул. Они как тени подкрадываются, соблазняют, а очнёшься – и не понимаешь, был он в натуре, или это мираж. И соблазнил-то, ничего не обещая, ни манны небесной, ни мирового господства, а просто – проникновенным взглядом всё понимающего человека. Как же я потом клял себя, называя привычным, для нашего повествования именем.
Так вот, раз уж есть Олух, должен быть и Злодей-искуситель. Таков закон жанра. У нас же роман, прости господи. Впрочем, я тут вот что услышал и онемел. Кто ж эти романы-то теперь сочиняет? Типа кому эти байки на сон грядущий сегодня вообще нужны! Так сказал в интервью один художник слова другому: романы – это для детей. Писать надо эссе. А если конкретно – прозаик Лимонов сказал писателю Шергунову, а я услышал. И онемел. По сути, накануне смерти первого, что уже прозвучало, как завещание. А ведь я всю жизнь писал именно эссе, и переживал, дурилка, что до романа – не дорос. Поэтому и онемел я. И ещё оттого, что самому эта мысль в голову не пришла. И гордость за неё. Не, ну, ей богу, они нам, правда, сегодня нужны эти мушкетёры с саблями и рыцари с дамами? Признаться, я их и в детстве в упор не видел. Ладно, пусть, не туда я заехал, пусть будет поближе к нам – Онегин с Болконским. Пусть даже Татьяна с Настасьей Филипповной! Да я не против! Пусть все будут – и мушкетёры и Гамлеты, пусть будут совсем уж сегодняшние супергерои с их супер дамами.
Но мне всегда хотелось иного, хотелось узнать, а как же там было на САМОМ ДЕЛЕ. Ну, вот без этих завязок-развязок, без «законов жанра» без вымысла и слёз-соплей по этому поводу. Просто – зуд мысли, зуд слова – застрявшего в мозгу, зуд чувств – на грани, и факты – самые доподлинные. Впрочем,  до… чего они подлинны? Документалистика, она ж тоже не пойми из какого сора. Короче, пока так. Одно скажу – свободный Лимонов утвердил во мне этот свободный взгляд. 
А Эдичку я недавно встретил случайно на выставке, за месяц до его смерти, и руку ему протянул как родному. Он руку пожал, посмотрел внимательно, знакомы мы, нет – и пошёл не оборачиваясь. Было желание, догнать его сказать, что я тоже пишу эссе, что брат ты по крови, по духу, по любви к свободе! Да уж, что уж, так уж!.. Он вскоре умер. А мне навсегда осталось его рукопожатие. Ладно, последний раз выскажусь. Встреча-прощание с Лимоновым навеяла. Я, во-первых, не писатель. Не художник, во-вторых. А в третьих – я просто хочу выразить эту свою жизнь. Только свою жизнь. Потому что, чужие жизни меня не достают так, как моя сучка достала. И всё. Ну, а в пятых-десятых… я и живописью занимаюсь с той же упёртой бессмысленностью. Вот, собственно, и всё. И ладушки. И хватит об этом…
Так о чём я? Кстати (или некстати), Сальери жив-здоров, старый, правда, стал, немощный, да и я не мальчик. Вот я о чём, собственно говоря! В настоящем романе такие фокусы не смотрятся. Кому нужны эти эпилоги ни про что? Да и не Сальери он – так, погулять вышел. Он – не Сальери, я – не Моцарт. И писанина моя – не роман. Он также неприятен мне, блудлив взглядом, своих серых «проникновенных глаз», соблазнивших меня однажды. Но, встречаясь с ним, мы здороваемся… за руку (вот она – интеллигентная ересь!). Недавно случайно в магазине встретились – и очень мило поболтали. Как старые приятели. Кажется, пришло время засветить этого персонажа (хотя он у меня вовсю светится). Очень хочется употребить уничижительное – персоныш. Так, не будем себе ни в чём отказывать – персоныш Костя Аксельнардов. Уф-ф-ф!.. 
Слышите? Нет? И я ничего не слышу. И не вижу. Ни громы небесные не разразились, ни бездны не разверзлись. И серой не пахнет. Поймите меня правильно, он – не враг человечества, он даже не мой персональный враг. Я его выдумал. Из пальца высосал и запустил в мир. Времена были смутные и мутные. В этой мути и зарождалась тогда наша новая реальность и такие вот лидеры. Именно такое болото и оказалось под нами, а на болоте – и кикиморы соответственные. А что вы хотели? Если бы не эпоха, жил бы такой мелкий бес, мелко пакостил, и никто бы его не замечал. А тут… слом эпох, тартар зияет пустотой… и вся нечисть активизировалась. Что, не встречали таких? Да вам любой вирусолог сегодня расскажет, как они видоизменяются и плодятся.
Вроде бы, (или так казалось?) происходил процесс мирового порядка – Гибель Империи, то есть процесс, подобный Концу Света. Но, при этом, ощущение видимости жизни. Всё было как бы. Всё не по-настоящему. Нет, убивали по телеку в натуре. Каждый день нам показывали новую криминальную Русь. Но в реальности – всё неестественно, будто постанова, срежиссированная кем-то. Ощущение величайшей аферы не покидало меня. Вот, вот, именно АФЕРА, мистификация, а не живая жизнь. Как бы это донести. Вас когда-нибудь обманывали профессиональные аферисты? Потом вспоминаешь – всё, как в тумане было, будто под гипнозом. А тут целая страна с президентом во главе – в напёрстки играла! Поэтому подлость воспринималась обыденным явлением, а предательство – составной частью той жизни. А что вы хотите? Мы же все были участники той аферы. Самое печальное, что всё это продолжается, и по сей день. И не только у нас. Мы не преодолели ту вязкость трясины – мы просто приспособились в ней жить. Ощущение трагикомедии и мистификации не покидает меня и теперь. Впрочем, ладно. Неладно, конечно, но об этом после, а я продолжу свой дотошный и позорный рассказ.
Костю Аксельнардова мы выбрали сами. Своими мозгами, своими голосами, своей болтовнёй, своими чувствами и совестью. Выбрали Председателем нашей Ассоциации. До него председательствовал Иван Николаев, сменивший в своё время Николая Андронова. Кто были эти Имена? – это история нашего искусства. Но история нашего искусства закончилась, началось и на этом поле – безвременье и трясина. А значит, и председатели появились именно такие. Главное, я тоже приложил к этому руку. Я предал Ивана весело и открыто. Так было надо, время пришло – говорил я себе, своей совести, да и вообще говорил. А говорил я тогда много. Тогда вся страна заговорила, и, кстати, до сих пор всё говорит и говорит. Говорит осмысленно, изо дня в день, оформив всю эту болтовню в ток шоу. Вот и сейчас я много говорю. И всё вокруг да около. Давно замечено, кто неправ, тот и говорит много. Короче, только появился наш Центр искусства «Старый Сад», только мы провели первые выставки, напечатали буклеты – Костя поднял вопрос о моём несоответствии.
-Где доход? – спрашивал он меня, не сморгнув. А я не понимал, о чём это он спрашивал? Какой на хрен доход?
-Давай, говорю, ресторан здесь откроем – будет тебе доход. Идея, кстати, была прекрасная. Крыша солидная, никто не наедет. Кстати, её потом МСХ и осуществит – откроет ресторан. Он и сейчас, по-моему, существует. Но Косте не это было нужно. Я потом только понял – ему не нужен был именно я. Я его просто раздражал, как Европу раздражают русские. Началась травля. Каждый раз, встречая меня, Костя задумывался, отводил в сторонку, и «беседовал по душам».
-Надо что-то делать, старичок, так же невозможно.
Я откровенно не понимал – о чём это он? Я, кстати, многое делал. Меня познакомили с бизнесменом, торгующем в Греции, и я уже делал загранпаспорт, чтобы лететь туда – договариваться о совместном предприятии. Косте тем более это не было нужно. Он сам хотел туда, и полетел-таки вскоре в Италию с моим директором. Что они там делали – я не знал. И никто так и не узнал. Догадывались только, за чей счёт погулял Председатель. Однако, вернувшись из Италии, вопрос был поднят на Правлении. Поднят неожиданно. Резко. Этого, кстати, не ожидал никто. На всю нашу затею под названием «Старый Сад» всё Правление посматривало  как на мечту. Я, не дожидаясь продолжения издевательств – сам подал в отставку. Почему не боролся? Да, какое там! Я уже давно говорил себе: беги отсюда, парень, как можно быстрей беги! Я чувствовал к этому месту небывалое отвращение. Мой организм заболевал, встретив Костю, и само место стало вызывать во мне глухую, глубокую и бесконечную ненависть. И, надо сказать – до сих пор вызывает…



44. Интеллигенцию лучше не трогать

Интеллигенцию лучше не трогать. А творческую  интеллигенцию в массе – вообще лучше принять как явление инобытия, мысленно заключить в резервацию и обходить стороной. Не люблю я её, хотя и нахожусь внутри оного сообщества. К чему я её вспомнил? Так ведь нашу историю не пролетарий творил. Нет, конечно, власть в 17 захватывал солдат с рабочим. Но вот призвала их и спровоцировала именно эта – «лицемерная, фальшивая, истеричная, невоспитанная, и лживая прослойка» по Чехову. Это её нытьё в своё время привело к революционным вихрям, ну, а нынче – к не менее страшной либеральной контрреволюции. И великий раздрай общества – это её рук дело.
Раздрай в нашем сообществе «свободных артистов» и начался вскоре. Как только дошло, что телепаться бессмысленно, что сейчас не до нас – тут и началась вакханалия. И явление это стало повсеместным и массовым, то есть недовольными оказалась вся элита. Ну, «элита», это так, понты для прессы, на деле же – престарелые мальчики и девочки, в одночасье потерявшие всё, – забились в агонии. Как кинематографисты делились и буянили – слышно было во всех необъятных уголках нашей родины. Как распадались театры, что творилось у писателей – только глухой не слышал. А вот художники грызлись по-тихому, но не менее яростно и жестоко. Как голуби.
Был такой Нобелевский лауреат Конрад Лоренц – зоолог и зоопсихолог, открывший что-то вроде морали в животном мире, по-научному – этология. Так вот, он исследовал хищников, и открыл, как благородно ведут себя волки или вороны в борьбе за власть в стае. Например, в решающей битве, слабеющий вожак подставлял шею для последнего удара противника. Но никогда победитель не пользовался этим и не загрызал побеждённого волка. Другое дело – голуби. Эти лапками и клювиками добивали врага насмерть. И ещё на что хотелось бы обратить внимание – уровень жестокосердия был прямо пропорционален потере благ. А кто потерял больше всего в нашем сообществе? Конечно же, мы – монументалисты. Напомню, в советской стране монументальное искусство процветало и хорошо оплачивалось. Мы и оформители приносили такой доход в Худ Фонд, что на эти деньги и содержались все наши базы работы и отдыха.
У нас всё проходило по закону военного времени. Костя, как истинный интеллигент, оказался и великим провокатором. Даже после моего ухода – он не успокоился. У него появился смысл в жизни – уничтожение  меня как явление. Началась травля, вернее, продолжилась, но уже в масштабе всего нашего сообщества. Он обкладывал меня грамотно и вдумчиво. К тому времени, мы поделились на два лагеря. Мы выбрали нового председателя – нашего старого знакомого, Ивана Лубенникова. Так что звезда Аксельнардова закатилась, но не угасла. Звезда засияла с новой силой и яростью.
Я не помню точно, что и как он творил (он просто мелькал всюду), но началась великая буча. Мы сначала фактически, а потом и юридически развалились на два сообщества. Не буду вдаваться в юридическую её часть, (я до конца так и не понял её хитросплетений)  но вот война всех со всеми была яркой и незабываемой. Вообще-то война была чисто провокационной, вызванной слухами, ненавистью и безысходностью положения. У нас не оказалось главного – повода для войны. Так яростно можно было драться только за бабло. А бабла нам не светило нигде. Комбинат развалился, «Старый сад» был декоративной вывеской неких туманных амбиций. Короче, заказов не стало, а люди, которым нужно было как-то существовать – остались. Вот, собственно, и вся недолга.
Это был своего рода «момент истины». Когда человека в одночасье лишают всего – с ним происходит непонятные вещи. В этом состоянии у людей вскрывается их сущность. С кем в «разведку идти» сразу становится ясно. Впрочем, у нас и до «разведки» не дошло – 100 баксов стали моментом истины. Объяснюсь. Галерейщица Наталья Сопова платила нам энную сумму. Сумма покрывала  аренду, а из остатка – мы получали каждый по 100 баксов. Это была единственная плата за мои годичные мучения. Вот эти 100 баксов и явились яблоком раздора.
-А на хрена нам Цыганов теперь? – сказал друг детства, после того, как я перестал председательствовать. На что комсомольский лидер в прошлом, а ныне – новый председатель Центра «Старый сад» Меньшиц возразил:
-Юра создал всё это, поэтому он будет работать с нами.
Вот так. Комсомольский лидер заступился, а друг детства («наши отцы дружили, старичок!») – предал меня с лёгкостью фокусника. Впрочем, создалось впечатление, что он даже не предавал меня – он просто так жил. Он был так искренен в своём цинизме, так непосредственно обо всём этом рассказывал, что казалось порой, а как иначе? Причём, из нас четверых, Петя был самый «упакованный». Он был шустрый, мобильный, и, если бы не водка, он вполне мог улететь в райские миры, где вообще нет забот – одни наслаждения. Хотя в принципе, водка и помогала ему – он уже жил в тех райских мирах. Бабы и водка – а разве бывает что-то ещё в райских кущах?
Впрочем, тогда он зашился аж на два года – и жизнь для него потеряла всякий интерес. Уже через год  он вставил зубы, купил иномарку, нашёл и освоил кучу монументальных заказов. (Через год и «расшился», потому что не видел смысла в такой глупой жизни). У него было две мастерские, бригада исполнителей. Я, говорил, не успеваю всё охватить. Деньги валяются под ногами. Их надо только взять, старичок. А «старичок», сколько ни всматривался – денег под ногами так и не увидел. Я занимался живописью. А это во все времена было делом убыточным.
Как же я тогда выживал? Ну, судьба мне тоже подкидывала деньжат. Вообще-то тезис о жестокости мира был тогда вытащен из забвения и вбит в мозг в несколько  гипертрофированном виде. «Как жесток этот мир!» – слышалось отовсюду. Этот тезис был на слуху, он  культивировался, его использовали повсюду как жупел. Наш дорогой телевизор буквально заходился в экстазе дурных новостей. Нас зомбировали страхом. На самом деле мир существовал по своим законам. Конечно, любой эпохальный слом не мог проходить гладко. Жестокость была. Но, опять же, она была прямо пропорциональна баблу. Чем больше стояло на кону – тем кровавей был выход. Так что сообществу «свободных артистов» повезло – наша война без бабла была виртуальной. Реальной была только ненависть. И ещё мастерские.
От Союза остались только рожки да ножки. Если раньше корочки члена Союза – были пропуском в рай, то, после всего, что случилось со страной – членство стало почти что бессмысленно. Но у художников оставались мастерские. И жуткая костлявая рука русского капитализма потянулась к ним. Мы зависли в ожидании медленной казни. И воплощением манны небесной стала для нас мэрия, а богом стал – Юрий Лужков. Тут и началась чехарда. То нам отдавали мастерские в безвозмездное пользование, (на деле – из «нужных» помещений художников выкидывали), то оказывалось это слухом. Какое-то постановление вроде бы вышло, но его всё время пытались пересмотреть, и всё это время нас терзали слухи о том, что, хотя и оставят нам помещения, но введут коммерческие цены. А это равносильно потере, потому что цены были неподъёмными. 
В 1994 году умер мой отец.  По негласной традиции, заведённой у нас, мастерская оставалась наследнику,  если тот художник и успел вступить в СХ. Я успел, поэтому оказался обладателем двух мастерских. Одна была моя, та, что и по сей день моя. Вторая – на окраине Москвы, но фондовская. Разница в том, что моя принадлежала городу, а СХ арендовал её, а я, в свою очередь, арендовал ее у СХ. Отцовская принадлежала СХ, и считалось, что она более надёжна.
В двух мастерских можно работать, если жизнь бьёт ключом, море заказов, и у тебя, как у Пети, бригада исполнителей. Но, что уж там, не был я Петей, и жизнь моя, хоть и била ключом, но как-то иначе. Короче, чтобы как-то выжить – я её сдал. Сдал своему же коллеге – художнику. Он оказался глупым малым, но с баблом и, что самое страшное – весь в понтах. Он занимался вообще непонятно чем – фотографировал и делал портфолио фотомоделям. Причём не сам, он только организовал студию, которую курировали бандиты. Всё это выяснилось много позже, когда уже ничего нельзя было поделать.
Теперь представьте – фондовские мастерские, занимающие весь чердак огромного дома, коридорная система, то есть туалет с душем, на десять мастерских в коридоре. Художники в основном пенсионного возраста, то есть советские до мозга костей. А тут – молодые непонятные девахи, не обременённые моралью и воспитанием. И бандитская покрышка, которая просто наводила страх. На меня написали телегу в Союз.
К этому времени как раз и вышла моя книженция. И, судя по реакции – её прочли. Мастерскую у меня отобрали, а травля вступила в свою завершающую фазу. Костя предложил выгнать меня из Союза, а значит отобрать и последнюю мастерскую. Придумал какие-то ключи от «Старого Сада», которые я не хотел отдавать. Мне позвонил один чувак из окружения Аксельнардова, которого я и не помню толком, и понёс такую нутряную ересь, что типа дни мои сочтены. Было ощущение, что мне позвонил истеричный урка из сериала, с угрозами по понятиям…
В башке звенела пустота. И самый распространённый вопрос неудачников засветился  в той пустоте: «За что?». Что я вам сделал? Создал этот грёбанный Центр, положив два года своей персональной жизни. Кстати, помещение до сих пор закрыто (на ключ, которого у меня не было), и что там внутри – неведомо. Ресторан открылся и функционирует, (я правильно прикидывал) но  на базе СХ, то есть деньги искусством и они не смогли заработать. Так и встретил я кризис среднего возраста – свой выстраданный сороковник. Без денег, без Марины (мы тем летом и расстались), с гнусным непередаваемым ощущением бессилия. Моя энергия, мой мозг, мой талант, вся моя личность, наконец, – всё было растоптано этим явлением инобытия под названием «Костя Аксельнардов». Он победил меня. А порой мне кажется, что он победил всех. Всю нашу страну, нашу душу, наше будущее. Всё.



45. Коронавирус как предчувствие

Какая прелесть! Какая прелесть это наше правительство! Какой красавчик Путин-президент! А мэр Москвы!  А народ-то у нас, какой! Какой-какой, лучше и не спрашивать – замечательный. Тут можно просто с ума съехать от счастья принадлежности! И ведут себя все очень достойно. И мы, и отцы нации. Мэр, Премьер, и непотопляемый наш Президент! То он на истребителе круги нарезает, то в батискафе в пучину ныряет, теперь вот – к заражённым смертельной болезнью пошёл. Ну и, конечно, врачи! Достойные не только поклона, но и поклонения. Откуда такие берутся? Как офицеры в войну – это люди чести.  Короче, это наши боги на сегодняшний день – врачи, сестрички, санитарки, и все медработники!
А мне как раз 65 стукнуло – возраст счастья и великих надежд! Надежды на скорое возвращение в лоно, то есть туда, откуда мы все вышли, и куда непременно вернёмся (да-с, философствуем потихоньку, а чего ещё делать прикажете?). И мэр по этому поводу мне подарочек на карту закинул! Пустячок, а приятно. За что, только? За что столько счастья в одни руки! И вот, что я вам скажу, дорогие соотечественники… Именно так хочется выражаться сегодня – на торжественной и высокой ноте. Так вот, дорогие соотечественники, за 65 лет ничегошеньки со мной не случалось и не случилось в итоге – ни войны, ни тюрьмы, ни чумы! Мне бы радоваться, дураку – однако…
И что это, спрашивается, за «однако» такое нарисовалось в головушке Олуха, что оно означает? А означает сие – провал в биографии, и встречный вопрос: какой ты после этого русский писатель, к чертям! Что ты можешь осознать таким девственным мозгом, что миру поведать?  И вот. На старости лет кое-что вылепилось из небытия. Некое подобие Страха Господня, то есть и тюрьма, и война, и чума в одном флаконе. Правда, в несколько, так сказать, киношно-сериальном виде. Сижу, запертый в четырёх стенах, телек смотрю. И осознать пытаюсь главный лозунг дня сегодняшнего: «Лежи на диване – спасай мир!». Это ж что ж такое, друг Горацио, это ж что ж за мир такой нарисовался? Не мир получается – мечта человечества! Прям «Диван Дураков» отчалил в божий мiр как в копеечку и… чё?
Причём, заперт-то я, заперт, но не наглухо, без охраны, без вечерней поверки… почти добровольно – сам президент Путин попросил. И тюрьма моя, не тюрьма – номер люкс отдыхает. Всё есть! Свет, тепло, жрачка в холодильнике, Диван… тот самый. Жена с детьми в безопасном месте, что важно. Живопись перед глазами – моя живопись, что тоже важно!.. краска, холсты – твори на благо страны родной. Ноутбук, телевизор…
А по телевизору – мир, объятый чумой. Чума, правда, тоже не совсем чума – местами мягонькая, и выглядит эстетично. Все в белом, кровати на колёсиках, а, главное, умирают не все. В основном после 65, (так говорили, на самом деле не так) то есть интерес у меня не праздный. Но пока всё больше там «в загранице». В горячо и предано любимой Европе и Америке. А мы-с в ожидании-с. И сколько это продлится, интересно бы знать! Правда, и у нас, кажется, начинается. НО. Новые больницы успели построить, как китайцы, и… наша презираемая либералами медицина оказалась на голову выше хвалёной американской. Теперь же всё наглядно – сколько у них померло, и сколько у нас. Считайте. И еще. О советской санитарии, о которой мы знать не знали до события. Так вот, нас и сейчас спасает советское прошлое!
Я ж просто паинька – сижу сиднем на одном месте, как прописано. В Европы не езжу и не ездил, как некоторые прочие, заразу в родной дом не тащу. Сижу, «никого не трогаю, починяю примус» – роман сочиняю. Как Пушкин в Болдино. Он тоже в Европы не ездил, а всё больше романы сочинял. Я с «нашим всё» необычайно по этому поводу солидарен, кстати. Не зря мне говаривали, мол, ты – на Пушкина похож! Конечно, похож. Чуток перерос, правда, его крайний возраст, но… тут ведь нельзя сравнивать его золотой век с нашим веком, наполненным нечистью под завязку.
Причём, я не о той нечисти, что летает вокруг, и пугает народ. Это вирус медицинский, так сказать, физиологический. Такой вирус и Пушкина в Болдино загнал. Я о другой дряни, что закопошилась у нас, после выступления космонавта Терешковой. Вся нечисть активизировалась. Раньше на Руси их называли сволочью – и не хоронили по-людски, а сволакивали баграми в общую яму. Вот бы всех этих гозманов-быковых-макаревичей в Ельцин-центр сволоч, и прикопать навсегда – мечта! Так ведь не можно – демократия, однако. Но это так, досужее рассуждение… вспомнил тут ненароком о вирусе «Пятая колонна», поразившем Россию.
Я же, как философ, запертый в четырёх стенах – всё больше о метафизике пекусь. О душе. Причём, о МИРОВОЙ ДУШЕ, ни больше, ни меньше. А мировая душа, сколько я ни думал, не прикидывал – это Русь святая. Вот такое у меня мнение на сей предмет сегодня сложилось. Русь святая не только не погибла во всех этих перипетиях и пертурбациях, но и воспряла, и грудь расправила – взлетит вот-вот. И что же? Да, так. Вот снял недавно информацию с ленты Яндекса: «В связи с пандемией заболевания, вызываемого новым коронавирусом, Россия направила США самолет с медицинским оборудованием, сообщил президент США Дональд Трамп на пресс-конференции по COVID-19 в Белом доме». Ну, и до этого. Сколько бортов послала Россия в Италию, в Сербию, сколько ещё пошлёт!..
То есть они нам санкции и фейки, а мы им – самолёты с оборудованием и медперсоналом. Они нам презрение и пещерную ненависть, а мы им – руку дружбы и помощи. Ничего тут не скажешь, только звук «ё-ё-ё-с» вылетает со свистом. А теперь ответьте, господа из Ельцин-центра, как же так? Собственно, вопрос риторический и господ прикопанных в Ельцин-центре пусть не волнует…
Ну и… а где обещанное предчувствие, могут спросить меня. Не знаю даже, что и сказать. Начинал писать – точно было, а сейчас не знаю. Было такое ощущение, что этот вирус, как очистительная война, поменяет людей. Ну, хотя бы пробудит что-нибудь стоящее. Когда, наконец, грудь расправим и взлетим…
Поколение отцов было настоящее. Мы, их дети, начинали тоже неплохо. А вот потом… всё вдруг превратилось в нечто и якобы. Нечто, похожее на жизнь, якобы на свободу. А сейчас ощущение профанации и какой-то буффонады не покидает меня. От телека и инета, а это и есть наша сегодняшняя жизнь – просто несёт глобальной подтасовкой. Не жизнь, а продуманная и спланированная видимость жизни. Игра в жизнь. Люди-маски, а под масками, оказывается, и людей-то нет – там тоже всё придумано и подправлено, и подкрашено. Причём, и придумано, и подкрашено не художником, там поработал стилист-визажист, далёкий, как и остальные от подлинной жизни. Там женщины-куклы с придуманной внешностью и подобие мужчин. Ненастоящие чувства, придуманные страсти. Ненастоящих женщин любят вот такая данность – эти мужчинки. Ну, как любят? А так и любят – нечто якобы любит…   
Подлинной жизни, в которой жили наши Отцы, не осталось. И память о ней уходит. И вот, подумалось, пришла беда – и вернётся ощущение подлинности. Не сразу, но доходит, что смерти всё-таки настоящие. Хоть и непонятно пока, отчего умираем. От этого вируса, или вирус провоцирует иные болезни – и от этого мы умираем. Но умираем-то по-настоящему. В Нью-Йорке уже экскаваторы роют канавы и в них закапывают гробы. Короче, было предчувствие, а осталось недоумение. «Чуму на наши головы» наслали силы потусторонние и неведомые. И одиозные. Замутил доктор Смерть коронавирус в своих тайных лабораториях, и… чё? А я не знаю, что это значит, и чем закончится. И никто не знает, и сам чёрт не разберёт…



46. Лимонка в Создателя

Сначала была запущена лимонка, в зеркало Русской революции. А именно в нашего светоча – Льва Толстого, в котором, собственно, и отразилась та Великая революция, по известному произведению Ленина. Да и не ждал её никто. Тогда всё так замутилось и спуталось, и мало кто понимал, что происходит со страной вообще. Поэтому новой русской революции и не случилось – лимонка не взорвалась. Началось нечто иное. Смута была мутная и Буза великая. Так мне видится то «святое» времечко. Однако. Смутьяны-бузотёры были как на подбор, светлы  и великолепны – Лимонов, Башлачёв, Летов, Цой, Курёхин, и лица их были так ангельски чисты что, если и вспоминать их, то говорить нужно, скорее, о бриллиантах в грязи…
А о самом Лимонове, не только стоит вспомнить – потребность такая возникла. Неодолимая. Во-первых, он умер. И был он последним из могикан того времени. Во-вторых, как я уже сообщал, я с ним за руку попрощался, что на меня произвело почти мистическое впечатление. И стал я… нет, не читать – смотреть на You Tube его многочисленные явления и слушать проповеди. Вот чем мне современная жизнь нравится! Сейчас бы так на Блока посмотреть, Пушкина послушать! А если Христа?! О, боги, боги!! после этого и помереть можно!
Читать же я разлюбил начисто. У Лимонова я только «Эдичку» прочёл в своё время, когда его все читали. И одну из книг, написанную в Лефортовской тюрьме. Как поэта я его вообще не знал. Сейчас уже прочёл несколько стихотворений, чую – прекрасный большой поэт! А читать не могу. Не знаю почему, не лезет. Вообще НИЧЕГО не могу читать. Себя только читаю, как уже было доложено, с большим энтузиазмом. Ну, как читаю – пишу, и читаю написанное. И удивляюсь, а что, ещё кто-то пишет? Ну-ну. Этот вопрос дрожит на краешке сознания. И зачем вы пишете, и кому?! Зря вы это, ребята, писатель должен быть только один – бог. И этот писатель-бог – Ваш покорный слуга. Весёлая, конечно, позиция, нелепая безумная… и прекрасная. Игра у меня такая.
И вот, что я понял, просматривая многочисленные ролики Лимонова. Вот оно – зеркало МЕНЯ. Да, похожи мы как братья. Нет, не близнецы, многое в нём – совсем не моё. И как раз то, отчего я страдал в предыдущей главе – с ним всё случилось: и на войне он побывал, и в тюрьме сидел, и даже революцию пытался организовать. Но – не моё это. Абсолютно из другой оперы. Я в армии служил, и помню, как всё там это доставало меня.
Моё же – быть запертым в четырёх стенах, и не дёргаться. Да здравствует Коронавирус и Диван, который спасёт мир! Собственно, я и до вируса так жил. Чтобы вы поняли, о чём я, и поставить на этом вопросе жирную точку – объяснюсь уже окончательно. Я так зациклен, закольцован на своей личности, что и Лимонова воспринял как отголосок себя. То есть мне интересен он только как явление, отражающее МОИ взгляды. Свинство? Да, абсолютное. Стыдно мне? Да нет, конечно…
Мне не только не стыдно, я только так и могу существовать. Это кошмар и ужас, вроде бы, но поверьте, времени не осталось на все эти топтания и экивоки и комплименты. Меня впереди ещё ждёт моя Великая Тайна, которую недоразгадал Лимонов, не разгадаю, скорее всего, и я, но последнюю попытку я сделать обязан. Так что об этих чисто «человеческих слабостях» долго не будем. Перейдём к главному. Чем это явление под именем Лимонов меня так потрясло?
Во-первых, он искренний, светлый, с печатью Вечности, как и подобает истинному  Поэту. Но он же и Лимонка, взрывающая сознание. И взорвал он мой мозг, и влюбил в себя окончательно и бесповоротно совсем недавно – в передаче «Познер». На днях по телеку показали ранее запрещённое интервью с Познером. Познер помялся перед камерой, но ничего толком не объяснил, почему запретили передачу. Типа так бывает с большими поэтами. Но теперь, говорит, – человек всё-таки умер, какие уж тут секреты. (Больше не набузит). Ну, и показали, как бы на прощание. Спасибо им за это.
Что же их так напугало? – вопрос, конечно, на засыпку, но не роковой. Свобода всегда пугает. А свободные люди – самое опасное племя. По себе знаю. Познер, кстати, один из лучших журналистов с той стороны. Лучший, так сказать, из врагов-либералов. Взгляды его я не разделяю, но как журналист – абсолютный профессионал. Что меня по-настоящему бесит, так это заставка его передачи. Более безвкусной и вычурной ерунды трудно и придумать. Там его лысую голову крутят под многозначительные аккорды в разных ракурсах, словно он римский цезарь или оракул-прорицатель. Ладно, у Соловьёва показывают «со значением» его мутные глазки крупным планом, но вы же неглупый чел, Владимир Владимирович, как вы такую пошлятину позволяете показывать?
Вся передача не стала для меня откровением – знакомые высказывания Лимонова, которые я к тому времени уже изучил. Высказывания абсолютно искренние и выстраданные, но несколько надрывные. Неловко он себя чувствовал всю передачу – руки не знал куда пристроить. И выгибал, и ломал. И всего его ломало. 
Но вот, собственно, о чём я. Что меня не столько поразило, сколько восхитило. Это ответ на дежурный вопрос от Познера из Марселя Пруста: «Вы ушли на Тот Свет и встретили Всевышнего. Что вы ему скажете?». Лимонов просто засветился счастьем, будто ждал этот вопрос всю жизнь. Вот тут я и влюбился в него мгновенно и окончательно. Ответ его я привожу со стенографическою точностью (ставил на паузу уже в компе и записывал): «Поскольку я еретик, то я попытаюсь его победить, и, может быть, съесть. Человечества цель… я считаю – разгадать свою собственную Загадку, зачем мы? До сих пор об этом толком никто не сказал… зачем мы. Вот, если встретить Создателя, попытаться его как бы…любыми методами… заставить его ответить, что у нас за Загадка – зачем мы? А потом убить и съесть. Вот, что надо сделать».
Лимонов нервничал. И светился, будто вскрывал главную тайну жизни. При этом улыбался как нашкодивший первоклашка, говорящий учителю дерзость, но не боящийся его. И руками выделывал па, как балетный ногами.
Поскольку и я еретик и богоборец, о чём, собственно, мой роман, величиной с жизнь, то и разгадка Загадки у меня тоже – главная цель. И про встречу с Богом уже давно написано. Правда, заставлять Создателя выдать «главную Загадку человечества», я как-то не догадался. Я полагаю, он и сам толком не знает о ней.
«Цыганов, ты и на Страшный Суд, по-моему, пьяный завалишься и спросишь: «ты, что ли, тут Бог?». Говорили мне в моём первом романе, а я, как Лимонов, хихикал и светился счастьем.
И кто скажет после этого, что мы не братья? А относительно «убить и съесть», так и у меня об этом же: «Мой Эдипов комплекс: убить Отца Небесного и изнасиловать Матерь Жизнь». А у Лимонова как раз несколько по-христиански. Это истинные христиане сначала убили Христа, а потом едят его тело и пьют кровь (обычай причащаться просфорами – тело Христа, и вином – его кровью).   



47. Невыносимая лёгкость бытия

А потом наступило то, что трудно достигаемо и плохо понимаемо – НЕВЫНОСИМАЯ ЛЁГКОСТЬ БЫТИЯ. Сочетание этих трёх слов, как божественный выдох – наполняет всё светом, и… абсолютно не укладывается в сознании. Первые два парадоксальны, как величайшее откровение: если лёгкость, то почему невыносимая? а если невыносимо – то почему вдруг легко? А потому! Потому что это надо испытать. Лично на себе. Надо жизнь узнать, познать до дна и даже ниже… до подвалов души… возненавидеть её до судорог и отвращения… а потом… умудриться не рассчитаться с ней, не убить её, а попробовать жить, и потихоньку войти во вкус, и вдруг, о, вдруг!.. ощутить небывалую лёгкость, которая, как божий дар опустится светлым облаком. И возьмёт тебя в своё лоно. И станет НЕВЫНОСИМО от этой божьей милости.
От коронавируса, (который всё ещё разгуливает по земле), и Эдички Лимонова, (который отгулял своё), то есть дня сегодняшнего, плавно перейдём к той моей житухе. Туда, метра на три вглубь прошлой жизни. Это, когда страсти улеглись, отвращение от встречи с рабом божьим Аксельнардовым подзабылось, и аллергия на кампанию «Старый сад» перестала меня преследовать.
В это время матушка оставила меня, и стал я жить один как перст. То есть сам с собою – и в мастерской, и в квартире. Я оказался завершающим звеном нашей семьи. Сначала ушёл отец, потом сестра, теперь вот – мама. И я поставил жирную точку на своей семейной жизни.  Эта жирная точка – чудовищный беспрецедентный запой, унёсший меня туда, куда они все ушли. Но я и там не прижился. Мама очень хотела меня оставить у себя, но я психанул, и как-то вывернулся…
По большому счёту, если не воспринимать нас как людей, а воспринять, как сгустки энергии (что лично мне очень шло) – мы не могли сосуществовать вместе. Мы все до умопомрачения раздражали друг друга. Нас всех принимал-воспринимал только Отец, но он был отлетевший философ и главный Олух семьи. Он, по большому счёту был равнодушен и к этой жизни, и к нашим страстям. Это-то и  бесило больше всего остальные «сгустки энергии». Олухи, они такие. У них есть некая божья тайна, в которой они проживают и радуются чему-то. А остальной мир им кажется ненастоящим. Или – не главным. Суть спрятана в другом месте, там и живут они, что дико раздражает остальной мир. Поймите меня правильно, мир Олухов – это особое местечко, заповедное, даже сакральное – тута и князь Мышкин, и Дон Кихот, и Христос. И папашка мой…
Это область странная, не понимаемая и непредсказуемая. Там живут люди-боги – инопланетяне с несуществующей планеты. Однако. Эти люди-боги родились там, где родились, то есть в разных местах, и эпохи у всех разные, и нравы. Только ни одна эпоха не приняла их – она их отталкивала от себя и даже убивала.
Я же, будучи сыном Олуха, вёл себя не так непосредственно и оптимистично, как отец. Мой «улёт в другие миры» не так бросался в глаза. Меня совсем не радовала жизнь, впрочем, ничего тогда меня не радовало. Однако, я, пожив с ненормальным отцом, научился прикидываться нормальным. А вся их святая компания – и Мышкин, и Дон Кихот, и Христос, (а они все были суть Отца) – бесили меня. Вот, вот, именно – бесили. Бес и водил меня кругами. Мой внутренний Олух был убиваем внутренним бесом. То есть во мне развернулась война миров, меня терзали страсти запредельные, и я не знал что и как, и куда. Отец был божий человек, я же – богооставленный. Мы, хоть и оба олухи, но были на разных полюсах жизни: я – еретик и нигилист, отец же – просто добрейший и любящий меня человек. Объединяла нас только общая неиссякаемая трепетная любовь к свободе. Эта свобода и открыла нам главную тайну мiра. (Именно ту «Загадку человечества», что Лимонов хотел выведать у Создателя). Сначала Отцу, а он уже поведал мне. Так, между прочим, он обронил однажды: «мы равны Богу». И мир заискрился, и я задохнулся от понимания!  И это вошло в меня, и перевернуло мою жизнь. Я впал в эту истину, как в величайшее откровение и ересь одновременно! Я впитал её, как манну небесную. Я так и живу с НИМ, со своим богом-приятелем – как с чудом…
Так что моё одиночество оказалось вполне жизнестойким – с равным себе Богом, жить было легко. Одиночество стало в радость. Я уходил в свой подлинный и свободный мир, не касаясь всего остального. Олухи, что отец, что я, – легко переносили одиночество. Нам гораздо труднее быть с чужой нормальностью, чем со своей отлетевшестью. Ну, а в реальной жизни я напрягся, и стал работать как заведённый. Надвигались две пятёрки – 55 лет. А у меня было так мало сделано! Просидев у постели умирающей матери два года, потом отметив её уход своим улётом, я, спустившись в реальность, осознал простую истину – времени здесь мне никто не накинет. И это было серьёзно. Так серьёзно, что из меня вдруг попёрло творчество. За год я написал около 20 полотен, что для меня был абсолютный рекорд.
К тому же я готовился к крупной выставке на Кузнецком 20. И мне хотелось выставиться новыми работами. Тогда же, в той созидательной эйфории, и родилось название выставки – «Невыносимая лёгкость бытия». Однако. Так называлась композиция Егора Летова, под которую я и писал тогда. Но, оказывается, и Летов не оригинален – был уже написан роман с этим названием Милана Кундеры, и снят фильм по нему. Тем не менее, название осенило меня, а значит... 
А значит, не будем засорять себе голову всякой ерундой. Моя лёгкость в тот период была невыносима, а посему отнесём это понятие к разряду жизненных истин, как вечный вопрос «быть или не быть?» и, не менее вечный ответ – быть! Тут и начались чудеса. Сначала из области Чисел, потом и судьба моя окрасилась чудом. То есть, если припомнить всё, что со мной происходило в жизни, то ничего удивительного в этом явлении не было. Я так и существовал всю жизнь – от чуда к чуду. И эта выставка  тоже оказалась в своём роде – чудесной. Это была последняя выставка, за которую брали работой, то есть картина шла в оплату (причём картина, на выбор автора). Впоследствии за выставку нужно было выложить неподъёмную для многих художников сумму – 80 тысяч рублей.
Теперь непосредственно о Числе. Здесь мы заберёмся в область мистическую, которой я бы не очень доверял. Но она была, эта область – хочешь, не хочешь, а числа преследовали меня. У меня было два абсолютных числа – 8 и 10. Я их открыл для себя, я с ними жил и ценил их. Так вот, оба эти числа оказались моими – и по имени, и по рождению была у меня твёрдая 8. А по бесконечному совпадению жизненных ситуаций – одни десятки. В духовной нумерологии число 10 имеет самое объемное глубокое значение. 10 –  прародитель всех чисел, т. к. является союзом единицы (мужского начала) и ноля (женского начала). Число 10 в нумерологии Ангелов считается благословением, благоприятной датой для начала или окончания любого дела. 8 – число бесконечности, в качестве одного из чисел нумерологического ядра – это показатель доминантного начала, практицизма, материализма и неистребимой уверенности в собственных силах.
Ещё имя моё было буквально нашпиговано именами Бога – он будто не только пометил меня, но настаивал на своём присутствии. Юра Цыганов. Ю-Ра, и божественная частица Цы (или ци). Юпитер – в переводе с древнеримского (Ю-патер) – верховный Бог Отец. Ра – Бог Солнца, Цы (ци) – дыхание вселенной, пневма, универсальная субстанция вселенной. Цыган – Га движение к сути Ци, или путь к Богу.
И вот, когда вся страна с начала века стала высчитывать роковые числа (01.01.01, и т. д.), вплоть до конца Света (которого не случилось как раз) – я был спокоен. В конец Света я не верил (я и в свой конец не очень-то верю), а вот 08. 08. 08 – ждал. Интересно было, как сработает моя привязанность к числу 8. Так вот, 8 августа 2008 года произошло три эпохальных события. В Китае открылась Летняя Олимпиада, грузины напали на русские миротворческие силы в Южной Осетии, а я… познакомился со своей будущей женой.
И если первые два события были как-то увязаны – хотя бы по тому, что во время Олимпийских Игр все войны прекращались. То есть нападение на миротворческие войска именно в день открытия Олимпиады окрашивало это событие цинизмом и презрением ко всему мировому опыту. 08. 08. 08 таило в себе магию, а силы зла тоже умели считать. Но вот моя встреча с женой – никак не укладывалась в этот ряд.
Почему я бы всё-таки не очень доверял этой арифметике. Вся эта цифровая магия – есть, или только кажется, что она есть? Как дао, которое и есть, и нет одновременно.  Не стоит поминать тайное всуе. Мы хоть и договорились писать здесь всё, однако, не надо на этом так зацикливаться. Добавлю только одно. Нашу дочку мы зачали 10 октября 2010 года – 10. 10. 10. Мы не подгадывали, а как-то само так случилось…
Так вот, Жена возникла ниоткуда 08. 08. 08, родила двух ангелочков и... ничего не поменялось в моей жизни – «ночь, улица, фонарь, аптека». Подвал, картины перед носом, и ощущение неизбежности. Чего? А вот этого всего, о чём пишу. Какая-то даже ритмика ощущается. Пульсация! Именно моей жизни. А моя жизнь – как одинокий зверь никого к себе не допускала, и в себя не впускала. А тут вдруг – впустила…
По поводу «Жена возникла ниоткуда». Всё случилось так, да не так, как я ожидал. То есть путь дао – есть, и нет одновременно. Пока я сидел у постели больной матери – я влюбился. По интернету. В девочку, которой было в начале знакомства – 16 лет. Года три мы писали друг другу, фотки и всё такое. А когда умерла мама, она приехала ко мне, прихватив подружку для надёжности. Всё это было ирреально, странно – ей было уже 20, мне (всего-то) 53. Если бы у меня были деньги, то есть стабильное положение (мне так казалось), мы, скорее всего, поженились бы. Я дозрел до женитьбы, ну, а девочкам по статусу необходимо замуж. Но, какой из меня мог получиться муж? Нищий старпер – про что это? К тому же, только что вышедший из чудовищного запоя. Но, как это и должно было случиться, случилось – я влюбился. При встрече она заворожила меня окончательно. И я ей, кажется, понравился…
Она уехала, и наша переписка вошла в иную форму. Началась любовная лирика, что мне по большому счёту – противопоказано. Башку у меня снесло, но я держался. Я уже чуял – не всё тут однозначно. Девочке нужно было зацепиться за Москву, а там посмотрим. Она посмотрит. Я поплыл, и терял главное в любовных играх – власть над ситуацией. Катастрофы никто никогда не ожидает. Они происходят по одному ей ведомому графику. У катастроф есть, оказывается, и график и логика, и даже ритмика – не знали? Особенно, если процессом будет командовать такой олух, как я. Я – и катастрофа. Да мы просто созданы друг для друга. Моё второе имя – Катастрофа.



48. Жизнь – не театр

Вот, о чём я всегда буду говорить с убеждением и пиететом. Потому что жизнь – это вам не театральная постановка! Потому, что к жизни я отношусь серьёзно. Так серьёзно, что не вижу альтернативы ей. Жизнь, а в ней – Человек. ВСЁ. А потом уже и бог, и вселенная, и чего там ещё?.. пространство, время, психоанализ, философия и прочая дребедень. А вот растиражированная фраза Шекспира «Жизнь – театр, а люди в ней – актёры» мне кажется мелкой, понтовой фразочкой либерала-интеллектуала, которых я, как уже сто раз было доложено – терпеть не могу.
Начнём с того, а был ли мальчик?.. был ли этот фраер в действительности, чтобы мне такие сентенции на веру принимать. Кто-то доказывал, что Шекспир – собирательный образ, кто-то – аристократ, тайно балующийся на досуге написанием пьесок. А кто-то предположил, что это, вообще – баба. Впрочем, ладно, пусть даже и существовал такой дядя в реальности. Эти журналистские байки объясняются просто – желанием сенсации, а значит, раскрутив тему, можно доить эту корову и безбедно жить. Пусть был, и портрет его существует. И что? Был великий драматург, театрал. Так для него театр – и была жизнь. Как для меня – живопись. «Жизнь – это живопись, а люди все – образы!» – вот, что я ему отвечу.
Ладно.  Жизнь – не театр, люди – не актёры, а Шекспир – не самый крупный философ. Ну, какой из меня к чёрту актёр, братцы? Олух на то и олух, что не может актёрствовать в принципе, на клеточном уровне. Он эта… не любит прикидываться, не умеет и не хочет казаться. Он любит, когда всё по-честному – то есть, что чувствует, то и дарит людям. Почувствовал, например, что человечишка так себе, не бог весть что, он так ему об этом и доложит. А чё? А уж влюблённый олух – это Песнь песней! Просто библейский образ. Просто классика жанра. Мозгов и так нет, а тут ещё влюблённость подкралась, что в принципе несовместимо с мозгами. Короче, если обычный человек летал в лёгком недоумении и как бы в прострации, то на меня обрушился звенящий вакуум. Я оказался запертым внутри себя, безмозглого, на железные засовы.  А это уже страшненько, и рождает нехорошие предчувствия… 
А тут ещё приятель, прислал мне ссылку, на их с подругой развлечения. В первый приезд я познакомил приятеля с подругой девочки. Мы с девочкой пошли на БГ, а приятель развлекал подругу в мастерской. Не то, что у них там что-то завязалось, но интерес у приятеля к той подружке был. Вот он и прислал мне ссылку на некий фильмец. Две красотки топлес мажут себя вареньем и валяют дурочку. Тут нехорошие предчувствия и начались. Грудь у обеих была замечательная, но вот подписи самцов под видео повергли меня в ад. Казалось бы, художник и обнажённая грудь, что может быть ближе и желанней – восхищайся. Типа, вот она – подлинная жизнь, за которую ты вступаешься так рьяно.
Короче, не буду вдаваться во всю эту дурную психопатию маньяка (то есть, вашего покорного слуги) – просто обозначу факты. Они приехали, я их встретил, привёз на такси в квартиру и через полчаса выгнал. Сначала из звенящего вакуума сказал девочке: «или – или». Какие там «или» было яснее ясного. Ну, и на дверь указал. Ну, не совсем выгнал, не впрямую – сказал, что всё, вот вам ключи от квартиры, живите тута, как хотите, а я поживу без вас в мастерской. У неё школьная подруга жила по соседству – туда они и ушли. Я только запомнил её удивлённый взгляд на прощанье.
Было это 08 08 08. Я-то мечтал, понятно, совсем о другом «или». И вот. Дальше тоже только факты телеграфной строкой. Бледный вид. Весь мир – вакуум. Звонок другу: приезжай в мастерскую – необходимо напиться. Долгий монолог под стакан. Вино, которое не брало…
-А у нас в институте ходит одна неприкаянная из молодых педагогов. Симпатичная. Хочешь, познакомлю?
Я только этого и хотел. Он позвонил. Она приехала. Друг слинял. Обычные дела. И где тут чудо? А что же это, по-вашему? Она, правда, мелькнула, и пропала. Месяца на три. И влюбиться я не успел, и не думал особо. А потом появилась, так же неожиданно, как пропала. И стали мы жить вместе. Ей в Москве негде было жить, а у меня – квартира, аж три комнаты…
Это потом уже меня осенила совершенно другая логика. Или отсутствие всякой логики. Потому что ДЕТИ ВЫБИРАЮТ РОДИТЕЛЕЙ, а нам кажется, это мы что-то выбираем. Ну, да, есть такое поверие. И об этом мне тихо-тихо нашептали. Кто? Не знаю. Кто-то убеждённый в своей правоте. Сначала мне попалась БОЖЬЯ КОРОВКА. Малюсенькая такая. На кухне ползала. Не таракан, не муха – что абсолютно естественно для кухни, нет – божья коровка! В конце ноября, когда мы с Аней только жить начали. На улице уже снег лежал. Как это? Откуда? Это что вообще такое – знак? Я и летом их в квартире никогда не встречал. А тут, смотрю,  появилась ниоткуда и ползёт в никуда. А, ну, да – она же божья…
Второе явление совсем было в тему. АИСТЫ. Уже летом поехал с невестой знакомиться с её родителями в Пермь, где они все и проживают. А у них дом в деревне со странным названием БРАЖАТА – родовое, так сказать, гнездо (это куда меня потом ссылали). Ну, и… за водой пошли с Аней. ДВА аиста выпорхнули из-за кустов, улетели. Я их первый раз живьём и увидел. И не видел больше никогда. Только в мультиках и на картинках уже со своими (двумя!) детьми… 
И как это всё было объяснить?.. чудо-юдо… – мистика. И встречный вопрос – а нужно? И ответ: мне вообще всё это странным не кажется. И ещё один мистический факт. Причём, фотофакт, что опровергнуть сложнее. Можно, конечно, предположить, что это постанова, но я-то знаю, что это не так. Сам это фото и делал, а через год только увидел… чудо. Агния, несмышлёная дочь наша, раскидала кубики – и только четыре буквы видно на фото: А. О. и Ю. Ц. – наши инициалы. Вот и поди ж ты! Дети выбирают родителей. И кто мне попробует возразить? Так это Агния тогда, огонёчек мой, выгнала подружек из дома? И позвала свою мамку на встречу со мной. А чё? Только так и бывает в жизни.
А ведь с девочкой мы не расстались. То есть она не ушла в небытие. Она мне написала вскоре, как домой вернулась. И всё могло закрутиться по новой. И закрутилось бы – я любил её. Девочка даже заехала ко мне в мастерскую, когда я уже был женат. Быть может, ждала чего-то, а я ей… показал фото жены. То есть, не хотел показывать, а показал. Теперь точно знаю – это Агния показала. Только-только рождённая, но уже своевольная и убеждённая в своём праве. Так-то вот. Жизнь – не театр. Это такое великое и потрясающее действо! Такое непредсказуемое, неведомое, никем не разгаданное. НИКЕМ – и пытаться не стоит!




49. Современное искусство и Куча мусора 

Ну, и… дальше-то что? Выставка прошла, можно даже сказать – с успехом. Ну, типа, нахваливали меня на открытии (а кого на открытии ругают?). Я так скажу, все эти выставки, и «невыносимые лёгкости бытия» нужны, конечно, художнику. Однако. Сами понимаете, когда у тебя жена и двое детей – всеми этими «чудесами» не прокормишься. Правда, жена мне досталась из той области, где именно чудесами и кормятся. Она мне так и сказала: «ты только пиши!». То есть, не сказала: «а на что мы жить будем?», а сказала то, что сказала. И повторяла это не раз.
И всё-таки. Нет такой профессии «ты только пиши!». А есть реальность на все времена: «как найти денег»? Уточню вопрос: как найти денег художнику? И ещё одно уточнение: как найти денег художнику в России? Хочу напомнить в этой связи одно популярнейшее в нашей среде изречение: художник в России должен жить долго. То есть настолько долго, что все подумали, что его уже нет… и стали, наконец, покупать его творения.
Так вот, чтобы форсировать процесс, решил я понять, как сегодня обстоит дело на том таинственном рынке. В связи с этим, познакомился с одной милой женщиной, которая всю жизнь занималась этой нелёгкой работой – участвовала и способствовала продаже картин. Говорю это без намёка на иронию, потому что знаю – работа эта действительно нелёгкая. Она требует чутья, вкуса, и прочих специфических навыков, потому что искусство вообще вещь непредсказуемая, а уж о нашем брате творце лучше промолчать – в живописи (скажу по секрету) никто НИЧЕГО не понимает. Вообще! Да, да, да – я настаиваю на этом – НИКТО НИЧЕГО. Наша интеллигенция,  которой сегодня, кажется, и нет вовсе, а есть странное образование под названием либерал, от которого никто ничего путного не ждёт давно. Так вот, наша советская интеллигенция в недавнем прошлом худо-бедно разбиралась в классической музыке; знатоков литературы всегда было как грязи. Плюнь – обязательно попадёшь в большого знатока поэзии. Но живопись!.. – это недосягаемые высоты. Я даже не говорю о своих коллегах – эти, ясен перец, дальше своего носа никогда не видели. Но где, где вы – беспристрастные утончённые ценители живописи? Ау! Их просто нет…
Есть, конечно, салонное искусство, которое всем понятно, надёжно и… вечно. Вечно потому только, что нет в нём никаких тайн, а есть желание ублажить вкусы обывателя. Есть всякие там «Измайловы» и «Арбаты», (впрочем, не знаю, существуют ещё эти порождения 90-х?) где делают деньги всё на тех же непритязательных потребностях населения. Но где же формируется вкус, мода, где продаются произведения сегодняшних гениев? Где проверенные, бесценные Имена? Где новейшее искусство? И куда, наконец, можно вложить деньги в наше время ненадёжных ценностей?  Я отвечу вам, да и сами, вы, наверное, слышали об этих непререкаемых и вечных форпостах Истины в искусстве.
Это, конечно же – Sotheby’s энд Christie’s! – эталоны надёжности, как бренд Hollywood. Но если Голливуд – фабрика грёз, то здесь – аукцион РЕАЛЬНЫХ ценностей. Только… не спешите радоваться, господа Денежные Мешки! В изобразительном искусстве всё так тонко устроено, что фраза «я так вижу!» стала не только нарицательной, но и открыла гигантские возможности для арт-бизнеса. И в этом бизнесе сегодня открылись просто невероятные возможности! Здесь вас могут нагреть и развести абсолютно легально, но уже на гигантские деньги, всучив ту же куклу, что и в дешёвом артсалоне. Но распознать обман не сможет никто, потому что, фраза «я так вижу!» снимает все ограничения. И, как я уже говорил – нет в природе этого бизнеса таких знатоков, как, скажем, в ювелирном деле. Фальшивый бриллиант или настоящий здесь вам не скажет никто. Я не говорю о подделках. Я говорю о работах изначальных. Здесь всё «как бы», и даже те немногие истинные ценители, которые порой попадаются, сегодня в недоумении и растерянности.
Вот вам, пожалуйста – Шемякин, который, будучи сам замечательным художником – оказался ещё и тонким понимающим ценителем искусства и искусствоведом. Он состоялся во всех смыслах, имеет в Америке мастерскую, что уже – показатель успеха. Так вот, эта мастерская окнами выходила на музей современного искусства, и наш замечательный художник и знаток искусства, заглядывая в те окна накануне вернисажа, видел кучу мусора в центре зала. И он не знал что это – куча мусора, оставленная рабочими, или… очередной шедевр концептуального искусства.
Поэтому всё, даже у редких знатоков – запуталось. И что это значит? А то, что, как же не воспользоваться, и не начать делать деньги из  НИЧЕГО. И это Sotheby’s – надежнейший банк вложения капитала! Здесь (я перехожу на шёпот) – виртуозы жулья, здесь – мировая элита. Больше скажу – это КАСТА неприкасаемых. Этот рынок вообще самый непредсказуемый и непостижимый, потому что здесь идёт фальсификация на уровне метафизическом. Проще говоря – здесь зарождаются идеи великих фальсификаций.
Чтобы не быть голословным раскрою некоторые их «прихваты»,– как делают бабки эти виртуозы. Вот один из классических примеров: Рокфеллер (под крышей ЦРУ) собирал абстракционистов, то есть скупал за бесценок никому не известных авторов никому тогда неизвестного искусства. После «разогрева», сделанного ЦРУ, картины взлетели в цене настолько, что считаются одними из самых дорогих работ в мире. Работа Поллока «Номер 5» стала самой дорогой картиной того времени – 140 миллионов долларов.
В чём здесь подвох? А в том, что Поллок художник всё-таки яркий и уникальный. Может, он и не тянет на 140 миллионов, но в истории искусства он прозвучал. Не это важно! Важен прецедент. Тогда же появляется Марк Ротко, вошедший в мировой бренд, как автор огромных трёх или двухцветных полотен. Тоже нехилый результат – 80 миллионов. Дальше, больше – Энди Уорхол, со своей Мэрилин Монро, сделанной по трафарету, и банками из-под Пепси Колы. Дальше ещё красивее – Рой Лихтенштейн, рисовал и продавал комиксы и копии с картин Пикассо и Матисса, сделанные как комиксы.
А сколько скандалов, о которых не принято у них вспоминать. Вложил некий богатей, по совету больших знатоков из того же Sotheby’s, в некоего абстракциониста кучу бабла, а через пару лет – какая неприятность, господа! – абстракционист «сдулся» и работы его оказались копеечными. То есть происходят некие тайные процессы, которые опять же никому не понятны: лотерея это или… банальное кидалово? И если с реализмом как бы всё понятно – похоже на натуру – и ладушки. Кубизм, сюрреализм – это, хоть и непонятно, но объяснено. Всё это стало уже предметом и историей искусства. Хотя сам Пикассо и раскрылся в 90 лет, что дурил богатеев, и даже переживал за это. Но это Пикассо! У него за одну подпись платили огромные деньги.
А как быть, если на холсте – просто цветные пятна. Это в лучшем случае. А если дырка? «Концепция пространства, ожидание» художника Лючио Фонтана ушла с аукциона в Лондоне за полтора миллиона долларов. Это произведение представляет собой одноцветный холст, с продольными прорезями. Или как недавний случай с художником Бэнкси и его «Девочкой с воздушным шаром». Примитивнейшая картинка девочки с шариком в виде сердечка, (которую нарисует вам любой обормот) – ушла за баснословные деньги! Самого Бэнкси никто не видел. Он умудрялся делать свои граффити, не попадаясь никому на глаза. (Быть может его и нет вовсе, а есть проект под крышей того же ЦРУ). Но тут, блин, – фокус-покус! Проданная картина самоуничтожилась – её разрезал в лоскуты тайный механизм, вмонтированный в раму. И что? скандал? Что вы, что вы – лохмотья, свисающие из-под рамы, тут же возросли в цене в два раза! То есть происходит подмена ценностей. Стало ценным не само произведение, а обёртка. Вся эта мишура ВОКРУГ: неуловимость автора, цирковой номер самоуничтожения, наконец, бренд самого аукциона Sotheby’s! То есть воплотилась мечта любого торгаша – продавать фу-фу, нечто неосязаемое, воздух, продавать скандал!
А вот вам исчерпывающий рассказ, который нашёл я на одном из форумов в интернете. Он об этом же – о нынешних фокусниках: «Я был в Нью-Йорке в музее Гуггенхайма. Пятый этаж – «Современное искусство». Захожу... Смотрю, висит картина – «Желтый параллелепипед». Подпись: «Желтый параллелепипед». Я думаю, ну, вообще-то сто лет назад, Малевич что-то в этом роде уже нарисовал, тема закрыта. Ладно, иду дальше. Два треугольника красный и синий. Подпись: «Два треугольника – красный и синий». А я-то думаю, что это? А это, оказывается, два треугольника. Иду дальше, смотрю – куча мусора (вспомните рассказ Шемякина!), обнесена веревочкой, и подпись: «Куча мусора». Ну, иду дальше, смотрю... туалет... ровно такая же веревочка и подпись: «Туалет не работает». Я стал думать, это туалет не работает, или это произведение искусства под названием «Туалет не работает»? Так... и что оказалось? – Не знаю. А я подумал, туда же все равно писать нельзя, потому что... либо туалет не работает  –  закрыто, нельзя, либо, ты нассышь в произведение искусства... прямо художнику в душу. И пошёл искать произведение искусства под названием «Туалет работает».
На любом другом рынке, ТАКОЕ бы не прокатило.  Да, там тоже могут надуть, всучив подделку, но вариантов мало. Там должен быть изначальный бренд. Пусть китайский, но Калашников, пусть, сделанные в Подольске, но швейцарские часы. И все фокусы здесь рано или поздно будут разоблачены. А вот как быть с «Кучей мусора»? Что это, кому, зачем? КАК такое вообще возможно? Но кость кинута! Рассуждайте, господа, делая умное лицо, и оплачивая этот трюк, хотя бы купленным билетом в музей. Так кто мне скажет, что это? – шедевр, достойный музея Гуггенхайма или банальнейшая афера? Мысль или полный абсурд. Или насмешка и презрительный плевок в Гармонию и Смысл?
В общем, всем всё понятно – что ничегошеньки здесь НЕПОНЯТНО. То есть настолько непонятно, что за это платят гигантские деньги и даже радуются, что вложились в надёжный проект. У меня, правда подозрение, что вся эта дурь – все эти «новые направления» – и есть один гигантский проект. Одна гигантская финансовая пирамида.
Оказалось, и у нас создан подобный аукцион – VLADEY. И туда я пошёл, с тайной мыслью зацепиться… а вдруг! НО – здесь разочарование моё стало визуальным. У нас даже «кидалово» оказалось вторично. Здесь я увидел перестроечный хлам, который продаётся худо-бедно, но цифири на прядок ниже. «Поцелуй Брежнева с Хонеккером» – тысячная копия, разрисованные советские флаги, какой-то чёрный скворечник с нацисткой символикой…
Писать об этом как-то неловко – тебе будто душу заложить предлагают. Возмущается всё – и вкус, и честь художника. Скажу одно, здесь свои игры. Нам, простым ребятам, как и на Sotheby’s – дорога заказана. Здесь не продают произведения, здесь также нужен скандал, извращение мысли и вкуса и, как обязательное условие, – принадлежность к касте. 



         50.  Новые бесы

Вот и приплыли. «Куча мусора» стала предметом искусства! Ой, ля-ля! Куча в музее, правда, подана несколько эстетски – мусор уложен со знанием дела, и чувак наверху восседает из того же мусора. Хотя, подозреваю, этих куч …– куча. Главное, в этом символика – Куча Мусора. Все думали, «Чёрный квадрат» поставил точку. Ан, нет! Что ещё было? Говно по баночкам уже раскладывали, холст прорезали… да, много чего было. Ну, как ещё закончить эту современную бурю творческой мысли?
Захотелось и мне поучаствовать. Есть у меня задумка одна. Озвучить её, или затаиться? – тут ведь никто не подскажет как надо. Затаишься, кто-нибудь кукарекнет – локти потом кусай. Расскажешь – тоже не факт, что не используют, доказывай потом, что это моё. Осталось только исполнить, и засветить Идею. Ну, и… получить положенный лимон доллариев, и стать для потомков новым Малевичем. Короче, вот вам: «Чёрная Дыра». И «Белую Дыру» в серию. НО. Думал, тут думал – вряд ли сработает. Как бы это объяснить… – умно слишком: астрал, философия, да и ассоциации мощные. А тут «Куча Мусора» – примитив, а что ещё надо моему современнику.
Но и Куча эта, ясен перец, не шуточки, это, как я уже доложил – мощный СИМВОЛ, который всё обессмысливает, а из нас делает идиотов. Только вот, что любопытно – кто это нам такую лабуду в мозг внедряет? Что за тайная Каста образовалась, которая и правит бал, и подсовывает такие вот символы! Доводится, что мы живём и участвуем в некоем ПРОЕКТЕ, который запустили тайные силы – небедные и циничные наследники профессора Мориарти. Или ещё круче – это проект самого Дьявола. Это бесы водят нас по гиблым местам…
Только почему это бесы вдруг стали у меня новыми? Бесы, и есть бесы – как говорится, проблема стара как мир. И всё-таки. Старые как бы уже изучены, на них лежит тень гения Достоевского, накрывшая их мелькания. Они отыграли своё, оставив за собой кучу мусора (того самого), горы трупов, и нашу растерянность. Новые же – ещё только формируются, только глазки протирают и коготками скребут. Причём, «новые бесы» – пока загадка для нас. Не решили ещё, где они начинаются, и с чем их едят. Это такое новообразование, с которым мы в России не столкнулись вполне. Это всё там – на циничном Западе. Но, как говаривал ещё один знаток бесовщины – писатель Булгаков: будьте благонадёжны! Больше он ничего не сказал, но ведь и так ясно, если на западе кто-то камень в воду кинет, у нас обязательно круги пойдут.
Да уж, будьте благонадёжны – они скоро выползут из покрова небытия и наведут свои порядки. И дадут ещё фору всем предыдущим бесам. Нет, не количеством загубленных душ, а уникальным способом их умерщвления. Умерщвляются только души, тела же продолжают существовать и размножаться. А это, согласитесь, гораздо страшнее.

Эти вообще не похожи на бесов предыдущих эпох. Это – фрик (для новых бесов и словечко новое). Они экстравагантны, вызывающе ярки, асоциальны, показушно толерантны, и беспринципно харизматичны! В этом-то и весь фокус. Это утончённые бесы новой формации, которые особенно преуспели в науке лицедейства –  и таким он может быть, и эдаким. Причём, они мимикрируют так искусно, что мозги у нас, у достоевских ребят, буквально заплетаются. Это я к тому, что для «новых бесов» понадобится и «новый Достоевский».
А чтобы попытаться разгадать их бесовский кроссворд, я использую один фильмец, потрясший меня до самых до глубин! Проводником туда и станет режиссёр, снявший тот фильмец в конце прошлого века с говорящим названием «Идиоты» – Ларс фон Триер. Он и станет нашим Достоевским, ведущим нас вглубь вопроса. Или новым Данте, устроившим экскурсию в известный подземный мир. Во всяком случае, там мы наглядно увидим бесовские танцы в новой хореографии. Вместо эпиграфа Триер использовал слоган, который сам и запустил в мир в качестве провокации: «Ты тоже идиот. Не сомневайся!». Считается, что фильм, задуманный как провокация, ею и стал. Кино, кричащее о том, что это – «не есть кино!», шокировало не столько откровенностью и демонстративным пренебрежением правил хорошего тона и вкуса, но и самим режиссерским взглядом – как бы безучастным, но пристальным и наглым, как и его герои. 
А самое отталкивающее в этом фильме – его натурализм. Камера равнодушно фиксирует документальную хронику событий, и сам ты – хочешь-не хочешь – становишься их участником. Хотя всё в тех кадрах тебя отвращает от них, и возмущает. Всё, как в музее Гуггенхайма, только здесь нет символики – «Туалет не работает» реально, и «Куча мусора» возлежит перед носом и нещадно смердит. А ты, заворожённо смотришь, нюхаешь, терпишь, а, главное – ПРИНИМАЕШЬ игру. То есть, понимаешь всю мерзость игры, но участвуешь в ней. Ты теперь тоже идиот! Сюжет фильма, скорее всего, подсмотрен в реальности, уж больно он ложится в нашу сегодняшнюю жизнь. Компания молодых людей объединяется в коммуну «идиотов». По замыслу идеолога движения Стоффера (а им мог быть и сам Триер в молодости), имитируя психические расстройства (идиотизм, олигофрению, умственную отсталость), герои фильма должны раскрепоститься настолько, чтобы, в конце концов, обрести что-то вроде «истинной свободы». Оказываясь в людных местах, они, играя в свою игру, проверяли не только себя (смогут ли), но и зрителей – насколько те толерантны, насколько великодушны к убогим соотечественникам.
Кстати, и денежку они на этой игре рубили. В кафе, не расплатившись, уходили дёрганой походкой Дауна. А как его, такого, остановишь! Но главное, что меня особенно впечатлило – на Рождество продавали ребята свои поделки. Уродливые сувениры, сделанные из какого-то хлама, продавались за большие деньги гражданам в качестве благотворительной акции в пользу убогих. Убогие тут же и сидели в колясках и корчили счастливые рожи! Ну, как тут опять не помянуть «Кучу мусора» в музее Гуггенхайма и слоган Триера: «Ты тоже идиот. Не сомневайся!». Так уже и не сомневаемся…
Лидер движения, который поначалу настаивает на равноправии,  незаметно становится тираном. Долгожданного освобождения не происходит – напротив, члены коммуны лишь сильнее замыкаются в себе. Выясняется, что у некоторых участников есть вполне реальные психические расстройства, от которых не избавиться игрой. Не удается решить и проблемы экзистенциального характера. Короче, сама жизнь вмешивается, которая и расставляет все точки над «i». У них.
А у нас? Что происходит в реальной жизни? У нас, оказывается, всё уже давно расставлено по местам! Этими «бесами» уже всё забито. Взять хоть сегодняшнюю горячо и преданно любимую «кучу мусора» – интернет, который и есть теперь наша жизнь. Те же «прихваты» играющих в «идиотов», та же игривая наглость, переходящая в фобию. И вершина и смысл этих игр – фейки. А по-русски: просто враньё, лажа, бред!
Хотите знать ВСЮ ПРАВДУ? – спрашивают они нас. Таки мы для этого и существуем! Мы – ваша новая реальность! Мы раскроем вам всю подноготную, всё, до мельчайших подробностей.  И так надурим и запутаем, что реальный мир станет фейком, а придуманный – вашей жизнью. Но что, интернет! – это только средство доставки информации. Можно и не участвовать. А новый мир? Вся нынешняя политика – сплошная игра в «Идиотов». Раньше создавались тайные общества, писались Учения, доступные только избранным, о которых и знать никто не знал. Иллюминаты, масоны – там была выстроена своя бесовская система, своя сеть исполнителей. Об элите знали избранные. Они и творили политику, объявляли войны, убирали неугодных… и проч., и проч. Каббала была за семью печатями! Тайное учение, в котором всё переплелось и спеленалось: и знания древних, и философия, и оккультизм и Тора (куда ж без неё?).  Кстати, вопрос на засыпку, с какого перепугу, они вдруг раскрыли Каббалу в конце XX века, что тысячелетия была наглухо закрыта? Вопрос вопросов… пришёл на смену Книге книг? Какая-то муть пошла в «государстве Датском»… не находите? Кстати, открытая Каббала сдулась, как воздушный шарик. Читал я их главную книгу «Зоар»…
И что же нонче, господа?.. Какие на хер, тайные общества! О чём вы? Всё просто как мычание. Вспомните великую и несравненную Псаки! Фейк узаконен. ФЕЙК – стал религией и образом жизни. Фейки, фрики, лайки, Псаки! – вот она новая музЫка. «Ты убил кассира!», (если кто помнит жванецкий юмор нашей молодости). Главное, глаза округлить и громко кричать. Все СМИ теперь этим занимаются. Игра в «Идиотов» завораживает. «Ты зачем убил Скрипаля!». «Я?.. да я… да мне…». «А президента Трампа, зачем выбрал?». А Харви Вайнштейн – главный маньяк Голливуда! Что, дурачок, попался в жернова своих же девок, которых сам и выпестовал. Всё паря, тебя купили как пацана. Ты – в Игре. Ты уже зашёл на их территорию, и… – оправдываешься, дурачок, строя доказательную базу: не мог я убить! и на выборы не мог повлиять! и бабы ко мне сами пришли. Да, кто ж тебя, дурачка, слушает! Тебя и не замечают вовсе. Сам ты не нужен, разве только твой лепет. Ты затрачиваешь энергию, а твоя энергия нужна бесам для подпитки. Чтобы жить, чтобы чморить тебя далее…
А потом ты и сам отдаёшь им СВОЮ территорию. И сам зазываешь туда бесов. Уж лет шесть устраивают у нас дикие по своей нелепости ток шоу. На них приглашаются открытые враги твои, которые на голубом глазу поливают грязью и тебя, и твою систему ценностей, и всё, что свято для тебя. Ты им ещё приплачиваешь, и охраняешь от гнева народного. И показываешь по телеку на всю страну, как некие образования под кодовым названием «Ковтун» или «Янина» – с улыбочкой «победителя» чморят твою великую державу. И всё это называется «свобода слова».Общество вывернулось наизнанку. Дозволено теперь всё. Даже то, чего невозможно исполнить – и то дозволено! А главное, как в набившем оскомину «Доме 2», всё открыто, всё под лупу – нет теперь Таинства отношений. Любовь на площади под объективом тысячи глаз! – вот она, её Величество, ГОЛАЯ ПРАВДА. Вот оно – Его Величество ДОЗВОЛЕНО ВСЁ. Смотрите на наше обнажённое тело, к тому же – вывернутое наизнанку!
Конечно, от безысходности и скуки на что только не пойдёшь! В какие омуты не кинешься. Экскременты рода людского (по-простому – говно) повылазили из всех щелей и стали предметом искусства и даже почитания! Тут и ненависть к здравому смыслу, и гендерная шиза и феминистская ересь, и ювенальный мрак. И пещерный нацизм как высшее проявление свободы, то бишь либерализма. И вся эта мерзость разлилась огромным мусорным пластмассовым островом в океане. Видели такую хрень, величиной с Францию? Теперь это по телеку показывают, и говорят, что копец настал. Колеблется в мироздании порождение цивилизации…
Ну вот, и закольцевалась проблемка. Вот и докопались мы до великого посыла сего шедевра. КУЧА МУСОРА теперь наше ВСЁ. Пушкин, мог такое предположить? Ты, Пушкин – наше всё. Ещё вчера был. Чего молчишь? Впрочем, я знаю, что ты скажешь. Какой мир – такие и шедевры. Да, да, да, и я про то! И что, брат Пушкин, пофилософствуем? Как считаешь, выходит, всё дело в прогрессе? Как говаривал мой папашка, загадочно улыбаясь: «человечество должно поставить золотой памятник АТОМНОЙ БОМБЕ!». Если бы не бомба – говорил мне участник Второй Моровой войны  – давно бы началась Третья Мировая. А раз её нет, но по всем законам, должна быть, то на наших глазах и случается такая вот метаморфоза. Люди под гнётом МИРНЫХ ДНЕЙ задыхаются. Их бьёт неврастения нерастраченной энергии. И они становятся монстрами. И бесами.
Поначалу мир породил супер БОМБУ, а потом, пригрёб, что на этом всё и закончится. И, не желая умирать сразу и всем вместе – этот же мир породил людей-тварей, убивающих мир постепенно. Псаки рассказывающая байки. Фрики делающие фейки. Мир стал пластмассовым – придуманной и ненужной КУЧЕЙ МУСОРА.  Да, уж, что уж – философия, однако. Причём, чисто моя – ОЛУХООБРАЗНАЯ.
Вот и вспомним здесь мою теорию Надприродного Сознания. В данном случае, важен сам принцип НАД – принцип нагромождения. Назовём это просто: засерание всего и вся. У бесов сознание многослойное. Мозг слоёный, как торт Наполеон, когда над одной мыслишкой – другая тут же образовывается, а над ней третья и многие прочие. То есть мозг у беса извилист и провокационен. Чтобы Великую Победу в Отечественной войне назвать победобесием – нужно сознание твари и чёрную душонку беса. Всё теперь смещено, всё дозволено. И бессовестно всё. Надо бы писать: беЗсовестено, а то получается бес-совестный. Совестливый бес. Вот, вот – у них всё двусмысленно, и не просто. Это ж только божьи олухи мыслят просто и прямо (и глазками хлопают), а у беса – всегда многоходовая конструкция. Он должен мутить сознание, чтобы не только надуть, но и просто существовать. Это его среда обитания. 
Вот и подвёл я к главной мысли своего романа. Будьте Олухами. Ну, хоть чуть-чуть. Будьте как дети, как птахи божьи. «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их». А это уже Христос – Олух всех олухов. Вот так-то. Что старые бесы, что новые – разницы никакой. Без Христа их не осилить, не победить. Ладно. Закончу философствование ещё одной светлой мыслью Олуха. Жить скоро станет возможно только в России. Всё по той же логике. У нас нет такой роскоши, как МИРНЫЕ ДНИ. Поэтому и загнивания не происходит. У нас вечный кризис, а значит – и вечное очищение. Здесь все воюют со всеми. С миром, с самими собой, да и внешний мир не даёт расслабиться. У нас, если кто не помнит, идет вечная Гражданская война. Белые воюют с Красными, староверы с попами, коммунисты с капиталистами, ну, а русские либералы (а это некое образование, нигде более не встречаемое)  – со всеми подряд. Зато с Олухами у нас полный порядок. Так что – вперёд Россия!  У тебя всё получится.



51. Мысль-истина

О чём это ты? Мысль у олуха, конечно, прозорлива и всеохватна. И никогда не знаешь, куда она тебя занесёт на этот раз. Занесёт ещё ладно, а вот из какого сора, так сказать, она вылезает? из какого воздуха – выкристаллизовывается? какая вибрация формирует её? А уж то, что мысль окажется вдруг истинной – извиняйте…
Да, уж. Но такие мысли всё-таки случаются. Редко, но бывает. Когда долго сидишь под землёй и смотришь внутрь себя. Ну и на картины свои посматриваешь, что по сути одно и то же. Смотришь, смотришь, и вдруг, на тебе! – в сознание пробирается мысль-истина. Впрочем, какое там, пробирается – шарахает по башке. Жестокая, как всякая истина. Как там… у нашего сверхчеловека (в смысле, совсем даже не нашего как раз): «Назад! Как бы истина головы вам не размозжила!». Ой, ля-ля!..

Ну, мне-то бояться нечего, моя голова привычна к подобным процедурам. В неё всё время что-то проникает – то вползает, а то и шандарахает. Можно сказать, она создана для таких вот экзерсисов. А чё? Шандарахнутый истиной – звучит? Конечно, звучит, – можно сказать, новый бренд образовался. Вся эта дребедень долго и настойчиво лезла в голову, чтобы не мог я отмахнуться от мысли-истины, как от наваждения. Она знала своё дело. Но шандарахнутое истиной сознание убеждало меня изнутри головы, что всё это хозяйство лучше бы забыть, и, уж тем более – не предавать этому никакого значения. Так, время потянуть, и, глядишь, всё само собой и рассосётся. Её вообще бы лучше не озвучивать, потому как, ни один нормальный человек мысль-истину не озвучивает. Озвученная, она, в лучшем случае, теряет свою истинность, ну, а в худшем – такого шороха наведёт! Вот так всё сложно у меня в голове. Поэтому и кручу вола.
Но, во-первых, где вы тут нормального человека видите, а во-вторых, как её не озвучивать-то, – она же истина! Тогда, между нами говоря, вся моя жизненная позиция и философия, которую я здесь пропагандирую, – теряет смысл. Она сдуется на фиг. То есть, если «фильтровать базар» на вверенной мне территории, тогда уж и не знаю… тогда, залезая вглубь вопроса, – ЗАЧЕМ ВООБЩЕ ВСЁ? А такие хоть и риторические, но глобальные вопросы навевают тоску. Так что – капкан. А капкан в моём положении… Впрочем, достаточно. Не будем усугублять подвальную болтливость засидевшегося в одиночестве пенсионера. Пора, наконец, прервать эту словесную пургу. Хватит уже умничать, кокетничать и ходить кругами!

Мысль-истина звучит так: НИКАКОЙ ТЫ НЕ ГЕНИЙ.  У-ффффффффффф… согласитесь, не стоило и начинать. Мысль-истина, покинув своего носителя, на свежем, так сказать, воздухе оказалась довольно глупой. Это и так всем было понятно с самой первой строчки. Так, так, так. Кажется, я ненароком задел ящик Пандоры. Вот не стоило всё-таки её озвучивать! Сейчас из ящика такое польётся, что будьте любезны! Будьте любезны и благонадёжны, как говаривал (если помните) во времена Булгакова сам Булгаков. Сейчас такие страсти вырвутся наружу, такие долго и мучительно скрываемые страсти!
Впрочем, а почему бы собственно и нет, почему бы и не вскрыть, наконец, этот нарыв, не раскрыть окончательно эту столь животрепещущую тему, которая всю жизнь томила меня. Что уж там, господин создатель, сам с собой ты можешь быть, наконец, полностью и окончательно честным? Ну, да, «художник, рисующий Бога» – ты хотя бы попробуешь быть искренним и открытым в этом вопросе? Тишь подземелья к этому располагает и даже где-то провоцирует. Открывая ларец этой сучки Пандоры (а то, что она сучка никому доказывать не надо?). Так вот, открывая ларец этой стервы и сучки, и начиная полемику, сразу отмечу вот что. Как вы там сказали: «всем должно быть понятно? с самой первой строчки?». Ха-ха! Так вот, что я на это отвечу. Прокричу, так сказать, на весь белый свет! на всю свою подвальную вселенную!  Меня давно и прочно не волнуют те, кому «всё понятно». Это хотя бы понятно? То есть никто меня не волнует, кроме себя самого. А мне самому в этом мiре до сих пор  ничегошеньки не понятно! (Заметьте, я решил восстановить на своей территории букву i и расставить над ней все свои точки).
Так вот, сам с собой я всегда был, если не окончательный гений, то подающий большие надежды вьюнош в плане величайших открытий, которыми эти самые гении должны бы одаривать человечество. (То есть я понимал, что просто так гениями не становятся, нужно соответствовать и одарить-таки человечество чем-то необычайно ценным). Пару таких открытий я имел уже в сундуке своих знаний (истинных, заметьте, знаний). Плохо было одно – человечество в лице нескольких случайных слушателей не очень-то реагировало на них. Но на то они и «истинные знания», чтобы не раскрываться случайным слушателям. Короче, как только до меня дошло значение и глобальный смысл слова ГЕНИЙ, так и стал я примерять его на себя. Да и окружающий мир (в смысле – мiр) всегда посматривал на меня как-то выжидающе. Можно было предположить, что у мiра на мой счёт не всё ещё определилось.
Уф, как же всё-таки тяжко раскрывать, такую наиинтимнейшую тему! Впрочем чую, сейчас так уже всё запутается, в такие сферы непознанного отлетит, что со стороны может показаться, что всё это бред-бред. Что тут скажешь – бред, наверное. С этим миром я никогда не уживался. Как я уже докладывал, мне всегда был ближе мир иной. Ну, тот – астральный и неконкретный, в котором и нет ничего, одни туманности и наплывы, которые для меня-то как раз были яснее ясного! Мне вообще как-то не жилось. А как вы хотели, в смысле, а как ты хотел, приятель, – ты же всегда был шандарахнутый. Истиной, не истиной, пыльным мешком может, – но шандарахнутый. С самого детства. Это была данность, с этим ты рос, и это на подсознательном уровне необходимо было как-то объяснить. Хотя бы себе. Не то, что объяснить даже, а устаканить это хозяйство в башке (в шандарахнутой, заметьте, башке).
Вот и устаканил – гений. Согласитесь, что с этим утверждением всё как бы по местам благополучно и расставилось. Как эту точку над i взгромоздил, так, вроде бы всё и понятно стало, пазлы сложились, и шандарахнутость обрела своё высокое предназначение, а я – статус беженца. Беженца от ЭТОГО мира. Я как бы узаконил свою принадлежность ко всему, что не от мира сего. Я помню так и записал в дневнике (я всегда что-то крапал), что я должен кем-то стать. Кем-то могущественным, влияющим на умы. Сам дневник уж и не помню, где валяется, но я точно помню глобальный посыл тех записок. Чуть ли не Царство Божие мерещилось в воображении. А я – пророк того Царства…
Поймите меня правильно – это у нас семейное. Отец тоже всю жизнь намекал на свою гениальность, великие догадки и прозрения. Впрочем, какое там намекал! Он  делился этим, как самым сокровенным знанием. А окружающий мир оценил это тоже с сокровенной прямотой  – «мужик без царя в голове». Я уже писал, он ползал в истине как крот, то есть истина была его родным домом, но он не мог подняться над ней, чтобы сформулировать Замысел Господень. Он был сталкером, проводником в непознанное, но это было неосознанно, на биологическом уровне. Он и меня затащил в эту топь. Ах, какие сражения мы устраивали на кухне! где папаша, сияя лицом, описывал свою очередную крамольную утопию. Тоже всё Царство Божие ему мерещилось. О, как же он бесил меня этим сиянием! Теперь-то я понимаю, почему – он занимал МОЁ место. Нет, я не был, конечно, таким безнадёжным романтиком, утопии у меня не рождались. Я был реалистом, моя шизонутость была скрытой, но ходил я теми же тропами…
Мечты, мечты, где ваша сладость!.. Где, где… так здесь она (сладость то есть)! До сих пор никуда не делась. Как и отец, я всю жизнь прожил с этим сладостно сосущим убеждением, что мне доступны высшие смыслы мироздания. А чё? Шандарахнутые гении по-другому не умеют. Правда, мысль-истина намекнула тут, что даже если каждый гений и шандарахнут, то не каждый шандарахнутый – гений. То есть шандарахнутость – ещё не пропуск на территорию. Гениев на поверку вообще оказалось как-то маловато. Это только в данном времени и на данной территории таких вот философов – через край. А так, по прошествии хотя бы тысячелетия – их по пальцам можно пересчитать. Тут, оказывается, исследование проводили и выяснили, что гений рождается один на миллион граждан. Но это – рождается. А из этих, рождённых, только один из ста – состоится. А там ещё время свою коррективу наведёт. И в результате всей этой арифметики на поверку и остаётся то, что остаётся. На всю Россию, если посчитать – полтора человека (то есть надежда у меня остаётся). 
Но не нужна нам ваша арифметика! Я вообще плохо считаю. У меня всё просто, даже элементарно. Есть моё пространство – и в нём я единственный и неповторимый гений. Всё. На этом ставим жирную точку. Всех сомневающихся я уже давно разогнал! Так вот, можете себе представить, какой силы удар я получил. Я усомнился в СВОЕЙ гениальности на СВОЕЙ территории! То есть, мечты закончились, сладость улетучилась, а перед носом замаячил он. Страшненький в своей обыденности – реализм. 
Надо отдышаться от подобного заявления. И… помолиться. А молитва у меня одна: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей. Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну дао, а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному».



52. Блаженны нищие духом

Ну вот, теперь понятно,  какая же всё это глупость и пустышка. Ну, вся эта белиберда о моей гениальности. Вернее, об отсутствии оной. Молитва сработала. Зато я показал, чем бывают забиты мозги у нашего брата. В смысле, у сомневающегося художника. Короче, у меня. А забиты эти дурацкие мозги, самым что ни на есть главным, оказывается. Что ты, господин творец, стоишь в этой жизни, и стоишь ли вообще что-нибудь? К тому же вопрос этот вечный, как сама жизнь. И моя нелепая жизнь в том числе. Вопрос интимнейший и глобальнейший. Однако вопрос этот философический. То есть, нет у меня прямого ответа, кто я, да чего стою. Только окольные пути-дорожки, путанные и неконкретные, если вообще они есть. Здесь ведь как, оказывается? Белиберда, конечно, но какая наиценнейшая белиберда!
Понимаете, здесь – философский камень и зарыт. Здесь змей за своим хвостом гоняется, то есть, вселенская мысль кругами ходит, а процесс, важнее результата. Так что начнём из подручных средств золотишко намывать. Надеюсь, вы меня поняли. Мне в моём прекрасном возрасте и не надо ничего конкретного – мне просто поболтать охота, поплавать в инобытие. Мне просто необходимо вылить из себя всю эту прекраснейшую муть и жуть, чем жив я. А слушают меня или нет – не будем задаваться этим провокационным вопросом. Мне в моём восхитительном возрасте надо струиться в сферах небесных! А не долбиться в ворота истины, как в молодости я, бывало, практиковал. Нужно подготовить себя к великому переходу от состояния этой жизни к жизни струящейся…
Ах, ах, как же здесь всё замечательно! Блаженны нищие духом. Хотелось бы повторять и повторять здесь эту Христову заповедь, ибо Царствие небесное им принадлежит. А я как раз туда собрался. В небесную музЫку и благодать. Я же из них, из этих – лох и волхв в одном флаконе, если помните. Блаженный, короче. Только вот с «нищим духом» как-то не определился пока. Не срастается как-то. Как-то слух даже режет. Моя огромная духовная практика протестует. Может это и по понятиям, но уж точно не по-божески. Если я что-то понял в постулатах христианства, то Дух как раз замыкает божественную Троицу. Отец, Сын, и… Дух святой! И ежели ты нищ духом, то какой же ты блаженный, прости господи? Ты ущербный и бездуховный тип. Но! Но ведь это сам Христос сказал, сын божий, то есть, выходит, что вторая составная Троицы отрицает третью ипостась.    
Вот и поди ж ты – парадокс в чистом виде! Я так и предполагал, что именно здесь, в струях эфира, мы повстречаемся с НИМ – с самым главным и сокровенным качеством вселенского разума. Его Величество Парадокс ожидает здесь. Да уж, что уж… мир парадоксален, нелогичен, и вообще. Вообще, в смысле, ничегошеньки в этом мире нет конкретного и предсказуемого. Одно дао разлито тута, которое не может быть выражено словами. А хотелось бы кое-что обозначить словами. Философский камень, уж коли я его раскопал, требует, прости господи, словес. Чтобы объяснить хотя бы себе это теологическое недоразумение. Накликал-таки, господин философ проблемку. Накликал, или…   
Или. Я давно эту «проблемку» ношу в себе. Никак мне не даётся эта библейская истина. Причём, натыкаюсь я на неё по жизни постоянно, а разобраться не могу. А всё потому, что я человек современный, к тому же воспитанный в советское время, и словосочетание «нищие духом» всегда порождало у меня негативную ассоциацию. То есть была некая недосягаемая духовность, к которой стремился всякий, претендующий на звание Человека. Музыка, поэзия, живопись, философия – это ж такое богатство! А нищие духом – ну, что с них взять! – ограниченные, не понимающие высших смыслов, людишки. Но эта логика как-то слишком уж того… прямолинейна, а Христос не тот персонаж, чтобы сокровенные смыслы раскрывать так запросто. Есть, впрочем, этому некое объяснение, что, мол, «нищий духом – это человек, одержавший победу над своей низшей природой». Так трактуют это высказывание интеллектуальные христиане, которое обнаружил я на одном форуме. Но это как-то уж слишком умнО для меня. То есть здесь присутствует некая вывернутость сознания: если ты одержал победу над низшей природой, то и являешься нищим духом! Понятно? Мне – нет.
Есть, правда, подозрение, что всё гораздо проще, и говорил он просто о НИЩИХ. Вот как там об этом сказано: «В синодальном переводе евангелия от Луки "блаженны нищие духом, ибо ваше есть царство божие" (Лк.6:20) допущена оговорённая неточность – греческий текст был "гармонизирован". В греческом оригинале у Луки сказано: "Makarioi hoi ptohoi, hoti humitera estin he basileia toy Theoy", т.е у Луки просто о "нищих" говорится, а не про нищих духом».
Вот это как раз понятно на все сто – недолюбливал Христос богатых: «Легче верблюду пролезть в угольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Божье». Однако и с этой фразой Христа произошла анекдотическая метаморфоза. Верблюды, то есть вьючные животные, здесь оказались совершенно не при чём. «Верблюдом» в то время моряки на своём сленге называли канат. Видимо он изгибался по палубе, как горбы верблюда…
Впрочем, и это нам мало помогло. С «нищим духом», конечно же, всё оказалось  значительно мудрёнее. С того же форума: «У Матфея выражение "нищие духом", соответственно, совсем не о том, что обыкновенно понимает масса верующих. Это как с "Царствием божьим". Люди отчего-то воображают себе всякие пасторали, а царствие-то божье – понятие эсхатологическое, обозначающее конец этого мира, конец земной истории, по Апокалипсису, новую землю и новое небо. "Нищие духом" у Матфея – это не нищие, не смиренные, не уничижающие себя и даже не простецы в духе графа Толстого. "Нищие духом" – это понятие, обращающее внимание верующих на время земного торжества учения, т.е. на утверждение правды (системы христианских ценностей), противопоставляемой другим правдам (ценностям). Нищие духом – взыскующие борцы. Нуждающиеся в пневме, в божьем дыхании. Не юродивые идиоты, а бойцы…»
В заключение, после некоторых словесных пертурбаций, получен и ответ: «Если "птохос" означает как "нищий", "бедный", "лишённый", то, естественно, это будет и как "нуждающийся", или, быть может, "ищущий". А "to pnevma" (пневма) скорее не "дух" или "душа", а ближе к "дух святой"». Окончательный вывод: «Блаженны нуждающиеся в Духе святом, ибо их есть Царство небесное».
Ну и, слава богу, порешали-таки проблемку для сомневающегося художника. Хотя «нуждающиеся в Духе святом» и «нищие духом» – как-то, что-то всё-таки не совсем то. Согласитесь, есть  в этом объяснении некоторая натяжка. Да и «взыскующие борцы» – слова из другой оперы.
И вот, когда мне стало понятно, в чём они меня хотят уверить, наткнулся я на объяснение Иоанна Златоуста, и меня пробило! Я понял, наконец, суть высказывания. Он-то как раз не стал разбираться, что, мол, «нищий духом», и «нуждающийся» суть одно и то же, а просто объяснил, что значит считать себя «духовно богатым». Он определил состояние чистоты – «духовной девственности» как абсолютное, для восприятия божьих заповедей. То есть замусоренное «гордое», «богатое» сознание неспособно к восприятию.
Иоанн Златоуст говорит: «Что значит: нищие духом? Смиренные и сокрушенные сердцем. Почему же не сказал Он: «смиренные», а сказал «нищие»? Потому что последнее выразительнее первого; нищими Он называет здесь тех, которые боятся и трепещут заповедей Божиих. (,,,)  Нравственным антиподом «нищему духом» является человек гордый, который считает себя духовно богатым. Нищета духовная означает СМИРЕНИЕ, видение своего истинного состояния. Как обычный нищий не имеет ничего своего, но одевается в то, что дадут, и питается подаянием, так и мы должны осознавать: все, что имеем, получаем от Бога. Это все не наше, мы лишь управители имения, которое дал нам Господь. Дал, чтобы оно служило спасению нашей души…».
По Иоанну выходит, что нищий, значит «девственно чистый» в Духе. Но главное, ЧТО по настоящему «пробило» меня! В словах Златоуста я услышал отзвуки той прарелигии, которая всё и объясняет. Я давно догадывался, что Христос получил истинные знания на Востоке, и, наполнив их своей страстью и самостью – проповедовал на земле самого, пожалуй, фанатично преданного Богу, народа. Их фанатизм и создал эту абсолютную религию. Но этой темы я, кажется, уже касался, а пока о первоисточнике. 
Вот послушайте: «Даосы считают, что утрачивая личностное начало (ego, «Я»), ты приобщаешься к Дао – Великому Ничто. Постигая Великое Ничто и становясь им, ты способен стать чем угодно, не будучи больше «Я», но становясь Всем и Ничем одновременно». Если Дао – Путь в божьи миры (а для меня в своей сущности Бог – Всё и Ничто по дао), то, утрачивая (или игнорируя) личностное начало, ты обретаешь истинную ДЕВСТВЕННОСТЬ – «нищету духа» и становишься «Всем и Ничем одновременно», то есть наполняешься дао или божьей  милостью. 
Теперь осталось понять, насколько я – олух Царя Небесного – «нищ духом». Или насколько я – олух – Ничто, для восприятия Всего. Впрочем, это тема параллельная и почти понятная – моё НИЧТО, для меня, во всяком случае, очевидно. А сейчас, после всех открывшихся тайн, захотелось проникнуть вглубь, так сказать, проблемы. Теперь хотелось бы понять цель страждущих – Царство небесное. Что это за Царство такое, и стоит ли туда стремиться? 
 


53. …ибо их Царствие Небесное
 
Для начала вспомним мысль, что нашёл я на форуме. Здесь она нам понадобится как отправная точка моего исследования. Вот, послушайте: «…Это как с "Царствием божьим". Люди отчего-то воображают себе всякие пасторали, а царствие-то божье – понятие эсхатологическое, обозначающее конец этого мира, конец земной истории, по Апокалипсису, новую землю и новое небо». И, в продолжении мысли, вернее её раскрытии, послушаем ЕГО. «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и мать, и жены и детей, и братьев и сестёр, и жизнь свою, тот не может быть Моим учеником». «Кто хочет идти за Мной – отвергнись от себя, и возьми крест свой, и следуй за Мной! Кто любит отца и мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына и дочь более, нежели Меня, не достоин Меня. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет её. Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит». 
Диковато и неожиданно, не правда ли? Если бы мы не знали, КТО это говорит, то вполне можно предположить, что это гуру какой-нибудь СЕКТЫ, с полным набором соответствующих требований: забудь родителей, отдай имущество и благоденствуй химеры. И, конечно же, – ожидание апокалипсиса! Сколько таких сект наплодило потом христианство, но все они лживы и преступны, а вот эта – истинна. В чём же отличие?
А отличие есть, причём – радикальное. Этому Христу уже не до иносказаний и притч, и уж тем более, какие там пасторали! Здесь – жесточайшая Истина в чистом виде! Здесь открывается некая Новая реальность по Апокалипсису, и Христос предстаёт скорее революционным глашатаем, утверждающий ту реальность, чем божьим проповедником. Так всегда бывает, когда жизнь, плоть, кровь, душа – всё на разрыв!
На тех же форумах, уже не интеллектуалы во Христе, а обычные служители церкви вынуждены были объясняться с многочисленными вопрошателями за эти дерзкие и даже зловещие тексты. Тут и забуксовал их благостно-религиозный оптимизм. А как же им было, бедолагам, выкручиваться, когда в основе их проповедей с амвона всегда была – ЛЮБОВЬ к ближнему. А тут – НЕНАВИСТЬ, и не к кому-нибудь, а к самым близким и почитаемым во все времена у всех народов людям – к родителям, то есть к РОДУ своему. Ради каких таких высших целей, он призывает отречься от них? Что тут скажешь? Их объяснения сводятся к несколько примитивному пониманию, что, мол, таковы приоритеты: «любовь к Богу стоит выше любви к человеку», то есть Отца небесного, он предпочёл отцу земному. (Интересно, это Отец небесный надоумил его таким предпочтениям?) А так, мол, и здесь сказано: «Почитай отца своего и мать». Создаётся впечатление, что служители церкви сами в какой-то растерянности…
Так что же случилось с богочеловеком? Кому и зачем он это говорит? Что за ярость небес его обуяла? Это ж, в какие райские кущи (а по сути – дебри) сзывает он своих учеников, что заставляет забыть святые для любого нормального человека имена: Мать, Отец, Сын, Дочь. Для каких Иванов, не помнящих родства, это Царство уготовано? Первое, что приходит на ум, что Высшие Духовные Ценности – именно так и рождаются! Бросить всё земное: благополучие, деньги, семью – и с головой в омут. Истину добывать. Из дерьма, из грязи, из несовершенств людских, «когда б вы знали, из какого сора…». Да знаем мы! Как Цветаева дочь свою на цепь сажала, а детский паёк поэту Бальмонту скармливала. А чё? Достойная невеста Христова?..
Э-э-э, ладно, ладно, успокойся! Ты ж сам из этих, из «добытчиков истин», ты ж – художник! Армагеддон, Апокалипсис, Война миров – это же всё твоё! С утра уже, стоят в очередь у изголовья. Целый роман тут насочинял о таком вот «нищем духом» и что? Не в бирюльки играть пришли в этот мир! Только всё это, знаете ли, как-то… заумно. Не ложится это в нашу жизнь. Толстой, Пушкин и высшие духовные ценности добывали, и детей не забывали. А тут как-то опять всё не по-божески, не по-людски, не по земной правде, а по некоей высоколобой идее. Всё в отвлечённо-идеальном понимании – и Новая земля, и Новое небо, и Новое христово воинство. Чего им было надо? Ближнего возлюбить, врага простить? Таки любите и прощайте, Господь с вами, что о стену-то колотиться!
Хорошо. «Царствие божье – понятие эсхатологическое». На их форумах это так трактуется: «Эсхатология (от греч. ;;;;;;; – конечный, последний) – раскрываемое Православной Церковью учение о конечных судьбах мира и человека. Православная эсхатология может быть разделена на эсхатологию посмертного человеческого существования и эсхатологию грядущих судеб человечества и мира». То есть, в основу Христовой идеи положено ожидание Апокалипсиса.
Но его НЕ БЫЛО. Не случилось, знаете ли, ни тогда, ни позже. Конца Света ждут с незапамятных времён, а оно всё не случается. Вон, даже мы его уж как «ждали» в ночь с 22 на 23 декабря 2012 года. (Не по Христу, а по календарю Майя). Не дождались. Однако, быть может, Апокалипсиса не случилось в нашем понимании? то есть в буквальном смысле Конца Света. А для самих христиан, всё случилось как бы в духовном смысле: апокалипсис случился в их мозгах и душах. И с Вознесением Христа началась Новая Христианская Эра. То есть разговор здесь о мире ином, или о параллельном мире. Или о некоем  выдуманном, идеальном мире, в который надо бы уверовать. А для этого нужно всего лишь устроить внутри себя тот самый апокалипсис, то есть убить в себе старый мир, «с детьми и родителями», и возродить новый – с вечной любовью ко всему человечеству.
Когда речь заходит о Конце Света, язык Христа и становится потусторонним и даже зловещим, потому что все смыслы множатся на бесконечность, на вселенскую логику – на ЛОГОС. Здесь всё уже не от мира сего, здесь нет ничего – ни отца, ни матери, ни детей, ни земных привязанностей. И самой ЖИЗНИ здесь нет! Здесь наступает великое вселенское ОДИНОЧЕСТВО. Законы ДУХА непостижимы, и не могут быть объяснены законами этой жизни. Он весь уже в нирване, где-то ТАМ. Слова здесь не значат ничего…
И тогда, чтобы хоть как-то достучаться до своих учеников, до этих случайных, нечего не понимающих простых людей – рыбаков, мытарей, бродяг, –  он применяет самые яркие и яростные слова. Отрекись и возненавидь ЭТОТ мир (его самую основополагающую и сакральную часть!), – говорит он им – потому что я дам вам НОВЫЙ неведомый мир! Я должен сгореть на жертвенном очистительном огне, а вы должны донести это всем страждущим.   
Я никак не мог понять, КАК смогло христианство покорить полмира (а летоисчисление от Р. Х. принял ВЕСЬ мир), имея такого лидера, представленного его толкователями. Даже несмотря на гений иудейской пропаганды. Его благостная картинка, в сочетании с библейскими фантазиями, тем адом и раем, что сулила нам церковь, его постоянные речи о любви к ближнему – всё это вызывало странное ощущение фальсификации. Ну, и конечно всепоглощающая ЛЮБОВЬ к БОГУ! Но кто такой этот их Бог? – некий Символ, Мечта? Личность или всепроникающий Дух? или грозный Судья? Откуда взялась эта фанатичная преданность непонятно к кому? Ветхозаветный бог – это грозный царь, решающий, кого казнить, кого миловать. Христианский – «Свет, в котором нет ни единой тьмы». Абсолютная Любовь и абсолютный Свет. Бывает, наверное, но как-то это не вяжется с жизнью. Это – скорее философские категории: Свет без тьмы, абсолютная Любовь, чистый Разум…
А если сместить акценты, и представить, что бог везде. В утре, в солнце, в любви к детям, в каждом движении и мыслях. Тогда не надо будет колотиться в этой всепоглощающей любви к Богу. Любовь станет естественной как воздух. И все эти моления, умиления, молитвы, это небывалое нагнетание вокруг Его Имени, станут бессмысленны. В этом мне видится главный перекос сознания и главная беда верующих. Их Бог – вроде бы отдельная субстанция, но при этом он наделен всеми качествами человека.
Смысл и Образ Христа лично мне явился через его облик на плащанице. Такому Образу я бы ПОВЕРИЛ. Но тут-то как раз и начались сомнения и непонимание! Не у меня – у всех прочих. Скептики, а других я и не слышал, заявили, что это подделка, что плащаница датируется более поздним сроком происхождения. Хотя, даже скептики не ответили на вопрос, кто тот гений, что создал такой убедительный Образ! Никто не ответил и о происхождении изображения, то есть, каким способом нанесён рисунок?  И рисунок ли это? Ткань будто обожжена…
Вот тут и вспомнилось пророчество моего безумного Отца. Христос аннигилировал, и отпечатался на ткани негативом. Его плоть мгновенно вспыхнула, загадав загадку человечеству на все времена. Мой Отец был юродивый, поэтому просто снял откуда-то, только ему ведомую информацию. Ещё он объяснил, что этот взрыв был той же природы вселенского взрыва – начала и конца ВСЕГО мироздания. То есть вселенная Христа уподобилась вселенной общечеловеческой, наглядно показав великий и вечный механизм Жизни и Смерти. Тогда становились понятны зловещие слова и образы, так напугавшие паству, и какой конец Света предрекал Христос.
И тогда же я стал понимать (почти физически осязать), что мощь Христа непостигаема! Не только для его толкователей, как прошлых, так и нынешних, но и вообще непостигаема. ХРИСТОС так огромен, что не вмещается не только в их христианство, но и вообще в этот мир. Его последователи, не сумев понять мироздание под именем ХРИСТОС, создали своё понимание. Причём, в основу этого понимания легло как раз Вознесение (что было неким подобием правды), которое здравый ум может воспринять единственно как фантазию. Или как некий символ. Что это за Вознесение? Куда он вознёсся? на облака? в неведомые миры, где Бог восседает на троне? Сказочное, примитивное фэнтези, со всем библейским набором чудес: воскрешением из мёртвых, исцелением больных, хождением по воде, «Сошествием во ад», с ангелами и демонами? и проч., и проч., и проч.
Так вот, такое объяснение сказочного Вознесения, почти научной Аннигиляцией никем не воспринялось. Почему-то. И уж конечно, ни один служитель церкви даже близко не подошёл к этому объяснению. Перепахав в интернете все статьи о Плащанице, я нашёл только это: «Значит ли, что на загадку Туринской Плащаницы так и нет ответа? Нет, конечно, ответ есть. Но не всех он устраивает». Вот, что я вынес оттуда. То есть ответ у них есть, но они его утаят, потому что не всех он устраивает.
Что тут скажешь? А ничего. Поэтому закончу я эту божественную главу  своим олухообразным молчанием. Ничего я не хочу, и не буду доказывать – сакральные знания должны являться… и всё. 




         54. Старик и Mori

Всё, так всё. Пора заканчивать ля-ля. Хотя чую, здесь и покоится главная и всамделишная МЫСЛЬ-ИСТИНА. Но главную истину как раз только молчанием и встречают настоящие мыслители. Иначе, сами знаете, что бывает. Так что – ВСЁ. Пора сворачивать роман в трубочку и класть на полку. И начинать срочно новый – такой же бестолково-божественный. Я же теперь без очередной порции мыслей, набитых на клаве, утро встретить не могу. Утро для меня будет не утро, день, не день, да и вся жизнь в тартарары провалится. Вот такую романозависимость я подцепил на старости лет.
Теперь дилемма. Роман, как ни крути, – и есть «ля-ля», то есть мысль, облечённая в слово. А «мысль изреченная – есть ложь». Тоже, как ни крути. Вы меня понимаете? До самой до истины – никак не догребёшь. Не, ну, нормально – соорудил себе проблемку на пустом месте. Всё, забыли – туда не пойдём. Легче, легче жить надо, старый!.. Вот, например, вчера весёлый каламбур придумал: «Старик и море» стал у меня «Старик и mori». Старик – ясен перец, Ваш покорный слуга; mors, в переводе с латыни – смерть. Memento mori – помни о смерти, старый. А что? Пора уже к Смерти лёгкой походочкой подгрести. Чё, сказать, красавелла, станцуем?
Я, конечно, как Христос не взорвусь; хотя иногда кажется – именно я и взорвусь! Просто взорвусь от переизбытка чувств и мыслей в своём подвале и красиво так отпечатаюсь на холсте последней картиной – будете потом радиоуглеродный анализ (ха-ха) проводить. Бывает, как шахид, начинённый взрывчаткой, глазами только вращаю – страшное дело! Поэтому каравелла-красавелла с косой (которая не причёска), от греха подальше и проплывает мимо. Связываться не хочет. Ладно, ладно, пошутил я. Я теперь тихий дедок… в статусе молодого папаши. Мы же в начале романа договаривались вроде, пока внуков не женю, никаких танцев со Смертью. Это чтоб род мой, значит, не угас, а укрепился. Поэтому и должок за мной числится. Ну, как должок? Некое внутреннее обязательство перед Родиной-матушкой ощущается. Ведь Родина – это род, семья. К старости, знаете ли, стал прислушиваться к внутреннему голосу. Кто я, откуда, да зачем?
Поэтому, пока не разорвало меня к чертям собачьим своим же внутренним содержанием, окунёмся в миры, откуда мы родом – в глубины глубочайшие. А там… как бы это объяснить – всё было не по-нашему. По-людски, но не по-нашему, не по-сегодняшнему. Там даже покойники требовали к себе особого отношения. Вот помер я, скажем… и чё? Сейчас как принято? – в землю закопают, или сожгут (я, кстати, огонь предпочитаю) – и всё! Ну, там, поминки, туда-сюда… 9 дней, 40 – помянули, и ладушки. Всё и закончилось. Ну, фотку на памятник приделали…
В древности же – умереть было мало. Тогда надо было определиться, куда ты дальше погребёшь – в выси небесные или так. Как это так? – спросите вы. А вот так – как жизнь свою прожил, туда тебя и определят. Статус родителя в этом случае, играет роль наиважнейшую. Ангелы пошепчутся, и определят тебя в миры. В какие? – я там не был, не знаю, но догадываюсь, что там всё путём как раз: связь с предками, с детьми. Родительские вибрации, это вам не шуточки. Их в древности ветрами называли. Весь божий мир состоял из энергий: вибраций-ветров. Всё было вообще по-другому! Мировые энергии правили бал. Ни слова, ни идеи, ни бабло,– энергии! Сейчас тоже правят. Но это больше походит на месть человечеству (то есть, человечество мордой в его же собственную деятельность и тыкают: «что ты здесь наделал, что?!»). Земле с человечеством вообще оказалось сложно и муторно.   
Короче, кого ангелы не прибрали – становились заложными покойниками. Это, жуть и ужас – пузыри земли: мертвяки, нечисть, нави. По славянским верованиям, умершие неестественной смертью люди и не получившие после смерти успокоения – бродили неприкаянные по земле. Они не могли перейти в иной мир, и продолжали своё существование на земле упырями. В народных представлениях самыми опасными покойниками были те, кто наложил на себя руки. Утопленники и висельники не попадают туда, где ангелы шепчутся, а блудят по земле, потому что Бог не призывает их к себе до тех пор, пока не наступит назначенный час. И забирает их не Господь, а Нечистый дух. А дальше, ещё страшней: вибрации заложных покойников – это то, что делает нашу жизнь несносной.
К чему я это? Ну, во-первых, о смерти надо бы кое-что узнать. Подготовиться, так сказать, к встрече с этой самой mori. А во-вторых (перехожу на шёпот) – местность, куда меня периодически ссылают любимые жена и тёща, мягко говоря, странноватая.  Кажется, я уже поминал её – Молёбка. Молебская аномальная зона, известная в околонаучных кругах, как «Пермский треугольник». Названьице, прямо скажем, не самое жизнеутверждающее. Не молитва, не мольба даже – Молёбка. Чёрте что, короче. И вот в этом «чёрте что», чего только не происходит. И люди пропадают, и всякие параллельные миры пасть разевают, и заглатывают в себя целые пласты пространства и времени. С людьми и прочей живностью, между прочим.
Народ сюда валом валит, даже из-за границы. Это от моей деревни 20 км по дороге. А если напрямик через лес – совсем близко. Да и лес тут страшненький, ёлки все двухголовые – с двумя вершинами. Говорят, это – инопланетяне шалят. Даже памятник Инопланетянину в той Молёбке поставили! Ну, да, у нас всегда всякую чертовщину норовят на братьев по разуму повесить. Да и не верю я в инопланетян. Всё – здесь, на прекрасной планете Земля. Это всё наши отлетевшие, но неприкаянные души и творят, по причине недуга. Страшной природной болезни.
Был такой Платон в древней Греции. Так вот, он утверждал, что есть идеальный мир, а всё остальное – болезнь. То есть, в искажении взаимоотношений с природой и кроется источник зла на земле. Проще сказать, болезнь – это отклонение от природы. Платону, конечно, видней, он в самой древней Греции проживал, но и нам, в «Пермском треугольнике» живущим, кое-что про идеальные миры известно. Пермь, открою вам по секрету, древнее будет всех древних Греций вместе взятых. Есть у Перми легенда по поводу её происхождения. «Парма» – это сохранившийся в языках разных народов корень одной и той же ещё более древней МАТЕРИНСКОЙ страны под названием Биармия. Раньше было принято отождествлять скандинавский топоним Биармия с древнерусским топонимом Пермь Великая.
Между территориями, к которым относятся Биармия (Биармии из скандинавских саг, каким её местонахождение представляется в наши дни) и Пермь (Перми Великой и современного города) – огромные, практически непроходимые пространства. В то же время, в Средние века через притоки Северной Двины проходил торговый путь от Новгорода до Урала. С реки Вычегды новгородские купцы и ушкуйники волоком переправлялись на реку Колву, впадающую в реку Вишеру, откуда далее пути шли в южном направлении на Каму и Волгу, а также на восток – по Вишере – в Сибирь. На Колве близ её впадения в Вишеру напротив горы Полюд, самой высокой точки в этой части Уральских гор, с Х века существовали укрепленные селения пермяков – Чердынь и Покча, считавшиеся центром всего края и местом сбора дани с местных жителей (полюдья). Как скандинавские, так и русские авторы XIX в. называют Чердынь столицей Великой Перми с двойным названием Пермь Великая – Чердынь. Вполне возможно, что скандинавы, как и русские, связывали название страны с названием её главного города.
Название же – Скандинавия восходит к Scandinavia из средневековой латыни. В переводе – остров богини Скади. Знаем мы эту средневековую латынь – надёргали слов из древних языков. Какой на фиг остров, когда «навия», или «нави» – мертвец по-старославянски. Выходит, что не остров Сканди, а кладбище эта ваша Скандинавия…
Все эти знания и легенды я почерпнул из книг, странным образом нашедших меня в этой местности в тот период. Ну и интернет, естественно. Однако. Сама местность, куда меня занесло волею судеб, само название деревень – всё заставляло меня задуматься. И я задумался. Не буду в очередной раз острить, что задумываться – не мой конёк. Хотя, в данном, конкретном случае, моя догадка и выглядит несколько неожиданно. Даже где-то вызывающе…
Деревня, в которой я жил, называется Бражата. По соседству с ней – Бырма. С одной стороны Бырма русская, с другой Бырма татарская. То есть, в одну сторону по дороге пойдёшь – русская Бырма; по той же дороге, но в другую сторону – Бырма татарская. А посередине – Бражата, а там – я. Ничего вам эти БРАжата не напоминают? И вот какие мысли по этому поводу в моей голове проклюнулись. И засветились. Бражата – Житие Брамы. Ну, а Бырма и есть Брама. Дальше опять, пардон, в интернет носом…
Из индуистских эзотерических источников мы знаем, как Великий Брама породил из яйца наполненную животворящим светом Вселенную. О рождении Вселенной из яйца говорят и Русские Веды. И я говорю. Устал повторять – цифирь 10 – божественное число. Фаллос + Яйцо = 10. Или божественная буква Ю. Вы чуете, как всё сходится! Древние инды были, как и мы, такими же русами. И ушли они на Индостан из Сибири и Южного Урала. Поэтому мифология у нас близкая. В настоящее время не всякий индийский брахман может похвастать серым цветом глаз и русым арийским волосом. Однако. Когда всё начиналось, брахманы – назывались «белыми богами», то есть были русы, белолицы со светлым цветом глаз. И вышли они отсюда. (В Перми, кстати, и сейчас полно блондинов).
Итак, небольшой ликбез – БРАХМА (санскр.). Ученик должен отличать Брахму бесполого, от Брамы, творца мужского рода в индийском Пантеоне. Первый, Брахма или Брахман, есть безличный, высший и непознаваемый Принцип Вселенной, из сущности которого всё исходит и в кого всё возвращается. Он есть бестелесный, нематериальный, нерождённый, вечный, безначальный и бесконечный. Он всеобъемлющий, одухотворяющий как наивысшего бога, так и мельчайший минеральный атом. Брама, с другой стороны, мужской и мнимый Творец, лишь периодически существует в своём проявлении и затем снова погружается в пралайю, т.е. исчезает и уничтожается.
Изначальным творцом Вселенной в ведической культуре считается бог Брахма. В составе триады главных божеств ведического пантеона – Тримурти (триединое божество) – Брахма является создателем Вселенной в начале времён; Вишну – её хранитель, а Шива – разрушитель Вселенной в конце времён. На Руси же – Сварог, Вышень, Крышень. Такой тройственный божественный союз олицетворяет собой единство ипостасей трёх божеств, заключает в себе идею троичности Вселенной, так как все три божества являются проявлениями единой божественной сути.

Вспомните, ПРАВЬ, ЯВЬ, НАВЬ –  троица миров православия и СЛАВЬ – отношение к Троице. Еврейская троица миров: мир Яхве, Нахве и Прахве (прах), Рахт – эфирный мозг усопшего (хве – взывать). Заметьте, как распределилась иудейская Троица. Их бог – Яхве – мир Яви, Нахве – смерть, а божественный мир Прави, у них оказался – Прахве или Прах – ничто.  Воля ваша, но в этой троице слышится нечто противоположное божественной Троице православия. Христианский же бог также триедин: Отец, Сын, Дух святой. Это я к тому, что сама идея  божьей тройственности взята христианами из ведизма. И Иисус Христос никаким иудеем никогда не был! Он являлся ведическим жрецом, который бросил вызов левитам. Он  пришёл к заблудшим овцам дома Израилева, чтобы спасти их…
Вы думаете, я окончательно впал в прелесть, и покусился на святое? Никак нет! Просто я, блуждая по просторам интернета, который в своей сути и есть наша Вселенная, узнал такое, мимо чего мой «блаженно-задумчивый» мозг ну, никак не мог пройти. И сообщение о происхождении Христа не только не смутило меня, а напротив, я воспринял его, как единственно правильное. Я всегда знал, что Христос – наше явление. Больше скажу – не мог Сын Человеческий зародиться там как раз – в иудейской провинции, где Яхве правит, а Прахве всему венец.
В оправдание этой логики, хочу заметить, что Христос не является исторической фигурой. Он – порождение Духа. А это значит, что он – фигура легендарная. И творец той легенды – сам иудей. Не буду повторять, что бог Яхве и Прах – никак не могли вдохновить иудея на создание подобной святой легенды. И народ, породивший богочеловека, не стал бы убивать его, не стал бы так яростно требовать: «Распни его!». Христос как явление не мог зародиться на той земле…
Центр духовной жизни находился в Гиперборее («за Бореем» – северным ветром). Из-за Уральских гор – отсюда и пошла святая Русь. (Никак не Киевская Русь – помянем гений профессора Пыжикова). Только здесь путь от падения к очищению крестной смертью возведён в абсолютную истину. Только здесь противоречия страдающего Разума заложены в саму основу того образования, которое  я бы не стал называть нацией. Это некая субстанция Земли, где сконцентрированы полярные силы добра и зла. Это – душа Земли. Только здесь дух и плоть являют собой – единый сосуд. Только здесь – бестелесный, нематериальный, нерождённый, вечный, безначальный и бесконечный Принцип Вселенной. И только здесь могла зародиться и вызреть Истина, ставшая Христом.
Вот такая МЫСЛЬ-ИСТИНА зародилась. А чтобы хоть как-то закончить НЕСКОНЧАЕМОЕ, что льётся из меня, (и литься будет до последнего срока) повторюсь: мысль у олуха прозорлива и всеохватна. И не ведаешь, куда она его заносит. Из какой вселенской пыли, она соткана? из какого родника – выкристаллизовывается? какая вибрация формирует её? А уж то, что мысль эта истинна – извиняйте… мой горячо и предано любимый читатель, который – верю! – случится же у меня когда-нибудь.



55. Олух Небесный

Да уж, что уж, нечего сказать, свернул роман в трубочку, – положил на полку. Это у нас называется: «Легче, старый, легче надо жить!». А выводы всё-таки делать необходимо. Хошь-не хошь, а как-то из романа выгребать надо. Ну, типа, эпилог. Как говорится, наплёл с три короба – отвечай. Отвечаю: не простые мы ребята на поверку оказались. Древнейшее, мощнейшее уникальнейшее племя, рождённое на уникальной земле. Всё. И жирная точка в конце.
Однако. Мир, что вокруг крутится, не верит в мою жирную точку. Вот это «однако» и не даёт мне покоя, и точку делает многоточием. Мир не воспринимает нас, не любит, считает варварами. А ещё провоцирует, опутывает, надирается, и всё время пугает. Ну, как пугает... как может пугать испуганный насмерть человек. Даже не совсем и человек. У них там, в вооружённых силах некоторые странности замечены. В армии у них служат эти… Не етти, (что было бы даже уместно для американской армии) а ЭТИ, сами знаете которые – ни то, ни сё. Короче, новое развлечение сегодня Сатана практикует. Гендерная шиза опускает человечество в тартар. Да уж, случается на планете Земля такой вот казус, вывих сознания, такая вот «человеческая комедия». Превращается подобие божье – человек в некое существо – подобие человека. То есть человечество не просто деградирует, а меняет свой облик в сути своей.
А того, кого Тартарией ещё недавно называли, и тыкали в него как в дикое племя – напротив, смотрит на всю эту свистопляску молча. С некоторым недоумением. И это настораживает. Этих красавцев и настораживает. Вы чуете, где настоящий конфликт наметился? Впервые война может произойти не за ресурсы – не за золото и нефть. Война (только вдумайтесь) – за право разлагаться и шизеть. Ой, ля-ля…
Это будет не война Добра со Злом, не война богатыря с басурманами. Смешно и нелепо представить, как ЛГБТ-сообщество на войну канает, вихляя задницами. А ЛГБТ, если кто не в курсе (таких, правда, не осталось сегодня) лесбиянки (Lesbian), геи (Gay), бисексуалы (Bisexual) и трансгендеры (Transgender). Чума, короче! Чёрная оспа и Испанский грипп – цветочки, по сравнению с этим сообществом. Вы видели этих ребят в массе? В труселях, с размалёванными рожами, под радужными флагами. С надутыми губами, грудями и пришитыми причиндалами. Это же некая субстанция. Тут даже обычные слова не подходят. Это не ребята с девчатами, это – некая биомасса, полипы, НЕЧТО.
Раньше в мире, впрочем, тоже как бы, не всё чисто было. Был светоч Аз – богочеловек, живущий на земле. А дальше по нисходящей: человек, людина, жить, нежить, нелюдь, бес, кащей. Были уродцы разные: упыри, карлики, эльфы, джокеры. Был жуткий Вий. Русалки с кикиморами, говорят, были. И розовое с голубизной не вчера придумали. И гермафродиты были и евнухи. Не было одного, чтобы вся эта кунсткамера неприкасаемой вдруг стала. В её сторону сегодня не то, чтобы смешка допустить, – дышать нельзя. Кунсткамера у них Законом защищена. ЭТО теперь – с младенчества прививают, в школах преподают. Нет у них ни мам, ни пап, ни шлепков по попе. Есть безумная ферма, где растят выродков. В их мире, что зовётся толерантным – выродки защищены, а вот шлепки по попе – вне закона…   
Это даже не вирус – это некая новая формула космополитизма. Новая философия, если вообще уместно здесь поминать философию. Это не терпимость к убогим, это осознанная духовная вакханалия. Это – педерастия духа. Они нам даже не предлагают новые отношения – они настаивают на них. И мир их – куклястый, безвкусный, надутый, как губы поп-звёзд, бездарный, как их поп-музыка – ВЫДУМАН. В каких-то тайных лабораториях сварганили этот образ Новой Чумы. Только зачем, спрашивается?..
Вопрос риторический – зачем бесам бесовщина? Это их суть. Это – ПЯТАЯ КОЛОННА человечества – мутанты, которые распад духа, распад самой личности – поставили на поток. Кстати! Где ваша хвалёная Книга книг? Где разгневанный Господь, что карает Содом и Гоморру? А ведь это гораздо страшней будет того разврата, что погубил библейские города. Потому что, это не просто разврат, здесь – само человечество переформатируется. И всё это, как призрак – везде и нигде…
И это зарождается и живёт не просто внутри человечества – они уже внутри мозга и того образования, где должна быть душа. И Фрейд вам в помощь, как говорится. Впрочем, он сам из ваших, так что, пардон – помощи ждать неоткуда. Вам. А нашему ВАРВАРУ из Тартарии – не привыкать воевать. Но мы не будем на всю эту биомассу меч обнажать. Как говорят нормальные пермские гопники: западло это. Так что войны в понимании драки, не будет. Всю эту чуму – «за ушко, да на солнышко». На свету, как известно, гниль не живёт… 
И где это Солнышко? Всё правильно – только на этой земле и у этих людей, где сияние чистой Правды живёт в душах испокон веку. Православие – не религиозное учение, вас обманули. Правь – наша Вера, Правда – наш образ жизни. Просто жизнь в правде и на свету. ВСЁ. И жирная точка в конце. По-другому не бывает. Ладно? Конечно, ладно. Это главное слово теперь у меня. ЛАДНО. Всё теперь – ладно…
Вы поймите меня правильно. Я вам как писатель читателю скажу: я не собираюсь никого учить и никуда звать. Не собираюсь быть примером и светочем. Моя задача – разобраться в СЕБЕ. Только в себе одном. Я просто создал своё пространство и живу в нём. И светоч в том пространстве – ПРАВДА. Она и есть – мой Бог. Я только в этого Бога верю. В ваших богов, не заладилось как-то с самого начала – не верю. Поэтому все ваши святые книжицы прошли мимо меня, не задев. Я свой Путь проживаю, своё Евангелие осеняет меня, и свою Книгу пишу…
«Я отделил свою церковь от вашего человечества»! Так с претензией на значимость я выражался когда-то. Теперь тихо повторяю. И, если раньше, это был громогласный вызов-клич, то сейчас – тихая констатация-вывод. Тогда, в конце прошлого века, было отчаяние, то был пик распада меня, теперь – полная гармония. То есть, одного прихожанина в своей церкви я всё-таки вылечил и вразумил. Иначе – никак не получится. Потому что – приехали! Потому что, накрутили в этом человечестве такого, что дышать стало нечем. Вот и жажду для себя расчистить пространство. Не то, чую, увязнет моя ПРАВДА в их заморской плесени. Скоро роботы у них начнут детей на принтере делать. Андрогинов лепить, и жить с ними…
А сейчас на прощание, я скажу одну удивительную вещь. Даже где-то парадоксальную. Настолько удивительную и парадоксальную, что, если бы не со мной это происходило – не поверил бы никогда! Впрочем, я не первый раз замечаю, что именно парадоксы правят моей нелепой жизнью. Но удивление от этого, даже оторопь – не рассеивается. Короче, если всю свою жизнь охватить в целом, то получится всё наоборот и шиворот навыворот. Детство, юность, а с ними радость, тепло, любовь – ничегошеньки у меня не было. Слова знаю, а что это такое – не испытал. Был провал в этом месте. То есть, начал я, даже не с пустоты – с минуса. БОГООСТАВЛЕННОСТЬ – вот с чего всё началось. А это только сказать легко. Богооставленность, это не состояние пустоты. Это состояние вселенской БЕДЫ. Это, когда некий сгнивший мир, некое пространство распада заселяет тебе душу, вернее, вычищает её, выхолащивает. Если кого из нормальных жителей Земли коснётся ЭТО хоть краешка души – умрёт от ужаса.
Я же всегда ощущал себя ненормальным. И ужас богооставленности воспринял как начало Пути. Да и был ли я жителем Земли в полной мере – не уверен. Я всегда чувствовал себя инопланетным существом. И вот о чём на прощание я сказать хочу. Пропеть даже гимн этому явлению. Это два великих состояния: ПУСТОТА и БОЛЬ. Пустота, а в ней – Боль. Когда ты распадаешься на части, и богооставленность твоя зрима – боль пронизывает тебя. Тебя нанизывают на эту боль, как на кол. Так и живёшь на колу как казнённый преступник. Всю свою сознательную жизнь. Это и спасает тебя от мерзостей жизни. Но это спасение длится бесконечно долго. Это спасение  – ВСЯ твоя жизнь.
Лет в 14 у тебя начинаются комплексы. Это – опустилось тебе в душу сознание. А СОЗНАНИЕ – страшненькая вещь. Ты становишься Человеком. Ещё не стал, но Путь тебе указан…
В 20 – первая боль пронзает тебя. Ты удивлён. И улыбаешься, потому что не понятно ни черта. Ничего, ничего, говоришь ты, и веришь, что это пройдёт…
С 20 до 40 – ты варишься в каком-то бульоне убийственных страстей. До тебя вдруг доходит, что НИЧЕГО само не пройдёт, что это – пожизненно. Вот и крутишься как уж на сковородке, и просто желаешь выжить.
С 40 до 50 – отчаянно убиваешь себя.  Потому что жизнь прошла, а с кола тебя не снимают. И ради чего ты терпел эту боль, эти муки? Ответов нет. А есть страшная зовущая Чёрная Дыра впереди.
И только после 50 – ты ощущаешь лёгкие ветерки освобождения. Чёрт возьми, тебе – поверженному – что-то начинает мерещиться! И вот, какими-то наплывами – тебя посещает неосознанная радость. Откуда что берётся – неведомо.
От чего вы думаете, я такой весёлый в свои 65? Так сняли меня с того кола. Как с креста… Поиск Бога спас меня. И это было не праздное богоискательство, не философические эскапады, в которых ты оттачивал свою мысль и чувства. Без Бога, оказалось, просто невозможно жить. Это – борьба за выживание. Тебе просто надо было выжить. ТАМ вообще всё просто. И Бога я узрел, и нарисовал-таки…
Так что? Куда дальше? В вечное НИЧТО? Во вселенскую воронку, что всасывает тебя? Туда – поближе к истине. А я не знаю. После 80, чую, начнётся самое интересное. И важное. После 80 всё только начинается…

P. S.

А в заключении, моему дорогому читателю, скажу – Олух Небесный всё-таки зародился на этих страницах. Я это, не я – не столь важно. Я полюбил его. И благословил…




Писано лета 7528 от сотворения мира в Звёздном Храме в царствующем граде Москве, нашея Великия России.

Июнь 2020
Москва. Сретенка. Подвал.



©


Его минуты роковые

(заметки о романе Юрия (Гарри) Цыганова «Олух Царя Небесного»)

Всё просто: прозу пишут прозаики, стихи – поэты, и вместе им… вполне себе возможно сойтись, иногда даже в одном лице. Но потом путаются роли, перемешиваются сценарии, сбиваются расписания электричек и часы работы гастрономов, и тогда возникают всяческие коллизии. Чаще всего разрешимые. Зато дающие пищу. Тем, кто ещё готов размышлять.
А ещё существует термин: «проза поэта», и люди, более или менее сведущие в вопросе, пусть и с запинкой, но всё же вам скажут: мол, проза поэта имеет отличительные особенности. Ну, об этом мы и сами догадываемся. Но вот какие? А такие: и в повестях Белкина, и в «Герое нашего времени» и существенно позже – в «Повести о Сонечке» и самом «Докторе Живаго» – просматриваются и ритмическая проза, и даже традиционные стихотворные размеры (разумеется, замаскированные), а временами наше чуткое ухо вдруг усладится непрошенной рифмой. Сюда же следует отнести и свойственную поэзии эмоциональность, и дежурные самообливания слезами над вымыслом, и ещё кое-что, во что мы не станем углубляться.
С прозой поэта понятно. А как насчёт прозы художника, живописца? Она-то имеет отличительные особенности и соответствующее необщее, баратынское выраженье? По-видимому, да. Но вопрос требует дополнительного осмысления.
Прозаику, пишущему прозу, прозаическому прозаику, конечно, проще. Он сидит себе в своей башне из слоновой кости и задержанных гонораров и глядит окрест этаким наглым рататуем, и ещё у него на второй странице новой повести из Москва-реки вытаскивают труп инопланетянина с татуировкой «Вася» на понуром левом бедре, и скелеты в шкафу выстраиваются в нерушимую, беззаветную, красноплощадную шеренгу, да и действие развивается со скоростью света, что, в соответствии с учением Эйнштейна, приводит к образованию парадокса близнецов. Художнику, подвизавшемуся на письменной ниве, за таким вертуном, разумеется, не угнаться. Да ему, между нами говоря, в том и нужды нет. Почему? Да всё потому! Потому что у него миссия!
Какая? Об этом чуть позже.
Перед вами новый роман известного московского художника-монументалиста Юрия (Гарри) Цыганова. Самый заветный его роман, по признанию автора, самый выстраданный. Называется роман «Олух Царя Небесного». Первая напрашивающаяся ассоциация – «Идиот» Достоевского. Что ж, возможно, таковая не лишена прав на существование, не поражена в правах. И всё ж у Гарри Цыганова дело обстоит… поприземлённее, что ли. Посамосуднее. Без стробоскопического мелькания святости. Без нимбов, вериг и стигматов. И в то же самое время метафизика плещется у него через край. Кстати же, сам автор «Олуха» выражает сомнение в первичности изобразительного начала в его творчестве над словесным. Здесь, наверное, есть о чём поспорить, но споры не есть цель автора данных заметок.
Равно, как они (споры) не есть цель автора новоиспечённого романа. В «Олухе Царя Небесного» немало прямого диалога автора с его предполагаемым читателем. Впрочем, монолог, имеющий адресата, – уже диалог. Даже если собеседник безмолвствует. Но в романе Гарри Цыганова помимо вышеуказанных двоих есть и ещё коллективный персонаж, хоть и не вербального свойства, но оттого ничуть не менее полный пресловутых шекспировых шума и ярости. Это время, данное ему (автору) в ощущение, и люди, его окружающие, именитые и не слишком. Время и люди. И ещё… Тот, чьё имя не станем произносить вслух. Хотя тоже – предполагаемый собеседник. «Блажен, кто посетил сей мир…» – поминает известную строчку Тютчева повествователь.   
Итак, Олух! Простофиля, разиня, простак! Симплициссимус. Однако не просто Олух. Но носитель олушеской миссии. Звезда олушества, светило простачества, его превосходительство простофильства! И здесь уж не слово, вынутое из заглавия, бранно, сама миссия, само ремесло (писательское и художническое) оказываются бранными.
Флобер как-то заметил: умение жить никогда не было его ремеслом; ремеслом было писание. У Юрия (Гарри) Цыганова два ремесла в груди одной стеснились. Что накладывает отпечаток. Или оставляет след. Хоть камениста почва. Два ремесла, но умение жить тоже не входит в их число.
Однако же, нетерпеливый читатель ждёт уж рифмы «розы»… О, он непрост, очень непрост – читатель, взявший в руки книгу с новым романом Гарри Цыганова. Он-то давно догадался, в чём дело. Роман сей автобиографичен, в нём есть повествователь, который от первого лица свидетельствует о бытии некоего художника, неуловимо сходного с художником Юрием Цыгановым. От себя же добавим, что «Олух Царя Небесного» – эссеистичный роман (роман, состоящий из эссе). «Олух Царя Небесного» вопиюще контрастирует, положим, с традиционным европейским романом, в коем предполагается наличие ряда развивающихся линий, разнообразных, иногда несвязанных меж собою персонажей, и соединение, сплетение этих линий в кульминационных сценах всего повествования. Автор данного романа сих премудростей не придерживается, хотя, если присмотреться, то некоторые элементы традиционного романа у него тоже возможно узреть. В прокрустовом литературоведческом ложе и ишак при необходимости запоёт соловьём. Равно как и наоборот.
Несмотря на обилие метафизических и философических кунштюков и экзерсисов, читается книга на удивление легко. Автор духоподъёмствует, но не грузит. Или грузит, но исключительно в такой мере, в какой и необходимо быть загруженным хомосапиенсу нынешнего века. По-видимому, к подавляющему большинству ныне актуальных вероучений, философий, этических систем живописец-думщик Юрий Цыганов относится достаточно скептически, но в какой-то момент, кажется, в насмешку над самим собой он словно обозначает нечто производное из них всех вышеупомянутых…
Но это уже лучше читать самому. Вообще-то даже живопись Юрия Цыганова эссеистична и метафизична. Персонажи его полотен зачастую состоят не из костей, плоти и крови, но лишь символизируют некую эстетическую категорию. Можно сказать: полотна художника Юрия Цыганова сходны с романами прозаика Гарри Цыганова – кирпичик в здание концепции прозы художника. К примеру, несколько названий полотен Юрия Цыганова: «Царство Небесное», «Зарождение», «Дурак на горе», «Закат», «Мёртвая рыба». А вот названия глав нового романа Гарри Цыганова: «Подвал», «Во глубине глубин глубоких», «Меня нет и не предвидится», «Два Ивана», «Новые бесы». Содержательно названия разные, рука одна! Уверенная, заметим, рука! И ещё кажется, что эти названия, которые и сами есть сверхкороткие тексты, прорастают одно в другое, приживаются, пускают корни…
«Вообще-то художник, как не крути, – существо фатальное, – замечает автор романа. – Потому что работает он не с реальностью, а за пределом ея. Всё что за Пределом – и есть наша вотчина. Но хватит болтать об очевидном. Я просто вспомнил, что для нас художников – очевидно, вам, не художникам – наоборот. Вот об этом и хватит. Я лучше расскажу, как моя неочевидность повела себя в очевидных обстоятельствах». Вот об этом-то, собственно, и сам роман: как ведёт себя неустановившееся, неоформившееся, человеческое существо в обстоятельствах стандартных, очевидных, обезжиренных, обескураженных. Сколько дров умудряется наломать! Этим самым дровам и посвящены многие страницы романа.
Художник-прозаик Юрий (Гарри) Цыганов, быть может, отчасти спасует в осмыслении времени, в каталогизации бытия (там безоговорочное царство прозаических прозаиков – вертунов, говорунов и балагуров, герой же данных заметок – выходец из аскетической среды), но уж в ощущении пространства, своего места в оном… ему, разумеется, не будет равных. Художник с пространством всегда на ты (глазомер у него таков, и ещё быстрота и натиск). Время же в данном случае, потакая последнему из них (писателю), плетёт против первого (художника) свои золочёные сети.
И ведь в сущности, это едва ли не единственное, что может сообщить, поведать один человек другому: растерянность перед лавиной времени, данного каждому из нас в ощущения и совокупно составляющей загадочное понятие «жизнь». Эта-то растерянность и порождает самопознание, самоустройство, самоделание, отсюда-то и писательство, отсюда и живописание. Отсюда же и амплуа «олуха». В том смысле, что, казалось бы, жизнь свою можно было бы прожить и получше, поосмотрительней. Тогда бы, глядишь, и мирская слава омывала ливнями, вместо того, что бы окроплять скудным октябрьским дождичком. Но нет, жизнь проживается так, как проживается, о том можно сожалеть, но можно и воздержаться от сожаления и лишь нести бремя бытия с хладнокровием и достоинством. И ещё он и сам призывает всеблагих на пир собеседниками. А что? Олуху Небесного Царя и не такое простительно.
Роман Юрия (Гарри) Цыганова «Олух Царя Небесного» – буффонная, бутафорская исповедь мыслящей человеческой особи, исповедь, от которой  временами мурашки бегают по душе, звание олуха – изощрённая, искусная маска, впрочем, намертво приросшая к лицу. Художник и прозаик оперируют здесь разными категориями – изобразительной и повествовательной – и в результате выходит впечатляющая фреска: образ эпохи, «великой и ужасной», порицаемой и благословенной.

Станислав Шуляк