Да... палец, попадая в небо, виснет вечность...
Шершень с размаху ударяется о воду, так, словно ставит на ней круглую печать. Одну, вторую, третью, - каждая следующая больше предыдущей. Я взвизгиваю и даю ему взлететь, а он, обрадован страхом, принимается за охоту в ответ.
С облысевшей ветки сосны ласточка спокойно взирает на возню, что происходит почти у её ног.
- Ласточка, а ласточка, ну , что же ты там сидишь, вот он, тут, летает!!!
Птица делает вид, что не слышит меня и принимается беззаботно рассуждать о чём-то. Слов не разобрать, но её речитатив столь изящен и мелодичен, что я успокаиваюсь понемногу, и шершень, лишённый маяка паники, что невольно источает жертва, улетает, размашисто расписавшись в воздухе невидимыми чернилами.
*Я помню до, после, а себя - с пяти. Так бывает?
Детство всесильно от того, что не знает ещё - чего именно надо бояться, - тёмного коридора, страшного жука, десертной ложки рыбьего жиру, горячей воды в эмалированном тазу с разведённой в нём горчицей, а, может, капель в нос?! - Потери хоть капли той любви, с которой пришёл. Отвоёвывая её у самого себя, вершишь главное дело жизни.
Безусловно, ребёнка легко сломать, но невозможно справиться с ним безусловно, ибо спокойна ещё его душа, убаюканная колыбелью всеобъемлющей и всепоглощающей любви. Ко всем.
В детстве кажется, что всегда будешь бояться мать, деда или отца, но ветер скрошит времени скалу этой мнимой незыблемости, и наступит другое всегда, - растянутое, имеющее свои пределы, для каждого свои.
В поисках очередного постоянства, мы тычемся, как слепые кутята, и очень часто промахиваемся, сокрушаемся от того, не осознавая, что неудача, подчас, куда значимее попадания в цель...
Часто говорят, с уважением в голосе и очевидной похвалой: «Он такой цельный человек.»
Но цельные пугают. Они, словно красивые невкусные яблоки. Лишённые раздвоенности, как выбора меж добром и злом, они целые, не исцарапанные сами, охотно, легко ранят других, всех. И тревожатся лишь о том, чтобы сохранить себя, своё совершенство, умение не запачкаться в чужих пороках. Путают терпение с попустительством, а такт с бесхребетностью. От страха кричат другие, и они же молчат,- из благородства ли, или по массе схожих этому чувству причин.
А что это, как не потворство, снисхождение греху, что более преступно, чем он сам по себе, ибо взращивает разновидность скудоумия, в той его непростительной плоскости, что безыскусно парит за гранью добра и зла. Истинная вина - не посыпание головы пеплом, но трепетное отношение ко всему. И... непременно надо, хотя бы иногда, приметно хвалить друг друга. Не воздевать к небу липкие от лести крылья, а находить хорошее и любить, ибо любовь умиротворяет, делает человека счастливым и спокойным...
- Жизнь усеяна маковыми зёрнами событий.
- Отчего ж не изюмом?
- Не знаю. Не люблю состарившийся виноград.
К чему все эти рассуждения? Наверное, пестуя разумом существование, помогаешь себе определиться с тем, что оно такое, кто она...
- Как сама, Жизнь?!