Вечный февраль

Данила Вереск
Влажная зима. Мокрый снег бьет по окнам. Зернистые потоки алых вывесок на асфальте. Пусть оно пишется само, пусть повторяясь. Не хочу никаких усилий, стараний, юродивых метаний. Пусть не ценится, оно и не ценилось. Никогда. Только тут это слово оправдывает себя. Лежать, оценивать бездну потолка, лететь.

На поручнях балкона тяжелые капли. Выпуклые шарики холодной воды. Ветер легонько целуется с ними. Они дрожат. Тревожно подрагивают огни фонарей вдали, подсвечивают чрева охваченных ржавчиной туч. Скоро весна, я оживу. Деревья черны ночью, выварены в ее соке. Мы - деревья влажной зимы, ожидающие тепла.

Сквозь площадь ползет трамвай. Я ехал в нем прошлой жизнью. Последний на сегодня трамвай, спешащий домой. Тусклый свет в первом вагоне, во втором - тьма. Он успеет к весне первым, пропорет кожицу февраля и выскочит в апреле, залитый апельсиновым сиропом веселых лучей. Пускай ему повезет, хоть ему должно повезти.

Снег становится дождем. Выставленные в ряд на балконе гермошлемы печально отражают перевернутый Город. Среди них нет целых, каждый надтреснут или сколот. Ветвистые трещины, подпалины, аккуратно просверленные дыры. Мне жаль выбросить артефакты прошлого вниз, отдать ночи на поругание. Они видели хорошее. Иногда я примеряю их, когда никто не видит, когда все спят. Неуютно, на череп давит подкладка, внутри сильно пахнет прелой листвой.

Через пару минут перестанут чадить трубы сталелитейного завода. Раздастся протяжный гудок. Сожмется от несущегося в колыхающейся мгле звука внутренний щенок. К утру дождь утихнет. В лужах полыхнет испуганный рассвет и все провалится вновь в ватную серость. Я не дождусь весны. Не придумаю ее сам. Не нарисую на обоях. Не услышу о ней по радио.

Весна и прочее пройдет мимо. Не окрикнув, не спросив дороги. Цокнет по кружке чайная ложка. Сожмутся в кулак любимые стены. Вздрогнет оконное стекло. Опять мокрый снег растянется тяжелой гардиной над крышами домов. Вечный февраль.