Не люблю я слово хобби. Оно похоже на игрушечную лошадь.
Помню, я, шестилетняя, спросила у папы: «Что такое хобби?», и он ответил: «Лошадка. Был такой английский писатель, он придумал этим словом называть то, что человек любит делать. Если ты любишь сочинять сказки, значит, ты любишь седлать свою лошадку». И подумала: «Вот глупость. Никого я не седлаю, я просто живу в своих сказках».
Слово хобби похоже на микстуру, которую пьют, когда тебе скучно, а для жизни и дела – не очень годится. Куда лучше – досужее ремесло. Когда по вечерней летней прохладе приходит домой комбайнер с поля и ищет пилу и стамеску в сарае, чтобы строгать и скреплять живую еще древесину на мытом утром женою крыльце.
Сарай прохладный, полный пеньки, соломы и солнечных узких полосок, они протянуты сквозь щели, а солнечный вечерний сноп летит прямо в комбайнера через открытую дверь на старых чугунных петлях, еще дедовых. Сарай с соломой и стружкой – словно жилище трудолюбивого, вдумчивого насекомого - паука или муравья, комбайнер по нему ходит, высоко поднимая колени, переступая через молодые, занозистые доски и вековой пень в центре: поднимет колено, поставит кирзовый сапог на одну доску и крепко выругается тем словом, какое жене не скажет, а только другу механизатору.
А как тут не выругаться, когда жена снова пилу упрятала . Весь день убиралась – в доме, на огороде, потом у ограды, и так до сарая добралась. Рвала мохнатую, злую крапиву, что еще недавно была молодой зеленью для свежего супа, а сегодня, на второй неделе июля, превратилась в мощную, дышащую огнем драконову траву. Надела перчатки – натруженные, с пупырышками, и давай крапиву драть, а там ее не остановить – пошла в сарай, сложила, как надо, поленницу, выкинула вон сердитым движением моток ржавой проволоки с запутавшимся в ней увядшим вьюнком – будто умершим летним венком, и прибрала любовно мужнины инструменты: «Ничего в порядке не держит». А теперь муж ходит по доскам в сарае и ищет: «Свет! Светлана!»
Дом молчит, двор молчит, сноп вечернего света стоит в дверях, как вечный золотой дух лета. «Свет!» - катится по двору, и из тишины, из летней кухни, где стол, покрытый летней клеенкой, где квас, окрошка, стрелки лука и жена Светлана босиком, из летней кухни катится обратное: «Чего тебе?» Долго катится и сонно, Светлана, щурясь и вытирая миску махровым полотенцем, глядит сквозь летнее окно и клубы солнца: что там у него снова?
А он, походив по золотом своим доскам, обойдя старый березовый пень в древних кругах, из которого торчит топор, как страж, возвращает ей: «Ничего… Нашел».
Нашел и пилу, и стамеску, и даже рубанок, и после ужина окрошкой возьмет в руки живое дерево и будет делать свое ремесло на крыльце, и не надо ему бросать работу комбайнера.