В средние века был такой алхимик - Франц Якоб Гугенфаст, с именем которого связывают следующую историю. С детства парнишка рос болезненным и слабым ребенком и когда ему исполнилось пятнадцать лет лет бедняга заболел непонятной болезнью. Ни с того, ни с сего у него внезапно поднималась высокая температура, начинался сильнейший жар, лихорадка, бред и родные не знали, выживет ли мальчик или нет. По счастью, в тот город приехал Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, более известный как Парацельс, знаменитый врач и алхимик, быть может, самый известный из врачей средневековья. И, опять-таки, по счастью, Парацельс взялся лечить пацана и ему это удалось. Более того, после лечения ребенок воспрял телом и духом, прекрасно окончил школу и решил стать врачом. Известное дело. Ежели тебе кто-то протянул руку помощи в трудную минуту, то в следующий раз ты снова и непременно отыщещь этого господина.Так оно и было. Франц отыскал Парацельса и стал одним из его многочисленных учеников. Парацельс, как опытный педагог, определил, что истинным призванием ученика является не медицина, а химия, а потому возложил на него все, что было связано с этой таинственной наукой - приобретение реактивов, реторт и колб, сбор и систематизации минералов, подготовка опытов и так далее. Время шло. Парацельс старел и, наконец, почувствовав приближение смерти, вызвал Франца к себе.
- Сынок, ты мне верно служил и я хочу тебя вознаградить. Вот тебе запечатанный пакет, в котором находиться результат всей моей жизни. Можешь сказать, что?
- Могу, учитель. Ты нашел-таки философский камень!
- Ты дурак, Франц. Философского камня нет и не будет. Никогда ворона не станет орлом, а карась - щукой. Никогда сера не станет сурьмой, а серебро - золотом. Нет, сынок, об этом и не думай. В этом пакете описан рецепт лекарства, которое лечит практически все болезни.
- То есть, ты, учитель, нашел панацею от всех болезней?
- Можно сказать и так.
- Спорю на десять флоринов, что тут есть подводные камни - подумал Франц и оказался прав.
- Однако, сынок, загвоздка в том, что данное лекарство действует лишь на безгрешных людей. Почему это так, я сам не знаю. У меня, видишь ли, просто не хватило времени проделать соответствующие исследования. Поэтому ты сделаешь так. Если к тебе обратится с просьбой о лечении безнадежно больной человек, то ты сперва должен будешь исповедать его. Ты имеешь церковный сан, стало быть, ты имеешь на это право. И если после исповеди окажется, что этот человек безгрешен, то вскрой конверт и познай истину. Но только после этого.
- Обещаю, учитель.
- И будешь ты проклят, если нарушишь эту клятву!
На пакете было написано черными чернилами: "Панацея".
После смерти учителя и во славу его Франц принял новое имя -Теофраст Бомбаст Гугенфаст и продолжал вести скромную, монашескую жизнь. Много раз к нему обращались за помощью безнадежные больные, но, исповедуя их, монах лишний раз убеждался, что ни один их них не безгрешен. На каждом висели гроздья грехов - распутства, пьянства, убийств, чревоугодия, предательства и так далее. Так продолжалось двадцать лет, а проклятый пакет, вставленный в рамку из палисандрового дерева, каждый день нарушал его внутреннюю гармонию.
- Неужели мне предстоит отбыть в мир иной, не зная, что записано в этом пакете? Ведь оно адресовано мне, не так ли? - мучился Гугенфаст.
Так, день за днем монах постепенно убедил себя.
- И потом, я же стар. И кто знает, быть может это лекарство продлит мою жизнь?
Искушение было слишком велико. Ночью монах схватил ножницы и вскрыл пакет. В него оказался вложен другой пакет, потом еще и еще. И, наконец, Гугенфаст вскрыл последний, седьмой пакетик, в котором оказался маленький листок, на котором было нацарапано всего лишь одно слово: "Вода".
Монах почувствовал себя обманутым. Как же так? Вода! Так мы же ее потребляем каждый день! Кружками, бидонами и ведрами! И что? Разве это панацея.
- Учитель, как ты мог обмануть меня!
Долго, очень долго Гугенфаст был безутешен. Долго днями и ночами монах размышлял над этим. Наконец, он понял. Понял, что совершил грех, вскрыв пакет и следовательно...
- Что следовательно? Не могло же содержание записки измениться. Не могло же так оказаться, что будь перед ним безнадежно больной и безгрешный человек, и в пакете оказался бы совсем другая запись? Или могло?
Долго, очень долго Гугенфаст размышлял над этим и уже на смертном одре понял совсем простую истину.
- Нет безгрешных людей, следовательно, пакет нельзй было вскрывать, а что написано там - уже не имеет значения.
Теофраст Бомбаст Гугенфаст со спокойной совестью отдал Богу душу. В тот же день все записи его были доставлены к местному епископу, который на досуге ознакомился с записями и натолкнулся на пакеты с запиской.
- Гм, - ухмыльнулся священнослужитель, покойный алхимик всегда был философом...