Пролог
Пока дождешься автобуса пролетит вся жизнь.
Лотта смотрела, как небольшая, толстобрюхая на коротких лапках собачка важно бежит по своим делам, высоко задранная мордочка, любопытствующий взгляд. На углу дома сидела кошечка. Увидев собачонку, кошка взъерошилась, настороженно принялась следить за ней. Собачонка, не обращая внимания, нюхала траву, а потом сосредоточенно пометила угол дома рядом с кошкой. Та не шевельнулась, но Лотта даже издали видела, как сердито горят кисьи глаза и прижаты уши… Собачка побежала дальше, кошка расслабилась… Солнце стояло высоко в небе, волосы Лотты струились по плечам золотисто-дымчатым шелком.
-Можно присесть?
Голос звучал спокойно и приветливо, но Лотта вздрогнула и подобралась.
Она узнала.
"Терра. Николь и Олехандро"
Николь какое-то время лежала в пушистой траве не решаясь открыть глаз. Потом повернулась – и сама удивилась, с какой легкостью ей это удалось сделать. Олехандро был уже на ногах, прищурившись, он смотрел на апельсиновое небо.
-Ну и где это мы? - пробормотал он, не ожидая ответа: Николь знала не больше него.
-Ты чувствуешь? – голос не скрыл возбуждения. Николь тоже поднялась, чувствуя непривычную невесомость. На поле повсюду были цветы. Маленькие, желтые, гладкие, и сиреневые, невысокие. И бело-желтые…и…и… Розоватые, насыщенно-синие, оранжевые, самые разнообразные, не повторяясь ни формой, ни текстурой цвели цветы. Целое поле цветов.
-Так не бывает. – голос ее дрогнул. Олехандро пожал плечами и не ответил. Бывает – не бывает, ан есть перед глазами, сама ведь видит.
Николь упала на колени перед ближайшим цветком… цветами. Настоящий аромат защекотал ноздри, в неподготовленном носу защекотало, она чихнула. Засмеялась – счастливо и недоверчиво, - снова упала в траву, аккуратно, чтобы не придавить ни цветочка. Она гладила их стебли, что-то восхищенно шептала.
-Николь, пора идти. Если все получилось – мы на Терре.
Терра! Планета – мечта! Недостижимая, для рядовых жителей Варанги.
-И куда? – Николь встала рядом с ним, снова и снова восхищаясь несравненно-меньшей силой притяжения.
-Если бы я знал.
-Как? Ведь ты же родился здесь!
-Я был слишком маленьким, Николь. – он нахмурился, ковыряясь в памяти. Все, что удалось вспомнить, что Солнце садится на Западе. Но что это дает? Как понять, в какой стороне люди?
-Если бы я родилась здесь, я бы запомнила! – заносчиво воскликнула его спутница, и он еле удержался, чтобы не щелкнуть ее по курносому носу.
Она была на полголовы ниже, тощая, привыкшая к жуткой тяжести Варанги, вдавливающей ее слабое тело в вечные снега. На Варанге жили в пещерах, уходящих глубоко в недры планеты: наверху оставаться было нереально – сильные ветра и вечная мерзлота, лед, который не пробить никаким огнеметом.
-Тебе так только кажется. Пойдем туда, что ли? - Он махнул рукой туда, где небо еще сохраняло свет, уже не апельсиновый – розовый. Николь же не знала, что такое апельсины… Олехандро гордо распрямил плечи. Он ей покажет! И этот сочный фрукт, так освежающий в жару… Жару! Он зажмурился от удовольствия, представив, как она удивится, узнав, что от тепла можно вспотеть. И что воды вдоволь… Магазины, полные еды, счастливые толстые дети с немыслимыми игрушками. Красивые девушки (тут он нее посмотрел, и подумал, как здорово будет выбрать ей платье).
-О чем ты задумался? – она вглядывалась в его лицо, незнакомое, непривычно-расслабленное.
-Да так. Пойдем.
Прохлада вечерних сумерек не напугала их, они привыкли к куда более жутким холодам.
-Пойдем скорее! Бежим, бежим! – от счастья кружилась голова. Николь схватила его за руку – впервые в жизни ее прикосновение было таким теплым, горячим. Господи, какая маленькая сила притяжения!
"Терра. Лотта и ОН"
Лотта поднялась на ноги.
-Сиди, - рука властно легла ей на плечо. Лотта передернулась. – Неужели настолько противно прикосновение мужа?
-Ты… ты мне не муж! – звонко сказала Лотта, тщетно храбрясь. Он невесело засмеялся.
-Тогда ты говорила другое.
-Нельзя, - голос ее снова сорвался, - нельзя просить у женщины этого. Какой у меня был выбор? Все они – или ты один.
-И ты выбрала одного меня. Выбрала же?
-Да, - с вызовом сказала Лотта. – И была готова быть тебе примерной женой пока ты…
-Пока я не потребовал у тебя супружеского долга? Господи, Лотта, я же не насиловать тебя собирался!
-Соблазнить? – она посмотрела на руку, которую он так и не убрал с плеча. – Я не люблю ничьих прикосновений! Если не влюблена.
-Дай мне время!
-Ты не понимаешь! Я или сразу влюбляюсь – или никогда! Я не виновата!
-Какие мы особенные, - насмешливо произнес он, скрывая… боль?
-Мой автобус. – сухо сказала Лотта. – Извини.
Рука соскользнула с плеча, оставляя неприятный след. Рука сохранила тепло плеча Лотты – волнующее тепло желанной – любимой? – женщины.
"Терра. Николь и Олехандро"
-А звезды… - завороженно, мечтательно выдохнула Николь.
Они так и не дошли до людей, решили заночевать в поле. Ночь на Терре – душистая, теплая, звездная.
-А какие…? – начала было Николь и замерла. Столько вопрос вертелось на языке! Но сейчас она сама все узнает, полузабытые истории мальчика-с-Терры ей уже ни к чему!
Они уснули. Сон был сладкий, на Варанге не снятся такие сны.
Ему снилась мама. Он помнил запах молока от ее передника, который она надевала для готовки. Руки часто в муке – она любила побаловать сына пирожками. Школа – вся их ватага, со стертыми от времени лицами, двойки и пятерки мирно соседствующие в дневнике. Прошло пятнадцать лет, как шестиклассник Олехандро покинул Терру.
Николь снились цветы.
Утром они тронулись в том же направлении. По простой логике, он решил, что раз солнце встало с этой стороны, то идти следует в противоположную.
К полудню они добрались до деревеньки. Николь приняла ее за город – что ни лачуга, то – в ее глазах, - дворец! Она любовалась коровами, гусями, кроликами, слушала лай собак и брань за заборами – и наслаждалась…
--Это не город. Я узнаю, как туда добраться – и покажу его тебе.
Неужели что-то может быть еще больше и уютнее?!
А в животах урчало от голода.
-У меня нет денег, как ты понимаешь. – виновато сказал Олехандро.
Она понимала. На Варанге деньги были. За кастрюлю настоящего супа нужно было работать неделю. Обычно их кормили суррогатом.
-Здравствуйте! – попробовал Олехандро окрикнуть мужчину в красной фуфайке. Он возился за забором, Олехандро не знал наверняка, что именно он делает, но работа казалась не простой.
Мужчина ответил что-то непонятное. Николь подняла на Олехандро умоляющие незабудковые глаза. «Надо будет подарить ей букетик», рассеянно подумал он.
Он попробовал снова заговорить, мужчина так же старался что-то сказать ему. Оба говорили на разных языках.
-Ты не взял с собой переводчик?! – бровки Николь сердито нависли над глазами-незабудками.
-Не смог… Попробую – если вспомню… - и Олехандро заговорил на языке детства. Мужчина не понял. Олехнадро тысячу лет не использовал этот язык, но все же совсем переврать его он не мог! В памяти смутно мелькнуло, что на Терре есть несколько государств, и в каждом свой язык. Олехандро чуть не застонал.
На их счастье из дома вышла старая женщина, какое-то время о чем-то громко перепиралась с мужчиной, а потом махнула им рукой, жест этот показался им дружелюбным. Они подошли ближе.
Их пригласили к столу. Олехандро снова попробовал заговорить на своем языке, его не понимали, но улыбались.
Николь робела. Она сидела на краешке крашенной табуретки, и руки спрятала под стол.
-Это еда. Они нас угощают.
-А деньги?
-Тут бывает, что угощают просто так – добрые люди. Но я все отработаю! Тот мужчина что-то делал, я помогу ему. Я быстро учусь, ты же знаешь?!
Николь знала – Олехандро во всем и всегда был первым.
Он был быстрее и смелее. Может быть, потому что он родился на Терре?
Кто и зачем его похитил и привез на Варангу не знали. Его подкинули в семью Николь, которой едва минуло 5. С ним вместе ее родителям предоставили приличную сумму денег, и распоряжение, чтобы деньги эти потратили на мальчика. Теплая одежда, еда, медикаменты. Чтобы ребенок не умер! Он должен расти. Довольно жестоко, если учесть, что пятеро старших детей в этой семье умерло, кто от голода, кто от холода, и никто не торопился лечить их. «Если ребенок умрет – пеняйте на себя. Любая смерть покажется вам милостью, в сравнении с тем, что вас ждет.» - извещала записка. Родители не стали фантазировать, что может их ждать – на Варанге умели расправляться с ослушавшимися…
«Он точно еще жив? Он просто синюшный!» - воскликнула тогда мать. Николь заревела, что родители не обращают на нее внимания и не дают посмотреть, и отец хлопнул ее по попе. Николь потом припоминала Олехандро, что по его милости она огребла. По ее словам – до синяков, но в это никто не верил. Может потому, что Николь на этом месте уже хохотала?
«Его могли подбросить на «Восход», там бы он был в безопасности. Почему нам?» - размышлял отец Николь. «Восход» - территория богачей. Единственный участок планеты, который не ютился в пещерах, а помещался под небом. Специальный купол защищал от холода и любопытных глаз. Но каждый ребенок старше двух лет знал, что там нет болезней, нищеты и смерти. Знал, что там полно цветов, прирученных животных, произведений искусства. Бывший гувернер, старик Эрнест, служил какое-то время на «Восходе». И его рассказы были волшебной и недосягаемой мечтой каждого ребенка. Каждого – но не Олехандро. «На Терре так в каждом дворе», - сказал он, когда старик рассказывал о кошках, у которых гнутые спинки, мягкая шерстка, острые, как у Тайгеров, коготки и зубы. «Врешь!» - рассердилась Николь и даже пнула его легонько своей маленькой ножкой. Олехандро изловчился, перехватил ножку, стащил Николь со скамейки так, что у нее до макушки задралась длинная штопанная шубка…
"Терра. Лотта и ОН"
На этот раз той смешной собачонки не было. Две стройные овчарки сидели по диагонали, на расстоянии метров шести друг от друга, и глядели куда-то за дом. Кошки тоже не было. И автобуса, разумеется, тоже.
На Лотту они внимания не обращали, а вот она всполошилась, когда собакам надоело глазеть вдаль и они принялись расхаживать туда-сюда прямо по дороге, а одна и вовсе решила лечь там спать – прямо в середине. Водители сигналили, объезжали, не снижая скорости, а Лотта каждый раз закрывала глаза, чтобы не видеть собачей кончины. Она попробовала подойти к собаке и сказать «кыш», но та не шелохнулась. Помог велосипедист – осторожно и неумолимо ехал на собаку, и той пришлось отойти.
Показалась еще одна псинка – не овчарка, большая, черная , пушистая, с красновато-коричневыми глазами. Подбежала к овчарке – не той, что приняла дорогу за постель, а к другой; ткнулась носом ей в щеку. И независимо отбежала. Овчарка же так обрадовалась, что принялась догонять, тереться о мохнатый черный бок. И только большая собака в сторону – так тут же овчарка перекрывает ей дорогу, заглядывает в глаза, дергает носом…
Пушистая псинка не выдержала натиска. Подошла к Лотте, посмотрела на нее. Лотта протянула руку – собака дала себя погладить. Овчарка не приближалась – наблюдала издали. Черненькая улеглась у ног Лотты, и та ощутила какая она тяжелая: Лотте пришлось напрячь мышцы ног, чтобы те не уехали за три девять земель от веса собачки.
Овчарка подошла ближе и ревниво посмотрела на Лотту. Та протянула ей ладонь, приглашая принять ласку, овчарка отказалась. Хозяин-барин, Лотте уже есть кого гладить. Большая собака закрыла кирпичного цвета глаза.
-Я и не надеялся.
Лотте не надо было поднимать голову, чтобы опознать собеседника.
В этот раз он не пытался класть руку ей на плечо. Сел поодаль, закурил. Собаки недовольно зашевелились.
-Выкинь эту гадость, пожалуйста, - брезгливо попросила Лотта. – Собакам не нравится.
Быстрым движением затушил сигарету о скамейку, но выбрасывать не стал, сидел, зажав во рту.
Он познакомился с Лоттой когда она еще совсем маленькой. Он ее помнил, он не мог ошибиться. Она – забыла.
"Терра. Николь и Олехандро"
-Это точно можно есть? Нам за это ничего не будет? А это съедобно? А это что? – спрашивала Николь тихо, а Олехандро переживал, достаточно ли уместно говорить на чужом языке за столом.
-Нас угощают. Я отработаю. Да, съедобно, это баранья ножка, мясо, не суррогтаное. А это вилка, мясо можно есть руками, а картошку – нельзя, видишь, как они едят? Повторяй! – отвечал он, с трудом прекращая жевать.
Он уговаривал себя не торопиться, есть аккуратно, но как давно он не ел нормальной еды, особенно горячей! Подумать только, в детстве мать уговаривала его съесть еще кусочек. Такая вкуснотища!
Потом хозяева выжидательно посмотрели на них. Олехандро встал, подошел к мужчине, потянул его за рукав туда, где он был на момент знакомства. Мужчина, кажется, понял, замотал головой. Олехандро не знал, что означает этот жест. Он взял странный предмет, который недавно был у мужчины в руках.
-Недава йеу пату! – как-то так произнесла женщина. В ее голосе Олехандро расслышал предостережение.
-Не давай ему лопату, - повторила женщина. Макс, ее муж, успокаивающе кивнул ей.
-Все в порядке, Жанна, они нормальные. Просто иностранцы. По-моему, он говорил по-испански.
-А за столом?! Ты слышал, как они переговаривались? Какое-то шипение. Нигде таких звуков нет.
-Жанна! – прикрикнул он. Жена замолчала. Николь же сидела, втянув голову в плечи.
Олехандро вонзил лопату в землю – так, как видел это у Макса.
-Так ты помочь хочешь, - догадался наконец тот. – Не так. Смотри.
Он потянул лопату из рук Олехандро, показал. Вернул.
-Ну, пробуй.
Это оказалось в самом деле нелегко. Руки быстро начали болеть. Да и делать то, что не понимаешь – не просто.
Но Олехандро копал и копал, пока Николь не положила свою ладошку на древко.
-Моя очередь.
-Еще одна помощница. Нет уж, девонька, ты сиди! Я б послал тебя Жанне помогать, но больно ты чумазая. – и он проводил замолчавшую Николь обратно на скамейку.
Все оказалось сложнее, чем они планировали. И намного лучше: худший вариант, что они останутся на Варанге, и их поймают с поличным… Их бы не оставили живыми. И – не убили бы. Скорее всего, сохранили бы сознание, а тело бы стало живой почвой для… как повезет. Насекомых, которые должны были бы разрыхлять почву самой планеты, когда наберутся сил? Или заставили бы их собственное мясо расти и множиться – на корм Тайгерам, чтобы приручить их в конце концов? Проверяли бы действие болезней – каждой на определенном участке одновременно. Просто удивительно, как ученым с их возможностями до сих пор не удалось победить болезни людей и климат загубленной планеты. Климат – «экономически не выгодно», говорили те, у кого были права еще в начале кризиса. И просто – не выгодно. Забитыми людьми проще управлять. А еще проще – благодарными. Богачи умели создать иллюзию заботы или поблажек. А люди умели им верить. Но вот Олехандро было с чем сравнивать. Совершенная, божественно-прекрасная Терра! Полная свободных и сильных людей…
Они готовились два года. Продумали все варианты. Олехандро доводилось бывать в Лаборатории – как курьеру, его быстрота ценилась на Варагне. А Николь было нечего терять. Ее родители были больны, и больше всего на свете Николь мечтала, что их удастся телепортировать на Терру. Но для начало нужно было испробовать телепорт… И узнать, все ли в порядке со Священной планетой.
С планетой все было хорошо. Она процветала, и люди на ней были отзывчивыми, какими умеют быть только счастливые.
Они пробрались в Лабораторию ночью – у Олехандро были ключи. Он сумел сделать дубликат (Сильно рискуя. Забирал документы у начальника отдела ИРТ для Хранилища Z. Успел сунуть руку в ящик – он знал, куда тот кладет ключи. А на следующий день вернул ключи, извинился, сказал, что прихватил с бумагами. Глупо и рискованно, но никто не ожидал, что кому-то бы хватило смелости воспользоваться ворованными ключами…). Олехандро делал дубликат сам, и станок для этого он тоже делал сам, а инструменты покупала Николь. Каждому пришлось работать вдвое обычного, т.е спать всего по 4 часа в сутки на протяжении пяти месяцев. Потом долго ждали – чтобы все забыли, что ключ у ИРТ пропадал…
Он отговаривал Николь – но она все равно пошла с ним. Боялась, что он не вернется? Он был готов ей дать любую клятву! Впрочем, жизнь на Варанге учит не верить ничему и никому.
А может, дело вовсе не в этом.
Сейчас Николь больше всего боялась, что родители решат, что она их бросила. Или – умрут до ее возвращения за ними. Хотя они не планировали находится на Терре долго. Если бы Олехандро только знал, как хочется Николь обратно! А он фантазировал, что она должна посмотреть на Терре.
-Я ненавижу их, - сказала Николь, когда они ложились спать в их первую на Терре ночь.
-М?
-Тех, кто живет за куполом. Они живы, здоровы и счастливы…
-Скоро каждый житель Варанги будет здоров и счастлив. Нам помогут жители Терры.
"Терра. Лотта и ОН"
-Ты всегда можешь со мной справиться, ты же знаешь, - заметил он.
Они были счастливой парой. Она знала все его вкусы, и превращала дом и их быт в произведение искусства. Он исполнял любой ее каприз. Ей было достаточно бросить малейших восхищенный взгляд на любое украшение, дорогущее дизайнерское платье, редкий талисман – и он тут же покупал ей, и не позволял спорить. Весь свой досуг они проводили вместе – и им не было скучно друг с другом. Все рухнуло, когда однажды он решил, что этого недостаточно.
Он вошел в ее спальню, когда она уже легла в постель. Аккуратно опустился на самый краешек.
-Лотта, - он погладил теплый бугорок одеяла. Она выглянула из вороха подушек.
-Это ты, - она нежно улыбнулась ему, и он поцеловал ее. Она попыталась отпрянуть, он успокаивающе погладил ее, навалился, прижимая ее к кровати, глубже проникая языком в рот.
И тут Лотта вцепилась в него ногтями, да как! Он сразу отпустил ее.
-Что случилось? Я напугал тебя? – вдруг он побледнел. – Там…они все-таки успели?..
-Изнасиловать меня? – она сухо улыбнулась. – Нет, они не успели, а вот ты, кажется, почти.
-Лотти. Против твоей воли… я бы никогда… - он чувствовал себя жалким.
-Я вижу. – она посмотрела на его брюки и усмехнулась – презрительно и гадливо.
-Я больше не прикоснусь к тебе, - он поднялся на ноги. Она – тоже.
-Разумеется. Потому что я ухожу.
-Куда ты пойдешь? Зачем? – он сделал движение загородить дверь.
-Мы не сможем продолжать игру в семейную парочку. Выйди, пожалуйста, мне нужно переодеться.
Он вернулся с маленьким шариком.
-Я прошу тебя остаться. Вот. Это тебе, если я когда-то еще приближусь. Просто сожми его.
-И что будет?
-Узнаешь. Это тебя обезопасит. И не только от меня.
-Отлично, пригодится в дороге. – небрежно сунула шарик в карман и прошла мимо него.
Он не побежал за ней, слишком унизительно. А потом долго искал ее, и нашел – на полузаброшенной автобусной остановке.
-Да где же он, - просрипела зубами Лотта, глядя в золотую даль – город тонул в лучах вечернего солнца, свет оседал золотой пыльцой на листву, растворял в золоте конец города, опускался на лица, делая их двухмерными, нереалистичными. И казалось, что свет вызолотит все вокруг, вот Лотта уже начала превращаться в Золотую Бабу – если смотреть на ее дымку волос.
-Лотта, - позвал он ее. Ему хотелось увидеть ее глаза, которые она настойчиво прятала. И у него получилось – она посмотрела на него, не с отвращением, как он опасался, а испытующе.
-Хочешь секрет? – она слегка потянулась к нему. – Тогда я угодила в тюрьму не беспочвенно.
Он молчал.
-Я действительно похитила того мальчика.
Он смотрел в золотые глаза. Она чертыхнулась:
-Да ты слышишь, что я говорю?
Не получив ответа, отвернулась к дороге.
-Да где же автобус, чтоб его…
Из-за поворота показался красный кадиллак. За рулем сидел лысый мальчик в синем спортивном костюме и в солнцезащитных очках. Вовсю орала музыка,
-Детка! – он выпустил кольцо дыма. – Не хочешь порезвиться?
Удивив своего собеседника, Лотта подошла к машине:
-Конечно, красавчик! – и залезла на переднее сиденье. Разом теряя свою невозмутимость, он подбежал к ним:
-Лотта, с ума сошла?
-Отойди, дед, - снова выдохнул дым паренек. – Со мной ей будет гораздо интереснее.
Машина тронулась. Он вытер пот со лба и быстрым шагом покинул остановку.
-Что за цирк, Клара! – смеялась Лотта. – «Детка, не хочешь порезвиться»!!!
Паренек стянул с себя очки, за которыми прятались огромные синие глаза с длиннющими ресницами. Сразу лицо стало женским и неудержимо красивым.
-Мне не понравилось, как он к тебе приставал. Это ведь он? – дождавшись кивка, Клара сама удовлетворенно склонила голову и продолжила. – Сломали его стереотипы. Ты ведь видела его рожу? – она захохотала и смачно поцеловала Лотту в губы.
Рука Лотты нащупала в кармане пиджака его шарик.
"Терра. Николь и Олехандро"
-Просыпайся, соня! – радостный голос Николь разбудил Олехандро. Эту ночь они провели в сарае – тут стояли три кровати с железными спинками и проволочный матрас, старый шкаф – в нем хранились инструменты, старые книги, ведра. На стенах были развешаны поеденные молью шубы и огородные перепачканные куртки. Пол был устлан душистым сеном. – Когда мы поедем в город?
-Нам нужны деньги и язык. Кажется, у них много работы в огороде – а мы могли бы помочь… - он зевнул и посмотрел на шуструю черную муху, ползущую по двери.
-Не думаю, Олехандро: справлялись же они как-то без нас? Нельзя злоупотреблять гостеприимством. Одевайся! – и она швырнула в него брюки.
Олехандро не понравилось руководство Николь. Поэтому он швырнул в нее подушкой:
-Наседка!
Она «всерьез обиделась» - отвернулась от него. И еще раз – когда он обошел ее, и еще раз – когда обошел снова, а потом с тихим визгом кинулась на него и хлестнула пониже спины:
-Вот тебе!
Он повалил ее на кровать. Она укусила его за руку – ощутимо. Он отомстил щекоткой.
Весело было так сражаться, не боясь нарушить Режим, не замерзая, не чувствуя вину перед соседом за свое счастье.
Волосы Николь растрепались, а руки Олехандро прикасались к самым уязвленым местам – подмышки, колени и – самое невыносимое! – ребра… Жертва уже не могла смеяться, только вздрагивала, слезы текли по раскрасневшемуся лицу. В дверь постучали – на пороге стояла хозяйка.
-Идите завтракать. – она поманила их рукой, и они пошли – на жест, не на слова.
Не решались сесть, но им подвинули стулья и слегка надавили на плечи.
-Спасибо за все. Нам нужно двигаться в город. Я могу что-то для вас сделать, прежде чем мы уйдем?
Олехандро старался каждое слово сопроводить жестами, указывал на себя и Николь, на ворота и лопату, пальцами изображал шаги. В ответ улыбались, но на отработке, кажется, никто не настаивал. Тогда он взял за руку Николь, оба поклонились и пошли к калитки. Хозяева забеспокоились, догнали их, говорили что-то еще. Олехандро и Николь беспомощно посмотрели друг на друга: ничего не понятно. Олехандро обвел рукой воздух – и сжал пальцы, имея ввиду деревня вокруг – маленькая. Потом развел широко в стороны и изобразил шаги: он хотел выяснить, как попасть из деревни в город. Хозяин и хозяйка переглядывались, о чем-то спорили, тоже махали руками…
-Пойдем уже, - тихий голос Николь и мягкая рука на рукаве потянули Олехандро к выходу.
"Терра. Лотта и Клара"
Клара жевала жвачку, курила, хрипло смеялась. Машина ворчала на поворотах, сигналила, обгоняя прочих. Дорога неслась стремительным размытым пятном, пока с трассы они не повернули в какой-то поселок. Сразу же угодила в лужу, и Лотта смотрела, как коричневые капли вздымаются из-под колес ввысь намного дальше крыши.
«Шарики на конфетах «Фереро Раше» - подумалось ей. – «Маленькие шоколадные шарики».
Ругаясь, Клара открыла дверь в квартиру – однушка на втором этаже бывшей усадьбы какого-то купца, надпись стерлась, а забивать в и-нете было лень. Не разуваясь, прошла в кухню, тяжелые ботинки глухо ухали по дощатым половицам. Она поставила чайник, достала крекеры, увидела свое отражение в вытяжке над плитой, чертыхнулась, стянула «лысину» - русые волос скомканной дугой упали на плечи, - рухнула на диван – читать газету.
Лотта осталась на крылечке. Она смотрела то на заляпанную грязью машину, то на седые от облака деревья, и качала, качала ногой, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума. Она сама не знала, что с ней происходит. Может быть, та сказка была заклинанием? Проклятие или дар?
«Родился цветочек, багряный, как кровь, с золотой сердцевиной и черными усиками. Он рос на холме среди своих братьев и сестер, которых любил безмерно и был совершенно счастлив. Пока не влюбился… Его избранником оказался Ветер. Страсть Цветка была так сильна, что он с корнем вырвал себя, сорвался в неизвестность, ведомый Ветром, позади оставляя всех, кого любил. И с корней его сыпалась не только земля, но и капли багряной крови. Долго блуждал он по небесным просторам и разным странам – как захочет Ветер, пока не очутился на другом холме, так похожем на тот, где он родился. И решил Цветочек остаться – тоска по цветам и по земле оказалась слишком сильной. Врос в Землю, простился с Ветром и жил так довольно долго, пока не соскучился. То ли по Ветру, то ли по странствиям заскучал наш Цветочек, и когда Ветер бушевал особенно сильно, он вырвал себя – опять с мясом – из земли и полетел… И снова и снова врастал он на каком-нибудь холме, преисполненный тоской по близким, и снова и снова выдирал себя, разбрызгивая кровь взлетал в небеса с возлюбленным Ветром. И никогда не мог обрести покой»…
Прочла Лотте эту сказку когда-то мама. Как в воду глядела. Какая-то сила заставила Лотту покинуть дом и идти в никуда, стаптывая ботинки. И гнала сейчас.
-Все еще тут возишься? Идем в дом, чайник вскипел, - невнятно сказала Клара – мешала зажатая в углу рта сигарета. Нечеловеческим усилием Лотта прекратила трясти ногой и пошла за подругой.
Потом, оставшись в кухне в одиночестве – Клара спала в комнате, а Лотте был предоставлен выбор – разделить кровать с Кларой или спать на небольшом диванчике здесь – Лотта жгла спички. Одну за другой! Так хотелось тепла… Но спички умирали раньше, чем она успевала согреться.
-Девочка-со-спичками, ты угомонишься или нет? Серой воняет на весь дом! – заспанная Клара стояла в дверях. На ней ничего не было.
-Да, я ложусь, извини, - пробормотала Лотта и потушила спичку. Соблазнительная нагота Клары утонула в темноте.
-Ты все еще можешь разделить постель со мной, а не ютиться здесь. – небрежный голос подруги заставил Лотту снова вспомнить о шарике. Впрочем, Клара всегда знала меру своим шуткам и отношение Лотты к ней.
А может и не всегда. Теплые руки лежали на плечах Лотты и нежно их массировали.
-Я согрею лучше любых спичек, ты ведь знаешь? – прямо в ухо прошептала Клара, и Лотта содрогнулась от отвращения и желания.
Но Клара уже убралась.
«Я как персонаж японских мультиках – в любом девчачьем анимэ всегда есть та, которую все хотят трахнуть», - мрачно подумала Лотта. И тут же прибавила, вслух:
-Не льсти себе.
Из спальни донесся зевок.
"Терра. Николь и Олехандро"
Они видели людей, куда-то идущих и одетых нарядно, шли за ними; те оглядывались с подозрением, тогда Николь и Олехнадро переглядывались, отставали… Кто-то вывел их к деревенскому магазину, кто-то шел в гости, а потом им повезло – они вышли на автобусную остановку. Как бы далеко не был город, денег ни копейки, придется идти пешком. Но зная маршрут – это проще. И они пошли – лесочком, но так, чтобы была видна трасса.
Пели птицы. Сумасшедше пахло хвоей. Николь не могла наглядеться. И впервые в жизни она не чувствовала себя усталой и беззащитной.
Олехандро был хмур – этот лес не походил на то, что он помнил о Терре. А памяти 12-летнего мальчика можно доверять? Он отчетливо помнил мамины загорелые руки – часто в мыльной пене, помнил палящие солнце и широкую листву. Высокие дома. Где все оно? Смутно припоминалось, из учебника, что есть климат – разный в государствах... И с ним связано то, как будет выглядеть природа. Или это была фантастическая повесть?..
Иногда лес прерывался деревеньками. Николь спросила, не стоит ли уже войти в одну из них – попробовать заночевать, но Олехандро посмотрел на Солнце и сказал, что время еще есть. И они шли дальше.
Им повезло: из розового неба вырос город – внезапно, всей своей величественной махиной. Машины и люди сновали туда-сюда, неоном переливались вывески. Уютные желтые фонарики один за другим зажигались, помогая натрудившемуся за день Солнцу светить людям путь.
Олехандро, радостный и гордый, повернулся к своей спутнице с широкой улыбкой на успевшем загореть лице – повернулся и замер. Николь плакала – беззвучно, крупными слезами, прижав руки к щекам.
Поймав его огорчение, улыбнулась:
-Все… все в порядке. Просто какие вы… счастливые, жители Терры.
Он обнял ее. Николь доверчиво прижалась к теплому его боку мокрой щекой.
В сумерках они шли – уже неважно куда. Главное, что они были в городе. Оба с интересом разглядывали прохожих. На них никто не обращал внимания.
Потом Николь смущенно спросила:
-Олехандро… Я – урод, да?
Он встал в ступор. Никогда он не задумывался, красива ли была Николь.
-Посмотри на них! Какие они все высокие и… и… - Николь не знала, как сказать про фигуры проходивших мимо девушек. Сама она была плоская, сухая, а они все казались ей сильными и женственными, с их крутыми бедрами и высокой грудью.
-Оставь меня одну. Ненадолго. Пожалуйста.
Она села на скамейку, в сереньком потрепанном платье. От желтого света волосы оттенка грецкий орех порыжели, а на бледной коже заплясали теплые огоньки.
-Боже, какая красавица. Послушай, я фотограф – не очень известный, но стабильно печатающий свои фото, у меня были две выставки.
Она испугалась. Что он ей говорит? С такими блестящими глазами. Что хочет?
-Олехандро! – закричала она. – Пожалуйста.
Незнакомей отшатнулся – истошный вопль на непонятном языке способен отбить желание диалога у любого, но только не у фотографа-фанатика, но и он был впечатлен силой ее легких.
Олехандро очутился между Николь и фотографом моментально.
-В чем дело? – спросил он на языке детства, не рассчитывая получить ответ. Цель была одна – отпугнуть непонятного типа сердитым тоном. И не сдать себя, претвориться жителем Терры, да он и был им, черт возьми! Он здесь родился, это его настоящий дом.
К своему удивлению его прекрасно поняли и ответили.
-Вы испанец? Мне везет. Я учу язык второе лето, и не сказать, что преуспел в совершенстве… И я так давно искал, с кем бы попрактиковаться. Мне повезло! Идеально красивая девушка – и ее спутник-испанец!
Его лицо мальчишечьи сияло.
-Кстати, меня Евгений зовут.
Он говорил с акцентом. И слова многие были не понятны по-отдельности, но смысл Олехандро уловил.
-Олехандро, - представился он и тут же насупился: - А какое вам дело до девушки?
И Евгений начал все сначала:
-Я фотограф. А ваша подруга – невероятной красоты. Я давно искал что-то такое… не здешнее. – (Олехандро напрягся при слове «Не здешнее», а Николь с беспокойством смотрела на них, но видела, что разговор идет мирно. Значит, все в порядке?). – Она такая хрупкая и невысокая, но в глазах – такая глубина, какой обычно нет у подростков. И тени на лицо ложатся идеально!
Олехандро перевел все, что услышал для Николь. Она рьяно замотала головой:
-Нет, нет, нет! Мы не можем себе позволить… Послушай!.. Олехандро… Мои родители… ведь ты же знаешь! – и на глазах появились слезы. Евгений потеребил ремешок фотоаппарата, который всегда был при нем. Он был смущен: желание запечатлеть увиденное и неловкость при виде чужих слез.
Он обнял ее за плечи.
-Николь. Он нам нужен. Он единственный, с кем мы можем говорить. Он сказал, - в глазах Олехандро зажглись мечтательные искорки, - Сказал, что я говорю по-испански. Испания… теперь я вспомнил. Это другая страна, Николь. Там было еще теплее и солнечнее, и каждый день в обед мы ели апельсины… - голос стал строже, - Поэтому он нам нужен. Мы скажем, что нам нужны медикаменты…
-Скажи сейчас! – звонко перебила Николь и вскочила со скамеечки, на которой сидела как испуганный воробей.
-Хорошо… Евгений! Как вы поняли – мы не отсюда. Родители Николь тяжело больны. У нас нет ни денег, ни работы. Если вы сможете помочь с чем-то из этого – Николь будет вам позировать. – слова дались тяжело, проснулся страх за Николь. – Но я всегда буду присутствовать тоже – я за нее отвечаю. – твердо закончил он.
Евгений пристально смотрел на него, Николь ломала руки, спрятанные за спиной. Уголки рта Евгения были приподняты, и казалось, что он понял для себя что-то еще – сверх сказанного.
-Хорошо, - сказал он после долгой паузы. Олехандро все так же не спускал с него глаз. – Вы будете присутствовать все время, что я фотографирую Николь. А я плачу вам за это деньги. С девушкой ничего не случится, – сказал он мягче. – Я ищу красоту не для того, чтобы уродовать ее, а лишь чтобы рассказать о ней миру. Что с ее родителями?
Олехандро сглотнул.
-Они… они!.. – голос охрип. Николь подошла к нему. Теперь ее руки, очень белые, с прозрачной кожей, были на виду. Евгению снова до жути хотелось взяться за фотоаппарат, открыть окошечко объектива… Он сдержался. – Они умирают. Николь… Мы из бедных мест. Там люди мало едят, много трудятся, подхватывают инфекции. И их никто не лечит.
-Может быть, имеет смысл перевести их сюда? У меня большая квартира. Да не смотрите на меня так, я не идиот и не благодетель. Временно. Пока вы не найдете свое жилье, и пока они не выздоровеют.
Олехандро кивнул:
-Если появится возможность – спасибо! Мы это сделаем. Но сначала нам нужно передать им лекарства.
-Я могу сейчас отправить вас к ним, снабдив препаратами. Просто заключить договор, что вы вернетесь, - уточнил Евгений.
-Нет. – сказал Олехандро, преодолевая искушение. – Мы не знаем, когда сможем вернуться. Поэтому сначала – работа. Сколько времени Николь нужно будет позировать?
-Не больше месяца и не меньше недели. Я постараюсь воплотить все, о чем мечтал за короткий срок.
Николь потом назвала его идиотом и не хотела разговаривать…
-Мы могли взять лекарства, и мои родители бы начали лечиться! Неизвестно, успеем ли мы?! О чем ты думал… А вдруг все это ложь??!
"Терра. Лотта и ОН"
Бесстыдный свет прорвался через не плотно закрытые шторы. Клара спала, подушка валялась на полу, одеяло – наполовину тоже, и сама она свисала, неудобно изогнувшись, едва прикрытая большим розовым медведем. Лотта только головой покачала.
Она не стала будить подругу. Ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Через два часа она снова была на той остановке, где вечность за вечностью приходилось ждать автобус.
В этот раз автобус так и не пришел. Может быть, потому что он пришел первым?
-Ты в порядке, - спросил он, едва завидев Лотту.
-Да, - она особо внимательно на него посмотрела.
-Зря ты это сделала. – он закурил. Собак поблизости не было, и Лотта не стала возражать.
-Это была моя подруга, - устало сказала Лотта. – А ты – идиот. Я ведь… - она оборвала себя сама.
Он отметил изменения в ее голосе, в ее настроение и – почти задохнулся. Новые краски Лотты – дар, пир его чувств. Он с ума по ней сходил.
-Да обними ты меня уже. Ведь ты же хочешь? – без улыбки произнесла Лотта… Ему казалось, что он смотрит знакомый с детства фильм, все диалоги которого он знает на память… но в этот раз его герои ведут себя иначе и говорят не по тексту.
-Ты в порядке? – он сделал шаг, но не к ней – а в глубь остановки. Чтобы она не видела его лица.
-Не удивляйся. Я сама не понимаю, что творится со мной. Просто прими меня, хорошо? – она смотрела с такой мольбой, что щемило сердце. И эта нежность к ней, беспокойство за нее были намного сильнее страсти… и гордости.
-Бедная моя девочка. Поехали домой.
-Обними…
-Нет, - решительно ответил он. – Так, садись в машину, если захочешь поговорить – дома.
Она села на заднее сиденье. Начался дождь, она смотрела, как он дорожками бежит по стеклу. Какая капля скатится первой? И он молчал – следил за дорогой. Напряженно, будто ехал первый раз – хотя мог бы вести машину в слепую.
"Терра. Николь, Олехандро, Евгений"
Николь сидела на белом обшарпанном стуле на фоне белой стены. На ней было розовое платье из тончайшей ткани – она мечтала когда-то просто потрогать такую ткань. У ног лежали цветы – искусственные. Евгений хотел заказать настоящие, но Николь пришла в ужас, что на такие глупости сорвут Цветы…
Она смотрела будто в себя. От длинных ресниц падали на щеки острые тени. Казалось, Солнце обходило ее стороной. Казалось, она вся была Тенью.
Евгений щелкал фотоаппаратом, забыв обо всем. Он никогда в жизни не был так счастлив. Он запечатлевал малейшие изменения нездешнего, нечеловечески красивого лица.
А она думала о деньгах, о медикаментах и помощи. И боялась – до слез! – не успеть. Невозможно все время жить в таком напряжении? Николь и не жила. Восторг от пребывания на Терре давно прошел, а тоска по близким нарастала.
Нет, Терра была прекрасна. Планета-мечта. И для Николь там было место, там было место для каждого! Но другие гибли там, на Варанге. Нельзя быть счастливой, пока страдают другие.
Олехандро не мог оторвать глаз. От ее простоты, от ее красоты. Ругал себя – как он раньше не замечал? И думал, что это дело в Терре – здесь расцветет любой. Он впервые видел ее глазами мужчины – и ненавидел тех, кто поедал блага жизни на Варанге. За то, что такой Николь он мог не узнать. За то, что Николь просто могло не быть – если бы не повезло.
Николь вдруг посмотрела прямо на него, и он смутился, кровь застучала в висках. Евгений тут же одурел от того, что увидел в ее взгляде.
Потом она переодевалась в другие платья -в фиолетовый бархат, в белый ситец, в черный тюль, в золотую парчу. Ей заплетали в волосы ленты и надевали венки, заплетали косы… Но лицо ей трогать запретил Евгений. Он не мог испортить красоту косметикой.
Она иногда увлекалась игрой, с удовольствием примеряла новый образы. Смотрелась в зеркало – не узнавала. И впервые испытывала тщеславие.
Евгений был повсюду. Иногда он фотографировал недоделанный образ – когда ловил в ее настроение что-то новое. Давал задачи: вспомни первый день в городе или последний сон – и поражался, как Николь остро реагировала на любое задание. Лучше любой актрисы. Искренняя как ребенок, слушающий сказку.
Она смертельно устала, затекли все мышцы, и мельтешение фотографа осточертело. Ей казалось, что даже на Варанге она не чувствовала такого упадка сил. Дело было не в позировании, конечно. А в ее измученных нервах.
Олехандро видел ее состояние, предлагал ей попросить Евгения закончить на сегодня – но она не позволяла. Она хотела скорее отработать все, что должна.
Потом ей показали фото. Она смотрела на незнакомую девушку – без зависти к ней, без гордости, что это увидели в ней. Ей было почти смешно:
-Это не я.
В соседней комнатке она переоделась в свои лохмотья.
-Скажи ему, пусть сфотографирует теперь.
Олехандро перевел. Евгений критически посмотрел на девушку и щелкнул пару фото.
-Смотри. – показал ей результат. И поразился сам. То, что дразнило его и то, что он не сумел до конца воплотить в тех волшебных фотографиях – вот оно!
Николь улыбнулась – грустно и торжествующе.
-Твоя работа закончена. Вот деньги – и он положил ту сумму, которая полагалась бы за месяц. Николь никогда не видела столько…
-Спасибо, - сказала она. Евгений кивнул – понял.
Он не хотел отпускать эту девушку. Он почти страшился минуты, когда она выйдет за дверь. И не уйти ей было нельзя.
-Вы возвращайтесь – когда перевезете сюда родителей. – пригласил он.
Николь ушла, больше не взглянув на него. Олехандро поблагодарил. Записал адрес.
Хлопнула дверь. В опустевшей студии остался Евгений – один среди совершенных фотографий. Лучших образов, когда-либо созданных. И Николь в стареньком платишке, девушка-подросток с глазами смертельно долго жившей старухи глядела ему прямо в глаза.
"Варанга"
Территория «Восход» не охранялась. Едва ли найдется безумец, который рискнет прорваться за купол.
Про «Восход» говорили много.
-Из наших шкур пальто себе заказывают.
-Дома на костях строят.
-У Эдвига дочку в служанки забрали – так она не вернулась.
-Так счастливо служит может?
-Какое тут счастье! В неволе да без родителей. Слышала, что у тех, к кому нанималась, жена больно ревнивая. А Эдвигова дочь хороша собой.
-Ну и что?
-«Ну и что»! Говорят, жена эта ее сердце в вазочке прикроватной хранит. Замариновала – они умеют, чтоб не портилось, и…
-А я другое слыхала! Что она проводочки к нему прицепила, и оно стучит, время отбивает.
-Работайте, дуры, день короток, дети дома голодные.
-Да помереть бы уже!
-Всяк жить хочет, а ты помереть!
-Эээ, помереть! И из-за тебя, дуры, дети пускай твои пухнут? Трудись, давай!
-Все ломит, не могу больше.
-Через не могу. Четвертое дыхание придет.
Не приходит – тут уже девятое дыхание ждать надо, да не дождешься.
Женщины чистят приборы, которые притягивают свет. Их увезут на «Восход».
На «Восходе» хорошо. Там не знают, слова «смерть». И увидь кто с «Восхода» этих женщин, не поверил бы, что такие бывают.
-А расстрелять бы их там всех, - неосторожные от выпивки слова оборонил бородач. Он только что вырыл тридцать пятую за эти сутки могилу. А ведь еще нужно будет каждого опустить в яму и закопать…
-Ты б молчал, чтоб тебя самого не пришили.
-Да кто слышит? – возмутился бородач. – Или ты сдашь?!
В ответ поморщились:
-Знаешь же, что нет. И все-таки следил бы за языком.
-Расстрелять? – вмешался рыжий. – А за что? В чем они виноваты? Те, кто построили «Восход», давно умерли от доброй старости. Это их правнуки живут, они о нас даже не слышали. А контролирует кто – знать не знаем!
-Да, дети не должны отвечать за грехи отцов.
-Нам прозябать теперь ради этих деточек?
-Вы все равно только языком молоть горазды, а бунт никто бы не поднял – кишка тонка.
-Да при чем тут кишка? У нас просто ничего не выйдет. Они сильнее. Ты вот когда последний раз пил горячий бульон?
-Не помню.
-Да не в этом сила. У них вера есть, а у нас.
-А у нас семьи. И коль взбунтуемся и головы не снесем, все помрут.
-А что им жить? Также как мы мучаться?
-Любая жизнь – это дар!
-Я надеюсь, ты это с сарказмом сейчас? Иначе ты просто идиот!
-А ты – суицидник!
-Разнимите кто-нибудь этих придурков!
-Видать мало упахались, раз силы драться еще есть.
Купол «Восхода» сиял безмятежной чистотой.
"Терра. Лотта и ОН"
Они сидели в большой розовой гостиной. Пушистый ковер и подушки – цвета фуксии, мебель – кремового оттенка, земляничный йогурт – занавески, плед. Когда он привез сюда Лотту, хотел создать ей самое сказочное жилище, безопасное, красивое, женственное.
Он был влюблен в ее смех. Он был счастлив, когда она хотела мороженое. Ему нравилось, как она подбирает под себя ноги и как кутает плечи в плед. Она честно всегда была к нему внимательной, ухаживала за домом, готовила на его вкус, устраивала приятные сюрпризы, внимательно слушала. И была бесконечно дружелюбна-равнодушна, а он не хотел в это верить. Почему она вернулась к нему? Только этого и волновало его. Но он спросил другое:
-Ты говорила, что попала в тюрьму за дело.
-Я действительно похитила того мальчика. Мне сказали, что он единственная надежда Варанги. Ты знаешь… Генетика, судьба, начальные этапы воспитания – должны взять свое. Он не пропадет! А для них… он должен стать проводником. Или, хотя бы, примером.
-Что с ним сейчас? А его родители?
-Его родители все еще его ищут. Да, это причиняет мне боль. Я помню свою вину. И я ничего о нем не знаю.
-Ты бросила его на чужой планете?
-Моей задачей было просто доставить его. Увлечь. Я не выбирала ребенка – мне указали на конкретного. Я приехала в Италию, нашла указанный адрес. Честно сказала, что мне нужна помощь. Солгала – что родители не узнают. Что им достанется клон, и они не увидят разницы.
-И что? Ты посадила его в машину? И родители его не учили, что к чужым людям нельзя садится в автомобиль? И потом куда – на корабль? Или какой-то транспортер?
-Я привезла его в указанное место. Не могу сказать, какое.
-Лотта. Не хочу тебя пугать, но ты уверена, что мальчик попал на Варангу, а не к каким-то извращенцам?
-Я видела их документы. И мне прислали подробный отчет – с фото, датами, о том, как он устроился на Варанге. В какой семье. Также я просмотрела его контракт. Ему обещана стопроцентная безопасность.
Он не ответил. Она улыбнулась своими грустными губами.
-Вот видишь. Я не так идеальна, как тебе представлялось. Я лучше пойду, хорошо?
Медленно поднялась, поправила юбку.
-Что за автобус ты ждешь? Куда ты ездишь?
-Я не знаю. Мне некуда пойти. Пока ждешь, пока едешь, пока добираешься назад – время умирает. Мне не для чего жить, я ничего не хочу и никогда ничего не хотела. Разве что свободы. Но с этим я зашла в тупик. – она посмотрела в окно. Прохладный, мокрый ветер звал ее куда-то, но зачем? Насобирать новых приключений на свою задницу? – Я так много тебе говорю сегодня. Зачем? Тебе никогда не казалось, что все зря.
-Всем время от времени не хватает смыслов.
-Ну вот как ты с этим справляешься?
-Я вспоминаю, что я еще не видел в жизни, не пробовал. И иду воплощать. По пути стараюсь делать добрые дела, любые, где вижу, что могу помочь. Любуюсь красотой мира – все эти закаты-рассветы-архитектура, что попадется на глаза. И красотой судьбы, когда все случайности оказываются зачем-то нужными, получается цельная картинка.
-И тебе этого достаточно? Новизна приедается! Добрые дела… иногда так тошнит от окружающих, что все равно, что там с ними будет. Красота мира? А я помню большую красоту, какой в нашем городе нет, но и ее не надо! Автобусная остановка куда эстетичнее, заросшая, пустая, заброшенная, со своими битыми бутылками. Идеал времени!
Она почти кричала.
-Лотта!
-Что «Лотта»?! На Варанге есть смысл – выживание, мы этот этап прошли. И остались в сытом довольстве. Век, когда каждый может быть богат, счастлив и заниматься творчеством – про****!!! Нет ни одной по-настоящему нищей семьи, но кругом кричат о своей нищете! Нет по-настоящему неизлечимых болезней, но люди все равно болеют, никто не готов выложиться до конца ради своего выздоровления! А образование? Столько информации кругом, столько возможностей, но на моей остановке каждый день появляются новые пустые бутылки.
-Что ж ты сама не приведешь в порядок остановку?
-Мне нравится ее разруха. Люблю окружать себя тем, что «в духе времени».
-Мы сами создаем время.
-Я смотрела, в разных слоях общества… все создают только смерть. Даже ты…
-Я?!
-Ты хотел убить меня, ты пытался привязать меня…
-Постой… Тогда у меня два вопроса, постой.
-Слушаю.
-Ты не думаешь, что это было бы не убийство тебя, а раскрытие – с новой стороны? И второй вопрос, почему ты тогда сегодня вернулась, и вообще, просила обнять тебя?
-Если бы я знала. Разве у тебя не бывает смутных желаний, навеянных как будто извне?
-Мои желания – это мои желания.
-И эта сытая уверенность в голосе! Ненавижу уверенность!
-Лотта, дай мне месяц, и я покажу тебе все, чему научился у мира. Ради чего стоит жить.
-Шпаргалка.
-Что?
-То, что ты назвал – шпаргалка. Ты живешь по шпаргалке. Чтобы самому не сходить с ума, от безысходности.
-Ты жаловалась, прости, не жаловалась, а говорила… Что люди только разрушают. Дай я покажу тебе мир созидания.
-Поведешь меня в привилегированные кружки? Юродивых, безумных художников? Вся эта странная богема прячется от мира, и их созидание – лишь мираж, в этом нет жизни. Изыски пресыщенного разума.
-Нет. Я докажу тебе, что творчество есть в каждом. Что жизнь создается каждым.
Она подошла к нему, волнительно-близко. Но он смог выдержать ее взгляд.
-Вот сейчас мне с тобой интересно. – сказала она тихо.
"Истории, показанные ИМ"
1)
Она сидела на набережной. Волны, сегодня густо-коричневые, лениво шевелились под свесившимися ее ногами. Так плещется кофе в огромной чашке, когда его помешивает ложечкой задумавшийся человек – неторопливо и бесцельно.
-Далеко ли ушла вода?
Она подняла голову. Пожилой беловолосый мужчина в светлом костюме смотрел, то ли на нее, то ли на женщину поодаль – она не поняла. Уточнила:
-Это вы мне?
Он улыбнулся – приветливо и загадочно.
-Мне приятно, что вы откликнулись.
Она ответила, что вода такая же, как и неделю назад, только тогда она была прозрачная – был ветер, разгонял волны.
-Можно спуститься? – последовал следующий вопрос – почти робкий. Она улыбнулась:
-Как вам будет угодно.
Старичок подумал немного и спустился к ней. Она вернулась на свое сиденье – он хотел предложить ей пиджак, но она сказала, что ее сумочки ей достаточно.
Солнечный день, с которым так гармонировал светлый старик, ей совершенно не подходил – на ней было черное платье, вечернее и нарядное – лет 20 назад.
Она любила собирать чужие истории, и надеялась, что очередной собеседник расскажет ей свою. У нее в копилке, например, была уже история… ах, она все-таки забыла имя. Рыжие волосы – на голове и лице, очень добрые голубые глаза, грязные ногти, сигаретка. Они встретились на набережной опять же, тогда пошел дождь, было нужно где-то спрятаться. Она шагнула в беседку, и этот рыжий мужчина сказал ей с добродушной улыбкой:
-Садитесь, чего стоять?
-И верно: в ногах правды нет! – она примостилась, оглядывая сквер из-за пелены дождя. Грубо выточенные скульптором динозавры охотно подставляли свои спинки воде.
Дождь кончился, она кивнула мужчине и пошла дальше – не зная, куда ее выведет дорога. По пути она ела рябину и улыбалась, улыбалась, улыбалась, чувствуя покой, редкий гость ее натуры.
Набережная закончилась библиотекой – «Закрыто». Дальше царапинами проходила железная дорога, а за ней – деревенский квартал. Она любовалась разными домиками, двориками, чужими пухлошерстными кошками. Деревенская улочка сменилась старенькой и обнищавшей – сплошь бараки, и голодный кот пронзительно раззявил рот, умоляя об еде. Около него лежали тухлые рыбьи головы, из которых было выедено все, что можно, над ними кружили отвратительные мухи.
Ей хотелось заплакать, когда кот съел не только котлету из ее булки – но и тесто.
За школьным футбольным полем – очередной сквер. Какая-то девчонка галопом ездила по его периметру, а каштановая лошадка усердно выстукивала копытами и время от времени что-то кричала. Дети били в колокола, висящие на разной высоте в чугунной арочке. Было людно, солнечно и весело.
Дальше ноги вынесли ее в парк – к пустой эстраде и забитым аттракционам, к пруду с толстыми утками. Вода была прозрачная, с мостика было видно, как с двух сторон от широкого тельца смешно дрыгаются красные, словно озябшие, лапки. Хлеба им доставалось вдосталь, что им не мешало все-таки драться. Зоопарк с надписью, что на днях прекращает работу, водяная горка, палатка с попкорном.
Она села на скамейку, счастливая, умиротворенная. И увидела его – недавнего рыжего собеседника. Он тоже ее узнал, приостановился – вместе удивиться тому, что опять ухитрились встретиться. Теперь была ее очередь пригласить присесть. Он не отказался. Сел – но так, чтобы ей не мешать, не вплотную. Предложил пиво или сигареты. На отказ – снова добродушная улыбка. А через несколько минут светского разговора – страшное признание. Он одинок с… еще б вспомнить…да, верно, с 1986-го. Он сначала спросил – почему она гуляет одна, и она ответила полуправдой: она из поселка – и вот осматривает город. И тогда он заметил, ей, должно быть, тогда совсем хреново. Ибо все, кто перебираются в город – не от хорошей жизни это делают, да еще и гуляя в одиночестве. Она не стала его переубеждать: ни говорить, что в город ее занесла любимая работа, ни говорить, что в поселке она очутилась лишь потому, что эта самая работа предоставила ей там жилье, ни того, что гулять в одиночестве она обожает. Улыбнулась, молчит – до тех пор, пока его губы не договаривают страшное признание насчет одиночества. Острый ужас сжал сердце – столько лет – и никого?! Какая трагедия унесла всех его близких?
Все оказалось проще – у него были родственники, с которыми он иногда виделся. Другое дело, что это не были люди близкие по духу, и не было любимой женщины. Но ее это успокоило: родственники – все равно родственники. Пока есть на свете брат – ты не одинок.
У него был брат – богатый, благополучный брат, который прежде снабжал его деньгами, но теперь у него была большая своя семья, и все, на что удавалось рассчитывать – пара сотен на сигареты. Сам он отсидел – она правильно расслышала?? – 26 лет (нет, ошиблась, он не на столько старый, но не переспрашивать же), последний раз – 8. В 80-е он уехал на Украину, жил с женщиной, у них был ребенок. Потом решил вернуться назад – а они остались. У него была там квартира, так он им оставил ее, чтобы не платить потом алименты, да и вообще, женщина с его ребенком… хотя, может, и не его. А пусть. Вот за брата обидно, что он… зазнался. (Она задалась вопросом, как в одной семье один ребенок вырастает в нищего, несколько раз сидевшего, а другой ворочает, по его словам, миллионами, ездит на охоту и живет в собственном большом доме со счастливой семьей). Сказал и про отчима, что тот никогда его не любил, и только терпел, пока жива была мать. А потом выгнал.
-И где вы сейчас живете?
-По друзьям.
Ну вот, и друзья у него есть. Она вздохнула с облегчением, не исключающем сочувствия.
(Потом, когда она с коллегой вспомнила этого рыжика, коллега сказал:
-Если человек говорит, что он одинок – значит, он одинок. Независимо оттого, сколько людей рядом.
Но она не была согласна. Потому что знала, что такое одиночество, когда нет совсем никого)…
На брата он ругался крепко, но, когда она уходила, в глазах злости не было. Добрые и умные глаза, без лукавства или обиды.
-Может, еще увидимся, раз вы каждый день гуляете, - сказала она на прощание, боясь, что он начнет просить ее телефон или попробует обнять. Но он остался таким же сдержанным, как был.
-Может, - без сожаления или надежды он спокойно отпустил ее, и она была ему благодарна. Как и за то, что он не стал пытать о ее судьбе, работе и близких. Ей не хотелось бы врать, но и раскрывать свою душу, особенно на предмет близких и работы она не любила…
С сегодняшним собеседником она не угадала.
Он пытался ее расспрашивать – про семью она ответила скупо, а про службу говорить отказалась корявой шуткой. Но все это она сделала со своей неизменной, ласково-вежливой улыбкой, что только еще больше располагало к ней.
Неожиданно, старый мужчина подошел к ней, так, словно хотел обнять. Она отшатнулась. Ей и до этого не нравилось слишком явное восхищение ею, все эти комплименты, что она чудо и тд. Тем более, ей не понравилось такое наступление.
-Ты чего? – удивился он.
-А вы? – криво усмехнулась она, глядя снизу вверх.
-Я от солнышко прикрыть хотел, а ты что подумала?
-Что вы хотите меня обнять. Не надо меня прикрывать от солнышка – оно мне не мешает.
Он продолжал улыбаться.
-Обнять? Ну что ты, еще слишком рано для этого. А ты решительная.
Она постаралась вернуть на лицо ласково-вежливую улыбку. Разговор продолжался на отвлеченные темы, иногда прерываясь его вопросами к ней и этими неприятными ей комплиментами. Иногда он шутливо давал ей пять:
-Что? Ты любишь свою работу? Правда?
-Я ради этой работы сюда и переехала. А то время, что я не могла устроиться по профессии – самое отвратительное в моей жизни.
И он протянул ей ладошку, по которой она весело хлопнула в ответ.
-А что за работа?
-Я же говорю: секрет! – улыбка. -А вы кто по профессии?
-Хватит называть меня на «вы». Меня зовут Сандро. Скажи: «Ты – Сандро».
-Окей, окей, окей! «Ты – Сандро», нормально?
Он был врачом, одним из пяти сыновей, и единственным, кто из них любил свою работу. Он учился на стоматолога, и лучшим временем в годы учебы были ночи, ночи, когда он разгружал вагоны, по нескольку тонн.
-Но это же ужасно! – искренне сказала она.
-Это прекрасно! – восторженно отреагировал Сандро. Она только головой покачала.
Так они разговаривали довольно долго, но она начала уставать. Потому что он начал слишком приближаться. И слишком много интереса проявлять к ней, как к женщине.
-Мне пора на работу. Я уже опаздываю. – сказала она.
Он предложил ее проводить, она сказала – немножко.
-Мне нужно будет идти очень быстро.
-Я тоже могу быстро, -ответил он.
К ее стыду, он заторопился, как только мог, чтобы идти в ногу. И ей все равно приходилось замедлять шаг. И он все равно продолжал намекать на что-то, чертовски неловкая, катастрофически нелепая ситуация.
-Извините, я совсем не успеваю, я побегу!
Он начал было вызывать ей такси, не слушая ее возражений.
И тогда она просто побежала, так быстро, как могла. Он что-то кричал ей вслед.
Потом мимо нее заворачивала за угол машина.
-Ты чего старичка обидела? – спросил водитель.
Что она должна была ответить?
После этого, она надолго завязала с прогулками и знакомствами.
"Терра. Лотта. ОН"
-И что ты хотел показать мне этой историей?
-Творчеством может быть все. У нее был роман с городами, и с людьми – как с одухотворенной их частью. Поверь, ей интересно жить, и она узнает многое о других людях, о себе самой, ибо с каждым человеком рождается новая ты. А мужчины… Рыжий живет своим одиночеством и случаем. Чем не искусство? И при том, он действительно не озлоблен. А Сандро всю жизнь бежал от скуки к красоте. Даже сейчас ему важна была красота, он был искренен в своем восхищении. И ему важно было созвучие с миром, он оценил отклик девушки. Поток. Впрочем, хочешь взглянуть на чужую жизнь изнутри? Я могу. Вот, специальные наушники…
-Это же стоит целое состояние?
-Мне было интересно. Мне не жалко денег на свои прихоти.
"Истории, рассказанные Им"
2)
Однажды я узнала, что нет никаких других жизней. Нам дана жизнь на Земле – один раз. И дано Бессмертие. Все…
Мне этого мало.
Я хотела быть всем!
И я заключила договор – с Ведьмой.
-Я, конечно, не смогу сделать тебя мужчиной, или помочь побывать теми, к кому ты не имеешь склонности, - предупредила она.
Я не смогу побывать космонавтом или программистом, не смогу стать негритянкой или в 20 лет побывать 40-летней…
Но все же мне дано много жизней.
Какая-то жизнь длиться всего один день, а какая-то растягивается на несколько лет.
Я могу проснуться и выглядеть в свои 25 на 18, а могу – на 30+. Я могу проснуться рыжей или брюнеткой, вместо привычного блонда. Я могу проснуться официанткой, а могу – художницей. В любом городе своей большой разноплановой страны. И жизнь – каждую маленькую жизнь –я делю с разными людьми.
Ничего нельзя удержать.
Я – бариста. Работал ли кто-нибудь еще с таким энтузиазмом, как работаю я? Потому что никогда не знаю, сколько мне отмерено.
Кофе, кофе, и все можно пробовать.
-Пей сразу или выливай, - говорят мне, пока я растягиваю удовольствие.
Как это – вылей?!
Такая нежная пенка, самый вкусный кофе.
Сломала печенье. Случайно!
-Теперь тебе придется… - страшным голосом начинает коллега, – его съесть!
Шоколад с орешками.
Заходят люди. Я рада каждому.
-У тебя хорошо получается.
Я улыбаюсь. В каждой профессии я просыпаюсь новичком, но уже работающим – на собеседование идти не нужно!
-На сегодня все.
Не хочется уходить из тепла кофейни, от всех этих красивых баночек, от милых коллег!
-Можно поработать еще часик?
Удивленные взгляды, кивок.
Люди приходят толпой, я нервничаю, стараюсь все успеть, у меня получается.
Заговорили о любимчиках.
-Иногда тут приходит… Ему лет 40. И никогда не улыбается.
-Да, она в него влюблена!
-Чем он тебя покорил?
-Своей… недоступностью, наверное.
-Ооо, понимаю, он, наверное, как Северус из ГП!
-О, она уловила его волшебность, видишь?
-А он часто приходит?
-Нет, никогда не угадаешь…
Время идет незаметно. Я мечтаю, чтобы этот загадочный вот-вот пришел.
-Ну, теперь мы точно тебя отпускаем. До следующей смены!
И я ухожу.
У меня в руке мой камень Морион – единственный, кто путешествует со мной из жизни в жизнь.
Идет теплый снег. Река еще не замерзла, октябрь.
На набережной – синяя лодка. По Фраю, если в ней поспать, то станешь умной, если не ошибаюсь.
Подходит пара парней, забираются в лодку, мне это нравится.
-Огонька нет?
Глупо шучу, чтобы он превратился в дракона, тогда и огонек будет. Отворачиваюсь к реке. А они что-то про письмо из Хога болтают.
-Девушка! А пойдемте пить с нами!
Вот делать мне нечего, кроме как пить.
-Лучше покажите письмо из Хогвартса!
-Да оно не настоящее. Из магазина «Лента».
-Ого! Оно настоящее, а «Лента» - прикрытие, чтоб маглы не догадались.
Одобрительный смех.
-Залезай в лодку!
-Если поможешь даме!
И мне подают руку.
Один совершенно ошалелый, что я присоединилась, и ужасно хочет идти за ромом, а другой смотрит мне в глаза, раскачивает лодку, имитируя шторм.
-Свистать всех наверх!
Мне хорошо! Мне безумно!
Наконец, решают идти за ромом, я не хочу никакого рома, а потому меня поднимают на руки (на лодке) и передают в руки тому, ошалелому, который уже на земле.
Я не пытаюсь помочь и не особо переживаю, что меня могли бы уронить.
Не уронили, поставили на землю, обмотали рулеткой. А потом вернулись на набережную. Меня называли Ремарковской Героиней и читали стихи Есенина. Смотрели на волны под Мельницу и ели шоколад. И шел снег.
Все было идеально красивым, хрустальным… сказочным. И уже сейчас мне было понятно, что эта жизнь продлиться день.
Грусти не было. Все мимолетное – прекрасно.
Видимо, и они так считали – они не спросили мой телефон, иначе мне бы пришлось врать что-нибудь.
-Станцуй со мной? Белый танец, - говорю я.
Он чудесно танцует, гораздо лучше, чем я. И на нас падает снег, а глаза у него – синие-синие.
Снег заметет наши узоры. А на берегу волны уже смыли наши следы…
Я ложусь в кровать и отпускаю эту жизнь.
Я просыпаюсь воспитателем.
-Тетя, дай хлебушка! – это говорит Кира.
А ей нельзя много батона – аллергия.
Поняв, что от меня толку нет, вернулась за столик. Я вижу, как она тянется рукой к чужому кусочку, Кира замечает мой взгляд, отдергивает руку, я отворачиваюсь – специально. И краем глаза вижу за вновь тянущейся ручкой. Я смотрю на Киру, та радуется, что я все пропустила, машет мне кусочком батона. Пусть кушает, один раз ничего не будет.
Вчера она не захотела засыпать в тихий час, просилась к маме, глаза у нее были полны слез как у Марии Магдалены.
-Хочу какать, - просилась она, но мне известно, как она умеет манипулировать! Никуда не пустила, и вот она лежала, глядя в потолок своими большими заплаканными глазами, пока я не почувствовала запах. Черт! Прости, прости Кира!
Одеваю Машу, которая еще не умеет говорить. Она ни-в-какую не хочет надевать штанишки, отбивается, кричит. Оказалось потом, что это были не ее штанишки….
Проходит месяц работы.
Не путаю штанишки, знаю, кого когда на горшок, дети уже не перепачканы краской, а Марк влюблен по уши. Полчаса не хочет надевать носочки, чтобы «Тетя» - я- помогла ему, а он умеет сам! Ему просто хочется внимания. А потом он целует меня в обе щеки и никуда не отпускает.
Он приходит в садик самый первый и сразу идет играть со мной в кубики. У него светлые волосы и карие глаза. Он с очень серьезным видом смотрит на тебя и виновато кивает, если сделает что-то не так, понимает. И очень весело смеется, когда наклоняешься над ним, чтобы разбудить, волосы падают на него, щекотят, это весело, он заливисто смеется, ловит их - аккуратно, не тиская, и я наклоняюсь уже специально.
Днем играла в «крокодила» с детьми – ползала по полу на животе, а дети сидели верхом и хохотали. Кто-то случайно подул в ухо, я издала невнятный, но очень понравившийся им звук, и они стали дуть мне в уши, все! – а кто-то полез туда пальцем. И не вскочить ведь сразу, чтоб не уронить…
Пробовали играть в боулинг. Пока расставляешь кегли, дети разбегаются. Или утаскивают уже поставленные, пока пытаешься выстроить в колонну детей. Или пинают кегли ногой, а мяч кидают друг в друга. Или ссорятся – кто будет первым стоять в колонне. В итоге играем, как получится, им же еще только 2 годика…
Я никогда не знаю, сколько мне отмерено пожить этой жизнью, и потому всегда прощаюсь крепко.
Обняла на прощание Марка – он потерся носом о мой нос. Маленький медвежонок.
Это был последний раз, когда я видела его.
И Киру.
-Обними тетю на прощание!
Ты ей не нужна, когда она видит маму, но все-таки подходит к тебе, крепко обнимает, целует даже. Она самая самостоятельная из всех, когда я первый раз ее увидела, я думала, это мальчик, нереально-красивый мальчик, длиннющие ресницы, белый вязаный костюмчик, короткие волосы. А оказалась – девочка, которая первая съезжает с горки, не боится пить лекарства, любит быть в центре твоего внимания и таскать чужие вещи.
-Не буду это надевать! – вопит кто-то из детей.
-Тогда я это на Киру надену. Надеть? – ребенок кивает.
Кира тут же берет вещь и натягивает на себя.
-Кира, подожди! Это ведь мальчишечье.
Но Кире все равно. Она любит мерить чужую одежду.
Больше я их не увижу – и эта жизнь кончилась.
"Терра. Лотта и ОН"
Какой хаос. Лотта была оглушена чужим восприятием действительности. Разумеется, никаких ведьм не существовало. Просто кому-то, как и ей, было мало одной ветки реальности и простых человеческих смыслов. И этот кто-то очень старался быть всем.
-А обычные домохозяйки? Или простые труженики? Покажи мне их?
-Сколько тебе показать жизней, чтоб ты убедилась – не бывает простых и не творческих.
-Ну… сейчас это были истории о творческом подходе к жизни. А вот насчет обычных умений петь, например, или гениально что-то мастерить, среди обычных людей? Слабо?
Попавшийся им мужчина работал охранником в гостинице.
-Что же в нем творческого? – фыркнула Лотта, глядя его массивную фигуру с животиком, неловкие пальцы.
Маленький сканер закончил свою работу, и она увидела, что каждую свободную минуту он рисует и делает украшения, из обычных гаек. Обтачивает их, режет метал, украшает стразами.
-Но это все равно никто не наденет. Да, красиво, да необычно… но… лучше простое серебряное колечко. – в голосе ее звучало сожаление.
-Он занимается тем, что ему по душе, и у него неплохо получается. Тебе нужны еще доказательства?
-Вон та девушка. – невысокая, худая, с мальчишечьей стрижкой.
Она работала продавцом на складе. Каждый день таскала тяжелые коробки, полные игрушек и пыли. Чудовищно простая, грубоватая, как казалось Лотте. Но сканер показал другую картинку. Как упоенно она читала книги. Как большую часть зарплаты, достающуюся ей нелегким трудом, она тратит на покупки деревянных моделей кораблей, увлеченно собирает их – сложные, с кучей мелких деталей, и эти здоровенные фрегаты, крейсеры, лайнеры – как настоящие! – превращают ее обычную квартиру в настоящий порт. А огромный аквариум, полный необычных рыбок? Фрегаты заботливо протерты от пыли, вода в аквариуме – безупречно чистая.
-А они?
Группа узбеков.
Каждый знает по несколько языков, родной, русский и английский или немецкий. Каждый имеет твердую веру, как бы поздно из-за работы им не пришлось прийти домой, как бы они не устали – подъем в 6-00, время молитвы. И никакой озлобленности в течении дня. Много шутят, лукаво смотрят на остальных людей.
У них было потрясающее внимание. Русская девушка взялась играть с ними в «Да и нет не говорите». Ни разу не выиграла! Отвлечется на очередного покупателя или просто забудет, да и ответит между делом запретным словом. Они же, что бы не делали, помнили вторым планом, что игра продолжается. Или как ловко они задавали сотню вопросов, один за другим, и пока торопишься отвечать, напрочь забываешь правила!
Лотта стала свидетелем еще одной ситуации. Русская сделала какое-то замечание одному из узбекских мальчиков. Вполне оправдано, с точки зрения нашего менталитета. Но молодой узбек рассердился, ему показалось, что она была недопустимо резка и пытается им командовать. Завязался конфликт. Русская отступила, решила не враждовать на рабочем месте. А он, остыв, подошел к ней сам и первый предложил примирение. С точки зрения и русской, и Лотты, это был сильный поступок.
"Терра. Николь и Олехандро"
-Мы, кажется, заблудились. – в конце концов признал Олехандро.
Николь продолжала идти на сбитых ногах.
Они купили лекарства. Наобум. От больного горла и при болях в спине. Евгений написал им кое-какие названия, сориентировал по ценам. У Олехандро получилось объясниться с продавцом по-русски. Евгений хотел помочь им, пойти вместе, но они не захотели. Она не захотела. Николь не терпелось избавиться от него.
«Олехандро, если ты уверен, что сможешь объясниться с аптекарем, пожалуйста, идем вдвоем», - попросила она.
Евгений настаивал, чтобы Николь взяла с собой платья, и успокоился лишь, когда они обещали вернуться.
«Нам нужно довести лекарства. У нас хватит груза. Тем более мы хотим вернуться. Пусть платья ждут нас тут», - перевел Олехандро слова Николь.
-Николь, я не знаю, куда дальше!
Она круто обернулась, отывисто спросила:
-На какое время ты ставил таймер?
-На 17.05, восьмое августа. По времени Варанги.
-Сколько, по твоим расчетам, у нас осталось?
-Тридцать четыре часа.
-Нам идти и идти! А времени нет! Идем. ИДЕМ!!! Мы должны найти дорогу!
Вокруг был лес. Одинаковый, темный, густой. Страшный. Сейчас Николь меньше испугалась бы скалистой пустоши Варанги. Или с большей охотой попробовала бы прорваться под купол. Лес казался чем-то враждебным, точно настроенным на то, чтоб Николь не успела вернуться домой.
Ветер страшно играл с ветвями деревьев. Ей казалось, что они уже не успели, и что ветер оплакивает ее утерянных близких.
Олехандро ощутил ее состояние.
Лицо Николь, бледное, казалось болезненным. Узкие плечи вздрагивали от холода, но ему казалось, что она плачет.
-Мы успеем. Николь, я все сделаю. Но нам надо отдохнуть, хотя бы два часа. И с рассветом будет легче… - охрипшим голосом уговаривал он ее.
-Оставайся. Хочешь – оставайся! А я пойду! Дай мне свой рюкзак! Не хочу, чтоб лекарства пропали!
Ему пришлось идти. У них был хлеб, но они хотели привезти его весь на Варангу. Потерпеть еще 30 часов без еды стоит того, чтоб их близкие все смогли попробовать настоящий ржаной и пшеничный хлеб…
От боли в ногах был прок – она убивала сонливость.
Идти было невыносимо. Ноги отказывались перешагивать муравейники, сломанные деревья, заросли травы. Протискиваться через кустарники, бесконечно наклоняться под ветвями, заходить все глубже и не знать, будет ли выход. Давно позади остался город и та деревушка, где их так гостеприимно встретили жители Терры.
Олехандро не понимал, как так он потерял тропу. И по его расчетам, они давно должны были бы вернуться на то же поле, где приземлились. Он не понимал, как им удалось найти тот вход в город, через который они вошли, и не могут разобраться теперь.
-Неет! – застонала Николь. – Нет, нет, нет!
Они стояли на берегу реки. Заплывшая зеленью, но широкая река раскинулась вправо и влево, преграждая путь.
Николь приземлилась прямо на траву. Платье тут же намокло от ночной росы.
Он обхватил ее за плечи.
-Еще есть время. Мы успеем. Я обещаю.
Как она любила, когда он что-то обещал! Она знала, что он выполнит обещение.
-Я верю.
Как много для него значили эти слова! Он знал, что всесилен, если в него верит Николь.
Уткнувшись друг другу в плечи, крепко обнявшись руками, они сидели, покачиваясь в такт деревьям.
-Смотри, стрекоза! – радостно сказал вдруг Олехандро. Николь улыбнулась. Завороженная, смотрела она на непонятное, фантастическое существо.
-Все будет хорошо. Все будет, - шептал он ей.
-Я знаю. – нежно ответила Николь. – Я знаю.
Откуда такая уверенность бралась в такой хрупкой девочке?
Сейчас она казалась ему еще краше, прекраснее всех образов, в которых он видел ее в студии Евгения. Она походила на паутину, на летучую мышь, на стрекозу, мотылька, на ландыш. Сюрреалистичная, тонкая, нежная, незаметно-серая, но светящаяся…
Когда его губы оказались так близко?
Губы были прохладные, а поцелуй – теплый, и сладкий-сладкий! Он прикоснулся к ее губам бережно и невесомо, будто бабочка села на цветок. Она поймала его губы, будто срывала с куста малинку. Поцелуй длился мгновение. Желание и робость, нежность и страх мелькнули с космической скоростью.
Николь уснула у него на коленях. Он не мог себе этого позволить. Бережно гладил худое тело, смотрел, как светлеет небо. Было жаль будить ее, но она не простила б ему ни минуты промедления.
-Рассвет. Пора, Николь. Просыпайся. – ему хотелось добавить «родная», но он не решился. Да и зачем? Они оба и так это знают.
Она сразу открыла глаза, как будто только ждала его зова. Поднялась на ноги, стараясь не морщить лицо: прикосновение башмака и кожи, даже через плотный чулок, было кошмарным.
"Терра. Лотта и ОН"
-Достаточно? – спросил он.
Лотта, усталая, почти сгорбившаяся от груза чужих, пусть и прекрасных жизней, кивнула.
-Достаточно. Но недостаточно убедительно. Видишь ли, все, что они делают, приводит их к счастью. Но каждый из них мог бы большего. У меня чувство, что все они застряли на каком-то этапе, и не могут сдвинуться дальше. Я тоже застряла, я знаю.
-И что ты будешь делать?
-Ждать своего автобуса.
-Я уж думал, ты ко мне вернешься.
-Зачем?
-Я подарю тебе весь мир! Ты была когда-нибудь в Аргентине? Самостоятельно, а не с экскурсией, лазала по пещерам? Была так голодна, что ловила и ела кузнечиков? Покоряла Эльбрус? А Эверест? Ныряла на глубину метров сто?
-Ты же знаешь, что нет.
-У меня достаточно денег, чтобы устроить тебе все это.
-Что ж ты не делал ничего из этого, когда я была с тобой?
-Я не знал тебя хорошо, не знал, что ты этого хочешь, был уверен – тебе нужна надежность и покой.
-Мне действительно нужно было это. И я искала безопасности.
Лотта снова чувствовала мокрый и холодный ветер. Апрельский, по ее мнению. И он беспокоил ее, и звал куда-то. Ноздри ее нетерпеливо трепыхали.
А он был счастлив! Они вдвоем, в кафе. Уютно горит лампочка, под серым абажуром, на тонкой лакированной ножке. Скатерть белоснежная, безупречная, а на ней – красивые тарелочки с печеной картошкой и греческим салатом. На десерт – фисташковое мороженое с листиком мяты и кленовым сиропом. Маленькие свечи и белые розы. И она напротив… В блеклом платье лимонного оттенка, с волосами, уложенными в сложную прическу, украшенными заколкой с жемчужиной. Нереальная, любимая. Как он боготворил ее!
-Ну я жила в твоей дорогой квартире. И жила в тюрьме. Я поучаствовала в событии века – я про Варангу, и бездарно тратила время, сидя на своей остановке. Не в этом дело. То, что ты предлагаешь, лишь вызывает новые сильные эмоции. Кто всю жизнь прожил в деревне, и вдруг оказался в аквапарке, будет также счастлив, как если я сейчас спрыгну с парашютом. У меня просто атрофирована способность воспринимать мир без допинга. Наркоман, нуждающийся в большей дозе.
-Я думал, это называется развитием. Когда вместо «Маши и Медведя» ум просит, чтобы ему дали почитать «Войну и мир». И думаю, ты в этом развитии достигла уровня какого-нибудь профессора.
Она засмеялась.
-Неплохой…аргумент… и комплимент!
"Варанга. Николь и Олехандро"
В конце концов, нужная тропа нашлась, и портал вернул их на Варангу. Они успели.
Лекарства поправили положение, удалось сбить температуру, убрать острую боль. Обеззаразить раны, которые на Варанге неизбежны. Но это временные меры. Нужно было вернуться на Терру – забрав свою семью. Рассказать там о Варанге, и попробовать сменить порядок, разбить Купол…. Так они хотели.
Но не успели. За ними пришли.
-Олехандро. Николь. – бесцветный голос заморозил живот даже у юноши. – Вы изгнаны из общества Варанги. Будете жить под Куполом. Дальнейшие указания получите по прибытии. Вещи брать с собой не нужно.
Страшно плакала мать. Она в ногах готова была валятся, целовать серые шинели пришедших. Отдать все лекарства… Что угодно. Многое, многое всплыло в ее бедной голове – про Купол, про то, что делают с ослушниками. Олехандро сжал руки Николь. Так казалась безучастной: подумаешь, Купол! Все пропало! Они не смогут спасти семью. Они идиоты, кретины, надо было лучше все спланировать, или сразу забирать с собой и никогда сюда не возвращаться.
Она заплакала было, но тут же совладала с собой. Нельзя! Еще решат ЭТИ, что она трусит. И мать пожалеть надо – ей хуже всех. Николь решила быть мужественной.
-Пошевеливайтесь. – голос был даже не равнодушный – безличный.
-Идем, - успокаивающе сказал Олехандро. Она кивнула.
"Терра. Лотта и ОН"
-Что мы можем сделать для Варанги сейчас? Исходя из того, что ты рассказала… Варанга просто колония Терры. Все руководство здесь.
-Я не уверена. Не понимаю это идиотское разделение. Терра – развитая планета. Планета счастья. Тогда зачем для всех богачей Варанги нужен Купол?
-На Терре все более-менее равны. И кому-то этого мало. Гораздо интереснее быть привилегированной частью общества. Наслаждаться покорностью окружающий. Власть денег и положения.
-Да, я понимаю все это, - задумчиво сказала Лотта.
_-Ты?.. Нет, - улыбка. – Ты не поймешь, тебе все это чуждо.
-Черный легче поймет белый, чем красный или желтый.
Зазвонил телефон. Клара. Что-то громко и весело рассказывала Лотте, та улыбалась мягкой, внимательной улыбкой.
Он не сдержался:
-Не понимаю, в чем тебе интерес общаться с этой пустышкой.
-Клара – олицетворение Терры, - по-доброму посмотрела на него Лотта, и у него в сердце запели цикады. – Она такая же необузданная, сиюминутная. Такая живая и увлеченная! В ней сердце Терры, они в одном потоке. Клара еще подумать не успеет, что ей хочется, а это уже случается.
-Звучит хорошо. А что же ты с ней не случилась? Я видел, как она на тебя смотрит. И слышал, что говорила тебе сейчас.
-Глупости. Клара несильно расстраивается, что мы не вместе. Она вообще редко расстраивается, но это не умаляет ее глубины. – за окном воробушки затеяли какую-то милую, пеструю игру, и Лотта какое-то время сощурившись, наблюдала за ними. – И знаешь, Терра не была бы Террой без Клары. Такие, как она ведут к гармонии. Видят явную несправедливость – и делают все, чтобы ее не было. Но при том не причитая, как плох мир. Она искренне считает, что мир прекрасен. И потому ей так легко помогать ему оставаться таким.
Странно, но слова о Кларе убили ревность, вот интересно, почему? Наверное, когда что-то высокое становится ближе, мелочное растворяется. Но тут он представил как Клара своим сочным ртом целует бледно-розовые губы Лотты… Не стоит делать поспешных выводов.
-На Варангу бы ее…
-Да. Может, стоит нам собрать экспедицию туда? У тебя ведь есть деньги?
-Вряд ли полет будет легко организовать. Скорее всего, на это уйдет целое состояние. – он сунул руки в карманы брюк и подошел к окну.
-Ну, у тебя состояние есть, - с нажимом сказала Лотта. – Неужели тебе жаль его? Для возможности спасения целого народа.
Он резко обернулся:
-А на что готова ты?
-А?
-Станешь моей женой, если я все это сделаю?
-Торгаш! – с каким отвращением она это сказала. Он разъярился.
-Ты ни в грош меня не ставишь, уважения ноль, но чего-то хочешь от меня!
-Ненавижу истеричек, - спокойно заметила она, глядя на содранную занавеску в его кулаке.
-Не нужна мне твоя любовь.
-Лжецов тоже ненавижу. Впрочем, нет, ты не лжешь, от меня ты не любви хочешь.
-Я никогда бы не пытался тебя купить! Я это так брякнул… А ты сразу – «торгаш».
-Случайные фразы самые точные. И ты все время стараешься меня чем-то купить, до этого – вот, прыжками с парашютом.
Она откровенно издевалась.
Он молча вышел за дверь.
Уютная кондитерская была в пяти шагах. Милая продавщица как обычно ласково ему улыбалась. Ее нежная полнота, розоватая, персиковая, как безе (коробочка стояла на самом виду, аккуратная жестянка без крышки, и маленькие разноцветные безешки дразнили покупателя хрустящим и безмятежным своим видом), успокаивающе действовала на него. Было приятно смотреть на ее неторопливые, уверенные движения. Он попросил кофе – с пенкой и ванильным сахаром, булочку с корицей и два безе. Когда она подошла к нему, он уловил ее запах – алое и дегтярный шампунь. Также из-под прилавка она достала ему книгу, которую он имел обыкновение здесь читать.
-Я не удержалась и заглянула в нее. И читала все время, что не было посетителей. – покаялась продавщица.
-И сколько вы успели прочесть? Если читаете уже дальше моего – вот тут я удивлюсь, мне тяжеловато дается язык этого автора.
-Я только пять глав прочла. Но мне нравится! Вы ведь не унесете ее домой? Я бы хотела ее дочитать!
-Хотите, почитаем вместе? – почему-то предложил он. И она вдруг кивнула…
Они читали вслух по очереди. А Лотта с ногами сидела, вся укутанная в розовый теплый плед, с тоской смотрела в панорамное окно, вяло колупала ногти.
"Варанга. Купол "Восход", Николь и Олехандро"
Ближе к Куполу сердца колотились, он прижимал Николь к себе, под суровыми взглядами чужих людей.
Купол сиял чудесным мыльным пузырем.
«Лопнуть бы его!» - с ненавистью подумал Олехандро. А потом увидел детский восторг в глазах подруги.
Затем им грубо завязали глаза, и момент перехода под купол они не увидели.
Их встретила сотня глаз. Детских. Косящих. Моргающих. Удивленных, ошалелых, безумных, испуганных, обрадованных, негодующих.
Здесь действительно было богато и солнечно. Был длинным замок – розовый с позолотой. Были фонтанчики с павлинами – белые. Ажурные скамейки всех цветов, уютно подсвеченные причудливыми фонарями. Летали бабочки. Свободно разгуливали куры – символ богатства, здоровья и плодовитости, на Варанге. Откуда-то звучала спокойная музыка.
Здесь, видимо, не бывало дождя – столики с книжками, картами, шахматами, альбомами для рисования, газетами, рукодельем, с прочими настольными играми и наборами для творчества стояли беззащитно, непокрыто, как голова непутевого семиклассника в зимний вечер Терры… Им показали здоровенные песочницы, бассейны, загоны с необычными зверушками – вполне жизнерадостными и откормленными. Их было можно гладить, а на крупных – и покататься.
Были парки, с разными каруселями. Укромные скверы, увитые цветочными гирляндами. Разнообразные башенки, в которые было можно зайти и помечтать.
-У меня такое ощущение, словно мы попали в детсад для взрослых, - сказал Олехандро.
-Что это?
-На Терре детей отводят в специальный домик, родители идут работать, а с детьми остается человек, который играет с ними и воспитывает их – это его работа. Детям интересно с ним и другими детьми, много игрушек, книжек… Чтобы они не плакали, пока мама и папа работают, им придумывают сказки, приключения. – пространно у него получилось, но Николь поняла и согласилась:
-И вправду походит. Странные они какие-то.
Их конвой наконец завел их вовнутрь замка. Им выдали еду и одежду. Девушка, чуть старше Олехандро, показала им ванную комнату, остальные разошлись.
-Меня зовут Катрина. Я введу вас в курс дела. Но сначала приведите себя в порядок. Бежать не пытайтесь – я в свое время пробовала, не вышло. Да вы и не захотите потом.
-Что – в еде наркотики? – сумрачно поинтересовался Олехандро.
-Нет. Но вам будет любопытно – это сильнейший наркотик, верно?
Она вышла.
Теплая ванна с пеной, легкие запахи баббл-гам, клубника и яблоко. Кукольные зеркала… Николь раскраснелась. Олехандро пил какао с бутербродами, пока ожидал свою очередь.
-Будем бежать? – шепотом уточнила Николь, когда Олехандро тоже помылся. Сил у обоих не было совершенно.
-Не сейчас. Нам надо прийти в себя.
-А если нас все же зомбируют? И семья волнуется… и болеет.
А у самой глаза слипаются.
Катрин вернулась и с удовольствием оценила белые пушистые сугробы на стройных телах пленников.
-Нравятся халаты?
-Всем жителям Варанги бы они пришлись по вкусу. – мрачно ответила Николь.
-Кстати о Варанге. Вы уже поняли?
-Что именно?
-Здесь больные. Умственно-отсталые. Или инвалиды. Здоровых тут нет. И обычные жители Варанги – многие! – об этом знают. Но это ведь самый большой позор – родить ребенка без ума? Сейчас судят по интеллекту – вот главное богатство. Я не знаю, как появился купол, предполагают, что он был намного меньше изначально. И кто-то сыграл роль тирана, чтобы скрыть свой секрет – да, звучит как-то литературно. А дальше, видимо, передал родственникам эту тайну.
-Суть в том, - продолжала Катрина, - что все, чьи дети здесь, трудятся на Варанге наравне с остальными. Они считают это справедливым, что самые обездоленные – умственно-отсталые – живут в тепле. Доброта и хорошие условия помогают как-то развить ум… и другие способности. А что на Варанге не хватает ресурсов – так все остальные достаточно сильные, чтобы вынести суровый климат и тяжелые условия. Хороший цветок при плохой погоде крепче вырастет.
-Если на него не наступать с размаху сапогом.
-Это верно.
-А ты как сюда попала?
-Так же, как и вы – хотела вызволить Варангу из нищеты, разрушить Купол. А здесь мне рассказали – и я осталась помогать. Кто-то же должен поддерживать условия изнутри.
-А конвой?
-То же.
-И правила нигде не регламентируются? И никто до конца ничего не знает? Народное творчество какое-то.
-Я не буду убирать горшки. – твердо сказала Лотта. – за кем угодно – там, за Куполом – я бы убрала. Но за ними…
-Настолько презираешь отсутствие разума?
-Да у них и так вас всех хватает! Где инвалиды, которые покалечились, упахиваясь на ваших УО? Где старики? Они умирают там… Что, скажешь они прожили счастливую жизнь в разуме и труде?
-Я не знаю. Сильные должны заботиться о слабых…
-Но не до такой степени! И добровольно! – Николь был бледная, ее трясло. Олехандро в который раз ощутил за нее животный страх – привычный, родной.
-Катрин, а как ты так увлеклась здешними идеалами? Мы и то не грезили купол сломать, а ты, говоришь, была настроена воинственно. Тебя убеждали получше?
-Я ничего такого не думала. Ухаживала за матерью, она у меня молодая, рано родила меня. Но стала странно вести себя – как некоторые старики, те немногие, что доживают (тут Николь яростно кивнула – да, доживают-то немногие!). А ей всего 31 было. И она больше не могла работать, я ходила вместо нее. Говорила – болеет. Я вместо нее, я справлюсь. А потом пришла проверка, и ее забрали, сказали, что будет там ей лучше. Я не поверила. Кричала на весь двор, надеялась – вступится кто? Нет. Все боятся. И ее забрали. А про таких говорят… Страшное. Ну… вы знаете… А я стала ошиваться около купола, подсматривать, что делают, как он открывается, лазейки. Думала, может самой начать вести себя как мать? И меня тоже повезут… на убой. А потом думала, а вдруг дело не в этом, вдруг мать что-то скрывала, состояла в какой-нибудь оппозиции.
Я начала пытаться собрать взрывчатку. Мальчишки ведь как-то это делают? Только не очень мощно у них выходит. Я не верила, что мне действительно удастся прорвать купол, но я надеялась, что меня загребут как злоумышленницу, и я окажусь тут. Хотя бы увижу маму – жива если… И вместе что-то придумаем. А если ее не будет, так уж и мне жить не зачем.
-Дальше?
-Да, купол я не пробила. Но меня забрали. И показали маму… Она меня не узнала, совсем у нее сейчас все путается в голове. Но главное, я могу для нее что-то делать и вижу ее.
-Знаешь, все это неправильно. Одни мучаются там, другие здесь…
-Здесь не мучаются!
-Лучшее развитие ума – в окружении сильнейших!
-Да, если у тебя есть ум! Тянутся за сильными – это прекрасно. Но не когда… знаешь историю Эдема?
-Ну и имя.
-Блаженный. Он учился в обычной школе, родители не отдали ребенка, упросили Конвой. Так вот, он постоянно приходил домой с наклеенными на лицо бумажками, или весь в грязи, а то и с синяком. Он никак не мог запомнить, как пишется его имя, а было ему уже 14, и все над ним смеялись, а он понимал это, и он очень хотел написать имя правильно! Он понимал, что он тупой, он очень хотел быть умным… Однажды его поймали и заставили читать вслух Азбуку, их было пятеро, и он никак не мог прочитать слово «синица», они смеялись.
Его отец успел вовремя. Эдем пытался покончить с собой. Веселая история? Добрая? Сейчас он здесь.
-И что, научился писать свое имя?
-Нет, играет, как все остальные в веселые игры и вполне счастлив.
-Так и не осуществив мечту.
-Ты о чем вообще? – Катрина сердито посмотрела на него. – считаешь, он должен и дальше был мучиться над правописанием?
-Да, считаю. Но не так, чтобы над ним смеялись. Нельзя было разделять! Надо было говорить с его одноклассниками – да вообще со всеми нами. Объяснять – что это такие же как мы… Надо только помочь. И все были бы счастливы.
-Так все просто, как же остальные не додумались? – фыркнула Катрин. Олехандро ответил:
-Пробовали, наверное, но не смогли наладить. И забили. Надо попробовать снова…
-Он счастлив здесь! Они все здесь счастливы!
-Они деградируют здесь. Он тянулся к знаниям, а сейчас сидит в песочнице!
-Он тянулся не к знаниям, а к тому…чтоб над ним перестали насмехаться!
-Ты думаешь, это единственный стимул к развитию?
-Да! Все негативное развивает, вон как вы там трудитесь все, какие идеи носятся в ваших головах, какие выносливые тела, а какая устойчивая психика и богатый эмоциональный опыт.
-Но при этом УО справедливо всего это лишены? – вмешалась Николь.
-По Сеньке шапка! – с сарказмом сказал Олехандро. Он слышал эту фразу от Евгения, она ему понравилась.
-Они не выживут там… - тихо сказала Катрина.
-Проблема в том, что ТАМ вообще никто не выживет.
"Терра. Лотта и Клара"
Клара слушала Лотту.
-Что ты предлагаешь?
-Он куда-то ушел, у него все деньги как попало хранятся, никаких сейфов, наличка и карточки в комоде, пароли тут же на листочке.
-Такой не осторожный?
-Дом хорошо охраняется. А мне он доверяет. Или ничего не жалко.
-Ну возьмешь ты все это, и куда? Нет, я понимаю, как мы там окажемся, я не понимаю, что ты хочешь там сделать? Забрать мальчика на Землю? Или устроить переворот на Варанге? Расселить их всех на Землю?
-В идеале я бы хотела протолкнуть тебя там в правители.
Клара хрипло смеется. В зубах у нее неизменная сигарета, волосы растрепаны – она только после душа. Длинная футболка, в красно-черню полоску, загорелые, исцарапанные соседской злой, милой кошкой ноги, белый подоконник. Пепел мерно разлетается по ветру, траурно оседает на футболку, попадает в сети оконной рамы, какое-то время трепещет, как мушка, пытаясь вырваться.
У Клары громко орет музыка в спальне, а в раковине немытая посуда. Клара не помнит, когда она последний раз ставила стирку, очень надеется, что одни чистые джинсы у нее где-то завалялись.
Лотта все говорит и говорит, и Клара чувствует, как сильно она любит эту непонятную девушку.
-Нет, - в конце концов, говорит она. – Делать меня правителем – не стоит. Нужно узнать детали на месте, ты же знаешь, я доверяю случаю. Да и аналитически – нужно понять их менталитет, и решить, что для них будет лучше. Однозначно, сначала стоит мирно поговорить с теми, кто за Куполом. Подкупить или потребовать, но поместить самых измученных под Купол. На Терру всех сразу не транспортируешь. Я попрошу тебя только взять с собой как можно больше медикаментов – уточню у бывшего, какие он порекомендует.
-То есть, я беру деньги и сваливаю договариваться о поездке?
-Ты меня спрашиваешь? Ты же всегда делаешь, что хочешь?
-Мне почему-то кажется, что в этот раз я не права с ним.
-Ох, Лотта! Скажу честно: ты всегда не права с ним! Но он мне не нравится, бесит меня, поэтому мне его не жаль! Так ему и надо, раз он такой слюнтяй!
"Терра. Евгений"
Евгений смотрел на людей. Посетители его выставок всегда интересовали его. Был в них какой-то шарм, какая-то нездешность. Он был влюблен в каждого из них: в морковно-рыжего парня, с резко-голубыми глазами и резвой манерой передвигаться, и в блондинку с бритыми висками, на ней было синие платье в пол и серебристые босоножки на плоской подошве. И в старика, с бородой почти как у Хоттабыча. А эта женщина, с коричневыми зубами, с цветастой сумкой через плечо?
Каждый был интересен. Каждого хотелось бы сфотографировать.
Было интересно, о чем они думают, глядя на Николь?
Сам он видел тени, из которых она была сплетена. Видел какую-то надежду, хотя кто на счастливой Терре нуждался в Надежде? Здесь были безграничный шансы на что угодно! Видел маленьких птичек, которым старушка насыпала хлебные крошки, и видел важничающих и робких снегирей – красочных, но не самовлюбленных, маленьких, но отчаянных птичек, которые клюют такие прекрасные ягоды, и щечки у них пушистые, как ресницы спящей дочери.
Николь нигде не смотрела на него. Он ее не интересовал, она видела что-то более значимое, и этого он постигнуть не мог, ведь для него самым значимым всегда был человек. Особенно тот, с кем он сейчас был тет-а-тет. Ему очень хотелось понять, о чем она думает. И только на одном снимке, его он не принес на выставку, она глянула на него в упор – с укором. Он не понял тогда, из-за чего, но стыд пробирал и до сих пор.
-Хоть бы кто из фотографов хоть раз показал жизнь, - вздохнул старик. – а то снимают вечно красавиц одних, фотошопят – или как это называется? А правда где?
-Посмотрите на это фото? – предложил Евгений. Здесь Николь была в своем жалком платье.
-Ну и что? Руки все равно нежные, видно же, что чужие лохмотья нацепила, и то, скорее всего, дизайнерские.
Жители Терры так хорошо жили, что забыли, как выглядят подлинные лохмотья.
Бедности не было, убийства, насилие, кражи были не в почете – а потому отсутствовали.
Люди могли самовыражаться как угодно, любые выходы за рамки приветствовались, но не вызывали удивления и обсуждения, а потому люди выглядели интересно, но не кричаще. Гармония вместо вульгарности.
Семейные ценности снова стали ценностями. Любовь – игра двоих. И двое заинтересованы в том, чтобы игра длилась дольше. Дети не обожествлялись, но их воспитывали с пониманием и любовью. Родители почитались.
Посплетничать, покритиковать любили. Мелкая зависть, проявления жадности и трусости – все это было, люди неидеальны. Но многие старались избавиться от этого в себе.
Людей занимала проблема Смерти, проблема Смысла, проблема Взаимности, проблема Судьбы. И этим занимались также на научном уровне, на это выделялись средства, этим озадачивались лучшие умы. Эти вопросы не давали спать по ночам. Были первопричинами слез.
В хорошем смысле интересовало сотрудничество с другими планетами ( не с Варангой, конечно, колония Терры со своим внутренним распорядком считалась бедной и отсталой планетой, вникать в нее было скучно). Интересовали путешествия в времени, путешествия по прошлым и будущим воплощениям, путешествия по линиям вероятности. И просто путешествия. А на дно океана?!
И все-таки, портреты Николь у большинства вызывали оглушительное молчание. Люди останавливались, смотрели, и их лица менялись. Становились суровее. И честнее. Раньше такое воздействие оказывали изображения Христа – даже у неверующих. Он вызывал уважение по-человечески.
В Николь тоже это чувствовалась – что она человек, не Бог, но способна сделать нечто превосходящее в ней человека.
Евгений чувствовал, что никого так не любил никогда. И чувствовал, что это не его заслуга, и что этой любовью нужно любить остальной мир, хотя бы тех, кто встречается у него на пути. Нужно любить равных себе. Остальное – это жалость или восхищение, решил он, стоя тогда перед портретами Николь.
Ему хотелось большего. Хотелось, чтобы люди унесли с собой то, что ощутили сейчас, то, что Николь вытащила из них самих, для кого-то и незнакомое. Хотелось, чтобы это изменило их жизнь, и чтобы была любовь.
А если в каждом признать равного себе? Вот идет кто-то, кого раньше ты считал себя недостойным. Вот ты сходил на выставку и познакомился с Николь, изменился. И назвал того человека равным себе. Это уже не про жалость, это уже по любовь. Но можно ли так себя приравнять к тому, кто тебя выше? Наверное, нет. Это будет неуважительно по отношению к тому, а значит, глупо по отношению к себе.
-А ты изменился, - какая-то девушка подошла к нему. – Я не ожидала от тебя такого.
-Мне кажется, я всю жизнь ее искал. Так что не я изменился -а жизнь позволила мне наконец воплотить задуманное. – он разговаривал с Винни (Викторией Павловой, бывшей своей однокурсницей).
-Мне жаль, скажу как есть, что ты всего этого не нашел во мне. – она была беспощадно пряма.
-Это бы не спасло наши отношения.
-Да не поэтому жаль! Дурачок. Просто тщеславие. В ней ты увидел намного больше, чем во мне, этому завидуешь, а не грустишь о незадачливости романа.
-Ты была прекрасной музой, Винни. Благодаря тебе я больше года хотел просыпаться по утрам, чтобы фотографировать тебя, разумеется, а не чтобы быть с тобой, не волнуйся.
Да, Винни гораздо больше хотела быть Музой, нежели Любовью.
-Я хочу…мне необходимо встретить того, кто увидит меня такой. КС кем я сумею быть такой, или с тем, кто сделает меня такой… я ведь не знаю, есть ли это во мне! Я чувствую в ней что-то большее, нежели то, что осталось в моих фотках, это ужасно.
-Я благодарен, что это есть хоть в ком-то.
-Кто она? Как она живет, что пережила?
-Я ничего о ней не знаю. Кроме того, что ее родители больны и голодают.
-Неужели у нас кто-то еще способен голодать? И болеть… Всего-то позвать спецслужбы…
-Она не сказала, откуда она. И отказалась от помощи, только взяла деньги за работу. Странно было, что ее семья болеет, а чем лечить их – не знает. Это какая-то внезапно начавшаяся редкая болезнь? Или почему она не лечила их раньше, и как так врач не назначил лекарств? Она не стала отвечать на эти вопросы.
-Да, странно, - согласилась Винни.
-Я не знаю, было ли сказанное правдой. И сама она – такая неправдоподобная.
-Ты не прав. Она кажется правдоподобнее всех нас. Словно мы тени на ее фоне.
Как Аттакус Атлас может быть тенью бледного ночного мотылька?
Но Винни чувствовала правильно. Что-то большее, что-то очень настоящее и им недоступное в Николь было.
"Варанга, Николь и Олехандро".
-Что будем делать? – Николь сидела на большой уютной кровати.
Олехандро покачал головой.
-Прежде всего, надо потребовать, чтобы о наших там позаботились.
-У нас нет рычагов воздействия. Мы не представляем угрозы.
Олехандро потянулся.
-Попробуем поговорить. С теми, кто всем заправляет.
-Как мы узнаем? Катрина не в курсе, да и не похоже, чтобы она собиралась нам помогать.
-Пойдем. Нам еще не дали никакой работы, сказали, что можно осмотреться.
-Все это так поразительно!
Они пошли по большому коридору. Кукольно-яркий, безопасный, с душистыми цветами на широких окнах, застеленный теплой, лисье-рыжей ковровой дорожкой. Дорожка привела в большой зал, за столиками сидели люди, пухлые, розовощекие. Ели, смеялись. Николь заплакала, вспомнив истощенное лицо матери.
-Николь…
Она покачала головой:
-Все хорошо!
-Присаживайтесь за столики! Сейчас мы вас накормим! – добродушно сказал паренек в белом колпачке.
-Спасибо. Мы не завтракаем. – вежливо сказал Олехандро. Николь молчала – зло.
Больше препятствий не было. Они вышли в сияющий сквер. Летали птицы, журчали фонтанчики.
-И куда нам идти? – голос звучал странно слабо.
-Не надо никуда идти. Вы уже пришли. – голос мужчины в сером костюме звучал скорее устало, чем насмешливо. – Все всегда ищут одного и того же, а потом смиряются.
-У меня там семья… - Николь сама не слышала своего голоса.
-У нас там семья, - поправил Олехандро. Он с интересом разглядывал собеседника.
Тот улыбнулся.
-Да, ты не такой как все. Другой.
-Дайте им жить – и они будут такие же, как жители Терры! Они так обрадуются свободе.
-А жители Терры – свободны?
-Мы были там. – голос Олехандро звучал мальчишечьи-гордо.
-Не удивил.
Олехандро вспыхнул:
-Тогда откуда вопрос?
-Вы, несвободные, добрались дальше, чем жители Терры.
-Просто им нет смысла лететь на Варангу. У них есть все.
-Да, и они занимаются наукой и искусством, любя, дружа, живут, любуясь красотами природы. И вы хотите также.
-Почему вы говорите так, словно это плохо?
-Потому что несмотря на все это, никто из них не озадачился проблемой Варанги.
-А как вообще появилась Варанга с ее правилами? И вы сами – откуда? Вы – с Терры?
-Да. И я всех их чертовски презираю. Особенно одну женщину. Хочешь, я расскажу тебе, как ты здесь оказался.
Олехандро кивнул.
Николь смотрела на человека в сером и не понимала. Он был ускользающий. Слишком обычный. Стертый. Но вместе с ним от него исходила страшная сила. Перед ним чувствуешь себя маленькой и незначительной. Николь было страшно.
"Терра. Лотта и ОН"
-Я ждала тебя. – голос Лотты звучал стуком деревяшек.
-Хорошо. – Он спокойно повесил пальто, вымыл руки, открыл холодильник.
-Расскажи мне сказку, пожалуйста.
Она это сказала так жалобно, что теплая мучительная волна захлестнула его с головой. Когда Лотта хотела, она умело притворялась ребенком. Милым и беззащитным. Чтобы ее простили. Манипуляторша.
Он ничего не ответил, налил себе сок, разбил три яйца на плюющуюся маслом сковороду.
-Отрежь хлеба. – велел он ей.
-Я тоже хочу есть.
-Ты целый день была дома и могла что-то приготовить. – но разбил еще пару яиц. Сверху положил два больших ломтя белого хлеба, посыпал черным перцем.
Она сидела с ногами на табурете. Пальцы в пушистых полосатых носках шевелились. Глаза были грустными.
-Что-то несостыковывается во всей истории Варанги, только я не пойму, что.
-Мне все равно.
-Ладно.
-От тебя пахнет сигаретами твоей подруги.
-Ты ревнуешь?
-Нет.
-Да уж, думаю, это мне стоит ревновать, что ты запомнил ее запах. – она вяло улыбнулась ему.
Улыбка резанула. Вдруг ее взгляд упал на ее худые, ломкие руки. Лотта нервничала. Интересно, почему?
Спрашивать было бесполезно. Да и не хотелось в кои-то веки, пусть разбирается самостоятельно. Душ, выключенный свет, кровать. Проводить уходящий день ко всем чертям…
Она не ложилась. Он слышал, как она ходила по своей комнате, говорила с кем-то по телефону, слов было не разобрать.
Она не помнила его.
Она не помнила себя, маленькой девчонкой, с такими большими глазами. С вечными прекрасными куклами. В шелковых платьях с оборочками. Ртом, перепачканном конфетами. Она не помнила, как рисовала на песке. И как он всегда был ее принцем, знакомые тысячу лет назад, разъехавшиеся по разным школам, а потом и по городам в разные институты. Что было с ней все эти годы, что она стала такой? Он видел ее со стороны – и не понимал. Там не было ни одной катастрофы. Ее судьба казалась спокойной, цельной.
Тогда что ее беспокоило?
И вот их встреча, 20 лет спустя (примерно). Когда она попала в тюрьму за похищение ребенка, а он всеми правдами и неправдами, деньгами, вызволял ее. И ей было некуда идти потом, и он женился на ней, потерял ее, так глупо и безвозвратно, а еще думал, что она любит его, идиот.
Почему? Он так легко видел мироощущение у других людей, достаточно одного взгляда. У Лотты в мироощущении было пусто. Тоска. А вот причины увидеть он уже не мог. У других людей он перехватывал эмоции. Эмоции Лотты вводили его в заблуждение, если они касались его.
За радость в ее глазах хотелось освободить всех жителей Варанги, отдать все деньги в этот дурацкий проект за одно ее простое «спасибо», но почему-то он наступал на горло этому «хочу», что-то ему подсказывало неправильность этого.
В соседней комнате запели, тихонечко. Что-то щемящее, нежное.
И снова перед глазами заливисто засмеялась та чудесная девчушка. Он крепко сжал кулаки.
-Ложись спать. – не удержался он. Прозвучало грубо.
Песенка сразу смолкла. Неровные, нервные шаги прекратили дробить половицы. Но полоска света из-под двери так и не погасла.
Утром он проснулся в неожиданно-хорошем настроении.
Обернулся полотенцем, принял холодный душ, с зубной щеткой во рту прошествовал через кухню на балкон.
Старался не шуметь, Лотта ведь так поздно легла… Сделал ей завтрак. Он умел готовить, он практически все умел. Постучался к ней.
-Лотта. Можно?
Не ответила. Предвкушая с каким-то весельем ее бешенство, что он вошел в ее спальню, он отворил дверь. В комнате было пусто.
Пройдет несколько часов, прежде чем он поймет, что Лотта ушла не на прогулку и не к Кларе, и что на остановке ее нет. Пропажу денег он заметит еще позже.
"Терра. Клара и Винни"
Клара ждала Лотту. Она перелистала кучу телефонных справочников и хорошенько порылась в интернете, чтобы знать, с чего начинать. Она сделала это с своей манере – быстро и точно. Выкурив полпачки сигарет, заев двумя тарелками плова, пирожным и десятью чашечками эспрессо.
Она сидела в кафе, слишком миленьком на ее вкус, но ее привлекла необычная девушка – странно уложены волосы, очень бледная, с плавными, нереалистичными движениями. Она шла по улице какой-то особенно нервной походкой, зашла в это кафе – и Кларе стало интересно. Девушка села за столик в самом углу, поза ее была нарочито-изломанной.
Она достала из сумочки блокнот, принялась в нем что-то чертить. Телефон, если и был, на глаза не показывался. Вдруг девушка тяжело вздохнула, порывисто, всем телом оглядела публику в кафе.
Клара не могла ничего ответить официантке, она не понимала девушку, и ей было интересно.
Девушка пила только чай. И сидела так уже два часа. Клара за это время издергалась и съела все вышеописанное.
Девушка сама подошла к ней. Портрет Клары на вырванном из блокнота листке. Девушка не улыбалась, она была серьезна, пожалуй, грустна. Отдала – и вернулась за свой столик. Могла ведь просто уйти, смущенно и торопливо, своей странной, прекрасной походкой. Но осталась, и очень удивилась, когда Клара, ничего не понимающая, но как обычно, уже действующая (самым правильным образом, гармонично), подошла к ней.
-Да? – рассеянно спросила девушка. Любая на месте Клары почувствовала б себя дурой, если б ей так ответили, решила бы, что ошиблась и что-то не так поняла. Но Кларе что-либо решать было некогда.
-Классно рисуешь, - сказала она. – Можно?
-Да, - ответила девушка, кивком указывая на стул. Но Клара имела ввиду совсем не это.
Ее теплый рот уверенно поцеловал травяные от чая губы девушки. Несколько секунд, ровно столько же, сколько той потребовалось чтобы положить рисунок на стол Клары и посмотреть на нее, прежде чем отойти.
И сама Клара отошла сразу. Ну, она-то уж точно не собиралась никуда уноситься в смущении. Сразу «забыв» о произошедшем, она закурила, благословляя хозяйку кафе за зал для курящих. Вроде такое идиотское, светленькое-в-цветочек кафе. А специальный зал есть. Кстати, у девушки ведь не было сигареты, что она делает тут?
Девушка подошла к Кларе. Забрала себе ее сигарету вместе с рукой, Клара не возражала. Просто наблюдала с интересом. Сигарету она зажала во рту, а руку оставила в своей руке. В другой руке девушки был фломастер. Она принялась рисовать прямо на Кларе. Какие-то порхающие птицы.
-Я сделаю себе потом такое тату, мне нравится.
-На мне сделаешь такое же?
-Можем пойти в тату-салон вместе.
-Позвони, спроси – есть ли запись на сегодня?
Клара звонит, разумеется, в ее списке контактов есть пара мастеров.
-На завтра, на 16-00.
-Пойдет. У тебя тут окна слишком большие, пойдем за мой столик.
Они перебрались за стол Винни. И дальше просто сидели и молчали, глядя на друг на друга и держась за столом за руки. Долго, пока вдруг девушка не чихнула, смешно, по-собачьи, и Клара засмеялась. А потом они говорили – о погоде, о моде, о том, что она не курит, вообще-то, но все ее любовники всегда курили, и теперь она жить не может без сигарет, о том, что доллар растет, что жизнь невозможно прекрасна, что невыносимо интересно, о чем думают дельфины. Смеялись и говорили, смеялись, смеялись, и были чертовски серьезны.
Потом пришла Лотта и забрала Клару заниматься Варангой, Клара едва не прокляла эту Варангу! Но почти тут же увлеклась этим делом. А на следующей день она и Винни стояли в 20-00 у обговоренного тату-салона, держали друг друга руками с одинаковыми татуировками и уже вместе обсуждали, что они могут сделать для Варанги.
"Варанга. Николь и Олехандро"
Серый человек представился:
-Меня зовут Вадим. Вы садитесь. Не хотите – ладно.
Он спокойно сел в глубокое кресло, достал сигару, посмотрел на Николь, убрал обратно в красивый, кожаный портсигар. Многозначительно пододвинул к ним вазочку с конфетками, усмехнулся на ледяное молчание и начал:
-Мои родители занимались Варангой. Изучали ее как ближайшую планету. А я мечтал об инопланетянах. Потом я спрашивал – а почему у нас есть колбаска, - голос человека звучал без иронии. – а у них нет? И мама показывала мне «Восход». Я говорил, а зачем «Восход» нужен? Папа говорил – одни люди живут на Терре, другие – на Варанге. Одни люди там живут за куполом, другие – нет.
Я говорил: не хочу жить за куполом или на Терре. Хочу жить с ними. Буду искать им сокровища и печь булочки.
Меня услышали. Я поступил на факультет Космонавтики. Изучил все, что связано с телепортацией, прошел сложные тесты. Изучал здешний климат, менталитет, политику, все, что только можно.
На Терре не знают, о причинах «Восхода». Я так думал. Нам рассказывали о том, что есть богатые и бедные, и бедные притеснены. Я был молод, юн и горяч – как вы, - я хотел восстания!
Подговорил друзей, сокурсников. И экспедицией на 5 человек мы телепортировали на Варангу. Высадка получилась далеко от Купола, примерно в четырнадцати километрах. Пошли пешком. По поверхности сначала по шатались, никак не могли найти вход. Пгтом нашли, эти иъ подземные лабиринты… С Д. чуть приступ клаустрофобии не случился, а они живут.
Навстречу какой-то старик, жалкий-жалкий, несет здоровенные алюминиевые чаны, с чем-то странно-пахнувшим.
Я помню его голос. Такой тихий-тихий, как сверчок за печкой. А, ты Николь, и не знаешь, что это и кто.
(Николь вздрогнула, когда он обратился к ней по имени)
«Вы не здешние, - сказал он. – Вы – оттуда. Что вам здесь нужно? Терре никогда не понять Варанги».
Я сказал, мы приехали помочь. Он засмеялся.
«Кому? Кому помочь? У меня там дочь! Вы ведь от Купола прилетели нас избавлять?»
«Были еще претенденты?»
«Нет. Раньше Терра не совалась в наши дела. Купол выстроили мы, своими руками и силами. Чтобы обеспечить необходимое тем, кто не может себя защитить. Туда отправляли тех, кто терял разум, рожденных слабоумными или ставшими таковыми от старости или болезни. Я не знаю, кто это придумал и как строился Купол, это было давно. Знаю, что охранники – это династия, их профессия и тайна, Кого они охраняют за Куполом, передается из поколения в поколение. Только знаю, что вы ничего не сделаете, нездешние».
«Что у тебя в посуде?»
«Еда».
На еду это не походило. Такое бродячим собакам в захудалых деревеньках Терры могут дать, и то те есть не факт, что будут.
Он показал нам путь к Куполу. Мы шли и видели много разных коридоров, полных людей, истощенных измученных. Многие из них смеялись, шутили, дети играли. Это нас поразило.
Люди Варанги, кто-то добывал топливо, кто-то доставлял его за Купол, кто-то работал на многочисленных кухнях, кто-то – в Лабораториях, кто-то всем этим управлял, охранял. Работа кипела. На нас не обращали внимания. А мы видели, насколько сильные вы, жители Варанги.
Подошли к Куполу. Нам не пришлось ничего даже говорить. Нас пропустили.
Мы думали, что Старик выжил из ума. Какие слабоумные? Нам на уроках рассказывали, что кто-то пытался украсть немного теплых вещей, из тех, что сшили для «Восхода», и эту группировку расстреляли, а там были и несовершеннолетние. Не может быть такой защиты для обычных слабоумных!
Здесь всем заправлял некто по имени Антуан. Нас спокойно провели к нему.
-А Терра меня радует, сказал он. А вот Варанга огорчает. Вы знаете, что Варанга – колония Терры, так? А что это планета-эксперимент, в курсе? Терра очень долго эволюционировала, чтобы стать такой, какой стала сейчас. И нам было интересно, если поставить на Варанге более жесткие условия, она сломается, или напротив, будет развиваться быстрее? А второй момент, нам было интересно, когда Терра обратит внимание на ближнего своего. И вот – обратила!
А Варанга воспринимает происходящее, как должное.
Мы заговорили хором:
-Вы убивали тех, кто пытался это изменить.
-Какой эксперимент? Зачем?! Смысл?
-Это все такой бред…
-У нас есть оружие. Мы требуем…
Он засмеялся:
-Так вы оружием меня решили напугать? Развитая Терра, нечего сказать. Да сядьте вы.
Помолчал.
-Неужели не понимаете, что Терра время от времени проходила жесткие условия. Результат видим. А здесь создав максимум этой жесткости, жестокости.. Мы хотели получить более быстрый результат. И, возможно, другой. Вдруг смыслы Терры не единственные?
Дальше он очень долго показывал нам видеозаписи и приводил статистические данные. А я все равно не мог понять, зачем все отдавать одним, и так мучить других. Ничто не казалось мне достаточно веской причиной для этого жуткого эксперимента. Не мог понять, какая сила заставляет родителей и прочих родственников этих детей молчать об этом среди своих, и почему они с такой легкостью это рассказали нам, приезжим. И почему нас так легко пустили за Купол. Понимал, почему не бунтуют – на данном этапе все были слишком напуганы и истощены, истерты. И все-таки это было жизнью, а бунт убил бы их семьи.
Было странно, что никто не мешал нам пытаться свободно выходить за Купол обратно, говорить с людьми. Мы несли им еду и медикаменты, говорили, что не причиним вреда. Нам не верили, конечно, но были сумасшедше благодарны за принесенное – принадлежащее им по праву!
Однажды Антуан пригласил меня к себе. Он был уже совсем старым, но глаза, как обычно, смотрели с огнем, таким волевым, знаете, и не столько добрым или злым, сколько желающим разжечь в вас то или иное состояние.
-Все агитируешь? – он спросил так, что я не понял, насмешничает он или говорит уважительно.
-Бесполезно, ответил я.
-Ну-ну. Вадим, ты садись… Мне пора искать себе преемника. Ты же хочешь делать что-то хорошее для Варанги?
-Для Варанги, не для «Восхода», уточняю.
-Ну да, ну да, понимаю. Я тут главный – пока. Займешь мое место – будешь делать что хочешь. Чтобы как-то так облегчить жизнь жителей. Хотя по правде, ничего большего, чем я, ты не сделаешь. Будешь просто смотреть, а история будет двигать себя сама.
Так и случилось. Я запретил охранникам убивать желающих пробраться за Купол – но желающих, в общем-то не оставалось почти. Кто были – оказывались здесь, так и оставались здесь работать. И не столько от жалости к УО, нет, разумеется, и не из корысти. Они боялись, что их убьют, когда они пойдут обратно, хотя я и клялся, что нет.
Я решил не вмешиваться. Распределял ресурсы, принесенные на «Восход». Часть откладывал, чтобы однажды снести этот Купол…
Николь устала молчать.
-Почему вы допустили, чтобы люди болели? Умирали… Вы могли не заставлять идти их за Купол.
-Мы приносили лекарства.
-Ложь. – Николь дрожала от гнева.
Вадим потянулся. Его улыбка показалась ребятам до крайности мерзкой.
-За всеми не уследишь. Ну, а вы-то что делать теперь будете? Молчите? А хотите еще историю? Как ты думаешь, Олехандро, как ты оказался на Варанге, зачем?
"Терра. ОН"
Она ушла.
Толку быть демиургом, если ты не можешь заинтересовать женщину?
Она ушла.
Делаешь себе кофе, чуть слишком крепко сжимаешь ручку чашки. Нет смысла делать вид, что тебе не больно, но и откровенно грустить – смысл?
Она ушла.
Можно ее выследить, он столько раз так делал, чтобы убедиться – она жива.
Но она откровенно не любит его. Больше того, она его не уважает. Надо это каким-то образом признать, но вместо этого он думает, что надо, надо было помочь ей с Варангой, раз уж ей так хочется. Вот и повод нашелся догнать ее – отдать деньги!
Деньги.
Рот сам собой превращается в полумесяц. Она забрала почти все. Ему не жаль, больше того, он даже не обижен – он же знает, какая она, себе на уме.
Кресло принимает его в объятия, но покой не приходит, он бродит и бродит по комнате, а солнце льется в окно золотым шелком ее волос.
Он создал Терру для своего удовольствия. Он не был одинок, он был всемогущ и счастлив, и создал прекрасную небольшую планету. Он сам не знал, что из этого получится… Видел переплетения цветов, обретающие форму, видел дикие скачки энергии, иногда окаменевающие, а иногда текучие… Он придумал запахи…
О, это был счастливый Демиург! Все в нем пело, он искрился восторгом создания! Он знал, что получится хорошо!
Потом долгие эпохи развития планеты, и наконец -наши дни.
Когда он был Демиургом, он жил в нескольких временах одновременно, мог манипулировать людьми, стоявшими у власти, мог… практически все! И однажды узнал, что должна будет родиться девочка золотисто-кария, похожая на солнце, на желуди, на осень, на яблоки… Он видел ее! И понял, что хочет узнать – каково это быть человеком? Каково любить по-земному и быть любимым? И он выбрал семью, родился…
Все детство рядом с ней!
Он утратил почти все свои силы и почти все свое могущество, но победить в прятках ему казалось намного грандиознее всего, что было раньше. А потом – сделать так, чтоб победила она. О, радость великодушия!
И первое познания бессилья… его тогда мама назвала очень злым мальчиком, и потом он долго пытался понять – а какой он еще? И точно ли не может стать добрым?
И что такое добро и зло, он, даже как Демиург, никогда об этом не думал.
Бессилье, когда тебя увозят в другой район, записывают в школу там, а она, тогда ее звали Лиза, никогда уже не будет рядом, не будет просить его построить песочный замок, никогда не потребует, чтобы он сбегал домой и принес попить.
Не будет ни чердаков, куда они тайком забирались искать голубей, ни ее разорванного платья – срочно просить какую-нибудь добрую старушку-соседку помочь зашить, чтобы ей не попало дома, рева из-за разбитой ее коленки, ничего…
И он тогда страшно кричал, буянил, ломал свои игрушки, пробовал сбежать из дома, открыл окно, первый этаж благо, заскочил в подъезд – тогда не запирали, - побежал стучать в ее квартиру… Ее родители открыли, дали ему переночевать ( ее мама тихонько позвонила его маме, чтоб та не волновалась ). А утром вещи грузили в машину, они видели это из окна, и она предложила ему спрятаться под кроватью. Он сказал – найдут. Поцеловал ее в щеку, она открыла дверь, он сбежал в сутолоке.
Ей досталось. Ее спрашивали, где он, а она плакала и врала, что пошел за мороженкой.
Он успел сесть на автобус, сказать кондуктору, что потерял деньги, а мама ждет, та сжалилась, и ехал, сам не зная куда, главное, переждать отъезд родителей или запутать следы, он вернется, спрячется за гаражами.
Разумеется, его нашли. Перепуганная мама отшлепала его, а потом он сам дрался, даже кусался, когда его садили в машину. Лиза плакала, сжимая в руках розового зайчишку в платишке, пыталась тянуть его за другую руку, не слушала свою маму, которая спокойно что-то пыталась до нее донести, а потом бежала за машиной, навсегда их разлучившей.
И утро, когда он, взрослый бородач, с ранней сединой и идеальной мускулатурой, сидел у себя дома у камина, в привычном уютном одиночестве, пил бренди, читал газету – и она. Эти знакомые глаза (грецкие орехи), изгиб губ(свернуты лепесток пиона), высокий лоб с растрепавшейся челкой (яйцо фаберже)…
Он снова ощутил всемогущество свое, вызволяя ужасную преступницу, в чью виновность ему так не хотелось верить, и все бессилье, не умея возродить ее детскую любовь в ней.
Все противилось в нем: это же было! Было! Оно не могло никуда исчезнуть, я не так устраивал этот мир! Надо просто еще чуть-чуть постараться, как жаль, что я сейчас не демиург, а человек, иначе я бы открыл перед ней картинки нашей детской любви, так, чтобы мы снова это пережили, вместе… Но это невозможно…
И надо каким-то образом иметь мужество опустить. Освободить от своего навязчивого и отвратительного для нее чувства.
В светлом небе резвились птицы. Остывший кофе был горек и бесполезен. Идти было некуда и незачем.
Но он был демиургом! Значит, он сможет что-то сделать, не с Лоттой, конечно, а с Варангой. Пусть это будет его прощальный подарок ей.
"Терра. Все"
Все было готово! Их личный телепорт, специальные костюмы, позволяющие летать, дышать под водой и под землей, согревающие или охлаждающие по необходимости, несколько специалистов по Варанге, каждый в своей сфере. Несколько бойцов, чтобы создать необходимую охрану. То, какое оружие у них было… у Варанги, даже реши она всерьез избавиться от них, не было шанса. Врачи, чтобы оказать первую помощь. Медикаменты – в огромных количествах, жутко дорогущие, лечащие чуть ли не все на свете.
Клара смеялась тихой и счастливой улыбке Лотты. Винни притащила с собой Евгения – утверждала, что без него никуда, на самом деле она знала, какое удовольствие и вдохновение подарит ему такая поездка (и все это он будет связывать с ней, она снова будет Музой). Лотта впервые чувствовала на душе покой. Евгений молчал – наблюдал.
Лотта не знала, кто такой Евгений, но когда увидела его, почувствовала такое тепло на душе, такой свет, что ей стало страшно и хорошо. Она торопливо отвела от него глаза. Но не смотреть на него она уже не могла.
-Я лечу с вами. – он появился из Ниоткуда, и Лотта сразу помрачнела. Но отказать не посмела – все-таки, деньги были его. Черт, он оказался быстрее, чем она думала, она рассчитывала, он хватится, когда они уже будут на Варанге… Найти еще один костюм не составило проблемы.
Странное это ощущение, когда телепортируешь. Походит на короткий обморок. Больше волнений и страхов До, а оглянуться не успели, нужно было уже открывать двери Телепорта и выходить на снежную пустошь Варанги.
Клара помогла спуститься Винни, Он удивил Лотту тем, что не протянул ей свою руку, и ей пришлось спрыгивать без поддержки ( с чем она справилась прекрасно ), Евгений замешкался, возясь со своими камерами. Лотте это показалось каким-то милым, вроде, такая серьезная операция у них, а он фотографировать собрался. Она отметила какой-то особый прищур глаз и ловкость его рук…
"Варанга. Все"
-А вот и гости, - спокойно создал Вадим. Одно нажатие кнопочки, и к телепорту был выслан прозрачный трап. Николь сжала кулаки, глядя, в камеры, как трап разворачивается во всей красе, от Купола до пришельцев. Это немеряные деньги, это вечность работы нищих жителей Варанги, вот куда уходит вся энергия, на создание всяких никчемностей, пользовались ли этим трапом хоть раз до сегодняшнего дня? А в домах нет отопления, сложены жалкие печурки.
Николь потребовала пить. Сказала, что в горле пересохло. Ей тут же принесли стакан воды. В ее доме всегда берегли воду – очищенная вода тоже редкий ресурс, закончится, так будут пить просто растопленный снег. Сейчас Николь решила пренебречь правилом. Ей дали стакан -и она выплеснула его в лицо Вадиму. Олехандро тут же вскочил перед ней, готовый защищать.
Но Вадим не дернулся к Николь. Он что-то потыкал в своем компьютере и ласково сказал:
-Николь видишь твой дом? Вон твоя мать на крыльце с детишками да? А видишь вот эти кнопочки? Если я на них нажму, хочешь знать, что будет? Как думаешь, их просто разнесет из огнемета, или, может быть, на них обрушится потолок пещеры, и она, умирая, будет слышать писк этих детенышей…
Николь стояла, с остановившимся сердцем, непередаваемый ужас в глазах, она не могла ни шевельнуться, ни говорить, ни думать. Олехнандро тоже замер, боясь кинуться, вдруг тот нажмет.
-Я ничего не сделаю, - устало сказал Вадим. – Но думай, что ты делаешь и с кем.
...
-Нет – сказала Лотта. – Не вздумайте. Мы должны добраться до Купола своим ходом. И ни в коем-случае не вступать в переговоры. Атаковать. Наша задача – сделать в Куполе брешь.
Он снова ею залюбовался. Впервые она явно знала, что нужно делать, впервые она была увлечена. Даже на щеках появился румянец, хотя – возможно, - просто от Варанговского мороза…
Ветер ослеплял, но никто не закрывал лица. Жители же Варанги как-то обходятся ведь без масок?
Маленький приборчик запищал, указывая расположение пещеры. Лотта пошла первая.
Интересно, что все остальные отметали перед собой снег с помощью здоровенных веерообразных устройств. Лотта же шла напролом, хотя снег был выше пояса. Он ей не помогал, и она, вяло удившись этому, шла спокойно, забыв про всех прочих.
Как давно она здесь не была. Вдыхала тяжелый, влажный запах. С грустью чувствовала кожей лица нездоровый воздух пещер. Здесь было теплее, чем наверху, пол пещеры был в виде каши, какое-то грязное месиво. Глубже будет лучше, суше.
Вот и лачуги. Серые, низенькие, ветхие домишки. На завалинках – вечные дети, грязные, оборванные, играют консервными банками, дерутся, смеются во всю ширину рта. Большие ржавые бочки, в которых очищается вода. Мелкое зверье, значительно полысевшее с тех пор, как пришло сюда с поверхности - тут теплее и сытнее, а из излишка шерсти люди наваляли себе варежки и платки.
Она боится смотреть в их обветренные лица, в их воспаленные глаза, ей стыдно перед ними, хотя почему? Они не могли бы разделить ее путь, ничего она им не должна! Или должна?.. Но она и так освободит, постарается освободить, Варангу.
Она боится, что кто-нибудь окликнет ее по имени.
Она идет уверенно, она точно знает дорогу к Куполу, отлично ориентируется во всех этих лабиринтах.
Она совсем не обращает внимания на его восхищенный взгляд. В другое время она ощутила бы его и взбесилась бы, но не теперь.
Клара и Винни даже здесь не хотят размыкать рук. Они внимательны к тому, что происходит во круг, но нет-нет, но сожмут руки покрепче или поиграют пальцами. Тепло, ласка…
Евгений чувствует присутствие Николь. Он не знал, откуда она, он был уверен, что она – девочка с Терры. Но эта серость и она, ее смирение, решимость, отчаянье, надежда… гармонируют. Он видит это в других девчонках. Хотя и не так выражено, как в Николь.
Вон та, с голыми ногами и в рваном полушубке, тащит здоровенные ведра с какими-то помоями, выливает зверью в корыто, стоит, посреди поднятого ими гвалта, что-то орет им, беззлобно, но убедительно, когда они пытаются вскарабкаться по ней…
Или та, с кривыми вилами, убирает двор. Остановилась убрать выбившиеся волосы, посмотрела на пришельцев – без удивления, без страха и зависти, - и давай работать дальше.
Лотта шла впереди.
Тоска привычно грызла сердце, но она не ожидала, что в этот раз будет так больно, и старалась не поддаваться чувству. Чтобы как-то успокоиться, она обернулась – именно к нему, презрительно усмехнулась глазам, не успевшим спрятать любовь, и сказала раздраженно:
-Шевелитесь быстрее.
К ее радости, он дал отпор:
-Столько времени ждала, можешь и теперь не торопиться.
Справедливое замечание было отличным способом сорваться!
-Тебя никто не звал. Не нравится – возвращайся и жди в тепле машины! Избалованный слюнтяй! Кто тебя просил идти с нами? Почему не заявил, что я тебя обокрала? Признай, тебе нравятся унижения! И я еще сдерживаюсь, как же ты мне противен! И я буду говорить тебе об этом, пока не осознаешь, и не оставишь в покое!
Она это сказала тихо – когда это Лотта скандалила в голос? – но Клара услышала, оторвала глаза от непонятного оборудования, которое делало непонятное что-то, купли со стен пещеры собирало что ли? Зачем? – и подмигнула Лотте.
Он не ответил. Бесполезно. И даже не почувствовал какой-то особой боли. Мелькнула шальная мысль – а не дать ли ей пощечину? Перешла ведь все границы. Но не стал унижать ни ее, ни себя.
Она, кажется, прочла у него в глазах эту мысль, напряженно замерла, ожидая, кажется, даже испугалась, но ничего не произошло, и она отвернулась брезгливо и пошла снова, первая.
…
Она хотела уйти себя, но понимала, что уже поздно. Теперь – поздно.
Она нарочно смотрела по сторонам, и думала о том, о чем думать было страшно – о жителях Варанге и своей роли в их судьбе. Но случайно, отворачиваясь от него, она снова увидела Евгения, и больше не могла жить иначе. Один чертов взгляд на это лицо, которое сразу стало самым милым.
А голос? Он почти не говорил при ней, но говорил так просто, так бархатно, так мужественно. Лотте хотелось убедить себя, что она дура, и поэтому ей так показалось, но для этого было нужно, чтобы Евгений заговорил, а он молчал. И Лотта злилась.
Он не был не уклюжим, в отличии от… этого… шел легко, как-то особенно нес голову – так казалось Лотте, движения были полны сил и уверенности, неожиданной для фотографа.
Насколько тот вызывал в Лотте презрение, настолько сильно она – нет это слишком страшное слово! – влюбилась… Да. Влюбилась. В Евгения.
Может, это аура влюбленности Винни и Клары передалась ей?
Но Лотта понимала: неважно почему, но ее уносит туда где она еще не была.
Прыгало, танцевало сердце, кровь бежала в жилах торопливо, выгоняя тоску, скуку, страхи.
И эта серая Варанга казалась Лотте ярче Терры в моменты торжества.
Винни могла бы остановиться и в лоб сказать: я люблю тебя. И идти дальше – пусть человек сам разбирается с этой информацией, а ее уже это не касается. Но Винни – это Винни.
А Лотту хватило на то чтоб спросить какую-то глупость, в духе: «А как вам нравятся здешние пейзажи». И убежать опять вперед, умирая от собственной храбрости и сгорая со стыда за свою нелепость.
Пейзажи крайней нищеты… Дура! Дура, дура!
Этот, разумеется, сгладил ее оплошность.
Заговорил, видите ли, что с точки бла-бла-бла, что-то про фотографию, про переживания и контрастность! Нет, она поняла, что Этот сказал, но воспроизвести бы не сумела, только со злостью слушала родившейся диалог.
Злость прошла, впрочем, почти сразу.
Ведь Евгений заговорил – и она искупалась во взбитых сливках его голоса.
Катастрофа.
Но Купол все ближе, и Лотте нужно подумать совсем о другом.
…
Вадим ухмыльнулся:
-Что, все упокоились? Я могу продолжать? Так вот, история о том, как Олехандро оказался на Варанге.
Мы с руководителями Терры разговаривали как-то, что сами не хотим вмешиваться в дела планеты. Но отправить помощь, в виде героя – почему бы нет? Только мы решили усложнить, ну, Олехандро ты ведь уже понял, о чем речь?
-Вы решили похитить меня. Чтобы я вырос здесь – двойной эксперимент. – и он, и Николь страшно устали за этот день напряженного, непрерывного разговора. Та после истерики и его угрозы наказания, совсем выбилась из сил. Она была похожа на увядший цветок.
-Да, - Вадим бодро улыбнулся. Узнать, на что способны дети Терры, когда они уже получили от нее все необходимое, и дать шанс планете спастись. Мы только спорили, не лучше ли проверить чисто генетику, отправить сюда младенца… Но решили, что тогда у Варанги шансов нет.
Здесь была девушка, попала за Купол добровольно. Пришла, чтобы мы ее убили. Не может она убиваться сама на Варанге, видите ли. Мы дали принцессе работу здесь. Но и на «Восходе» ей наскучило. Она ведь узнала о Терре! И начала грезить ею. Мы сказали ей: ты получишь свободу и Терру. Твоя жизнь в обмен на… Понимаешь? Тебе не смешно?
Мы снарядили ее, она проверила документы, где было написано – ты жить будешь, просто на другой планете, никаких больше изуверств.
Вот как ты думаешь, была ли она счастлива на Терре?!
Она была счастлива в момент выполнения задания. И, пожалуй, все.
-А когда были вы счастливы? Почему, почему вы передумали? Все, что вы рассказали, Вадим о себе…
-Николь. Это называется – взрослеть.
-Я не верю.
-О, они подошли слишком близко! Посмотрим, что они будут делать.
…
Лотта достала здоровенный автомат.
Игнорируя распахнутые приглашающе ворота, она крикнула:
-Нам нужно пробить купол! Он очень толстый, давайте, стараемся бить в одну точку!
И выстрелила первая.
Он был поражен, что она так круто умеет стрелять. В детстве она всегда промазывала. Он улыбнулся, вспомнив как они пуляли ягодами рябины в кошку.
Охрана сориентировалась моментально.
-Уберите оружие от купола, или мы дадим огонь. Вы шли поговорить – Вадим ждет вас.
-Нам надо побить Купол! – отчаянно шепнула Лотта. – Я не уверена, правда ли это, я говорила… Но думаю – да.
-Детка, если ты ошиблась, а мы все израсходуем на него – мы погибли. Взгляни – мы успели выстрелить девять раз – ни трещинки… И это лучшее оружие Терры!
-Скорее всего, Купол помогали строить по разработкам Терры.
-Да, но используя все хорошее, что есть у жителей Варанги. Он выпил все ресурсы.
-Займемся им потом, когда будет возможность. А пока идем с миром, - решила Клара.
…
-Уже поздно. Ваши комнаты там. Вас никто не тронет. Ложитесь спать.
Вадим встретил их на крыльце роскошного дома. Евгений вздрогнул, увидев с ним старых знакомых.
-Николь! – вырвалось у него.
Лотту ударило ревностью.
-Мы не могли тебе сказать. Да и не обязаны были. Здесь знают, зачем вы здесь. Но разговор может состояться только завтра, сейчас уже поздно. И ничего не бойтесь – наши комнаты по-соседству. Нам-то вы доверяете? – Олехандро говорил, Николь поддержала его за руку.
-Мы никому не доверяем. – сказала Лотта.
Вадим усмехнулся.
...
Лотта ходила по роскошно убранной комнате. И смотрела на собственные вещи. Вот ее первая игрушка. Даже ее она не взяла с собой на Терру, хотя это был подарок ее матери. Залатанная тряпичная кукла. Вадим сохранил все. Он надеется сделать ее так слабой? Уязвил и победил? Скотина!
Вот ее нотные тетради – когда она оказалась на «Восходе», пробовала писать музыку. На Терре она ни разу не подходила к инструменту.
Небо за окном было чудесно-синие, полное золотистых искр.
Свежий воздух приятной прохладой врывался в распахнутые окна, огромные, в белой кайме тюля. Стрекотали кузнечики. Огромная бабочка залетела на огонек, Лотта торопливо выключила свет, чтобы она не обожглась.
Тихий стук заставил ее вздрогнуть.
«Этот», - привычно недовольно подумала она. Очень медленно подошла к двери, открыла с соответствующим выражением лица, и тут же превратилась в глупую удивленную птицу – на пороге стоял Евгений.
Темнота скрыла заалевшее лицо. Такое смущение к лицу маленьким девочкам, не Лотте. А она так растерялась, что даже не догадалась подвинуться, чтобы он мог войти.
-У тебя все в порядке? – призраки прошлого исчезли. Бабочка, летающая по комнате, переехала жить в живот Лотты, и позвала с собой сотню своих легкокрылых подружек.
-Да, - сказала она. Голос прозвучал равнодушно, как обычно, наверное, разучился по-другому.
А вот его голос тек шоколадом по ее сердцу. Он был красив, сумерки сделали его материально-чувственным, выпуклым, очень близким.
Кто говорил, что на Варанге большая сила притяжения? Никогда Лотта еще не чувствовала легкости этой.
-Хорошо, - он серьезно кивнул и ушел, унося с собой остатки света, оставляя Лотту одну в ночи…
Лотте никогда не снились такие сны. Никогда прежде. Утро она встретила в чудовищно сбитой кровати – плохо спала, проваливалась из одного горячечного сна в другой, было жарко, душно, несмотря на открытое окно, она не могла спастись, ей хотелось заполнить собой весь мир, отдать ему все, что есть. Все мешало – подушка, одеяло, простынь, одежда, кожа, тело… И невероятная нега на рассвете, когда она устала от метаний и провалилась в блаженное забытье спокойного сна, где он обнимал ее и говорил что-то – ласково-ласково…
Она проснулась такой счастливой!
И даже когда Этот попался ей на глаза, она улыбнулась – искренно и приветливо. В ней было много радости и добра, хотелось делиться со всеми!
Он понял ее не так. Попробовал говорить с ней и был ближе, очень скоро становясь невыносимым! Она, видите ли, Евгения караулит, чтобы поговорить или улыбнуться, а Этот путается со всей своей ненужностью около нее.
После обеда они вели переговоры с Вадимом. Требовали уничтожить Купол. Аргументированно, спокойно и взвешено. Вадим любезно объяснял расплывчатыми аргументами невозможность этого.
-Надо поднимать восстание. – сказал Этот, когда они гуляли, без Вадима, разумеется, в парке. Присматривались к происходящему.
Евгений, впрочем, присматривался к Николь. Она тут была много беззащитнее, чем на Терре, и какой-то очень повзрослевшей.
-Как вы-то здесь оказались? – спросил он у Олехандро. Понимал, что Николь не захочет диалога. Спрашивать, почему не сказали о себе правды не стал тоже – ну глупо же, чужим людям всю подноготную докладывать?
-Попались. Ладно хоть медикаменты успели передать. Надеемся, что идут на поправку.
Николь очень старалась держаться. Но глаза сразу стали огромными, а дыхание – сбивчивым. Евгению так захотелось прижать ее к себе и утешить!
-Надо говорить с местными. Они умственно-отсталые, но они могут быть адекватными. И наверняка – добрыми. – продолжал Этот. Лотта в кои-то веки не спорила – мысль показалась ей здравой.
-Нам не позволят, - с грустной убежденностью сказала Николь.
-Нам пока ничего не запрещали, - заметила Винни. На какое-то время Клара отошла на второй план, Винни вся занялась собеседницей – чем, чем она отличается? И как найти это в себе?
Клара не любила отходить на второй план, вторглась в увлеченность Винни так, как умела только она: наковальней, но с конфетти и звуками скрипки.
-Эй, а кто нам запретит! – тут же поймала Винни в объятия, и горячо поцеловала. Николь отвела глаза. Лотта искоса глянула на Евгения – сознавая бесполезность своей надежды на поцелуй.
Этот просто поморщился – он не любил Клару, не любил отношения такого рода, не любил поцелуи на публике.
Олехандро, кажется, и не заметил поцелуя.
-Это классная идея. – сказал он.
…
Вадим больше с ними не общался. Они ходили по «Восходу» предоставленные сами себя.
Вот Лотта в оранжевом свете фонарей о чем-то говорит с беззубой сумасшедшей старухой, тат трясет головой и стучит прочной палкой по плитке.
Николь играет в песочнице. «Дети» старше ее лет на 5. Но все, что они могут – это лепить куличики.
Винни плавает в бассейне наперегонки с несколькими мужчинами, они не такие рыхлые, как те, что загорают в обществе Клэр и еще двух-трех девиц, со странно дергающимися глазами.
Олехандро отправился в шахматный клуб, Он – в кондитерскую, Евгений бродил по парку.
Все они пытались говорить с местными. Найти более разумных. Получалось плохо…
Они не знали ничего о Куполе, не понимали, когда им говорили о других людях, тем более о нищете. Николь сердилась, что не знает, кто именно эти люди, к какому роду принадлежат? А то рассказать бы, как по ним скучают. И что терпят ради их благополучия…
Это действительно страшно. Когда у тебя рождается слабоумный ребенок, это боль – он никогда не будет нормальным. А если он – такой, то значит в тебе или в другом родителе, есть что-то такое. Склонность. Позор. И страх за то, как к ребенку отнесутся. И желание дать ему шанс вырасти, если не нормальным, то хоть счастливым.
Понравилось ли бы им увиденное? Хоть для кого-то с Варанги достаточно для благополучия банальной телесной удовлетворенности? Николь сомневалась. Все они ценили силу, дух, волю. Тогда почему лишили своих детей этого?
-Надо действовать иначе. – Евгений удивился: он не ожидал увидеть Николь в парке. – Мы все зря пришли на Купол. Хотя если найти родословные… Евгений! Нам нужно узнать, какие близкие живые родственники есть у находящихся здесь. Мой план – найти их, поговорить, пусть знают, во что превратились их дети, пусть придут – и добровольно заберут их! Мы сможем обеспечить им безопасность на Варанге, я уверена! А когда на Куполе никого не останется…
Евгений был очарован Николь, Евгений мог бесконечно любоваться ею. Но ни разу его романтическое настроение не мешало ему забывать о деле, будь то фотография или спасение Варанги.
-Николь, не можем гарантировать безопасность. Да, мы взяли с собой людей – но нас слишком мало.
-Я думала, можно расставить патрули. И если где-то будет неприятность , их смогут позвать. Я, правда, не знаю, как воспримут этих людей, как отреагируют, когда поймут, что они с «Восхода»…
-Если они погибнут, мира на Варанге не будет. Сейчас там нищета – но люди сплочены. А если начнутся распри?
-Но Евгений, чем это отличается? Вывести их из-за Купола бунтом или предложить их родне забрать их?
-Бунт – это как покаяние. И он будет сопровождаться разрушением Купола. А так Купол останется, а беглецы не вызовут сочувствия. Скорее отвращение.
-Они ведь правда как дети. В них нет зла. – голос Николь прозвучал жалостливо.
-В детях нет зла? Они такое иногда вытворяют. И злятся, и топают.
-Они еще не понимают, это не считается. И эти люди не понимают. И нам им не объяснить. Это катастрофически огромная работа.
Замолчали, больше нечего было добавить.
-Пойдем к остальным? Решим, кто за. И будем действовать. – Евгений предложил это, а сам больше всего хотел постоять с Николь в кружевной тени деревьев.
-Да, идем! – Николь повеселела и первая пошла по дорожке, быстрым своим шагом.
Как птица, выпорхнувшая из твоих ладоней, едва дал ей волю – и…
Он смотрел, как она сначала находить Олехандро, как тащит его собирать всех остальных, как легко и шумно они говорят друг с другом.
Все вместе решили, что новый план хороший, осталось понять, как найти Архив.
За ужином они сидели все вместе, кто-то спокойно пил кефир с мюслями, кто-то увлеченно ел жаренную курицу с зеленым горошком и пюре.
Евгений смотрел, как Николь запихивает в себя какую-то кашу. Она не могла спокойно есть, зная, за Куполом голодают ее близкие. Или она переживает не только за родных? Кажется, что Николь вся Варанга родная. За всю Варангу болеет.
-Евгений, на секундочку? – вкрадчиво позвала Лотта, когда после отбоя все медленно, сонно разбредались по своим комнатам.
Они вышли на небольшую лоджию. Лотта проклинала себя на чем свет стоит, не представляя, что говорить дальше. Он спокойно и выжидательно смотрел на нее.
Она решила расслабиться. Просто стоять, молчать и любоваться им и его взглядом, устремленным на нее одно.
-Лотта, у меня нет времени на молчание. Ты хотела предложить что-то насчет Архива? – голос казался нетерпеливее, чем выражение лица. Она досадливо покусала губу.
-У меня в комнате паук. Можешь убить его?
-Попроси… я забыл, как его зовут?.. В общем, своего друга, я думаю, ему это будет в радость.
-Он мне не друг.
-Зря. Он славный, мы с ним говорили, черт, как же я имя вдруг забыл…
Лотта отвернулась и уставилась в небо. Евгений пожал плечами и вышел за дверь.
К Куполу подбиралась женщина, иззябшая от жизни, темная тень с большущими глазами, не потухшими убийственными безднами. Дорога измучила ее, усталую и не знавшую отдыха, наверное, ни раз за свою жизнь. И сердце это ныло и ныло, трепетало в груди за всех, кого она любила.
…
Вадим ни о чем не волновался. Он знал, что у этой маленькой группы отчаянных идеалистов не хватит сил справится с Куполом. Он знал: никто никогда не одолеет «Восход», пусть ищут свой Архив – не найдут. Все документы давным-давно уничтожены. Все, кто за Куполом не существуют для «Восхода», есть лишь безликая сила, поддерживающая местное благополучие.
Здесь хорошо быть главным – больше нет никаких мук совести, сомнений – правильно ли ты поступаешь, ты знаешь – эксперимент должен продолжаться.
Олехандро идеальный преемник. Отчаянный, с жаждой справедливости, полный энергии – такой, каким был когда-то сам Вадим…
Привычно защелкал по экрану, что там показывают камеры? Ого, около одного из входов женщина, редко кто осмеливается приблизится к «Восходу». Умоляет охрану пропустить ее. Ну-ну.
Зевнул. Увеличил лицо женщины – она показалась знакомой. А-а, мать Николь. Такие же здоровенные глазища. И неукротимый нрав.
Можно отдать приказ пропустить ее, устроить им встречу с Николь.
Можно велеть убрать ее. От Купола, живой или мертвой – как получится.
Он решил позвать Николь посмотреть на экран.
Николь спала крепко – слишком уставала за день, слишком волновалась и юный организм брал свое, засыпал беспробудно, здоровым, безмятежным сном.
Олехандро услышал шаги около комнаты Николь. Он спал чутко – он же несет за нее ответственность! Сразу вскочил и бросился к ней.
-Что вы от нее хотите? – воскликнул он, яростно сверкая глазами. – Отойдите!
Он кинулся к кровати, и только тут Николь проснулась, привычно улыбнулась ему и тут же перепугалась, увидев чужого около своей постели.
-Николь ждет Вадим.
Она испугалась еще больше, но постаралась это скрыть.
-Я иду с ней.
-Такого приказа не было. Николь, идем.
Николь посмотрела на Олехандро, постаралась улыбнуться ему успокаивающе. Тот мотнул головой и молча пошел по коридору.
-Мне применить силу? – равнодушно спросили его.
-А такой приказ был? – саркастично ответил Олехандро.
-Разберемся.
Вот и светлая дверь без единой царапинки. Вежливый стук, такое же ровное – «Войдите».
-Николь не одна. Олехандро тоже пришел. Убрать его?
Вадим иронично взглянул на юношу. Тот смотрел решительно, бесстрашно до глупости.
-Пусть остается.
Охранник кивнул.
-Николь, подойди.
Олехандро, разумеется, подошел тоже.
-Смотри. - Вадим увеличил экран.
-Мама!
Николь впилась взглядом в экран, потом – умоляюще – на Вадима.
-Вы пустите ее сюда?
-Нет.
Тогда Николь кинулась к двери, и Олехандро за ней. Дверь была заперта.
-Откройте. – Николь старалась держать себя в руках. – Раз ей нельзя сюда, дайте я сбегаю туда.
-Нет.
-Почему?
-Я хочу, чтобы вы обещали. Не искать Архив, если я дам Николь увидеться с матерью.
-Вы знаете…- прошептала Николь. Тот кивнул:
-Разумеется.
-Мы же можем обещать что угодно.
-А я могу наказать вас, когда разоблачу обман. Как я умею наказывать, вы имеете представление.
-Хорошо, даю слово – мы не будем искать Архив. – твердо сказал Олехандро.
-Нет! Мы не можем этого обещать. – у Николь из глаз текли слезы, и смотрела она только на экран.
-Николь, глупо искать Архив, раз Вадим в курсе. А твоей матери нужно убедиться, что ты жива.
Вадим ухмыльнулся.
-Иди, Николь. А ты останься, раз уж пришел. Никто ее не тронет.
Николь стремительно выскочила за дверь. Звонко отзывался стук ее башмаков.
Олехандро молчал – белые начинают, но проигрывают.
-Я хочу, чтобы ты занял мое место, Олехандро. Я устал.
Тот ошарашенно уставился на Вадима. Ожидал чего угодно, но этого…
-Подумай. Ты сможешь сделать так, как считаешь правильным. По справедливости.
-А вы? Вы ведь тоже хотели – по справедливости. А сами…
-Что – сами?
-Неужели вас всерьез убедили аргументы вашего предшественника?
-Возможно, я не все сказал тебе. Ты подумай. Кое-что я смогу рассказать тебе только когда займешь мое место.
…
-Мама! Мамочка! – так громко никогда в жизни Николь еще не кричала.
Женщина вздрогнула, ей не было видно Николь из-за широких спин охранников.
-Николь!
-Мама! – кричать и бежать было тяжело, Николь никогда не замечала, как много на «Восходе» места.
-Пустите! – не положено. – сурово сказал один. Другой смягчился:
-Сейчас сама прибежит.
Хриплое дыхание и громкий топот все ближе, у матери слезы хлынули из глаз, она торопливо вытерла их обветренной ладонью – чтобы не расстраивать дочь…
И вот объятия… Николь слез не скрывает и никак не может отдышаться, крепко обвивает мать руками.
-Я так люблю тебя, мамочка! – выдыхает она. И неслышно, стыдливо добавляет:
-Матушка…
Она называет ее «Матушкой» только в самые трогательные, в самые щемящие минуты.
-Я так боялась за тебя. А идти раньше не могла – дети…
-Я понимаю. У меня все хорошо. Мамочка! Ты постой тут минутку, я сбегаю, принесу еды.
-Не уходи!
-Я вернусь! Мама, я в порядке нас тут не обижают. Мы думаем, что можем сделать.
Николь бежит обратно. Мать смотрит ей в след – с любовью и страхом. Ожидание мучает, противными жуками ползает по коже. Она не верит, что у Николь все хорошо, сердится на себя, что отпустила. Что не спросила, как Олехандро.
…
Винни и Клара сидели в опустевшей гостиной и целовались. Они устроили себе романтик – живые они – бессчетные светлячки, мыльные пузыри, медленно опускающиеся с потолка; шумел шоколадный фонтан в центре гостиной, а пол давал эффект водной глади.
Им никто не был нужен в целом мире, они жили только этими чуткими руками и этими сладкими губами. На спецэффектах настояла Винни. Ей хотелось, если вдруг кто увидит их здесь, так пусть будет ошеломлен красотой происходящего – весь этот антураж и две безумно красивые девушки, безнадежно потерянные для остального мира. Клара же была готова исполнить любой каприз своей Музы.
От прикосновений неизбежно колотилось сердце, хотя какое это уже по счету прикосновение?
Губы – то сама робость, то требовательность.
Случайная щекотка волос. Вздымающаяся в ответ грудь. Соприкосновение колен. Переплетение пальцев. Дрожь.
Винни первая разорвала поцелуй – только для того, чтобы взять Клару за подбородок и пьянящим взглядом посмотреть в пугающую тьму безумного взгляда Клары.
-Ты мой сон. Снег и Огонь. Ты все самое невыносимое что есть на свете. Я без ума от тебя!
-А я просто до жути влюблена в тебя, детка. Я, наверное, начну песни писать, когда вернемся.
-Пиши! Я буду петь танцевать тебе, пока ты будешь петь! И гладить, гладить твои волосы, о Клара, какая ты красивая! Ты правда будешь писать мне песни?! Обещай!
-Да. В тебе столько поэзии, что не помещается в тебя одну. Тебя надо облекать в слова и портреты.
И снова горячие, бессмысленные и сумасшедшие поцелуи. Такая страсть – искренняя и чистая – не оставила равнодушной и вбежавшую Николь. Как она ни устала, как ни тревожно билось ее сердце, все же она вздрогнула и на миг пропустила себя весь вихрь чувств этих девушек. Но тут же увидела, как они украсили гостиную.
-Вы тратите ресурсы «Восхода», а на Варанге придется работать больше, чтобы покрыть их.
Девушки не слышали, как она вбежала (хотя она громыхала, как слоненок), отстранились друг от друга. Виновата посмотрев по сторонам, кинулись разбирать свою романтику на запчасти.
-Там моя мама пришла. Поможете мне упаковать и донести еду и что-нибудь теплое?
-Конечно, - еще более хрипло, чем обычно, сказала Клара.
…
Николь говорила бы и говорила с матерью, но она видела, как та устала. Войти ей так и не позволили.
-Я пойду провожу ее. – сказала она охране.
-Приказ тебя не выпускать. – достал из кармана простую Нокиа, где в смс-ке действительно было написано, что Николь не разрешено покидать территорию «Восхода». Она не стала спорить. Ей нужно было довести свою битву на «Восходе»
-Мамочка. Иди домой. Мы скоро увидимся, я обещаю! – как сжималось сердце, когда мама подняла пакеты с вещами и едой, такая усталая и слабая. И Николь умоляла съесть пару булочек при ней, потому что знала: дома мама все раздаст остальным… Обнялись, Николь отстранилась первая:
-Все, иди!
И мама пошла – согнувшись под ветром и снегом. Вот ее черная, размытая в снегопадной дымке фигура становится все меньше и меньше, грозясь исчезнуть навсегда. Николь плачет. И сжимает каблуки. Она должна быть мужественной! Хотя бы ради мамы…
Она видит, как около какого-то бугорка мама останавливается – а потом пропадает, и хотя Николь знает – там вход в пещеры, ее сгибает нестерпимым страхом.
-Николь. – Винни и Клара отходили на время беседы, но держались поблизости. -Николь!
Они увели плачущую девушку.
…
Олехандро тем временем говорил с Ним и с Евгением.
-Он всерьез думал, что я могу согласиться! Да какие бы тайны и аргументы не скрывались у него за спиной, не ни одного оправдывающие такую жизнь, как там.
-Так ты отказался? – Евгений слегка нахмурился.
-Он сказал подумать. Думаешь стоит сделать вид, что я согласен?
-Думаю, нет. – вмешался Он. – Про Архив мы говорили аккуратно, но он узнал. И сейчас наверняка слышит. Или так делали наши предшественники, и он вычисляет логически.
-Что мы можем сделать? Мы можем попросить помощи на Терре?
-Он ведь сказал – Варанга эксперимент Терры. Как и твое появление здесь. – Евгений был хмур. Оживление, с каким он пришел на Варангу, испарилось
-Нет… Если бы я был экспериментом – он бы не предлагал занять свое место. Он бы позволил мне устроить бунт, а сам бы просто наблюдал, - Олехандро не мог сидеть, широкими, но бесшумными шагами исходил всю комнату.
-Они тогда сами хотели, когда только прилетели на Варангу, воевать. Но не стали. – вспомнил Он.
Лицо Евгения вдруг изменилось, он хотел что-то сказать, но сдержался.
-Нельзя нам здесь ничего обсуждать, - только и сказал он.
…
-Вылезай. – устало сказал Вадим.
Лотта подкупила одного из охранников Вадима, чтобы попасть в его кабинет, пока он куда-то ходил. Услыхав поворот ключа, она чертыхнулась, что кретин не дал ей знак, и быстро спряталась за спинку дивана, стоящего перед окном.
-Он меня сдал? – Лотта не испугалась. Она была раздосадована, что ничего не смогла найти в кабинете.
-Все проще – я ношу портсигар с трансляцией всего, что происходит у меня в кабинете.
-Продуманный. Не предложишь ли мне присесть?
-Да, разумеется, - по лицу мышью пробежала улыбка.
Она смотрела на него, не отрываясь, он, абсолютно скопировав ее выражение, глядел на нее. Оба молчали. Лотта постепенно начала нервничать, дышать становилось все труднее, она отвела взгляд.
-Ты все-таки вернулась сюда. Зачем? Ты ведь выполнила свой долг – нашла мальчика, который спасет Варангу.
-А кто спасет мальчика? Да и Варангу, я вижу, никто не спасает.
-Тебя замучила совесть? Тебя, Лотта?
-Я не знаю, что это, - она чуть улыбнулась. – Но ты мерзавец.
-И все-таки твоя жизнь была и есть в моих руках.
-Не только моя, - Лотта оскорбилась, его это насмешило:
-Ну да, практически всех. Ты только подчеркнула безграничность моей власти.
-Ты сам – слуга кого-то из руководителей Терры.
-А они – еще кого-то. Но все же я могу несоизмеримо больше, чем ты.
-Что ты с нами сделаешь?
-Ничего. Захотите, так сами что-нибудь сделаете.
-А что ты вообще хочешь раз у тебя все есть и раз мы не можем помешать?
-Зачем я тебе буду все это рассказывать? Уходи, Лотта, я устал, мне нужно работать, смету составлять на следующий месяц, в конце концов.
Лотта поднялась, кивнула – вяло-величественно, -пошла к деври.
-Лотта. Ты скажи Олехандро, что это ты похитила его. Повеселись, что ли! – издевки в его голосе не было, и это почему-то было обиднее.
…
Евгений дождался темноты. А потом пошел к Куполу.
Охранники его не остановили. Стояли и смотрели, как он приближается, вот настороженно глянул на них, а следом уже невозмутимо, изучает купол. Чем-то капает на него, рассматривает результат.
Когда их взгляд стал слишком пристальным, он поднял голову. Они отвернулись. Без враждебности или усмешки.
Евгений провозился около часа. Он всегда любил химию и стекляшки, и, конечно, взял с собой несколько реактивов, чтобы получше изучить Варангу. Но его знаний хватило лишь, чтобы понять: этот Купол им не пробить.
Никогда в жизни он так остро не чувствовал еще одиночество, как сейчас, на скамейке под уютным фонарем, с бесполезным набором своего никчемного хобби.
Он посмотрел вверх. Крышу Купола украшали светящиеся шарики, и Евгений пронзительно ощутил то, что чувствовала Николь – отчаянье и безнадежность, гнев и боль, как безрассудно тратят энергию, достающуюся трудом.
Вадим чудовище -или … раб, подумал Евгений.
Но развить эту мысль он не успел, метров в двухстах метрах прошла Лотта.
Куда она так поздно? Не то, чтобы его это так волновало, просто вид у нее был довольно безумный.
-Лотта! – позвал он ее
Она остановилась обернулась. Лицо осталось слегка безумным, но характер безумия изменился: в глазах была какая-то надежда, а в улыбке – нежность.
-Привет!
-Куда ты?
-Я, - начала было Лотта, но он перебил ее:
-Есть листок и ручка? Я не доверяю ни голосу, ни сотовой связи больше.
-Поняла, нет, нету.
-Сейчас, посмотрю у себя…
Шарит в карманах. Лотта смотрит на него, но в ее взгляде нет раздражения, что он там копошится, или нетерпения. Мягкая ласка, трогает его взглядом, как кошка – лапочкой.
-Не нашел.
-Тогда подожди меня, или иди, а я потом расскажу.
-Ты не сделаешь ничего такого, что повредит тебе?
Лотта ликовала: он волнуется за нее! Ей так хотелось взять его за руку, или благодарно коснуться плеча, ее рука даже потянулось было, но она остановила себя. Она сделает это смешно, неловко!
Он не заметил ее робкого порыва. Смотрел с мягким беспокойством.
-Все будет хорошо, - довольно прохладно сказала Лотта, и рассердилась на себя еще больше.
Евгений вернулся на скамейку, решил дождаться ее.
Лотта шла вдоль Купола, изучала количество охранников на каждый вход, присматривалась, нет ли трещинки?
Ни следа. Безупречный прозрачный материал Купола издевательски-весело играл огнями «Восхода» отражал их, перемежал, рождая новые краски, был угрожающе-прекрасен.
-Ну, что ты пыталась узнать?
Как бы не устала Лотта, как бы не разочаровал ее провал очередной идеи, как она была счастлива наедине с Евгением. Она написала ему на листочке про свое исследование, искоса поглядывала на него – стоящего так близко, смотрящего на нее! Лотте нестерпимо хотелось поправить волосы, но она не разрешила себе отвлекаться, выпрямилась, глянула в глаза, протянула листочек, на секунду облилась теплым молоком волнения, когда его пальцы самую чуточку коснулись кончиков ее – и тут же исчезли.
Он прочитал, написал то, что пытался сделать он. Она понимающе улыбнулась.
«У нас ведь не забрали оружие», - приписал он.
«Да. Меня пугает – почему?»
«Глупо не воспользоваться. Раз больше нет вариантов».
«Предложим остальным».
Евгений вышел из комнаты первый. На мгновение там наступила оглушающая пустота, а потом Лотта, как дура, радостно запрыгала, благодаря Небеса за несколько минут с Евгением наедине.
Лотта написала на листочке, где какая охрана.
«Восход» имеет периметр примерно 10 км, исходя из того, сколько времени у нее вчера занял обход. Постов и, следовательно, выходов, она насчитала 8.
Их самих 7 человек, плюс команда охраны и специалистов с Терры, которых наняла Лотта – это еще дюжина…
-Мы идиоты, - сказал Он.
-Почему? – Винни, которая пыталась вспомнить сколько охраны, не сторожащей Купол, ей встречается на «Восходе», сбилась окончательно.
-Наша команда с Терры. Лотта, как ты набирала этих людей?
Она забыла поморщиться, когда он назвал ее по имени.
-Пришли в специализированные институты – Клара запросила платные справки, чтобы узнать адреса и организации. И нам порекомендовали несколько людей, мы поговорили с каждым - и сделали выбор.
-Быстро ты, - восхитился Он, вспомнив ее побег. На это она ничего отвечать не стала
-Значит, мы не можем доверять им. – Олехнадро погрыз каранадшик.
-Значит, у нас без шансов? – Лотта всем видом показала, что она пойдет до конца, а остальные могут идти лесом, кроме Евгения, конечно, его она готова послушаться.
Ответила Николь:
-Мы можем, - она испуганно замолчала, неожиданно-лукаво улыбнулась, написала:
«Евгений, можно я просто отравлю вашими реактивами Вадима?»
Он расхохотался. С восхищением уставился на девчонку, в этот раз Лотта не покрылась пупырышками ревности, а залюбовалась, как он смеется…
«Может и получится. Но это будет убийство. А хотелось бы сделать все красиво».
«Если честно, мне плевать. Лишь бы все это уже закончить и дать свободу всем нам».
Это «нам» запало в душу Евгению.
Значит, Николь уже не считает его чужаком! И доверяет ему.
Лотта смотрела и смотрела на Евгения, забывая обо всем. Если можно такое чувствовать к одному человеку, то что будет, если влюбиться в весь мир?
Эта мысль вернула ее на Варангу, которую надо спасать.
«Попробуем все-таки бунт. Он почувствует запах или еще что. Да и следит он за нами, не сможем мы незаметно ему ничего никуда подлить».
С ней согласился Он, единственное, пробовал настоять, чтобы Николь не участвовала – она же почти ребенок.
Но Николь посмотрела на него убийственнее, чем когда-либо смотрела Лотта.
«Одно только нехорошо» - приписала Клара. «Какое бы зло не творила здешняя охрана, это подневольные люди и слушаются Вадима. А мы нападем на них».
Он согласился:
«Да. И когда нападем, убьем, может быть, стоящих там, на нас успеют кинуться остальыне, и мы падем, ничего не добившись».
Николь опустила голову. Олехандро прижал ее к себе.
«Может, мне все-таки согласиться?»
«Да что-то не то с теми, кто занимает это место» - написала Винни.
«Как вариант, Олехандро соглашаешься, и как только ты получаешь все полномочия, мы пробуем сломать Купол еще раз, я думаю, он как-то влияет на того, кто им правит подчиняет себе. Но доказательств у меня нет, а проверять на тебе не хочу» - Лотта старалась писать разборчиво, но к концу длинной фразы ее рука опять стала выводить каракули.
«Но его никак не пробить», - написала Винни.
«Хорошо бы Олехандро, когда получит власть, успел поставить подпись на приказе, который мы напишем сейчас. Чтобы вся охрана начала стрелять по куполу в одну точку сразу. Тогда есть шанс» - написал Он.
…
На этой мысли они закончили свое собрание.
Евгений, оставшись в одиночестве, долго думал про Варангу и вспоминал Николь.
Это ненадежный план, если Купол подчиняет – значит, Олехандро может измениться сразу. Или нет? Как это будет? Все-таки это слишком плохой план, опять они что-то упустили из виду.
А вот оружие действительно есть. И Николь подумала по нападение на Вадима, а он не догадался.
Не сказать, что Евгений склонен к импульсивным действиям.
Но он спрятал свой огнемет под пушистый, уютный халат и пошел в кабинет.
Около кабинета его встретил охранник. Евгений попросил доложить о себе.
Как обычно, его никто не осмотрел. Евгений ожидал, что охранник потребовать, чтобы Евгений поднял руки и дал себя ощупать, но этого не произошло. Видимо, он был слишком спокоен.
- В такой поздний час бессовестно беспокоить людей, - хмыкнул Вадим. Голос его отнюдь не был сонным.
Евгений закрыл за собой дверь. Их осталось только двое.
Выстрелить оказалось легко. Евгений боялся, что не сможет убить человека. Но беззащитная Николь перед глазами помогла ему решиться.
…
Он попал. Лицо Вадима исказилось, на темно-синей рубашке расцвела черная дыра.
На выстрел прибежал охранник, и, прежде чем Евгений что-то сделал, ударил его, выбивая огнемет, и принялся избивать.
-Картус! Нет. Оставь его. – сквозь боль сказал Вадим. – Приведи сюда Олехандро.
Картус беспрекословно подчинился. Только коротко спросил:
-Врача позову?
Вадим отрицательно помотал головой.
Оставшись вновь наедине с Евгением, Вадим глубоко вздохнул. Закрыл глаза. Он чувствовал пулю, чувствовал смерть, понимал, что надолго его не хватит. Но к нему возвращалось чувство свободы.
-Спасибо, - шепнул он избитому. И пошел прочь, такой дорогой, чтобы не попасться Олехандро.
Идти было тяжело, все болело, и сил не хватало. Но не было ни страха, ни неуверенности, что он не дойдет.
Он шагал к Куполу. Его охранники увидели его, подобрались, а увидев, как он споткнулся, кинулись помочь.
-Помогите мне дойти до Купола. А сами расходитесь спать. Это приказ. Вам ничего за это не будет. Никого не трогать. Это тоже приказ.
Их телефоны, настроенные на звук его голоса активировались, послушно зафиксировали услышанное.
Он прижался к Куполу грудью.
Его кровь стала постепенно разъедать купол.
…
Олехандро ничего не понимая, торопился за размашисто шагавшим Картусом.
Увидел избитого Евгения, ахнул.
В этот момент у Картуса пришло сообщение, с приказом никого не трогать. Он оставил мужчин наедине.
Евгений был без сознания. Олехандро мельком оглядел его и ужаснулся – многие кости были переломаны. Скрипнула дверь.
Катрина безразлично глядела на них двоих.
-Ну вы и идиоты. Ладно, я позову врача.
Евгения госпитализировали. Когда Лотта об этом узнала, она расплакалась стала маленькой и жалкой, не позволила, однако, даже Кларе обнять себя. У Него хватило ума не лезть к Лотте со своими утешениями.
Она пришла к нему сама.
-Привет. Я видела, как-то на Терре ты вылечил ребенка. Его сбила машина помнишь? Он бы умер до приезда скорой… Но ты что-то сделал. Не знаю, как. Ты всем сказал, что мальчика чуть задело, но я видела, что он умирал.
Он молчал. Лотта была бледна, нервно ломала свои хрупкие руки…
-Сделай это для Евгения. Его слишком… покалечили. На Варанге ему не поправиться, здесь другие гео-условия.
Молчит.
-Я прошу тебя. Он не должен умереть. – голос Лотты звучал слабо, но ровно. Он не отвечал. – Пожалуйста!
Она бы и рада заплакать снова, но не могла.
-Ты сделаешь что угодно, чтобы он выздоровел.
Лотта дернулось, ее обдало холодом. В ее глазах было понимание, что он потребует от нее.
Но она кивнула.
-Так иди и приведи себя в порядок. Такая ты мне неинтересна. – бросил он ей и отвернулся.
-Отыграться решил, - прошептала она, но на презрение ее не хватило. – Хорошо.
И она выскочила за дверь.
...
Остальные обсуждали случившееся. Закономерность происходящего и поступок Вадима. Купол медленно продолжал растворяться, они знали, что жители Варанги это заметили. От Вадима не осталось ничего, кроме маленькой каменной фигуры.
-Он позволил себе умирать. Когда Евгений в него выстрелил… - уверенно начал Олехандро.
-Ты думаешь, это Евгений сделал? – тихо спросила Николь.
-А какие-то есть еще варианты? – вздохнула Винни. Она казалась совсем уставшей.
-Не знаю.
-Надеюсь, он поправится. Это, значит, я натолкнула его на эту мысль. – Николь укуталась поплотнее в плед.
-Зато теперь нет Купола. А Евгений… он знал, на что идет. – Клара не хотела быть жестокой, но она правда считала, что гибель одного не такое большое несчастье, в сравнении с освобождением жителей целой планеты.
…
Он никогда не видел Лотту такой красивой. Она где-то раздобыла пунцовое платье, длинное, но с высоким разрезом с правой стороны. Декольте не было, рукава были длинные, зато спина была абсолютно обнажена. Волосы были собраны в хвост и завиты. Алая помада. Очень бледная, с очень плавными движениями, где-то растерявшая свою золотую дымку, с кукольным выражением лица.
-Раздевайся. – спокойствие в его голосе удивило его.
Ее выдавали только руки – они дрожали так, что она с трудом смогла расстегнуть платье. Она сделала это глядя ему в глаза, стараясь быть максимально холодной и надменной. У нее это получалось. Если бы не дрожащие пальцы.
-Дальше. – равнодушно сказал он, отворачиваясь.
Она сняла чулки. На одном из них она посадила стрелку. Он сел в кресло и уставился на нее, не мигая.
Помедлила, посмотрела на него, начала стягивать боди, встав к нему спиной.
Когда она повернулась, подавляя желание прикрыть грудь руками, она увидела, что в комнате пусто.
Она кинулась к его шкафу, нацепила на себя какую-то его рубашку и треники и побежала в больничное крыло.
Он посмотрел на нее:
-Здоров твой Евгений.
Поднялся, его слегка шатало, и выглядел он куда хуже Лотты. Больше не глядя на нее, пошел к двери.
Лотта догнала его и схватила за руку, прижала к губам.
Отнял руку.
Она впервые увидела, какие у него красивые и грустные глаза. Несмотря на возраст, на пережитое, на усталость – это были добрые, даже немного наивные глаза.
Лотта перевела взгляд на губы, прикоснулась к ним вопросительно.
Он закрыл глаза, позволив на несколько секунд впитать в себя ее ласку, но, когда она хотела углубить поцелуй, отстранился и ушел.
Лотта виновато, но облегченно вздохнула, поспешила к кровати.
Евгений мирно спал.
Впервые она видела его так близко. Она рассматривала мельчайшие прожилки около глаз, любовалась каждой черточкой, не смея прикоснуться. Жалость, восхищение и что-то еще не давали ей дышать, ее затапливало.
Несмело она коснулась кончиком указательного пальца его щеки, провела линию. Руки снова задрожали, она сжала их в замок. Ей казалось, что ее сейчас разорвет. Столько всего произошло за день!
Главное, что Евгений жив – здоров.
Тихие шаги. Это пришли Николь и Олехандро. Лотта постаралась казаться хоть немного более безразличной.
Он хотел напиться допьяна, но слишком измотался, его вырубил первый же бокал белого.
…
Лотта впервые спала спокойно.
Сколько она помнила, с тех пор как она оказалась на Терре, ей снились только кошмары.
Потеря родных.
Снова и снова она переживала это, хотя наяву обычно не вспоминала их.
Но они снились ей, и она просыпалась в слезах, пела сама себе колыбельную – которую ей пела мама, а потом переключалась на «жить здесь и сейчас».
Ей снилось, как после потери близких она идет на «Восход», оставляя всех друзей. Ест там и пьет, выполняя несложную работу.
Она и сейчас не знает, выжила ли ее подруга Эдмит.
То, как она шла через пещеры, телепортировав на Варангу, ей снилось и раньше. Только во сне на нее смотрели укоризненные взгляды изможденных и рано постаревших подруг.
Снился «Восход». Как эти слабоумные искренне привязывались к ней, играли с ней, а она думала о том, что тратит жизнь зря. И снилось, как рушится «Восход», а она никого не спасает, торопливо прячется в каких-то подвалах.
Во снах она бесконечно скучала и по Эдмит, и по другим ребятам, и по противной соседке, которая вечно читала ей поучения, что нельзя быть такой гордой.
Во снах она тосковала об УО, который в свои 50 кое-как склеил ей аппликацию – медвежонка, и подарил ей. Она оставила ее в своей комнате на «Восходе», когда покидала Варангу. Она сказала ему «Спасибо», сказала, конечно. Но позволила памяти стереть его черты, только во сне он ей снился, ему было страшно, что она его забыла, что его больше нет.
Лотта бы и рада вспомнить, но не могла.
Снилось, как она теряет Клару.
Она же знает, что они ненавсегда. И во сне Клара уходит все дальше от нее – не докричаться.
А иногда умирает, Лотта держит ее тело – и ничего не может сделать.
Он тоже ей снился. Как она его обижает. И с нестерпимой виной просыпалась Лотта.
Когда она познакомилась с Евгением, он тоже стал ей снится, в таких же скверных снах, как все остальные, кого она любила, или кто любил ее.
И когда она увидела его умирающим, она подумала было – это сон.
Но все было по-настоящему.
Лотта хотела бы все это забыть. Не знать этих чувств. Но такое никто не изобрел.
Сидя около его кровати, гладя его, спящего, шепча ему что-то, она чувствовала, что ее режет мысль, что несмотря на все усилия Этого, Евгений не выздоровеет.
Пришли Олехандро и Николь, Лотта подобралась, тоскуя, что больше не может смотреть на Евгения так, как ей хочется, и радуясь, что страх пока отступит.
Они сели с другой стороны от больного. Она коротко рассказала им, как Он их вылечил. Они удивились.
Затем Лотта приняла для себя какое-то решение и позвала Олехандро разобрать документы Вадима.
Решила, что стоит обрадовать Евгения – пусть он увидит Николь. Пусть живет, пусть любит! Она сделала, что могла, а теперь она хочет быть от него как можно дальше, чтоб больше никогда не видеть его умирающим.
Она боялась заснуть. Она боялась, что картинки дня начнут плясать перед ее глазами, поэтому, даже когда Олехандро замученно зевнул, решив отложить все на завтра, она продолжила, пока так и не сморил сон.
«Я только на секундочку, дам телу расслабиться», - подумала она, вытягиваясь на том самом диване, где пряталась от Вадима. И сразу уснула.
Ей снился Евгений. Живой, счастливый, улыбался, обнимал ее, гладил по голове, прижимал к себе и говорил что-то хорошее.
Лотта впервые не хотела просыпаться. Пусть сон снится и снится!
Но кто-то вошел в кабинет, и выспавшееся тело отреагировало на звук, разбудило Лотту.
Она ахнула:
-Евгений…
Моментально села, растрепанная, растерянная так, что лицо – припухшее, наверняка, спросонья, казалось глупым.
Он был невозмутим. Она же не Николь, в конце концов, чтобы сиять от радости.
Лотта с тоской поняла, что он пришел ее позвать на какое-нибудь дурацкое собрание – и только.
-Я помню тебя вчера. Ты трогала мое лицо. Зачем? – он спросил очень просто, а Лотта сразу покраснела, руками схватилась за браслет на левой руке.
-Мне хотелось, чтобы ты выздоровел. – тихонечко сказала она.
-Как это связано с прикосновениями?
Лотта взорвалась:
-Ты и сам мог бы догадаться! Почему один человек может так касаться другого.
-Понятия не имею. – он уже не смотрел на нее, напряженно перебирал то, что они изучали вчера с Олехандро.
-Как дела с Николь? -перевела она тему.
Он улыбнулся.
-Сидела со мной всю ночь, я проснулся, пить хотел, а она рядом. Принесла. Я снова отрубился, а утром она все также дежурила.
-Николь славная.
-Да, я заметил. – он пригляделся к Лотте. – Что с тобой?
-Все хорошо, - она улыбалась, искренне… Но глаза были грустнее, чем радость улыбки.
-Пойдем завтракать?
-Я не хочу, мне нужно работать.
-Я помогу тебе потом, а ты составь мне компанию.
Лотта очень хотела согласиться. Но робела. А потом вдруг сказала дерзко, заливаясь краской:
-Время не ждет, тащи сюда бутеры и апельсиновый сок, и немного шоколада, а лучше много, а главное возвращайся скорее, я без тебя совсем не могу.
-Лотта…
-Ну ты же это хотел услышать? Сам выпытывал тут, а теперь «Лотта» - раздраженно сказала Лотта.
-Я не про это, - фыркнул Евгений. – Начинать день с бутеров и шоколада… Давай я лучше принесу освянку?
Лотта развеселилась:
-Если придешь с овсянкой, то лучше вообще не приходи.
Евгений наклонил голову на бок.
-Точнее…лучше вообще не уходи, - прошептала Лотта, вспомнив какой-то черно-белый фильм, который они смотрели с Кларой.
-Посмотрим. Что будет, то и принесу. И ушел.
Лотта не верила, что так бывает – сон, впервые сладкий сон, и такой реалистичный… А потом – настоящий, живой Евгений говорит с ней, и собирается вместе позавтракать!
«Рано обрадовалась, дурочка, тогда, в парке, у вас тем все и кончилось, что вы поговорили про «Купол» и разошлись. Несмотря на все фонарики-фонтанчики», - успокоила себя Лотта.
Но сердце все равно стучало, и Лотта места себе не могла найти, и жутко хотелось петь, но когда Евгений вернулся, она чинно села на диван. Не знала, что говорить, куда деть руки…
В конце концов рассердилась на собственную «глупость», и встретила Евгения почти сердито.
….
-Что это?
Небо светлело. Как будто несколько рассветов одновременно взошли на Варанге. Сила притяжения как будто убавилась – иначе чем объяснить возникшую легкость в телах?
Люди оставляли работу, все, шахтеры и дворники, лаборанты, ученые, пастухи и мясники, и вся охрана, все надзиратели, все замирали и смотрели, как в пещеры откуда-то прорывается свет.
Самые храбрые решили выйти на поверхность.
Сияние исходило от Купола. Отсюда не было видно, как он медленно плавится. Зато были видны искры, а подчас и фонтаны яркого света.
Энергии, накопленной Куполом, высвобожденной теперь, чтобы люди почувствовали себя лучше.
Постепенно будут проходить болезни. Будет тают льды. Будет благодатная почва. Люди смогут выйти из пещер и строить дома на поверхности. Сила притяжения снизится.
А сейчас один за другим поднимались на поверхность, у многих выступали слезы на глазах, от увиденной красоты.
Несколько человек побледнели – они поняли, с какой стороны сияние и испугались за своих детей. Заторопились к «Восходу».
На «Восходе» служащие и слабоумные были в растерянности. Кто-то испугался, большинство хлопало в ладоши – будто смотрели фейерверки…
Клара, Винни и Он помогали устранить панику. Евгений и Лотта возились с документами Вадима. Все на «Восходе» знали, что Вадим готовит Олехандро в приемники, поэтому никто не возражал, что он взялся руководить.
Дел у него было много: встретить жителей Варанги, защитить обитателей «Восхода», не допустить кровопролития, куда-то собирать избыток вырвавшейся энергии – он боялся, что начнет таять снег. Дальше стоило подумать, как перераспределять энергию, чтобы ее хватало всем, чтобы люди продолжали работать – но уже в нормальных условиях… Ох, как Олехандро не хотелось становится главным! Николь все время была рядом.
А вот и первые гости. Седовласая женщина с молодым лицом стояла около купола, не решаясь войти.
-Купол пал… Как это случилось, - горячим шепотом спросила она у Него.
-На Варанге новый правитель. Вы, наверное, в курсе, что Олехандро и Николь летали на Терру?
-Что будет с ними… Моя тетка?
-Придумаем что-то. Главное, все останутся живы.
…
Купол умирал медленнее, чем Вадим.
Он не мог излиться кровью – он изливался энергией, планета так жадно впитывала его!
Последние искры осели на цветы, растущие со стороны «Восхода», а легкое грозовое облачко плавало над бывшим Куполом, как его последний выдох.
Гроза принесла свежесть.
Пугающая непривычных жителей Варанги, гроза гремела и танцевала в свое удовольствие, и ни одна страстная испанка с кастаньетами не сравнилась бы с ними.
Винни танцевала под чудесным неземным ливнем, босиком, в белом платье, и Евгений, который так удачно вышел на балкон покурить, снова вспомнил, почему он в нее когда-то влюбился.
Жители пещер выставили из домов всю посуду, желая собрать питьевой воды. Они не верили своим глазам, им было жаль каждую каплю, падающую просто на землю.
…
После отбоя все собрались на маленькой террасе на втором этаже.
-Мы многое узнали о Вадиме, - заговорил Евгений.
Все собравшиеся посмотрели на говорившего и на Лотту, Он был удивлен, что она молчит, предоставив другому возможность говорить за нее.
Он понял, что совсем ее не знает. Просто она никогда его не любила.
Но теперь эта мысль уже не так резала его, почему-то.
А Лотта старалась смотреть на кого угодно, только не на Евгения, но снова и снова взгляд возвращался к нему. То слишком нежный, то настороженный, как бы кто не увидел.
-Вадим не виноват в существовании Купола. Он действительно прилетел, чтобы спасти Варангу. И ему, как и Олехандро, не казались вескими аргументы про слабоумных и про эксперимент. Поэтому он согласился, хотя и с подозрением, как это – ему предлагают такое? – занять место руководителя «Восхода».
Он подписал договор.
С тех пор он и Купол стали единым существом.
Вы ведь обратили внимание, что Купол стал таять со смертью Вадима?
Они стали связаны. Потому Вадим и обязан был найти нового правителя, сам он старел, следовательно – слабел…
Ужасная судьба. Хотеть спасти мир – и поработиться. Стать лицом, сердцем, ядром врага.
Николь подала голос:
-Да. У нас ходили слухи, что Купол живой. Мол, только кажется такой твердыней, а на самом деле дышит. И как будто, когда есть угроза, слегка индевеет…
Лотта кивнула ей.
-А я еще тогда слышала про порабощать. Но доказательств не было.
Лотта с грустью увидела, что Евгений все еще смотрит на Николь. Примерно с тем же выражением, с каким она сама смотрит на него.
-Значит, Вадим – жертва, - Клара ссутулилась, выстроила пирамиду из своих коленок, локтя и подбородка. Глаза ее сузились.
Олехандро сжал кулаки.
Винни улыбнулась ему:
-Мальчик мой, с тобой этого не случилось…
-Вадима жаль, - буркнул он. – Он ведь как мы хотел, просто повезло меньше.
Николь обняла его. Наступила тишина, будто минута молчания.
-Надо решать, что делать дальше. Я по-прежнему не хочу становиться правителем. Мне это не под силу. И вообще, я хочу найти свою семью на Терре.
-Да, Олехандро, - вдруг заговорила Лотта. При всех. – Ты прости меня. Я не знаю, говорил ли тебе кто-то. Это я похитила тебя тогда. Вадим обещал мне, что я буду жить на Терре, свободная, счастливая. Если всего лишь организую похищение одного мальчика. Он должен будет спасти Варангу. Его жизни ни что не будет угрожать!
-И как? Была ли ты счастлива? – обидно спросила Николь.
Лотте было тяжело признаться в этом при всех. При Евгении. И вопрос соперницы уязвил ее еще больше. Но ей достало мужества:
-Нет. Ни разу.
Клара громко вздохнула, выпрямилась, откинула с лица тяжелые кудри. Сказала, с сочувствием и мягкой иронией:
-Бедная моя детка!
-Раз ты не хочешь, я бы хотел остаться здесь и попробовать навести порядок, - сказал Евгений.
Олехнадро с облегчением вздохнул. Винни улыбнулась – мягко и одобрительно.
-А я попробую поговорить кое-с-кем на Терре. Вроде разумную существа, я думал, о казалось…- сказал Он.
-Мы само собой возвращаемся на Терру, - сказала Клара. -Евгений справится, и среди местных найдет себе помощников. А вы?
Николь посмотрела на Олехандро, покраснела.
-Я мечтала, чтобы моя семья увидела Терру. Можно нам всем туда?
-Николь, - Евгений улыбнулся ей. – Ты помнишь адрес моей студии?
Та помотала головой.
-Ладно, я напишу, а девушки помогут найти. Раз я остаюсь здесь, вы с семье можете спокойно там поселиться. Документы нужно будет только переоформить, не знаю как.
Ответил Он:
-Займусь.
-Спасибо, - кивнул Евгений.
-Спасибо, - пошептала Николь, подбежала к нему и обняла – крепко-крепко.
Он улыбнулся, растрепал ее волосы.
-А ты? – Клара посмотрела на Лотту. И этот ее взгляд с хитрецой, но такой серьезный, умилил Лотту.
-Я тоже возвращаюсь на Терру. – спокойно сказала она. Но сожаление сдавило сердце.
А Он, вопреки всей логике и собственному желанию, почувствовал облегчение.
Все-таки, на одной планете еще что-то может произойти! Что-то, что их объединит.
Но потом он вспомнил, на что она была готова ради Евгения.
-Лотта, разве ты не хочешь остаться на Варанге и исправить все? Ты же так рвалась сюда? Помоги Евгению! – сказал Он.
Она промолчала.
"Терра. ОН"
Они вернулись на Терру.
Ему непросто было решиться на этот шаг. Но пришлось.
Порывшись в своих вещах, нашел все заготовленное для возвращения в состояние Демиурга.
Ему жутко не хотелось это делать. Он знал, что вернуться обратно он смог бы, только если б женщина, которая любит его взаимно, позвала б по имени.
Лотта не любила. А он не любил никого, кроме Лотты. Значит, больше его на земле не будет.
Это почти что смерть.
Как живут умирающие? С этим знанием, что должны умереть, живут, из года в год.
Ему тяжело было и неделю прожить, его мотало.
Хотелось бесконечно звонить Лотте, умолять ее побыть с ней последнее отведенное ему имя.
Хотелось успеть сделать все для нее, что он не успел – стоит ли перечислять? Дарить ей весь мир, как обычно.
Но он жил, как обычно. Разве что чуточку дольше задерживал взгляд на небе.
Когда все было готово, он глубоко вздохнул. Вот документы, которые нужно будет переоформить на Николь. Вот акт изгнания всех шишек Терры с их важных постов, и перечень рекомендуемых на их места лиц. Когда становишься демиургом, важно увидеть это перед собой, иначе такие мелочи ускользнут от сознания… Он все сделал – договорился с нужными людьми, которые завтра передадут документы куда следует. Продублировал уже подписанные копии по электронной почте. А там ему всего лишь будет нужно внедриться в несколько голов, чтоб никто не удумал оспаривать эти, в общем-то липовые, бумажки.
Вызвал образ Лотты – какой она была маленькой, как смеялась, когда он звал ее королевой Елизаветой… А его в ответ звала своим королем.
Вопреки воли, сердце заколотилось. «Прощай», - сказал он ей. И прочитал свое заклинание…
Вот она – свобода! Он забыл, какого это – когда тебя распирает от сил и вдохновения, от любви ко всему сущему и жажды рождать невообразимое! Так, наверное, чувствовала себя Варанга после крушения Купола.
Он запел.
Пение подняло сентябрьскую листву к небесам, напугав сорок, безмятежно и алчно шарящих своими прекрасными глазками-бусинками по драгоценностям проходивших мимо женщин.
Его это насмешило, но он сдержался – надо заняться делом.
Короткое дыхание – и все как надо!
Теперь можно смеяться! Это ли не радость, когда от твоего смеха выглядывает солнышко!
За секунду он несколько раз облетел планету, Терру, свое горячо любимое дитя. И без того богатая и счастливая, она зацвела ярчайшими красками.
Все больше и больше он вовлекался в водоворот силы, и уже не помнил, что ему есть о чем жалеть! Не нужна ему была больше любовь Лотты, он сам весь состоял из любви хотел безвозмездно дарить ее всем! На благо! Пусть становятся творцами своих жизней! Пусть пируют на празднике Бытия, пусть радуются!
Чего у вас на Терре еще не хватает?
Планета, полная здоровья-искусства-мыслей-развитых технологий-влюбленных людей! Кому чего не достает?
И где ему казалось недостаточно чего-то, туда он посылал лучики энергии… А заодно исправлял того, по чьей милости возникал где-то недостаток.
Потом его потянуло прочь от Терры. Во Вселенной много невозделанного пространства, а у него столько мыслей, что еще придумать и создать!
И разом забывая о Терре, он навострился лететь прочь…
А на Терре красивая девушка с волосами цвета сентябрьской листвы, вся наполненная солнечными лучами, держала в руках обрывок газеты.
Портрет нескольких человек. «Они были на Варанге..»
Это Винни давала интервью.
Ее, конечно, не Винни интересовала. А симпатичный мужчина, с умным лицом, ранней сединой, бесконечной добротой в глазах.
-Валера… - удивленно прошептала она. -Нашелся-таки!
Девушку звали Лиза.
Когда-то они вместе играли во дворе.
Когда-то он рассказывал ей под одеялом с фонариком страшилки, а когда она пугалась, обещал беречь ее от всех самых жутких монстров.
И только от самого жуткого не уберег – от разлуки с ним.
Она так и не смирилась с этим, пробовала найти. Тормошила родителей, не понимала, почему им не оставили адреса. Оставили, конечно, просто ездить в другой конец города… А потом сама уехала учиться далеко-далеко…
И вот теперь в этом фото.
Тут и город указан! Она найдет его, она верит в это!
Очень старалась кого-то полюбить, но не могла. Всегда знала – сердцем – что он лучше всех. Для нее, конечно.
Иногда думала, а если встретятся, разочаруются? Что ж, значит так надо. Но лишь бы встретиться, лишь бы встретиться!
И вот теперь это фото.
Она раз за разом шептала его имя, вспоминала все детские дразнилки, вспоминала свои интонации, когда она
обижалась
смеялась
просила игрушку
дразнилась
говорила «люблю»
восхищалась
сердилась
ябедничала на него
просила прощения
кричала
звала
шептала «добрых снов»
и многое другое, неизбежно связанное с именем «Валерий».
И сейчас увлеклась, звала его по имени – как тогда.
…
Он услышал. Что-то смутно-родное, смущающее, мешающее улететь. Ему захотелось взреветь от гнева, он уже многое успел намечтать, там, где-то, еще неизвестно где, а тут…
Ее детское умиление и ностальгия вдруг сменилось отчаяньем.
Вся боль утраты оживилась в ней с новой силой. Все ее одиночество поднялось, тяжелое, жгучее, из грудной клетки в горло, как из жерла вулкана. И она позволила себе закричать – громким, безнадежным, больным шепотом:
-Валерочка!
Он навострился.
И снова, со всей нежностью и любовью, на какие Лиза была способна, невысказанные никому ни разу, Лиза снова сказала:
-Валерий…
Он взвыл. Это оказалось больно – без подготовки своей воли и желания вся его сущность снова скукожилась до размера человеческой.
Зато следом стало хорошо – как будто он вернулся в объятия мамы, можно начать жить заново, ни о чем не беспокоясь.
Он огляделся.
Этот город был ему незнаком. Но зато она рядом. Лиза.
Он еще не понимал, в чем была его ошибка, он, что встретит Лотту, не думал, почему она его вдруг полюбила. Просто ощущал эту любовь.
Набережная. В солнечном свете стоит девушка. Ее велосипед прислонен к дереву- тормоз отломлен, не достает до земли. Девушка облокотилась на перила, смотрит на газетный лист. В золотой дымке она кажется прозрачной.
Тут он понимает, что это не Лотта. Но разочарования нет. Напротив, все встало на свои места.
-Лиза, - позвал он.
Она оглянулась. Ей не понадобилось тратить секунд на узнавание.
-Так не бывает, - только сказала она, и тут же шагнула к нему.
Будто не было разлуки.
-Как я тебя люблю, - сказала она ему.
-Ты вернула мне меня. Ты ведь звала меня?
-Да… Но так не бывает.
-Все бывает. Я тоже тебя любил всегда – только чуть не потерял. Дважды.
-Не хочу про потери, - она нахмурилась. – я хочу мороженое, с тобой.
Лотты больше не было. Даже мороженое Лиза ела правильнее, чем Лотта…
Он не мог наглядеться, как она держит ложку в левой руке – а он и забыл, что Лиза левша! Как смотрит на него, пока мороженое тает у нее во рту, и в глазах у нее смеются сотни эльфов, и она совсем не боится быть неаккуратной или некрасивой, а потому остается прекрасной и изящной, даже когда, пожадничав, уронила с ложки кусочек мороженого на свои коричневые джинсы.
"Варанга. Евгений"
Евгений оказался умелый правителем.
Самые слабые, старые и больные были перевезены на территорию «Восход», где также остались все прежние умственно отсталые обитатели. Он решил, жестоко лишать их привычной среды. Теперь «Восход» - санаторий для незащищенных слоев населения.
Персонал был расформирован. Решил, что на «Восходе» уместнее оставить работать родственников УО. Кроме того, он организовал для них уроки и попробовал задействовать в труде.
Молодые умственно отсталые люди обрадовались. Им было интересно решать простые задачки, учиться читать. Многие с легкости осваивали и более сложные упражнения. Заправлять за собой кровати и мыть посуду никто не отказывался. Разумеется, стареньких никто не трогал…
Для обеспечения безопасности он выбрал пару десятков умных юношей, потому что доверие доверием, а он несет ответственность за безопасность каждого. Он долго говорил с новыми стражами порядками. Что надеется, никто из жителей Варанги не нападет на У.О., что бывшие охранники тоже будут вести себя адекватно. Но на всякий случай нужно быть внимательными.
На Терру был сделан большой заказ разных материалов – нужно было обеспечить людей достойным жильем. Единственное, он не знал, как лучше поступить – ему хотелось выпустить энергию на растопку снегов, но тогда пещеры затопят, а в домах «Восхода» всем места не хватит. А утеплять лачуги в пещерах временно – как-то бессмысленно.
В конце концов он предложил женщинам и детям временно поселиться на Терре. Обещал договориться с руководителями соседней планеты об их жизнеустройстве там. Временно. Мужчины должны были перебраться на «Восход», переждать потоп и взяться за постройку наземного города.
Это было тяжело. Все понимали невозможность окончания работы в короткие сроки невозможность встреч – полеты дело недешевое. Но почти все согласились на разлуку.
"Терра. Николь и Олехандро"
-Ты надолго?
-Я не знаю, сколько времени займут поиски семьи.
Олехандро дал объявление в газету. И разумеется, он не писал, что был на Варанге, он написал, что в таком-то году, тогда-то он был похищен из семьи, жившей в каком-то городке Испании. Если у кого-то пропадал ребенок, пожалуйста, напишите на его имейл. Он хочет хотя бы сейчас найти своих родителей.
В интернете он тоже постарался разместить эту новость. Но почему-то никто не отзывался.
Он жалел, что не попросил Его помочь с этим, ведь каким-то чудесным образом ему удалось справиться с документами Николь и Евгения, и провести смену кадров у власти Терры.
Просто Олехандро не ожидал, что это будет так сложно, Варанга была намного меньше Терры.
Они стояли в аэропорту. Небольшой чемодан, билеты, паспорт.
Николь смотрела на него и улыбалась, несмотря на грусть: она понимала, как много в жизни значит семья.
-Олехандро, я желаю тебе удачи. И как бы у тебя не сложилось, и что бы не произошло со всеми нами дальше – ты всегда будешь моим другом. Я всегда буду тебя помнить.
Он понял ее.
-Ты всегда будешь в моем сердце, Николь.
-До свидания?
Он наклонился к ней и прижал к себе. Какая она все-таки маленькая!
Сейчас на ней было черное платье с белыми пуговицами, темные колготки и ботики, красный беретик и помада. Волосы она обстригла – каре. Но все-таки, не нужно долго вглядываться в это счастливое лицо, чтобы не понять – она не с Терры.
Они спокойно прилетели сюда, получили паспорта, их переводчики все еще действовали, но они потихоньку начали сами изучать местный язык. Лотта отдала остатки денег Ему, он часть раздал им, часть – Евгению, и на самое необходимое оставил себе.
Николь смешно важничала перед своей большой семьей, показывая им Терру – она-то здесь уже была! Она считай, почти местная! Конечно, это было через шутку.
Как пела ее душа, видя их радость! Как спокойно ей было, ведь она понимал – теперь они в безопасности, теперь они здоровы.
Мама немного плакала, когда никто не видел, сокрушаясь о старом домике на Варанге, где она была так несчастна… и все-таки счастлива.
-У тебя все будет хорошо. Ты найдешь их. – говорила Николь.
-А потом найду тебя.
Она улыбнулась.
Он действительно нашел их, хотя ему потребовалось время, чтобы поездить по Испании, делать запросы в городские архивы.
Ему повезло – его родители были живы, а еще, оказывается, у него был братик.
Он шел по пыльной дороге, в каком-то милом захолустье. Белые домики и обилие цветов.
Он устал, было жарко, а сердце, сначала так тревожащиеся – когда? Когда встретимся? Узнаем ли друг друга? Поймем ли… - теперь успокоилось. Как будет, так будет, говорило уставшее волноваться сердце.
Он остановился, на крылечке одного из домов сидел какой-то человек, загорелый, похожий на сушеный инжир.
-Простите, где дом номер 8? – спросил Олехандро. – Тут на домах табличек нет.
-Здравствуй, здравствуй. – ответили ему голосом – неожиданно молодым, глубоким, раскатистым.
-Здравствуйте, - смутился Олехандро.
-Номер 8 – здесь. Кого ты ищешь?
Сердце снова встрепенулось.
-Меня зовут Олехандро. Вы господин Ернандес?
-Да, это я. – мужчина внимательно посмотрел на него.
-Родриго Ернандес?
-Родриго – мой сын. Мое имя – Лусио.
-Простите меня, я не из пустого любопытства спрашиваю.
-Хочешь войти в дом? Выпьем холодного чаю , сейчас такая жара.
-Буду очень признателен.
Светлая чистенькая кухня. У плиты – женщина с темными волосами ниже пояса. Глубокий и влажный взгляд лукавых глаз, сноровистые руки, очень простое платье цвета песка…
-Энрикуэта, - представилась она, не отрываясь от хлопотни над сковородкой.
-Олехандро.
-Невеста моего внука, Мигеля. Кармелита, Родриго и Мигель трудятся на виноградниках у тетушки Лючии.
-Что с тобой, - мягко, почти бестемброво, спросила Энрикуэта. Потому что Олехандро смотрел вокруг таким доверчивым и растроганным взглядом.
-Я вспомнил. Маму правда звали Кармелита. – сказал он.
Вежливый интерес в глазах Лусио.
-Скажите, в этом доме не терялся ребенок?
Он вспомнил. Играл на улице в мяч, в тени апельсинового дерева. Какая-то женщина в красивом платье подошла к нему, спросила, как найти пекарню. Он вызвался проводить ее… Они дошли вместе до угла, где стоял роскошный автомобиль. Он восхитился, и она предложила проехаться… Дальше вспоминать не хотелось. Варанга пока слишком сильно болела в нем.
-Терялся. Наверное, уже лет десять прошло. Может больше.
-Это был я…
Старик наклонился над ним, сидящим у окна с тонкими занавесками, створки были открыты, ветер так весело играл их кружевом. Ни слова не говоря, долго глядел ему в глаза.
-Ты говоришь правду – так, как думаешь. Но правда ли это на самом деле?
-Я много времени искал. И объявления давал, где только можно, и сам заезжал в города, имена которых как-то отзывались в моей памяти… Я уже заходил в пару домов – не совпали даты… И воспоминания.
В это время вернулись все остальные.
Молодой мужчина не очень приветливо на него посмотрел и поцеловал запястья Энрикуэты.
Родриго поздоровался и занялся мытьем рук. Кармелита взялась подмести крыльцо, улыбнулась Олехандро, ставя веник на место, отвернулась, чтобы тоже пройти к рукомойнику, но тут же снова резко обернулась, растеряно посмотрела на него.
Она была красива.
Нет, прекрасна.
Ни единого седого волоса. Идеально-гладкая кожа. Глаза почему-то светлые, как лесные озера. Очень тонкий нос. Грустные морщины около рта – как шрамы печали.
Снова отвернулась, ничего не сказав. И Лусио не произнес ни слова. Все как будто чего-то ждали.
Говоря ни о чем, взялись обедать. Сочные эскалопы, зеленый горошек, вино, гаспачо. Кармелита сама подкладывала гостю еду, тревожно глядела на него своими совсем не испанскими глазами.
-Олехандро, вас зовут, сказали? – спросила она. Кроткая тоска прозвучала в ее глуховатом голосе.
-Да.
-У меня был когда-то сын с таким именем.
-Мою мать звали Кармелита.
Он боялся сцен. Боялся, что она расплачется, скажет, что он от кого-то узнал о ее потери и пришел разыграть ее, поглумиться – или заявить свои права на наследство.
-Твоя мать – счастливая.
Остальные прислушались. Родриго очень пристально поглядел на жену.
-Кармелита…
-У моего сына, который пропал одним летним днем, в теплую, нежную, как натилья (заварной крем), погоду не было ни единой запоминающейся родинки, ни единого шрама, никакой отметки, по которой я могла бы его узнать. Последний раз его видели соседи – он шел с какой-то женщиной, крикнул, что покажет красивой даме, где находится…
-Булочная! – он так оживился!
-Нет. Рынок специй. – Кармелита опустила голову.
Это снова повторилось. В чем-то не совпадение. Он так и не найдет свою семью? Но в этом доме пахло домом!
-Это была булочная.
Она молчала, смотрела на него.
-Мама, это была булочная!
Она вздрогнула.
-Скажи еще раз.
Он понял, что ему нужно повторить точно не слово «булочная».
-Мама…
Все за столом молчали. Она протянула руки с тонкими запястьями, и он опустил в них свое лицо, будто в чистый водоем на Крещение.
Разумеется, он остался с ними. Звал в гости Николь. Звонил ей. А очень скоро влюбился здесь в красивую темноглазую девушку, гибкую, как ветки ивы, смеющуюся заливисто, когда мальчишки начинали ссориться из-за нее…
У Николь тоже было много поклонников. Та выставка Евгения имела шумный успех, ее узнавали. А некоторые вспоминали ту фотографию, опубликованную с интервью Винни…
Обиды на Олехандро у нее не было. Он остался ей самым родным другом, она горячо переживала за него, скучала и беспокоилась. Но счастливо вышла замуж за мужчину ни капли на него не похожего, за милого, застенчивого Максима…
Свадьба была скромной и счастливой. Николь в белом летнем платье, с лилией в волосах, была похожа на ангела. Ее муж был самым счастливым человеком на свете. С какой гордостью ее отец вел ее на встречу к жениху! И как счастливо смотрела мать, огромными, блестящими глазами… А все шумные братья и сестры, младшие и старшие, тормошили ее неделю до свадьбы, болтая всякие милые глупости о необходимых приготовлениях.
Разумеется, она и Олехандро продолжали общаться. Всю жизнь они писали друг другу теплые, нежные письма.
"Терра. Винни и Клара"
Винни и Клара еще долго упивались друг другом. Пока Винни не получила приглашение на съемки в Барселону, где, собственно, закрутила роман с фотографом.
А Клара отправилась тусить в Амстердам. Томные разговоры ей уже порядком наскучили. Ей хотелось заряжаться энергией рок-клубов, орать до хрипоты, а потом молчать, отдав миру все лишнее, и молчать. Она захотела свою книгу.
Она иногда с теплотой вспоминала Винни, особенно, если ей где-то попадались ее фото.
Винни никого не вспоминала. Она умела быть влюбленной только в тех, кто рядом. Найди ее Клара, наверняка, она влюбилась бы в нее снова. Но Клара не собиралась никого искать.
"Терра. Лотта"
Пока ждешь автобуса, пролетит вся жизнь. Лотта сидела на остановке. Надписи с веселой и заурядной бранью были дополнены соответствующими рисунками, пустые бутылки весело поблескивали на солнце, в воздухе клубилась пыль.
Веселой собачки не было, и вообще, казалось, будто прошло сто лет.
Лотта посмотрела на кусок отвалившегося кирпича, отковыряла кусочек краски, раскрошила в ладонях.
Автобуса не было.
Счастья и удовлетворения собой – тем более.
Дело вовсе не в Евгении, конечно.
Да, Господи, как сильно она в него влюбилась! Но она не заслуживала ответа, считала Лотта, и боль, что она – плохой человек была сильнее. Такая тупая, сонная боль, как приживалка на кухне твоего сердца, сидит, что-то ноет на табурете, подперев лохматую голову кулаком, между нытьем ловко трескает конфеты лучшего, что есть в тебе, а ты вроде и не обращаешь на нее внимание, делаешь, что должна…
Только «конфет» все меньше.
Лотта болтала ногами и смотрела на солнце сквозь ресницы. Время шло – вроде медленно, а на деле – месяца в ее жизни уже не было. Она честно пыталась социализироваться, чем-то увлекаться, но вот уже месяц она снова сидит на этой остановке и от скуки стреляет галькой по лопухам.
Какие-то птицы иногда пролетают над головой и что-то ей кричат – то ли призывное, то ли бранное…
Она устала сидеть и ждать автобуса. Поднялась и пошла, неспешно, по пыльной-пыльной дороге. Она решила, там, за поворотом, откуда он должен появиться, ждать ей будет проще, она будет смотреть, как он к ней приближается, а потом вовсю побежит обратно к остановке, успеть-успеть-успеть, чтобы он посадил ее.
За поворотом, конечно, никакого приближающегося автобуса не оказалось, и Лотта пошла дальше.
Автобус почему-то съехал с дороги. Но в целом был невредим.
Лотта ловко сбежала на полянку, трава поднялась высоко, значит, он тут давно… Ни битого стекла, ни вмятин. Только передние двери распахнуты.
С опаской, как в чужой дом в отсутствии хозяев, зашла Лотта в автобус. Трупов, которых она опасалась, не было. Она оглядела – с виду все целое, только в паутине и пыли.
Кто сказал, что вещи не чувствуют? Автобус казался таким одиноким.
Села на водительское место, несмело потрогала приборы. Толстый слой пыли лег на руки. Попробовала завести мотор – не сразу, но получилось.
Было трудно выехать, травы кругом наросло прилично, но и это у нее почему-то получилось. Пыхтя и ругаясь, весело, незлобно автобус преодолел небольшую горку и выехал на дорогу. Лотта физически чувствовала, как проходит грусть автобуса… и ее тоска.
Она ведь может поехать куда захочет, да?
Это не то же самое, что купить машину – у Этого можно было попросить себе тачку. Но просто купленная машина просто бы возила ее по обычной пустой жизни.
А теперь она отправится куда захочет.
А куда она хочет? Лотта не знала.
Ей просто нравилось ехать по этой дороге. Вот она проехала поворот к дому Клары. Дальше она никогда не заезжала…
Она ехала до самого утра. Тусклые фары автобуса достаточно освещали путь.
Прав у нее не было, Он учил ее водить и настаивал уже получить их, но она так и не собралась. Но ей никто не попался.
Рассвет.
С наступлением утра стало зябко, Лотта поняла, что ей надо поесть и поспать. Наконец, когда розовый рассвет сменился очередным высоко запрыгнувшим солнцем, она добралась до заправки.
Нет ничего вкуснее завтра в дороге.
Жаренная картошка с кетчупом, зеленый чай и, конечно, пироженка! Лотта счастлива. Берет еще кофе с собой и едет дальше. Воздух так свеж!
Еда ненадолго разогнала сон. Но все-таки добыть бы где-нибудь плед и завалиться бы на мягкое сиденье…
Скоро у нее появился плед, потом где-то она отмыла весь автобус, а сама ночевала в гостинице. Деньги не заканчивались – Этот пополнил ей счет. Права бы еще где-то достать.
Вместо этого она достала MP3- плейер. Слушала Scorpions, глядела вдаль, а мысли о Евгении текли ручьем – непрерывным потоком, на котором она не заостряла внимание.
Потом она начала интересоваться людьми. Где-то разговаривала с ними за барной стойкой, смачно жуя бургер, где-то получался долгий диалог на заправке. И то, что Он ей показал когда-то что все люди удивительны и талантливы, для нее, наконец, стало правдой на практике.
Лотта видела, что это не простой автобус. В нем был телепорт. И она знала, что он сможет перенести ее туда, куда она захочет. Знала, что может воспользоваться в любой момент. Но – не нажимала кнопку.
…
-Ты такой добрый, - промурлыкала Лиза в плечо Валерию, когда узнала про подарок Лотте…
А Лотта могла уже издать книгу, «Люди и их смыслы».
Кнопку хотелось нажать с каждым днем все сильнее.
Вместо этого она решила вернуться к Нему и попробовать загладить вину.
Она поехала обратно.
"Варанга-Терра-Варанга. Евгений и Лотта"
Евгений работал и работал. А в свободное время – фотографировал. Он тщетно пытался найти среди оставшихся на Варанге девушек Николь. Они все были на нее похожи, но ни одна – достаточно.
И он не смог устоять перед искушением – он отправился на Терру, проведать, как там Николь. Все равно нужно закупить на Варангу разные семена и удобрения.
Николь была рада его видеть.
Брак не сделал с ней того, что сделал с Наташей Ростовой. Нет, Николь осталась собой, эльфом, ангелом, светящимся призраком с мучительно-глубоким взглядом, с прозрачной худобой.
Но Евгений увидел, что все, что он хотел сказать о ней фотографией, он уже сказал.
И отпустить ее стало легче.
Все-таки он и Винни больше всего любили искусство и вдохновение.
Он вышел из бывшей своей лаборатории, купил в ближайшем киоске сигареты и отправился на автобусную остановку.
Лотта сразу его узнала. Испугалась, обрадовалась. Остановила автобус.
…
Евгений курил. Автобусы без номера его интересовали мало.
Он смотрел на девушек – отдохнув от них на Варанге, он видел в них много нового.
Красивые. Длинноногие, разноцветные, смешливые и серьезные.
Лотта смотрела на него, закусив губу. Наконец, встала на ступеньках.
-Здравствуй.
Он обернулся на знакомый голос – и не узнал.
Он привык видеть Лотту замкнутую, властную, истеричную, равнодушную.
Сейчас Лотта была мягкая и спокойная. Смотрела ничего не требующим взглядом – с доброй заинтересованностью.
Он вспомнил ее в ту ночь, когда он пришел разбирать бумаги Вадима. И когда лежал больным.
Того, что было в ней тогда, он сейчас тоже не нашел.
Он ничего не понял.
Она терпеливо ждала. Ей было некуда спешить и не на что раздражаться.
Она загорела за время своих путешествий, волосы убрала в высокий хвост, открыв лицо с детскими щечками. Блузка, светло-голубая, заправлена в джинсовые шортики, много-много разноцветных бус, на левой руке – мехенди.
-Лотта, ты где автобус взяла?
-Угнала, - она улыбнулась. – И за мной сейчас гонятся менты. Так что садись и рвем когти подальше.
Он не удивился, поспешил забраться в автобус, она расхохоталась и рванула, словно и впрямь убегала от кого-то.
Он смотрел на нее – у нее хватало наглости обгонять автомобили. При том соблюдала все ПДД с безупречной ловкостью.
Он засмотрелся на ее запястья. Как красиво ее руки лежат на руле, и какой необычный знак нарисовала Лотта!
Она на него не смотрела – ее вела дорога.
Перед глазами вдруг встала Клара, и Лотта на секунду превратилась в нее – как-то иначе взялась за руль, иначе наклонилась… Евгений моргнул – не понял, что-то случилось с Лоттой. Но снова мягкая легкость наполнила каждое ее движение.
-Не слышно сирены. – он улыбнулся ей, не зная, шутка ли все это? От Лотта всего можно ожидать
-Да. Мы хорошо оторвались. Тебе куда?
Евгений ответил.
-Может, они и без тебя справятся? А я знаю место, где сейчас можно купить черешни. Не знаю, как они ее там выращивают, на какой химии… Но она сочнейшая, будто майская!
Евгений понял, что больше всего на свете хочет есть с Лоттой черешню.
Она остановилась у крохотного рыночка, где крикливые старушки в цветастых платках заманивали баночками с разносольем, а страстные зарубежные юноши всех возрастов щедро отсыпали комплименты. Как-то Лотта шла по этому рынку, и вдруг увидела перец чили, решила купить.
-Дэвушка, он оч-чень острый, - предупредительный продавец закачал головой.
-Я хочу попробовать! Первый раз захотелось, очень уж они яркие у вас! - Лотта улыбнулась, когда надо она могла казаться милой. Продавец растаял:
-Таки возьми его, таким храбрым и красивым дэвушкам - бесплатно! - и он протянул ей пронзительно-алую закорючку. Лотта поблагодарила, а дома, когда она вымыла и надкусила Чили, глаза ее так и наполнились слезами благодарности...
-Там пойдешь прямо и направо, к старушке у... - объяснила Лотта, куда идти. И протянула деньги. Евгений обиделся.
-Не дури! Трать свои на Варангу!
-Не обеднеет на пару килограмм черешни, - хмыкнул тот.
-На пару? - возликовала Лотта и плотоядно улыбнулась.
Бескрайнее поле, расстелен плед, вымытая в пакетах черешня. Лотта молчит и не смотрит на него, ест, швыряется косточками, и ему говорить не хочется, но хочется целовать черешневый рот Лотты. Почему она так волнует его теперь? Он изголодался по красивым женщинам?
Но чуял - просто Лотта фантастически изменилась.
Она откровенно наслаждалась его присутствием, но умело прятала свое волнение и радость. Пока не угодила косточкой ему за шиворот.
Господи, какой детский сад! Они истоптали всю траву, гоняясь друг за другом, Евгений точно хотел изловить Лотту и засунут эту несчастную косточку за шиворот ей (чтобы она стала счастливой, уж он-то, во всяком случае, был бы вполне счастлив, если б удалось забраться под одежду Лотте).
Разумеется, он ее поймал. Шумно дыша, красная и хохочущая, она тщетно пыталась вырваться из его объятий или хотя бы отбить руку с косточкой, а ему казалось, он держит в руках солнечный луч.
Кто не мечтал в детстве поймать Солнесного Зайчика? Неосуществимое стало реальным.
Как они целовались! И долго-долго говорили до ночи, нежными и звонкими голосами, а потом...
Звезды стыдливо попрятались в облака и туман.
Утро было влажное, никакая страсть не согреет, поэтому они двинулись искать ближайшее кофейное тепло.
Евгений весь погрузился в любовь Лотты, самозабвенно, глупо, дерзко, и Лотта умирала от счастья, ей казалось, у нее в сердце живут птицы, а он говорил, что слышит их пение, и безумно рад, что они поют для него.
А потом Лотта воспользовалась давно найденым в автобусе телепортом. Она оставила его на белых простынях какого-то гостиничного номера и сбежала на варангу. У нее вдруг проснулось чувство долга перед Родиной, видите ли, а говорить с любовником о делах ей стало лениво, да и как-то не романтично, да и вообще, она любительница учудить что-то, сделать на свой нос.
Он проснулся от слепящего солнца сквозь незашторенное окно.
-Лотта, - заворочал руками, стараясь нащупать ее, упругую, теплую, родную...
Только белизна простыней и света.
Он проклял все.
Разъярился. Понял Валерия, над которым слегка усмехался, что тот лезет к этой равнодушной парнокопытной.
А потом стал спокойным, мысленно послал ее к черту, расплатился за гостиницу и рванул на Варангу, злясь на себя, что из-за какой-то девчонки забыл о деле.
Лотта сидела в его кресле, жевала бутерброд, держала телефонную трубку, что-то записывала в блокнот.
Увидела его, не удивилась, взяла другой листочек, что-то написала, кинула в него. Он поймал, развернул.
Ее корявым почерком было написано: "Я уже успела соскучиться, котик!"
Чертова Лотта, невозможная Лотта.
-Уйди из моего кресла, - возмутился он.
-Попробуй выгнать меня, - мягко отрезала Лотта.
Через полтора часа, они решили, что работать удобнее всего, когда в кресле сидит Евгений, а Лотта - у него на коленях.
Купол растаял до конца. Ледняки медленно растаяли. Строительство шло.
Жители Варанги встречали свои персиковые рассветы.
Эпилог
Демиург закрыл Летопись Мгновений. Потом подумал немного, в своем огненном облаке, и вложил в Летопись маленький листок.
"Эй, вы хоть поняли, что Вы - Вы, жители Терры, а не Варанги? Вы, земляне, поняли, какие Вы - счастливые?
Цветы, вода, закаты и рассветы, любовь. Нет ничего непреодолимого, вам все дано, чтобы помочь себе или другим, земляне, я создавал этот мир для счастья и искусства, неужели вы не видите?
Я оставляю вам пустые страницы, впишите в мою летопись свою историю - счастливую, земную"...
Лиза что-то пробормотала во сне. Несложно догадаться - она звала его по имени:
-Валерий... -невнятно, сонно и невесомо.
Облаком он вернулся в их постель.
-Ты пахнешь небом, - довольно прошептала Лиза. Он покрепче прижал ее к себе.
...
На пустой автобусной остановке весело зеленели и царили крапива и лопухи.