Покоя

               

                Здравствуйте, глубокоуважаемый Михаил Афанасьевич.

                Обращаюсь к Вам из 2020 года, сего дня 10 марта. Минуло ровно восемьдесят лет с тех пор, как Вы ушли. Я побывал недавно в Киеве, и хочу заверить, что память о Вас самый прекрасный город нашей Родины хранит и вечно будет с ней в душе. В строгости комнат дома №13 — «Дома Турбиных», в мостовой Андреевского спуска, в белом цвете садов, и в синем бархате ночи над мудрым Днепром, в Выдубецком монастыре на склонах, и в кресте Св. Владимира — везде она. «Город прекрасный и город счастливый» навсегда отмечен Вашей любовью — гордится ею. Но пасмурно у меня на душе. То, что через полтора года после Вашего ухода немцы вновь явились в Киев, и что было потом, скорее всего, Вам известно — такие беды видны отовсюду. А вот о том, как изменился город в последние годы, я хотел бы рассказать Вам в этом письме.

                Сейчас в Киеве, как Вы тогда писали: «...великая усталость после страшных громыхавших лет. Покой...» Только память о «знаменитом бухгалтере» не сгинула, к сожалению. Не сбылось Ваше пожелание. Улица Коминтерна (Игнатьевская) теперь улица Симона Петлюры с 2009 года. Вот так он и вернулся в пятый раз, а когда изгонят вновь — никому не известно. Но самое главное — пришел в город Патриот. Его теперь уже многовато, родом он из галицкой Украины, и только он знает, как надо любить «нэньку», а кого ненавидеть. Не знающих — гэть. А чьи имена еще появились на киевских улицах — так Вам лучше и не знать вовсе...

                Если ранним утром пройтись никогда не пустеющими, широкими улицами, — наплывут воспоминания. Все повторяется, Михаил Афанасьевич: «Как будто шевелятся тени, как будто шорох  из земли. Кажется, мелькают в перебежке цепи, дробно стучат затворы...  вот, вот вырастет из булыжной мостовой серая, расплывчатая фигура и ахнет сипло:

                — Стой!»

                Только теперь: — Слава Украини! Запыхается в беге толпа людей в балаклавах и тускло блеснут в руках бутылки с зажигательной смесью, то протопают омоновцы со щитами, в камуфляже и касках, то девушки засуетятся у палаток над котелками с едой, то на узкой улочке подростки с ломами вывернут булыжники из мостовой, то полыхнет пламенем и смрадом от покрышек на Крещатике, и повалится наземь от подлой пули тень обманутого человека. Ничего не изменилось. Люди прежние. Помните Ваш «Киев-город»? И я помню. «Эх, жемчужина - Киев! Беспокойное ты место! Но это, впрочем, фантазия, сумерки, воспоминание. Днем, в ярком  солнце, в дивных парках над обрывами — великий покой…»

                Сумерки не проходят, фантазии и воспоминания стали явью. И хуже всего — Патриот. Его герои. Его религия — ненависть. На ней он строит все, и ею питается. Ею же все отравляет вокруг. Он запретил телесериал «Белая гвардия», пьесу же в последний раз на киевской сцене он разрешал МХАТу им. Чехова шесть лет назад, с тех пор никто здесь не ставит. Он хочет запретить преподавание русского языка в школах, его выворачивает до зубовного скрежета от всего русского, а еще больше — советского, детей своих он учит ненавидеть, и это называет патриотизмом. И он готов убивать за такую страну. Жечь живьем. Скрывая лицо, марширует он с факелом по Крещатику.

                Еще о киевских церквях писали Вы, что давали себе клятву в богословские дела не вмешиваться… и вот это: «...за что молятся автокефальные я не знаю. Но  подозреваю. Если же догадка моя справедлива, могу им посоветовать не тратить сил. Молитвы не дойдут…» Дошли, Михаил Афанасьевич. Не их, так других. И теперь уже саму Андреевскую церковь делят между патриархами, и не только ее…

                Киевские вывески Вас бы повеселили побольше, чем "С. М. Р. хел". Торговая сеть «МирКурий» так и просится в Ваши «Роковые яйца». Походишь по улицам, почитаешь  — и уже настроение: рыбный магазин «Рыбин Good», кафе «ЗакуCity», салон красоты «FenДуй». Да, вот еще. Киевляне первыми в мире поставили Вам памятник, сидящему на лавочке вблизи дома №13, а вначале хотели в сквере возле Андреевской церкви, или же «шагающим» на перекрестке улиц Владимирской и Десятинной. Понравилось бы Вам такое? Интересно, как бы Вы отшутились, глядя на то, как туристы натерли Ваш нос до блеска.

                О нравах киевлян Вы писали: «...киевляне тихие, медленные и без всякой американизации. Но американской складки людей любят...» Так вот, глубокоуважаемый Михаил Афанасьевич, теперь незваный Патриот их не просто любит, он готов ради их похвалы на многие низости. А киевляне? Они подчинились меньшинству. Заняты собой. Читают Вас по-прежнему. И молчат. Одни — из страха быть уличенными в неспособности «любить» так, как надо, другие — сцепив зубы ждут, чем закончится, третьим наплевать с высокой колокольни. Думаю, Вам сегодня пришлось бы непременно вступиться за правду, которую "говорить легко и приятно..."

                Так что тревожный покой сейчас в Киеве, незабвенный Михаил Афанасьевич, хоть по-прежнему осенью золотятся каштаны и липы на Байковой горе и в Пущей-Водице, тиха седая Лыбидь, зеленые водопады склонов стремятся весной к ласковому Днепру, плещутся утки в летних заводях Труханова, и звонит Лавра в праздник. Надежда звучала в Ваших словах: «Но трепет новой жизни я слышу. Его отстроят, опять закипят его улицы, и станет над рекой, которую Гоголь любил, опять царственный город. А память о Петлюре да сгинет...»

                Видели Вы все это внутренним взором, прощаясь тем мартовским днем восемьдесят лет назад. О чем жалели? Что бы еще могли сказать нам? Так пусть придет желанное, настоящее умиротворение к великому городу, он заслужил его. Да исчезнет ненависть — ничего на ней не построить… Да сгинет воинствующий национал-патриот, оставит в покое киевлян решать самим, кого и как любить, будучи достойными Вашей светлой памяти.


 Прощайте. Простите.               

                10 марта 2020 года.