Глава тринадцатая
1
Как письма ныне устарели!
Писать, скажу, нам просто лень.
Но получать бы их хотели,
Пусть и не часто, через день.
Вот в старину другое дело:
Письмо галопом к нам летело -
Земли единственная связь.
Но с телефоном! Ты ль не князь?!
Он свяжет вас с любою точкой,
С подругой, другом иль женой.
Он член семьи и как живой -
Поговорите с внучкой, дочкой…
А письма слаще получать,
Хоть и ленимся отвечать.
2
Письмо солдатское, конечно,
Основа связи и сейчас.
И, видно, будет это вечно.
Иван письмо прислал как раз.
Отец и мать его читают
И ничего не понимают:
«Не ждите писем от меня,
До середины января -
Меняет полк расположенье».
Зачем? Куда? — в письме молчок.
Но в сердце матери намёк
Родил волненье, опасенье.
«Андрей пропал, а тут Иван -
Такой характер — смерч, буран!
3
От предков, видимо, достался —
Чеченка в пращурах была.
Он с детства вспыльчив, часто дрался,
В нём кровь кавказская текла.
Ещё казачья удаль, хватка.
Иван не робкого десятка.
Горяч, порой неудержим.
Следить бы надобно за ним
И кой-когда пресечь бы рвенье, -
Так мыслит мать, - А вдруг падёт?
Беда меня тогда добьёт».
Надеясь только на везенье,
Вздохнув, сказала: «Боже мой,
Верни детей моих домой.
4
Где сокол мой, Андрей пропавший?
Ужель в земле давно лежит?
Но он не числится ведь павшим.
Нет, сын мой должен, должен жить!»
Глаза наполнились слезою,
Она потёрла их рукою,
Печально глянула в окно.
Зима пришла давным-давно.
И снег пушистый ей не диво,
И стужа сердце леденит,
И белый мёртвый зимний вид
Её пугает; только ива
Своей унылою красой
Уводит мысли за судьбой.
5
И мать задумчиво в окошко
Сквозь слёзы смотрит грустно вдаль.
Холодной зимнею дорожкой
Летит её души печаль:
Молчит Галиночка давненько,
Степан соскучился, маленько;
Куда Ивана занесёт?
Стоит мать в думах, вести ждёт.
О материнская тревога!
Тебя смогу ль я с чем сравнить?
Ты есть невидимая нить
Природных импульсов. Как много
Страдают наши матеря!
Пролито ими слёз моря.
6
Тревогам нет ограничений -
Они найдут внезапно вас -
И сколько тягостных мучений
Несут и старят быстро нас.
Скажу, по молодости, право,
Мы держим вид довольно бравый -
Тревоги меньше бередят,
От них тускнеет только взгляд.
Хотя на время, но серьёзный,
У нас становится вдруг вид,
Совсем не ведая обид.
Меж тем Иван идёт на Грозный,
Его тревогой полон взгляд,
Как и у всех других солдат.
7
На их пути виднелись дачи,
Предместья города, огни.
И нет главней сейчас задачи,
Как отдохнуть бойцы должны.
Заходят в дачи, разместились,
Сухим пайком чуть подкрепились,
Спать улеглись все наповал.
А впереди их Грозный ждал.
Поспите, милые ребята,
Ведь завтра ждёт вас страшный бой.
Не все вернётесь вы домой.
Ох ты, судьба, судьба солдата.
Ещё не поздно - может быть,
Всё мирно можно разрешить?..
8
Увы! Гордыня власти, деньги
Затмили разум, взяли верх.
Но ведь солдаты — чьи-то дети,
Их убивать великий грех.
Да и война ли это? - Смута
В стране умело так раздута.
Чеченцы! Мы ль хотим вам зла?
За дружбу мы, за братство. Да!
Ужели вам жилось так плохо?
Дудаев, ваш-то генерал,
Союз добра вам всем желал.
А дни тяжелые эпохи,
Как депортацию, расстрел,
Народ наш тоже претерпел.
9
Кто больше, меньше, ну и что же,
Нам злом кому-то надо мстить?
Так жить, друзья, совсем негоже:
Не может зло добро родить.
Идеология ль гнилая?
Вам жизнь не нравится такая,
Хороший нужен дипломат.
Но Ельцин был далековат
От красноречия, а «служба»
Решила просто: подавить.
И оборвал Грачёв ту нить,
Где трепетали узы дружбы.
Курки и нервы взведены.
Солдаты спят и видят сны.
10
Ивану снится дождик сильный,
Отец и мать, и брат Андрей
И дом, и Дон с волною синей;
Он меж родных, своих друзей,
Счастливый, гордый и довольный
Такой прекрасной жизнью вольной.
По небу голуби летят,
По-человечьи говорят:
«Живи народ и наслаждайся
Земною райскою красой,
Святой небесной высотой,
В любви природной размножайся,
Законы Божии храни —
Они продолжат ваши дни».
11
Затем туман встаёт над речкой
И небо всё заволокло.
Пропали голуби, но речи
Ивану впали глубоко.
И нет станицы, нет знакомых.
Стоят два дуба преогромных,
И две дороги вдаль ведут.
Путь каменист, довольно крут.
Он на распутье. Влево? Вправо?
Но неизвестность там и там.
Иван направо выбрал сам.
Идёт и видит: здесь орава
Разбушевавшихся людей.
Орут: «Держи, вот он, злодей!»
12
Бегут к нему - проклятья, крики -
Хватают, бьют, грозят ножом.
Не люди — тёмные то лики.
Иван напуган страшным сном.
Проснулся потный, и в тревоге,
Припоминает две дороги.
«К чему бы это»? - мыслит он.
И говорит: «Чечня - не Дон».
«Подъём!» — команда раздаётся.
Солдаты встали как один:
Приказ армейский — господин.
С глубокой исстари ведётся:
Отбой, подъём — всё по часам,
Неважно, что ты сам с усам.
13
Подъём прошёл довольно быстро.
Солдаты вышли все во двор.
Сегодня пасмурно и сыро.
Иван на горы бросил взор:
Подножье скрыто всё лесами,
Туман белёсый ярусами
Легко, как дым, кольцом у скал,
На высоте тихонько спал;
Вершины гор покрыты снегом.
Пейзаж его разволновал,
Он сам того не ожидал.
Светло сквозит во взоре нега.
Краса кругом и тишина.
Зачем ненужная война?
14
Зачем развал, разруха зданий,
Убийство, ненависть и зло?
И где взаимопониманье?
И быть так в жизни не должно —
Не по-хозяйски тратить средства,
Калечить радостное детство,
Бросать столь денег на погром.
Какой бессмысленный приём!
А руки, ноги кто приставит
Калекам? Боже, то не сон!
В душе народа тяжкий стон.
Кто из могил солдат достанет,
Вернёт седым их матерям?
Позор политике и срам!
15
Ужель начертано так Богом —
Без войн ни как не обойтись?
Сужденье дико и убого.
Народ мой, к солнцу повернись!
Взгляни на чудное светило,
Оно вселенной нашей сила,
С громадной массой звёзд, планет.
Не здесь ли кроется ответ
Взаимосвязи сотворений
С такою точностью орбит?
Какой красивый звёздный вид!
Природа — жизненный наш гений.
Она для нас как эталон
И мировой земли закон.
16
О мать-земля! Кровинка рода!
Ну, помири своих детей!
Мы под одним живём ведь сводом,
Как терпишь ты скандал людей?
Неблагодарные мы дети.
Богатство нас на этом свете
Поработило с головой —
Мы потеряли облик свой.
В нас нет божественного света,
Заела в жизни суета.
Духовность — Божья высота.
Мы ж превратили в ад планету.
В ней пот, и кровь, оскал штыков
На протяжении веков.
17
Вот и сейчас неслышно песен,
Напев кавказский замолчал.
Неповторим он, так чудесен!
А песнь — начало всех начал
Спокойной жизни на планете.
Кто за войну в Чечне в ответе?
Она ведь, братцы, началась.
Вот в Грозный с боем ворвалась
Бригада смелая спецназа.
Из зданий бьют — спецназ в ответ.
Дырявят пули белый свет.
Ударил танк всего два раза.
Гранатомёт ему в ответ -
Горит наш танк, его уж нет.
18
Танкисты выбрались наружу,
Но их сразил Чечни огонь.
Лежат они в крови, как в луже,
Душа их вылетела вон.
А справа, слева мат и крики,
Огонь смертельный, злые лики,
Разрыв снарядов и гранат.
Летящих пуль свинцовый град,
Объяли город злом жестоким,
Несут увечье, смерть и боль.
И абсолютный в сердце ноль
Добра и жалости… Потоком
Там льётся кровь своих людей.
Что может быть ещё страшней?
19
Со всех сторон штурмуют Грозный,
Он огрызается огнём.
Шаг в никуда. О миг безбожный!
Как дико мы ещё живём!
Иван с полком минуют Сунжу.
Река вся дышит зимней стужей,
Мост цел, пока что невредим,
Вода шумит ещё под ним.
Рассредоточились повзводно,
И цель одна: зло подавить —
С Чечнёй нам в дружбе вечно жить.
Сейчас настолько стало модно —
Самостоятельность давай,
Да президента выбирай.
20
Обособление всех наций!
И каждый метит в «короли».
На племена разбейтесь, братцы!
Ну, до чего же мы дошли?!
Объединенье — вот основа.
И в жизни есть покрепче слово:
Природный прочный монолит.
Сама земля о том гласит.
Да, наконец, поймите ж, люди!
Нам всем указано, как жить —
Минутой каждой дорожить.
Давайте пошлость, зло забудем
И образ Божий сохраним.
Мы люди! Люди, только с Ним!
21
Что на сегодня мы имеем
По всей планете? Вот в Чечне
Террор, война. Ведь разумеем:
Живем в одной земной стране.
И всё ж штурмуем Дом печати.
Когда тут думать о солдате?
Убит Чеченец. Наш солдат
Лежит с ним рядом, словно брат.
Вот лейтенант убит Крапивин.
Сергей, Сергей, в расцвете лет
Покинул ты наш белый свет.
Уносит жизнь свинцовый ливень,
Красивых, сильных, молодых,
И плачу я сейчас о них.
22.
Иван наш цел в огне сражений,
Господь от пуль его хранит.
Сейчас почувствовал чуть жженье —
Плечо задело; он бежит
Центральной улицей широкой,
Не в полный рост. Свой стан высокий
Согнул за танком пополам.
Бьют с этажей то здесь, то там.
Вот дом правительства, но дальше
Бежит Иван, и, где фонтан,
Лежит убитый капитан,
Пяток солдат, они чуть раньше
Пробились к центру — и конец,
Неслышно стука их сердец.
23
Но вот ещё, ещё подмога!
Стреляют наши и бегут,
До центра капелька, немного…
Со свистом пули тело рвут.
Остановить кровь невозможно.
В таком бою довольно сложно
Отвлечь внимание на миг.
Горяч чеченец в битве, лих -
Родству так предан и Аллаху!
По крови месть - его закон.
И, не раздумывая, он
Положит голову на плаху,
Но лишь бы только отомстить.
Как в том его разубедить?
24
Центральный рынок пуст и грозен.
В огне сражений весь вокзал.
Иван Вершинин смел, серьёзен.
Вот он ворвался прямо в зал,
А рядом с ним Петро-дружище,
По пуду весом кулачища.
Бьют наповал богатыри,
Но здесь чеченец из дыры
Стреляет точно, метко, скрытно.
Упал, как дерево, Петро —
В живот раненье и бедро.
Кость на осколочки разбита.
Навскидку выстрелил Иван,
В дыре умолк «смерть-ураган».
25
Иван над другом наклонился,
И всё внимание ему.
Но вдруг мгновенно отключился,
В глазах свет вспыхнул, и во тьму
Он погрузился без сознанья,
Без мук, без боли, без стенанья -
Прикладом стукнули его,
Своих же рядом никого.
Они с Петром в разгаре боя
Ворвались в зал, да-да, вдвоём,
В оконный выбитый проём.
И вот уже чеченцев трое
В туннель их тащат, в страшный плен.
А наверху без перемен.
26
Стреляют, бьют: там ад кромешный,
Погибших некогда считать.
Жестокий здесь обычай местный —
Врагу с плеч голову срезать.
Как устрашенье, в назиданье,
Как месть без капли состраданья.
Чеченец быстро вынул нож -
Глядит Петро, и в теле дрожь,
Хотя и так в нём боль ужасна.
Не перевязан он, в крови,
И будто жжёт огонь внутри.
Кричать о помощи напрасно,
До скрипа зубы крепко сжал.
Иван же связанным лежал.
27
И, чтоб увидел он страданье
Петра (потом его черёд),
Вернуть ему хотят сознанье
И воду льют на лоб и в рот.
Иван очнулся, смех злорадный
Услышал он. О, как досадно,
Что смерть пришла сейчас за ним,
И глупо гибнуть так двоим.
Его подняли: «Встань, неверный!»
К Петру чеченец подошёл,
Презренным взглядом стан обвёл,
Промолвил: «Друг-то твой примерный».
Петра за чуб рукой берёт,
Ножом по горлу так ведёт
28
Не торопясь, как будто пилит.
О Бог! Аллах! Да где же вы?
И вот кровавый, хриплый вылет
Раздался, жуткий, но — увы!
Иван спасти Петра не может,
А безысходность сердце гложет.
И он взревел, как будто лев,
И головой, как бык, поддел
В живот чеченца, и в паденье,
Как зверь, ему кусает нос.
Сжав зубы крепко, аж до слёз,
Застыл в таком оцепененье,
Ведь ноги, руки держит жгут.
Что началось тут — просто жуть!
29
Его пинают, бьют, чем можно,
И не закрыться, и не встать.
А нос вернуть уж невозможно,
Он начал вдруг его жевать.
«Казнить, казнить, да на кусочки
Реж нижний орган, вынь и почки».
Срывают вмиг с него штаны -
О, как предсказывают сны! -
Шинкуют орган, как капусту,
«Наследства» нет в один момент,
И ножевых стоит уж мет
На молодом лице так густо -
Ивана просто не узнать,
Осталось голову отнять.
30
Но в этот миг Аслан, красивый,
В туннель вбегает, впопыхах
О труп Петра споткнувшись, с силой
Летит и падает. В руках
Он автомат сжимает крепко,
На шее кровь струится цевкой,
Чеченцы бросились к нему,
Повязку сделали ему.
Он узнаёт, что происходит.
Вот медальон с Ивана снят,
В нём строчки мелкие гласят:
«Иван Вершинин». И находит
Там имя брата и отца.
Аслан меняется с лица.
31
В гримасе злобной багровея,
Припомнил бокс он и удар…
Но загорелась снова шея,
Засунут в рану будто жар.
«Ну что ж,— сказал Аслан ехидно, —
Судьбе так надо было, видно.
Должок хоть был не за тобой,
Его ты брат, а значит — бой!
Прижгите низ ему железом,
Отправьте в горы, он мой раб,
Чтоб покрепчал и был не слаб.
Бокс покажу вам интересный.
А эту голову, друзья,
Вон федералам брошу я».
32
И, взяв за чуб её так смело
(Глаза открыты, как и рот),
Унёс от Петькиного тела.
А шёл Петру двадцатый год.
В окно он бросил, как собакам.
И покатилась грозным знаком
К своим Петрова голова.
Большие синие глаза
На мир смотрели безучастно.
В округе шёл смертельный бой.
Она ж познала мир иной,
Где все равны и все подвластны
Вселенной вечной тишине,
Там нет намёков о войне.
33
Глава как будто говорила:
«Опомнись, злой земной народ!
Убийство ль есть ума мерило?»
Когда ж придёт на землю род,
Жизнь обустроит в царство рая?!
Цивилизация земная
Ещё решает спор войной.
Пример тому: чеченский бой,
Афган, Вьетнам, Ирак и сербы,
Израиль, Индия, Китай…
Читатель мой, сам посчитай:
Вся жизнь из двух как будто серий —
Война и мир. Ужасный путь!
Да разве в этом жизни суть?
34
Как мы настырно и упрямо
Идём звериною тропой,
Залитой кровью, но лишь прямо,
Вещая, путь, мол, золотой.
Кому? Народу-работяге? -
Ему по гроб одно, бедняге -
Насущный хлеб горбом добыть
Да обустроить как-то быт.
И это мы, природы разум,
Не можем сделать благодать…
Пора, пора, верхи, понять
И сделать мир земной — не разом! —
Лишь наслажденьем бытия.
То не утопия, друзья.
35
Земна суть, как шар, едина,
Не стоит голову ломать.
Ядро - златая середина,
И форму ту нельзя менять.
Случайно ль дан мозг человеку,
И неподвластна форма веку?
В объёмном шаре головы
Храним надёжно разум мы.
Что проще, кажется, простого?
Велико — просто как закон.
На образ гляньте лишь икон -
К вам свет от них идёт святого.
Его ты чувствуешь душой
И обретаешь вмиг покой.
36
И на войне покой бывает,
Как передышка. Грозный взят,
Но тишина не предвещает,
Вопрос Чечни что будет снят —
Не разрешён. Чеченцы в горы
Ушли с оружьем, злые взоры
Вещают кровно мстить и мстить,
Побольше русских истребить.
Вменили метод свой разбойный:
Набег — отход, набег — отход.
Ночною тьмой укрыт их ход.
Чеченец — горный ветер вольный:
Набег — и вихрем по горам.
Сегодня тут, а завтра там.
37
Прошло три месяца, как Грозный
Подвергся штурму. Наш Иван
Асланом признан к боксу годным.
В двенадцать завтра срок уж дан.
Пройдёт в горах как представленье.
Придут на это развлеченье
Шестьсот своих боевиков.
И договор стоит таков:
Коль бой проигран — смерть Ивану,
Коль победит — свободен он.
Так жизнь поставлена на кон.
Ещё меж ног, под коркой, рана.
Да и возьмёт Иван ли верх?
Аслан – боксёр, и в том успех.
38
И вот то утро наступило,
Иван пока что в кандалах.
Конечно, нет былой в нём силы,
Он не боксёр - и это крах.
«А стоит жить ли инвалидом?
Я евнух, хуже - с жутким видом -
Обезображено лицо».
Где орган был - там свищ в кольцо.
Теперь, как женщина, садится,
И оголяет так же зад.
И жизни этакой не рад.
Когда придёт пора мочиться -
Сплошные муки, плюсом боль,
И мокнет рана, щиплет соль.
39
Он даже рад, конец что скоро,
И в мыслях цели никакой.
«Навек мой прах укроют горы,—
Иван так мыслит, — Лес густой,
Кизил, боярышник, орешник.
Питать им корни буду, грешник.
А может, бросят здесь, под бук?»
«Вставай, Иван», — улышал звук.
Пришли за ним. Гремя цепями,
И пленный раб, как в старину,
Несёт расплату за страну.
Так обращались со зверями.
Идёт по камням, в кандалах.
Ну заступись хоть ты, Аллах!
40
Вот подготовлена площадка -
Ринг, ограждённый бечевой.
Чеченцев здесь сидит порядком
500 — 600. Подняли вой,
Встречая пленного Ивана;
Рукоплесканьями — Аслана,
И он доволен торжеством,
Ведь всё родное здесь кругом.
Надели им уже перчатки.
С Ивана сняли кандалы.
И будто не было войны,
А лишь спортивная здесь схватка.
Висит ведро — оно же гонг.
Аслан опасен, зол, как дог.
41
Сам объявляет поединок:
«Россия в схватке и Чечня!
И бой начну я, как с разминки.
Итак, поехали, друзья!»
Ударил гонг на первый раунд.
Иван наш ждёт: «Скорей нокаут».
Аслан же с этим временит,
Его коварен, грозен вид.
И бьёт Ивана, словно грушу,
Да входит в транс, удар жесток,
Как будто в двести двадцать ток
Трясёт всё тело, даже душу.
Но Ваня боя не ведёт.
Надломлен он и смерти ждёт.
42
Аслан звереет - так размялся.
Чеченцы-зрители шумят.
Иван упал, но вот поднялся,
Шаг не устойчив, мутен взгляд.
Окончен раунд - передышка.
Аслан дышал, как бы с одышкой;
Иван избит и оскорблён,
Морально уничтожен он,
И наблюдает радость горцев.
Слеза блеснула на глазах.
Тут неожиданно гроза,
От человеческих эмоций,
Раскатом, треском увела
И дух ему вдруг подняла.
43
Забылись тяжкие увечья,
Любимца вспомнил Ермака.
Грудь распрямил, по-человечьи,
И мыслил: «Нет, я жив пока».
И вспомнил брата он Андрея.
«Позорить род я разве смею?
О православный тихий Дон,
О мать, отец, о милый дом,
Вы дайте силу духа сыну
Принять последний смертный бой,
Коль так назначено судьбой».
И вышел с тем на середину.
Ударил гонг. Держись герой!
Ты победишь, коль Бог с тобой…
44
Техничный бокс Аслана меткий,
Но не нужны ему очки.
Он бьёт с издёвкой, Ванька крепкий,
Больны же бокса тумаки.
Аслан открыт, в глазах - презренье,
Так бьёт и бьёт с остервененьем.
И тут Иван по-русски трах! -
Как не стоял тот на ногах -
Упал Аслан. То был нокдаун.
Чеченцы требуют, шумят:
«Ве изэ*!» — просят и грозят.
Второй ещё не кончен раунд.
Аслан того не ожидал,
Потряс головушкой и встал.
Ве изе — убей его
45
И вот они в боксёрской схватке.
Герой наш ожил, метко бьёт.
Лишь звук глухой летит с перчаток,
В глазах - души холодный лёд.
Дерётся так, как то умеет.
Аслан никак не одолеет.
Вот гонг звучит — не нужен он,
Нарушен бокса весь закон.
Иван в нокдауне три раза,
Аслан нокаут бережёт.
Не бокс, а драка здесь идёт.
Синят у Ваньки оба глаза,
Нарушен тем ориентир,
Пред ним качается весь мир.
46
Аслан опять открыт, как прежде,
Ведь преимущество вдвойне.
Уверен он в своей надежде:
«Теперь не будет сдачи мне».
Иван ещё руками машет,
Пред ним чеченец, будто пляшет,
И бьёт, и бьёт в лицо и грудь -
В приёмах бокса, знает суть.
И вдруг Иван, как бы кувалдой,
С размаху, сверху, в темя — раз!
В глазах чеченца свет погас.
И кровь из носа струйкой алой
Разгорячённая течёт.
Лежит Аслан и не встаёт.
47
Боевики оцепенели.
Но это явь, а не обман.
И в одночасье озверели,
Рванулись с мест, как ураган.
Забыв условья договора,
Как разъярённая, та свора;
Согнули рядом две ольхи.
Ивана вяжут к ним — верхи
Чтоб разорвали в распрямленье.
Висит Иван вниз головой.
Но страшный свист, разрыв и вой! -
Макушки срезало мгновенно –
Обстрел начался. Засекли.
Огонь то русские вели.
48
В округе паника, потери,
Раненья, смерть, и боль, и крик.
Чеченцы были, словно звери,
Теперь используя язык.
Шумят по-русски, по-чеченски,
И вид сейчас совсем не дерзкий,
А только жизнь бы уберечь.
Иван же слышит ясно речь:
«Перевяжите, братцы, гибну!»
Да-да, друзья, зовёт Аслан —
Он истекает там от ран.
Вокруг разрывы. «Пусть я сгину!» —
Иван помыслил - и к нему,
Кляня ненужную войну.
49
Беги, Иван, пока возможно,
Пока забыли о тебе.
Разубедить довольно сложно,
Своей подвластны мы судьбе.
Рука по локоть отлетела,
Уже в крови Аслана тело,
Насквозь в ноге пробита кость.
В глазах моленье, а не злость.
Кладёт Иван жгут из верёвки
На ногу, руку, а потом
Скрывает туго под бинтом
Зиянье ран довольно ловко,
Хотя бинтует наугад.
Аслан промолвил: «Будь мне брат».
50
И отключился на мгновенье.
Потеря крови, может, шок.
В анестезии есть спасенье,
И надо сделать это в срок.
Иван ползёт, как уж, к аптечке,
Что рядом с трупом, без осечки
Находит шприц , новокаин,
А вот и в ампуле морфин.
Под этим адским артобстрелом,
Рискуя жизнью, наш Иван
Аслана спас от тяжких ран.
Его израненное тело
Взвалил на спину и понёс
Подальше от смертельных гроз.
51
Аслан пришёл в себя под вечер.
Ступая узкою тропой,
Иван держал его за плечи,
Нёс на спине, но не домой,
И не один. Чеченцев группа
Не обращалась с ним уж грубо:
Несли израненных друзей.
Нужна им помощь лишь врачей.
В Панкисском, может быть, ущелье
В стационар ли попадут?
С надеждой в Грузию идут.
Внутри утихла буря мщенья,
И каждый думал о своём,
Кляня войну, лелея дом.
52
Аслан Ивана вопрошает:
«Зачем меня от смерти спас?»
Иван неспешно излагает:
«Да разве суть войны-то в нас?
Тебе нужна она? Вот видишь…
За что меня ты ненавидел?
А я такой же, как и ты,
Имел на жизнь свои мечты.
Не быть с тобою нам богаче.
Борьба идёт везде за власть,
За капитал. Кто же отдаст
Богатство недр? Страну — тем паче!
Чтоб развалили? Нет и нет:
Сплотиться в дружбе — вот ответ.
53
Кто я теперь? Урод, калека,
И ты навеки инвалид.
Во мне убили человека,
Душа и плачет, и горит.
За что друг друга истязаем?
Ужель того не понимаем:
Мы все один земной народ,
И сами губим свой же род…
Абсурд полнейший, дикость, тупость -
Геройством жизнь уничтожать.
За это надо награждать?
О мир земной, какая глупость!
Я жить так дальше не хочу!»
Аслана хлопнул по плечу.
54
Добавил тихо и спокойно:
«Своих собратьев убеди,
Чтоб жили мирно и достойно,
Зачем нам мины на пути?
Причём народ простой, невинный?»
«Прости, Иван, мне очень стыдно
За тот позорный, дикий бокс.
Я показать хотел свой форс,
Унизить даже и Россию.
А ты же спас меня, несёшь,
Тропою тяжкою идёшь.
Ты обладаешь духом сильным,
И мир идёт всегда от вас.
Прости, прости, Иван, ты нас».
55
Затихли в душах откровенья.
Аслан держался и молчал…
Нигде не видно поселенья,
Никто чеченцев не встречал.
Они в грузинские пределы
Вошли бесшумно и несмело,
Но их, конечно, приютят,
Недаром в жизни говорят:
Гостеприимен люд Кавказа.
А коли ты ещё кунак,
Да ранен! Боже, как же так! -
Спасут, накормят вас тут сразу!
Здесь состраданье как закон,
К врагам жестокий очень он.
56
Иван же вспомнил адрес давний,
Андрей когда-то говорил:
В Рустави жил его друг славный
Шавло — фамилию забыл,
Но помнил улицу и номер;
Отец его был вроде шофер,
На Кахетинской сроду жил.
Иван наш память ворошил
И строил план освобожденья,
Но изуродованный вид
Жёг сердце злобою обид
И безысходностью мученья:
«Кто я теперь? Скорей ОНО…
Как жить мне в мире суждено?»
Продолжение следует