Был конец восьмидесятых. Съемки многосерийного телевизионного фильма проходили в разных городах. Мы снимали в Киеве, в Одессе, в Ялте, в Ашхабаде.
В Ашхабад мы прилетели в апреле. Здесь уже была такая жара, что по улицам приходилось делать пробежки от дерева к дереву, чтобы постоять в тени хоть несколько секунд. Асфальт плавился. В гостинице кондиционеров не было, зато были полчища огромных черных тараканов. Еда в кафе была весьма сомнительного вида. Мы питались ранними помидорами с хлебом. Потом приспособились и готовили еду в номерах на электроплитках, что категорически запрещалось.
Нам в помощь прикрепили местных киношников. Мы подружились с ними. Приветливые, гостеприимные, они приглашали нас к себе домой, усаживали на пол на ковер, на подушки, угощали чаем в красивых пиалах. Знакомили нас с бытом. с туркменскими обычаями. Особенно поразил обычай сватовства и выкупа невесты. Рождение в семье дочери считалось удачей, так как, выдавая ее замуж, можно было хорошо обогатиться. Самыми ценными невестами считались абсолютно неграмотные подростки. Если девушка окончила школу, ее цена падала в разы. Одна актриса рассказала нам как ее семья, чтоб не разрушить счастье сына, оказалась практически на положении бомжей. Чтоб отдать выкуп за его любимую девушку, кстати, образованную, пришлось продать дом и все ценности. И это в интеллигентной среде.
Мне повезло увидеть ашхабадскую свадьбу. Это было зрелищно: ярко одетые гости, разукрашенные верблюды, громкая бухающая музыка. Жених был в черном костюме в галстуке, а бедная невеста в тяжелом расшитом драгоценностями и оберегами платье, была с головы до пят увешена старинными серебряными украшениями. Они звенели при малейшем движении, мерцали на голове, на шее, на руках, на всей одежде, практически закрывали лицо. Зато на ногах у нее были новенькие галоши! Говорят, что вес наряда невесты мог достигать сорока килограмм.
А еще нас поразил экзотический ашхабадский рынок. Рядом с огромными пирамидами верблюжьего творога (прямо на земле на тряпках), высились горы табака, мяса, невероятных размеров дыни. Тут же лежала национальная одежда, книги, старинное серебро и покорно стояли бедные терпеливые верблюды.
Мы покупали книги, которые у нас нельзя было найти днем с огнем. И, конечно, невозможно было не соблазниться старинным серебром, благо все было удивительно дешево. Я купила себе украшения из древних монет с бирюзой и кораллами за копейки.
Мне рассказывал мой приятель с тбилисской киностудии, работавший с Сергеем Параджановым, как тот, попав на ашхабадский рынок, не мог оторвать глаз от серебряных изделий (сочетание примитива с иэыском), созданных руками народных умельцев. Он скупил почти все, и тут же щедро одарил ими членов съемочной группы.
По нашему сценарию главный герой (его играл Петр Сергеевич Вельяминов) полюбил молодую туркменку. Действие происходило в пятидесятых годах. Не смотря на то, что Ашхабад после страшного землетрясения 1948 года был полностью заново отстроен, казалось, что он сохранил свой прежний колорит. На Востоке очень сильны традиции.
Запомнились съемки в тюрьме,находящейся на окраине города. В камерах, рассчитанных на двух - четырех человек, сидело по двенадцать, четырнадцать. Маленькие зарешетчатые окошечки выходили в тюремный коридор. Заключенные, отталкивая друг друга, протискивались к этим окошкам, чтоб подышать менее спертым воздухом. Они громко галдели, что-то выкрикивая нам, членам группы. Как сейчас помню черноглазого парня, который кричал, почему-то обращаясь ко мне: «Дэвушка! Меня снимай! Меня! Я красивый!»
Я понимала, что они, вероятно, преступники, но мне было их безумно жаль. Мы с нетерпением ждали перерыва, чтоб хоть на часок вырваться из этого ада.
Вокруг тюрьмы было пустынно, ни деревца, только кое-где торчали высохшие кусты. Я неожиданно забрела на кладбище. Но, какое! Это было огромное заброшенное захоронение жертв чудовищного землетрясения 1948 года.
Тогда, 6го октября в 2 часа ночи, когда город спал, стихия за .десять секунд смела с лица земли Ашхабад и близлежащие поселки. Погибло около 180 тысяч человек. А потом еще долгое время там был кромешный ад. Тысячи разлагающихся трупов, которые не успевали хоронить, пожары, крики о помощи из-под руин, безумные вопли случайно спасшихся, потерявших всех родных.
В советское время масштабы таких трагедий тщательно скрывались. По заказу Сталина режиссер Роман Кармен должен был снять документальный фильм о героизме советских военных спасателей. Но правдивое кино получилось настолько ужасающим, что на экран его так и не выпустили.
И вот, я брожу между грудами камней, кое-где читая полустертые надписи: «сыночек», «мамочка, папа»… В горле ком! Господи! Как же мелки наши повседневные «беды"!…
Говорят, что теперь, в годы независимости Туркмении, кладбище приведено в порядок и построен мемориал как святыня памяти
Я возвращаюсь на съемку. Навстречу мне везут носилки, на которых лежит тот черноглазый парень, который кричал мне: «Я красивый!» Он поддерживает руками свои вывалившиеся окровавленные кишки. Оказывается, он совершил харакири, чтоб отлежаться в лазарете. Выжил ли?!
Вероятно, сейчас Ашхабад стал красивым современным городом, но, честно говоря, меня туда уже не тянет.
Мы еще какое-то время общались с ашхабадскими коллегами. Они приезжали в Киев к нам на киностудию, мы переписывались, перезванивались. К сожалению, связи прервались но я вспоминаю их с большим теплом.