Маша нашла новые заказы. Как минимум, три офиса попросили ее производить влажную уборку раз в неделю. За каждый раз платят по три тысячи. Значит, три умножаем на три, да еще на четыре недели – получится тридцать шесть тысяч. Для Маши это был просто Клондайк. Со всеми его самородками и золотым песком. Она же еще на официальном месте была оформлена уборщицей. С зарплатой двадцать тысяч рублей чистыми. А за халтуру обещали платить наличными. В сумме выходит пятьдесят шесть тысяч в месяц.
Правда, приходилось платить еще за жилье пятнадцать. Она вдвоем с землячкой из родного Змееструйска снимала небольшую однушку на окраине. Надо же где-то жить! Лучше не в хостеле. Там и вшей подцепишь, и еще какую дурную болезнь. Это же проходной двор, где обретаются люди, переступившие красную черту бедности. Она видела эти хостелы – вокруг них всегда тусуются какие то личности, собираясь в небольшие кодлы, и обсуждая, вероятно, какие-нибудь мерзости. Хотя, может быть, они говорили о погоде в Лондоне: «Не знаете ли, сэр, будет ли завтра дождь в Сити? Простите, я сегодня не купил «Морнинг стар», поэтому, на всякий случай взял зонтик. Так что дождя сегодня точно не будет. А если я возьму зонтик завтра – то и завтра с утра его тоже не будет!».
Хотя, Маша больше склонялась к мысли, что они договариваются сегодня поздно ночью отобрать мобильный телефон у метро у запоздалой девицы. Так девице и надо! Пусть поздно не шляется! Или, верней, пусть заведет себе парня, который будет встречать ее каждый раз у метро и провожать домой!
Но сейчас жизнь, наконец, повернулась к Маше лицом. Вероятно потому, что она слишком долго рассматривала ее филейную часть. Должен же когда нибудь прийти и на ее улицу праздник! Пусть это будет праздник труда! Она любила свою работу. Это архитекторы-неудачники ваяют свои ужасные дома и МАФы так, что потом сами боятся ходить рядом с ними. А она всегда работает на позитив – снижает энтропию вселенной. Правда, Маша не знала, что такое энтропия. Но если бы ей сказали, что энтропия – это суть порядок, то она бы сразу поняла. То есть, чем выше порядок, тем ниже энтропия. Вот, например, живой человек – тут и мысли умные, и поступки хорошие, и сам пригож лицом и телом – особенно, если это молодой мужчина. А наступит старость, смерть – и все распадается на отдельные атомы. Как будто кто-то ударил молотком по сооружению из кирпичиков «Лего» - и они рассыпались по полу. Ну, например, по модели Эйфелевой башни. Маша никогда не была в Париже, и не видела живьем эту башню. Но как то она работала в офисе представительства французской фирмы. И так хорошо и быстро убрала офис, что ей, помимо оплаты, вручили маленькую серебряную копию Эйфелевой башни. Ей так понравилась эта ажурная конструкция, что она поставила ее в своей съемной квартире посередине стола, зажгла свечу и долго сидела в темноте, наблюдая сполохи пламени свечи на блестящих деталях этой башни. И тогда ей представилось, что она сидит на Елисейских полях, и слушает Эдит Пиаф. Правда, в ее представлении Елисейские поля были, как распаханные нивы в ее деревне, за которыми начинался лес, а за лесом была возвышенность, и на ней виднелась золотая маковка церкви. В лучах заходящего солнца эта маковка горела, как так свеча, которая сейчас стояла на ее кухонном столе. И она сидела, и мечтала, мечтала…..
(продолжение следует)