(исповедь переселенца)
Звуки
Мир с первых минут буквально оглушил тишиной. За несколько месяцев войны на Донбассе я совершенно отвык. Поют птицы, жужжат пчёлы, в траве стрекочут сверчки. Во дворах лают собаки, мычат коровы, гогочут гуси. Одним словом – жизнь. А для меня это всё тишина. Потому что ни свиста летящих мин, ни взрывов снарядов, ни автоматных очередей, ни рёва «Градов». Даже как-то непривычно.
Вдруг слух мгновенно выделяет из мирной какофонии громыхание техники, лязг железа и отдалённое урчание моторов. Интуитивно напрягаюсь и оглядываюсь в поисках убежища, укрытия, просто спасительного углубления на земле. Неужели и тут…. Фу-ты! Отлегло. Это же тракторы в поле работают, а то комбайн по улице проехал, следом за ним пополз под горку гружёный самосвал. Один сосед стучит молотком у себя во дворе, у другого рычит бензопила ; звуки мира, но я вторую неделю не могу к ним привыкнуть. Путаю с войной, точнее меряю по ней, прислушиваюсь, сопоставляю. Всё познаётся в сравнении. Глупо, пора отвыкать. Я ведь теперь по другую сторону фронта, но привычка – вторая натура. А с привычками расстаться очень трудно. Для этого нужно время.
Время
Здесь оно пролетает незаметно и быстро. В трудах, заботах, решениях бытовых проблем. Постоянных и бесконечных, как сама жизнь, потому что вокруг мир.
Село живёт по солнцу. Встаёт и ложится вместе с ним. Летом это особенно заметно. Чуть рассвело, и пошло-поехало: то скотину покормить и выгнать, то в сарае убрать. А там в огороде забот невпроворот, и в саду своя работа ждёт. И так до самой темноты. О еде забываешь, на часы не смотришь, Наверное, счастлив. Ведь счастливые, как известно, часов не замечают.
Украина – большая страна. Одного часового пояса явно не хватает. Когда в Донецке темнеет, тут в центральной части вовсю светит солнце. Значит, «пахать» ещё и «пахать».
Первые дни после переезда не могу наспаться. Напоённый травами свежий воздух и тишина расслабляют, убаюкивают. Спал и спал бы бесконечно. Расшатанная каждодневными обстрелами психика постепенно, словно рана, успокаивается, затягивается. Числа месяца забываю, дни недели уже не так важны. Главнее погода. От неё зависит, какая работа предстоит сегодня, завтра, в ближайшие дни.
Работа
Тут её просто завались. Без конца и края. Я вырвался из объятий войны в начале осени. Картошку уже выкопали, но в огороде ещё осталась капуста, бурак, помидоры, тыквы, арбузы, морковка. В саду яблоки, груши и орехи. Во дворе гроздьями нависает виноград. Необходимо делать запасы, чтобы худо-бедно пережить безденежье и предстоящую зиму.
Старая усадьба, десятки лет не знавшая хозяйских рук, заросла бурьяном в человеческий рост. По самую крышу сплошная стена крапивы, окна с лопнувшими стёклами, перекошенные двери сифонят сквозняками, дырявая крыша сарая пропускает дожди, а сквозь трещины в его стенах можно рассмотреть большой огород, за огородом поле, за полем тёмную полоску леса. Ледяная вода в колодце, туалет во дворе, рукомойник в доме. Вот и все удобства. Как говорится, «всё включено».
Впереди осень с зимой, невероятно дождливые, холодные и снежные в этих краях. Поэтому работы невпроворот, чтобы встретить и хоть как-то пережить капризы погоды. Сколько дней, месяцев, а может быть и лет придётся здесь прожить неизвестно, потому как сводки с родного Донбасса день ото дня неутешительные. И самой войне пока что не видать конца.
Работу без инструмента не сделать. В покосившемся сарае сберёгся кое-какой садовый инвентарь. От покойного тестя остались электроточило, гаечные ключи, болты, гайки, ржавая пила, молоток с убитым топором и масса всевозможных запчастей, годных скорее на металлолом. Раньше было много чего – жена помнит, она тут родилась и выросла. Но после ухода хозяина в мир иной всё разошлось, растащилось чужими и соседскими руками, а больная тёща этому особо внимания не придавала. Теперь, чтобы сделать что-то толковое, нужна хотя бы дрель с болгаркой да бензопила с косой. Это необходимый минимум для села, о большем и не мечтаю. Но финансы не позволяют размахнуться. С началом войны о зарплате с прежней работы пришлось забыть, а на тёщину пенсию покупаем только еду. Поэтому работаем почти голыми руками.
В то время, когда я летом бегал в Донецке под снарядами и минами, жена тут попыталась в одной комнатке сделать маломальский ремонт. На последние сэкономленные вставила два металлопластиковых окна, поменяла дверь, сменила прогнивший деревянный пол на цементный. Наёмные сельские мастера работу сделали, взяли деньги и ушли. Но, как водится, обязательно что-то недоделали. Денег уже нет, а работы после них только прибавилось. А ещё она прикупила с дюжину утят, четырёх курочек и тройку кроликов. Решила, пока есть трава, урожай с огорода и сада, почему бы к зиме не вырастить немного живности. Логично и по-хозяйски разумно. Жить на плодородной земле и питаться только из магазина – глупо, да и финансы, а точнее их отсутствие не позволяет шиковать.
В селе всюду нужны мужские руки. Без них любое хозяйство и дом хиреют, как больной без лечения.
Руки
От каждодневной изнурительной сельской работы они вначале обросли трудовыми мозолями, огрубели. Чуть позже растрескались и почернели. Они знают лопату, пилу, косу, топор, грабли, вилы и позабыли клавиатуру с мышкой. Даже банальную шариковую ручку с писчей бумагой не помнят, когда держали. Никакие кремы с пемзами не помогают, потому что каждый день то в земле, то в глине, то в цементе, то в шпатлёвке. Плюс холодная колодезная вода. Глядя на них, вряд ли можно догадаться, что это руки человека от науки, теперь уже бывшего старшего научного сотрудника и кандидата технических наук в одном лице.
Они стали, как у всех крестьян, похожи на грабли. Такова реальность, ничего не попишешь. Конечно, если только сидеть у покосившегося окошка и ковыряться в носу, то можно сберечь белизну и нежность кожи. Но это если ничего не делать. У нас так не получается. Нужно обязательно что-то делать. Так легче на душе, так отвлекаешься от грустных мыслей и приобретаешь навыки.
Мои руки чинят крышу, заготавливают сено и дрова на зиму, вырывают бурьян, мажут глиной сарай, шпаклюют стены в доме. Её ¬руки стирают, убирают, готовят пищу нам и животинке, консервируют. А чтобы помыть посуду, ещё нужно натаскать из колодца воду и нагреть её. Женские руки делают это несколько раз на день. Если когда-нибудь удастся устроиться на работу, то с первой зарплаты повезу жену в салон. Женские руки не должны быть похожи на грабли, потому что они – крылья, на которых семья летит по жизни. Хотя тут они такие у всего местного люда.
Местное население
Крестьяне Винничины, что расположена в центральной части Украины и географически называется Подольем, говорят в основном по-украински с характерной для этого края интонацией, изредка по-русски, и имеют устоявшиеся традиции. Когда я много лет назад впервые сюда приехал, меня удивило то, что в селе все здороваются при встрече. От мала до велика говорят «Добрый день», даже если тебя не знают. Удивительно ¬– ты идёшь по улице, а какая-то малышка или старушка от души говорят тебе «Добрый день». Неожиданно, как для городского жителя, но по-человечески приятно. И ты незаметно включаешься в эту традицию. Правда, цивилизация и тут успела нагадить. Добрый, привитый из поколения в поколение ритуал соблюдают уже не все. Едет на иномарке какой-нибудь дачник, купивший в этих местах усадьбу, и воротит нос в сторону. Хотя живёт недалеко от нас. Или малолетка, заткнувшая уши наушниками и потупившая взгляд на экран модного телефона, совсем забыла, чему её учили с рождения. А вот простой мужичок на подводе, с которым я, может быть, больше никогда не повстречаюсь, здороваясь, даже кепку снял с головы. Хотя я для него случайный прохожий. Люди, когда входят в местный автобус, что курсирует из села в областной центр и обратно, тоже всем желают доброго дня.
Как сказала мне одна старушка: «Так приятно, когда молодые мимо нас проходят и «Добрый день» говорят, а если ещё здоровья пожелают и слегка голову склонят, то на душе хорошо становится, будто божья благодать расходится». Как мало этим людям нужно для счастья, а главное – сделать это совсем не трудно.
Они добрые, даже слишком и сострадательные. Узнав, что мы беженцы из Донецка, а тем более из Киевского района, где идут бесконечные бои вокруг того самого аэропорта, про который говорят в каждых новостях, сокрушаются и жалеют нас. От всего сердца желают добра и мира. Тут же дали бескорыстно две сетки картошки, пару десятков куриных яиц, большой шмат сала, с десяток цыплят с квочкой на развод. Соседка так вообще сказала, чтобы мы шли к ней на огород и брали, всё, что захочется. И никто нас не упрекнул, что говорим на русском языке, не назвал нас москалями и т. д. Даже на местном телевидении кто-то говорит на украинском, кто-то на русском. И никакого недопонимания. Наивными и смешными выглядят на этом фоне опасения оставшейся в Донецке нашей тёти. При ежедневном общении по телефону просит нас ни в коем случае не говорить здесь на русском, иначе могут убить. Бандеровщиной, которой нас так упорно пугали дома, тут даже не пахнет, её здесь просто нет. Может быть где-то на Галичине или Львовщине и есть что-то подобное, но только не здесь. Национальную рознь и, как следствие, теперешнюю войну задумали и раздули толстосумы с геополитиками, а не эти простые смертные. Она им не нужна. Им нечего делить, им некогда бегать по майданам. Им нужен мир, работа и достойная зарплата. А будет хлеб, будет и песня. И не важно, на каком языке ты говоришь, главное, что ты хочешь мира.
Потемневшие на солнце лица, огрубевшие от работы руки, простенькая одёжка, незатейливая крестьянская еда и пожелание «Доброго дня» для каждого встречного. Говорливые женщины с крепкими телами, молчаливые мужички, посасывающие цигарки, любознательные детишки, работающие наравне с взрослыми, старички и старушки, к которым с детства прививают уважение. Тяжёлый крестьянский труд изо дня в день на собственном подворье и государственном поприще, чтобы прокормить семью и заработать к старости мизерную пенсию. Вот такой он местный народишко.
Былой богатый колхоз разорён рыночными реформами, с ним канул в лету некогда веселящий клуб, шумная чайная, сельская баня, детский сад, кирпичный завод, свинарник, ферма и т. д. и т. п. Сиротливо стоящая школа, пара продовольственных магазинов, и никакого выбора для трудоустройства. Народ перебивается сезонными заработками за гроши у местных фермеров-латифундистов, прихватизировавших общественные в прошлом земли, леса, пруды. Или ищет лучшей доли в областном центре, до которого тридцать километров.
Молодёжи в селе мало, почти не видно. Она учится или работает в городе, куда стремится со временем окончательно перебраться. Те, кто не нашёл себя в городском труде, сидит в селе и часто пьёт на последние от безысходности. Утром мухами прилипают к местной продуктовой лавке, чтобы похмелиться пивом после вчерашнего. Днём за гроши могут вскопать одиноким старушкам огород, покосить траву, или выполнить какую другую работу. Вечером оставляют заработанное у местных самогонщиков. В связи с военными действиями на Донбассе и очередной призывной компанией военком всех взял на учёт, хотя воевать откровенно никто не желает. Теперь они даже за деньги не хотят работать, как ни проси. Просто бухают каждый день, оправдываясь: «Имею право, мне всё равно скоро на войну идти, родину защищать». И стоят покосившиеся заборы, поросшие бурьяном огороды, развалившиеся хаты, являя собой не самую лучшую сторону этой самой родины.
Родина
Моя Родина осталась далеко на востоке Украины. Она всплывает каждую ночь в бредовых снах. Снова и снова пролетают над крышами многоэтажных домов свистящие снаряды, посреди улиц рвутся мины, где-то ревут «Грады» и содрогается земля. Паническое бегство в бомбоубежище, зияющие дыры в стенах, битое стекло, обрушенные балконы, человеческая кровь на асфальте. Дым, копоть и бесконечный непрекращающийся грохот, сводящий с ума….
Я просыпаюсь в холодном поту и хватаю мобильный телефон. Здесь, на краю села, покрытие слабое, связь неустойчивая. Чтобы дозвониться, необходимо выбегать в сад и искать подходящее место. Об интернете и говорить не стоит – если погода пасмурная, дует ветер или идёт дождь, то его вообще нет. Поэтому мобильная связь остаётся единственным мостиком с Родиной, с отцом, сестрой, маленькими племянниками, с коллегами по работе.
Там стреляют. Очень сильно, часто и каждый день. Снаряды летят в жилую застройку, творя своё чёрное дело. Ни дня без бомбёжки. Громыхает круглосуточно. Стреляют друг по другу и те и эти, а люди зажаты меж двух огней. Дрожащим голосом знакомая рассказывает о почти забытых мною ужасах. Ей просто необходимо высказаться и тогда на душе становится легче.
Часть Киевского района, примыкающая к аэропорту, давно лежит в руинах, представляя собой мёртвую зону. На улицах ни души. Люди бросили всё: дома, хозяйство, живность, огороды, гаражи. Что-то сгорело, что-то ещё горит, что-то стоит и ждёт своей смерти. И только снаряды продолжают падать методично по секторам, преследуя тактику выжженной земли. Знакомая так и говорит: «При каждом выстреле сердце замирает, а душа уходит в пятки. Ты прислушиваешься, пытаешься определить откуда выстрел и куда полетело. Слава Богу, когда мимо или где-то рядом падает. Главное, что попало не в тебя. Но это только сейчас. Как будет в следующий раз, никто не знает. И ты ждёшь этот следующий, как последний». Что сказать? Это война. Обыкновенная, изматывающая, взаимоуничтожающая война, глупая и нелепая только потому, что кому-то так нужно.
Узнал, что попали во двор моего института. Благо было воскресенье, поэтому никто не пострадал. Большая часть окон пятиэтажного здания со двора осталась без стёкол. Зияющие пустотой оконные рамы забили полиэтиленовой плёнкой. Осколками посекло стоявшие во дворе автомобили. Новому «Опель-Астра», который я пригонял из автосалона по просьбе коллеги буквально перед самой войной, нехило досталось. Это был миномётный обстрел. С армейских времён знаю, что дальность стрельбы не более трёх километров. Но до ближайших украинских позиций все десять. Как-то странно и нелогично. Да и попали аккуратно и именно туда, куда кому-то из руководства уж очень нужно было, чтобы списать дорогущее геофизическое оборудование, предварительно вывезенное и уже успешно работающее на чей-то личный карман в соседней стране. Странно…. Только кому нужна логика, если вокруг война и народишко напуган? Под шумок можно и не такое сварганить.
Любой выстрел несёт разрушение или чью-то смерть. Ожидание смерти хуже самой смерти. А после идут сводки о количестве убитых и раненных за прошедшие сутки. И так каждый день, неделю, месяц. Скоро будет год.
При очередном попадании в подстанцию на пару дней исчезает электричество, вода, тепло. Однажды их не было целых девять дней, и люди города - миллионника черпали воду прямо из луж, местной речушки и пруда. Но и это не самое страшное. Почти все магазины закрылись, а из-за отсутствия денег перед оставшимися в городе людьми всё явственнее просматривается голод в прямом смысле этого слова. Как мне всё это до боли знакомо! Знакомая рассказала, что экономит буквально каждую копейку и тратит в день не более двадцати гривен на буханку хлеба и пачку макарон. Через несколько месяцев пищевого «воздержания» печальные факты – от истощения умерло более ста человек. Это только сухая статистика. На самом деле умерших гораздо больше. Ополченцы как-то пытаются население поддержать, выдавая продуктовые пайки. Но за ними необходимо отстоять многокилометровую очередь под непрекращающимся обстрелом. Еще не факт, что сегодня достанется. А как быть немощным старикам, парализованным, прикованным к постели инвалидам и прочему недвижимому люду, оставшемуся умирать на своих этажах? Народ проедает последние денежные сбережения и продуктовые запасы, если они конечно были. Среди тех, кто дошёл до крайности, много жертв суицида, находят утопленников в ванных и выбросившихся из окон собственных квартир.
У многих сдают нервы, «срывает крышу», сбивает психику. Они невольно и тихо начинают ненавидеть тех, кто живёт за пределами этой войны, не слышит постоянных взрывов, не задумывается, где и за какие «шиши» завтра купить кусок хлеба, не экономит каждый глоток воды. Разговаривать с такими по телефону очень тяжело, любое скупое слово сквозит раздражением, злостью, обидой, словно ты виноват во всём случившемся. Тебя негласно считают этаким предателем, потому что не сидишь под обстрелами, а нашёл себе «уютное» тихое местечко по ту сторону фронта. Коллега, которая в мирное время чуть ли не клялась в верности и дружбе, сегодня на моё телефонное сочувствие фыркает: «Тебе что, больше некому звонить или делать нечего?». Вот и поговорили старые «друзья», целовавшиеся до войны чуть ли не в дёсны.
Родная тётка жены почти кричит в телефонную трубку, что сейчас им живётся очень хорошо, иногда даже лучше, чем до войны. Хотя сквозь её истерический смех и нарочито наигранную радость отчётливо слышен грохот от разрывающихся снарядов. Коллеги по работе не хотят со мной разговаривать. Они ходят каждый день на работу, которой уже нет, и за которую с самого лета не платят. Для них это своего рода попытка самообмана и мнимой нужности в грохоте непрекращающейся артиллерийской канонады. Посидят пару-тройку часов в интернете, почитают новости и по домам. Только бы не попасть под шальной осколок на улице. Когда ополченцы попросили составить списки на денежную помощь и продуктовые пайки для сотрудников института, меня туда принципиально и единогласно не включили, хотя официально я пока ещё сотрудник института, находящийся в плановом отпуске. Но географически я оказался по другую сторону. Поэтому…. Начальник звонит, и требует вернуться на работу. Говорит, что они там пишут отчёты. Я его понимаю – придумывают себе работу, пытаются хоть чем-то отвлечься. Кому нужны те отчёты? Украине, которая от нас отказалась, или ДНРии, которой из-за войны сейчас не до науки. Мой ответ-вопрос его несколько обескураживает: «Вернуться, чтобы сидеть под обстрелами без работы и денег?». Немного подумав, он обиженно замолкает. Вскоре он сам сбежит в матушку Россию. Там поспокойнее, поуютнее, посытнее. А пока его душит вышестоящее руководство. Оно наконец-то вернулось и пытается собрать воедино разбежавшийся коллектив. Решили дружить с новоиспечённой властью. Но принцип отбора кадров остался прежним: если ты не сидишь со всеми, не страдаешь, как все, не голосуешь, как все – ты негласно записан в изменники. Молчаливо-всеобщий «одобрямс» – мерило верности системе.
Война опустила всех ; от мала до велика, от бедного до богатого. Раскидала в разные стороны. Разделила многих, прошла не только между странами, но и между коллегами, товарищами, друзьями, и даже родственниками. Для кого-то я просто умер, потому что не возвращаюсь, и не «варюсь» вместе со всеми. И им плевать, почему.
Почему
Потому что было куда уехать. У всех, теплилась надежда, что скоро всё это недоразумение закончится. Через месяц, через два-три, но обязательно закончится. У кого была возможность, разбежались, в надежде переждать. Кто в Россию к родственникам, кто на Украину, кто на морях задержался, невольно продлив свой отпуск. Когда закончились последние отпускные деньги, им пришлось вернуться. Взяли с собой ещё немного и опять в бега. Но деньги имеют нехорошее свойство быстро кончаться, а нажитое имущество, оставленное без присмотра, могло в любой момент перейти в чужие руки. Потому, поездив и не дождавшись окончания боевых действий, они, в конце концов, вернулись, позиционируя себя патриотами Донбасса.
Одна моя коллега по данному поводу откровенно призналась: «Я бы тоже уехала. Даже насовсем, если бы было куда. Только мыкаться по чужим углам можно, но не долго. Тут у меня квартира – полная чаша, какая-никакая работа с зарплатой, где я задницу тридцать лет отирала, особо не напрягаясь. Вон уже и пенсия на горизонте маячит. А начинать в чужом месте с нуля трудно, да и не хочу напрягаться. Здесь я ещё кто-то, а там я никто. Буду терпеть и ждать….».
Я свою жену отправил сюда ещё в июне, а сам задержался до сентября. Мне, познавшему в своё время все «прелести» воинской службы, было проще выживать в условиях войны. И в этих условиях я не терял надежды на скорейшее её окончание. На работе руководство, так и не удосужившись дать перед коллективом хоть какого чёткого ответа на волнующие всех вопросы, словно испарилось, бросив подчинённых на произвол судьбы. Ты нужен системе, когда нужен, а когда вокруг хаос, спасайся, как можешь. Потому я и уехал, тем более что у меня ещё не отгулян отпуск за этот год.
А ещё потому, что после моего отъезда за мной приходили из военкомата. Не застали, оставили соседке повестку для меня. Видимо у новоявленных ополченцев туго с кадрами. В свое время я прошёл спецподготовку в Афганистан. Туда не попал, дослуживал на родине. Но, пока шла афганская кампания, всегда оставался в роте запасников, обязанных по первому зову «в ружьё». И ВУС у меня подходящий: служба в лучшем танковом батальоне Киевского военного округа бывшего СССР, старший механик-водитель 1-го класса танка Т-64А, механик-водитель командира батальона, старший лейтенант запаса войск ПВО (ракетный комплекс «Стрела-10»), третья группа секретности. Меня учили, и я умею убивать, но не хочу, потому что это грех. А они искали меня, конечно же, не в шахматы поиграть.
Ещё потому, что я не верю в добро незнакомых людей с автоматами, свалившихся, словно снег, на голову. Они уже побывали в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье, оставляя после себя одно и то же. Теперь вот пришли на Донбасс, якобы спасать нас от бандеровцев. Вот интересно, если бы Янукович не сбежал в Россию, всё было бы по-прежнему? Мы бы так же писали бы свои научные отчёты, переводили бы их на украинский язык, отправляли бы в Киев, никто, как и прежде, не возмущался бы, и не гибли бы люди?
Я не люблю толпу, анархию, хаос, разорение, навязывание за деньги придуманных кем-то идей, отжимание имущества, бизнеса и делёж территорий. Нутром чую, что Донбасс – разменная монета в чьей-то хитрой и подлой игре. Не люблю быть погоняемым молчаливым животным и поступать как все. Потому что я существо разумное.
Но самое главное потому заключалось в том, что лечащий врач моей супруги с началом боевых действий переехала в Киев. Лечение мы начали ещё задолго до войны, потратив кучу денег. Уже появилась робкая надежда на положительный результат, но началась война. Бросить лечение – значит всё перечеркнуть. Если продолжать, то нужно регулярно приходить на приём. Через линию фронта не накатаешься, а от Винницы до Киева четыре часа электричкой по мирной территории.
Потому и был сделан такой выбор. Да здесь нет войны, но есть свои трудности.
Наши трудности
Их много и они навалились все сразу, словно только и ждали, когда мы окажемся вдали от родной земли, в непривычной обстановке, без необходимых вещей и средств к существованию.
Угнетает бесхитростный, примитивный до безобразия сельский быт, застывший где-то на уровне 50-х годов прошлого столетия. Нет, когда мы приезжали сюда каждый год в отпуск, отдохнуть от городской духоты и суеты, сменить обстановку, окунуться на месяц в мать-природу – дело одно. Летом подобный аскетизм даже как-то интриговал и симпатизировал. Другое дело, когда ты толчешься и отираешься в подобной обстановке осенние и зимние месяцы. А может быть это будут годы. И тогда раздражает всё: перекошенные дубовые двери с увесистыми запорами, больше похожие на огромные гаражные ворота, прогибающиеся полы, старые расшатанные стулья, шкаф с выпадающей дверцей, осыпающаяся с потрескавшегося потолка и шершавых стен побелка, отсутствие водопровода и туалета. После затяжных осенних дождей и зимней распутицы непролазная грязь со двора тянется за ногами на крыльцо, в дом, на ковровые дорожки.
Холодная без окна комнатка у самого выхода со шторкой в дверном проёме, она же кладовая для посуды и продуктов. В ней старая ванна и рукомойник. Чтобы помыться, сперва необходимо натаскать из колодца вёдрами воду, нагреть кипятильником в большой кастрюле, потом сидя на корточках в железной ванне черпачком на себя при температуре окружающего воздуха чуть выше уличной. И такой экстрим два раза в день. А не хочешь – ходи немытым.
Каменный туалет с тонкой деревянной дверцей метрах в тридцати от дома скорее напоминает вентиляционную камеру. Он приветствует сквозняками в любое время дня и ночи, в любую погоду, не позволяя долго засиживаться. Это совсем не та «комната-читальня», что в нашей уютной донецкой квартирке.
Из цивилизации разве что убитая газовая плита и еле работающий, видавший виды холодильник. Есть ещё телевизор в тёщиной комнате, несколько лет назад нами подаренный. Она закрывает двери и врубает его на полную громкость, потому что глухая. Для нас это радио – не видим, но зато хорошо слышим. Слушать, правда, нечего – сплошная пропаганда вперемешку с ложью до самозабвения и на украинских, и на российских каналах. Мы, как прибывшие оттуда, это особенно осознаём.
Обитаем в комнатушке размером полтора на три метра, уставленной сервантом, стульями и парой платяных шкафов. Жизненного пространства ноль. Спим на старом диване, который начинается сразу у двери. Он хоть и перетянут, но, как не верти, всё равно старый, потому что при раскладывании в горизонтальное положение одна его половинка уже и выше другой. Ворочаешься полночи, прежде чем найдёшь относительно удобную позу для сна. После нескольких месяцев мучений нашли оптимальный вариант – спим валетом. Получается чуточку больше места. Из закрытого окна всё равно дует. Завесили одеялом. Теперь в комнате всегда темно. Приходится включать свет. Со сквозняками из пола бороться бесполезно – нужен конкретный ремонт. Он нужен везде, куда ни глянь, за что не возьмись. Сырость и собачий холод вокруг, всю осень и зиму. Ощущаешь себя ссыльным декабристом, вынужденно променявшим петербуржский уют и тепло на сибирский холод, слякоть, бесконечную тоску по прошлой жизни.
Выматывают забирающие массу времени расстояния. До ближайшего продуктового магазинчика около километра, до центра села, где обычно селяне поджидают на остановке редкий автобус, более двух километров, до райцентра – пятнадцать, до областного центра – более тридцати. И это по убитой дороге с ухабами и ямами, знавшей последний ремонт ещё при Советской власти. На то, чтобы съездить по делам в Винницу и вернуться назад, уходит целый день. Только теперь понимаем, как мы были счастливы в довоенной жизни, когда всё находилось под боком: и горячая вода, и отопление, и работа в пятнадцати минутах ходьбы от дома. А по выходным в театр, на концерт или в гости. Бассейн, занятия спортом. Костюмы, белые рубашки, галстуки, модные кожаные туфли…. Так было. Казалось, что так будет всегда…. А может, ничего этого не было? Красивый сон, не более? Или всё, что сейчас с нами – непрекращающийся ужасный сон, чужое пространство, другое измерение, в которое провалился и никак не можешь выбраться?
Тяжело вспоминать. Но и это не главное. Некогда обманчивое чувство затяжного отпуска улетучилось. На смену ему пришло осознание тяжёлой реальности и безвозвратности прошлой мирной жизни. Где-то далеко осталась маленькая упакованная квартирка, в которой прожита большая часть жизни, недалеко от неё два гаража, оборудованных под мастерскую и тренажёрку. Любимая работа, где я достиг значимых результатов, став специалистом своего дела. Коллеги, друзья, соседи и просто хорошие знакомые. Всё это ушло в историю и вряд ли когда вернётся. Ветер войны раскидал всех в разные стороны. И вот теперь нам нужно всё начинать с нуля. Прожив большую часть жизни, это кажется почти невозможным. Жизнь, некогда звеневшая натянутой струной, вдруг лопнула. Ощущение спиленного дерева, никогда уже не способного пустить корни. Стрессовое состояние, тянущееся месяцами. Тяжело физически и морально.
На сэкономленные от питания «крохи» купили топор. Каждый день рубаю дрова. Старых сухих деревьев много и нужна бензопила, но пока это предел мечтаний.
Трудно, но, как известно, нет худа без добра.
Добро
Добра здесь хватает всякого разного. Как для жителя, прожившего в промышленном мегаполисе степного края, это, в первую очередь, экологически чистая, местами почти девственная природа. Много невероятно мощных и высоких деревьев, цветов, трав, просто зелени. В ближайшем лесу грибы с ягодами. В прудах и речках рыба. Доселе мне неизвестные виды птиц. Впервые увидел очень близко аиста. Кошу траву, а он, словно старый знакомый, как ни в чём не бывало гуляет рядом. Непуганные ежики просто снуют под ногами.
Воздух. Прозрачный со всевозможными цветочно-травяными и ягодно-фруктовыми ароматами. Им невозможно надышаться. Любое авто на этом фоне диссонирует, вызывает отвращение, потому что загрязняет, воняет, портит, шумит, противоречит.
Климат мягкий, потеешь реже, жара переносится легче. Кондиционер не нужен абсолютно. Потому что кругом земля, трава, деревья, вода.
Тишина, позволяющая в ночи расслышать лай собаки на другом конце села, шуршание ежиков в саду, стрекотание сверчка за окном. Святость любит тишину.
Вода из колодца. Холодная и чистая, без запаха хлора, ржавчины и прочего мусора. Пьёшь и не можешь напиться.
Земля. Невероятно плодородный жирный чернозём с примесями глины. Настолько плодородный, что спиленная ветка, случайно забытая на земле, через пару дней пускает корни. Даже обычный бурьян при регулярных дождях достигает человеческого роста, а то и выше.
А самое главное – люди. Добрые, отзывчивые, трудолюбивые, сострадательные, простые, немного наивные, иногда смешные. Со своими житейскими историями, традициями, диалектом. Могут запросто разговориться с незнакомцем по душам, и уже через пять минут ощущаешь себя чуть ли не родственником. Есть, конечно, и откровенные придурки. Но где их нет? В семье не без урода. Но таких единицы.
Женщины особенно красивые от природы, с аппетитными формами и эффектным поясничным лордозом. Терпеливые, хозяйственные, говорливые и прямолинейные.
Обнаружил для себя местные диалектические особенности украинского языка, отличные от того литературного, что изучал в школе.
На базарах и в магазинах широкий выбор экологически чистых продуктов. Но безденежье угнетает. Жить на тёщину пенсию непозволительно и стыдно. Нужно срочно искать работу.
В поисках работы
Я стою посреди шумной улицы где-то в центре Винницы. Мимо снуёт народ, проезжают машины. У людей, не знавших войны, свои хлопоты: обычные, мирские, далёкие от неё. Ощущаю себя изгоем в этом бурлящем потоке жизни, так как смотрю на всё это глазами нищего безработного из другой страны.
У меня в кармане пара десятков гривен. Жена выдала на проезд сюда и обратно, и ещё нужно купить хлеба, потому что в сельском магазине хлеб с наценкой. До войны в продуктовом магазине я особо не задумывался и покупал, что хотелось. Зарплата позволяла, хотя и не была высокой. Теперь приходится экономить каждую копейку. Думаем не только о себе. Нужно чем-то кормить хозяйство сейчас и в предстоящую зиму. А это зерно, комбикорм, люцерна и т. д., и т. п. За пару гривен купил местную газету «Трудоустройство».
Дома жадно читаю каждое объявление. За мелким убористым шрифтом просматривается жизнь и потребность целого региона. В основном нужны продавцы на рынки и в магазины, водители, разного рода менеджеры. Зарплаты примерно в два раза ниже, чем у нас на Донбассе до войны. В научной сфере ничего нет. Да и кому в сельском регионе, где о шахтах только слышали, нужен специалист по провалам и сдвижению горных пород. Обвожу шариковой ручкой приблизительно подходящее, а точнее то, на что просто готов идти от безысходности: сторож на автостоянку (знакомо с лихих девяностых), водитель для доставки воды в офисы, водитель на микроавтобус для развозки продуктов (права категории В и С имею), курьер. Опять же проблема – на дорогу к месту работы за месяц проеду половину заработанного, а то и больше.
Вот интересное: новая компания в связи с развитием и расширением набирает для работы в офис грамотных людей со знанием русского и украинского языков, умеющих работать на компьютере, интеллигентных и т. д. и т. п. Звоню, приглашают в назначенный час на собеседование. Еду до города, а после на другой его конец. Там красивейший новострой, дорогие авто, офисы под тонированным стеклом, фонтаны и клумбы с цветами. Даже как-то диковато – у меня на родине война и разруха, а тут шик и блеск. Таких, как я, безработных пришло немало. Культурный дядечка в строгом костюме просит заполнить анкету. Стандартные вопросы: где учился, кем работал, что умею. Пригласил на собеседование. Чтобы не ударить лицом в грязь и произвести впечатление говорю на украинском. Всё же это центральная часть Украины и здесь предпочитают балакать на ридний мове. Через час отпустили. Сказали, что вечером позвонят и сообщат результаты собеседования. Всё пытался узнать, чем же новая компания будет заниматься. В ответ общие фразы и обещания подробнее рассказать, но позже, если меня примут. Вечером позвонили и официальным тоном сообщили, что я им подхожу. Пригласили прийти завтра, но уже с двумя фотографиями на пропуск и тетрадь с ручкой нужно прихватить с собой. Семья несказанно рада. Я тоже в эйфории. Наконец-то. Они обещали для начала три тысячи платить. По местным меркам – неплохо. Даже если половина уйдёт на проезд, полтарушка в семье останется. А это уже что-то, чем ничего.
Утром, когда добрался до города, первым делом сделал два фото. Дорого, конечно, за срочность, но это ради будущего. Купил ручку с тетрадью, и в офис на другой конец города. Всех счастливчиков завели в одну комнату и начали читать лекцию. По первым словам эйфория улетучилась, и стало ясно, что это обычный сетевой маркетинг. Необходимо ходить и распространять всякую китайскую хрень для здоровья, зарабатывая тем самым себе баллы. Ушёл, потому что обманывать людей, обещая им чудесное выздоровление – это не моё. Обидно. Столько надежд было, а тут пшик и ничего.
Через пару недель в той же газете другое объявление, но более реальное: требуется водитель категории В и С на микроавтобус с обязанностями помогать землеустроителю при проведении замеров на участках. О! Уже ближе к моей специальности. Я ведь это всё в институте учил, да и на работе в шахтах подобные замеры регулярно проводил. Могу не только рулетку держать, а и вместо самого землеустроителя на приборе отстоять, и показания снять, и план нарисовать, и многое чего другое. Тем более что мозги просто устали отдыхать и требуют интеллектуальной нагрузки. Опять надежда ожила. Жена говорит, что меня обязательно возьмут с такими способностями. Всё же кандидат наук и старший научный сотрудник. Опять еду в город, нахожу контору, рассказываю о себе, показываю копию трудовой (оригинал остался в зоне боевых действий). Сверхкультурный дядечка внимательно изучает мои бумаги. Он несказанно удивлён. Говорит, что с моими знаниями и регалиями не водителем идти работать, а гораздо выше. И он постарается найти моим способностям достойное применение. Приятно слышать. Просил перезвонить через неделю. Через неделю стал как-то нерешительно отнекиваться и просить перезвонить ещё через неделю. Короче, я всё понял – боятся брать на работу человека из-за линии фронта. Вдруг я донецкий сепаратист, приехавший под видом беженца внедряться в их мирную жизнь. А тут работа с координатами и другой полусекретной информацией. Короче, донецких тут не гонят, но особо не жалуют, осторожничают и на работу брать не спешат.
Ещё несколько бесплодных мытарств, и вот я с женой работаю на оптовом складе одежды секонд хэнд и ветоши обтирочной. Она – сортировщицей, я – грузчиком и кладовщиком одновременно. Предложил земляк, бежавший от войны, но желающий развивать свой бизнес тут. Платит две тысячи на двоих – сущие копейки, в не отапливаемом складе ужасно холодно и голодно, но это всё же лучше, чем ничего. Местный люд с соседних складов, узнав, что мы из Донецка, ведёт себя осторожно. Через пару месяцев работы, пообщавшись и поняв, что мы нормальные мирные люди, начинают относиться дружелюбно с желанием помочь, подсказать, поддержать. Живём и надеемся на лучшее, и пускаем корни.
Пускаем корни
Наконец мы купили электродрель, и теперь по выходным занимаемся давно начатым ремонтом в большой комнате. Ближе к весне ещё одно приобретение – бензопила. Освоил и устройство, и обслуживание, и работу на ней. Заброшенный сад постепенно приобретает ухоженный вид. Кстати, пилу нам помогли купить коллеги со складов. Подсказали, где есть качественные и со скидкой. Вообще люди здесь добрые и довольно открытые. Сочувствуют, подсказывают и помогают, чем могут. Моя жена говорит на украинском, я большей частью на русском, но никто ни разу меня за это не упрекнул. Более того, многие при общении из-за уважения ко мне переходят на русский. На улицах, в магазинах, на рынке говорят и по-русски, и по-украински. И никаких проблем! И на местном телевидении часто слышна русская речь даже среди местной власти. Языковой вопрос, которым нас перед войной усиленно пугали на Донбассе, чистейшей воды провокация. Нет, это не они развязали войну, потому что они её ненавидят, так же, как и своё зажравшееся правительство. Хотя некоторые ещё остаются в плену европейских иллюзий и националистической пропаганды.
Уже спилил два десятка засохших деревьев. Мелкие ветки срубываю топором. Полезную часть распиливаю бензопилой на чурочки, гружу на тачку и складирую возле старой заброшенной сушарки – отдельно стоящая печь под навесом. Раньше в ней сушили сливу до состояния чернослива. Теперь этим трудоёмким занятием уже никто не занимается. Очистил от мусора, привёл в порядок, чтобы складывать в ней готовые дрова. У меня уже скопилась целая гора чурок. Рубаю их топором и получаю дрова в окончательном виде. Вся сушарка до потолка заложена ими. Дров теперь, наверное, целый вагон. В них энергетическая независимость нашей семьи. Так как газ вырос в цене, отапливаем дом только дровами.
С приходом весны, тёплых дней и солнца прибавилось работы во дворе и огороде. Каждодневная весенняя страда – посадка картошки, бурака, редиски, лука, чеснока, зелени, кукурузы, фасоли. Огород размером с футбольное поле. Листья на деревьях и трава в саду каждый день заметно прибавляют. Подумываю о бензокосе, простой косой такую площадь не осилить. Расчистили сад от сухостоя и старой листвы, разбили клумбу с цветами перед окнами. Обрезал виноград. А в сарае, где кролики, куры и козы, работы всегда хватает. Чищу клетки и стойла от навоза, вывожу на тачке за сарай в специальное место, а осенью удобрю опустевший огород. Да, теперь у старшего научного сотрудника совсем иной костюм для работы – рабочая спецовка, резиновые сапоги или галоши и брезентовые рукавицы.
Из подручных досок соорудил пару новых клеток для молодняка кроликов. Подруги жены и соседи дивуются, цокают языками. Клетки получились знатные, с этажами, лестницами, дверцами. Интересуются, где взял чертёж. Показываю на свою голову. Вот он где лежит – сам придумал, и все дела.
Молодые курочки стали нести первые яйца. Пяток в день. Вроде немного для начала, но все же экологически чистый натурпродукт. Крольчиха привела первое потомство. Из самцов уже одного успели съесть. Каждый день жена приносит пару литров парного молока от двух наших коз Матильды и Явдошки.
Жена осенью ходила в лес за грибами и нашла логово дикой собаки. Самки не было, но вокруг бегали её детишки в ожидании добычи. Принесла одного пузатенького домой. Назвали Тарзаном. Наш донецкий йорк Тишка принялся его оберегать и ухаживать. К весне вырос приличный пёс, сильно похожий на волка. Видимо его папа был из волков. Сидит теперь на цепи, спит в собачей конуре. Каждое утро встречает меня во дворе дружеским волчьим воем.
Надоел убогий примитивный быт. Решил внести улучшения. Отыскал заброшенную сливную яму, выкопал траншею от дома к ней, планирую вскоре подключить канализацию. А там со временем и мойку, и унитаз, и душевую кабину, и стиральную машину. Короче, хочу сделать из кладовки нормальный санузел. Конечно, для этого ещё нужно протянуть канаву для водопровода от колодца. Работы много. Но это отвлекает от грустных мыслей по родине. Знакомая, тоже выехавшая за пределы Донецка, плачет по телефону, тоскует, вечерами места себе не находит. Я ей советую чем-то отвлечься. Сам был в такой прострации, но теперь, занятый домашними делами, особо не зацикливаюсь. Впрочем, тоскую не меньше. Повидать бы отца и сестру с племянниками, но затянувшаяся война не оставляет никаких шансов. На блокпостах ввели систему пропусков. Чтобы его оформить, необходимо ехать туда и подавать кучу документов, после ждать, кому сколько. Ещё не факт, что тебе его выдадут. И на всё нужны деньги, а их хватает только на самое необходимое и первостепенное. А для поездки туда и обратно двумя тысячами не обойдёшься. Но где их взять? Да и не это ещё самое страшное. Обстрелы продолжаются, и боевые действия могут вспыхнуть в любой день с новой силой. Велика вероятность вообще оттуда не выехать. Экономим на всём, вдобавок откладываем на очередную поездку в Киев, продолжая лечение. Если будет не хватать, то, скорее всего, продам машину – надежда умирает последней.
Кстати, на природе неплохо пишется. Пока работаю, приходят интересные мысли. В свободную минуту реализую их в виде рассказов и повестей. Да и по своей бывшей работе появляются новые идеи. Мозг нуждается в интеллектуальной работе. Всё же не хлебом единым жив человек. Поживём – увидим.
сентябрь 2014 г. ; сентябрь 2015 г.