ГЛАВА 109.
Тут я заметил, что над столиком Олега включились осветительные приборы. А одна из камер, расположенная на прикрепленной к потолку длинной механической руке, изменила положение и ведет съемку. Я поискал глазами, кто ею управляет, и увидел расположенный возле сцены специальный пульт. За ним сидела режиссер и один из ее ассистентов.
– Я вижу, что на практике это не «тарелка», а продолжение съемок? – спросил я Николая.
– В некотором смысле, да. У нас есть несколько идей, которые мы хотели бы включить в отснятый материал. «Тарелка» задумывалась не только с целью отдохнуть, но и сделать пробы, наметки, так сказать, для дальнейшей работы. Предполагалось, что зал будет битком, однако, сами видите! В зоне что-то произошло, и ситуация изменилось. Наше кино отошло на второй план.
Я знал, что произошло в зоне, но не хотел рассказывать. К тому же помреж не выглядел человеком, которого эта тема могла заинтересовать. Поэтому я продолжил говорить о том, что было перед глазами, и что имело смысл обсуждать, не нарушая запреты «режимного объекта»:
– Получается, что сейчас камера снимает случайных людей?
– Нет, эти трое сидят и беседуют так, как мы заранее наметили. – Ответил Николай.
– Но ведь получится «киноляп»! Один персонаж одет в члена НСДАП, другой в форму красной армии, а третий, так вообще современный нам военнослужащий!
– В этом весь символизм снимаемого эпизода. Убийство есть главное занятие человечества. Две силы, воевавшие в самой ужасной войне за всю историю, мистически объединились, и дают наставление воину нынешнего века.
– Разве история человечества – это только история войн? – с укоризной спросил я, пытаясь опротестовать его мысль.
– А на что мы тратим больше всего материальных и людских ресурсов? Разве не на мнимую оборону друг от друга? Ведь на самом деле, на наступательные вооружения, которые в «нужный час» позволят уничтожить, так называемых «врагов»! Причем ИИ, станет, пожалуй, самым изощренным оружием, когда–либо созданным людьми. ИИ уничтожит не только мнимого противника, но и вообще любого человека, поскольку мы имеем с ним различную природу. Оставит лишь горстку техников, без которых не сможет обойтись!
– ИИ мы делаем вовсе не для войны!– расстроившись от услышанного (на мой взгляд, распространенного заблуждения), запальчиво возразил я, – а для того, чтобы облегчить человеку жизнь!
По этому поводу у меня имелась неплохая речь (обращенная к критикам ИИ), которую я неоднократно произносил. Я собрался сделать это в очередной раз, специально для Николая, но тут в зал вошла Настя. Я сразу потерял интерес к разговору с помрежом. Я замолчал, и принялся неотрывно следить за Настей глазами.
А у достаточно пьяного помрежа уже развязался язык, и он принялся навязывать мне свое мнение об ИИ:
– Это зло в чистом виде, безвозвратная гибель всего! Возьмите хотя бы ту область, где я силен: у нас резко сократилось число гримеров, декораторов, операторов. Людей с высшим образованием и опытом работы увольняют на улицу, без всякого трудоустройства. Не найдя себя в другой профессии, они идут выполнять самый низкоквалифицированный труд. У них нет денег, чтобы платить за квартиру, и содержать в сытости детей…
Настя направилась к столику, над которым велась съемка. Работа камеры тут же прекратилась. Мужчины встали, и Олег, подвинув стул, стал галантно предлагать даме сесть рядом с ним. Но Настя осталась стоять, и о чем–то спросила его. Я попытался поймать ее взгляд. Когда мне показалась, что она смотрит в мою сторону, я, чтобы привлечь внимание, поднял руку. Но потом, вспомнив, что она знает, где я сижу, опустил.
– … однако я привел в пример частный случай, так сказать, одну из первых негативных «ласточек» внедрения ИИ. А на повестке дня стоит вопрос о потере профессии и средств существования гораздо большей части людей, чем сейчас. Водители, учителя, врачи! Государственные служащие, наподобие налоговых инспекторов и судей! Да список бесконечен!
– Видимо, с повышением производительности труда и снижением издержек, этим людям будут платить зарплату не за работу, а просто за то, что они есть. – Брякнул я первое, что пришло на ум, исключительно занятый своими переживаниями. Я гадал, что Настя будет делать дальше. А она, поцеловав в щеку сначала Олега, потом Димитрия, мило улыбнулась лейтенанту и направилась к сцене.
– Зарплату? – язвительно передразнил меня помреж, – вы и в самом деле считаете, что это возможно? Ну, хорошо, будь, по-вашему! Допустим, ее не просто будут платить, а наступит самый настоящий коммунизм. Но тогда мы потеряем стимул получать знания! Мы целиком сосредоточимся на удовольствиях, и уже во втором поколении превратимся в самых настоящих идиотов! Не умеющих добывать пропитание, на нами же, уничтоженной планете!..
Настя зашла за небольшую ширмочку, и появилась уже в белом балетном трико. Рабочий отодвинул картонного «конферансье» в сторону, и поставил на сцену напольные часы. Не иначе, привезенные кем-то (как бы не Олегом) из Карпово. По стилю исполнения они были очень похожи на те, что я трогал сегодня в избе. Мне захотелось броситься на сцену и разбить их. Но я решил обождать и посмотреть, что будет дальше. Неужели в такой неподходящей обстановке, и при относительно большом количестве людей, можно открыть «портал»? Если так, это меняет все, человечество действительно стоит на пороге страшных событий!