Две жизни

Трофимов-Ковшов
 С ЛЮБОВЬЮ И НЕЖНОСТЬЮ ПОСВЯЩАЮ – М.А.
               
               

Эта история произошла среди жаркого лета теперь уже в далеком прошлом, когда мало кто верил в совпадения, а суеверие считалось предрассудком прошлого. Но сколько бы Вика не силилась, а так и не смогла ответить сама себе на вопрос: отчего именно в этот день решила съездить домой на побывку. Все причины, лежавшие на поверхности, ничего не стоили по своей значимости, тем более, что она заканчивала медицинское училище, и надо было больше времени уделять экзаменам. И сиюминутным желанием, или прихотью она отказывалась называть это решение. Нечто таинственное, на уровне интуиции подтолкнуло ее на этот шаг. Так бывает, когда задолго до беды одна любящая душа просит о помощи, а другая откликается на этот призыв, еще не осознавая, что делает это по воле провидения.
 
Вика добиралась до дома обычным путем. В то время по железной дороге регулярно ходили почтово-багажные поезда с двумя пассажирскими вагонами в хвосте, собиравшими сельскую публику с окрестных сел и деревень, чтобы доставить ее по месту назначения. Мало того, что она была разношерстной, но еще сменялась на каждой станции – одни покидали вагоны, другие заполняли их, иногда сверх меры, впритирку. Толкотня была нешуточной, люди не только сидели, но и стояли в проходах и тамбурах. А если учесть, что Вика была беременной, то стоит ли удивляться ее решимости, с какой она пустилась в дорогу в вечерний час. Значит, внутренний голос оказался настойчивей женского благоразумия.

Правда, знакомые парни из профтехучилища помогли Вике забраться в вагон, а потом, расчищая дорогу, отвоевали ей тихое местечко возле окна, зорко наблюдая за тем, чтобы ее, не дай бог, кто-нибудь ненароком не задел, не толкнул, решительно пресекались даже недвусмысленные взгляды и шутки. Но в основном все попутчики с пониманием отнеслись к молодой женщине в интересном положении. А дородная бабушка в цветастом платке, завязанном под самый подбородок, старалась приободрить Вику.
- Ничего, милая, доедешь.
- Да мне на следующей станции сходить уже…
- Вот и хорошо. А знамо, серьезное дело у тебя, коли решилась ехать?
- Соскучилась.
- Бывает. Скоро обрадуешь своего суженого ребеночком.
- Недолго осталось ждать…
Вика не стеснялась беременности. Она даже по-своему расцвела за месяцы ожидания: округлые плечи, полные руки и ноги, миловидное лицо, чуть-чуть одутловатое с веснушками на смуглых щеках – все подчеркивало в ней дородную, но обаятельную женщину. Живот, давно округливший тонкую осиную талию, Вика носила с достоинством честного человека, знающего цену своим поступкам. И сейчас она, нисколько не смущаясь, делилась с попутчицей теми маленькими хитростями, которые помогали ей легче переносить тяготы счастливого ожидания малыша. Она с улыбкой говорила о том, что ей временами сильно хочется соленых огурцов. И муж, если это случается дома, среди ночи вынужден лезть за ними в погреб. А то вынь да подай виноградного сока, каких-нибудь сладостей. И опять муж в поисках - все достает, да еще с юмором. Попутчица понимающе кивала ей в ответ, и говорила, что она утоляла в свое время беременные прихоти репой.
- И сколько же ты ее съела, милая? – с усмешкой спросил седовласый мужчина.
- А считай сколько,- охотно откликнулась бабуля и засмеялась,- шестерых родила.
Девушки, сидевшие рядом, захихикали, зашушукали, а бабуля не унималась:
- И вас эта судьба не минует.

                Х   Х   Х

Когда пришел поезд на станцию, те же знакомые парни помогли ей сойти с вагона, если не сказать большее -  опустили на руках со ступенек на перрон.
- Степану привет, - сказали они на прощание и растворились в толпе, даже не дождавшись, когда Вика пролопочет в замешательстве заветные слова:
- Спасибо, мальчики!

Дом, в котором она с мужем снимала комнату, оказался закрытым. Порывшись в заветном уголке под крыльцом, она нащупала ключ, вытащила его за бечевочку и открыла дверь. Вика хотела сразу же улечься на кровать, чтобы отдохнуть с дороги, но ее насторожил беспорядок: рабочая одежда Степана лежала  на кровати неприбранной, а выходного костюма и новой рубашки на месте не оказалось. В недоумении оглядевшись вокруг, заметила на столе листок бумаги. Это была записка Степана, в которой он, на всякий случай, сообщал, что ушел дежурить в милицию, так как состоял в дружинниках.

Прибрав рабочую одежду Степана, Вика вышла из дома, закрыла дверь, а ключ положила туда же, откуда взяла. «Словно для Степана оставляю. А ведь он может переночевать у своих,- подумала Вика,- откуда ему знать, что я приехала. Ах, это дежурство! Опять будет мотаться до третьих петухов».

                Х   Х   Х

Вика решила заночевать в родном доме у мамы, которая изначально поговаривала о том, чтобы молодожены поселились под одной крышей с ней, как говорится, в тесноте, да не в обиде.  Но они грезили своим уголком, пусть даже небольшим, съемным - только для двоих. Это создавало, во-первых, иллюзию полной свободы и самостоятельности (хотя под присмотром родни не слишком разгуляешься), во-вторых, зарождалась далеко не призрачная надежда на получение благоустроенного жилья в райцентре  (строительство двухэтажек шло полным ходом).
   
Вика рассуждала здраво: «Степан освободится, придет на квартиру, поймет, что я приехала и примчится за ней. Какой ужас! Опять поднимет пыль до потолка, станет косолапить возле нее, да еще попытается взять на руки». От этих мыслей Вика улыбнулась сама себе, как это она делала – легко, с прищуром глаз и ямочками  в уголках губ. Однако чувство неопределенности или, скорее всего, неосознанного страха не только не покидало молодую женщину, но все острое давало о себе знать. «И чего бы это со мной?- Размышляла Вика,- Первый раз, что ли, он отирается по вечерам в минтовке с красной повязкой на рукаве»

И действительно, Степан раз в месяц, по расписанию, отводил вечернее время в местном отделении милиции. Светловолосого здоровяка с большими крепкими кулаками, спортсмена и бывшего десантника  встречали там чуть ли не хлебом-солью - он мог и за себя постоять, и других защитить. В общем, надежный парень.

И все же Вика нервничала. Мама, как могла, успокаивала ее, даже посоветовала выпить безобидную расслабляющую таблетку, от которой беременная дочь решительно отказалась. Она давно уже была не одна. И кто знает, как эта таблетка повлияет на малыша, который то и дело давал о себе знать под сердцем.
- Что ты, дочка. Степан завсегда постоит за себя. Ты же знаешь.
- Так-то оно так, но все же…
- Ах, ты вот о чем. Но я тебе скажу: беременность, это не только испытание для тебя, но и проверка на прочность мужа. Любит – подождет.
- Мама, я даже не знаю, о чем думать… Предчувствие какое-то странное.
- Это у тебя от беременности. Не бери в голову. Давай лучше чаевничать.

За столом вели разговор обо всем помаленьку, лишь бы не касаться главной темы, связанной со Степаном. Ближе к сумеркам Вика почувствовала себя лучше, не зря говорят, что в родном доме стены помогают и лечат. Она не спеша перебрала свои вещи, которые не могла взять в училище и перенести в съемное жилье, помогла маме прибраться на кухне и, присев у окна, задумалась. Степан не выходил у нее из головы. Когда он ушел в Армию, Вика оканчивала среднюю школу. И не на шутку расцвела: волнующая улыбка с ямочками в уголках полных розовых губ, каштановые волосы в причудливой прическе, узкая талия и высокая грудь – мальчишки ее называли королевой и ходили за ней табуном. Но она как будто и не замечала их, ее согревали, волновали и лелеяли письма Степана. А духовная наставница, бабушка, всегда угадывавшая настроение внучки по едва заметным признакам, была всегда рядом и помогала находить самые точные ответы на вопросы молодости.
- Армия – испытание. Для тебя испытание. Жди, если любишь. Только жди хорошо, без обмана. Ишь, сколько соблазнов кругом.
Вика и сама давно поняла, что стала девушкой в полном смысле этого слова. Ее волновали и встречи, и танцы, и ухаживания, но она была волевой и упрямой, и не позволяла чувствам командовать собой, какими бы они не были волнующими.

Когда Степан вернулся из Армии, Вика повисла у него на шее, и больше уже никогда не отпускала его от себя. И все же… И все же … Вика спала плохо, предчувствие беды не покидало ее:  снились какие-то непонятные сны - она все время куда-то торопилась, чего-то искала и даже плакала. А на утро дружок Степана тихо зашел в дом и осторожно положил на тумбочку  одежду Степана с бурыми пятнами на ней.
- Что это?- пролепетала Вика.
- Вот. Не подумайте чего лишнего. Степан в больнице. Он живой. С ним все хорошо. Но его на дежурстве подстрелили.

Если бы Вика стояла, то неизвестно, чем бы завершился этот неожиданный визит. Но она сидела. И чтобы не упасть со стула, крепко вцепилась в него двумя руками. Рубашка Степана с бордовыми пятнами, как живая, колыхалась перед ее глазами - вот-вот она достанет ее лица  Вика даже почувствовала запах крови. Что делать? Из оцепенения ее вывел взволнованный голос мамы:
- Доченька! Может, приляжешь? Приляг. Легче станет. А ты, недотепа,- обратилась она к парню,- не мог по-другому? В дружинниках-то не научился ничему…
- Дык, мне велели передать…
- Велели ему. Не видишь, в каком она положении. Всякое может случиться.
- Мама, не надо его ругать.
- Доченька, успокойся. Ты не одна. У тебя под сердцем малыш. Мужайся.

                Х   Х   Х

Степан очень хорошо знал обязанности дружинника. И даже порой бравировал своей осведомленностью. А избыток сил, связанный с глубокой беременностью молодой жены, подстегивал его, толкая порой на необдуманные поступки - хотелось чего-то экстравагантного. Однако местный околоток не блистал разнообразием. И в этот раз дружинники пока околачивались без дела: одни зубоскалили на крыльце, другие уединились в ленинской комнате за шахматами. Знакомый лейтенант в дежурке чистил пистолет.
- Макарыч? – спросил Степан.
- Он, родимый.
- Постреляли мы в Армии из него. Из разных положений – и лежа, и сидя, и стоя, и вверх ногами.
- Как это так?
- Десантура, сам понимаешь.
- А-а-а! Понятно.
- А здесь, на гражданке, приходиться стрелять?
- Когда как. В основном пугаем. У нас строго. Не побалуешься.
В дежурку быстрым шагом вошел майор, чем-то явно озабоченный.
- Ребята, скорее к магазину на Почтовой улице. Налет. И ты с пистолетом лети с ними, а я подежурю.

Дружинники во главе с лейтенантом рванули через парк к магазину «Продовольственные товары», где злоумышленник, выставив окно, набивал сумку всем, что подворачивалось под руку. Его расчет основывался на внезапности. Но его заметили остроглазые и вездесущие мальчишки и. скорые на ноги, сообщили в милицию. Когда дружинники подбежали к магазину, злоумышленник, петляя, пытался скрыться в зарослях парка.
- Подождите,- сказал лейтенант,- я его сейчас из Макарыча достану, по ногам пальну.
Лейтенант вскинул пистолет и прицелился.
- От десантника не уйдет,- рыкнул Степан и кинулся вслед за злоумышленником.
- Куда! Стой! Под пули угодишь – закричали ему вслед дружинники.

Но Степана было не остановить. И  он оказался на линии огня. Лейтенант выстрелил, нутром почувствовав, что пуля достигла цели. Но почему-то злоумышленник продолжал бежать, а Степан завалился на бок, скорчившись от боли. Пуля попала в бедро. Когда к нему подбежали, пытаясь поднять на ноги, под Степаном уже накопилась лужица крови.
- Скорую вызывайте, перевязывать давайте.
Но перевязка давалась с трудом. Бедро было объемным, а как его перевязывать, как остановить кровь, никто не знал. Пока приехала скорая, Степан потерял много крови и отключился.

                Х   Х   Х

Вика недолго пребывала в шоковом состоянии. Кровь сама по себе не напугала ее, как будущего медицинского работника. Но то, что это была кровь Степана, все в корне меняло. Одно дело видеть ее на скальпеле и других медицинских инструментах, а другое – на одежде любимого человека. И все же она нашла в себе силы встать со стула и одеться. В голове у нее звучали слова мамы: «Ты не одна. У тебя под сердцем малыш». «Да, теперь надо позаботиться. И не только о нем, а еще и о муже, которому сейчас, наверное, очень плохо. За двоими надо присматривать»,- стучали слова в голове. Но если один сейчас лежал в живой колыбельке, робко откликаясь на материнские ласки, то другой маялся на жесткой больничной койке. Ему было очень плохо. Это Вика поняла сразу же, как только увидела его. Большой, но беспомощный, ни жив, ни мертв. Затуманенные глаза, бледное лицо, заостренный нос и спекшиеся губы, руки как плети. Вика тихо подошла к нему и обхватила холодный, бескровный лоб горячей ладонью. Степан очнулся, силясь улыбнуться.
- Вот приковали. Надолго, наверное.
- Тише, Степа. Говори меньше. Береги силы. Ранение серьезное, но все плохое позади. Я с тобой, любимый. И вместе мы быстро вылечимся.
- Как мальчишка подставился. И когда? Когда тебе нужен покой и внимание.
- Ничего, милый. Я вас обоих сберегу – и малыша, и тебя. Ты же знаешь, я сильная.

                Х   Х   Х

Вика в медучилище задержалась ненадолго. У нее оставался один экзамен. Преподаватели, наслышанные о нелепом ранении мужа, пошли ей навстречу. Через два дня она снова была у Степана.
- Сдала экзамены?
- Сдала. Эх, если бы ты задержался в Армии еще на один год, то я бы получила красный диплом. А так, как и у всех.
- Ну и ладно. Надеюсь, без работы тебя не оставят.
- Уже зачислили медсестрой в хирургическое отделение. Вот поставлю тебя на ноги, рожу и пойду работать.
- Обо мне не беспокойся. Все будет нормально.
- Нет, я буду ухаживать за тобой, я так решила. И не спорь со мной.
- А рожать тоже будешь здесь?
- Рядышком, милый. Рядышком.
- И как тебе удалось сохранить его?
- Он родится день в день, час в час, минута в минуту, как только ему надо будет появиться на свет. Я же медсестра. Все знаю и все умею.

Вика не отходила от Степана две недели. Она кормила и поила его, читала книжки, забавляла как могла. Наконец-то исполнилась ее давняя мечта – Степан всецело принадлежал ей и зависел от нее. И хотя подоплека этой странной мечты была несколько странноватой, все же Вика гордилась собой – столько нежности и любви она бы в другое время ему не могла посвятить. Рожденная в год Петуха, Вика любила броские наряды. А сейчас, кажется, превзошла себя в этом. Она приходила к Степану в широких цветастых платьях и кружила около него,насколько позволяла беременность, весенней бабочкой.
- Эх, умел бы ходить, улетел бы с тобой на край света.
- А ты представь себе, что здоров и можешь летать. Ну, сорвались. Видишь, между нами бегут облака. А вот и звезды окрылись. Ба, луна светится. Красиво как! И мы только двое…
- Кудесница! Лечу за тобой,- вдохновенно бормотал Степан.
- Смотри, ангелы на нас смотрят.Наши ангелы. А твой хмурится.
- А чего бы ему хмуриться-то?
- Тобой недоволен. Чтоб ты под пули зря не бросался, зараза,- впервые за все время болезни серьезно упрекнула мужа Вика.


Когда Степан, подстрекаемый неуемной женой, морщась от боли, неуверенно начал вставать, опираясь на клюшки, Вика сама вдруг почувствовала острую резь в животе.
- Степа, началось, пожелай мне удачи.
Малыш родился крепким и здоровым. Муж с женой радовались как дети, которым дали в руки живую игрушку. Но эта игрушка смешно верещала на все лады, пугая Степана.
- Чего это он кричит. Может, больной?
- Так и должно быть,- успокаивала его акушерка,- ребенок здоровый, ему сил девать некуда, вот и надрывается.
- Степа, на тебя похож. Видишь, какой у него лоб, какие глаза. Ну, ничего моего нет.
- Мужик,- рычал в ответ Степан.

В палату вошел хирург, мужчина в годах и с большим практическим опытом, на что указывала его уверенная походка, острый взгляд и руки, способные в одну минуту просканировать больного.
- А, семейство в сборе. Хорошо. Ты, милая, не хочешь дальше учиться по медицинской части?- Обратился он к Вике.
- Не знаю,- нерешительно ответила она, жалостливо взглянув на Степана.
- Я бы посоветовал тебе идти учиться на психотерапевта. Видишь, как быстро ставишь на ноги своего муженька, гораздо раньше намеченного мною срока.
- Да он от природы здоровяк…
- Не скажи. Ты сумела запустить в нем такие процессы, которые значительно ускорили его выздоровление. Молодец!
 А малыш красавец! – Наклонившись к новорожденному, сказал хирург.- Где вы его делали?
- На сеновале. Нам дома места не хватало.
- Чувствуется природа. Луговой травой, цветами пахнет малыш,- засмеялся хирург.

Хирург вышел. Вика положила малыша на кровать, развернула его. Ребенок смешно начал сучить розовыми  ножками и ручками.
- Свободы ему не хватало, бродяга,- засмеялся Степан.
- Степа, давай после больницы переедем к маме, она же не против. А нам будет трудно без нее. Ты раненый, а я с малышом завязну.
- Я не против. А квартиру мы получим. Мне обещали как награду за героизм.
- Не героизм ты проявил, а безрассудство.
- Десантник думает головой после смерти.- Неумело парировал нарекание жены Степан.- Да, я ходатайствую за лейтенанта, чтобы его не наказывали. Сам виноват. А он все же выловил разбойника с большой дороги.
                Х   Х   Х
Этим счастливым концом и закончить бы историю. С тех пор Вика стала чутко прислушиваться к внутреннему голосу и научилась повиноваться ему. Лейтенанта не судили, поскольку не установили состава преступления, но из органов уволили. Он затерялся между строителей, ничем не проявив себя на работе, однако и не горевал по поводу потери пагонов. Для него важнее было, что Степан остался жив. Он подружился с ним - не разлей вода.

Две жизни, которые сохранила Вика, расцветали с каждым годом все ярче, чтобы однажды одна из них угасла: Степан скоропостижно скончался в зрелые годы; другая надломилась - сын стал глубоким инвалидом. Это произошло, когда Вика меньше всего ожидала беды, материальный достаток усыпил ее бдительность, притупил интуицию.  Безграничная любовь Вики к сыну и мужу не спасла их от ударов судьбы. Но это уже история, о которой я, может быть, расскажу в следующий раз.