Сумасшедший пророк.
Тогда мне было шестнадцать лет. Тогда – это не в прошлом. Тогда – это в будущем. Впрочем, с какого угла посмотреть. Я был полон сил и здоровья и был абсолютно уверен, что скоро встречу новое тысячелетие. К сожалению, моим планам не суждено было осуществиться. 12 мая 1993 года я попал вместе со своими родителями в автомобильную катастрофу. Родители погибли на месте, а я стал неподвижным парализованным существом с переломанными костями в гипсовом панцире. Мой, не отличающийся большими познаниями, мозг – вот всё, что было мне пока ещё подвластно. Но и врачи, и я сам знали, что очень скоро уже и он не будет принадлежать мне. Мое изувеченное, раздробленное и наспех собранное тело было обречено. Пока я тянул лишь на лекарствах из бесконечных извивающихся капельниц, которыми меня постоянно пичкали жизнерадостные медсёстры и хмурые доктора. Вот тут и появился этот человек.
Василий Сергеевич Поляков – седовласый старик с изъеденным морщинами лицом. Он, как Василий Сергеевич сам о себе рассказывал, уже двадцать три года, как защитил докторскую диссертацию и стал профессором медицины. Семь лет назад, а именно в 1986 году, Поляков понял, что может достичь гораздо большего, чем вся современная медицина вместе взятая. В своей загородной лаборатории он почти безвылазно занимался своими фантастическими, на первый взгляд, опытами, но все свои открытия держал в тайне, так как считал, что человечество еще не готово принять их, и что из-за них может произойти мировой хаос и гибель человеческой цивилизации. Но меня Василий Сергеевич все-таки посвятил в одну из своих тайн, потому что я согласился участвовать в его сумасшедшем, как мне тогда показалось, эксперименте. Всего девять-десять процентов было за успешное его окончание, а оставшиеся девяносто грозили мне неминуемой гибелью.
– Какая разница. – Сказал я, тем более что смерть в тот момент была для меня действительно избавлением. – Умереть всё равно придётся скоро, а несколькими часами раньше или позже – не важно.
Часть эксперимента заключалась в том, чтобы сохранить мой мозг и дать ему новое здоровое тело. В этой области профессор Поляков уже преуспел. Мне же он делал пересадку мозга, в каком-то толи другом биополе, толи в соседнем измерении. Я так точно и не понял его объяснений, в этой области моего скромного интеллекта и словарного запаса явно не достаёт, в результате чего я должен очутиться в прошедшем времени. В каком точно, не знал даже профессор. Всё зависело от продолжительности эксперимента, длины каких-то там волн и стечения непонятных мне обстоятельств.
И вот я – уже совсем другой человек, тело которого было искусственно создано тем же Поляковым (искусственно ли или меня поместили в труп лишившегося мозга бедолаги?), оказался на пустынной улице возле газетного киоска. Я понял, что нахожусь в том же городе, так как он мало изменился внешне. Заглянув за стекло ларька, я сразу увидел дату издания газеты – 12 июня 1984 года. В карманах, а был на мне хорошо сшитый классический однобортный чёрный костюм, я обнаружил четыре пачки денег: две недавних сторублёвок, причём ни одной выпуска 1991 года, и две сталинских послевоенных. Неужели профессор думал, что меня может забросить даже туда? Выбросить ненужные две пачки я не решился, ведь старые деньги можно было сбыть коллекционерам нумизматам, или, кажется, они зовутся… бонистами. Не суть. Я медленно брёл по улице. Перед одной из витрин магазина мне пришлось остановиться. Она хорошо отражала, и я решил рассмотреть себя. На меня смотрел не отличающийся красотой рыжеволосый парень. Медная моя голова походила то ли на персик, то ли на костёр. Мысленно обругав Полякова за цвет моих волос, раньше-то я был брюнетом, ещё печальнее побрёл дальше. Двадцать тысяч рублей вроде бы и небольшая сумма, но я совершенно забыл, что на дворе было лето 1984-го. Зайдя в магазин, я на мгновение поразился и сильно порадовался ценами в нём. Так как я не ел по моим подсчётам, возможно ошибочным, уже где-то двенадцать часов, то первым делом купил батон и бутылку молока. Завернул за угол и сев на лавочку возле подъезда, я тут же с жадностью поглотил всё приобретенное. Меня порадовала мысль о деньгах, лежавших у меня кармане, и я мысленно насмехался над толстой, ярко накрашенной продавщицей, которая смешно вытаращила глаза, когда я достал и распечатал пачку соток. Она долго отсчитывала мне сдачу, недоверчиво оглядывая меня. В её глазах я был, наверное, миллионером, а новоявленному миллионеру даже негде было переночевать. Быстро сориентировавшись в обстановке, я понял, что если идти в гостиницу, то мои деньги быстро растают, несмотря на низкие цены. Плюс ко всему у меня не было ни единого документа. Это и понятно. Какие даты проставлять в них? Оставив почему-то первостепенный вопрос с жильём на потом, я, болван, решил немного осмотреться в старом, но новом для меня мире. Оставив в камере хранения пиджак и основную часть денег, я два дня, после разведки в городе, ночевал на вокзале и ел самые дешёвые продукты, продолжая шокировать продавцов, расплачиваясь одними сторублевыми купюрами с усмешкой следя за их реакцией. Желание казаться значительным ело меня изнутри. Но мне, идиоту, стоило быть осторожнее, так как однажды ко мне в закоулке подошли двое парней примерно моего возраста и прямо заявили, чтобы я не дёргался и выворачивал карманы. Будучи не из робкого десятка, я, оценив ситуацию, ударил кулаком одного из них по нахальной роже, и, угостив второго здоровенным пинком, предпочёл испариться. От неожиданного сопротивления мои плохие знакомые (в противовес от хороших) не решились меня преследовать. Я сделал вывод, что заигрался в шпиона (причём самого неудачного) и место моей дислокации необходимо, срочно сменить. В следующий раз так уже могло не повезти. Но угроза, оказывается, поджидала меня совсем, с другой стороны. Больше всего мне нужно было бояться не воров и бандитов, а нашу «родную» милицию. В ночь, на третий день моего пребывания на вокзале, где я всё же решился ночевать в последний раз, ко мне, по всем известному закону подлости, подошёл молодой парень в форме сержанта милиции и попросил предъявить документы. Недалеко находился буфет, в котором я часто покупал чай и пирожки, а за прилавком стояла и злорадно смотрела на меня буфетчица. Это она, как я понял, вызвала милицию. Ну, ещё бы. Шестнадцатилетний парень два дня живёт на вокзале, в то время как его карманы оттопыривает куча денег. Это могло любому показаться подозрительным. Проклиная в душе такую гражданскую бдительность, я заявил, что при себе документов не имею. Тогда, подав сигнал двум товарищам по работе, которые стояли неподалёку и не водили с меня своих острых и подозрительных глаз, сержант сказал, что я задержан для выяснения моей личности. Сдуру я попытался бежать, чем вызвал общий переполох и ещё большую подозрительность, но тут же был схвачен. Про камеру хранения милиции было уже известно. Меня заставили открыть ячейку. В отделении милиции, куда меня «любезно доставили», у меня изъяли остатки наличности и стали допытываться, где я мог украсть такую сумму денег. Пришлось им всё выложить начистоту. По окончании своей исповеди меня наградили аплодисментами жёстких ударов резиновых дубинок. Семь дней я провёл у них, объясняя каждый день, что к чему, и неизменно получая каждый день очередную порцию побоев. В конце концов, не установив, кто я есть на самом деле, мне объявили, что меня отпускают. Сначала я обрадовался, но вскоре моя радость сменилась ужасом, так как возле выхода меня ждали два санитара и «скорая помощь». Рванувшись, я попытался сбежать вторично, но был сбит с ног. Крича проклятия, я очутился внутри санитарной машины. Немного успокоившись, я понял, что мне ничего не остаётся делать, как взять себя в руки и предаться собственным неутешительным мыслям.
В разговоре с врачом я держался сдержанно и относительно спокойно. В его кабинете меня и осенила, точнее добила окончательно, дурацкая мысль доказать свои слова. Я рассказал ему о том, что будет в недалёком будущем: о президенте, а потом уже экс президенте СССР Михаиле Сергеевиче Горбачёве, о развале страны советов, о войнах в бывших республиках некогда единого государства, образовании СНГ, президенте России Борисе Николаевиче Ельцине. Так же я выложил отношение народа будущего к Владимиру Ильичу Ленину, революции, православной церкви и религии вообще, и ещё много-много другого. Слушая всё это, врач плохо скрывал свою усмешку в жиденьких, неровно подстриженных, седеющих усах и постоянно кивал некогда чернявой плешивой головой. Он делал вид, что соглашается со мной, что-то записывал, иногда задавал мне кое-какие вопросы и опять продолжал кивать. Наконец он не выдержал и сказал в шутливой форме:
– Да вы, батенька – а обращался врач с пациентами только на «Вы», – просто пророк какой-то.
Я отвечал ему, что не трудно быть пророком, если ты видел всё это собственными глазами. И продолжал сыпать примерами из того, что сейчас было будущим, а в моём 1993 году стало уже прошлым. Тут я хватил через край и стал обвинять коммунистическую партию и поведал этому худощавому человеку в очках с толстыми линзами об августовском путче 1991 года. Это я сделал зря. Разговор прервался на полуслове и меня тут же увели санитары в общую палату без дверей с зарешёченными окнами. Всю ночь я не спал и пришёл к выводу, что мне не поверят никогда. Вспомнились погибшие мать и отец. Я немало дней провёл в слезах от тоски по ним в то время, но сейчас боль подступила снова, и я рыдал, шепча в пустоту:
– Почему я согласился на это? Почему я не ушёл туда, куда ушли вы? Что мне теперь делать дальше?
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА ВРАЧА СЕРГЕЯ АФАНАСЬЕВИЧА ГРУШЕВСКОГО ОТ 26 ИЮЛЯ 1984 ГОДА:
Сравнительно недавно к нам поступил интересный пациент. Пророк, как я, шутя, его окрестил, утверждал, что попал в наше время из 1993 года. Он предрекал забавные события, которые должны якобы случиться в недалёком будущем. Не будь он болен, его всё равно отправили бы к нам в клинику, так как его фантазии отталкиваются от явных антисоветских убеждений. К сожалению, три недели назад он умер при весьма странных обстоятельствах. Его почерневшее, словно обугленное тело обнаружили в палате на полу уже без признаков жизни. Вскрытие не состоялось из-за быстрого разложения и испарения плоти. В течение нескольких часов в морге остался только скелет от умершего пациента. Мы сразу же сообщили и вскоре передали его в структуры соответствующего профиля. Меня и других сотрудников попросили подписать положенные в таких случаях документы и больше, как я понимаю, мы о нём ничего и никогда не услышим.
Говорят, что Пророка поймали на вокзале совершенно без денег и документов. На вид и по его собственным словам ему было всего 16 лет.
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА ВРАЧА (ВРЕМЕННО БЕЗРАБОТНОГО) СЕРГЕЯ АФАНАСЬЕВИЧА ГРУШЕВСКОГО ОТ 4 МАЯ 1992 ГОДА:
Как-то в своём старом дневнике около десяти лет назад, когда я ещё был врачом в одной из крупных психиатрических клиник, я делал запись о парне, которого называл Пророком. Интересно то, что все его предсказания сбываются. И теперь я терзаю себя многочисленными вопросами. Был ли этот юноша действительно сумасшедшим или умел заглянуть в будущее? Мог ли он действительно переместиться во времени? Человек ли он или пришелец с далёких звёзд? Где сейчас покоятся его останки? Последнее время я склоняюсь к тому, что именно моё неверие убило его. Если это так, то
ПРОСТИ МЕНЯ, ПРОРОК!
1992 год.