Столетие (6.07.1920г.) с начала событий в Новониколаевском уезде (Новосибирская обл.) когда тысячи крестьян, простых граждан и бывших белых офицеров подняли восстание, (названное в народе Колыванским, центр мятежа город Колывань) против советской власти, провозглашенной большевиками в 1917 году. Принеся на штыках в Сибирь разруху, смерть и рабство, Советы обманули крестьян, пообещав им свободу и землю.
К околице подъехали затемно, когда жители села еще крепко спали. Отряд решили разделить на две части, Зайцев поведет людей к дому сельсовета, а Мезенцев направит свою половину за огородами на другой конец села. Едва забрезжил рассвет, и прокричали первые петухи, повстанцы приступили к операции. По согласованному списку, распределили людей, кому следует арестовывать коммунистов и активистов. Повстанцы двинулись по указанным адресам. В первую очередь окружили дом Синегубовых – ярых сторонников большевиков. Два молодых участника восстания, Петр и Дмитрий, по приказу подпоручика Лебедева пошли проверить чердак над баней, где по сведениям тайного наблюдателя, спали двое сыновей Синегубова. Протявкала собачонка, но испугавшись вошедших во двор людей, загрохотала цепью и быстро нырнула под баню. Петр поднялся по деревянной лестнице и, приоткрыв дверцу чердака, позвал:
– Слышь, Митька, просыпайся, дело есть.
Раздался шорох и послышался заспанный голос:
– Какой я тебе Митька. Ты кто таков и какого черта здесь лазаешь?
– Вставай, тебе сказано, дело спешное, в сельсовет вас зовут.
Показалась голова с взлохмаченной копной волос. Петька крепко ухватил одного из Синегубовских сыновей за лохмы и с силой рванул на себя. Активист, заблажив от боли, слетел с чердака и, ударившись о лестницу, свалился на землю. Не успел он прийти в себя, как повстанцы, размахивая увесистыми палками, обрушили на его спину и голову град ударов. Второй сын Синегубова, пробудившись от крика, понял, что дело неладное и, пробравшись на карачках к противоположной стенке чердака, пнул несколько раз по фронтону. Отбил две доски и, спрыгнув на землю, бросился через бурьян в огород, намериваясь скрыться между кустами картофеля. Вдруг откуда не возьмись, на его пути возник мужчина, одетый в форму белогвардейского офицера. От сильного удара в лицо активист опрокинулся навзничь и вдобавок получил чем-то увесистым по голове. К офицеру на помощь подоспел Петр, и несколько раз пнул Синегубова по телу. Схватив за руки потерявшего сознание активиста, они потащили его к дороге, где остановилась телега.
Выломав входную дверь, повстанцы ворвались в дом. Кто-то наскоро чиркнул спичкой и зажег стоящую на столе керосиновую лампу. Подпоручик Лебедев поднял револьвер на уровне груди и, тихо пройдя кухню, прокрался в большую комнату. В доме было тихо, но со двора слышались ужасные крики и мужская отборная брань. Сбоку в соседнем помещении, заскрипела кровать. Кто-то поднялся с постели.
Синегубов подскочил с кровати и, не разобрав спросонок кто, и где кричит, бросился на кухню к входной двери. Не замечая притаившегося сбоку человека, он выскочил на середину комнаты и получил сильный удар в лицо. Кровь моментально брызнула из носа, запачкав нательную рубаху. Повалившись на пол, он устремился на четвереньках к комоду, где в верхнем ящике лежало оружие и, как только ухватился за рукоятку нагана, за спиной раздался оглушительный выстрел. Затем вдогонку прозвучал еще один. Синегубов сполз по стенке комода и, хватаясь за скатерку на столе, упал на пол лицом вниз. На спине коммуниста под нательной рубахой расплывались два кровяных пятна. В спальне сбоку послышались испуганные женские восклицания. Это жена и дочь Синегубова, испугавшись выстрелов, закричали от ужаса. В полумраке они заметили, как к ним в спальню, грохоча сапогами, ввалились какие-то люди.
– А ну, дьявольское отродье бегом на улицу, пока я вас не располосовал, – прикрикнул подпоручик, поигрывая шашкой и, схватив женщину за шею, вытолкал в большую комнату, – хватит голосить, а то заткну сапогом рот. Ишь твари, когда Вьюнских крестьян грабили, то визжали от удовольствия, а как пришло время расплатиться, волчицами завыли. Давай, давай, красные выродки, выметайтесь на улицу.
Испуганные женщины, даже не успев одеться, в одном преисподним выскочили во двор. Их передали вооруженным мужикам и втолкнули на стоявшую у ворот телегу, в которой уже сидели и лежали связанные коммунисты и кое-кто из активистов. Самой последней в ряду, находилась телега, в которую собирали трупы большевиков, оказавших сопротивление.
Член повстанческого комитета Комиссаров, обойдя телеги, громко заявил:
– Предупреждаю, хоть одна краснопузая сволочь или сочувствующая им гадина попытается бежать, сразу же получит пулю.
Взмахнув рукой, Комиссаров направил телеги к зданию Коммерческого товарищества, чтобы запереть арестованных до особого распоряжения.
По всему селу слышались выстрелы; никто из жителей Вьюнов или восставших, не мог точно сказать, кому они предназначались: то ли стреляли для острастки, либо кто-нибудь из сопротивляющихся большевиков получил пулю. Но на самом деле, застигнутые врасплох члены комячейки, активисты и сочувствующие коммунистам, сдавались без сопротивления и не пытались бежать. Мужчин связывали и вместе с женами и детьми сопровождали к месту временного заключения под стражу. От двора ко двору продвигались пешие и конные вооруженные люди и громко созывали односельчан идти на сход. Встревоженные крестьяне, еще не предупрежденные о начале восстания, не понимая, что случилось, спрашивали вестников:
– А по какому случаю сход?
– Конец пришел большевистской власти, теперь крестьяне сами себе хозяева, айда все на сборню.
Но сдавались повстанцам не все, партийные и ярые активисты, хорошо понимали, что от мятежников можно ожидать только смерти, и потому предпочитали скрыться. Член Вьюнского исполкома Королев, заслышав крики и выстрелы, схватил винтовку и, открыв окно, выскочил на задний двор. Завидев крадущегося возле плетня мужчину, прицелился и выстрелил. Тот вскрикнул от боли и присел, видимо пуля крепко зацепила повстанца. Королев метнулся за сарай, чтобы огородами прокрасться к лесу. Пробираясь по картошке, очутился на соседней меже и заслышал за спиной приглушенный конский топот. Обернувшись, увидел двух всадников. Один направил коня ему наперерез, а другой, остановившись, прицелился и выстрелил из винтовки. Пуля угодила Королеву в плечо.
Мужчина в белогвардейской форме, вынув из ножен шашку, быстро приближался. Королев, отняв руку от кровоточащей раны, пытался поднять упавшую винтовку, но прикинув приблизительно расстояние до всадника, понял, что не успевает. Он бросился бежать между рядами картофеля.
Подпоручик Лебедев быстро приближался и, повернув шашку в руке, ударил плашмя активиста по спине. Споткнувшись, Королев со стоном распластался на земле. Подоспел второй всадник и, направив ствол винтовки в грудь активисту, без промедления выстрелил.
– Корнет, зачем? Он же ранен, его надо было в одну кучу с арестованными.
– Господин подпоручик, я выполняю приказ полковника: сопротивляющихся большевиков расстреливать на месте.
Прицелившись в голову активисту, корнет выпустил еще один заряд. Выехав из огорода через проем в плетне, офицеры направили коней к месту сборни. За их спинами раздался женский вопль, это жена Ковалева, до сих пор наблюдавшая со стороны, спешила к убитому мужу. Спотыкаясь, она падала, снова вставала и бежала. Истошно голося, женщина размахивала руками. К убитому Королеву подоспели другие повстанцы и, схватив его за ноги, потащили к дороге. Жену исполкомовца задержали и, подталкивая стволами винтовок, заставили идти следом.
– Эй, служивые, да что ж вы такое творите? – седой старик, выйдя на дорогу, покачал головой и, указывая костылем на картофель, обратился к офицерам, – конями картошку-то топтать, ох негоже.
– Дед, вот разобьем большевиков, я тебе целую телегу картошки привезу. Пусть у меня язык отсохнет, если вру, – весело отозвался подпоручик Лебедев.
Старик отрешенно выслушал офицера, и еще раз осмотрев потоптанный местами картофель, спросил:
– Что дальше-то?
– Иди дед на сходню, там все село собирается.
По дороге к месту сбора вьюнских жителей, торопливо шагали трое мужчин, двое пожилых и один среднего возраста. Поравнявшись с офицерами, тот, что моложе, спросил:
– Может, помощь нужна кому?
– Смотря в чем, – усмехнувшись, ответил Лебедев.
– Я врач, работаю в местной участковой больнице.
– А как звать-то тебя?
– Разрешите представиться, господа офицеры, я бывший штабс-капитан Григорий Некрасов. Недавно во Вюьны переехал, а до этого жил в Колывани.
– Мы в порядке, Григорий, а вот большевичку не повезло, три пули схлопотал, – с улыбкой произнес Лебедев и обратился к двум пожилым людям, – а вы кто такие будете, господа хорошие?
– Господин подпоручик, честь имеем представиться, я бывший генерал русской армии Петр Николаевич Свищев, а это мой знакомый, кстати, тоже генерал в отставке, Лебедев Николай Фомич. Мы находимся на лечении во Вьюнах. От надежных людей, нам передали, что восстание готовилось на середину июля. Подпоручик, голубчик, неужели началось?
– Да, Петр Николаевич, началось. Сейчас идем на сход, а затем соберем большой отряд и в Колывань, прихода наших войск там ожидают с нетерпением.
– Да поможет нам Бог, господин подпоручик, – чопорно произнес генерал Свищев и, перекрестившись, добавил, – за Веру, Царя и Отечество. Готовы помочь восставшим, боевой опыт имеем.
– Рады видеть вас господа генералы в наших рядах, – ответил Лебедев и, отдав честь, направил коня к сборне.
Небольшую площадь перед сельсоветом уже заполнили люди. Начался митинг. В толпе что-то выкрикивали, с разных сторон раздавались обращения с призывами продолжать действия и ни в коем случае не останавливаться.
Василий Зайцев послушал людей и, оглядев толпу, кивнул своим соратникам, давая понять, что собравшихся для схода достаточно. Он вышел в образовавшийся круг и громко заговорил:
– Граждане, товарищи крестьяне! Я сейчас слышал призывы, чтобы нам не останавливаться. Правильные слова, я тоже на этом стою. Помните, как три дня назад сюда приезжал инструктор Белинченко со сворой красных псов.
– Ясно дело, помним.
– А как мы их выпроводили из Вьюнов, помните.
– Помним! – взревела толпа, – взашей!
– А председателя Чаусского Волисполкома Синегубова, помните, как его, чуть-чуть было, не убили?
– Помним, Василий, помним.
– А чем закончилась наша смута, помните?
– Комиссары с чекистами прислали красноармейцев, чтобы нас усмирить.
– Вот, и я о том же. Разве нам, не достаточно было их издевательств… Мы ясно понимали, что коммунисты просто так дело не оставят. Три дня прошло… И вот, мы всем миром восстали во Вьюнах, чтобы отлучить красную сволочь от правления крестьянами. Коммунисты и их пособники нами арестованы, их будут судить справедливым судом, а если понадобится, то и трибуналом, по законам военного времени. Мы объявили коммунистам войну. Мы свергли большевистскую власть, но это только начало: в Колывани, в НовоНиколаевске и других городах нас обязательно поддержат. Уже сформированы отряды и ждут нашего сигнала. И во многих волостях тоже создаются боевые отряды и близок тот час, когда мы с победой войдем в НовоНиколаевск, Томск, Омск. Вся Сибирь будет объята восстанием, нас уже поддерживают на Урале, Алтае, в восточных районах Сибири. Сейчас мы незамедлительно организуем отряд и направим его в Колывань для защиты нашей свободы от коммунистов. Вооружайтесь, кто, чем может, скоро мы добудем себе оружие. Разгромим кровавую армию красных! Желающие войти в мой отряд, подходите. А сейчас я предоставляю слово членам подпольного комитета, Комиссарову и Андрею Ячменеву, вашему односельчанину и главному организатору.
Перед народным собранием Комиссаров выступил коротко:
– Товарищи крестьяне, советская власть нам ничего плохого не сделала, то, что она просила, мы выполнили и отдали хлеб вовремя. Это коммунисты ненасытные заставляют волисполкомы собирать с нас дополнительный налог. Я призываю судить всех арестованных коммунистов и покарать их за злодейство и сделать это нужно незамедлительно.
– Смерть коммунистам! Долой большевистскую власть, – поддержали его многие односельчане.
Андрей Ячменев и члены подпольного комитета, после того, как отряд Зайцева скрылся за селом, собрали экстренный совет. События разворачивались чрезвычайно быстро, потому повстанцы создали оперативный штаб, в который вошли два десятка человек. Сразу же выбрали следственную комиссию, состоящую из шести членов, и доверили руководить ею Комиссарову, принявшему решение о немедленном суде над коммунистами и их пособниками. Штаб вынес постановление: мобилизовать всех граждан от восемнадцати до сорока лет. В связи с чрезвычайным положением и по законам военного времени, всех, кто откажется, считать врагами восставшего народа.
Внезапность, с которой действовали повстанцы, была им только на руку. Иван Ситников, назначенный командиром отряда, провел обыск в волостном управлении и нашел документы, в которых числились вьюнские крестьяне, состоящие в коммунистах. Не успев уничтожить списки, они сами подписали себе смертный приговор, либо следственная комиссия уже начала работать и преступления коммунистов и прочих активистов были подтверждены документально. Нашлись свидетели, показавшие, что тот или иной партийный работник арестовывал крестьян, отнимал у них насильственно хлеб, продукты, лошадей. Ревкомы и том числе чекисты, расправляясь с контрреволюционерами, смело вывешивали списки репрессированных. Федор Комиссаров, сводя концы с концами, быстро находил крайних, а именно тех, кто был виновен в смерти крестьян.
Вечером того же дня в суд доставили первых ответчиков, в число которых вошли коммунисты: Василий Королев, Синегубовы и даже Морковин с женой и дочерью. Их принародно обвинили злодеями за множественные преступления. Согласно документам, Комиссаров объективно подходил к делу и, не проявляя жалости, беспощадно клеймил членов компартии, лишавших жизни и свободы крестьян. Первые, семеро человек безоговорочно получили смертный приговор, но Морковин возмутился, что в числе приговоренных оказались его жена и дочь.
– Изверги, хоть бы женщин пожалели… Мы требуем справедливого суда над нами, а не судилища.
– Женщин, говоришь… А когда твоя жена сидела в волисполкоме и с надменным видом ставила свою резолюцию на документе – уничтожить, как врага трудового народа, она много думала о жалости к людям? Или твоя дочь – секретарь партячейки, ходила вместе с продотрядовцами и грабила односельчан. По личной прихоти и классовой ненависти к состоятельным крестьянам, сколько ею сдано властям несчастных? Не припомнишь? А я тебе напомню, что четыре человека из Вьюнов были приговорены чекистской коллегией к расстрелу. Эту коллегию ты считаешь справедливым судом?! Вот они-то, как раз устраивали судилище, а вы пособничали им.
– Да что с ними судачить, с этими красными выродками, – прозвучал гневный голос из зала, – перевешать их, как взбесившихся псов и даже патронов на них не тратить.
– А по мне, на них даже веревки жалко, вилы в бок и овраг, пусть воронье их смердящие трупы растаскивает, – высказал свое мнение Ложников Федор.
– А вы проще сделайте, – подсказал Иван Лунегов, – отдайте их крестьянам, они сами знают, как с коммуняками разделаться. У людей на них столько злости накопилось, что они готовы разорвать их руками. Вон, наши мужики, время даром не теряют, выловили несколько краснопузых и на отшибе за сараем, вилами да косами покромсали их. А то сидите тут, рассуждаете, кто, сколько из этих извергов мужицких семей власти сдал…
– Иван, в нашем деле должен главенствовать закон, а не самосуд, – возразил Комиссаров, – другое дело в бою сойтись, там некогда рассуждать, не ты убьешь, так тебя порешат. Все, хватит разговоров, ведите приговоренных к оврагу и дело с концом
В первую очередь увели семь человек и расстреляли. Затем еще двенадцать осудили к смерти и к ночи с главным костяком вьюнских коммунистов и продработников, было покончено. Но после уничтожения комячейки во Вьюнах, дело этим не закончилось. С соседних деревень мужики и парни приводили связанных коммунистов и продотрядовцев, и их судьбы тут же решала следственная комиссия. Самых ярых приговаривали к смерти, а других закрывали под замок в подвале здания Коммерческого товарищества.
Отрывок из романа "Мятеж".