новая книга издана в LAР, 2020 середина июня, на русском языке
Некоторые главы из этой книги:
Coдержание
Предисловие…………………………………………………….3
Часть I. Динамичное Средневековье ………………………………4
Часть II. У истоков исторической науки Нового времени……6
Часть III. Конфликты и борьба противоположных начал….11
Часть IV. Макиавелли и Голландия 17-18 вв.…………………. 13
Часть V. Ренессанс и медиевизм в «Шведских хрониках»….16
Часть VI. Эволюция исторического знания……………………21
Часть VII. Перекличка времен – короткий цикл …………… 24
Часть VIII. Лицемерие и или паранойя?...............................35
Часть IX. Бойся своего разума! Костры новой инквизиции 38
Часть Х. Средневековье как концепт…………………………..59
Часть XI. Пикетти и его «Капитал 21 века» ……………… .62
Часть XII. 21 век. Скрытые мотивы………………………...72
Часть XIII. Немного физики……………………………………...77
Заключение. Международная финансовая система ……...86
Литература……………………………………………………………. .99
Искусство быть лицемерным,
неискренним, ханжеским,
фальшивым и так далее,
оставаясь при этом
чистосердечным
Предисловие
Недавно научный мир отметил две крупных даты, связанные с итальянской историографией эпохи Возрождения, также определившей развитие исторической науки Нового времени, что отсылает нас к юбилейным датам, связанным с творчеством двух великих историков и политических мыслителей Ренессанса — Н. Макиавелли и Ф. Гвиччардини, а также к публикации перевода «Истории Италии» Гвиччардини на русский язык. Оба флорентинца создали глубокие и оригинальные исторические труды, сохраняющие свое значение и переиздающийся на разных языках и в наши дни. Ученых современности интересуют более всего проблемы перехода от средневековых парадигм к ренессансным в разных уголках Европы, в первую очередь, в Италии, развитие историографии - от локальной к национальной, политические представления Макиавелли и Гвиччардини в их историческом преломлении, а также некоторые аспекты литературного творчества и политической философии Никкол; Макиавелли.
ЧАСТЬ I.
Динамичное Средневековье
В ЦЕНТРЕ ВНИМАНИЯ - механизмы изменений в средневековой Европе: право и социум.
Средневековье давно уже не рассматривается учёными как «застойное время», вдруг и зачем-то остановившееся в своем развитии, более того, изменения, происходившие в западноевропейском социуме в период Средневековья и раннего Нового времени, препятствуют тому, чтобы рассматривать его как «традиционное общество». И всё же, природа динамики, обретенной Западом в средневековый период, остается пока мало изученной.
Исследователи, занимающиеся проблемой динамики Средневековья, каждый по-своему, пытаются ответить на тот вопрос: изучаются особенности передачи информации между отдельными областями, странами и учреждениями, особенности личного выбора человека, попавшего в сложную ситуацию,
требующую решений, порой не укладывающихся в действующие нормы, особенности взаимодействия культурных традиций, сочетание которых может дать самый неожиданный эффект. К примеру, индивидуальный или коллективный выбор, продиктованный, казалось бы, сиюминутным стечением обстоятельств, мог привести к серьёзным последствиям, закреплявшим изменение действующей нормы, и даже изменявший траекторию развития социума.
А вот отражение права в неюридических текстах подробно описано в статьях, подготовленных на основе докладов, которые были представлены на конференции из цикла «Право в средневековом мире» - осенью 2018 г. Многие особенности понимания в средневековых неюридических текстах таких элементов правовой системы, как защита справедливости, законотворчество, судебный процесс, обеспечение прав, оформление правового акта, а также символика правовых норм даны в деталях и достаточно подробно. Исследователи пытаются дать ответ на главный вопрос: осознавались ли они как части чего-то общего или существовали в разных сферах социальных представлений; «индивидуальными» или «коллективными» были эти идеи?
В нескольких статьях ставится также проблема знания юридических норм в те периоды, когда их фиксация происходила чаще всего ограниченно и не систематизировано. Взаимосвязь юридических источников определенного периода и региона мы чаще всего обнаруживаем, изучая «сторонние» документы. Таким образом, описание правовых коллизий в неюридических текстах даёт дополнительное понимание социальной роли права в средневековом обществе, также расширяя круг источников для изучения истории права.
ЧАСТЬ II.
У истоков исторической науки Нового времени
Как формировалась новая традиция? 16 век – это уже Раннее Новое время. Основные изменения отношения общества к истории – признанный факт. В то же время происходит хорошо понятное современному читателю трансформация мышления и методологии исследования, то есть имеет место такое явление, как трансформация в восприятии Прошлого, в контексте новой парадигмы – как правильно читать и писать Историю? Тоже, кстати, нам очень понятный нам вопрос. На передний рубеж выдвигаются такие вопросы, как: кто пишет Историю? Кок он это делает? почему он это делает? И, наконец, что такое - История, в целом? Плюрализм в ответах потрясает.
Переходные эпохи всегда проходят бурно, не исключение и этот период: бум разнообразных дискуссий, особенно о характере исторического знания, начался в просвещённых кругах во всей Европе. Историческая база по этому вопросу чрезвычайно обильна. Научные труды о восприятии прошлого появляются уже в начале 16 века, сначала в Германии, а потом и в других странах Европы, и популярность этого жанра только нарастает, достигая своего пика уже к концу того же века. Труды, посвященные исключительно вопросам целей и достоинств этого жанра, методу написания и чтения исторических трактатов, интересуют читателей настолько, что они этот жанр предпочитают даже чтению романов.
Чем это продиктовано? Вероятнее всего, это связано с попытками найти решение важнейшего вопроса – выхода из тупика, в котором оказалась вся Европа после того, как закончились бесконечные европейские войны первой половины I тысячелетия, в которых феодализм понёс тяжелейшие людские и материальные потери, и началась эпоха капитализма. Общеевропейский политический кризис распространился, в том числе, и на исторический опыт, тем самым актуализировав его на поиск ответов на вопросы современного общества. В предыдущие 2 тыс. лет только в небольших опусах чаще всего, это были краткие предисловия) авторы как бы между прочим касались размышлений о прошлом, и тут вдруг такой ураган!
З один только 16 век написаны сотни увесистых трактатов, посвящённых методу и способам познания прошлого. Интерес острейший, небывалый ни до, ни после. Однако уже во второй половине 16 века интерес несколько смещается в сторону трактатов об искусстве истории: за 3-4 десятка лет написано более ста книг на эту тем только в Западной Европе. (Наиболее активным был период с 1550 по 1590 год.)
Столь массовый интерес к историческому прошлому был спровоцирован не только потому, что предыдущие творения, исполненные в «тёмные века», практически не давали пищи для размышлений на эту тему, однако также повлияло и то, что изменились в сторону большей увлекательности и достоверности, и сами способы изложения истории. Историзм переходной эпохи, в своей начальной форме, в период Реформации, достиг апогея своей самореализации: именно тогда был выработан метод изучения истории как способ теоретического осмысления прошлого человечества.
Фундамент метода был образован следующими принципами:
1. Информативность, так как история таит в себе, прежде всего, знания;
2. Истинность знаний;
3. Фактографичность, вместо оценочности, более уместность для философии, чем для истории;
4. Смысловой, а не дидактический подход к прошлому;
5. Сравнительно-критический анализ прошлого;
6. Показ причинно-следственных связей;
7. Выявление исторических закономерностей;
8. Признание идеи поступательности развития человечества как общества в рамках мира, установленного Творцом;
9. Единый подход в рассмотрении социальных и природно-климатических факторов;
10. Филологический анализ исторических источников;
11. Доступность и занимательность сюжета повествования.
Конечно же, именно итальянские гуманисты были в авангарде корпуса исследователей Прошлого – в разыскании, переводах, комментировании и издании трудов античных историков. (Книгопечатный станок уже работал во Франции, с конца 15 века., позднее и в других странах.) К 1700 году в Западной Европе уже накопилось более 2,5 млн. экземпляров печатных изданий. Самыми многотиражными оказались Саллюстий, Валерий Максим и Цезарь: по нескольку сот тысяч у каждого, у Саллюстия же – более полумиллиона.
Однако это ещё не всё. Итальянские гуманисты 15 века не раз вспоминались авторами 16 века – за неоценимый вклад в развитие историописания: высший балл получила гуманистическая периодизация Франческо Петрарки, филологическую критику источника Лоренцо Валла, обнаружение причинно-следственных связей и политическую теорию Никколо Макиавелли. И всё же на вершину Олимпа был вознесён именно историк Франческо Гвиччардини.
С позиций эпохи это был идеальный историк, он писал современную историю, причем повествовал только о тех событиях, в которых сам участвовал и хорошо в них разбирался. Читатель 16 века это оценил. Кроме этого, правдивость изложения во многом обеспечена обильным использованием документов, в 1530 году он забрал к себе в дом большую часть флорентийского актива, львиную долю которых составляли отчёты флорентийских послов.
Помимо Флорентийского архива, он использовал также и домашние архивы своих родственников и друзей, рассказы очевидцев и книги других историков. Ему нет равных в количестве сопоставлений различных источников в его знаменитой книге «История Италии» вы не найдёте ни одного случая субъективного освещения событий и фактов, с целью доказательства своей правоты. Точно так же относился и к рассказам очевидцев, сразу отсеивая те из них, в которых рассказчик попытался дорисовать картину с «тыла», то есть с той стороны повествуя о событии, с какой он никак не мог это видеть.
Гвиччардини показал себя тонким и глубоким психологом, проявляя большую проницательность в определении мотивов различных поступков. При этом его больше всего волнует не морально-этическое наполнение, а непосредственно воздействие на событие. Он не даёт оценок событиям и фактам, то есть, в его произведениях изменяется сама цель обращения к истории. Многие гуманисты полагали, что читатель обязан извлекать уроки из чтения исторических трудов – для себя и общего блага. Гвиччардини на первый план выдвигает параметр сложности истории, указывая на важность понимания отличий контекста мотивов поступков, времени и обстоятельств, в которым относятся те или иные примеры.
Нужно отметить, что для Гвиччардини история – вовсе не статичная сокровищница происшествий и случаев, это динамичный процесс, предполагающий историческое движение. Меняются условия жизни человека или государства, соответственно меняются и мотивы поступков, что ведет к изменению результатов и последствий действий. Он не приемлет никаких общих концепций, схем и правил, пригодных на все времена. Французская национальная школа права не преминула взять на вооружение этот постулат. (Отман, Канно, Боден жёстко критиковали римское право за вневременную сущность его максим.)
Взгляд Гвиччардини на прошлое всегда конкретен, фактологичен, а взгляд на факт, который всегда зависит от меняющейся во времени конкретной ситуации. К сожалению, этот взгляд не был поддержан в Новое время, которое всё же тяготело к познанию Универсума, некой единой и константной форме, особенно масштабных обобщённых моделей Прошлого.
Гвиччардини усиленно подчёркивал абсолютную недостаточность информированности людей о событиях не только прошлого, но и настоящего, что и приводит к серьёзным ошибкам в толковании не только прошлого, но и настоящего, когда поверхностная ткань события воспринимается как его суть. Он также настаивал на необходимости в исторических трудах вещей общеизвестных и очевидных при жизни автора исторического текста, т.к. с временем всё это предадут забвению, если не будет специальной записи об этих вещах у современника. Это поможет будущим читателям глубже понимать поступки людей, что память автор желает увековечить. Так было предложено новой эпохе в западноевропейской культуре нового видения и оценки Прошлого. [1]
Гвиччардини также много внимания уделил такому вопросу, как роль личности в истории – на примере Флоренции последней трети 15 века. По его мнению, доминирующие представления эпохи Возрождения таковы: концепция гуманистов о возможностях человека и его роли в земном бытии; сферами влияния личности на исторические процессы являются политика, дипломатия, военное дело, наука, литература, искусство, - как это понимали мыслители эпохи Ренессанса.
Гвиччардини, как политический мыслитель и историк, свято верил в мощь и силу гениальной личности и её возможность влиять исторический процесс в одиночку. К примеру, таким человеком можно считать Лоренцо Медичи, который как раз и правил Флоренцией в это время (конец 15 века).
Он выдвинул концепцию идеальной системы власти, осуществимой лишь при олигархической республике - это как раз то, что в скрытой форме пытаются выстроить у нас, но об идеальности этой системы говорить даже не приходится; собственно, и во времена Медичи никакой идеальной республики так и не сложилось. В «Истории Флоренции» (1509 год).
Гвиччардини показаны позитивные результаты правления Лоренцо Медичи, умелого дипломата в общественной политике, активно примирявшего враждующие государства Апеннинского полуострова – Италии. Результаты бедствий, причиненных этими войнами, ужаснули его, Гвиччардини твёрдо верил в то, что если бы Лоренцо не умер в 1492 году, то судьба Италии сложилась бы иначе.
Лоренцо Медичи ещё при жизни стали называть Лоренцо Великолепным, он прославился своим широким и щедрым меценатством, что было начало ещё при Козимо Медичи. Лоренцо активно помогал развитию ренессансной культуры, морально и деньгами поддерживая художников, поэтов, скульпторов, архитекторов и философов, назначая им щедрые стипендии. Это, в свою очередь, превратило Флоренцию в центр европейской культуры эпохи Возрождения. Негативные стороны правления Лоренцо Медичи он не мог не видеть, но не придавал им фатального значения в развитии истории Флоренции и талии, в целом. [2]
Принципиально иной путь исследования истории и развития исторической науки использовал другой великий ученый – Беат Ренан. Если для Гвиччардини основным полем деятельности была не знающая себе равных по фактологии история политики, дипломатии и войн на Апеннинском полуострове в ту пору, когда жил сам автор, то для Беата Ренана основой научного труда стали связи истории и филологии, создание методики текстологической критики источников, и публикации на этой основе античных памятников о древних германцах, а также источников по немецкой истории в Раннем Средневековье.
ЧАСТЬ III.
Конфликты и борьба противоположных начал как необходимость политического процесса
Никколо Макиавелли первым отметил подобное явление как неотъемлемый элемент политики – более того, он утверждает, что в основе политики всегда лежит конфликт, он неизбежен, когда люди что-то делают сообща. Макиавелли выдвигает тезис («Рассуждения»), в силу которого Рим обрёл свободу: свободу Римская республика обрела благодаря конфликту между патрициями и плебеями, который и стал причиной римской вольницы. Внешняя сторона беспорядков его мало интересовала, ведь свобода республики обречена платить дань одной из противоборствующих сторон – в виде терпимости к этим беспорядкам, и все законы, обеспечивающие республиканские вольности, рождаются из этого противостояния. (Discorsi 1, 4 параграф 5) [3]
И вот здесь Макиавелли коренным образом расходится во взглядах как с античными историками, так и с флорентийскими гуманистами. Гвиччардини тоже был против такого подхода, утверждая, что в хорошо устроенной республиканской жизни гражданской вражде не должно быть места в принципе, а вот конфликты как раз и приведут республику к гибели. Макиавелли, тем не менее, настаивал на том, что гражданские конфликты как раз заслуживают всяческой похвалы. Тем самым Макиавелли пошёл на открытый разрыв с главной апологетикой флорентийского гуманизма, продолжая утверждать, что именно наличие в республике влиятельных групп с несовпадающими политическими интересами, но не обладающими критичной массой превосходства одной над другой, это и есть гарантия политической стабильности. Однако в труде «История Флоренции» Макиавелли уже меняет свою точку зрения по этому вопросу: теперь он утверждает, что именно гражданские распри В Риме привели к падению республики и последующему установлению режима цезаризма, однако во Флорентийской республике всё было наоборот (гражданские распри спасли республику): «Ничто не свидетельствует о величии нашего города так явно, как раздирающие его распри, - ведь их было вполне достаточно, чтобы привести к гибели даже самое великое и могущественное государство. А между тем наша Флоренция только росла и росла». [4]
Соперничество Сиены с Флоренцией началось сразу, так как Сиена очень зависела от внешних факторов, поэтому, размышляя о Сиене, надо смотреть на неё со стороны ближайшего к ней конкурента - Флоренции. Оба знаменитых историка-флорентийца, написавшие свои эпохальные книги «История Италии» и «История Флоренции», немало страниц в своих трудах посвятили конкретно Сиене, особенно много написано о периоде Возрождения. В то время политика в Сиене базировалась на конкуренции народных партий или монти (monti), куда входили бывшие члены народных правительств конца 13 и 14 веков (богатые пополаны – Девять синьоров, цеховой верхушки – Двенадцать синьоров, рядовые цеховики – Реформаторы). Движение осуществлялось в сторону увеличения доли богатых во власти. Во второй половине 15 века во власти появилась партия нобилей. Эта партийно-коалиционная система долго сдерживала становление синьории Петруччи, которая, однако, поздно сложившись, продержалась недолго. «История Италии» Гвиччардини создает детальный образ Сиены. Итальянские войны (1944 – 1559) в труде Гвиччардини описаны с большой тщательностью, Сиена в это время лавирует между разными политическими силами. Силясь отстоять свои интересы. Сторонясь Флоренции, Сиена поддерживает Пизу, восставшую против Флоренции, но едва решился вопрос Пизы, папы и Неаполь принудили Смену к замирению с Флоренцией. После изгнания Петруччи в 1524 году Сиена подпадает под испано-имперское влияние. Когда осадили Флоренцию, Сиена снабжает оружием и продуктами имперское войско. В итоге Сиенской войны (1553-1555) Сиена окончательно утратила независимость и республиканский статус, и стала частью государства Козимо I Медичи. Так шло установление Ренессансного государств.
Отличия Средневековой хронографии и историографии Возрождения существенны, что отразилось в манере подачи материала, в изображении исторических событий, в мировоззренческих установках авторов. Средневековый хронист, Салимбене де Адам Пармский, всегда соотносил свои высказывания с речами святых отцов и выдержками из Священного Писания, в то время как Макиавелли и Гвиччардини и другие историографы Возрождения, подобное соотнесение уже утратило свой смысл, потому что мирская жизнь и Истрия уже приобрели своё самостоятельное значение, становясь преимущественной сферой ответственности человека. Это уже не поле битвы разных метафизических начал, где человек – объект борьбы и её орудие. Человек Возрождения уже воспринимается субъектом, который бросил вызов фортуне, и он живёт в мире подвижного наличного бытия и проявляет в нём свою доблесть. Прежняя традицию мало интересовалась конкретностью каждого человека. Им более важно было знать, какое социальное положение он занимает. Напротив, Возрождения видит в отдельном человеке весь универсум. И всё же в чём-то Историописание Возрождения сохраняет некоторое реликты средневековья – сохраняя по наследству ссылки на трансцендентную подоплёку иных исторических явлений, их символический и сакральный смысл. Историографы также используют этических призраков, доставшихся им от Средневековья – добродетелей и пороков.
Часть IV.
Макиавелли и Голландия 17-18 вв.
Голландские историки Золотого века (период охвата – тексты времен 80-летней войны Голландии (Нидерландов) за независимость от Испании – эпоха Макиавеллиевской республиканской традиции в Республике Соединённых провинций) создали много замечательных текстов, но наиболее значительный из них - это анонимный трактат1742 года «Макиавелли-республиканец»: Апология против «Антимакиавелли» господина Вольтера».
Долгое время имя Макиавелли были своего рода жупелом, для одних, для других ярлыком, которым обменивались между собой роялисты (сторонники испанского короля) и оранжисты, но так было недолго, и вот уже на многие десятилетия вперед установился иной порядок: на смену одному стереотипу пришёл прямо противоположный. Вместо автора трактата «Государь», «тацитиста», основателя литературы о «ragion di snato» миру является Макиавелли как автор «Рассуждений о Первой Декаде Тита Ливия», а это в чистом виде апология античных доблестей и республиканских институций. Так родился новый миф.
К нему примыкал другой широко распространённый в то время – «Батавский миф», у истоков которого стояло сочинение Гуго Гроция «О древности Батавской республики» (1610), где рассказывается о том, что Нидерладды ещё в античные времена были колыбелью свободомыслия. культуры и просвещения, а также родиной всех искусств и наук. Именно Нидерланды, а не античные государства средиземноморья породили западную цивилизацию. Главная отсылка – на труды Тацита «Германия» м «Анналы».
После «Акта об устранении» (1651) и с началом «первого бесстатхаудерного периода» риторика республиканцев радикализируется, вследствие чего интерес личности Макиавелли вырос и в среде коммерческого республиканизма – братьев Йохана и Питера де ля Куров. Однако он мог быть разным, и сочувственным, и полемическим. Автор программной речи Каспар ван Барле, преподаватель философии и риторики, «Мудрый торговец, или о совместном изучении торгового дела и философии» (1633), сочинил помимо этого ещё и отдельную инвективу против Макиавелли. Интерпретациям идей Макиавелли не было предела. Его концепцию политики пытались привязать также и к Аристотелеву видению научного мира, (тезис о том, что всякая наука должна включать в себя знание противоположностей): болезнь-здоровье, добро – зло…
Таким образом, «Государь» Макиавелли занимает такое же место в политике, как и «Софистические опровержения» Аристотелевой логики. Деструкция гуманистической парадигмы у Макиавелли создавала почву для повышенной конфликтности при заходе его идей в политическую культуру Нидерландов, так как в риторике был весьма востребованным римский героический эпос, а также пантеон Римских героев, точнее, их образов, а в центре всего этого находился национальный батавский герой, вождь антиримского восстания 70-х годов Гай Юлий Цивилис.
Характерной чертой нидерланской рецепции Макиавелли была ассоциация его политических воззрений с «венецианским мифом» - видением Венецианской республики с её смешанной конституцией в образе древнейшего способа идеального правления.
В начале 18 века в Нидерландах выходит полное собрание сочинений на нидерландском языке, а в середине века, под занавес «второго бесстадхаудерного периода», апологеты республиканского образа правления отвечают уже на трактат-манифест Фридриха Великого, в соавторстве с Вольтером, - «Антимакиавелли», подписанный аноним «Макиавелли-типограф». Это была, по сути, эшелонированная защита идей Макиавелли от всех его критиков, в духе «Парнасских известий» Траяно Боккалини, фиктивная биография Флорентийского секретаря, представленного в образе героя авантюрой новеллы, скитающегося по дворам европейских владык в надежде сыть свои идеи управления государством, но попавшего в итоге в лапы отцов-иезуитов и обретшего приют в Конгрегации пропаганды веры в качестве книгопечатника. К этой биографии прилагается также фиктивная булла Папы Бенедикта.
В столь загадочном тексте интересным образом пересекается множество дискурсов Раннего Нового времени и аргументированных стратегий, что есть элементы тацитизма, литературы arcana и ragion di stato, нидерладского коммерческого республиканизма, риторики Просвещения, барочной политической сатиры. [5]
Исторические источники в трактатах Рауля Спифама; ссылки на них были нелегально отпечатаны в 1556 году в виде сборника законов, изданных будто бы самим Генрихом II. Сборник содержит в себе долее 300 королевских постановлений, озаглавленных как «Упражнения христианнейшего короля Генриха II в хорошем правлении.» Это бы развернутый план реформ, призванных организовать жизнь республики наилучшим образом.
Однако парламент приказал немедленно конфисковать все изданные экземпляры, но сочинение всё же попало в руки к читателям. Мнения разделились: одни развали этот труд полным бредом, другие – прозрениями гениального провидца. Последние были правы – многое из того, что подавалось как указы о реформах, потом проявилось в ряде успешных нововведений в управлении. Это были третьи, кто прочёл эту книгу как аутентичные законы самого Генриха, и внедрили часть из них в жизнь.
При всей экстравагантности своего поведения, автор этого труда всё же был очень наблюдательным человеком и опытным юристом. Он был, кроме всего прочего, вхож в круг тех, кто и проводил законодательную практику Генриха II. Однако вскоре конфликт с Испанией прервал эту деятельность, а в 1559 году погиб король, и начались Религиозные войны. Спиаф с большой точностью копировал логику королевских реформ, когда писал якобы от его имени свой труд, по возможности углубляя её и совершенствуя идеи и замыслы Генриха II. Из более чем 300 постановлений, вошедших в том Рауля Спифаля, каждое шестое содержало отсылку к историческому прецеденту. Как правило, в преамбуле помещалось «Извлечение из хроник Франции», хотя бы в качестве повода к изложению сути повествования.
Нередко в преамбуле встречались выдержки «из церковных хроник» или «из Каталога святых», иногда были ссылки на «Римскую историю», есть также совсем уже экзотичная ссылка на «Естественную историю» Плиния Старшего – постановление о бродячих собаках и правилах содержания пастушьих собак. Исторические экскурсы могли содержаться и прямо в текстах постановлений: обычаи египетских царей. Походы Александра Македонского, пунические войны… Ставилось в пример возведение Пантеона, организация триумфов, прославлялись святые, рыцари, прославившиеся своими подвигами… В качестве образца для подражания ставились исторический опыт итальянских городов (Monti delle dotti), или выборы на должности в Венеции. Однако ничего этого даже близко не было в указах Генриха II, в редких случаях говорилось лишь о «законах наших предков».
Законникам того времени было свойственно насыщать свои тексты историческими примерами, порой до чрезвычайности. Ценность истории для юридической практики была очевидна. Целью Спифами в реорганизации правосудия было расширений функций королевского Тайного Совета, включая и создание парижской Синдикальной палаты, разделённой на тридцать палат, с целью выявления королевских прав за пределами страны и их защита – как от посягательств, так и от забвения. Теперь все соглашения с иностранными державами предварительно рассматривались и обсуждались компетентными лицами, причём изыскания обоснований могли уходить в глубь веков, и это притом, что в бездны веков обычно никто не заглядывал, и даже не решался трогать эту тему.
За каждой из палат закреплялась определённая территория – от сопредельных провинций до удалённых регионов, к примеру, Ирана. Причём всё это обосновывалось древностью королевских прав, доказательства этим фактам изыскивали уже во внутренних провинциях Франции. Король же, в этой новой правовой ситуации, не будет ничего утверждать, что бы не имело неопровержимых свидетельств в самых лучших историях мира. Увековечение памяти героев, погибших в войнах времен Карла Великого, было важнейшим для Спифами делом. Средства на поминальные службы выделяются особыми фондами, дабы воодушевлять современное дворянство на доблестное служение – в качестве подлинных мучеников. Описание подвигов должно делаться на французском и латыни.
Историографам будут назначены поэты, для более красочного писания подвигов героев. Известно, что ряд прожектов Спифами прорабатывался в королевском штабе реформ, но именно тогда историограф, из почётного поименования превращается в обычную должность при дворе. Первый обладатель такой должности был всё более поэт, чем историограф – Пьер де Пасхаль. Широко известны «Разыскания по истории Франции», адвоката Этьена Паскье, начало издания 1560-е гг. В конце 16 в. появляется должность «историограф Франции», 1596 год. Однако сама идея, что историограф должен, в первую очередь, опираться на документы, приживалась нелегко. Традиционно историю писали монахи в монастырях, но постепенно начинает устанавливаться новое правило – и это был принципиально новый, альтернативный путь, создание документированной огосударствлённой историографии. Однако Религиозные войны притормозили повсеместное введение этой моды. [6]
ЧАСТЬ V.
Ренессанс и медиевизм в «Шведских хрониках»
Широко известный исторический труд Олауса Петри, шведского реформатора и религиозного просветителя охватывает период с древнейших времен до начала 16 века. [7]
В 1518 году в Германии началась реформация, а Олаус Петри, который уже стал магистром, сблизился с Лютером. Вернувшись на родину через год, он получил назначение на должность секретаря стренгнесского епископа Матиаса Грегории, как раз тогда, когда шведская Реформация переживала период своих успехов. В 1527 году в Швеции проводится редукция церковных владений, меняется налогообложение церкви, принимается резолюция о проповеди «чистого слова божия», то есть, о проповеди реформационных идей, что было выгодно королю.
Через несколько лет Олаус стал секретарём короля, а его брат был избран Уппсальским архиепископом. И всё же шведская реформация была ещё далека от победы. Покровительство короля вскоре сменилось опалой, Олаус был удалён от двора. В 1539 году в отношениях Олауса Петри и Густава Васы наступил кризис, что сам Олаус тяжело переживал – он даже выпустил сочинение о кощунственных клятвах, в которых упоминалось имя Божье. Смысл этой жалобы был таков: власти должны наказывать богохульников, но власти наши таковы, что сами кощунствуют больше всех…
Это было уже слишком даже для продвинутого 16 века, Густав Васа был вне себя от ярости, объявляя, что это прямой призыв к мятежу, а никакое не христианское поучение. К этому добавились и другие проблемы, которые возникли у короля. Он прочёл какую-то раннюю редакции. Труда «Шведские хроники», и кое-какие места ему показались нежелательными, в итоге в 1539 году состоялся суд, который постановил, что в сочинениях «местера Улофа» содержатся призывы к мятежу, за что полагается смертная казнь. Осужденный обратился к королю с просьбой о помиловании, король его просьбу удовлетворил, опала оказалась непродолжительной.
В 1541 году Олаус получил письмо от короля, в нём содержалось пожелание, чтобы бывший друг в знак примирения написал историю деяний монарха. В Хронике должен быть изложен подробный рассказ о том, как король освободил Швецию, как, невзирая на лишения, отважно боролся с врагами. Так появились «хроники». В 1552 году Олаус Петри умер, а король вновь прочёл рукопись «Шведской хроники» и пришёл в ужас. Он усмотрел в них клевету на шведов и сочувствие врагам Швеции. Король тут же приказал конфисковать все списки и запретить любое тиражирование этого зловредного пасквиля.
И всё же, хоть печатание «Хроник» было запрещено, в списках это произведение распространилось довольно широко, несмотря на все запреты. Это произведение и до сих пор не потеряло своего исторического значения и высоко оценивается специалистами. Однако опубликовали этот труд в виде книги только в 19 веке. И тут уже многие титулованные ученые стали давать свои оценки труду Олауса: Л. Ставенов называет «хроники» «объективными и толерантными». Г. Лёв отмечает, что автор «хроник» в своих описаниях стремится к истине и беспристрастности, причём делает это на высоком художественном уровне. Г. Вестин написал целую монографию, посвященную источникам и методам Олауса Петри. В качестве главного источника «Шведских хроник» он определил более ранний исторический труд - Эрикуса Олаи.
Более поздний исследователь, У. Ферма, считает, что использование и других документов позволило автору создать более взвешенное повествование, цельное и последовательное, которое можно отнести к жанру «прагматичной истоиографии», так как на первом месте для автора «хроник» более всего причинно-следственные связи, а главная задача историка – стремиться к истине. Олаус, если кому и подражал, то это античным историкам, к примеру, Полибию, ибо история учит, как правильно поступать. Выяснение причин и мотивов – важнейшая часть исторических текстов. Тем не менее, Ферма считал Олауса реформатором в истории.
Так ли это? Не совсем: он многое взял именно у средневековых хронистов, как то: концепция постоянства и непостоянства мира (stabilita/instabilita lat.) мира. Гарант стабильности – Бог, человек должен осознать бренность и суетность земного, о чём с своих Откровениях говорит и Святая Бригитта. С идей непостоянства вязан образ колеса фортуны, которое то возносит, то опускает вниз. Такие рассуждения есть в «Шведских хрониках».
А вот чисто ренессансным является описание небесного покровителя Швеции Эрика Святого – в рассуждениях о благородстве и добродетели. Самыми ценными качествами правителя являются: добродетель, ум, справедливость, забота о подданных, миролюбие, каким и бы король святой Эрик Йедвардссон. Образ короля Эрика был списан с предыдущих хроник и жития, но всё же существенно изменена расстановка акцентов. Святой Эрик был кроток и добродетелен, именно за эти качества его избрали магнаты и народ в его жидах текла голубая кровь знати; он усердно молился и постился, раздавал милостыню, носил вретище, омывался ледяной водой…
Ещё были два особо интересных момента в жизни святого Эрика.
1. Избрание Эрика королём было божьим промыслом. Трудные времена таят в себе особый смысл. Если люди ведут себя достойно, то Бог обязательно пошлёт им Спасителя в образе достойного правителя. В Швеции это произошло в круглую дату, что особенно показательно – такие годы особенно счастливы.
2. Происхождение святого короля – известна версия о том, что его отцом был добрый богатый бонд, вот бонды и избрали его королём. Однако Эрикус Олаи опровергает эту версию: о царском происхождении Эрика известно из литургических гимнов и об этом написано в житиях. А церковь не может ошибаться в вопросах веры, значит Эрик высокого происхождения.
Для прелатов нет никакого смысла обманывать людей насчёт происхождения святого короля. В конце концов, про любого правителя можно сказать, что они из простых, веди на знатных и незнатных нас делит не бог, а судьба. Да и о чём здесь можно спорить? Все мы происходим от одного Отца! Раз уж Ветхий завет пишет о людях, которые произошли от служанок, то о чём тут вообще спор?
*********
В парадигме Пикетти на ХХ век, в России, всё логично: Революция и гражданская война снесли капитал практически под ноль, нигде в мире ни в какие времена не уничтожали любой капитал с таким тщанием, порой вместе с его носителями, - ради новой парадигмы развития на базе исключительно общественной собственности. Далее следует эпоха грандиозных проектов. Первый из них – коллективизация. Понятно уже, что это не просто бунт, бессмысленный и беспощадный, а проект, который всё же где-то планировался. Потом идут большие «кейнсианские» государственные проекты; пятилетки запускают меритократическую пирамиду, но с несколько отличным содержанием – победитель получает Орден Ленина и всё, что к нему прилагается, а проигравший, тот, кто не справился, – ордер на Лубянку. Так свершались большие государственные проекты. Так рос государственный (общенародный) капитал СССР. Частный капитал номенклатуры держится на нижней планке (спецдачи, квартиры, спецмашины, спецраспределители, спецспнатории…) После Второй мировой войны начинается такое же, как в Европе, «славное тридцатилетие», это поздний Сталин, а также время Хрущева и раннего Брежнева.
Люди полны надежд, страна восстанавливается. Хрущевские успехи этого периода, на самом деле, это реализация программы Маленкова, вполне лояльной к отдельно взятому человеку. Ведущей формой капитала в это время является жильё. Вместо землевладельцев и рентовладельцев появляются домовладельцы, СССР здесь тоже не исключение. Государство само строит квартиры и бесплатно раздаёт их своим гражданам, сразу делая их по факту владельцами капиата в виде жилья, которое дают всем, но по очереди, а также за трудовые заслуги. Большие квартиры получают многодетные семьи, появляется звание «Мать-героиня», женщина, воспитывающая пять и более детей. И здесь принцип равенства граждан осуществляется даже шире, чем в меритократии.
Акций у советского человека нет, облигации госзайма незначительны, но бесплатная квартира из рук государства навсегда, которая потом перейдёт к детям или тем, кто там будет ещё прописан, сразу выдвигает советского человека далеко вперед, по сравнению с гражданами Франции или Германии, там народ после войны жил ещё долго очень бедно, и жильё было самой капиталоёмкой проблемой. Так. Внезапно, в середине 70-х гг., советские люди, в массе своей, стали успешными выгодополучателями - обладателями приличного капитала в виде жилья. Его нельзя было продать, но и отобрать его никто не мог. Право граждан СССР на жильё было закреплено в конституции.
Так, если бы не стагнация 70-х (в СССР начало застоя), может и не случилось бы в конце 80-х 20 века перестройки. Ни старость Брежнева, ни кризис социализма, были тому причиной: застой в СССР был всего лишь проекцией мировой стагфляции. За Западе подросший за это время до своих нормальных размеров капитал начинает требовать игры по новым – своим! - правилам. Он желает иметь дело со свободным рынком, а эгалитарное равенство рассматривается теперь как принудительная и постылая «уравниловка». Так появился на свет тренд «тэтчеристов-рейганистов».
В СССР в это время в городах уже много людей с кооперативными квартирами, построенными или купленными у государства, за свои деньги, а не полученными бесплатно, у них также есть дачи и машины, трудовые сбережения в банке или нетрудовые – или нетрудовые, но тоже «в банке», которая стоит в тумбочке, и все они начинают желать демократии, гласности и перестройки. Это типичная гайдар-чубайсовсая электоратура. Таким образом, диктат капитала в виде полученной бесплатно квартиры, оказывается таким же жёстким, как и диктат капитала в виде владения акциями. Так началось советское переиздание тэтчеризма в виде гайдаровщины с популярным тогда призывом «Обогащайтесь!», от которого также с отвращением отвернулись, как и от тетчеризма через 20 с лет. Равно как европейский госкапитализм времен Первой мировой был просто слабаком по сравнению с госкапитализмом СССР и предшествующих ему русской революции, гражданской войны и сломанного хребта НЭП, так и так и реформы Гайдар-Чубайса оказались куда уродливее аналогичных деяний госпожи Тэтчер.
Построенный в либеральной России 90-е промышленно-рыночный неофеодализм был, однако, кривым отражением эволюции общемирового капитализма в самых карикатурных формах. В целом, те же моменты западной жизни в сфере капитала отражаются в нашей финансовой сфере в той же матрице, но с семилетним запаздыванием.
Сначала идёт распад классического капитала, затем начинается режим свободного распределения и обращения с регулирующей функцией государства, затем идёт восстановление нового капитала, сердцевиной которого является квартира (недвижимость), после ряда обращений начинается процесс консолидации капитала в руках небольшой группы собственников. Такова общая схема. Всё возвращается на круги своя – у богатого прибавится, у бедного отнимется. В последние 10 тощих лет по этому правилу живёт вся наша страна. Степень неравенства возрастает в геометрической прогрессии, деньги идут к деньгам, капитал становится преимущественно наследственным. Добиваться чего-то существенного своим честным трудом и, не дай бог, талантом, это не просто неудача, а большая беда.
Пикетти – интеллектуальный фронтмен той группы экономистов, которые продвигают идею экономической политики неоэгалитаризма, с введением госрегулирования крупных состояний и тяжелого прогрессивного налогообложения, с целью справедливого равенства и поддержания благосостояния широких масс. На примере событий в США мы видим, как это делается: бедный, отбери у богатого то, что можешь отобрать, и это будет справедливо. Таким образом, бытовой бандитизм как бы получает право на легитимность. Мастистый нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц в книге «Цена неравенства», выкатившей обвинение им, проклятому 1% богатеев, в руках которых сосредоточено все основные богатства Америки. Это экономика раскулачивания в мировом масштабе, которую продвигают рафинированные экономисты-интеллектуалы. И это мэйнстрим. Лидер британских лейбористов Джерри Кобрин, недавний жалкий маргинал, легко победил на партийных выборах, и тут же пригласил в группу советников Пикетти и Стиглица. И это не случайность: мировые элиты очевидно готовят запасные рельсы в направлении на глобальное будущее, если вдруг проект либеральной глобализации провалится. Мы видим, как дружно демократические силы в США (местные троцкисты) взяли сторону восставшего за свои права черного и цветного населения, несмотря на все перекосы и уродства этого безумного протеста, хотя явно эти же элиты отвергают концепцию экономического антиглобализма, или обращение хоть к каким-то новым идеям.
Пикетти рисует возвращение к протекционизму и защите национальных капиталов и преимуществ в распределении в виде закона, как мрачную перспективу. Его книга пестрит шпильками в адрес национализма. Который он приравнивает к фашизму, что совсем не так, однако именно технологический и индустриальный скачок обеспечивает совершившим его странам необходимый уровень материального благополучия и без всякого принудительного раскулачивания. Однако он прав, когда называет так обожаемые правительствами всех стран иностранные инвестиции скорее, как зло, чем как добро. Страны, которые имели колониальное прошлое, добились меньших успехов, чем страны, которые не были колониями и не имели в массовом порядке иностранных инвестиций, это Китай сегодня, Тайвань вчера, Япония, Южная Корея, Турция. Эти страны сами инвестировали в физический капитал, особенно в человеческий. Африканские страны, в основном, из-за специализации на неприбыльных отраслях, не так успешны, хотя некоторые из них сделали в последние годы рывок благодаря своим инициативам в цифровой сфере.
Нестабильность стран третьего Мира во многом объясняется тем, что страна принадлежит иностранным собственникам, и к России это тоже относится в большой степени, поэтому там то и дело возникает запрос на экспроприацию. Другая группа политиков настаивает на том, что только безоговорочная защита базовых прав собственности привлекает инвестиции и ускоряет развитие. В результате в стране начинается карнавал революций и майданов. Неравенство во владении крупным капиталом трудно принять само по себе, и уж тем более придать ему привлекательную форму в мировом масштабе.
Неоглобализм предлагает современную схему глобального выравнивания: развитые страны останавливают свой рост на 1,5%, быстрый рост развивающихся стран останавливается, едва он достигает уровня западных стран, то есть, того же 1,5%, оно и понятно: ведь при таком раскладе за 30 лет мир обновляется на треть. За это время как раз сменится одно поколение, и легче будет проводить очередную радикальную перестройку в духе глобализма.
Из глобального равновесия пока исключаются Индия и Африка, но даже при таком раскладе никакие скачки развитых стран не дадут положительного результата, и всё равно придется заниматься перераспределением.
С постиндустриализмом дела ещё хуже: большая часть рабочей силы с второй половины 20 века работает в сфере сервисов, а это традиционно уже сторнирующая сфера, в отличие от сельского хозяйства и промышленности. Коммерческого успеха эта сфера почти не имеет, всё оплачивает государство с налогов граждан и производства. Вот и получается, что почти треть населения - это фактически армия бездельников, сидящих на пособии. И вот этот постиндустриализм допустим лишь в рамках управляемой государство финансовой пирамиды, и никак иначе. СССР периода стагнации в глобальном масштабе.
Пикетти предлагает, как спасение, глобальный прогрессивный налог, однако нарушившееся равновесие — это не устойчивая форма, а кризисное явление, поэтому реакцией на возрастание неравенства, а оно идёт страшными темпами, особенно благодаря пандемии, вновь станет очередной глобальный кризис, когда всё тупо остановится. Как только капитал максимально сконцентрируется (как это было в 1914 году в России), мир снова потрясёт революция, и то, что сейчас происходит в США, это всего лишь первая проба пера. И никакие QR-коды не спасут ситуацию. И даже верная нацгвардия не поможет.
Для свободного меритократического распределения теоретически может быть высвобождено достаточно этого дохода, или капитала, но жить в эту пору ужасную как-то жутковато, мы уже видим её рассвет. Если обобщить критику противников Пикетти, духовного вождя лейбористов, то её можно свести к традиционной либеральной кричалке - «вы всё врете!», причём на грани нервного срыва. то есть, они отрицают сам факт концентрации капитала в последние десятилетия. Пикетти также полагает, что Европа совершает самоубийство (я бы добавила сюда и ещё ряд крупных стран, кроме Китая, конечно.)
Россия в 1917 году не была столь сильна, чтобы изменить глобальную статистику решительным образом. Смерть капитала наблюдалась по всей Европе. Сегодня неравенство в США такое же, как и в Европе начала 20 века, и именно поэтому не будет никакого прогрессивного налога в масштабах планеты. А будет ещё один глобальный чудовищный коллапс, который более всего подготавливает полыхающая по всему миру психопандемия бизнес-вируса, и, прежде всего, он разразится в США, весь этот джентльменский набор истинно европейских ценностей (гражданская война, гиперинфляция, экспроприация, сокращение населения и др.) в экспортном варианте. Большой совет России – держаться от этого супершоу подальше.
В итоге, США могут превратиться в большой заморский финансовый офис. И никакой великой державы, раз уж сам Колумб и отцы-основатели снесены с постамента, а Колумб и вообще сброшен в океаническую пучину!
ЧАСТЬ XII.
21 век. Скрытые мотивы
Универсальное знание о чём бы то ни было всегда трудно доступно, тем более, когда речь идёт о такой теме, как наша. Многие немаловажные черты станут видимы через 5-10 лет, сегодня же они недостаточно установимы по множеству причин, поэтому иногда без предположений, ни на чём очевидном для большинства людей пока не основанном. Отчасти это происходит по причине быстрой изменчивости материальной составляющей человеческого существования. Достоверно утверждать, что будет важным и главным в жизни людей через 5-10 лет, и какие последствия от этого надо ждать, очень нелегко, но и это очевидное ныне обстоятельство не единственное, которое надо иметь в виду.
В интеллектуальном пространстве всё время находятся в полуактивном состоянии какие-то фрагменты старых, а то и вовсе древнейших знаковых и знаниевых систем, так называемых тезаурусных конструкций, которые многие века могут пребывать в ПЗУ коллективной памяти, никак себя не проявляя, и только в переходные периоды они имеют шанс внезапно выйти на первый план, ибо именно здесь и сейчас они почему-то стали актуальными для людей. Вокруг этой новоявленной старо-древней идеи мгновенно собираются адепты, они-то и перемещают маргинальную идею в зону социальной нормы.
Так сливается прошлое и будущее, преодолевая мимолётность настоящего, функция которого, в этот исторический момент, заключается в раздвигании пространства и времени, и дробится, само по себе, на множество параллельных, социальных, культурных и ментальных целостностей, нередко даже враждебных друг другу, но пребывающих к общем контексте. Занимаясь актуализацией фрагментов прошлого, забытых знаниевых систем, или говоря о предполагаемом знании гуманитарного будущего, трудно не заметить, что и то, и другое не обладают в настоящем ни первозданностью, ни неизменностью, - они контекстуально и субъектно переконструированы.
В логике изложения мы идём от феномена ученого-гуманитария, в его функции демиурга, создателя знаниевых систем, используя их для трансформации картин мира, и формирования ценностной регуляции деятельности человека. По методам достижения какой-либо цели можно судить также и о самой цели, чтобы понять, та ли это цель, что была провозглашена. Таким образом, здесь речь идёт о возможности различения между провозглашаемыми идеями, что может звучать очень возвышенно, и фактическими целями, которые в конечном итоге и достигаются в самом этом процессе. Вот только для того, чтобы проникнуть сквозь мишуру риторики, прикрывающей истинные цели, надо знать не только методы достижения, но и понимать глубинные мотивы человеческой личности, порожденные собственным эгоизмом. Нас, в данном случае, будет интересовать методика и сами методы достижения мирового господства, которые, вероятнее всего, используются в этом деле. Не претендуя на всю полноту сюжета, остановимся лишь на главных методах, практикующихся в элитарных кругах.
На долларе написано – «Annuit Coeptis», что по латыни означает: «Он благословляет наше предприятие».
1. Искусственное ограничение материальных ценностей для обеспечения их монопольного распределения – это важнейших рычаг любой власти в сфере социума. Бедное необразованное общество легче поддаётся манипуляции, ка социально-психологической, так и силовой. Дефицит материальных ресурсов у больших масс людей – это мощное средство манипуляции для создания общей довлеющей обстановки. Первый раунд пандемии показал, что лишение больших масс людей возможности не только свободно передвигаться, но и зарабатывать деньги, при одновременном запугивании возможной скорой смертью, если такое перемещение вдруг случится, поставил под контроль буквально по щелчку всё население земли, за редким исключением, как саму жизнь людей, так и само их здоровье. Врачи в устрашающих костюмах, похожих на ку-клукс-клановский наряд, больше пугали пациентов, чем способствовали их скорейшему излечиванию; так, судьба и благосостояние всего человечества на время пандемии были поставлены под полный контроль со стороны касты посвященных, и среди них на первом месте ВОЗ (Всемирная организация здравоохранения). В такой обстановке облегчается ведение войны ресурсы, не говоря уже об укреплении позиций самой власти, которая с руки подкармливает беднейших, но лояльных, тех, кто будет за неё голосовать. Эпидемии – это один из тех механизмов, с помощью которых заводится пружина мировой власти. Раньше их называли «золотым миллиардом» - это богатейшие люди земли плюс сервисный корпус либеральной демократии всех мастей, но не стоит обольщаться, при необходимости их тоже пустят в расход, и миллиард превратится сначала в миллион, а потом и в «небесную сотню». Такой вариант, по крайней мере, чисто гипотетически вполне возможен.
Способы достижения: установление, благодаря двум мировым войнам, уничтожившим все конкурирующие мировые валюты, а также ряду других мер, доллара, как основной валюты; вывод доллара из-под золотого обеспечения, что позволило США включать печатный станок, когда захочется; военная и политическая экспансия в страны, располагающие природными ресурсами.
2. Всеобщее ограничение и жёсткий контроль за научными разработками и технологиями. Это нужно для обеспечения собственного военного превосходства и для погружения в отсталость, в первую очередь, своих главных конкурентов.
Способы достижения: максимальное торможение индустриального развития, в целом, всего мира, и в особенности, в странах-конкурентах; переориентация таких стран исключительно на экспортно-сырьевой сектор; свёртывание наукоёмких отраслей в странах-поставщиках, там самым усиливая монополизацию материальных ресурсов; подмена подлинного НТП и творческого раскрытия каждого человека бесполезным суррогатом бесконечного ряда предметов совершенствования комфорта и пассивного времяпрепровождения созданием множества технических бесполезностей (линейка смартфонов различных модификаций, автомобилей на любой вкус и кошелёк и пр.). Гипертрофия техносферы уничтожающей биосферу Земли, ставит также крест на развитии альтернативных наук, реально способных предотвратить коллапс современного тенденциозного техногенного развития; лоббирование сокращения финансирования фундаментальных наук, с целью обеспечения постоянной «утечки мозгов» в единый, хорошо контролируемый центр, где одна только попытка поднять запретную тему (к примеру, о генномодифицированных продуктах) тут же приводит к увольнению с «волчьим» билетом), что чрезвычайно полезно для удержания власти элитарного меньшинства.
3. Сохранение в виде основного источника энергии нефти и газа. Нефтяной мировой бизнес, с его неограниченным капиталом, делает всё возможное, чтобы всё так и шло дальше, то есть ради сохранения статус кво. Однако для мировой элиты нефтяной бизнес важен не сам по себе. Его истинная собственная ценность равна ценности мыльного пузыря, прекрасно известна тому, кто его, этот пузырь, надул. Он используется как рычаг, что бы там ни говорили с высоких трибун, стимулирующий движение российской экономики преимущественно в сторону сырьевого сектора. Подобное переворачивание нравственных ценностей необходимо для известных уже нам целей мировой элиты.
4.
Ограничение роста численности населения земли, до 2-х, а затем до 0,5 млрд. чел. Большое количество населения усложняет контроль за ним, порождает множество неучтённых разнонаправленных сил, плодит недовольных нынешним статус кво в геополитической картине мира, ведь что способно сформировать мощный очаг сопротивления монополии нынешнему режиму власти.
Способы достижения: локальные и масштабные войны всех видов, включая гибридные, когда периоды война-мир чередуются, а также и биологические; испорченная экология; падение репродуктивной функции населения; трансгенные и некачественные (на заменителях и Е-добавках) продукты, наркотики и опасные виды экстремального спорта, распространённые среди подростков, в первую очередь; социальные методы «планирования семьи», вторжение в дела семьи, отъём детей у родителей по имущественным показателям и др.
Как видим, вектор движения человечества в 21 веке, в силу воздействия мировой элиты на геополитическую картину мира ведет человечество прямиком в пучину глобального катаклизма. Курс на бесконечно длящуюся пандемию с непонятным каким-то вирусом, к тому же, в отсутствие достоверной информации, обречён быть успешным. Очевидно, что все перечисленные методы, используемые мировой элитой, научившейся уже не подавлять бунты. А самолично возглавлять и финансировать их, по ходу дела переориентирую их на нужное именно ей, элите, направление, уже стало рабочей методикой. Можно только восхищаться их искусством игры в сфере политики, экономики, социальной психологии, в столь виртуозном переплетении, которое и придумать-то нелегко, не то что осуществить.
И всё же, может и не стоит во всём без исключения обвинять одну лишь злокозненную мировую элиту, борющуюся за право вечно рулить планетой? Довольно много нехороших вещей происходит спонтанно, по общечеловеческой глупости, по человеческой слабости
Отношение объема инвестиций в реальный капитал к объему ВВП называется нормой валового накопления. Она зависит прежде всего от стадии экономического развития — на стадии индустриализации она повышается (как в Китае), на стадии постиндустриализации — может понижаться (как в США, ЕС, развитых странах Азии).
Но если сбережений в стране и, соответственно, финансового капитала недостаточно для финансирования инвестиций в реальный капитал, то тогда стране приходится рассчитывать на приток иностранного капитала.
Причем приток ссудного капитала будет вести к росту внешнего долга, как это и происходит в США.
Как видим, в результате несовпадения сбережений и инвестиций в США, ЦВЕ, Латинской Америке, Африке этим странам и регионам для финансирования инвестиций требуется нетто-импорт капитала, который могут экспортировать Германия, Япония и другие, не охваченные таблицей, развитые страны, а также менее развитые страны Азии (включая страны Ближнего и Среднего Востока) и страны-экспортеры топлива (к ним относится и Россия).
3.
Международная финансовая система и новая финансовая архитектура
Финансовый капитал, наряду со знаниями, является наиболее глобализированным ресурсом из-за своей высокой мобильности и сильной либерализации международного движения капитала и международных валютно-расчетных отношений.
Глобализация финансового капитала:
несет как позитивные, так и негативные последствия для национальных экономик.
К первым нужно прежде всего отнести:
смягчение нехватки финансовых ресурсов в мире, в результате чего капитал становится все менее дефицитным ресурсом.
Приток финансовых средств из-за рубежа в среднем по миру составляет около 4,3% по отношению к ВВП, в том числе для развитых стран это соотношение составляет более 3%, а для наименее развитых — более 17%.
Что касается России, то по данным за 2010—2013 гг. прямые зарубежные инвестиции обеспечивали до 16% капиталовложений (т.е. инвестиций в основной капитал — основу реального капитала), полученные из-за границы кредиты составляли до половины долгосрочных банковских кредитов в стране, а половину покупок на фондовом рынке осуществляют в конечном счете нерезиденты.
К отрицательным последствиям нужно отнести:
усиливающуюся взаимозависимость национальных финансовых рынков из-за растущего движения между ними капитала нерезидентов. Эта взаимозависимость ассиметрична — мировые финансовые центры регионального значения зависят от того, как складывается ситуация в ведущих международных финансовых центрах. А так как это преимущественно центры развитых стран, то финансовые тенденции и проблемы этих стран еще больше становятся глобальными.
Например, идущая из развитых стран тенденция зарождения экономических кризисов не в реальном, а в финансовом секторе (см. гл. 13), распространяется по всему миру.
Так, во время последнего экономического кризиса, зародившегося на американском рынке ценных бумаг и европейских госбюджетах, Россия столкнулась не только с падением мировых цен на ее экспортное сырье, но также с оттоком иностранного капитала с ее фондового рынка и ужесточением доступа к иностранному кредиту, а в результате ее экономический рост в 2008 г. превратился в экономический спад.
Вероятно, взаимозависимость — это главная причина растущей потребности в системе глобального регулирования финансового капитала, т.е. в мировой финансовой (валютно-финансовой) системе.
Она складывалась стихийно, в основном на базе драгоценных металлов и перед первой мировой войной представляла собой сумму национальных валютных и денежных систем, в которых существовал размен бумажных денег на золото и отсутствовали ограничения на международные валютно-расчетные отношения и международное движение капитала.
В сущности, тогдашняя мировая финансовая система сводилась к мировой валютной системе, работавшей автоматически и называвшейся системой золотого стандарта.
Послевоенный финансовый мир
Однако потрясения двух мировых войн привели к тому, что на Бреттон-Вудской конференции 1944 г. была создана новая, Бреттон-Вудская мировая финансовая система, которая оформила сложившуюся к тому времени повсеместную отмену размена бумажных денег на золото, затвердила постоянные обменные курсы с возможностью их девальвации или ревальвации, разрешила существование сложившихся к тому времени много-численных валютных ограничений, а также ввела систему международных финансовых организаций, дающих разрешение на изменение курса и поддерживающих национальные платежные балансы своими займами (МВФ), регулирующих проблему внешнего долга (Всемирный банк), вводящих международные стандарты банковской деятельности (Банк международных расчетов).
Таким образом, международная финансовая система, ранее сводившаяся к мировой валютной системе, была дополнена системой международных институтов, регулирующими не только международные валютные отношения, но также платежные балансы, внешний долг, стандарты банковской работы.
Однако и эта мировая финансовая система была реорганизована на Ямайской конференции в 1976 г. Валютные ограничения и система международных финансовых институтов остались, но стали возможны как фиксированные, так и плавающие курсы, которые теперь характерны для большинства стран.
Тем не менее и Ямайская мировая финансовая система требует изменений, что стало ясно после последнего мирового финансового кризиса. Поэтому в последние годы говорят о новой финансовой архитектуре, т.е. изменениях в Ямайской системе, направленных на предотвращение новых финансовых кризисов.
Одним из элементов новой финансовой архитектуры стали Базельские соглашения, разработанные Базельским комитетом по банковскому надзору (см. 8.2). Первая часть из них, разработанная в 1988 г. —
Базель-1 — рекомендует банкам мира стандарты достаточности капитала по отношению к возможным кредитным рискам, вторая часть соглашений, принятая в 2004 г. —
Базель-2 — содержит стандарты достаточности капитала по отношению к кредитным и другим рискам, а принятая в 2010 г. третья часть —
Базель-3 — стандарты по резервному капиталу и нормативам ликвидности.
Новая финансовая структура
В 2009 г. для предотвращения мировых финансовых кризисов была создана новая международная организация — Совет по финансовой стабильности (Financial Stability Board) на базе прежнего Форума финансовой стабильности, существовавшего как клуб финансовых органов стран мира.
Но основной целью новой международной организации, разместившейся в Швейцарии в Банке международных расчетов, является прежняя — выявление слабых мест в области мировой финансовой стабильности, разработка и применение регулирующей и надзорной политики в этой сфере через координацию деятельности финансовых органов стран мира.
Обсуждаются и другие идеи, например, введение налога Тобина (по имени предложившего его лауреата Нобелевской премии американца Джеймса Тобина — 1918—2002 гг.) как в узком варианте — через введение налога только на обмен валюты для ограничения международных спекулятивных финансовых операций, так и в расширенном варианте — через налог на все финансовые трансакции внутри страны.
Подобный налог в форме налога на куплю-продажу всех ценных бумаг уже принят во Франции.
Вывод: МВФ все более либерально относится к идее регулирования международного движения капитала (капитального контроля) в странах, где приток иностранного спекулятивного капитала и/или отток национального капитала создает серьезные проблемы (в России первый фактор привел к резкому удорожанию рубля перед начавшимся в 2008 г. кризисом, а второй — к ползучей девальвации рубля более чем на треть в конце 2008-начале 2009 и в конце 2013-начале 2015 гг.).
Литература
1. М. С. Бобкова (ИВИ РАН, МГИМО). Как формировалась новоевропейская традиция историописания? В сб. Макиавелли и Гвиччарели. С.14
2. Л. М. Брагина (МГУ) Гвиччардини о роли личности в политической истории Флоренции последних десятилетий XV в. В сб. Маккиавелли и Гвиччарели. С.19. Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. / Перевод с ит. Юсима М.А. // Макиавелли Н. Государь. М.; СПб, 2006. С.27-28
3. Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. / Перевод с ит. Юсима М.А. // Макиавелли Н. Государь. М.; СПб, 2006. С.27-28.
4. Макиавелли Н. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. / Перевод с ит. Юсима М.А. // Макиавелли Н. Государь. М.; СПб, 2006. С.27-28.
5. П. В. Соколов (НИУ ВШЭ) Идеи Н. Макиавелли в трудах голландских авторов XVII-XVIII вв. В сб. Маккиавелли и Гвиччарели. С.72.
6. П. Ю. Уваров (ИВИ РАН) История и исторические источники в трактате Рауля Спифама Dicaearchiae Henrici Regis Christianissimi Progymnasmat. Сб. С.76.
7. Олаус Петри. Шведская хроника. / Перевод Щеглова А.Д. М., 2012
8. Джордано Бруно. / Горфункель А.Х. М., 1973 С.142-143
9. Machiavelli, Discorsi, II, Introduzione.
10. Гвиччардини Ф. История Италии. Кн.11, гл. 8
11. М.А. Юсим. (ИВИ РАН). Великие флорентинцы и эволюция исторического знания в Европе. В сб. Гвиччардини и Макиавелли у истоков исторической науки нового времени. Материала м/н конференции. М., 23-2 сентября 2019. С. 135-144.
12. Томас Пикетти. Капитал в XXI веке. М., Ad marginem, 2015
13. Лариса Миронова. Человек и мир ценностей. М., 2014
14. Лариса Миронова. Универсальное знание. LambtrtAcademiaPubl, 2016
15. Л. В. Лесков. Нелинейная вселенная. Новый дом для человечества.
М., 2003
16. Акимов А.Е., Бинги В.Н. О физике и психофизике.
Сознание и физический мир. М., 1995
Некоторые главы