- Витя, дай конфетку! - Просила брата сестрёнка.
- У тебя аллергия.
- Это у меня на шоколадные, а на леденцы никакой аллергии нет. Поделись, Витя! Ты же съел мою булочку,- хныкала Кира.
- Не могу дать. Их ровно десять. Понимаешь, ДЕСЯТОК! Сам не ем. Посмотри как они в коробочке ровненько лежат...
Кира Львовна, уже немолодая женщина, после похорон брата вернулась в его квартиру, чтобы вымыть полы. Они с Виктором Львовичем не были близки, редко виделись, хотя жили в одном городе. Виктор Львович, замкнутый одинокий холостяк, не любил гостей, детский шум и суету.
Прежде, чем уйти, Кира Львовна присела в старое с резными подлокотниками кресло брата и начала листать семейный альбом с выцветшими фотографиями. Кресло было покорёженное, неудобное. Невозможно было расслабиться - что-то больно втыкалось ей и в спину. Она пересела на диван, затем отложила альбом и взяла ножницы.
Под обивкой кресла, в том самом мешавшем ей месте, она обнаружила спичечный коробок, аккуратно завёрнутый в газетную бумагу и перевязанный верёвочкой. Внутри него оказалось с десяток золотых колец, брошь и серьги. На каждом изделии - нитка с пломбой. На дне - магазинный чек.
Последнее время брат стал часто звонить ей и жаловаться на здоровье, бедность и маленькую пенсию. Кира Львовна помогала ему в тайне от детей и внуков. Жалела его, при первой же возможности все, что имела переводила брату на карту, думая, что на еду и лекарство.
Женщина удалила с кресла остальную ветхую ткань и, сложив горкой содержимое свёртков: серебряные монеты, столовый мельхиор, стопки вышедших из обращения бумажных денег, портсигары, тусклого вида янтарные запонки, бусы, часы, и ещё что-то, устало облокотилась на край стола.
Порой улыбалась, порой хмурясь, она долго смотрела сквозь извлеченное добро, словно через магическую призму, пронизывая взглядом время. Воспоминания не отпускали её.
Под утро, Кира Львовна ушла, унося с собой из найденного клада маленькую металлическая баночку монпансье со слипшимися леденцами.