«Мастерство тому даётся, кто весь делу отдаётся» – гласит народная мудрость. Согласно изучению гончарного промысла в деревне Чернышино Орловской области учителем рисования и черчения Новосильского педтехникума краеведом В.Н.Глаголевым, его развитие идёт ещё «от казаков, вызванных царём Иваном Грозным для охраны рубежей на Орловщине и крепости в г. Новосиле(1576г.)». Наличие различных сортов высококачественной глины способствовало многолетнему развитию гончарного дела. К 30-м годам прошлого века гончарное производство уже угасло, остался лишь промысел, сопутствующий гончарному – производство глиняных свистулек и фигурок. Новый всплеск игрушечный пришёлся на послевоенные годы. Было голодно, а свистульки можно было выменять на хлеб.
В творчестве Анны Харитоновны Афанасовой(1929-2017) народный промысел по изготовлению чернышинской игрушки получил своё второе рождение. В 1994 году ей было присвоено высокое звание Народного мастера России. Своими знаниями и умениями она щедро делилась с новосильскими школьниками, затем передала кружок в руки местной художницы, преподавателя ДШИ Лидии Михайловны Корякиной. Детям нравятся оригинальные свистульки: птички-кукушки, кони, а взрослых посетителей краеведческого музея привлекают дородные кормилки с детьми на руках, кукла-монашка. А вот интересная игрушка «Конь с всадником». Почему-то чернышинские мастерицы упорно сажали на коней женщин, а не мужчин.
«С криком скачет амазонка,
Очень смелая девчонка.
И не знает, будет что потом?
Мчится конь во чистом поле,
Хорошо тебе на воле,
Воин-женщина на том коне верхом...» (Н.Фролова)
Благотворный импульс чернышинской и плешковской игрушке придала и активно популяризирует её орловская художница Наталья Николаевна Фролова, народный мастер России, член ВТОО «Союз художников России», отметившая в 2020 году своё 65-летие. Наталья, будучи гостьей нашего музея, передала в дар некоторые свои работы, а также книгу- раскраску для детей «В каждой деревушке своя глина и игрушки». Итог «домашней изоляции» этой весны – восхитительное текстильное панно на тему плешковской игрушки.
В чернышинской игрушке не встретишь домашнюю птицу, как, например, в плешковской игрушке. Лепили в основном кукушек. Недавно были найдены игрушки 16-17 века. Это кукушки, с той же характерной росписью, с четырьмя отверстиями, но без подставок. Кукушек на ножках начали делать в начале 20 века. Такой интерес к образу кукушки связан был с преобладанием в нашей местности своеобразного поклонения кукушки . И вот что рассказывает Н.Фролова об одном интересном обряде нашего края, который проводился как раз в конце мая:
«…В 60-х годах на Орловщине хорошо поработали этнографы из Ленинграда, ими были записаны обряды, поверья. Многие из них связаны с кукушкой. Но обряд “Похороны и крещение кукушки” до сих пор на слуху. Обряд женский, на Вознесенье девицы втайне от мужчин собирались, готовили тризну – чаще всего яичницу, уходили подальше от деревни и хоронили “кукушку” – корень травы “кукушкины слезки”, одетый невестой. Кумились – клялись в вечной дружбе, пели песни, дескать, нам мужчины вообще не нужны. И, если в течение следующего года случалось замуж выходить, то проводили обряд “раскумления”. Этнограф Т. Бернштам предположила, что это отголоски того времени, когда женские и мужские племена жили изолировано друг от друга. Они объединялись только весной на два месяца для продолжения потомства, и все!
Птица кукушка в разных вариантах упоминается в фольклоре разных народов. «Предание о кукушке» записал и наш новосильский краевед Василий Глаголев в 1930 году в с. Нижнее Скворчее Новосильского уезда по сказу Маргариты Николаевны Раевской. Приведу его полностью.
«Страшный грех непочтение к родителям! А родительское проклятие упадёт и на самого проклятого и на весь род его: ни деточкам, ни внукам, да и правнукам счастья не будет, пока не искупит кто это проклятие подвигом, богу и людям угодным. Проклятие родительское до седьмого поколения лежит. И будет тот род несчастным. Трудное дело проклясть своё детище: надо такую обиду понесть от сына или дочери, которая невтерпёж приходит, да не одну, а несколько, покельча родительский гнев не восстанет, и родитель самого себя забудет.
Вот у одной женщины дочь была непочётница. И сколько горестей приносила матери, не выкажешь.Терпеливо сердце материнское, да отходчиво, когда свои поступки добрым словом да делом оправдаешь. Какую ни наесть обиду простит тогда это сердце. Но дочь та была жестока: изо дня в день материнский гнев подымала. Не вытерпела мать и прокляла дочь.
Видел это бог и обратил проклятую дочь в птицу-кукушку. Не дал ей песни, как другим птицам, а только кукование недолгое, печальное. Не дал ей и крова, гнезда для птенчиков, материнского счастья лишил. И не ведает кукушка детей своих. А положено их другим птицам выхаживать. Стонет проклятая птица вокруг чужих гнёзд, их счастью завидует. Прячется от печали и стыда по деревьям так, что и увидеть её трудно. А когда кукует, горькие слёзы брызжут из её глаз. Падают на землю они и вырастают травою сорною, что кукушкиными слёзками зовётся. Не вянет трава та, слезами осыпанная, слезами выращенная, не ронит и семя она, а обронит – земля не примет».
Назидательное предание…А траву «кукушкины слёзки» вы, конечно, не раз встречали в луговом разнотравье, называется она «бриза малая», её часто используют при составлении зимних букетов.
Петровки, или Петров день, или день святых Петра и Павла( 12 июля) издавна почитался в нашей местности. А вечер накануне Петрова дня назвался «Солнцекараулом»; считалось, что солнышко на восходе должно «играть», переливаться всеми цветами радуги, и этого момента надо было обязательно дождаться. А чтобы не скучно было, молодёжь всячески себя развлекала.
В «Этнографическом обозрении» № 3-4 за 1912 год опубликованы несколько обрядов и обычаев Тульской губернии, записанных помещиком Сергеем Сухотиным со слов крестьянки сельца Кочеты Новосильского уезда Федосьи Снегирёвой, по его словам, бабы словоохотливой, известной певуньи и плясуньи: («Замечать кукушку»», Троицыны венки», обычаи «Солнце караулить», «Изгнание смерти»», «Снопы зажинный и отжинный»).
Итак, послушаем и мы эти рассказы...
1. «Под Николин день, как бывало, уберёмся – девки, бабы – все идём «замечать кукушку».Захватим с собой цветных тряпочек, наберём цветов, травы, что называется «кукушкины слёзки», и идём в лес. Замечали кукушку каждый год на том же месте в лесу на Ржавчике. (гнилое, болотистое место). Ходили одни, без парней; парни нам только загодя срезали две черёмуховые ветки.(Интересно отметить, что кора молодых черёмух крапчатая (А.С.)Придём, воткнём их обоими концами в землю крест-накрест, повесим посредине крестик и разукрасим их цветными тряпочками, цветами и травкой, которую собрали, так что вроде как шалашик выйдет .Это мы и называли кукушкой. Заметили её, и по домам. На следующий день вернёмся от обедни, пообедаем и все идём крестить кукушку. Каждый сжарит дома яичницу и несёт с собой в горшочке, брали с собой и крашеные яйца, какие на пасху бывают. Придём к кукушке, песни поём, хоровод, танки водим. Тут и кумимся. Значит, над ней три раза поцелуемся, кольцами и цветными яйцами обменяемся – и она мне кума на всю жизнь, всё равно как на настоящих крестинах.а там, коль придётся, кольца и назад отдаём.
Опосля этого сядем и зачнём яичницу есть и друг друга угощать.- «Ты – говорю, – кума , моей испробуй: дюже хороша!». А потом встанем да на прощание кукушке поклонимся и скажем;»Спасибо, кукушка, что яичницей угостила». Потом, как праздник какой или за травой в лес пойдём, заходим её навещать, ну а когда и разломают когда ребята из озорства, а когда она и до зимы простоит.
А насчёт кукушки у нас поверье есть: как с весны 1-й раз услышишь её, так гадаешь, либо сколько лет осталось жить, либо сколько в девках сидеть. А то и так: закуковала на голый лес – на нонешный год голод будет, закукует на одетый лес – урожай будет.
2. На Троицын день ходили мы венки завивать. Тут через венки кумились. А не заговенье ходили развивать. Тут, бывало, кто-нибудь и скажет тебе: – Кума, пойдём в лес – раскумимся…А венки мы в пруд бросали да по ним гадали: чей утонет, - той, знать, помереть, а чей поплывёт – в живых оставаться.
3. «Под Петров день ходили мы солнце караулить. О ту пору сенокос бывает; так, как придём домой, так вся молодёжь собирается. Как ни уморимся за день, а всё идём. Бывало, у меня дома ребёнок кричит, а я его дома брошу и тоже иду. Идём со звонками, гармониями, бубнами; у кого заслонка звонкая – так заслонку возьмёт. И несколько кос беспременно брали и по косе палкой били; а то, бывало, кто зачнёт ладошами по ней с обоих концов бить, то так звонко раздаётся. Только не все так-то умели... А сами разрядимся, как на святках, обвешаемся колокольчиками, бубенцами...И идём. Крик, шум, пляска, пенье – во как весело было! И на всю ночь. Сперва, бывало, в Треханётово (соседняя деревня) пойдём, а как вернёмся – за Большой лес солнце ждать. А ночи-то о ту пору короткие – только придём, а оно уж и встаёт. Вернёмся домой, и уж скотину в поле гонят...»
4.«Изгнание смерти».
Обряд использовался в деревнях при падеже скота. «Ночью бабы с косами, в одних рубахах , простоволосые, растрёпанные, идут с одного конца деревни на другой – смерть гонять. Орут, кто что знает. А одна возьмётся ко всем хатам подскакивать под окно и будить: «Хозяин, вставай, что ж ты спишь, не встаёшь? Ведь смерть пришла, выгонять иди!» И тут же ругает его, как знает, всё равно, будь он кум, сват, брат, отец ли или брат. Ну, вестимо, они не выходят; а вышел бы кто, прямо косой подрезали; да и так, коль выглянет, накинутся. Бабы-то ведь в одних рубахах, простоволосые. И чтоб дорога чистая была. Тут, что ни попадись, водовозка либо что – всё посдёргают. А как к концу деревни придут – тут на смерть начнут кричать: «Уходи! А то косами срежем! – А дальше вот забыла как» – добавляет Федосья.
5. «Снопы зажинный и отжинный»
Насчёт снопов она объяснила мне так: «Есть сноп зажинный, а есть отжинный. Зажинный сноп – это первый, мы его домой принесём, а как колотить, так его обмолотим и в сев. Уж и не знаю, на что так делалось, должно для урожая.* И так в каждом доме. А отжинный не так. Это, как отвяжемся, из последних колосочков сноп сделаем, перевяжем его шерстяной красной пряжей, в середину кусочек хлеба положим, да солью посыплем, и в поле ставим. Это мы говорим «Илье на бороду оставили». А как уходить, так перед ним на восход три поклона делаем с благодарностью, что отвязались. Так он там и стоит, пока скотина не растащит. А то и такое поверье было: пойдёшь к кому попросить чего, а тебе говорят:»Не ходи, зажинать идут». Или коль с поля уже вернулись: «Не ходи просить – нонче зажинать ходили».
*(Ещё в детстве один старый местный охотник учил меня сохранять дробины из убитой дичи и класть их по одной в новые заряды – объяснял он это старым поверьем, что это « счастливые дробины»).
.Сергей Сухотин. Кочеты, ноябрь 1912.
( от автора: Сухотин Сергей Михайлович (1887-1926). Пасынок Татьяны Львовны Толстой, дочери Л. Толстого, проживавшей вместе с мужем в д.Кочеты Новосильского уезда Тульской губернии).
А вот как записал этот же обряд со слов крестьянина села Бредихино Корсаковской волости Николая Евдокимовича Баранчикова, 70 лет. (1890 год) наш краевед Василий Николаевич Глаголев:
«Обряд, называемый, «Илье на бороду» совершается по окончании последней полосы ржи или овса при косьбе. На других хлебах этот обряд не совершается. Угол полосы оставляется не кошенным. Колосья, не срывая их, собираются в пук и завязываются узлом, в средину которого вкладывают посоленный густо хлеб в дар пророку Илии. Окончив обряд, крестьянин говорит: «Прими хлеб-соль от нас, Илья наделящий, и пошли на другой год урожай!» В неурожайные годы колосьев в дар Илье оставляют меньше»
.