***
Тулуп провожал их на джипе. Заехал на территорию порта и подогнал машину прямо к вертолету. Человек из администрации, видимо, имел право. После погрузки отозвал его к джипу.
– От родственничка разит, хоть закусывай. Ты будешь за старшего. Пойдешь в лодке с профессором, ассистенту и геолог подойдет. С москвичами поаккуратнее, гонор попридержите, продемонстрируйте легендарное сибирское гостеприимство во всей широте. Я пару литров поставил в коробки с едой. Надеюсь, в первый день все не выжрете, – подошел к гостям и пожелал «ни хвоста ни чешуи».
В вертолете он летел в первый раз и боялся опозориться. Кто-то из друзей пугал, что выворачивает наизнанку страшнее, чем в Ан-2. Но оказалось не так и страшно. Геолог прилег на мешки с лодками и заснул. Гости прилипли к иллюминаторам. Все молчали, знакомство сдвинулось на удобное время. Когда под ними завиляла речка, геолог перебрался в кабину, чтобы выбрать место для посадки. Приземлились возле воды. И вверх и вниз по реке лежало широкое плёсо, почти без течения. Берег был ровный и сухой. Разгружались при работающих двигателях. Мешки и коробки сбрасывали под крутящимися лопастями, вжимая головы в плечи. Геолог задержался в кузове для проверки, потом спрыгнул на землю и приказал лечь на барахло, чтобы ветер от винта ничего не унес в воду.
Помахали вслед улетающему вертолету и начали знакомиться. Профессора звали Юрием Федоровичем. Невысокий мужичок в потертой куртке, похожий больше на деревенского жителя. Зато его ассистент Василий прилетел в модной кожанке, видимо для рыбалки ничего попроще не нашел. Холеный брюнет с голубыми глазами. Самоуверенная вальяжность не то чтобы подсказывала – кричала о его успешности. Рука у него была мягкая и вялая. Геолога звали Геной.
– А я думал, что сибирские геологи все бородатые, – сказал Василий.
– По молодости в поле запускал, да она у меня реденькая, чего народ смешить.
– Как у телушки на пи…шке, – хохотнул Юрий Федорыч.
Гена, пропустив обидную шутку, поднял руку.
– Господа браконьеры, поздравляю с высадкой на берег одной из красивейших речек Сибири.
– Почему браконьеры? – возмутился ассистент.
– Потому что у нас все нормальные рыбаки браконьеры, кроме рыбнадзоровцев, ментов и партийных работников, или... как их теперь обзывать. Дело в другом – благополучное прибытие надо отметить, чтобы и обратная дорога не подкузьмила.
Геолог достал из кармана фляжку и протянул профессору. Тот отказался. Ассистент последовал примеру старшего товарища. Никола понял, что Гена затеял ритуал не из жажды опохмелиться, выпить он мог и в вертолете, пока гости глазели на пейзажи, мужик хотел показать характер. Не поддержать Гену было бы предательством, что бы там ни наказывал Тулуп.
– Теперь второй вопрос, – продолжал геолог, завинчивая крышку фляжки, – здесь рыбы нет. Плёсо кончается за поворотом и начинается длинная шивера, там настоящая рыбалка. Можем накачать лодки и двинуть туда, но пока навьючиваем груз, пока плывем по медленной воде, пока выбираем место для табора, времени на рыбалку почти не останется. А здесь сухо и дрова рядом. Выбирайте. Как скажете, так и будет.
– А змеи здесь есть? – спросил Василий.
– Здесь точно нет, а дальше могут быть.
Все смотрели на профессора.
– В Горыныча мать, без бабей ночевать. Здесь остаемся. Васька, ты буржуйскую пилу не забыл?
– Как же я забуду! Вы же изматерите и пешком в Москву отправите.
– Дай Николе дров напилить и чурбачков нарезать, чтобы у костра посидеть, коли рыбалка срывается.
Ассистент долго рылся в куче выгруженных из вертолета вещей и наконец-то принес футляр с бензопилой. Такую красавицу держать в руках еще не приходилось. Не то что наша «дружба» или «урал». Легонькая, как детская игрушка, не терпелось быстрее заправить ее и бежать в лес пилить чурбачки для профессорской задницы. Геолог занялся палаткой, а он пошел искать дрова. Остановился у первой попавшейся на глаза валежины и опробовал пилу. Не работала, а пела. Под горячую руку навалял столько, что за неделю не сжечь. Заодно присмотрел и тоненькие березки на шесты. Тоже спилил. Гена успел поставить палатку и накачивал лодку. «Лягушка» насоса тяжело вздыхала под его ногой, а ссохшийся ниппель трескуче попердывал.
– Больше года не пользовался, но дома проверил. Нормальные лодки, не травят.
– А где москвичи?
– По берегу пошли, не терпится.
– Да я и сам бы не вытерпел, – хотел пожаловаться, что давно не был на рыбалке, но вдруг услышал вопль.
– Попалась! Поймал!– к ним бежал Василий и тряс над головой рыбиной, – А некоторые асы уверяли, что рыбы здесь нет. Для вас нет, а я поймал.
– Так это же щука.
– А щука разве не рыба?
– Сорная. Настоящая ждет нас в шивере.
– Лучше синица в руках, чем журавль в небе, – бросил щуренка им под ноги, – почистить надо, а я побежал еще ловить.
– Почистить ему. Поймал, пусть сам и чистит, – проворчал Гена, продолжая давить на «лягушку».
– Не обращай внимания. Меня просили не обижать их.
– Я и не обижаю, терплю.
Гена спустил лодки на воду и стал перетаскивать в них вещи. Фляги ставил с особой тщательностью. Он предложил помощь, но геолог отказался.
– В шивере потрясывать будет, надо понадежнее навьючить, чтобы не растерять. Занимайся костром.
Никола перетаскал дрова к костру, попилил их, нарезал чурбаков для сидений. Ошкурил четыре шеста.
– А зачем четыре?– засмеялся Гена. – Ты думаешь, они за шесты возьмутся?
– На всякий случай. Ты покури, а я пойду профессора встречу, помогу рыбу донести.
Он вроде как пошутил, а профессор и впрямь вытащил четыре щуки, и одну из них приличную.
– Как думаешь, Никола, на полпуда потянет?
– Запросто, – согласился он, хотя в щуке было не больше пяти кило.
Василий поймал еще одну щучку. Уху варил геолог, не сбивая чешую, порезал рыбу кусками и бросил в котелок. Туда же спустил и промытые потроха. Профессор предложил выпить за почин по 50 миллилитров, и, когда подняли кружки, Василий заявил:
– А что, Юрий Федорыч, получается, что без нашего улова пришлось бы консервами закусывать?
Гена поперхнулся водкой, но стерпел, даже приободрил:
– Между прочим, щуки в горных речках намного вкуснее, нежели в равнинных, потому что вынуждены питаться исключительно хариузом и ленком.
Наливая уху в чашку, Василий увидел чешую на куске рыбы, закричал на Гену:
– Ты что, совсем одурел, почему рыба в чешуе? Вот она русская лень матушка.
– Я всегда так делаю, для навара, а чешуя легко снимается вместе с кожей, – он достал кусок рыбы, легко снял кожу и бросил в костер, – видишь, все просто, юшка чистая, настоящая рыбацкая уха. А на утро будет отличное заливное, плюс ко всему.
Гена с Василием отчалили первыми. Профессор дошел до лодки и почувствовал, что сбилась портянка. Пока возвращался к чурбачкам, чтобы сидя переобуться, пока пытался выловить шальную щуку, сыгравшую на середине реки, более расторопные снимали сливки с шиверы. Гена с удочкой стоял на камнях, а Василий махал спиннингом чуть впереди. Словно по заказу, Гена выворотил здоровенного черного хариуса у них на глазах. Профессор схватился за спиннинг, но берег был завален курумником, и он причалил метров через двести, к мелкому пологому галечнику. Помог выбраться профессору из лодки, показал, куда бросать блесну, объяснил, что в буруны кидать нежелательно, а таймени стоят под камнями. Катушка у москвича была безинерционная, импортная. Не без удивления отметил, что со спиннингом управляется он уверенно и умело. Блесну кладет туда, куда направлял. Первого хариуса поймал не сразу, нервничал и слишком быстро крутил катушку, опасаясь зацепа,зато когда взялся вывел спокойно, дав глотнуть ему воздуха. Перед тем как опустить рыбину в кан, который уступил ему Гена, взвесил ее на руке и, довольный собой, выматерился. При следующей поклевке удилище согнулось в дугу, а потом резко выпрямилось. Профессор выматерился вслед ушедшей рыбине, и матерок был по-прежнему восторженным. Сам Никола начал бросать только после того, как профессор один за другим выловил двух ленков. Сделал несколько бросков, но поклевок не было, а профессор не мог налюбоваться своими ленками.
– Красавцы, почти как форель!
– Не знаю, форель у нас не водится.
– Зато у вас таймени. Надеюсь, повезет.
– Куда они денутся. Шивера не последняя. Потом и парочка порогов будет, Гена карту смотрел. Вы идите первым, а я следом, на зачистке.
Далеко профессор не ушел. Блесна все-таки зацепилась. Надо было помогать. Попытался забрести в воду, но рано началась глубина. Велел держать леску внатяг и побежал за лодкой. Подплыл со стороны реки, подцепил леску шестом, и блесна, застрявшая в донных камнях, освободилась.
– Спасибо, Никола, блесенка дорогая, за валюту покупал, и уловистая оказалась. А ты что, ни одной не поймал?
– Не берет пока, не беспокойтесь, успею.
– Ну-ка покажи снасть, – осмотрел, крутнул пальцем катушку, – «ленинградская», если бы ты знал, сколько «бород» я на ней сделал, распутывать никаких нервов не хватало. У меня запасная буржуйская в коробке лежит, хочешь попробовать?
– Спасибо, я к своей привык.
– И блесна прям-таки на акулу, – достал из кармана пластмассовую коробочку, покопался в ней и протянул желтую блесенку, – дарю.
– Да не надо.
– Бери, не стесняйся. У меня целый арсенал, из каждой поездки привожу.
Было неудобно. Только глаз-то загорелся, захотелось попробовать. Пока стояли, к ним подошел Василий. Профессор при нем вывалил рыбу в лодку. Показал на ленков.
– Смотри, какие красавцы.
– Вы бы видели, сколько этот крокодил Гена наворочал. На простую удочку, даже без червей, на какую-то обманку, «мушкой» называется.
– Хариусы?
– И ленки тоже. Один даже крупнее ваших. Говорит, что и таймешонка поймал, но в речку выпустил, маленький якобы. Может и наврал.
– Маленьких таймешат положено отпускать, пусть растут и плодятся.
– А маленькие это какие? – полюбопытствовал профессор.
– Где-то до трех кило.
– Не слабо, – и предложил подождать, пока Гена подгонит лодку забирать Василия, чтобы посмотреть на его ленков. Присаживаясь на камень, подстелил куртку.
– Простату надо экономить.
После шиверы началось длинное мелкое плёсо. Никола толкался шестом, а профессор, сидя на носу, кидал блесну, но никто не брал, даже щуки. Под лодкой просвечивало дно, выложенное ровным замшелым плиточником. Ловить было бесполезно, но разуверять самолюбивого старика не стал. Гену догнали в перекате, но тот махнул рукой, чтобы плыли дальше. Причалил, когда речка сузилась и шест едва доставал до дна. Улово на изгибе реки показалось ему обещающим, отправил туда профессора, а сам решил опробовать «буржуйскую» блесну, не отходя от лодки. На первом же забросе взял крупный ленок. Пока его вываживал, профессор добрался до улова. В надежде, что ленки стоят парами, бросил еще несколько раз. То, что у профессора взял таймень, сначала услышал, а потом увидел, как большая рыба с красным хвостом делает свечки над водой. Побежал помогать. Забыв, что всю дорогу обращался к нему на «Вы», начал командовать:
– Помучай его, только не давай слабины, попробуй приподнять башку, пусть воздуха глотнет, отпусти его речнее, коли рвется туда, потом подтащишь, но леску держи в постоянном натяге, а я за ружьем слетаю.
Пока стаскивал полиэтилен, которым Гена укрывал вещи на случай дождя, пока вытаскивал мешок с ружьем… Когда подбегал к лодке, услышал гремучий камнепад профессорского мата. Спиннинг валялся на галечнике, безвольная леска уходила в воду.
– Все делал, как ты велел. Подвел уже, он и сам навстречу ко мне подался, потом резко развернулся и в реку. И п…ц.
– К берегу рано подвел. У берега он звереет.
– Как думаешь, сколько в нем было?
– Не меньше пуда.
– Мне кажется, больше. Но прочувствовать настоящего тайменя все-таки успел.
– Может и больше, – не стал разочаровывать и закурил.
– Пять лет назад бросил, но по такому поводу разреши стрельнуть.
– Да ради бога.
– А вот Бога поминать всуе нежелательно.
Табориться пришлось рано. Василий поскользнулся на камне и сел на задницу, промок до трусов. Пострадали все, кроме Гены. Профессор, как ни осторожничал, умудрился попасть в яму, а сам он черпанул, пока отцеплял блесну.
Гена поставил палатку и спустился к реке обрабатывать рыбу. Никола занялся дровами, соорудил вешала для портянок, развел костер и пошел помогать геологу.
Над водой чувствовался легкий ветерок, а на берегу роилась безжалостная голодная мошка, лезла в глаза, в уши и за ворот рубахи, даже мазь не спасала. Гости постояли возле них, полюбовались уловом.
– Серьезно поработали, – хмыкнул профессор, – жаль, что я своего тайменя упустил. Никола виноват, долго за ружьем бегал. Шучу, конечно. Вась, идем сушить портянки с твоими штанами.
– А Вася-то наш никакой не ассистент, он вообще не медик, – прошептал Гена, – Я его спросил, где работает, начал юлить. Полагаю, что в КГБ. Нормальные люди никогда не скрывают, где работают, чего им таиться. Не удивлюсь если он подгоняет Федорычу подпольных пациентов.
– Я не скрываю, что неделю назад был сапожником.
– Оригинально. Значит, и пить должен как сапожник. У меня фляжка с собой, закуски груда. Интересно, они там что-нибудь готовят? Жрать уже хочется, а работы часа на два, не меньше. Ладно, профессор, ему не только простату, но и руки экономить надо, а Васька мог бы и подключиться.
– Не переломимся, меня просили не обижать гостей.
Про ужин москвичи все-таки не забыли. Василий запек в фольге каждому по хариусу.
– Ну и где ваш стратегический запас? – потребовал профессор. – Надо помянуть моего тайменя.
– Я смотрю, Юрий Федорыч, сибиряком становитесь, – засмеялся Гена и щедро плеснул ему из бутылки.
Перед тем как выпить, профессор перекрестился. Все вешала были заняты одеждой Василия. Поужинав, гости сразу пошли спать, устали с непривычки. Профессора пошатывало. Они с Геной остались у костра – надо было сварить уху из ленковых голов и подсушить портянки. Допили остатки водки из халявной бутылки, а зажевать не успели: из палатки выскочил ошарашенный Вася и заорал:
– Спасайте Федорыча!
Из откинутого полога палатки полз вонючий дым. Спальник с профессором вытащили волоком из палатки. Он, полусонный, ничего не понимал. Пытался высвободиться из мешка, но не мог найти молнию. Василий сунул руку в палатку и выкинул дымящийся сапог.
– Кто его туда поставил? – закричал, глядя на Гену.
– Некому кроме тебя, наши здесь еще.
– Не может быть! – поднял с травы сапог, выдернул обгоревшую портянку. – Как это получилось?!
– Слишком старательно сушил и заботливо в сапог прятал, чтобы за ночь не отволгли. И вообще-то извиниться перед связчиками не мешало бы за ложное обвинение.
Василий не ответил. Осмотрел сапог – в подъеме зияла дыра величиной с кулак.
– Как теперь рыбачить? Не ходить же целый день с мокрой ногой.
– С берега будешь кидать. Или ставь Николе коньяк, может, он и придумает, как тебе помочь.
Утром ,икола отдал Василию свои сапоги, отправил гостей с Геной, а сам остался на таборе. Подъем не самое удобное место для заплатки, проматерился не меньше трех часов. Догонять пришлось долго. Первым увидел Василия. Стоял возле лодки, пытаясь выловить тайменя под скалой.
– Здесь Федорыч с Генкой здоровенных крокодилов вытащили, и у меня хватал, но сошел.
– Если укололся, значит уже не возьмет. Поплыли дальше. Я возле того берега пару ключей слышал. Гена не проверял?
– Нет, они в боковой приток завернули.
– Давай сплаваем. Сапогами меняться здесь будем или на таборе?
– Лучше здесь. Твои великоваты, тяжело таскать.
Оказалось, что и сыроваты – успел зачерпнуть, но сознаться постеснялся.
Возле первого ключа останавливаться не стали, вдоль берега шла широкая полоса лопухов, бросать блесну, да и выводить рыбину, если возьмет, неудобно. Второй ручей звенел громче. В устье образовалась продолговатая чистинка. Попробовал пальцем – вода была ледяная. Пропустил Василия вперед.
– Там должны стоять ленки. К самой воде не подходи и далеко не кидай, в траву попадешь. Они должны стоять под берегом.
Ленок взял с первого заброса. Василий вытащил рыбину к его ногам и нетерпеливо ждал, когда снимут ее с тройника. Бросил – и снова удачно. И так шесть раз подряд. И ленки словно калиброванные. Красавцы, каждый килограмма по три. Василий подтаскивал, он отцеплял. Седьмой бросок был неудачный, блесна улетела в траву. Забрал у Василия спиннинг, попробовал освободиться от зацепа – не получилось. Пришлось пройти вдоль берега и дергать под другим углом. Блесну освободил, но рыбу распугал. Василий попросил поискать новый ручей. Плыли вдоль берега, пока не увидели лодку Гены. Тот вышел из воды, чтобы вывалить тяжелую сетку с хариусами.
– Удачный сегодня день. Гглавное, что Федорыч трех таймешат поймал, теперь успокоится. А я жрать хочу. Вчерашних печеных хариузей надолго не хватило.
– Я бы тоже подзаправился. Пока Васька хвастается ленками, чайку сгоношим и тушенку разогреем. Двух банок хватит или каждому по штуке?
– Грей четыре.
Когда подошли москвичи, чай был уже заварен и Гена открывал тушенку.
– А это что такое? – спросил профессор, показывая на банку.
– Тушенка.
– Да вы что, мужики, пост еще не кончился.
– Какой пост, он же весной, перед пасхой? – удивился Гена.
– Августовский. Яблочный. Человеку с высшим образованием надо бы знать.
– Так я же комсомольцем рос. И отец у меня коммунист, на фронте в партию вступил. Да Вы и сами, наверное…
– Время такое было.
– Может, китайской лапшички заварить или вчерашнюю уху разогреть?
– Которая из голов? Давай, только греть не надо, заливное поем.
Василий от тушенки тоже отказался. Гена садистски выскреб свою банку у всех на глазах и принялся за вторую.
Обижать профессора не хотелось, и он сказал, что отнесет открытые банки в лодку Гены, но ложку все-таки сунул в карман.
На другой день на хариуса напал жор. Обловили два переката и боковую речку. Шел сплошной крупняк. Черные, каждый под килограмм. А после обеда как отрезало. Гена менял «мушки», профессор – блесны, и все равно не клевало. Чтобы не тратить нервы и время, он предложил искать место для табора. Довольные уловом москвичи радостно согласились. Но берега тянулись сначала болотистые, потом каменистые. А когда припустил дождик, выбирать уже не приходилось. Встали на сухом, но сильно покатом месте. В спешке поставили палатку и накрыли ее полиэтиленом. Разжигать костер было бессмысленно. А рыбу солить обязательно, иначе пропадет. Ловили вчетвером, а обрабатывать на пару. Пока солили, промокли насквозь. В палатке переоделись в сухое и выпили по стакану водки – профессор посоветовал.
Утром Гена выскочил на берег набрать воды и с кислой физиономией сообщил, что камень, лежавший вечером на сухом месте, затопило, а дождь не перестает. Надо было одеваться и топать в мокрый лес за дровами. Еще в первую ночь профессор достал из рюкзака литровую банку с крышкой и, если подпирало, журчал прямо в палатке, но в сухую погоду это даже Гену не раздражало, а в дождь нестерпимо хотелось присоединиться к его журчанию, сон пропадал, и – сколько ни крутись – приходилось вылезать из спальника.
После еды профессор достал из рюкзака Евангелие и начал читать им вслух, но света не хватало и книгу пришлось отложить
– А рыбалки уже не будет, – обрадовал Гена, – вода поднимается. Корму с берегов намыло, рыба разбежалась по всей ширине реки. Ждать, пока спадет, времени у нас нет. Остается молиться, чтобы вертушка в срок прилетела.
– А что, может задержаться?
– Запросто. И на день, и на три – в авиации все возможно.
– Тогда будем молиться.
Получилось так, что молитвы профессора достучались до небес. Дождь перестал, они еще и порыбачить успели, хотя клевало слабенько, но, главное, вертолет забрал вовремя и катер поджидал у пристани. Капитан отозвал Николу и сказал, что человек из администрации вышел на связь и попросил, чтобы профессору из Москвы приготовили царский ужин.
– А почему ко мне обращаешься?
– Обрисовал, кто главный экскурсовод. У нас и банька есть, не шикарная, но после тайги сойдет.
– Баньку Юрий Федорыч обожает.
– Первый пар профессору – по чину положено.
– Карьеру сделал. Из сапожников в начальники, – засмеялся Гена, когда остались одни, потом толкнул в бок и шепнул, – полюбуйся, мужской стриптиз начался.
На палубу выбежал профессор без трусов и крикнул:
– Вась! Посмотри у меня в сумке деревянный крестик, а то золотой грудь обжигает, он в левом боковом кармашке должен быть.
– Видишь, какая глубокая вера, даже в баню с набором крестиков идет, а ты во время поста втихаря тушенку жрешь.
Следующим пошел мыться Василий. Профессор накинул на плечи куртку, попросил стул и пристроился на корме читать вслух Евангелие. Подошел капитан, послушал, но времени у него не было, и он кивком отозвал «главного экскурсовода».
– У нас пара хорошеньких стерлядочек есть, решили подарок гостям сделать, чтобы помнили енисейских речников. Но их на всякий случай разделать надо, Дорога впереди длинная. Сам справишься или матроса прислать?
– Справлюсь, дело привычное.
– Сейчас принесу, чтобы от книги тебя не отвлекать. А что за книгу он вам читает?
– Евангелие.
– Вона как! Профессор.
Капитан принес рыбу в мешке и доску. Стараясь не стучать ножом, чтобы не мешать чтению, приступил к делу. Отходы бросал за борт. Сразу же налетели чайки и устроили базар. Профессор с раздражением отложил книгу и, увидев Василия с полотенцем на плечах, крикнул.
– Тащи берданку, я им сейчас покажу.
Стрелять из тозки по мельтешащим птицам приспособиться не просто. И все-таки после пятого или шестого выстрела одна из чаек дернулась в воздухе и упала на воду, потом попыталась взлететь, но не смогла. А сестры ее продолжали свой базар.
– Попал! Молодец, Федорыч!
– Рука крепка и пальцы наши быстры. Учитесь, молодежь.
– Птичку жалко, – криво усмехнулся Гена.
На царский ужин подали стерляжью уху, малосольную осетрину и строганину из налимьей максы. Осетрина для москвичей не в новинку, пусть и в ресторанных порциях, а на катере можно не стесняться. Но больше всех восторгов досталось максе, которую пробовали впервые. Захмелевший капитан, чувствуя, что ужин удался, осмелел и приобнял профессора.
– Вы, Юрий Федорыч, передайте в свою больницу, что капитан Нестеренко умеет быть благодарным. Работа у нас нервная, от болезней никто не застрахован.
– От триппера что ли?
– Ну, Вы шутник, Юрий Федорыч! И ты, Никола, в своей администрации замолви словечко. Ежели что, всегда готов помочь.
– Никола обязательно замолвит, у него доступ к телу губернатора, – заверил Гена.
Когда вышли на воздух покурить, Василий протянул ему футляр с пилой:
– Прими, Никола, в благодарность за сапоги и особенно за «аквариум» с ленками. Незабываемое впечатление. И вообще знакомство с настоящим сибирским мужиком это подарок судьбы. Дарю на память! – обращался к нему, а посматривал почему-то на Гену.
– Насовсем, чо ли?
– Я же сказал, дарю. Видел, с каким вожделением ты на нее смотрел и как ласково гладил.
– Спасибо! – и чуть не ляпнул, что не ожидал такой щедрости.
– Но с подругой своей на рыбалку тебя бы не пригласил – влюбится.
– У меня своя хорошая.
Свободная каюта была одна. В нее поселили гостей. Они с Геной постелили спальники в шлюпке, но ложиться не хотелось.
– Заметил, с каким аппетитом Пидорыч поглощал осетрину, забыв про пост?
– Почему Пидорыч?
– Ну, Федорыч, какая разница. Осетринка, пожалуй, скоромнее говяжьей тушенки. И как тебе стрельба по чайкам после чтения священной книги? Ханжество все это, фарисейство.
– Да ладно тебе, нормальный мужик.
– Видел я, как он вставал спиной к реке, сгибался в коленях, словно срать готовился и ждал, когда ты лодку под его задницу подгонишь.
– Пожилой человек. Меня и позвали, чтобы о нем заботился. А кому легко?
– Ваське, наверное.
– Ладно тебе. Добрым парнем оказался, пилу подарил. Если честно, не ожидал от него.
– И я не ожидал. Видимо легко досталась, если не пожалел. Может конфискат какой?!
На другой день дул ветер. Стоять на палубе было прохладно. Гости быстро устали от красот Енисея. Осиновский порог их не впечатлил. Василий маялся с похмелья и первый спустился в каюту. Профессора тоже на долго не хватило, забеспокоился, как бы не продуло.
– Пойду подремлю. Могучая, конечно, река, но по Волге плыть интереснее, там берега поближе, деревеньки рассмотреть можно, церквушки глаз радуют – исконная Россия. Насытился экзотикой, хочу на винтокрылую птицу.