Был сентябрь 1998 года. Lyyli, двоюродная сестра моей бабушки, пенсионерка, попросила свозить её на экскурсию по родным местам. Я забрал её с вокзала города Lahti и мы поехали к русской границе. Lyyli родилась в 1919 году на Карельском перешейке под Выборгом. Большую часть своей жизни она прожила в городе Turku. Туда распределили всех беженцев из её родного города в 1939 году. Как собеседница мне нравилась тётушка Lyyli: сухая старушка, твёрдая, с прокуренным голосом и ясным умом. В старости она уже не курила, но дымящая сигарета так и просилась для завершения имиджа. До русской границы Lyyli потчевала меня историями , собранными за время служебной карьеры. Она 30 лет проработала в пароходстве Viking Line, паромы курсировали из Turku в Швецию. Так за разговорами мы пересекли финскую границу, затем русскую. Lyyli внимательно всматривалась в пейзажи за окном, пыталась узнавать знакомые места
« Первое место, где я хотела побывать – это Johannes, который я хорошо помню и где родилась. Johannes сейчас называется «Советский». Когда нас эвакуировали в 1939, там жило 9 тысяч финнов. Это был небольшой, тихий город. Я надеюсь найти развалины своего дома. Очень интересно, сохранилась ли наша старая церковь. Сомневаюсь, конечно, я слышала, что коммунисты ломали все церкви, не только лютеранские. Видимо так они боролись с альтернативной идеологией. Ты знаешь, почему так важна эта церковь? Потому, что в ней я венчалась в первый и в последний раз в своей жизни» . Мы проехали Выборг, теперь ехали на юг вдоль Финского залива. Через 25 км показался белый указатель «Советский». Lyyli попросила меня затормозить около знака, как будто собиралась духом. «А, знаешь, Lyyli, для тебя это место- особое и единственное на земле. А вот на карте бывшего СССР таких «Советских» существует наверняка несколько сотен. «Советский» - это означает, что начальству не пришло ничего лучше в голову. Самое безликое, самое казённое название, которое только мог придумать советский чиновник, чтобы не получить нагоняй от другого чиновника. Назвать место «Советский», это всё равно , что назвать его «Никакое», или «Отстаньте». Ну, что, въезжаем в Советский?»
Первым делом нашли скалистую горку с фундаментом бывшей лютеранской церкви . Кое где сохранилась гранитная ограда, но, похоже , и над ней хорошенько потрудился бульдозер. Lyyli долго бродила внутри ограды , всё прикидывала ту точку на земле, где был алтарь. Место, где она 58 лет назад стояла в свадебном платье со своим суженым. Лицо её было сосредоточенным и скупым на эмоции, как будто она выполняла взятое на себя обязательство. «Ладно, я всё воссоздала в памяти, поехали теперь к нашему дому». Мы медленно ездили на машине вокруг да около. Попадалось много советских памятников: звезда из металла, мужественные солдаты, обелиск с лётчиком в виде креста, одна зелёная пушка. «В 1939 году здесь не было боёв. У финской армии была одна забота - эвакуация гражданских . А что здесь происходило в 1941-1944 году я не знаю. Многие мои земляки вернулись в конце 1941 года в свои дома, после контрнаступления финнов. Но я не поехала, осталась со своим мужем в Turku »- рассуждала Lyyli. Потом мы остановили машину, прошли 400 метром по поляне пешком, и Lyyli уверенно сказала: « Мы пришли . Вот этот камень я помню, но в молодости он казался мне большим. Наверно со временем он врос в землю». Lyyli взяла палку и стала как мотыгой ковырять землю. Нашла пень от старой яблони. «Удивительно, разрушен даже фундамент. Дом отца был кирпичный. Гранит остался, а кирпичи растащили на стройматериалы после войны». В одном месте Lyyli палкой наковыряла куски цемента и среди них два ярко-синих стёклышка. «Посмотри. Я нашла! На веранде папа выложил настоящий витраж из цветного стекла ! Рыбак поймал в сеть рыбу. Очень примитивный, но я обожала сидеть здесь по вечерам. Веранда оживала и переливалась от солнца, а у меня в воображении оживала одна норвежская сказка. Синее стекло это – кусок моря. Теперь я не сомневаюсь, что это наш дом. Или то, что от него осталось»
Наковырявшись вдоволь на руинах отчего дома, Lyyli сказала: " А теперь идем на мыс. Туда приезжала очень значимая для меня женщина, в детстве она была мне как мать. Её звали Лидия Николаевна. Ты знаешь, что моё имя, простонародное «Lyyli», происходит от «Lyydia»? Так вот, с этой женщиной мы были почти тёзки». Мы пошли по высокой траве и увидели на мысу, на самом берегу залива, новый крашеный желтой краской дом за высоким железным забором.
"Похоже, что старый дом снесли, а на его месте построили новый. До 1939 г здесь была Финляндия, но, несмотря на это, в 20-х годах сюда каждое лето приезжала семья дачников из Ленинграда. У них был личный шофер, они приезжали на служебном большом автомобиле. Глава семьи был в высоких чинах, привилегированный советский офицер. Его жену звали Лидия Николаевна, кажется, она была из дворян. У них было две дочери, примерно моего возраста. В нашей семье я была единственным ребенком . Отец был строитель, много работал в Выборге, редко бывал дома. А мать была рано высохшая от жизненных тягот женщина. Она ухаживала за скотиной, работала в поле, управлялась с хозяйством в доме. В детстве мне не хватало тепла и ласки, я липла к маме, прижималась к ней. Но натыкалась на выпирающие ключицы , острые локти и холод. Я помню, что часто зябла в детстве, хотя дом был у нас тёплый.
Когда на мысу появлялись русские дачники, то у меня начиналось другая жизнь. Заприметив их машину, я бежала к ним через это вот поле, а Лидя Николаевна бежала навстречу, раскрывая объятия и кричала : " Люля, Люлечка !". Я подпрыгивала, приземлялась на большую теплую грудь и жмурилась от невыносимого детского счастья. Лидия Николаевна кружилась со мной на руках и ласково говорила на непонятном языке, который навсегда связался в моей памяти с запахом лета.
После их приезда на дачу, я постоянно убегала к ним на мыс: играла с девочками, поливала грядки и как собака хвостиком ходила за Лидией Николаевной. Меня угощали вкусными пряниками, баловали . Моя мать моя была недовольна, ревновала, говорила, что я мешаю дачникам отдыхать и что неприлично у них столоваться. Но я не стыдилась , просто не могла противиться чувству. Мне хотелось находиться как можно ближе к предмету моего обожания. Будь моя воля, я бы и спала в их доме, но вечером меня выгоняли. Когда в молодости я слышала слово "Россия", то всегда представляла Лидию Николаевну, ее раскрытую для объятий щедрую грудь и от этого мне становилось тепло и радостно.
Так было до 1931 года, настали суровые времена. Приезды дачников из соседней страны прекратились. Потом я училась в Terijoki ( Зелиногорск ) в гимназии, жила у дяди в большом доме. Я слышала, что этот дом ещё стоит и он превращён в коммуналку. Я стала строгой девицей с твердой oсанкой и острыми кулачками, точно как у моей мамы . В 1939 году , когда мне только исполнилось 20 лет , я познакомилась со своим будущим мужем Sulo. Он был очень скромным, неразговорчивым рабочим парнем. Никакой постели, упаси боже, у нас до свадьбы не было. Нравы в те времена были другие. А осенью 1939 года мы собирались венчаться. Но это было не так просто, не хватало денег. Sulo копил нам на кольца, а я на свадебное платье. Думали сыграть свадьбу под Рождество.
30 ноября началась война с СССР, и Sulo призвали в армию артиллеристом. 2 декабря мы срочно венчались здесь, в Johannes, в пустой церкви, без приглашённых. На том самом холме, который мы посетили сегодня. В тот же день Sulo уехал с новобранцами в лагерь для подготовки артиллеристов, а я , накинув короткий полушубок на свадебное платье, почти без вещей, села на грузовик и поехала на запад Финляндии. Под городом Loviisa наши грузовики атаковал самолёт. Вооруженного конвоя у колонны не было, самолет осмелел и пикировал на нас совсем низко. Я видела лицо советского летчика в шлеме. Я испугалась, что мое белое платье служит ему мишенью, спрыгнула на землю и залезла под грузовик. В кузове грузовика осталась дырка от его пулемёта. Водитель грузовика предположил, что лётчику надо было расстрелять боеприпасы, для того, чтобы ему засчитали боевой вылет. Это объяснение показалось мне правдоподобным.
Весь наш караван распределили по фермам под Turku. Местные жители поначалу недолюбливали нас, карелов, не доверяли, называли нас "русскими". Да и говорили они на чудном диалекте, срезали последние гласные. Поэтому я, работая на хозяйском свинарнике, особенно старалась. В конце концов местные хозяева стали относиться лучше, мне даже нашлось место за общим семейным столом.
В наши госпитали стали поступать раненные с фронта. Я наведывалась пару раз в областную больницу, проверяла, нет ли среди солдат Sulo. Позже пришло письмо, что мой муж находиться в госпитале города Forssa. Я поехала туда . Он получил осколочное ранение в позвоночник, был парализован и провёл следующие 44 года жизни в коляске. А ведь мы даже не успели познать друг друга на супружеском ложе. Ты не поверишь, мне уже 78 лет, а я все еще девственница, как монашка. Сегодня в такое чудо трудно поверить.
Во время войны я встречала на финских фермах советских военнопленных. Они работали за еду, два смуглых красивых парня с западной Украины. Я смотрела на них и думала: неужели эти парни хотели отобрать наш дом и землю, чтобы там жить ? Потеря этих земель была большой жертвой для нас, финнов, но для врага они стали сомнительным приобретением. Ты посмотри: хозяина нет, везде разруха. Ради чего тогда воевали эти парни на чужой земле? Уже в 60 х мы с Sulo поехали в город Keuruu. Там был похоронен его друг, артиллерист Kalevi, погибший от того же шального снаряда, осколок которого приковал Sulo к креслу. На месте братской могилы там надпись в граните: « Родина, зов твой услышавшим, и всё за тебя отдавшим». Так что мы то знали ради чего воевали. Там, в Keuruu, Sulo впервые признался мне , что ему повезло больше, чем другу. Даже такая жизнь в коляске со мной для него лучше, чем никакая.
После войны были тяжелые годы. Вплоть до 1952 года Финляндия выплачивала СССР тяжелые контрибуции за «причиненный ущерб в ходе войны». После 1952 стало легче. У нас даже появился настоящий кофе. Я работала сначала на фабрике, а после 1954 года в пароходстве Viking Line . Sulo получал от государства приличную пенсию по инвалидности. Я работала сменами, порой меня подменяла штатная сиделка. Всего я была сиделкой собственного мужа 44 года, до 1984 года, пока он не умер от рака.
Все эти годы я жила, раздираемая невыносимым противоречием. С одной стороны Россия для меня - это Лидия Николаевна, моя тёзка, женщина, которая в детстве была дороже матери. А с другой стороны Россия- это полчища солдат, которые сами не зная зачем, отобрали дом и прогнали меня на чужбину. Ещё это летчик, пикирующий на девушку в свадебном платье. И это люди в шинелях , которые искалечили моего мужа, лишили меня женской радости и материнского счастья. Видимо с этим неразрешимым противоречием меня положат в могилу.
............................