Тео

Мария Ленц
Тамара всегда была странной – ей об этом говорили не раз и не два, в глаза и за спиной. Вроде бы, ей давно было пора привыкнуть к этому клейкому ярлычку, но все-таки… Все-таки внутри каждый раз что-то неприятно царапало, когда Тамара слышала этот эпитет в свою сторону. Наверное, раздражение. Наверное, досада – как будто она была виновата в том, что каким-то образом чуточку отличалась от других!

Итак, смирение с этим клеймом к ней так и не пришло – ни в двенадцать, ни в шестнадцать, ни в восемнадцать. Зато выработалась чуть высокомерная, резковатая манера держать себя. В каждом ее втором слове или жесте словно сквозил неуловимый вызов, бросаемый всем и одновременно – никому. Ну да, «странная», «чудаковатая», «непонятная». И что с того?

На самом деле, это только усугубляло ситуацию. Но Тамара и не стремилась ее исправить. Подумаешь, какой-то ярлык, клеймо! Бывает и хуже. Переживем как-нибудь! И она – переживала. День за днем, все больше уходя в свою раковину «странности» и даже, возможно, позабыв об истоках проблемы. Да и какая теперь разница? Некоторые клейма проступают на нас едва ли не с рождения, как родимые пятна… Так есть ли какой-либо смысл в том, чтобы с этим бороться?

***

Одной из главных «причуд» Тамары был, несомненно, Тео. Она придумала его в тринадцать лет и любила всей душой, хрупко балансируя на грани между «мы – друзья» и «у меня идеальный воображаемый брак с идеальным выдуманным существом». А самое главное – она ничуть не стыдилась рассказывать о его наличии кому бы то ни было, исключая, разве что, двоюродную тетю-психиатра – но та и без того давно поставила на племяннице жирнющий крест.

Тео родился на свет белый как плод подросткового одиночества. Некоторое время спустя он перестал быть романтической тайной и превратился в этакий эксцентричный аксессуар чудаковатой молодой девицы. А потом незаметно пророс сквозь всю сущность Тамары, стал для нее всем, чем угодно – от горячей линии поддержки до источника любви и нежности – чисто платонической, разумеется, но какой глубокой и искренней! Безусловно, ни один реальный парень не был способен на такое даже отчасти.

Поэтому довольно скоро Тамара обнаружила, что противоположный пол не вызывает у нее особого интереса. В ней и без того почти отсутствовало природное женское желание привлекать и нравиться, а уж с учетом всех достоинств дивного Тео… Да ну их, этих реальных мужчин, знаете куда?!

***

Насмешки были неизбежны. И они, конечно же, ранили Тамару, но не слишком сильно – не больнее точечных комариных укусов. К тому же, она не была склонна расчесывать больные места, а Тео и вовсе на них заботливо дул время от времени – разумеется, тогда, когда его об этом просили.

Тео был идеальным другом и прекрасным почти-что-возлюбленным. Тео был тактичен и умен, ласков и насмешлив, внимателен и добр – в меру своих возможностей (а они у него были почти безграничны). Тео был, наконец, неотъемлемой частью самой Тамары, а разве что-то еще имело после этого значение?

(Тем более, язвительный ярлычок «чокнутая» - в придачу к «странной» и «чудачке». Не мешайте мне быть счастливой, говорила Тамара вполголоса, пока я не мешаю вам.)

***

При всей своей эксцентричности, эту девушку, тем не менее, нельзя было с чистой совестью назвать помешанной. Ну, или ее личное помешательство очень надежно и прочно держалось ею в рамках разумного. Такое ведь бывает у психов со стажем? Или это все-таки невозможно? Кто знает, кто знает…

Так или иначе, Тамара была «почти» счастливой и жила в относительном мире с собой – под своим стеклянным колпаком умеренного одиночества, разделенного на двоих с прекрасным, прекрасным, чудеснейшим другом… Пусть даже и выдуманным ею в далекие и бурные тринадцать лет.

***

В одно июльское утро все в ее жизни вдруг перевернулось вверх тормашками. В дверь Тамариной квартиры позвонили, и на пороге стоял он.

Именно такой, каким она его себе и представляла. Отчаянно кудрявый, соблазнительно кареглазый, добродушно насмешливый… И – совершенно настоящий.

Этого быть не могло, но оно случилось. И Тамара едва не потеряла почву под ногами – в прямом и переносном смысле.

Нет, это было слишком большим совпадением, чтобы являться чьим-то безумным розыгрышем. И только когда он представился другим именем, Тамара позволила себе поглубже вдохнуть и шумно выдохнуть. Подумать только! До чего бывают забавны игры ироничной старушки судьбы!

***

- …Ваш новый сосед, временно живу в квартире напротив, хотел бы познакомиться и заодно спросить, не найдется ли у вас…

Голосом, который много лет подряд звучал у нее в голове, он говорил самые обыденные слова, а Тамара в оцепенении стояла, часто дыша и вцепившись в дверной косяк до побелевших пальцев.

- С вами все в порядке? Может быть, вызвать врача?

Тамара отрицательно покачала головой и не своим голосом пробормотала, чувствуя себя героиней романа:
- Спасибо, все в полном порядке. Я очень рада знакомству с вами. Мое имя…

Да ты и так должен знать его, чтоб тебя. Но – нет, нет, это же невозможно, нереально…

Марк ушел через несколько минут, ослепляя мягкой улыбкой и унося с собой коробок новеньких спичек. Тамара закрыла за ним входную дверь и медленно осела на пол.

За-бав-но.

Но ведь всему есть свое объяснение, значит, даже для этого найдется.

…В ее голове было по-прежнему совершенно пусто.

***

Когда Марк пришел во второй раз, был ее двадцать первый день рождения. Он об этом, конечно же, не знал, но, заметив у входа в квартиру связку фиолетовых шариков – дань многолетней традиции – поздравил так сердечно, что Тамара едва не заключила его в объятия. Она так давно, так давно мечтала прикоснуться к нему, а теперь это было возможно, но… неправильно. По тысяче причин, первая и главная из которых – ее собственная гордость.

Они немного покурили вместе на улице, и Тамара узнала, что он - студент-архитектор, что песни Битлз – буквально его основная причина для жизни, как и крепкий кофе из соседней забегаловки. Кстати, может, они пересекутся там вместе? Отлично! Завтра в девять.

***

…Вам когда-нибудь назначал свидание ваш оживший воображаемый друг? Тогда вы будете бессильны понять, что чувствовала Тамара в тот вечер.

***

Накануне их первой «неформальной» встречи Тамара тщательно перерыла свою память, а заодно и коробки с фотографиями знаменитых актеров, которые собирала по глупой привычке. Лицо «Тео» отсутствовало везде, кроме лица Марка и ее собственной головы.

Этого не могло быть.

Но это – было.

И ей оставалось только смириться.

***

Кофе был отвратительным, на ее вкус, но сам Марк был более чем занимателен и обладал неумолимой, космической силой притяжения. Так что Тамара едва не поцеловала его, когда их лица по случайности оказались слишком близко. Но что-то ее внезапно отрезвило, почти оттолкнуло, и она буквально сбежала, оставив его наедине с его кофе и его недоумением.

Импульсивная дурочка.

Чудачка.

***

Вполне логично, что после этого Марк больше не заглядывал в квартиру Тамары – он получил скомканный, но внятный отпор. А ведь Тамара была всего лишь мила и по-своему оригинальна – не более.

Со временем она могла бы смириться со всем этим, если бы не увидела его однажды с другой девушкой прямо напротив окон ее квартиры. Тогда ее гордость с размаху полетела в воображаемое мусорное ведро, а отчаянное «Тео!» вырвалось из открытого окна, словно почтовый голубь, спешащий на всех парах.

Он медленно обернулся. Он не должен был этого делать, но он обернулся.

И земля на этот раз все же ушла у нее из-под ног, а в глазах потемнело. (Кажется, у Тамары на тот раз случился передоз сверхъестественного в крови.)

***

Он проник в ее квартиру через то самое окно (Тамара жила на первом). Она пришла в себя буквально в его руках, и смущение, смешанное с тонкой нежностью в его глазах, едва не свели ее с ума вторично.

- Почему… ты… обернулся? – пролепетала она хрипло, делая тщетную попытку принять вертикальное положение (его теплые смуглые руки держали слишком крепко).
- Потому что это – мое имя, - медленно и спокойно (о, как спокойно!) ответил он.
– И я люблю тебя, Мара, - добавили эти сухие, чуть обветренные губы, прежде чем она снова потеряла сознание.

***

- Мне было двенадцать, когда я тебя выдумал, - тихо рассказывал Тео, когда они сидели вдвоем на ее кухне и делали вид, что пьют зеленый чай. – Изначально ты была героиней рассказа, но этот рассказ так и не родился на свет. А ты – родилась. В моей голове. Правильная и нужная, как грозовая вспышка посреди ночи. И я нес тебя через годы, храня в строгой тайне, как всякий здравомыслящий человек…

На этом месте Тамара нервно фыркнула и щелкнула зажигалкой, чтобы закурить, но отчего-то погасила пламя.

- Потом я увидел твою фотографию и едва не сошел с ума – это была студенческая газета одного моего приятеля. И я сорвался и приехал, как чокнутый, потому что это просто снесло мне крышу. Моя Мара – в реальности. Из плоти и крови. Как тут было устоять?

Тамара ответила на его улыбку своей – более слабой, и неверяще спросила:
- Но почему Марк? Зачем эта мелкая ложь?
- Не ложь, а полуправда, - поправ ставший серьезным Тео. – Марк – моя фамилия и прозвище. Я не любил имя Тео, но соглашался быть им для тебя… в своей голове. Ты помнишь?
- Я помню… - эхом откликнулась Тамара, медленно сплетая пальцы в замок. – Знаешь, я всегда ненавидела слово «судьба», но сейчас, похоже…
- Поцелуй меня! – перебил ее Тео, улыбаясь лучистой улыбкой.

Тамаре почему-то показалось, что их поцелуй у окна на мгновение осветила какая-то яркая вспышка.

***

- …Итак, ледышка растоплена в лужицу, мой славный друг Алекс, - выкладывая на стол заветное фото, хвастливо и самодовольно заявил Марк.
- Просто… вау, приятель! – после недолгой паузы резюмировал собеседник. – Но… что ты собираешься делать дальше, скажи на милость?
- Свалю, конечно же. Деньги за аренду той убогой конуры проплатил мой старик, а для него это – пара пустяков. С тех пор, как я завязал с «травой», он весьма терпеливо относится к любым моим причудам. Даже если они отдают актерством и вторжением в личную жизнь.

Последняя фраза заставила Александра слегка вздрогнуть.

- А ведь знаешь, рыться в чужом дневнике пятилетней давности – это какое-то паскудство. Даже если сама судьба искушает воспользоваться таким шансом.

Марк досадливо отмахнулся.

- Паскудство – это посылать всех парней в округе под предлогом возвышенного вымысла. А еще – не целоваться до двадцати лет. Так что я, считай, добрый волшебник. И теперь я просто красиво исчезаю со сцены.

Александр ответил ему неловким молчанием. Видимо, его чувство юмора на этот раз дало непредвиденный сбой, хотя он, по сути, сам заварил эту кашу. Марк, напротив, выглядел, как кот, получивший огромную банку сметаны, и от этого почему-то было еще противнее.

***

Тамара узнала все из очень короткого и внятного письма, подложенного под дверь сердобольным анонимом. Она перечитала его пять раз, после чего с каменным лицом выбросила в мусорное ведро, предварительно изорвав в мелкие-мелкие клочья.

А приложенную фотографию – память о первом, таком прекрасном и таком отвратительном, поцелуе – приколола магнитиком на холодильник.

С Марком после этого были оборваны абсолютно все связи.

С Тео, к сожалению, тоже.