Памяти советской школы-восьмилетки
Во время биологии дверь в класс приоткрылась, и в щели появилось квадратное скуластое лицо, обрамленное короткой стрижкой седых волос. Седьмой «А» замер, потому что все узнали Лидию Николаевну, завуча и по совместительству учительницу истории. Вслед за тем какой-то детский голосишко, захлебываясь, тонко пропищал: «Вот он, вот он!..» Обладателя голоса видно не было.
Глаза Лидии Николаевны сузились, она твердо сказала: «Хорошо!» и вошла в класс. Все, естественно, вскочили. «Извините, Наталья Георгиевна! – сказала завуч биологичке, – я на секунду!» И впившись своими щелочками (о господи, в меня!..), резко и без излишних предисловий приказала:
– Окунь, немедленно в мой кабинет!
Как-то невзлюбила меня эта недавно появившаяся в нашей школе Лидия Николаевна, не понравился я ей. Да и прочие учащиеся, похоже, раздражали.
Новое послевоенное поколение, – благополучное, беспечное, нагловатое. Совсем не то, которое «за родимый край, с песней молодой…» Недавно народились, а уже свое мнение имеют, жить лезут…
То на торжественной линейке к празднику седьмого ноября холодно им в одних белых рубашках и красных галстуках стоять (и где?! – на Марсовом поле!). То факелы для районного шествия пионерских дружин изготовить не могут – не из чего, мол. Или пишет этот грамотей (как его?) в стенгазете, да еще в заголовке: «Универститет раскрывает двери». «Универститет»! А еще «мальчик из хорошей семьи»!
Была ли она замужем, имела ли детей? Не знаю. Носила Лидия Николаевна простое серое платье с пояском и белым кружевным воротничком. На плоской груди ее оно не вздымалось ни на сантиметр.
Преподавала первобытную историю. «Что такое бортничество? А почему первобытные люди занимались бортничеством?» Почему, почему, почему, – и этими «почему» держала в ужасе весь класс.
Но самый ужас начался для меня в кабинете завуча. В углу стоял второклассник с перебинтованной головой. Оказывается, вчера он гулял в своем дворе, кто-то пульнул из окна четвертого этажа из рогатки и попал ему в глаз. А сегодня на перемене мальчик почему-то опознал меня как своего обидчика.
Все уверения, что «это не я», не имели успеха. Не был я ни на той улице, ни в том дворе, никакие друзья у меня там не живут!
– Где ты был вчера вечером с пяти до семи? – тусклым зловещим тоном спросила Лидия Николаевна.
– Я весь вечер был у бабушки с дедушкой! Они живут на Большой Московской. Это далеко от того двора…
– Близкие родственники не могут быть свидетелями! – отрезала Лидия Николаевна известной формулировкой. – А рогатка у тебя есть? Только честно!
– Нет!
Но я наврал. Рогатка у меня дома была. Правда, несерьезная, согнутая из толстой канцелярской скрепки, с тонкой аптечной резиночкой. Пульки от нее летели метра на три, не больше. Тем не менее, придя домой, я тайно сломал рогатку и выбросил обломки – даже не в мусорное ведро на нашей коммунальной кухне, а на улице, в урну. Для конспирации. Я боялся внезапного обыска…
Разговор в кабинете завуча закончился тем, что выведенная из себя моим упорством в непризнании вины (что с ней, пожалуй, бывало нечасто), Лидия Николаевна сказала:
– Из таких, как ты, вырастают подлецы!
Слова ее в упрощенном варианте («Она сказала, что я подлец») я передал маме. Маме это совсем не понравилась, и назавтра она побывала у завуча. Днем позже та вызвала меня и спросила:
– Так что именно я тебе сказала?
– Что я подлец…
– Нет, я сказала, что из таких вырастают подлецы. Есть разница?
– Ну, есть…
– Иди.
Но тон ее был уж не тот, и это была наша с мамой маленькая победа.
После этой истории я перешел в другую школу. Она была десятилеткой в отличие от предыдущей, восьмилетки. Так что вышло даже и неплохо. Чем закончилась история с тем второклассником, не знаю. Либо нашли настоящего виновника (что навряд ли – кого он там мог разглядеть в окне четвертого этажа?), либо просто всё ушло в песок.
Остается вопрос: сбылся ли прогноз железного завуча? Список моих недостатков разнообразен и отнюдь не короток. Но насчет подлеца… Сомневаюсь.
2017
Опубликован: "Зинзивер" №4(118), 2020; сб-к "318. Рассказы писателей Санкт-Петербурга", СПб, 2021.