В наше сложное, замудренное, компьютерное время, возможно, ещё существует такое нерациональное понятие, как «любовь с первого взгляда»? И по-прежнему верно утверждение, что «глаза – зеркало души»?
Бывает, иногда даже мимолётный взгляд влияет на дальнейшую судьбу, пусть и в малой степени. Вопрос только в том, кто на тебя смотрит, и как ты к этому человеку относишься.
Вот несколько примеров из моей жизни почти в хронологическом порядке.
1.
Мне 10 лет. Я гуляю в Москве по Александровскому саду на костылях.
Победный год. У меня неожиданно возникло осложнение после бомбёжки в 1942 году. Тогда взрывной волной меня шарахнуло копчиком о берёзу, а только теперь появились проблемы с ногами. Это состояние продолжалось несколько месяцев.
Итак, гуляю рядом с Кремлём, потому что родители временно снимали комнату неподалёку, на Моховой улице. Ковыляю я на костылях и сочиняю сам для себя восхитительные сказки: то я Али-Баба без сорока разбойников, то отчаянный ковбой и скачу на диком мустанге в пампасах, то спасаю из горящего замка принцессу во время бомбардировки.
Позади война. Впереди Праздник Победы с парадом войск. И вдруг прямо на меня идёт по дорожке военный, давно известный всей стране по фотографиям в газетах. Статный, красивейший в своём мундире, густо покрытом орденами, маршал Константин Константинович Рокоссовский.
Я в полной растерянности остановился, как вкопанный. Обходя, он посмотрел на меня своими светло-серыми глазами и с лёгкой улыбкой пошёл дальше. А я ощутил волну невероятного счастья и надежды на то, что скоро обязательно выздоровлю, раз такой человек, как он, обратил на меня внимание.
Так и случилось. Через несколько месяцев болезнь отпустила, я отбросил костыли за ненадобностью. Но для армии всё равно меня признали не годным.
2.
А вот и следующий сногсшибательный взгляд. Сталинское время, 1952 год.
ПризнаЮсь, едва научившись стихосложению, я начал рассылать свои «бессмертные творения» во все столичные журналы и газеты, рассчитывая, что под моим напором редакции капитулируют, и я получу мировую известность, крайне необходимую молодому поэту.
Однако в получаемых рецензиях, как под копирку, мне писали: «Портфель редакции переполнен. Опубликовать не сможем. Спасибо за внимание».
Но один из рецензентов, которому я, вероятно, смертельно надоел, решил со мной познакомиться лично, чтобы отучить от безобразного поведения навсегда. Поэтому пригласил к себе домой.
Я отправился к нему на квартиру в центре Москвы со своими лучшими «убойными» творениями. Например, такими:
Да, я рыцарь печального образа,
Потому что не жду удачу.
Потому что целУю грозы,
Потому что ничего не значу.
Потому что любой и каждый
Может меня обидеть,
Потому что я только стражду
И учусь, любя, ненавидеть.
Потому что мне очень плохо,
Потому что не та дорога.
Потому что хочу подохнуть,
Воспевая небо и Бога.
Приехал к рецензенту, но дверь открыл не он. На меня в упор смотрел знаменитейший народный артист СССР Михаил Жаров!
Я остолбенел. Он был явно доволен произведённым эффектом. Взгляд лукавый, яркий, неповторимый, поразительно проникновенный. Весело спросил: «Вы к кому? Ко мне или к хозяину? Ну проходите, проходите... Я и сам тут в гостях. Развлекайтесь».
Но меня сразу перехватил рецензент и увёл в кабинет. А там разнёс в пух и прах мои старания: «Несовременные и глупые стихи! Юноша, бросайте эту ерунду, займитесь делом, не отвлекайте серьёзных людей. Вам надо учиться, работать, а вы на всякие глупости тратите своё и чужое время…»
Не знаю, почему, но я перестал внимать его уничтожающей критике. Вместо этого усиленно прислушивался к смеху Жарова в соседней комнате и пытался расслышать слова любимого киноартиста.
Однако несмотря на зубодробительную критику, через год меня опубликовали в «Московском комсомольце» с таким стихотворением:
Давайте знакомиться чаще
С дорогами и с людьми,
Весёлыми, работящими
И грешными, чёрт возьми!
Хороших людей немало.
И добрых - целая рать,
Чьё сердце не уставало
Бороться и побеждать.
3.
Следующий взгляд я запомнил в театре имени Вахтангова. Я бывал там множество раз, потому что жил напротив прославленного театра, получив комнату на Арбате за работу на Курчатовском реакторе.
В тот вечер моё место было во втором ряду партера. Шла знаменитая «Принцесса Турандот». Два кресла передо мной пустовали.
И вдруг во время действия на них уселись, продолжая балагурить по сценарию, два моих любимейших артиста – Николай Гриценко и Юрий Яковлев. Последний обернулся посмотреть в зал, и мы встретились взглядами. У него оказались добрые, проникновенные и всё понимающие глаза.
Через мгновение оба гениальных артиста встали и снова оказались на сцене. А на меня нахлынуло ощущение чуть подзабытого счастья, и как ни бывало мрачного настроения и естественной дикой усталости от работы!
А вскоре я решился уйти с реактора и устроился преподавателем, став на новой работе немножко артистом.
4.
Разумеется, я не смог бы обойтись без воспоминания о взгляде Анны Андреевны Ахматовой.
Это произошло именно тогда, когда с неё сняли опалу после множества лет забвения, потому что она стала номинантом на Нобелевскую премию, получила признание за рубежом.
А я впервые ехал в Ленинград для знакомства с городом, и мне сказочно повезло!
Узнав об этой поездке, один из моих литературных наставников обратился с почти невыполнимой просьбой: «Ты едешь в Питер, так зайди к Ахматовой. Сейчас все поэты, имеющие печатную литературу, выстроились в очередь, чтобы получить от неё автограф. Сделай и для меня это любым способом!»
И вот я поднимаюсь к ней по лестнице, в доме на Невском проспекте возле Дворцовой площади. В руках у меня тоненькая книжечка с чужими стихами.
Подхожу и решительно звоню в дверь с ожиданием великого чуда. И оно происходит!
Появляется великая поэтесса, в длинной белой шали и с вопросом на устах: «Вы ко мне? Понятно. Давайте то, с чем пришли».
Она скрылась, и буквально через несколько мгновений вернулась, протягивая мне обратно принесённую книжечку.
Дверь закрылась, и Анна Андреевна исчезла навсегда.
Я сразу же прочёл, что она написала: «С удовольствием познакомилась с Вашим творчеством. Очень оригинально. Желаю дальнейших успехов. Анна Ахматова».
По возвращении в Москву я вручил автограф великой поэтессы своему наставнику. Он был в полном восторге и надолго зазнался.
И я возгордился необычайно: ведь и видел, и говорил с Ней, удостоился такой чести! А многие другие этого явно не заслужили!
Моё пребывание в Питере наполнилось глубочайшим смыслом, и этот город стал для меня навсегда любимым.
5.
Что дальше?
Ошеломляюще-пристальный взгляд Иннокентия Смоктуновского, как всегда, случайно подаренный мне.
Я проходил по Большой Грузинской улице, и на одной из зелёных лужаек во дворике прогуливался Он, держа небольшого щенка на поводке.
Его окружила группа зевак, задающих самые нелепые вопросы:
- А что за порода у вашего пса?
- Почему он не лает?
- Кусается ли?
А мне захотелось спросить у него: «Помните ли вы мою бабушку, с которой встречались в Норильске, когда она работала в НорильЛАГе?» Но не решился. Зачем ворошить то страшное прошлое?
И вдруг почувствовал на себе его взгляд, философски пронзительный и мудрый. Показалось даже, что он не только услышал мой невысказанный вопрос, но даже моментально ответил.
Вскоре после этого у моей бабушки произошло приятное и долгожданное новоселье - она получила отдельную комнату на Старом Арбате, и мы с ней разъехались в соседние дома.
6.
Теперь о самом долгом взгляде. Его подарила мне французская знаменитая киноартистка Марина Влади, последняя жена Владимира Высоцкого.
70-е годы. Творческая пара жила тогда на Малой Грузинской улице. А в доме напротив обитал я.
Однажды сидел я за столиком в сберкассе, расположенной по соседству. И вдруг в дверь вошли два накаченных амбАла и замерли, как часовые. Одна из посетительниц сказала довольно громко:
- Сейчас появится Влади!
Все сотрудницы сберкассы уже приникли к окошкам. Появилась Она, и люди расступились. Кинодива сделала какой-то заказ и села в ожидании на свободный стул прямо напротив меня. И почему-то смотрела мне в глаза, как удав на кролика, перед тем, как его сожрать, то есть абсолютно загипнотизировав.
Она заметно постарела по сравнению с экранным обликом, но оставалась элегантной и властной. Мне показалось, что она ожидала стандартных вопросов о Владимире Высоцком. А я больше всего на свете боялся свалиться на пол от растерянности.
Прошло минут пять, её подозвали к окошку и торжественно вручили толстую пачку денег. Потом она вместе с охраной удалилась.
Её взгляд, обращённый ко мне, не остался незамеченным окружающими. Меня даже спросили:
- А вы её давно знаете?
- Да, - ответил я, - с детства!
И вспомнил фильм «Колдунья» с очаровательной Мариной. Я полюбил его с юности.
И вскоре мне опять повезло: через пару недель я преодолел сложный перевал на Кавказе и не скатился в пропасть, несмотря на то, что мне не хватило на турбазе горных шипованных ботинок.
7.
Наступил новый век. На одном из моих творческих вечеров в Центральном Доме Литераторов ко мне подошёл с комплиментами флейтист из джаз-оркестра Олега Лундстрема. Мы познакомились, и я попросил устроить встречу с его руководителем, легендарным джазменом. Музыкант помог в этом.
Я удостоился чести - Лундстрем пожал мне руку, заглянув в глаза:
- А Вы не пробовали сочинять песни?
Я попробовал. Некоторые из них предлагаю вашему вниманию на сайте Стихи.ру.
Но это так, к слову.
Конечно же, взгляды знаменитых людей, обращённые ко мне, грешному, драгоценны, особенно в молодости.
Но и в зрелости они - предвестники чего-то нового, необычайного в грядущем.
Мне повезло: на концерте Лундстрема я познакомился с моей будущей женой, лучше которой найти невозможно.
Кто она? Пока секрет. Но стихи, посвящённые ей, не скрываю.
* * *
Говорили нам: «Нельзя
То и это.
Вы не боги, не князья –
Два поэта.
Обмануть вас – дважды два,
Вплоть до плахи.
Два ничтожных существа,
Вроде птахи».
Не поверили словам
Злым, разлучным.
Нам неплохо. Пусть же вам
Будет лучше!