Вечер был уже недалеко. Небо плеснуло прохладу на дома, изнеможённые от жары, на горячий асфальт, на стоявшие вряд тополя. Я шёл по улице, поглядывая на окна, из которых на меня таращилась скука, молчаливо провожая в надвигающиеся сумерки. Вдруг взгляд споткнулся о раскрытую форточку, которая, крича, звала меня к себе, махая стеклянной квадратной ладошкой. Я огляделся. Никого вокруг не было. Тишина как блудливая корова жевала стоны затоптанных трав, вздохи старой зелёной листвы, шарканье шин, проезжающих мимо машин. Солнце треснуло, вылив на землю последний мёд, и медленно стало погружаться за линию горизонта.
Я подошёл к интересующему меня окну и прислушался. Звуки были погребены в немоте темнеющего квадрата. Я зашёл в подъезд и позвонил в дверь, никто не подошёл к двери. "Тихо, значит, дома нет никого. На окнах решёток нет, и проблемы нет. Сам Бог велел посетить квартирку. Всё равно найдётся что-нибудь, что можно прихватить. Зачем ходить на работу, учиться где-то, когда можно полёглому деньжат заработать", подумал я и, взяв отмычку, без труда открыл двери. Я прошёл в комнату, включил свет.
В комнате стояла ужасная вонь, сладковато острый запах, заполнив квартиру доверху, тихо вытекал из форточки. Я, поморщившись, огляделся. Мои глаза возвели удивление в пятую степень. В давно неприбранной комнате на полу лежали мёртвые туши кошек, их было штук восемь. На диване покоилось вздутое тело старухи в ночной рубахе с погрызенными конечностями рук, видно кошки, решили таким образом утолить голод. Я подошёл к телефону и поднял трубку, телефон работал. Я вызвал милицию, а сам быстро вышел из квартиры.
Впервые я задумался о ценности человеческой жизни и о том, как страшно быть одиноким. Вот так придёт смерть, рубанёт косой по душе, а тебе и на помощь позвать некого. "Это наверняка её душа позвала меня, устала маяться на земле, тело уж давно просится в землю! Ничего нет вечного, кроме неба, земли и времени. А сколько его у меня, что я им разбрасываюсь, как пустыми фантиками, не имеющими ценности. Что я сделал, кого пожалел, кого утешил, кому помог? Как официант беду на подносе разносил. Кого обидеть, последнее отобрать – пожалуйста, кушать подано, а вот слово доброе сказать – так не дождёшься,» подумал я, быстрым шагом удаляясь всё дальше от злополучного дома.
Неподвижные туши кошек глядели мне вслед, пытаясь вырваться из духоты уходящего дня. Мёртвая старуха, обгрызенными пальцами вцепившись в загривок сумрака, кривым беззубым ртом беззвучно звала кого-то по имени. Её неслышимый стон, доведённый до крика, ломал мой слух, как бульдозер домик из фанеры. Мимо меня проехала милицейская машина. "Ну, слава Богу», с облегчением подумал я. "Сейчас её заберут в морг, а там, глядишь, и похоронят, вернее всего, предадут земле".
Ночь, беременная луной, наконец-то разродилась. Из тьмы небес показались звёзды, на серебряных флейтах играя печаль. Я дошёл до моста и, глядя с него в тёмную неспокойную воду, бросил в неё связку ключей и отмычек. Река приняла их и, причмокнув языком, утащила к себе на дно, чтоб подобрать ключик от чужой тайны, открыть, да разбить о серые камни. Немного ещё постояв, простившись с прошлой своей жизнью, я направился домой, решив начать новую жизнь с чистого листа. В доме горел свет, дверь была открыта, из которой вылетала ругань, смачно приправленная острым матом. Я вошёл.
- Сынок пришёл!- воскликнула мать.- Глядите, какой уже взрослый, нынче школу закончил, почти без троек. Сынок иди, выпей рюмочку, за меня. Ведь я у тебя хорошая.
- Мам, ты бы проводила гостей. Вроде праздника нет.
- Как это нет!- возразила она.- Сосед в гости пришёл, бутылочку принёс, он у нас добрый. Празднуем день доброты.
- Встаём, и расходимся,- сказал я каменным голосом, обращаясь к сидящим за столом соседям: Виталию Павловичу, Дмитрию Ивановичу, Натальи Сергеевне и Нине Петровне.
Мать растеряно посмотрела на меня и заискивающе произнесла:
- Вы уж не обижайтесь. Сынок отдохнуть хочет.
- Да мы уж пойдём,- пробубнил Виталий Павлович, подняв круглый живот, встал из-за стола и направился к двери.
За ним пошли и остальные.
- До свидания,- сказала Наталья Сергеевна, остановившись в дверях, и скрылась в густом холодце темноты.
В доме стало тихо. Ругань, спрятавшись в углу, как мышь прогрызла темень и сгинула в ней навсегда. Мать, вздохнув, с укором посмотрев на меня, стала молча убирать со стола, а я лёг спать, даже не поужинав.
Я долго лежал, не мог уснуть. Перед глазами пушистая белая кошка мягкой лапой катала по полу клубок чёрной пряжи и, вдруг увидев в небе хвост убегающего облака, выпрыгнула из квадрата окна на тихий зов, уходящей в небо, старухи. От ползучей тревоги я спрятался в сон как в стог душистого сена, и когда заря нащупала край небес, я свалился в утро с тёплой живой мечтой и солнечной надеждой.
"Ещё не поздно. Всё будет хорошо. Матери больше пить не позволю, пусть идёт на работу, вон в ЖКХ бухгалтер требуется, а я буду дальше учиться, в техникум пойду на автомеханика", подумал я. Утро солнечное сливало июль в мутные воды реки. За облаками дрожал август, ожидая своего выхода. Душа обрела лёгкость, оставив за дверью прошедшей ночи тяжесть совершённых и несовершённых проступков.