Если ты будешь колоть дрова сам, то согреешься ими дважды.
Генри Форд
После армии мне необходимо было устранить самое слабое место в моей подготовке, заключавшееся в плохом знании немецкого языка. Я при поступлении в аспирантуру мог запросто завалить этот экзамен. Тут лучшим вариантом было сдать кандидатские экзамены по немецкому языку и философии до поступления в аспирантуру, чтобы не терять на это время в дальнейшем и освободиться от вступительного экзамена. Такая возможность была в БСХА.
Устроиться на работу в БСХА было не просто. Мне с декабря 1973 года предложили работу старшего лаборанта и ассистента с почасовой оплатой труда в 240 часов в год на кафедре начертательной геометрии и технического черчения. Через полгода заведующий кафедрой Пухальский, который приехал в Горки из Барнаула обещал мне должность полного ассистента вместо уезжающего в аспирантуру МАИ Александровича. Обещание свое он сдержал, но к тому времени я уже понял, что в моей ситуации принимать его предложение мне не выгодно. Я терял в зарплате рублей 20, так как ассистент получал при научно-преподавательском стаже до 5 лет только 105 рублей, но, помимо большой учебной нагрузки, на него навешивалось кураторство, методическая работа и т.д.
Я же на основной работе имел массу свободного времени для подготовки к занятиям по философии и немецкому языку, посещал в это время соответствующие занятия и библиотеку, так как в моем подчинении было два лаборанта, которые в две смены дежурили на кафедре. В это же время я проводил занятия по начертательной геометрии и техническому черчению, за что мне шел соответствующий стаж. На место Александровича взяли очень серьезного и трудолюбивого парня Шулякова, который потом написал много книг и учебников по различным дисциплинам, и с которым меня связывала многолетняя дружба.
На кафедре работало много интересных людей. В первую очередь это вернувшаяся из аспирантуры МАИ с защищенной диссертацией по вертолетным винтам моя бывшая преподавательница Тамара Ивановна Котова. В МАИ ей пришлось не сладко. По ее словам аспирантка кафедры начертательной геометрии МАИ из Кишинева там вообще от перенапряжения и стресса тяжело заболела. Но и Александрович в последствие в МАИ успешно выполнил и защитил диссертацию.
Хоризматичный старший преподаватель Ловейкин еще мне преподавал техническое черчение и отличался требовательностью к студентам.
Работали старшими преподавателями интересные и энергичные мужчины Бруня и Чубуков. Оба уехали на годичные курсы французкого языка в Москву, откуда их направили на два года в Алжир преподавать начертательную геометрию и техническое черчение в местном университете. Вернулись оба на автомобилях Волга ГАЗ-24. Но Бруня перед 8 марта поехал за подарками для женщин кафедры в Ленино и, упав вместе с автомобилем с моста, погиб.
Попасть таким образом на работу за границу и вернуться на купленном вне огромной на десятилетия очереди отечественном автомобиле было «голубой мечтой» любого уважающего себя советского гражданина и такая возможность предоставлялась лишь избранным, как правило членам КПСС, куда тоже брали далеко не всех (я тоже хотел стать коммунистом, но получив высшее образование лишь в армии мог им стать, но для этого надо было ещё месяца на два там задержаться и я отказался от сделанного мне как комсоргу роты заманчивого предложения). Мой одноклассник по сш №1 и выпускник гидромеха Володя Марченко после окончания аспирантуры БСХА был распределен к нам на кафедру и смог поехать на два года преподавать НГ в Пном Пень, Анатолий Карташевич профессор кафедры тракторов и автомобилей БСХА преподавал в Мозамбике и тяжело там переболел, Андрей Сахаров из СПТУ Ганцевич поехал в Анголу на 2 года. Но это были редкие счастливчики.
В моем подчинении было два лаборанта. Очень приветливая и культурная женщина Надежда Васильевна, которая очень гордилась, что ее племянница вышла замуж за красивого и вежливого (я имел возможность в этом убедиться лично) студента из Афганистана. У них было двое детей, и в Афганистане он был назначен на должность заместителя министра водного хозяйства.
После прихода к власти талибов они бежали в Горки, где у афганца возникли проблемы с получением белорусского гражданства и он смог работать лишь сторожем в дачном кооперативе.
В академии организовали дом ученых для преподавателей, где можно было культурно отдохнуть и принять гостей. Мою подчиненную сделали заведующей этого заведения, с чем она успешно справлялась.
Вторым лаборантом был парень из Бреста Петровский. Он отслужил армию и упорно многократно пытался поступить на философскую специальность в БГУ. Парень был во всех отношениях развитый и грамотный, но иногда злоупотреблял спиртными напитками. У него родной брат окончил БГУ и преподавал в БСХА философию, через него я подружился с молодыми преподавателями этой кафедры.
На освободившееся женщиной место лаборанта был принят мужчина из Минска. Там он работал в архитектурно-строительном техникуме и преподавал техническое черчение. Был он холостяком пред пенсионного возраста, поехал отдыхать в санаторий и познакомился с женщиной из Горок. Это была, на мой взгляд, нервная пожилая особа, озабоченная своими болезнями и страдавшая от избыточного веса. Он сдал государству свою комнату на общей кухне в Минске и переехал жить к ней, в частный дом. Когда я уехал в Минск, он занял мою должность.
Через пару месяцев меня назначили членом академической участковой избирательной комиссии по выборам депутатов в Верховный Совет СССР в 1974 году. Председателем комиссии был замполит зоны для особо опасных преступников подполковник (он был в штатском) Лебедь. Секретарем моя бывшая преподавательница политической экономики Пакуш, которая потом работала секретарем могилевского обкома партии, послом РБ в Казахстане и проректором в БГАТУ.
Нашей работой и подготовкой к выборам активно интересовался ректор Константин Солнцев, который нас часто навещал. Академик Солнцев был яркой и креативной личностью, дружил с моим отцом и рассказывал ему, как будучи лейтенантом СМЕРШа в числе перевых обнаружил труп Гитлера в поверженном Берлине. Когда в 6.00 открылся избирательный участок, то он пришел в числе первых, о чем Лебедь сразу позвонил в райком партии. То же самое он делал, когда голосовало другое начальство.
Выборы были безальтернативными, и на каждую позицию было только одна кандидатура. Пунктов «ЗА» или «ПРОТИВ» в бюллетене не было, в самом дальнем углу стояла кабинка, где можно было уединится с бюллетенем и даже зачеркнуть фамилию кандидата. Но люди брали бюллетени и сразу их бросали в урну.
Человек пять пожилых людей решили зайти в кабину и пробыли там некоторое время. Мы гадали, что ж они там написали. Мне думалось, что это будет антисоветчина. Когда урны вскрыли, то мы сразу нашли эти бюллетени, так как все остальные были чистыми, т.е. считались за. Мы прочитали надписи типа: «Да здравствует КПСС и ее ленинский центральный комитет!», «Да здравствует Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев!» и т. п. «Эти бюллетени действительные», заявил Лебедь и у нас получилось 100% «одобрямса».
Из ярких событий тех лет помнится дело председателя самой передовой в СССР Оршанской райпотребкооперации М. Бороды. Об этом человеке и его делах много говорили в городе, так как офицеры КГБ ввели Бороду в наручниках на заседание бюро Горецкого РК КПБ, которое и исключило его из партии. Через много лет в республиканской печати сообщалось (Белорусская газета №4 (371) 03 февраля 2003 г.), что стоимость подарков - спиртных напитков, меховых шапок, колбасы, воблы и других продуктов питания, которые были, по подсчетам следствия, «бесплатно розданы должностным лицам», оценили в 32496 рублей.
По словам же самих подсудимых, «прикрытие», которое на протяжении многих лет оказывали «преступной группе» прокуроры, милиция и руководство исполнительных комитетов Витебской области, обошлось значительно дороже. Как установлено следствием, привлеченными по делу участниками группы расхитителей и их сообщниками за период преступной деятельности было похищено государственных и общественных средств на сумму 824423 рублей (1 рубль СССР был равен 0,6 доллара США). М. Бороду расстреляли за коррупцию. Сегодня он наверняка был бы очень уважаемым и богатым человеком.
Помню очень интересную лекцию кандидата экономических наук, старшего научного сотрудника института США и КАНАДЫ АН СССР. Культурная и умная женщина очень грамотно и откровенно рассказала о действительном положении вещей, многое из сказанного можно было при желании услышать по передачам «Голоса Америки», прочитать в так называемом БЕЛОМ ТАССе, который "Для служебного пользования" еженедельно в одном экземпляре поступал в РК КПБ как обзоры зарубежной печати и который отец иногда приносил домой, чтобы прочитать перед сном, так что я из озвученного уже многое знал. Но лекция была смелой, и от нее веяло свежестью. Приводился сравнительный анализ экономик СССР и США.
Отец на райкомовской машине встретил, а затем и проводил ее в Орше на московский поезд. Через неделю приезжает комиссия из обкома партии, так как в Москву на имя Брежнева поступило пять писем, в том числе уважаемых профессоров, о том, что лектор опорочил советскую социалистическую действительность.
Вызвали руководителей и преподавателей общественных кафедр, которые присутствовали на лекции. Но они все отказались давать оценку лекции, дружно сославшись на то, что на ней якобы не присутствовали. Пришлось отцу писать объяснительную записку, в которой он указал, что с учетом того, что лекция предназначалась исключительно для преподавателей БСХА, изложенные в ней факты он считает допустимым озвучивать для закрытой аудитории. Комиссия закрыла это дело.
С легкой руки моего подчиненного Петровского я подружился с преподавателями кафедры философии выпускниками БГУ Петровским и Ветровым, а также с выпускником МГУ Чубченко, который был родом из Брянской области. Наши встречи в общежитии для преподавателей назывались «заплывами», так как во время наших бесед в почти неограниченных количествах потреблялось вино. Мы поругивали советскую власть, сочиняли анекдоты и слоганы типа: «Мы с тобою тянем рельс стальной, спасибо партии родной!», «За то, что я такой красивый, дорогой Леонид Ильич спасибо!» С удивлением узнавали, что кое-что через некоторое время возвращалось к нам в виде народного творчества.
На работе ребятам приходилось не сладко. У них было развито взаимное посещение занятий, и они то ли в шутку, то ли всерьез обвиняли друг друга то в левом, то в правом уклоне. Но облегчением было то, что в те времена учебная нагрузка на преподавателя общественных дисциплин была не более 400 часов в год, в два раза меньше, чем по всем остальным дисциплинам. Теперь это положение отменено.
Ребята мечтали об аспирантуре. Но попасть туда для общественников было не просто. Простому человеку поступить в аспирантуру по этим специальностям было сложно. Наиболее реальный путь-это целевая аспирантура, когда аспирант возвращается на работу в организацию его туда направившую. Но таких мест было мало.
Темы диссертаций утверждались в ЦК КПБ, и попасть в этот список мог не каждый.
Зато после утверждения, особенно по истории КПСС, написание диссертаций много времени не занимало. Например, тема «Роль КПСС в развитии химического машиностроения в 1950-55 годы» могла, для следующего аспиранта, быть переформатирована на «Роль КПСС в развитии химического машиностроения в 1955-60 годы». Об этом я многое узнал во время откровенных разговоров, в том числе, в курилке аспирантского корпуса Ленинской библиотеке Минска.
Насколько мне известно, из моих приятелей только Ветров защитил диссертацию по атеизму. Работал в те времена на кафедре философии Новиков, будущий кандидат от КПБ на первых президентских выборах в РБ. У него было трое детей и в наших «заплывах» он не участвовал. Но ребята часто его вспоминали, обсуждали его амбиции и пророчили ему большое будущее. Они не ошиблись.
Беседы с умными людьми увлекали, и в один из дней я потерял контроль над собой и благородный Чубченко доставил меня на своих плечах домой. Увидев расстроенных родителей, я мысленно дал себе слово больше не напиваться до такого состояния и в будущем его сдержал.
Старшим лаборантом кафедры иностранных языков работала дочь доцента кафедры тракторов и автомобилей Света Чабан. Она в один год со мной окончила сш №2, а затем и институт иностранных языков в Минске. Это был первый в моей жизни человек, который по числу прочитанных книг был посильнее меня (вторым таким великим знатоком и любителем книг был, принявший меня на кафедру теоретической механики и ТММ БИМСХ, будущий министр образования РБ Василий Иванович Стражев).
Мы со Светой обменивались книгами, беседовали о жизни, оба были почитателями творчества Евгения Евтушенко. Через некоторое время она стала вторым секретарем Хотимского РК КПБ, работала в могилевском обкоме КПБ, а в новые времена возглавляла отдел кадров строительного треста.
На занятиях по философии я познакомился с аспирантом из Сирии. Он усиленно стал приглашать меня к себе в гости в общежитие, чтобы угостить виски. Когда я пришел, то он налил мне на самое дно чуть-чуть. Так я впервые попробовал этот напоминающий самогонку напиток и решил рассказать ему, как мой однокашник по БСХА В. Кашкан защищал на советском эсминце небо сирийского порта Латакия от израильских самолетов. Но неожиданно это вызвало со стороны сирийца самую бурную отрицательную реакцию. Он стал кричать, что это не правда, что это клевета и сирийцы сами себя защитили. Я с трудом его успокоил, после чего он сказал, что Междуречие-это колыбель человечества и защищать Сирию это большая честь для гражданина любой страны. Работавший со мной на кафедре механики материалов и деталей машин БГАТУ подполковник в отставке Геннадий Иванович Шкаровский будучи в те годы военным советником в Сирии сам участвовал в боевых действиях со стороны сирийских танков и ракетных систем типа Точка У и откровенно рассказывал о реальном положении дел, причем ему ещё сильно повезло вернуться на Родину живым.
Попытки сирийца отрицать очевидное были особенно не убедительными в моих глазах, поскольку летчики нашего авиаполка и даже солдаты моей роты принимали непосредственное участие в войне на БВ (см. статью-главу СЛУЖБА В СА), но я об этом благоразумно промолчал не желая будучи в гостях обострять ситуацию.
Еще у меня был странный сосед З. по улице Гастелло, где мы жили в новой квартире. Он тоже работал в академии и был сильно сексуально озабочен, причем действовал весьма вызывающе. Постоянно всем рассказывал о своих победах и связях с весьма приличными женщинами, в том числе замужними. Как то идем с ним в сторону академии, нас догоняет его знакомый, но незнакомый мне парень и говорит, чтобы он завязывал с этим делом, а то мужики хотят его проучить. З. немного встревожился, но перевел все в шутку. Через года полтора, когда я приехал на побывку в Горки из Минска, мне сказали, что он пропал. Так его и не нашли.
Через год я сдал на «отлично» кандидатский экзамен по философии, а еще через полгода получил «хорошо» на кандидатском экзамене по немецкому языку.
У меня была возможность продолжить научную работу по теме дипломного проекта в БСХА под руководством Михаила Александровича Жарского. К тому времени он стал заведующим кафедрой гидравлики, купил за счет хоздоговора и доставил для кафедры из ВИСХОМ Москвы современную тензометрическую лабораторию, смонтированную на базе автомобиля ЗИЛ.
Но в академии могли возникнуть серьезные трудности с изготовлением лабораторных установок и опытных образцов. Подобные вещи делались там с огромным трудом и главным образом за счет личных связей. Жарский мне мудро посоветовал поступать в «фирму» ЦНИИМЭСХ НЗ СССР, где были все условия для выполнения научной работы. Я и сам стремился к этому.
В аспирантуру ЦНИИМЭСХ НЗ СССР принимали по специальности 05.20.01-«механизация сельскохозяйственного производств». Для сдачи теперь уже для меня единственного вступительного экзамена мне необходимо было изучить новые для меня научные дисциплины: сельскохозяйственные машины и механизацию животноводства.
Особенно первая из них, представляет собой целый комплекс сложных теоретических вопросов, но я, затратив немало сил, по нескольким учебникам разобрался и усвоил этот материал. Огромное впечатление произвел на меня учебник по теории сельскохозяйственных машин Летошнева объемом около 700 страниц, где все было изложено доступно и на очень высоком теоретическом уровне.
Решив еще во время работы в БСХА начать работу над диссертацией, я съездил в Минск к заведующему отделом мелиоративных машин профессору, доктору технических наук Рувиму Лазаровичу Турецкому. Он приветствовал мое желание заняться наукой, согласился стать научным руководителем и сразу предложил мне заняться вопросами разработки мерзлых торфяных грунтов. Турецкий меня заверил, что я буду пионером в этом деле.
В Горках я несколько месяцев в библиотеке ничего не мог найти по этому вопросу, пока не наткнулся на большую монографию Томского университета, полностью посвященную разработке мерзлых торфяных грунтов. Я с этой книгой в руках приехал к Турецкому и показал ее ему.
Перед этим я в коридоре увидел курящего мужчину лет сорока и заговорил с ним. Это оказался старший научный сотрудник этой лаборатории кандидат технических наук Борис Саенко. Он меня ввел в курс дела по работе в сложных зимних условиях и сказал, что у Турецкого очень плохо защищаются и к нему лучше не поступать (в правоте его слов я убедился со временем). Рувим Лазарович был очень удивлен и даже смущен моей находке, но тут же заверил меня, что он мне подберет другую хорошую тему. Я ему ответил, что у меня есть и другие предложения, и я буду над ними думать.
Действительно, хорошо мне знакомый преподаватель кафедры строительных и мелиоративных машин БСХА Алексей Купченко поступил в аспирантуру в лабораторию противоэрозионной обработки почвы и посева к научному руководителю профессору, доктору технических наук Анатолию Тимофеевичу Вагину, который заведовал этой лабораторией. За три года он написал и защитил диссертацию.
Вагин очень четко в реальном для выполнения диссертации объеме ставил задачи перед аспирантами и имел очень большой авторитет в совете по их защите. Алексей Купченко всячески советовал мне поступать к Вагину и обещал замолвить за меня слово. После встречи с Турецким, я сразу зашел к Анатолию Тимофеевичу Вагину, который весьма приветливо со мной побеседовал.
У меня уже была научная публикация, но я, чтобы показать товар лицом, попросил Вагина дать мне тему для реферата, который требовался в том случае, если научные статьи отсутствовали. Анатолию Тимофеевичу предложил мне написать реферат по теории клина, в которой он был большой специалист.
Теория клина касалась теоретических и физических процессов, происходящих в почве и грунте при воздействии на них различных орудий. Теорий было не мало, но я подробно ознакомившись с ними, увидел, как они применимы для различных типов почв. Сделав соответствующую классификацию, я наметил пути дальнейшего развития этих теорий.
Вагину моя работа над рефератом очень понравилось, он был в комиссии по приему вступительного экзамена, на котором я получил оценку «отлично» и стал аспирантом ЦНИИМЭСХ, хотя конкурс был около трех человек на место.
Перед экзаменами я завез в Минск свои документы и показал свою опубликованную статью заведующему отделом аспирантуры Дубову, на что он мне, махнув рукой ответил:
-Да мы здесь любую бумажку хоть так, хоть этак повернуть можем!
Дубов до достижения пенсионного возраста работал директором НИИ торфа АН БССР, и справедливые слова этого мудрого человека мне запомнились на всю жизнь. С 1 января 1976 года я стал аспирантом ЦНИИМЭСХ НЗ СССР.
В СССР было около ста сельскохозяйственных ВУЗов и выросшая из основанной в 1840 году земледельческой школы БСХА была старейшей и одной из крупнейших и авторитетнейших из них. В мои времена существовали 4 полнокровные кафедры НАЧЕРТАТЕЛЬНОЙ ГЕОМЕТРИИ И ГРАФИКИ, ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ МЕХАНИКИ И ТММ, РЕМОНТА МАШИН; ТЕХНОЛОГИИ МЕТАЛЛОВ, МЕТАЛЛОВЕДЕНИЯ И ОСНОВ ВЗАИМОЗАМЕНЯЕМОСТИ. В РБ БГСХА стала одним из пусть и уважаемых, но одним из многих провинциальных ВУЗов. Рождаемость падала, число ВУЗов за счет коммерческих в РБ увеличивалось и даже на уменьшающиеся наборы не просто было найти студентов, тем более, что появилась возможность для любого хоть и чаще платно, но получить специальность экономиста, юриста или менеджера-управленца. Инженерное образование перевели на 4 летний срок обучения вместо 5, провели так называемую гуманизацию учебного процесса, когда не менее 50% учебных часов отдали обществоведческим дисциплинам типа политологии, социологии, борьбы с коррупцией, истории ВОВ и др., что существенно сократило время обучения собственно инженерной профессии (ранее общественные науки в инженерном образовании занимали 15-20%). Авторы этой концепции пару лет назад даже бодро заявили по БТ, что именно благодаря гуманизации высшего образования достигнуто согласие в обществе.
И вот на 2021 год все упомянутые мною 4 кафедры БГСХА были уже объединены в одну с названием кафедра ТЕХНИЧЕСКОГО СЕРВИСА И ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ ДИСЦИПЛИН. Но, настораживает тот факт, что из 9 доцентов к.т.н. кафедры 7 имеют возраст за 70 лет, 2 среднего возраста, молодежи среди них нет, а защитить диссертацию в области технических наук, где требуется по мимо всего прочего воплощение своих идей в металле в виде конкретной машины и внедрение её в той или иной степени в производство, очень не просто.
Это в РФ министр Кудрин стал доктором экономических наук, потому что придумал новый термин, а кандидат политических наук Ф. заявил, что докторская диссертация по политологии это 3 месяца уединения и столько же на проталкивание. Душа радуется за человека, который не только становится кандидатом или даже доктором экономических наук по теме типа "Налоговая система Бангладеш", но и получает на это дело крупный денежный грант какого-нибудь Газатомнефтепрома, но так везет не каждому.
Здесь же надо не только головой (что при обрезанном базовом инженерном образовании уже не просто) обязательно создать новую теорию и изобретение (срок его рассмотрения в патентном ведомстве до 3 лет и далеко не факт, что оно будет положительным), но и руками серьезно потрудиться, иметь материальные и денежные средства для изготовления экспериментальных установок и макетных образцов, проведения испытаний и производственной проверки в реальных полевых условиях, и даже просто дружить с госпожой удачей. Появились новые опции в виде магистратуры и докторантуры, но это для тех отраслей, где можно надувать щёки и перекладывать бумажки с одной стороны стола на другую. Да и зарплата не стимулирует этот процесс.
Я даже задал вопрос моему товарищу по студенческим и аспирантским годам ректору БГСХА Вячеславу Шаршунову, почему преподаватели БГСХА так мало получают, и получил ответ, что академии необходимо содержать и отапливать большое количество корпусов, общежитий и жилых домов академгородка и на это тратятся огромные деньги.