Иоффе внёс фотографа.
- Осторожнее, батенька. Не уроните наше дарование, - говорил Ленин, садясь поудобнее. - Спешить нужно, тираж скоро.
Штатный фотокорреспондент газеты "Искра" по фамилии Петцваль разложил штатив-треногу и водрузил на него небольшой ящик, из коего свисала мятая гармонь, увенчанная объективом.
- Не мигайте, - сказал фотограф и щёлкнул фотозатвором.
- Ай погляжу! - сорвался Ильич с места. - Ну, давайте, давайте, товарищ Кодак, вытряхивайте живее...
Из ящика вывалился унылый серо-коричневый снимок. Ленин поднял снимок с пола, взглянул, фрякнул, потопал на месте, потеребил фокусировочный мех и прильнул к объективу.
- Не пойдёт. Фактура бедна, - выкартавил он. - Вы, батенька, давайте со своим Кодаком ближе к свету, а я под трудовым плакатом усядусь, ага. Вот так. Щёлкайте!
Петцваль щёлкнул фотозатвором.
- Да, батенька, должно выйти, - вскочил Ильич, - должно получиться для нас и для всего народа!
Оттеснив фотографа от аппарата, Ленин схватил второй снимок и огорчённо выразил:
- Какой-то я у вас не модный. Где тут моя кепка?
Он схватил с подоконника кепку, утвердил её на макушке и опустился на табурет.
- Ещё разик! - Ленин взмахнул кулаком, точно сделал апперкот. - Из всех искусств для нас важнейшим является фотоискусство!
Фотограф почесал нос, опустился к глазку Кодака и щёлкнул в очередной раз.
- Дайте же поглядеть! - рванулся Ленин с табурета.
Дождавшись снимка, он поводил по нему взглядом и недовольно сморщился:
- Дарование, етить... Мы пойдём другим путём! Глядите, как надо!
Взяв за руку, Ленин отвёл Петцваля к табурету, усадил и водрузил на его голову кепку.
- Владимир Ильич, - нервничал фотограф, - это экспериментальный образец, вы даже не знаете, как с ним обращаться! Здесь же техника, о которой и царь не слыхивал! Здесь же не только рулонная фотоплёнка, но и...
Ильич показал Петцвалю язык, отёр ему бороду, поковыряться у того в ушах, пригладил брови над его глазами, приспустил ему веки, поковыряться у дарования в носу.
- Вполне себе. На Аксельрода похож, только в кепке, - вдохновился Ильич и, подбежав к ящику, клацнул механизмом.
Фотограф пытался контролировать себя, поднимаясь с табурета, но мигом сшизел, глядя в протянутую ему карточку, выжженную на бумаге заморскими фокусами.
- Вот, как нужно снимать, батенька, - нравоучительствовал Ленин, отнимая у Петцваля кепку и присаживаясь на место. - Каждая кухарка должна научиться управляться с фотоматериалом. С вас маленький шедевр.
Петцваль сплюнул в пыль комнаты, перезарядил Кодак и со всей силы лязгнул фотозатвором. Ленин умилился.
- Дайте, дайте... - твердил он, слезая с табурета. - Фу, что за шутки? Я здесь будто на Калинина похож. И на гриб... - Ильич сощурился. - Учиться, учиться и учиться. Я вас заверяю, батенька! Учиться...
- Клац-шлёп, ту самую мать! - прогремел затвор под несдержанную ругань фотографа. Ленин расценил проскачившую грубость как междометие катарсиса, способное возникнуть у трудящегося человека лишь в момент наивысшего достижения, и с радостью бросился до Кодака.
- Наконец-то, батенька, сдюжили! Ну, как? Шедевр?
Он выхватил из ящика снимок и какое-то время пребывал в замешательстве, похрустывая комнатной пылью на зубах.
- Газетная проститутка! Ничерта не умеете! - воскликнул Ильич. - Это что такое? Вы свет чуете? Хоть раз композицию строить пробовали? Как вы это объясните? У меня тень от носа на пол-лица! Шнобель как у Засулич! Что за профиль! Выгляжу, как какой-нибудь Зиновьев, прости Партия, вылитый уголовник! Ну же, споймайте приемлемый кадр, батенька, иначе я за себя не ручаюсь...
- Щёлк! - сказала камера, но промахнулась.
- Кто не снимает хорошие фотографии, тот не ест! - сотрясал комнату Ленин. - У вас на деле не глаз, а говно! В руки себя возьмите! Проявите профессионализм!
Решив, что убедил фотографа окончательно, Ильич взобрался на табурет в своих лакированных туфлях и, сложив руки за спину, выпятил грудь и взнял подбородок. Представив будущий снимок на первой полосе "Искры", он даже зажмурился от удовольствия, от предвкушения славы.
- Тррах-тах-тах! - получил Ленин по морде.
Кодак лежал вверх дном, рядом лежал табурет, под табуретом валялась лакированная туфля, а над всем этим дарование мутузило, осыпая проклятиями, фигуру вождя.
Иоффе верно смекнул, лязгнул затвором и снёс голову Петцваля подчисто, забрызгав пыльные гардины и костюм Ильича свежим мозгом.
- Придётся самому, - сказал Иоффе. Он поднял из пыли ящик, установил на штатив, прислонил к объективу побитого вождя и сам втиснулся в кадр, затем изобразил ;) _.!.. и клацнул заключительное фото.
Ленин не решился перечить и назавтра в "Искре" вышла знаменитая статья "Ильич - друг народа". Редактор подписал фото следующим образом: "Выживший на брегахъ ада и не сломленный, Владимиръ Ильичъ - лучший другъ прогрессивного человечества".
Газетчики идеально обставили дело. Тираж взлетел, любовь народа к партии устремилась в наднебесья. Лишь одного Иоффе не простил Ленину до посмертного гроба. Ильич безжалостно срезал коллегу со снимка ржавыми ножницами, навсегда уничтожив веру в светлую память для всех.