- Эдька, вылезай сейчас же! Кому говорю? Хуже будет!
Под стол протянулась крепкая рука и выволокла за ногу брыкающегося мальчишку. Тяжело дыша, мужчина поставил ребёнка на ноги. Бац! От звонкой оплеухи тот снова отлетел в угол комнаты. Прикрыл лицо руками. Но сквозь подрагивающие пальцы на отца был устремлён колючий, немигающий взгляд волчонка.
Щеку Эдика нестерпимо жгло. Но почему-то он ощущал и мучительное удовольствие. Такое же сладостное, как и тогда. На пустыре. Куда он с двумя дружками после уроков затащил соседскую кошку. «Это Танька, гадина, подсмотрела. Точно. И нажаловалась маме. Нужно было подождать темноты. Никто бы не увидел».
– Папочка, не бей! Это не я-я-я, я ничего не делал, – жалобно хныкал мальчишка, растирая кулачками сухие глаза.
«Что бы ей сделать? Побить. Заставить плакать, на коленках ползать. Или червяками дождевыми накормить. Но она опять всё родителям расскажет. Надо как-то сделать, чтобы не знала кто. А может её…» – в голове Эдика шевельнулись уже не детские мысли.
– Это всё Сашка, он придумал. И спички он принёс. А Валерка держал. Я только смотрел. Папочка, не надо, пожалуйста. Прошу тебя-я-я, – выводил уже на самой высокой ноте мальчик.
Отец вдруг увидел, как тело ребёнка забилось в лёгких конвульсиях, и тот слегка застонал. Мужчина перепугался, выронил ремень. Потом бросился к мальчику, приподнял его голову.
Мать давно вышла из комнаты и плакала на кухне, предоставив мужу разбираться с их чадом самому. Отняв руки сына от лица, отец оторопел.
Слегка закатив глаза Эдичка счастливо улыбался. Ему было очень приятно. Он представил в деталях, как будет наказывать ябеду. И ещё. Захотелось повторить это острое, ранее не испытанное наслаждение...
У Эдика, к слову, была и другая веская причина ненавидеть Таньку.
Сколько себя помнил, он был один. Дома без братьев, сестёр, в классе без приятелей. Родители особо им не занимались. Маме, санитарке в больнице, не до него было. Накормить, напоить - вот и вся ласка. Отец был крутого нрава, доставалось и сыну и маме. Ну, когда дома бывал. Жизнь дальнобойщика дарила такие возможности нечасто.
В школе с самого начала его гнобили "по-чёрному". Рос пацан нескладным, хлипким. Черные, немытые вихры. Чуть косящий взгляд. А тут ещё с пятого класса лицо покрыли прыщи. Да и малый рост в придачу. Кто с таким задротом дружить будет?
Прибился к местным отморозкам со двора. Звали их Сашка и Валерка. На два-три года старше, из другой школы. Какая там дружба, нафиг, защиты искал. А те доили Эдьку как муравьи тлю. Заставляли деньги тащить по-тихому у родителей или еду из холодильника. А потом били. Так, слегка, по-дружески.
Но зато они были “свои”. Не давали другим его чмырить. И случалось, по Эдькиной наводке, лупили его школьных обидчиков.
Год назад, зимой, был у Эдика урок ритмики. Из-за карантина гриппа их пятый "Г" и параллельный "А" объединили. В каждом из классов по половинке осталось. И вот, когда девочки и мальчики танцевали парами, над Эдиком подшутили одноклассники. Видать не простили синяков, полученных от шпаны.
Прямо на уроке сдёрнули с него спортивные трико. Спустили рывком низ, прямо на чешки. С трусам вместе.
- Эдик-педик, - загорланили Толик и Петька, пользуясь тем, что учительница была приходящей студенткой филфака института. Молоденькая Анастасия сама побаивалась юных школьников, от которых порой тянуло табачным дымом. Куда ей было надавать хулиганам подзатыльников. Это бы у Сан Саныча не заржавело. Строгого физрука и, по совместительству, хореографа. Но он болел.
Эдик танцевал в паре с Таней, пухленькой кареглазой скромницей. Она перешла в их школу в прошлом году. И очень нравилась мальчику.
Оказавшись перед Таней голышом Эдик, страшно смутился, быстренько натянул трико и выбежал из актового зала. И ещё он испытал острое возбуждение от невольной демонстрации своих тщедушных гениталий.
"По-моему, Тане понравилось”, - думал он, мучительно стесняясь новых ощущений. И желая их повторения.
Потом выяснилось, что эта дура Танька, хихикая, рассказывала всем подружкам в школе, какая маленькая у него пипка. Эдик понимал, конечно, что в силу юного возраста сравнивать ей было не с чем. Но все равно, обидно. И это дикое унижение он запомнил навсегда.
С того дня в нем поселилась жгучая потребность выместить свои обиды на ком-нибудь. Слабом, безответном. Помучить, причинить боль. Вывернуть так, чтобы хрустнуло, потекло, забрызгало. Внушить страх, испытать сладость власти над чужим телом.
Мальчишка рос, постепенно превращался в юношу. Кое-как закончил десять классов. Талантами особыми не обладал и спокойно ожидал, когда заберут в армию.
До призыва оставался ещё целый год, и Эдик пристроился на соседнюю стройку разнорабочим. Месил раствор, таскал доски, кирпичи, убирал мусор. Ничем не выделялся. Работяги строители посмеивались над слегка притрушенным пареньком, глядя как он словно сонная муха неторопливо махал лопатой:
- Эдик, епт, шевелись скорей! Ты и на бабе, небось, засыпаешь.
Но в своей тайной жизни он был совсем иным. Правда, это был всего лишь мир его химер, диких и ничем не ограниченных. Вот там Эдик был повелителем. Жестоким и изобретательным. Безжалостным к своим обидчикам. Особенно к женщинам.
И ещё его забавляла игра. Особенная. В жизнь и смерть. Неуловимый переход, когда лишь мгновение назад чьё-то тело думало, дышало, издавало звуки. А потом - раз. И превращалось в нечто. В кучу костей, мышц, сухожилий. Пусть даже сохранивших внешнее подобие живому. Но уже безмолвное и полностью безучастное. Лишённое возможности сопротивляться. Абсолютно покорное его воле. И желанию этим телом обладать.
Эдику безумно хотелось проявить свои фантазии наяву. До исступления. Напасть ночью. На одинокую прохожую. Но где? Чтобы никто не увидел. А если она закричит? Нужен ремень. А что потом? Что делать с телом. Просто оставить? Тогда быстро найдут.
Эти вопросы он бесконечно прокручивал в голове, готовился. Полюбил вечерние прогулки. Городок его был совсем небольшой. Приходилось постоянно менять маршруты. Не хотел привлекать лишнее внимание. Парень, бесцельно блуждающий по темным улицам, вполне мог заинтересовать патрульных ментов.
С интересом заметил в себе новое качество. Он стал тонко чувствовать новые запахи, неуловимые ранее. Различать их, находить источник и следовать за ним, различая даже в толпе людей. Как это получалось, Эдика не интересовало.
Зверь, обитающий в нем, постепенно набирал силу.