Как обычно, внезапно пришли морозы. Артель разошлась кто-куда. А Иван переехал в город и стал работать на заводе слесарем. Поселился Иван на окраине города у одинокого деда. Дед Афоня ещё имел и кличку «Валенок», потому что зимой и летом выходил на улицу, садился на завалинку своего дома и всегда в одних и тех же валенках. Своему квартиранту дед Афоня обрадовался – всё веселее коротать вечера.
- Ты, паря, живи у меня! Платить ничего не надо. Если принесёшь какой-то харч – вот тебе и плата. А комнату занимай вот эту. Здесь всё, что тебе надо: кровать, крючки на стене для одежды, одна тумбочка, столик на трёх ножках и маленькое оконце. Я тебе, паря, мешать не буду, - продолжал дед, - моё место – печка. Роднее её у меня нет ничего. Я и натоплю, и сварить могу. Так что, заживём, паря.
Ивана он так и не звал по имени, ни разу. Так они и жили. Вечером Иван возвращался с работы, раздевался по пояс. Дед Афоня поливал на широкую спину Ивана подготовленную согретую воду из старенького рукомойника. Иван кряхтел, мылил себе шею, лицо, под мышками, а затем смывал струей воды при помощи деда. После обтирания причесывал свой густой чуб, одевал чистую рубаху, и они со стариком садились ужинать.
Как ни странно, дед Афоня готовил отменно, даже лучше иной бабы: и щей наварит, и картошки нажарит, а тут даже испёк пирог с карасём. Иван ест и похваливает:
- Ну ты, деда, и мастер, как настоящий повар!
- А ты ешь, паря! Тебе силы нужны.
А когда на стол ставился самовар, начиналась беседа. В основном, почему-то, спрашивал дед Афоня.
- Ты откедова, паря?
- Я деда и сам не знаю, откуда я. Люди толкуют, что нашу деревню выкупил Демидов из-под Чернигова где-то.
- Так вы хохлы что ли? - переспросил дед Афоня.
- Ну вроде, и говор у наших свой.
- А ты-то не говоришь, как ваши! – опять вставил своё слово дед.
- Ну со мной особая история! Когда родители, робя на прииске, перепростудились, сначала умерла мать, а затем от чахотки и отца похоронили. А мне всего-то шесть годков было. И пошёл я по рукам – то там, то сям. Насмотрелся всячины. Как подрос, потянуло опять в свою деревню. Из родственников одна престарелая тетка – вот у неё живу да на прииске работаю.
- Чё деяшь? – поинтересовался Афоня.
- Да что там! Катаю я песок от «дудки» до промывки.
- Дело знакомое, - промолвил дед Афоня, - я за свой век всё перепробовал, а потом на всех плюнул и стал, как сейчас этих людей кличут, индивидуалист! Во как! А вообщем, я – горшик.
- Вот это да! – воскликнул Иван от удивления. – Золото значит добывал дед.
- Его, заразу! Да и камешками промышлял, особенно зелёненькими.
- Ты что, деда, изумрудики находил? – спрашивает Иван.
- А то! Да ещё какие! – отвечает дед Афоня. Я тебе, паря, потом расскажу интереснейшие дела, только ты на ум мотай! Понял, паря? Ну, а сейчас давай спать! Скоро на ходиках вылезет кукушонок, - и показывает на часы своим изогнутым пальцем.
Как только, кряхтя, дед Афоня начал вставать с лавки, кукушка, высунувшись в открытые дверки часов, прокуковала двенадцать раз.
- Ну, а я что говорил? – подтвердил дед Афоня.
***
Быстро летит время. Уже прошло несколько месяцев. То ли дело работать не в чадном цеху под звуки пресса, бьющего по железу, а на воздухе. Хоть и тяжело таскать тачку с песком по восемь часов в день, но зато рядом с Аннушкой. Нет-нет да пересекутся их взгляды - иногда от неё злой, а иногда такой милый ласковый, что хоть бросай тачку. Подхватывай её на руки и неси-неси бережно и нежно. Но чаще бывает, что колючки вылезают и укалывают сердце Ивана. Но тянет, тянет его к ней.
А что, если на рождество взять и съездить в деревню, подарков набрать. Он ведь не голь какая, а состоятельный мужик. Будь, что будет! Или примет, или прогонит. Примет – буду верным мужем, ребят поднять помогу, её освобожу от этого каторжного труда. Я ведь знаю, чем закончится работа на золоте, – размышлял Иван. Вон сколько баб в деревне со скрюченными пальцами! Это всё мойщицы, которые целый день в холодной воде промывают золото. А Аннушку надо от этой участи, пока не поздно, спасти. Ивану от такого решения так стало хорошо – и мысль о поездке на рождество в деревню запало в голову.
И начал каждый день после работы Иван ездить на толкучку. Об этом надо сказать особо. Базар находился недалеко от вокзала. И со всех окружающих деревень, поселков съезжались на базар торговцы. Что только здесь не продавалось! Мелочёвка, начиная от иголок, одежда, обувь, телеги, сбруя, да и сами лошади, и остальной скот! Были продуктовые ряды, где от традиционной картошки и моркошки можно было купить столь редкий фрукт как яблоки, сушеный кишмиш из азиатских республик.
Но Ивана интересовали пока только вещи. Поэтому он ходил по рядам, присматриваясь, приторговываясь понравившимся товарами. Подарков надо было на всех членов семьи – ведь не оставишь кого-то без внимания. Анне выбрал и сторговался на хороший полушубок, девчонкам - по яркому посадскому платку. Хотел взять одинаковые, а потом подумал и купил разных цветов, считая, что разберутся между собой.
Сейчас «остались» ребята. Много раз ездил на базар, но всё не то да не так. И вдруг видит, что на прилавок продавец выставляет хромовые сапоги да такие замечательные, голяшка «в гармошку», начищенные до блеска. Иван тут же, не раздумывая, попросил продавца подобрать нужные размеры, за одним взял пару для себя. А то ботинки с галошами – это по-городскому, она ему изрядно надоела. Ну, вроде бы и всё! Осталось перед поездкой купить разной сладости на стол.
Этим и жил Иван, предвкушая встречу с Аннушкой и детьми. Уже лёжа вечером на кровати. Иван смотрел в потолок и думал, что вот, если примут его в семью, то он станет многодетным отцом.