Портфель

Владмир Пантелеев
   Вместо пролога отмечу лишь, что в этом повествовании, являющимся, по сути, мемуарами, переплелись не только мои детские воспоминания и переживания, но и отношение к сути происходящего взрослых, о чём я позднее  узнал, либо «дошел» своим умом.

                *  *  *

     - Рано, что-то Вы, мамочка!

      - Извините! Мне сегодня раньше надо по делам, Вы разрешите побыть сыночку в школе, чтобы не болтался без дела по улице, - не дала договорить маленькой тщедушной старушке моя мама, втолкнув меня в полуоткрытую дверь,  которую после настойчивого стука ей та открыла.

    -  Да, уж, пусть проходит, и мне  скучно не будет, не волнуйтесь.

  Мы спустились в полуподвал, где размещались гардероб и школьный буфет. Таких старушек в школе было несколько. Они посменно выполняли обязанности сторожа, вахтёра, гардеробщицы, уборщицы и истопника высоких облицованных изразцами печей, которыми здание школы отапливалось. Преподавательский состав называл их «техничками».

  - Самым первым в школу из учеников пришел в первый раз? Я тебя раньше не примечала, ты из первого класса?

  - Да. Из первого «А».

  - А величать тебя как? Портфель у тебя как у министра, кожаный с золотыми пряжками.

    - Вова Пантелеев.

    - «Сашами» да «Витями» зовут учеников, а «Вовами» в школе нет, будут учителя звать Володей, как Ленина,  так ещё  молодого Володю Ульянова в гимназии звали. А меня все ученики зовут – тётя Аня. Если учительница за мелом пошлёт, так это меня ищи.
 
  - Так кто же тебе такой богатый портфель купил? – всё не унималась моя новая знакомая.

* *  *

  А началась эта история  в ноябре 1954 года. К первому сентября мне еще не исполнилось семь лет и в первый класс меня не взяли. На торжественное мероприятие посвящённое годовщине Октябрьской революции на работу к отцу мы пошли вместе с мамой. Отец, будучи директором и секретарём партийной организации в одном лице, читал доклад, после которого состоялся концерт художественной самодеятельности. Зрителей, т.е. работников предприятия, набился полный клуб, люди даже стояли в проходах. Выступавшим дружно и долго аплодировали, некоторых просили повторить на «бис», и они охотно выступали ещё раз.

  После концерта приглашенная представительница горкома партии долго хвалила за организацию концерта моего отца и председателя профсоюза их трудового коллектива. Но в конце высказала пожелание:

  - У вас большой коллектив, преимущественно люди семейные, имеющие детей, но почему не было ни одного детского номера, где бы выступили дети ваших сотрудников. Заниматься воспитанием и развивать способности детей членов трудового коллектива одна из задач профсоюзов на местах. Буду ждать ваше приглашение на Первомайский концерт будущего года.

  Едва проводив гостью, Бениамин успокоил моего отца.
 
   - Сделаем номер, у меня уже есть идея.
 
  Бениамин, еврей-антифашист, чудом выживший в годы войны в фашистских лагерях смерти, по профессии был музыкантом и настройщиком музыкальных инструментов. Коллектив единодушно избрал его своим профсоюзным лидером за его принципиальность, честность, готовность помочь каждому, кто в этом нуждался, хотя он и не был членом партии. Решение коллектива на «верху» долго не хотели утверждать, но мой отец поручился за него своим партбилетом, и Бениамин отца никогда не подвёл. Партийным чинушам трудно было понять, какой несгибаемой волей и преданностью обладают эти два человека, четыре года день изо дня смотревшие смерти в лицо, один на фронте, другой в застенках фашистских концлагерей.
 
  В один из ближайших выходных после Октябрьских праздников у нас дома собрались Бениамин с женой, тоже, кстати, узницей концлагеря, и ещё одна пара. Крупный мужчина с вьющейся шевелюрой и золотой коронкой на зубе и его молодая жена (тогда ей не было и тридцати), блондинка  с эффектной фигурой и красивой внешностью, говорившая на русском достаточно правильно, но с сильным, хотя и приятным польским акцентом. Мужчину звали Герман, но  жена звала его Гера. Он родом из Одессы, это выдавал его говор. На предприятии, руководимом моим отцом, он работал водителем служебного автобуса. Гера ещё до войны поступил в лётное училище, с 1943 года на фронте, везучий, ни одной царапины, грудь в орденах, лично сбил три «мессера», два «Ю-87» и «Фоккер», войну закончил капитаном в должности заместителя ком. эскадрильи.

   Казалось, пересаживайся на новые самые секретные реактивные истребители и служи дальше. Но профессионального военного лётчика уволили  из армии,  формально за проведение учебного воздушного боя с подчинённым в нетрезвом состоянии. Однако, фактически за то, что у него жена полька из Западной Белоруссии, куда её из Варшавы  отправили родители к дальней родственнице в первых числах сентября 1939 года, пытаясь спасти от бомбёжек.

   Но эта область через несколько недель стала территорией СССР. До 1939 года она не была гражданкой СССР, а с 1941 по 1944 находилась в зоне немецкой оккупации, а большинство её родственников живут в современной Польше, до войны были людьми зажиточными, имели свои магазины.  Хотя в 1944, когда Гера с ней встретился,  ей не было ещё и восемнадцати.

  Бениамин пришел со своим сыном Гедеоном, который был на полгода младше меня,  и которого я знал с пятилетнего возраста, а Гера с дочкой Евой, моей ровесницей, и сыном Марком шести с половиной лет.
 
  Взрослые отправили нас в другую комнату, выглядевшую довольно просторно.   Кроме диванчика моей бабушки и кровати старшей сестры в ней стоял узенький шкаф для одежды и столик, за которым сестра занималась, вся центральная часть комнаты служила моей «игровой площадкой».

  Ева села на диван и стала листать лежавший здесь журнал, совершенно не обращая внимания ни на мой новый игрушечный железный самосвал, грохотавший при движении по полу, ни на меня, занятого пояснением Гедеону и Марку, как поворачивать передние колёса рулём или поднимать кузов. Её безразличие ко мне и моей машинке злило меня, и зачем эту девчонку притащили сюда её родители. Стена отчуждения и неприятия к ней росла на глазах. Мог ли я знать тогда, что вместе с Евой мы станем главными героями танцевального номера.

Где-то, через час компания взрослых появилась в нашей комнате. Их весёлый непринуждённый вид говорил о том, что знакомство прошло успешно и уже закреплено парой-тройкой рюмок отцовской настойки. Мой отец и Бениамин рассказали, как помогали бойцам на фронте задушевная песня и искромётный танец, как они ждали приезда фронтовых артистов, как эти «свидания» придавали силы в бою. Гера им поддакивал, как бы подтверждая истинность их рассказа. И тут нам задали неожиданный вопрос, а могли бы мы их выручить и выступить на Первомайском концерте, как выступали дети и подростки перед ранеными в госпиталях. Конечно, мы уже загорелись таким желанием и были готовы на всё.

  - Тогда прямо сейчас и начнём. Мы разучим матросский танец,- объявил нам Бениамин.

  Только тогда я и понял,  зачем сегодня родители одели Гедеона и Марка в матросские  костюмчики, а на Еве  короткая танцевальная юбка. Я стал хныкать по поводу того, что основательно вырос из своего матросского костюмчика и мне не в чем танцевать. Но меня успокоили, я буду корабельным коком в тельняшке, белом переднике, поварском колпаке и с поварёшкой за поясом.

  Высокий худощавый с длинными руками и ногами Бениамин  стал поочерёдно показывать движения всех персонажей танца, подпевая сам себе мелодию, при этом занял собой весь свободный центр комнаты.  Он стал показывать как безмятежно, ни о чём не подозревая, собирает на поляне цветочки девочка. Как её заметили два матроса, которые в танце, щеголяя своими необъятного размера клешами, пытаются подойти и познакомиться с девочкой.

   Как выходит на сцену кок и вприсядку,  под мелодию «Эх! Яблочко…» делает проход к матросам, и они втроём танцуют перед девочкой, начинают сольные вращения, и в этот момент не замечают, как девочка подхватывает кока, и они убегают за кулисы. При этом девочка приставленной к носу ладонью показывает морякам жест «длинный нос», а те,  безнадёжно запутавшись в своих клешах,  не могут их догнать и, демонстрируя  отчаяние, разводят руками в стороны, припадая на одно колено.
 
  Финал танца: девочка и кок, пританцовывая, выбегают на край сцены между коленопреклонёнными моряками, следует общий поклон.

  В дальнейшем в течение полугода дважды в неделю репетиции проходили на работе моего отца в большой профсоюзной комнате с роялем, которая считалась не только «кабинетом» Бениамина, но и  репетиционной студией всех участников самодеятельности.

   Бениамин не только добился от нас чёткого выполнения каждого движения и жеста, но и обучил мимике, какая должна быть на наших лицах в каждый момент действа. Он ставил не просто детский танец, это была пародия на поведенческие ситуации взрослых в исполнении детей, что и вызвало на концерте бурю зрительских эмоций и аплодисментов. Достаточно сказать, что на том концерте мы ещё дважды (!) повторили этот танец.

  Первого сентября того же года мы, все четверо участников танца, пошли в первый класс, и подаренные нам профсоюзом дорогущие кожаные портфели с «позолоченными» замками и прикреплёнными гравированными табличками «За активное участие в танцевальной группе художественной самодеятельности» оказались как нельзя кстати. Правда, ещё до школы я свою табличку с портфеля снял, уж больно много натанцевался я за полгода.

  Высокий уровень нашей художественной самодеятельности по достоинству оценило вышестоящее руководство. Предприятию отца было разрешено финансировать создание НАРОДНОГО  ХУДОЖЕСТВЕННОГО  КОЛЛЕКТИВА -  струнного оркестра русских народных инструментов, штатным руководителем и дирижером которого стал Бениамин Шперлинг. В течение почти тридцати лет, до кончины Б.Шперлинга, этот оркестр в своём амплуа считался лучшим в республике даже среди профессиональных коллективов.

  Мои танцевальные похождения в молодости на этом не закончились, через десять лет я даже три дня отработал в танцевальной труппе местного театра оперетты, но это уже другая история.
 

Букулты                Июнь 2020г.
 
        Владмир  Пантелеев