Лето

Варвара Солдатенкова
Рубиновый закат в изысканных сине-чёрных билибинских прорезях стволов. Лес полон птиц.

На участке слышны соловьи-кукушки и остальная многотысячная армия гомонящих птах. Прилетают щеглы. Видели сойку. Перед домом выкосили лужайку, и там образовалась столовая для птиц – полно жучков-червячков.

В первые дни приятно гудит спина от косилки и трёх кубов привезённых дров.

Вечером тёплые островки огней в беседках и на верандах, смех, бряцанье посуды. Нос безошибочно определяет, что дядя Вася жарит колбасу, а у тёти Тани сегодня на ужин гречка.

У наших ворот, то ли в ёлке, то ли на ветле - гнездо синиц. Подросшие птенцы вылетают на забор, на трубу и на ветки, которые видны с веранды. Родители кормят их. Пасутся и на нашей лужайке. Иногда подлетает сорока к этим деревьям. Но потом с громким треском улетает. Видимо, окрепшая семья даёт ей понять, что здесь поживиться уже нечем. Сорока умопомрачительно красива. Не знаю, как по птичьим меркам, а по мне, так это одна из красивейших птиц. Вот вопрос – зачем ей такая красота? Вообще, если раньше мне больше всего нравились киты, выдры и медведи, то теперь очень нравятся птицы. К чему бы это? Правильно, к дождю.

Над полем и лесом изредка пролетают канюки и пустельги.

Моя свекровь такая аккуратистка, что, нырнув в её швейную коробку, замираешь. Охватывает восторг вперемешку со священным ужасом. Наверное, она расстроилась бы, заглянув в мою. Муж иногда наводит в ней порядок, но это ненадолго. В такие вот моменты и приходят озарения. В начале нашего с ним совместного предприятия, одновременно самого прекрасного и самого отчаянного, под названием «семья», он, вероятно, не меньше страдал от моего неряшливого идиотизма, чем я от его занудного прагматизма.

Жара неимоверная сегодня (17 июня). Хожу в папашиной майке. Он сам состряпал её на скорую руку лет двадцать назад из мамашиного платья. Она красивого терракотового цвета с коричневыми ракушками. Почему-то из-за этой майки ещё больше чувствую себя его продолжением. Я не только – я, но ещё и немного он.

Вечером ходили на большую прогулку с соседкой и детьми. Лет восемь-девять назад гуляли вечерами большой толпой взрослых с выводком мелких. С велосипедами, колясками, прутиками, веточками, мячиками, мыльными пузырями. Вот была радость-то! Теперь дети большие, у соседки ещё девочка младшая. Здорово было поностальгировать. Дети в речке мочили ноги, на пруду взорвали петарды, фотографировались. Возвращались в сумерках, когда уже зажигались фонари.
Соседка фантастическая у меня. Жаль, что у неё другая дача, а сюда к родителям они приехали на две недели. На той своей даче выращивает лягушек в корыте из икринок. Сейчас на стадии головастиков. Ждут превращений. Фотографии показывала. Дети, конечно в восторге.

Жара (19 июня). Такая, что все попрятались. Слышны только треньканье синиц и далёкий шум электрички. К вечеру люди стали оживать и выползать во дворы.

Расцвёл белый пион вчера. А сегодня лилейник. Цветут жёлтые ирисы. А когда мы приехали, был только лес синих, фиолетовых, белых и розовых люпинов.

Вчера (20 июня) после обеда поднялся ветер, нанёс туч и за несколько часов резко похолодало. Всю ночь шёл дождь. Вспомнился год, когда мы с дедом и мелким почти до середины октября жили на даче. И собака с нами. Сейчас-то она тоже недалеко. В лесу под черёмухой. У неё там хорошо. Земляника цветёт. А тогда бегала бодряком с нами. Осень была ясная, прохладная. Желтели листья, становились короче дни. Жили из всего кооператива мы и ещё две-три семьи. Это было очень приятное чувство – как будто кроме нас – никого в целом свете. Вечерами, возвращаясь с прогулки всё раньше и раньше, шли по улице, а в синих сумерках зажигались фонари. Потом старый и малый топили печь, а я готовила ужин. Сейчас той же компанией живём. Только старый – совсем старый, а малой уже басит немного.

Работала и слушала Лёню Фёдорова. Как же круто! «Боль мою пронзила кость»… «Рыба бегала во мгле, отражаясь как в стекле»… «Как понятье неживое, как пушинка или жук»… «Я увидел край коня»… «Научи меня, Создатель!», Бог ответил: «Хорошо»… «Чудо любит пятки греть»…*

Когда отрываешься от всего и всех, только хозяйство, природа, работа и семья – душа становится прозрачной и ломкой. Послушала Фёдорова, и она немного размякла, загустела. Инь и ян. Одно без другого не имеет смысла.

Сегодня погода, как сказал бы папаша, курортная. Не жарко, но лето-лето. Солнце, на небе ни облачка и воздух лёгкий и прозрачный. Расцвёл шиповник. Вспомнила, какие цветы были у бабушки в Коневом. Люпины тоже были. Были ещё турецкие гвоздики, флоксы, настурции. Лилий не было никаких и ирисов не помню.

Ходили утром по шоссе в магазин. Эта жизнь вдоль шоссе ассоциируется с американским захолустьем почему-то. По фильмам конечно. Потихоньку ходили, все втроём. Принесли свежего хлеба и всякой всячины. Пили молоко с душистым чёрным хлебом. Перед окном всё время маячила мелкая птичка. Коричневая со светло-серой грудкой, на крыльях по белой полоске. Не определили. Приеду в Москву – посмотрю. Но всё же без интернета – хорошо.

Фёдоров «Дорога» - «Меня держала за ноги Земля, голая тяжёлая Земля…»**. Глыба и шаман!

Вчера был самый длинный день в году. Долго после того, как погасили ночник, сквозь занавески пробивался полусвет солнцестояния. Долго не спалось. Шептались с малЫм. О том, о сём. Вспомнилось, как в детстве, в такие же дни июня, Анютка нам, маленьким и впечатлительным, шёпотом рассказывала о том, что она на самом деле Фея Сирени. И что труба под железной дорогой – на самом деле – волшебные ворота в волшебный мир. И что мы втроём, как-нибудь ночью, такой вот светлой-светлой ночью, пойдём туда, к трубе и пройдём через ворота в волшебный мир. И как сладко было слушать этот взволнованный, тягучий, очаровательно заикающийся шёпот, когда глаза начинали слипаться, и постепенно приходил такой же волшебный сон. Но, как оказалось, быть Феей Сирени – тяжкое бремя.

Дед наконец научил меня косить косой. Сбылась давняя мечта. В носу остался запах сныти и крапивы. За скошенными джунглями оказались два куста жимолости со спелыми ягодами. Сейчас старый и малый собирают, а мне поработать пора, а то полевые работы затягивают – азартная штука.
 А коса – это вещь. Не зря я хотела овладеть этим умением. Триммер и косилка – это так, тарахтелки. Ну, без них никак, конечно, но коса – живая, гордая, сильная и идёшь, плывёшь, аки пава, а трава – шшшик-шшшик, шшшик-шшшик. Вот ведь, организм стареет, ноги болят, а подавай ему работы. Охочь до всякого дела стал, чем больше полешь чего-нибудь, тем больше хочется сделать. Жадность какая-то одолевает до работы.


Ходили вечером на поле, кидали бумеранги. За три дня пророс рапс или что там ещё, стал длиной в ладонь. В лесу стоит телевизор. Малой сказал, что ночью его ёжики смотрят.


Какое же чудо – июнь! Почему раньше я этого не замечала? И только сейчас всплывают детские впечатления от длинных-длинных дней, светлых ночей, от того, что всё такое свежее и молодое, небо прозрачное, а вечернее солнце в кронах деревьев превращается в светящееся лучистое золото. Оно радостное, тёплое и ласковое. От него на душе покой и благодать, и сердце замирает в умиротворении.
Сегодня «такой большой ветер напал на наш остров…»*** и выдул с неба все соринки, облака, тучки, птичек, вообще всё. И теперь оно такое чистое-чистое, высокое-высокое и голубое-голубое. А ветер всё не унимается, разгребает, подгибает, шебуршит ветками с листвой. Но потише уже.
Интересно бывает – влезешь в ящик буфета, а оттуда – запах йода. И это так правильно и знакомо. В каждом ящичке, на своём законном месте – свой запах, скопившийся годами.
К вечеру ветер выдул из воздуха всё лишнее. Воздух стал лёгкий и пустой. Далёкий звук электрички стал близким. «Не стой так близко ко мне. Воздух здесь слишком прозрачен. А год уже запомнился всем своим количеством смертельных исходов…»****
Никак не уймётся где-то пёс – гамкает и гамкает.

Ветер успокоился на ночь. А днём разыгрался с новой силой. Шумят травы и деревья. Примчались облака и тучи. Всё движется, солнце печёт. Вспомнилась Молдавия, там часто дуют сильные ветра. Вспомнилось ещё, почему-то, как перед землетрясением выли собаки. И как студенты-дурачки решили переплыть Прут. Потом мамаша разбиралась с пограничниками. У ребят отобрали ножик. На том всё и завершилось.
А как ездили в Сороки, и цыган-кузнец выковал при нас ножик, и я всю жизнь жалею, что мы не догадались его купить. И как там в баню ходили. Шайки, кадушки, а я, девчонка, поражалась, какие все разные голые тётки, какие у них разные попы, груди и меховые треугольники.
А в Умани парк с лебедями, пруды прекрасные невероятно. Но больше всего в дальних экспедициях, конечно, магазины были интересны. Что-нибудь такое неожиданное и необыкновенное там увидишь – умереть не встать. Тащили с мамашей дулёвский фарфоровый сервиз из Молдавии. До сих пор у нас сахарница живёт моя любимая. Сахарницы вообще живучие – их моют реже.
На ветку ветлы прилетает периодически сойка, расправляться с деликатесами из соседской помойки. Шея вертлявая, гибкая, как у змеи.
Ветер почти ураганный. Смотрю с мойки на ветлу – страшно, как её гнёт. Но у неё десять стволов из одного корня и все друг друга держат. Вот тебе поговорка про веник. Стой, ветла, красавица, держись. У неё огромный купол. В жаркие дни сидим в её тени.
Нанесло плотных облаков и ветер резко стих. Погода меняется.

Шли с поля. Ёжики зачем-то разобрали телевизор на запчасти.

Два дня назад решила выдернуть крапиву из малинника на задах участка. Часа два дёргала её, выросшую мне по плечо. Потом, когда выбрасывала жгучие пучки за забор, из малины выпорхнула птичка, маленькая, светло-серая. И тут я увидела между хлыстиков малины, на высоте двух ладоней от земли, гнёздышко. Идеальной формы, свитое веточка к веточке, со сбившимися внутри в плотный ком крошечными птеродактилями. Это выходит, пока я тут вокруг него топотала, как слон, бедные крохотные сердчишки в ужасе трепетали.
Гнездо, до моего нашествия, было со всех сторон прикрыто крапивой. Он, наверное, так радовался, гордился – какое удачное местечко. И она – довольная – вот какой молодец, как всё придумал. Столько стараний-трудов.
Если бы мы приехали раньше, они не свили бы там гнездо.
И вот, два дня я всё переживала. Малой меня гладил по головке и приговаривал: «Какая ты у меня хорошая, какая жалостливая…» Я и сейчас переживаю. Но всё же пошли все тихонько, глянули сегодня – высовываются огромные голодные рты. Может выживут ещё.

Ехали обратно – по обочинам цикорий зацвёл. Люблю цикорий. У него совершенно «дионисиевский» цвет. Дионисий его из лазурита, наверное, изготавливал. Невероятный цвет.
Ах, лето! «Лето! Оно сживет меня со свету. Скорей карету мне, карету, а впрочем подойдет и квас…»*****



* Песня Л. Фёдорова «Конь» на стихи А. Введенского
** Песня группы «АукцЫон» «Дорога» на стихи Д. Озёрского
*** Песня Н. Матвеевой «Такой большой ветер» на стихи Н. Матвеевой
**** Песня группы «Аквариум» «Для тех, кто влюблён» на стихи БГ
***** Песня группы «Зоопарк» «Лето» на стихи Майка Науменко