Генерал-фельдмаршал Барклай де Толли.
ОКОНЧАНИЕ СРАЖЕНИЯ. ДА, БЫЛИ ЛЮДИ!
Стоит страшная канонада и ядра словно плуги, вздымают землю. Градом по полю стучит картечь. Хрипят недобитые кони. Одиноким воплем раздается чье-то рыдание. Неистово бьют барабаны. Черное облако дыма закрыло солнце. Французы опять теснят русских воинов. Хладнокровный Кутузов, находясь на возвышенном месте у Горок, зорко следит за битвой, не выпуская из рук подзорную трубу. Он мягко, без крика отдает взвешенные приказы: куда подвести резервы, какому генералу сменить позицию, к какому месту подвинуть пушки... В это время на холм взлетает ген. Вольцоген, осаживает взмыленного коня, сам бледен, уздечка в руках выбивает мелкую дрожь. - Отступаем, - кричит, - отступаем. Рушится центр, ваша светлость! Видит это и Кутузов, но говорит генералу не из храбрых. - Да что вы, голубчик, я ничего не вижу. Вольцоген понял хитрость Главкома, промолчал. В это время ударили наши солдаты в штыки и погнали французов.
Хвала сподвижникам-вождям!
Ермолов, витязь юный,
Ты ратным брат, ты жизнь полкам,
И страх твои перуны.
В.А. Жуковский - Герою прапорщиков - Алексею Петровичу Ермолову.
Кутузов усмехнулся и приказал адъютанту подать «уставшему» генералу валерьяновый настой. Западные историки, описывая роль Наполеона и Кутузова в управлении войсками, как правило, говорят об активной роли французского императора, хотя и отмечают некоторую нерешительность, которую связывают с его болезненным состоянием. Однако в гораздо большей степени эта нерешительность была вызвана слабостью разработанной диспозиции сражения, неумением Наполеона, оценить динамично поступающую противоречивую информацию, связанную с неясностью обстановки на поле боя. М.И. Кутузова эти же историки изображают, как пассивного наблюдателя сражения, хотя многие факты говорят об обратном. М. Кутузов, опираясь на свой боевой опыт, умел выделить всё существенное из поступавших донесений.
Он, в отличие от Наполеона не поддавался панике при ложных сообщениях о потерях и отступлении русских войск и не впадал в неоправданно радостный экстаз при сообщении об успехах (например, сообщение о пленении Мюрата). Начштаба 1-й армии ген. Ермолов, увидев, что французы тащат на высоту орудия, остановил отступающих. Затем сам, с обнаженною саблею в руках, повёл в легендарную штыковую атаку 3-й батальон Уфимского пехотного полка, поддержанный егерскими полками Н.В. Вуича, дружно атаковал с фронта. Во фланги врагу ударили пехотная дивизия Васильчикова И.В. - слева и пехотная дивизия И.Ф. Паскевича - справа. Атака русских была настолько стремительна, что французы отступили, оставив на поле боя много убитых и раненых. Русская пехота, поддержанная кавполками 3-го корпуса, продолжала преследовать неприятеля до Семёновского оврага, а сам ген. Бонами попал в плен. В результате этой успешной контратаки положение в центре русской позиции было восстановлено. В этом бою храбрый А. Ермолов запретил брать пленных. Орудия были отбиты, а всех французов перекололи. Далее он три часа руководил обороной этой батарейной позиции, пока не был ранен в шею картечью. Этим подвигом Алексей Петрович спас всю армию. Сам Ермолов вспоминал об атаке на батарею Раевского. «Несмотря на крутизну восхода, приказал я егерским полкам и 3-му батальону Уфимского полка атаковать штыками, любимым оружием русского солдата. Бой яростный и ужасный не продолжался более получаса: сопротивление встречено отчаянное, возвышение отнято, орудия возвращены, и не было слышно ни одного ружейного выстрела».
Фёдор Глинка приводил исторический анекдот: якобы у ген. Ермолова «случился запас Георгиевских солдатских крестов в мундирном кармане». Он стал бросать кресты на курганную высоту, чтобы солдаты буквально в бою завоевали награды. «Это средство обаятельно подействовало на солдат: они кинулись к крестам и пошли вперед! Генералы подвигались скоро, кресты мелькали, толпа бежала, «ура!» гремело». Подвиг ген. А. Ермолова по освобождению батареи Раевского силами «толпы в образе колонны» подвергал сомнению ещё Лев Толстой. Дело в том, что с других сторон возвышенность атаковали 7-я пехотная дивизия и 4-я дивизия из корпуса Багговута, и только благодаря совместным действиям батарея была отбита. Однако в своих «Записках» ген. Ермолов ничего не пишет о «совокупных усилиях» русских войск. Так же, как о встрече с адъютантом Барклая-де-Толли В.И. Левенштерном, который ворвался на батарею во главе батальона Томского пехотного полка. «Гений северных дружин», как назвал А. Ермолова Рылеев, был необычайно противоречивым человеком. Вот что пишет двоюродный брат Ермолова Денис Давыдов: «Он представляет редкое сочетание высокого мужества и энергии с большою проницательностью, неутомимою деятельностью и непоколебимым бескорыстием; замечательный дар слова, гигантская память и неимоверное упрямство составляют также отличительные его свойства». Характеристика, оставленная юным гвардейцем А.В. Чичериным, совсем иного рода: «Насколько я мог заметить, он по характеру свиреп и завистлив, в нём гораздо больше самолюбия, чем мужества, необходимого воину.
Батюшка, однако, отзывался о нём с похвалой, а мнение отца я ставлю выше всех других. Ермолов хорошо образован и хорошо воспитан, он стремится хорошо действовать, - это уже много. Что до самолюбия, то... оно ведь присуще человеку». Похоже, именно самолюбие помешало Ермолову, так же, как и Раевскому, принять графский титул. По преданию, «гений северных дружин» заявил императору: «Я уже Ермолов». Свободолюбие, за которое так уважали Ермолова в армии, сочеталось в нём с непомерным честолюбием. И этим он был очень схож с Наполеоном. «Мне 24 года; исполнен усердия и доброй воли; здоровье всему противостоящее! Недостает войны». Под этими словами Ермолова молодой Наполеон мог бы поставить свою подпись. Бедный артиллерийский офицер стяжал во Франции корону императора, другой небогатый артиллерийский офицер в России стал проконсулом Кавказа, основал города Грозный и Нальчик. Солдаты обожали обоих, и оба закончили жизнь, «измученные казнию покоя». 27 марта 1827 г. Ермолов был освобождён от всех должностей по подозрению в причастности к заговору декабристов и больше 30 лет прожил в отставке в Москве. Но вернёмся к батарее Раевского, где сражался Сумской гусарский полк полковника Д. Делянова, ведущий свою историю от Слободских казачьих полков. Большой редут, в числе других войск, мужественно защищали Лейб-Гвардии Конный и Кавалергардский полки из состава 1-й кирасирской дивизии. Они достойно отражали «таранные» удары французских и саксонских кирасир... При обороне Центральной высоты решающую роль играла русская артиллерия.
Днём были моменты, когда в расчётах орудий оставалось всего по два человека. На помощь пушкарям пришли пехотинцы Полтавского полка. Был эпизод, когда на позицию лёгкой № 7 батареи двинулась колонна французской пехоты. Батарейцы открыли огонь с близкой дистанции, поражая неприятеля в упор. Атакующая колонна расстроилась, остановилась и изрядно поредевшая отступила назад. Канонир Илья Иванов, взявший удержание батареей под свою команду, отличился в том бою и меткостью огня. За содеянный подвиг на Бородинском поле Илья Иванов стал одним из пяти новых Георгиевских кавалеров в лёгкой артиллерийской роте № 47 из состава 26-й артбригады. Список нижних чинов от артиллерии был без промедления утверждён главнокомандующим князем М.И. Кутузовым, который за этим следил всегда строго. В ожесточённом бою за Большой редут геройски погиб начальник артиллерии кутузовской армии граф А.И. Кутайсов. Его приказ артиллеристам гласил: «Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушку. Сказать командирам и всем господам офицерам, что, отважно держась на самом близком картечном выстреле, можно достигнуть того, чтобы неприятелю не уступить ни шагу позиции. Артиллерия должна жертвовать собою: пусть возьмут Вас с орудиями, но последний картечный выстрел выпустить в упор, и батарея, которая таким образом будет взята, нанесёт неприятелю вред, вполне искупающий потерю орудий». Ген.-майор Кутайсов был любимым выскочкой русской армии.
Его отец, пленный турчонок, подаренный наследнику престола великому князю Павлу Петровичу, сделал головокружительную карьеру при дворе. После коронации Павла I камердинер и брадобрей императора Иван Кутайсов получил дворянское звание, 5000 душ крепостных и стал одним из самых влиятельных сановников империи. Сын фаворита, записанный во младенчестве в гвардию, службу начал полковником в возрасте 15 лет, а к 21 году стал уже генерал-майором! Но путь его не всегда был «усеян розами». После убийства Павла I отец Кутайсова ушёл в отставку, и юный генерал должен был сам добиваться чинов. Командуя артиллерией, он отличился в битвах при Фридланде и Эйлау, а солдаты стали говорить: «С Кутайсовым не пропадешь!» В 1812 г. молодой генерал 27 лет возглавил артиллерию 1-й Западной армии.
Сыну брадобрея. Графу Александру Ивановичу Кутайсову.
Ужель и ты!.. и ты
Упал во смертну мрежу!
Ужель и на твою могилу свежу
Печальны допустил мне рок бросать цветы.
А.П. Бунина
Причём сослуживцы как один величали этого «учёного математика и весёлого поэта» «благородным», «красивым», «образованным», «неустрашимым». «Малого роста, но прекрасно сложенный в силу и красоту, с приятным лицом и значительным взглядом, в весёлые свои минуты он был обворожителен. Но почти всегда он был грустен, ещё теперь чувствую на себе выразительный, кроткий взгляд прекрасных его чёрных глаз», - вспоминал Александра Ивановича Кутайсова поручик артиллерии, будущий декабрист Павел Христофорович Граббе. На Бородинском поле Кутайсов командовал артиллерией обеих армий и «хладнокровно переезжал с одной батареи на другую». Около часа дня главнокомандующий М.И. Кутузов приказал начштаба 1-й армии ген. Ермолову немедленно отправиться на левый фланг, во 2-ю армию для ознакомления с ходом дела. По дороге, в центре Кутайсов и спутник его Ермолов оказались у Курганной батареи, как раз после того момента, когда она перешла в руки французов.
Продолжение следует в части 22 http://proza.ru/2020/12/25/2075