Глава пятая. Людмила. Новые впечатления

10 июня. Дневник Марека

Спал на животе. Так меня еще никогда не пороли. Все болит, хотя и меньше, чем вчера. Утром, за завтраком, тетя сказала мне, что сегодня у меня должен был быть урок физики с паном Казимиром, но она перенесла его на послезавтра. Говорит, пусть у тебя все заживет, а то пан Казимир очень строг. Не понял, он меня что, тоже пороть будет? Этого мне еще не хватало!

После завтрака тетка пришла ко мне в комнату и заставила снять штаны, чтобы все осмотреть. Вот странно, сколько раз я уже лежал перед ней с голой попой, а все равно стыдно. Даже член стал напрягаться. Хорошо, она не заметила. Или заметила, но ничего не сказала.

После осмотра тетя смазала мне зад и бедра мазью и сказала, что все заживает хорошо. И что мне надо, хотя бы ближайшие дни (а лучше - всегда, добавила она улыбаясь) вести себя прилично, чтобы дать пострадавшим местам зажить. Ага, с ней как же, заживет...

Потом тетя отправила меня погулять. "Только за девочками не подглядывай" - сказала она, выходя из комнаты.

Гуляя, встретил Людмилу. Ту самую, которая купалась вместе с Иренкой. Странное дело, я думал, она при встрече отвернет нос и пройдет, не заметив. Все же я за ней подглядывал, видел ее без одежды, а потом меня пороли при ней по голой заднице. А она поздоровалась, так вежливо и даже заговорила первой. Слово за слово, и мы договорились встретиться ближе к вечеру и пойти погулять в лесу. Не пойму, как это вышло? Вроде, я и не собирался ее приглашать? Но пригласил.

Как же теперь быть с Катаржиной? Я же ее люблю! Или уже нет? Она же меня бросила! Да еще и выпорола вчера так больно! Тогда так ей и надо! Пойду гулять с Людой.

10 июня. Дневник Людмилы.

Наконец-то он мне попался! Каждый день по десять раз прохожу мимо его дома, а его нет! Ну, или гуляет с этой великовозрастной Катаржинкой. Что он в ней нашел? Тощая, ни груди, ни задницы.

Ничего, теперь он от меня не уйдет. Как я ловко с ним заговорила, а потом и пригласить погулять заставила! Что поделать, у нас, у девушек, так - все надо брать в свои руки.

Ладно, надо готовиться, привести себя в порядок, выбрать платье. А если выйдет то, что я наметила - панталончики тоже надо самые красивые надевать, с кружевами. Есть у меня такие, я их тайно от папы купила. Он в обморок, наверное, упадет, если увидит...

Или вообще без панталон пойти? Типа, жарко. Раньше-то так летом все и ходили. И ничего особенного! Тогда не стоит одевать короткое платье. Это уже чересчур будет. Мало ли, задерется раньше времени или еще что.

И еще - а чем он это делать будет? Мне что, с собой брать и таскать? Да ну, глупости! Ладно, придумаю что-то.

И, кстати, надо еще раз обдумать, как разговор к этому, главному, подвести. Нельзя же прямо взять и ляпнуть? Он еще, чего доброго, испугается и убежит. Мальчишки, они такие...

10 июня, поздний вечер. Дневник Марека.

Ну, всего я ждал, но не такого! Нет, правда, такого точно не ожидал.

Весь день почти ничего не делал. Сидеть почти не мог, лежать на животе тоже не радость. Спасибо, за обедом тетка пожалела и велела Алише подложить мне на стул мягкую подушку. Та, конечно, начала ухмыляться и с Грасей переглядываться... Но принесла.

Потом пытался физику учить, да не шло как-то. Тетка приходила, опять задницу рассматривала и мазала. По-моему, она уже и не рада, что такую порку мне закатила. А не рада, так зачем было Катаржинку к этому привлекать?

Ну, ждал свидания с Людочкой, конечно.

Гуляем мы с ней по лесу, отошли уже от поселка порядочно. Разговариваем ни о чем. И вдруг она замолчала, будто ждет чего-то. Потом спрашивает, прямо так, в лоб - тебя, мол, что, пороли вчера? И не смущается ведь! Я, конечно, попытался вывернуться, говорю: с чего, мол, ты взяла? Она отвечает - слышала. Как она слышала, интересно? Под забором, что ли, торчала?

Ну, слово за слово, она почти все у меня и выпытала. За что и как. Правда, про Катаржину я ей не сказал. Ну, не то, чтобы совсем не сказал, эти девчонки, если захотят - все вызнают. Но помалкивал, разговор на другое перевести пытался.

И тут она и говорит: "Покажи". Я даже не понял в первый момент, что показать? Зачем ей? Видела же уже, когда меня тогда тетка...

10 июня, лес около Картузов

Марек не знал, что и делать. Как это - самому взять и показать девчонке зад? Он молчал, делая вид, что не понял.

Людмила спросила:

- А тебя часто наказывают?

Юноша неохотно ответил:

- Да, бывает...

- Тетка?

- Да.

- А дома? Папа или мама?

- Они уехали, я с сестрой живу... А тебя кто? - решился спросить Марек.

Девушка не ответила и опять спросила:

- Так ты покажешь?

- Что?

- Ну... Это... После порки...

- Да зачем тебе? Эка невидаль! У девчонок, наверняка, все то же. В зеркало посмотри.

- Понимаешь, меня никогда...

- Что никогда? Не пороли? Никогда-никогда? Ни мама, ни папа?

- Мама у меня умерла, - грустно ответила Людмила, - а папа меня не наказывает. Никогда.

- Ну и ну! - удивился Марек. - А в школе?

- И в школе тоже. Я просто никогда не видела, что бывает после этого...

Людмила стеснялась произносить слово "порка", как будто это было что-то неприличное. И вообще, ее затея вдруг показалась ей совершенно ненужной. Но, подумав, она все же решила продолжить:

- Ну, что?

Марек растерянно посмотрел по сторонам:

- Прямо здесь?

- Да нет же здесь никого!

- Нет, ну давай хоть с тропинки отойдем!

- Ну, давай...

Молодые люди зашли за деревья. Марек опять замялся:

- Мне как? Совсем?

- Совсем не надо, - подбодряюще улыбнулась ему девушка, - просто спусти и все.

- И трусы? - тянул время юноша.

- Конечно! Что я через трусы увижу? Давай, давай!

Марек, наконец, решился и, повернувшись к девушке спиной, спустил до колен брюки вместе с трусами. Увиденное привело Люду в ужас - ягодицы мальчишки были покрыты длинными синяками - заживавшими рубцами от розги и ремня.

- Ой, ужас! - схватилась она ладонями за щеки. - Зачем они тебя так?

Марек молчал. Людмила робко спросила:

- Можно... потрогать?

Юноша кивнул. Присев, девушка осторожно коснулась ладонью кожи ягодиц. Марек почувствовал, что его член поднимается и плотнее прижал его ладонями.

Людмила нежно гладила попу юноши, а потом вдруг спросила:

- А... Спереди?

- Что спереди? - спросил юноша, у которого от этой нежданной ласки кружилась голова.

- Спереди все в порядке?

- Конечно, там ведь не били...

- Покажи! - вдруг попросила тоже слегка потерявшая голову девушка.

Неизвестно, до чего бы довел молодых людей этот познавательный осмотр, но в этом момент по тропинке, от которой они отошли совсем недалеко, проехал велосипедист, к счастью, ничего не заметивший. Это происшествие слегка их отрезвило. Людмила поднялась на ноги, Марек поспешно подтянул брюки.

Не сговариваясь, молодые юноша и девушка двинулись вглубь леса. Когда они отошли подальше, Марек, набравшись храбрости, вдруг сказал:

- Теперь ты!

- Показать? Зачем? Меня же не пороли. - рассудительно и логично Людмила.

- Все равно покажи! - абсолютно нелогично настаивал Марек.

- Ты же уже видел все! Там, на берегу. Неужели не рассмотрел? - пытаясь отвертеться, Людмила пустила в ход иронию.

Ирония подействовала. Марек насупился и замолчал. Он чувствовал себя обманутым, хотя честно признавал сам себе, что Людмила ему ничего не обещала.

Девушка не хотела ссориться, да и вдобавок она поняла, что получила шанс исполнить свою мечту.

- Ладно, покажу! Но ты должен меня высечь! Вот этим прутом! - Людмила огляделась вокруг и, подскочив к росшему рядом орешнику, сломала первый попавшийся прут, к счастью, не очень толстый.

- Высечь тебя?! Зачем? За что? - Марек ничего не понимал. Он ожидал чего угодно, но не этого. Юноша даже слегка испугался. Может, она сумасшедшая?

- Да, высечь! - Людмила шла ва-банк. - За то, что...За то, что я бесстыдница! Я смотрела на твою попу и трогала ее! И за то, что я пожаловалась на тебя пани Фелиции!

Марек оставался в недоумении. Видя это, девушка подошла к нему и ласково коснулась руки.

- Понимаешь, - начала она, стараясь говорить максимально убедительнее, - я очень хочу узнать, что чувствует тот, кого секут. Меня никогда не секли. Даже не шлепали! Только, когда я была совсем маленькая, я уже не помню ничего.

Марек слегка успокоился. Мысль выпороть эту красивую девушку с такой полной, круглой попой нравилась ему все больше и больше. Только где и как? И нужно же быть осторожным, не повредить ей. И тут он вспомнил порку Стефы в дворницкой.

- Ну, хорошо, - сказал он, стараясь выглядеть как можно более решительным и суровым, - но перед поркой я должен тебя хорошо отшлепать!

Людмила изумилась. Отшлепать! Это еще зачем? Он что, будет касаться ее голой попки? Почему-то это представлялось ей гораздо более стыдным, чем порка прутом, с которой она уже внутренне свыклась.

- Вот еще! Нет! Зачем?

- Потому что, - настаивал расхрабрившийся юноша, - так надо, чтобы прут не повредил кожу. И еще - ты должна меня слушаться во время порки! Даже если тебе будет очень больно, ты должна вытерпеть все до конца! Все удары, сколько я назначу!

- Иначе это будет не порка, а так, игра. - добавил он после паузы.

Девушка молчала. Потом, не поднимая глаз, спросила:

- Сколько? Ударов?

Марек возликовал. Она согласна! И задумался. Сколько? Он вовсе не хотел причинять Людмиле страдания. С другой стороны, раз уж она захотела испытать порку, она должна ее испытать. Порку, а не легкое постегивание!

- Двадцать! - сказал он решительно, - Но если ты будешь себя плохо вести - вырываться, сопротивляться, я могу добавить!

Людмила, в общем-то, не ожидала такой суровости и таких жестких условий. Когда она мечтала попробовать порку, когда она представляла, как ее порет какой-то мужчина, она не думала о количестве ударов. Когда место неизвестного мужчины в ее грезах занял Марек, она вообще не представляла себе удары и боль. Только стыд. Стыд от того, надо снимать трусики (идя на свидание, она в последний момент все же натянула их), поднимать юбку, обнажая голую, беззащитную попу и показывать ее юноше. Эти слова: "голую, беззащитную попу" возбуждали ее так, что лежа в постели, она достигла кульминации даже почти не помогая себе пальцами.

Теперь ей стало страшно. Ведь будет больно! Но предстать перед юношей трусишкой, напросившейся на порку и сбежавшей в последний момент, она не хотела. Будь что будет! Надо вытерпеть и, наконец, узнать, почему ее подруги говорили об этом со страхом, а некоторые - со плохо скрываемым удовольствием.

- Я согласна. - сказала она, по-прежнему не поднимая глаз на Марека.

Теперь Мареку предстояло решить практические проблемы. Где? Как? Он огляделся. Если ему сесть вон на тот пень, а Люду положить на колени - вполне удобно можно ее отшлепать. Только... Юноша чувствовал, что его пенис затвердел до последней степени и даже слегка подрагивал. Если положить девушку на колени, он как раз упрется ей в живот. Что будет, если она это почувствует? Подскочит с криком и убежит? Даст ему пощечину и пожалуется тетке или своему папе? Вряд ли. Ведь тогда ей придется рассказать, почему она оказалась в этой позиции - животом вниз на его коленях. И вообще - если она знает (а она должна знать!) про существование у мужчин пениса и о том, в каких случаях этот орган напрягается, то она должна понимать, что это - как раз такой случай и он, Марек, ни в чем не виноват. А если не знает - так ничего и не поймет. Подумает, что у него в кармане что-то лежит. Ключ, например.

Так, дальше... Надо соображать быстрее! Людмила, вон, смотрит на него с недоумением - почему медлит? Хорошо, с розгой решим позже...

Марек протянул руку, забрал у Людмилы прут, который она по-прежнему держала в руке, совсем, кажется, про него забыв, и сел на пень, от возбуждения даже не почувствовав боли. В горле у него пересохло, не в силах ничего сказать, он поманил девушку рукой. И тут она сделала то, чего он никак не ожидал: решительным жестом стащила из-под платья кружевные панталончики и отбросила их в сторону. Затем подошла к сидящему Мареку и легла ему на колени. Как раз так, чтобы ее попа, прикрытая легким платьем, оказались слегка выпяченной вверх, под правой рукой у юноши.

Марек все еще сидел в каком-то оцепенении и, подождав несколько секунд, Людмила сама задрала подол, открыв юноше белевшие в сгущающейся закатной полутьме полные ягодицы.

Наступила полная тишина. Наконец, слегка опомнившийся Марек занес руку и несильно, осторожно шлепнул девушку по выпяченному задику. Шлепок прозвучал негромко, Людмила не издала не единого звука, но когда юноша отнял руку от тела, на коже девушки явственно проступил след его ладони.

Он коснулся ее голой попы! Он шлепнул ее! И ничего не случилось! Не прогремел гром, не разверзлись небеса, школьные инспекторы вместе с Ксенией и пани Фелицией не выскочили из-за кустов и не побежали к ним с возмущенными криками!

Марек слегка успокоился и следующий шлепок нанес уже и сильнее и решительнее. Людмила слегка сжала ягодицы, но ничего не сказала.

Постепенно входя во вкус, Марек продолжил шлепать девушку, нанося все более сильные удары и задерживая ладонь на ягодицах после каждого шлепка. Ощущение гладкости и мягкости было таким необычным для юноши, таким сильным и приятным, что он просто не мог отказать себе в этом удовольствии.

Наконец, когда ягодицы девушки стали совсем пунцовыми, а сама она начала громко стонать, Марек прекратил шлепки, оставив ладонь на горячей коже девушки. К его удивлению, она не стала протестовать, а наоборот, слегка подняла попу, как бы идя навстречу ладони. При этом ее ягодицы и бедра слегка раздвинулись, открыв глазам юноши довольно густую поросль. Марек вспомнил, что уже видел эти волосы на берегу реки, когда Люда (Людочка, как он мысленно стал называть ее) нагнулась.

Сгущающиеся сумерки не позволяли юноше разглядеть все подробности открывшейся перед ним картины, о чем он искренне жалел.

Марек провел ладонью по ягодицам. Ничего не произошло. Тогда юноша стал гладить сильнее. Люда не протестовала, а лишь ритмично, в такт поглаживаниям, поднимала и опускала свой полный задик.

Так продолжалось несколько минут. И тут Марек вспомнил, как в дворницкой Кшиштоф говорил о мокроте у Стефы, и, не успев понять, что делает, скользнул ладонью между ног девушки и тут же, испугавшись, отдернул руку. Впрочем, ощутить влажность (а скорее - мокроту) он успел.

Людмила соскочила с колен юноши. Он похолодел - сейчас она даст ему пощечину и убежит. Убежит навсегда. Но девушка просто сказала:

- Не надо этого... Сегодня... - и после паузы добавила, слегка смущаясь, - лучше погладь меня еще... там. Очень горит и больно. И еще - давай сегодня без розги. Я уже все поняла, мне хватит.

Марек сразу обратил внимание на дважды повторенное "сегодня". Значит, будет и "завтра"! Людмила подошла к все еще сидящему на пеньке Мареку, прижалась к нему и стала гладить ему волосы, прошептав: "Спасибо..."

Марек, проведя ладонями вверх по голым ногам девушки, коснулся (уже уверенно, уже почти по-хозяйски! ) ее все еще горячих ягодиц и стал гладить и слегка потискивать их. Люда гладила ему волосы и целовала лицо. Потом села ему на колени, незаметным жестом подобрав подол так, чтобы попа была открыта. Так проходили минуты...

11 июня, раннее утро. Спальня Людмилы.

Девушка проснулась очень рано и сразу вспомнила, что произошло вчера вечером.

Что она натворила? Ужас! Открыла юноше (да какому там юноше - мальчишке!) свою самую заветную тайну! А если он разболтает про это? А стыд-то какой - она показывала (нет, не показывала - подставляла) голую попу мальчишке! Он шлепал ее, он ее гладил и тискал! Он даже коснулся ее там, в самом тайном месте и, наверняка узнал, что она мокрая!

Позор, позор! Она не только не сопротивлялась всему этому, но и поднимала свой зад! Как кошка, как падшая женщина!

Ее жизнь кончена. Такого падения она не переживет!

И Людмила стала обдумывать, как она утопится в озере, представила свой холодный труп в водорослях и тине, лежащий на берегу и Марека, горько рыдавшего рядом... Но тут она вспомнила, что папа говорил ей, что в этом озере невозможно утонуть, потому что глубина там везде не более метра. И слегка успокоилась - утонуть ей не грозило.

Можно было, конечно, обдумать и другие способы самоубийства - броситься под поезд, как Анна Каренина, отравиться кислотой или крысиным ядом... Но умирать уже не хотелось.

Может, упросить папу отправить ее к тете Малгожате? А что ему (да и ей) сказать? Как объяснить? Ведь совсем недавно Людмила так радовалась поезде к папе и говорила об этом тете.

В дверь спальни постучали. Девушка поспешно укрылась одеялом. Вошел отец Людмилы. Он был очень серьезен.

- Просыпайся, дочка! - сказал он, даже не увидев, что Людмила уже не спит. - У меня серьезные проблемы по работе. Мне надо уехать на две-три недели. Тебе придется вернуться к тете. Мы выезжаем в полдень, собери все свои вещи. Не оставляй ничего, возможно, я задержусь и тогда ты не сможешь вернуться сюда этим летом. Не расстраивайся, надеюсь, что все будет хорошо.

С этими словами отец вышел, не дав девушке возможность что-то сказать или спросить.

Первой мыслью Людмилы было: "Вот и все решилось... ". Потом она подумала о пропавшем лете, о Мареке. Надо же как-то ему сообщить, нехорошо так уехать, он будет невесть что думать!

Но как? Придти в дом? Она тогда волей-неволей выдаст их тайну!

Подумав несколько минут, девушка нашла выход и стала поспешно одеваться. Надо было успеть до того, как Марек выйдет к завтраку. Он вчера говорил, что спит в флигеле и окно его выходит на улицу...

11 июня, раннее утро. Марек.

Я проснулся и еще в полусне стал вспоминать вчерашнее. Неужели это произошло наяву? Может мне все приснилось? Белая попка (попочка!) Люды, ее краснеющая от моих шлепков кожа... Объятия, поцелуи... Я уже хотел было подумать об этом подробнее и сунул руку под одеяло, но тут в открытое окно влетел бумажный самолетик, на крыльях которого была нарисована большая буква "М".

Схватив самолетик, я увидел, что бумага, из которой он был сделан, исписана. Это было письмо.

"Прости, Марек, сегодня я не смогу встретиться с тобой. Может быть, не смогу и никогда. Мой папа срочно уезжает и я должна вернуться в Торунь.

Спасибо тебе за вчерашнее, все было очень хорошо (и совсем не больно). Я всегда буду помнить тебя и нашу встречу.

Не пытайся встретиться со мной сегодня, не выдавай нашу тайну. Если захочешь, найди меня в Торуни. Я учусь в женской гимназии на Заходней улице.

Целую тебя, твоя непослушная Л"

Марек был ошеломлен и расстроен. Все так хорошо начиналось и вот тебе... Потом он постепенно успокоился и решил, что обязательно найдет Люду в Торуни и они будут встречаться. Она такая милая! Тут он вспомнил, что у него остались ее панталончики. Надо же как-то отдать! Но она просила не приходить! Да и хорош он будет, если придет к Люде в дом и скажет: "Вот твои панталоны, возвращаю..." Нет, это невозможно! Он оставит их на память и будет бережно хранить!

Марек достал из-под подушки легкие девичьи панталончики и прижал их к лицу. Ткань еще хранила неуловимый запах девичьего тела.

В коридоре послышались шаги и Марек едва успел спрятать свою тайну под подушкой...