В лето 7012 года

Казакова Елена Валерьевна
Склонившись над пергаментом, пожилой седовласый худощавый монах в старой заплатанной рясе писал уставом слова: «В лето 7012 года…»
Вздохнув, он оторвался от работы. Его голубые глаза со скорбью посмотрел на икону Спасителя, висевшую в келье.
«Вот беда-то пришла к нам на Русь, - подумал он, гладя седую длинную бороду, - Нестроения в матушке-церкви. Что-то будет?»
В этот момент раздался знакомый голос:
- Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас.
- Аминь, - возгласил он. – Что хотел сказать, отец Сергий?
- Игумен зовет к себе, - широко улыбаясь, отозвался тот. Его аскетически худое лицо почти светилось. Большие серые глаза внимательно смотрели на пожилого монаха.
- Сейчас буду.
Встав из-за стола, пожилой монах решительным шагом пошел к игумену.
Выйдя из братского корпуса, он зашел в стоявший рядом одноэтажный дом.
Возгласив молитву у одной из дверей в коридоре, пожилой монах услышал ответное «Аминь» и вошел.
- Проходи-проходи, отец Герман, - ласково сказал сидевший за столом игумен его монастыря. Это был улыбчивый мужчина с небесно-голубыми глазами, русыми с проседью длинными волосами и такой же длинной бородой. Черты его лица были приятными и располагали к себе.
- Садись и слушай, - кивком пригласил он вошедшего монаха и, когда тот сел, зачитал ему лежавший перед ним свиток.
Это было письмо. Речь шла о большом влиянии ереси, принесенной образованным киевским евреем Схарией в Новгород.
На минуту воцарилась тишина.
- На все воля Божия, - решился прервать молчание отец Герман и перекрестился.
В ответ игумен тоже перекрестился и, немного помедлив, спросил:
- Что думаешь, отец Герман?
В задумчивости тот машинально начал перебирать четки.
«Господи, помилуй! – пронеслось у него в голове. – Защити, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатью!»
- Поститься надо, каяться и молиться. По грехам это нашим попущено Богом, - сказал он. – А еще… если благословишь, отец Никон, буду писать и проповедовать в нашем монастырском храме в защиту истинного учения Церкви.
- Благословить благословлю, да вот в чем вопрос, взгляды этого Схария уж очень привлекают людей, - обеспокоенно проговорил игумен. – Они, как я знаю, отрицают почитание святых мощей и икон, церковной обрядности и таинств.
- Да, отец Никон, я слышал, - со вздохом сказал отец Герман. – Догматы о Троице, Божестве Христа и искуплении – все это они отрицают, а также собственно и монашество. Слышал, что даже при великокняжеском дворе есть последователи этой ереси. Что будет-то? Пойдут ли к нам сейчас миряне?
- То-то и оно. Возьмешься? – с надеждой посмотрел на пожилого монаха игумен.
- С Божьей помощью! – ответил тот, перекрестившись. – Благословите, отче!
- Бог благословит, отец Герман. С завтрашнего дня займись этим, да и завтра, когда будешь служить литургию с отцом Никодимом, скажешь проповедь, - благословил его игумен.
Вернувшись к себе в келью, отец Герман взял с полки Евангелие и, сев за стол, принялся читать зачало, по которому завтра нужно было говорить проповедь.
Перечитав его несколько раз, он задумался. В голове вырисовывался план, по которому очень хорошо можно было перейти от евангельских событий к современных ему.
Удовлетворенно вздохнув и помолившись, отец Герман вернулся к своему занятию – написанию летописи.
На следующий день в восемь утра, несмотря ни на какие волнения и сомнения, отец Герман вместе с отцом Никодимом начали службу по уставу.
Однако если вначале службы в храме было человек пять из ближайшей деревни, к литургии верных в храме уже было много народа. Прослышав, что службу служит ученый монах отец Герман люди спешили в храм. Кто-то хотел видеть его, кто-то ждал проповедь, которую тот обязательно говорил в конце службы, а кто-то пришел в храм с целью узнать настроения в монастыре…
На великом входе отец Герман заметил в храме незнакомых людей. Их было около десяти-пятнадцати человек.
Несмотря на их сумрачные лица, он был этому несказанно рад.
Отец Герман был всегда рад тем, кто приходил в храм, и, когда в конце литургии начал говорить проповедь, невольно посматривал на них.
В проповеди шла речь о притче о плевелах*.
Когда отец Герман говорил, сравнивая врага, посеявшего плевелы с теми, кто отрицает догматы Церкви, один незнакомый ему чернявый молодой парень, на которого упал его взгляд, резко побледнел. Стоявшие около него люди начали перешептываться.
Закончив проповедь, отец Герман с крестом в руках пошел по храму, давая крест для целования.
Когда он подошел к группе незнакомых ему людей, тот молодой парень резко упал ему в ноги.
- Отче, прости… не с добром пришел я, а смущать монахов новой ересью, - внезапно заплакал он. Его темно-карие глаза с болью посмотрели на отца Германа, который, не смутившись, ласково улыбнулся ему:
- Господь милостив!
В этот момент кто-то из незнакомых людей выбежал из храма, а оставшиеся люди, также как парень, опустились рядом на колени.
Все они с тревогой смотрели на известного своей строгостью монаха.
- Дети мои, вы готовы исповедоваться? – понимая ситуацию, спросил их тот.
- Да, отче, - почти одновременно сказали они.
Почти час отец Герман принимал исповедь у них. Многие плакали, кто-то почти всю исповедь простоял на коленях. Закончив исповедовать, отец Герман отпустил всех по домам, наказав, ни при каких обстоятельствах не принимать ложных учений.
Когда отец Герман закончил, к нему подошел тот молодой парень, назвавшийся Андреем, и сказал:
- Отче, я не вернусь домой. Все мои родственники приняли ересь, а учить старших мне не сподручно. Я хотел бы остаться в вашей обители.
- Ну, что же оставайся, - ласково сказал тот. – Тогда пойдем к отцу игумену…
В эту и в последующие недели отец Герман много писал и говорил проповеди, отстаивая правоту Церкви и раскрывая людям глаза на появившуюся ересь. И к нему пошли люди с вопросами.
Никто не ушел от него без ответа. Многие покаялись в отходе от Церкви.
Прошло время.
Тот молодой парень, теперь уже послушник Андрей стал келейником отца Германа.
- Ну, что, Андрей, - говаривал, бывало, ему отец Герман, поручая дела. – Пришел ты в монастырь, а остался при мне.
В ответ тот улыбался, радуясь тому, что этот строгий монах-аскет стал его наставником.
Спустя два года отец Герман продолжал вести летопись: «В лето 7014 года... состоялся собор, на котором еретики были окончательно осуждены».

________________________

* Евангелие от Матфея гл. 13 ст. 24-30