Часть 1.
1.1 За Окружную.
Чертовщина началась со смертью отца. Сначала я констатировал, что в голове моей всё оказывается сдвинуто набекрень. Да и не мудрено, с работой завал день за днём, всякое незапланированное событие – помеха и вызывает только раздражение и вдруг обнаруживается, что надо всё бросить без вариантов и не тормозить ... когда я получил телеграмму: «…умер отец…», я растерялся. Смерть матери была воспринята иначе – это было горе. Тогда не возникало мысли иной, как немедленно двигаться туда ... куда – не вопрос ... Туда! ближе к родственникам, ближе … к ней. Помню как пытался представить её "лежащей" и не мог. Я никогда не видел её спящей, она всегда что-то делала. Но было это в иные времена.
Оказалось, к смерти отца я был готов … и не готов. Пошёл к хозяину фирмы сообщить – он легко согласился, «поезжай и быстрее возвращайся». Первые мысли: Как они будут распутываться тут без меня? Как же так, не всё может ждать! В общей работе есть и мои проекты на личных контактах, мои деньги – а деньги требуют постоянного присмотра! Но жизнь сама построила ход мыслей, точнее, мыслительный процесс как бы прекратился, его заменил автопилот.
1.2 Точка отсчёта.
Ночной перелёт, отсутствие сна, привычных вещей, толкотня ещё больше искривили восприятие. Я вижу себя со стороны, молекулой в броуновском движении, в иной реальности. Не фантастической, а просто иной. Я вернулся в точку из которой когда-то мог двинуть куда угодно.
* * *
Самым экзотичным был план идти в море на рыболовецком судне. Но парень, который об этом рассказывал, был каким-то потерявшимся героем. Увлекал морской стихией, но не горел движением - не вёл. Возможно потому, что он уже знал точно, что это не кругосветное путешествие на паруснике от безделья. Он сходил в путину только один раз, им повезло с погодой и уловом, они сдали рыбу и он получил первый раз в жизни «большие деньги». Потом традиционный загул всей командой. Первую сотню из своего кармана (для кого-то месячный оклад) он «прилепил в ресторане на лоб музыканту». Деньги ушли, но появился новый опыт и «есть что вспомнить». Теперь он рассказывает об этом – а нас не видит, взор его обращён назад. Раньше он был такой же как все, а стал особенным, о нём заговорили ... Перспектива ошеломляла, но я тогда видел море ещё только в кино да на географических картах. Другой приятель звал на курсы машинистов карьерного экскаватора, чтобы потом ехать на Север – в этом он видел верный путь к неведомому нам благосостоянию ... Не склалось, а как складно звучало: море, траулер, путина, пай – три тысячи рублей … он хотел иметь свой дом под Одессой! Это заражало.
В прошлом всё просто и поэтому всё возможно … наверное возможно … никто не доказал обратного. И вот прошло больше трёх десятков лет, жизнь изменилась – в путь двинулась вся страна, граждан обольщали, много раз обманывали и жестко лечили от идиотии. Помогло не всем. Да и могло ли? Мне часто казалось, что сейчас-то я точно избавлен от этого, потом очередной раз обнаруживал, что это не совсем так и ещё получалось, что этому видно не будет конца … и вот меня опять всё волнует, как когда-то первый полёт. После окончания ВУЗа, отсюда я улетел в Москву работать в закрытом НИИ, потому что до института бог миловал не уехать в другую сторону «в другие университеты» - на этап «за паровозом», как некоторые друзья … я этого не забыл. В любом случае для меня отсчёт начался здесь, не с момента рождения, а с выбора.
* * *
Город детства. Я сразу вспоминаю множество деталей связанных с каждой улицей, с каждым перекрёстком. Меня возят по неведомому плану мало знакомые мне люди, и я жадно всматриваюсь в него урывками через окно автомобиля. Я участник траурных мероприятий, от которых не уйти, потому что мне надо присутствовать лично. Хорошо, если просто стоять, хуже если что-то отвечать, едва догадываясь с кем разговариваешь. Иногда произносятся казённые речи представителями «общественности» и какие-то диковинные слова. Вдруг я узнаю массу нового о прошлом нашей семьи и даже о себе. Но пряный воздух детства, туман розовых воспоминаний всё время заслоняют чьи-то непроницаемые контуры. Мой невесёлый приезд связан с их мероприятием – кончиной моего отца, сотрудника, ветерана, человека в прошлом этим людям известного и участие во всём «общественников» неизбежно. Это напрочь исключает всякую инициативу и убивает чувства, если отстраниться и подчиниться их воле.
На кладбище неожиданно вижу малоприятное мне лицо. Этого типа невозможно не узнать – у него и в детстве была голова каких мало. Она была бы велика даже для крупного человека, а для такого просто огромная и какая-то буграстая, губастая ... У него и кличка была «Башка». Годы не изменили выражение его лица. На кладбище он был бодр и жизнерадостен – при делах! Узнал, хорошая память у Башки! Не хватало ещё его участия в оформлении участка. Но обошлось. Представитель «Совета ветеранов» не выпустил бразды из мозолистой руки. На поминках, когда выпил, он почти не опускал эту руку, больше держал над головой, грозил неведомым врагам, призывая всех в беспощадный поход против мирового империализма, либералов и демократов ... Нашу компанию разбавляли местные выпивохи, самые преданные скорбящие всех святых, они одобрительно кивали. Несколько сморщенных стариков тихо сидели вперемешку с разговорчивыми бабами, поблёскивая наградами своих геройских парадных пиджаков. Они так и остались сидеть в поминальном зале, когда мы ушли.
1.3 Пересылка.
Это отдельная тема из «моей милой юности». Башка был, конечно, из уличной шпаны.
Однажды, было это уже после окончания школы, встретились мы случайно с другом раннего детства, с которым давно не виделись. Детство всем приятно вспомнить. По крайней мере, для меня это была тёплая встреча. За разговорами слонялись по улицам. Потом он предложил зайти в одно место. «Пойдём, - говорит, - к ворам?». Он был "авторитетный" на районе человек, с ним я мог пойти куда угодно. Однако место оказалось как бы знакомым и мне, совсем недалеко от моей школы. Дети этих домов согласно великому территориальному принципу относились тоже к ней. Так вот, думаю, как это называется!
Во дворе за столиком для «забивания козла», действительно, тихо сидела компания с гитарой и звучала заунывная песня. Где-то тут был воровской корень. Среди поющих, к своему удивлению, я увидел и своих бывших одноклассников. Однако, были там и очевидные персонажи, которых в то время вообще было много, типа «Башка». Для выживания они сбивались в стаи – вполне понятная стратегия. Жизнь, возможно, была им мачехой уже не в первом поколении, и они промышляли ничем не брезгуя, ещё и рулили увлекая «паровозом» за собой безголовых. Вот и этот, лыбился на кладбище «как параша» - всё пучком.
Вот она скудость советской жизни: пели «Все дороги нам открыты» … а пойти некуда. Коммунисты мастера делать коммунальную квартиру из квартиры на одну семью, из церкви – склад, из монастыря - ПТУ … из жизни – казарму. Как оказалось, в том квартале находились здания, которые в страду ГУЛАГа были частью пересыльной тюрьмы. Как потом тоже узнал, товарищи успели где-то в одном из этих самых обыкновеннейших домов приютить на этапе и Лидию Русланову. Ту самую Лидию Андреевну Русланову, народную любимицу, которую знающие русские люди будут почитать вечно. Говорили, она «нарушала режим» – пела в камере!
Что ещё могу сказать о юности: шпаны и ворья было предостаточно во дворе, в школе, среди знакомых ... Едешь в автобусе и видишь: какая-то девушка мечется, плачет! Сочувствующие граждане выводят какого-то парня из автобуса – покажи, что в карманах - там ничего нет - он спокоен, тоже сочувствует пострадавшей, даже интересуется «много ли пропало», отнекивается: - Я!? Да ну, что вы!
Но по физиономии видно, что кошелёк с приятелем благополучно едет до следующей остановки. В другой раз случайно вижу их вдвоём (должно быть с тем «вторым номером» из автобуса) на выходе из винного отдела. Слышу кто-то, с пониманием, спрашивает: - Много взяли? Тот обыденно отвечает: - Да, так … Мимолётная сцена, но мне ясно о чём речь, это опять чьи-то слёзы, чьё-то горе.
Родители моих друзей, которые пропали из жизни ещё тогда, тоже были с воспалёнными глазами, говорили: - «Вова (Федя, Витя ...) уехал к родственникам в Горький. Он связался с плохой компанией, мы решили его оторвать от плохих друзей.» - … !?
Некоторые сейчас говорят: - «Жизнь была скудна, но жили веселей!» – Ну, а что думают те, кому было не весело? - А их нет! … не выжили, как и не жили. Где они мои друзья-одноклассники? Некоторых давно не сыскать. Если кто выжил, то сидит тихо, чтобы о нём все забыли …
1.4 Новые люди в старых стенах.
Родственники, отодвинутые на задний план, наполняются реальными чертами на второй день. Молодые изменились внешне и внутренне, порой до неузнаваемости. У кого-то появились мужья и жены, знакомые ранее и нет, и их дети – какие-то совершенно непонятные своей новизной, но очень прочно привязанные ко всему этому существа. Их детство странным образом тоже оказалось тесно связанным с моими родителями, домом и даже с некоторыми вещами. Они знают и любят друг друга и теперь рассказывают об этом мне, а я среди них посторонний. Дети – удивительные создания, в них всё полно очарования: один долго решается, глядя на меня влюблёнными глазёнками, потом дарит мне свою машинку, другой рассказывает, что в садике «на праздник» он танцевал матросский танец, собирается показать, потом оказывается, что он его «забыл». Они ползают по ковру у меня в ногах, их белобрысые головёнки мерцают в бликах солнечного света, и мне кажется, что я сиживаю тут с ними давно, почти всегда, а вспомнить было ли вчера солнце или дождливый день я не могу. Я приехал на время, вырван из привычного круговорота дел, ещё мысленно могу отсутствовать, волноваться, как там на работе без меня, но уже рад, что выскочил из той бесконечной карусели и смог воздеть к небу глаза от пашни. Однако попал в другую карусель.
* * *
В комнату к детям я ушёл не случайно. Могу сказать, я их обожаю, но сегодня к ним из-за поминального стола я попал по другой причине. Сюда я постыдно бежал. Как когда-то бежал от этой жизни. Когда угомонились общественники и за столом собрались только свои, все почувствовали облегчение. Начались простые домашние разговоры, но и тут поджидала меня чертовщина, традиционный конфликт с окружением. Уже было очевидно, что мыслим мы по-разному и лучше глубоко не копать. Но тут стоило мне неосторожно высказаться о последних событиях, как на меня окрысились все! Для меня, это не было потрясением, скорее последней каплей. Когда-то в этих стенах двоюродный дядя, министерский чиновник, уже бросал мне слова упрёка в таком тоне: «Кто ты есть? Тьфу, говно!»
Как это «по-нашему»! Нетерпимость к инакомыслию и покорность любой глупости сверху – это не лакейское мышление «глубинки» - это неотделимое свойство системы! Не существует авторитетного мнения отдельно от властного источника, который всегда прав, как и всегда не правы прочие.
Казалось бы, обменяться новостями - дело обычное? Да не всегда! Стало очевидно, что для них я не столько родственник, сколько представитель противоположной социальной группы, партии врагов – да ещё я «москвич»! - «Вы москвичи там совсем оборзели!» Оказывается, это мы обездолил их жизнь, вывозим их продукты и товары и ничего не даём взамен. При этом мы – «норковые шубки - всегда всем недовольны!» Так однажды на меня набросился мелкий муниципальный чиновник, стоило заговорить с ним о недостатках: - «Вы из тех, которые всем всегда недовольны!», - сказал он, как бы наклеиванием ярлыка лишая права голоса для окружающих. Дело было в суде, наш дом судился с Управой района. Чиновник поступал так, чтобы заткнуть мне рот - зачем это им? … но они сделали это точно так же!
Получается, они очень раздражены, живут в напряжении. Я полагал, они тут лаптем щи хлебают - да в усы дуют, а они активны, злы и не случайно. Зятья брата воевали, у них свои «понятия». Крышу перекосило не у меня одного. Мы стали чужими; «бесполезняк метаться», как говорит племянница. Увы, бесконечно далеки библейские времена «единомыслия партии и народа», когда из каждого утюга пели сладкие голоса:
«Что сказать вам москвичи, на прощание?
Чем наградить мне вас за внимание?
До свидания, дорогие москвичи, доброй ночи,
Доброй вам ночи, вспоминайте нас.»
Я не стал засиживаться за столом, не стал ничего доказывать. Конфликт системный. Мы разные, у каждого своя правда. Я рано ушёл от их берега и свой уровень претензий к жизни тоже ни с кем согласовывать не собираюсь. Возможно, останься я жить здесь, я мыслил бы так же как они и жил с родственниками в гармонии. «Дорогие москвичи» когда-то и мне казались небожителями, но прожив жизнь в Москве я не стал небожителем, лишь только окончательно потерялся для общения с родственниками. Начать рассказывать об этом им, так чтобы они поняли, что стоит за словами, я не взялся. Я компьютерщик, всю жизнь общался с компьютером больше чем с живыми людьми, но сейчас в сети мне хватает общения с соотечественниками, и я хорошо знаю, что можно от него ждать.
Они безусловно тоже менялись всё это время. Слова той популярной песни не случайно не умиляют их сейчас, всё не так как было когда-то. Но как дать им понять, что для них, как и для меня ситуация вывернута наизнанку ...
* * *
Чёртова суета. Умерли родители, потом умру я. Когда-то и мои дети едва оторвавший от своих занятий вот также только в момент траура задумаются над тем, куда же всё уходит и уходит ли? Когда долго не проявляешь воли к действию - события похожи на сон и иногда кажется, что вчера хоронили меня. Или это просто свойство таких мероприятий. Вот они закончатся, я пойду домой, и меня встретит мать. Если дождёмся отца, то сядем ужинать вместе, будем разговаривать и всё встанет на прежнее место, в картине жизни соответствующей этому городу и детству. Всё станет так же безмятежно и просто, сгинет вечно довлеющая чужая воля. Жизнь станет процессом в котором смерти нет, станет солнечной и бесконечной.
Увы, это не бред и не сон. Мать неожиданно умерла раньше фронтовика отца несколько лет назад. Всю жизнь трудилась как пчела, но ушла из жизни тихо и незаметно для всей непонятной общественности. Её провожали немногочисленные родственники и пара соседок до катафалка. Подруги или уже умерли, или плохо двигаются без посторонней помощи и присутствовать на похоронах не смогли. А теперь не стало и отца. Без матери дом опустел, и смерть отца окончательно закрыла в него дверь. Родительского дома не стало. Моё детство всё больше уходит в небытие, его теперь для всех как бы никогда не существовало и племянникам не интересно, да и не понять, что я тоже когда-то был ребёнком в этих же самых стенах.
Уезжая, я формулировал свое состояние в словах, которые назвал «Молитвой стоика»:
«Пройти по жизни одиноко
Один в толпе, один в тиши
Надежду затаив глубОко
И одиночество души
И торжествуя и страдая
Молчать и на своём стоять
Ничем себя не выдавая
Им не дано тебя понять
Слова ли эти повлияли на меня или таким уж я уродился, но всю жизнь я встречал мало понимания даже в кругу близких, и мне давно удобнее так.
(конец 1 части)
Часть 2
2.1 Вечны только книги.
Осматривая отчий дом, обнаруживаю предметы, которые, как оказалось, я прекрасно помню и знаю. Временно забытые, но не вычеркнуты из памяти. Особняком стоят книги. Приятно снова видеть их, иногда перелистывая с удивлением наткнуться на свои пометки, закладки и понять, что всё это навсегда осталось во мне. Как же всё-таки много может вместить в себя память! Оказывается я помню, в каком классе читал ту или иную из них, что тогда думал … и которая из книг стала открытием! Начав именно с этих книг, я уже читал всю жизнь, но никогда не делал из этого развлечения.
Библиотеку начала собирать мама. Она любила классиков художественной литературы. Книги были единственным окном в мир, иную культуру ... многих авторов тогда достать было невозможно. Из того что было, я прочитал совсем не все, но не мог не продолжить собирать. Вспоминаю, как неожиданно свалилось счастье - возможность подписаться на сборник «Всемирная литература» … и вижу, что после моего отъезда выкупили мало. Тогда в этом и был весь мир. Книг брата здесь нет, у него своя квартира, свой вкус, да и заниматься ими он начал позже. Отец сохранил здесь всё как было и состояние зафиксировалось как на старой фотографии. Сам он признавал только военные мемуары, да вот ещё его многотомный страшный суд Европы - «Нюрнбергский процесс».
Восприятие во мне обострено. Как скупой рыцарь ласкаю корешки книг, здесь они стоят рядом, но их авторы могли даже не догадываться о существовании друг друга; за одинаково сделанными переплётами я рельефно ощущаю различие их характеров; они одинаковы и смирны только здесь! Сейчас они все мудры и покойны. Но живущие, что примерит их! Среди соотечественников всё ещё достаточно ветеранов самой большой войны и ещё старшие поколения прекрасно помнят так же много воспетую «Мы ехали шагом, мы мчались в боях, И "Яблочко" песню держали в зубах!». Но уже не мало ветеранов и других, не воспетых, известных только им войн! Что кроме Страшного суда способно примерить живущих людей, если даже родственники не хотят понимать друг друга? Не вечная ли это тень злой войны?
* * *
Когда-то я начал читать "Былое и думы" Александра Герцена и вот снова держу в руках экземпляр той самой книги, изданной до моего рождения. Теснение на обложке, крашеный срез – признаки особого оформления не случайны ... это дань тем богам. Я дочитывал другой экземпляр, но теперь я заберу этот, он меня согревает. Для меня это случай особенный! Многое здесь во мне находило отклик, а больше всего цитируемое возмущение Белинского: «… - не смей говорить; речь – дерзость, [лакей] никогда не должен говорить!». Некоторое время она казалась мне «Книгою судеб». Я был очень несведущ, и она давалась мне с трудом, но я жаден до деталей, а эта книга полна всем, как Библия. Но ещё я не спешил дойти до конца! Казалось, она была способна открыть мне глаза не только на глубинный контекст происходящего. Тогда мне казалось, что в этой книге уже описана наша жизнь и судьба, что заглянув в конец можно заглянуть в будущее! Но что-то меня удерживало. Какая-то незрелость. Как можно было избежать соблазна узнать будущее!? Сейчас я знаю, что там этого нет, не нашёл и в других книгах, видно они ещё не написаны, но с тех пор для меня «узнать» становилось важнее чем «умереть».
2.2 Святые источники – проблема времени.
Герцен издавал «Колокол» - первое русское бесцензурное издание - в Лондоне, где спасался от преследования Николая 1. Много позже, но там же по аналогичной причине, произошёл 3-й знаменательный съезд партии Ленина. Ленин тоже много жил в Европе призывая к созданию «Общества всеобщей справедливости» во всём мире. Я это достаточно хорошо знаю, потому что увлекался изучением Марксизма, да и в советское время в технических ВУЗ-ах в качестве истории преподавали Историю компартии,а вместо философии - Марксизм-Ленинизм, поэтому мы знаем только эти вехи.
Так, по случаю, советские граждане усваивали ещё, что голос свободы возможен только «там». Такого «здесь» никак нельзя было знать – но это следовало из положения дел. Герцену в России не давали сказать и эти простые слова донеслись оттуда: «Освобождение слова от цензуры! Освобождение крестьян от помещиков! Освобождение податного состояния от побоев!». Освобождение от побоев - от тех самых зуботычин, которыми затыкают рот. Чтобы сказать, россиянам приходилось ехать туда … «где нет нас» - многое ли изменилось с тех пор здесь? Граждане уезжали и едут. Там никто мягко не стелет – об этом говорят громко – отгадайте, от чего они всё же едут?
* * *
Идеологи Марксизма-Ленинизма, будучи у власти, когда-то перелопатили наши учебники на свой манер и родили свои вечные истины и свою, правильную историю. Так "сеятель и хранитель" стал "мелкобуржуазным элементом", а вечная крестьянская война его за продукт своего труда - контрреволюционными выступлениями. Но самая очевидная и самая не признаваемая большевиками истина то, что они не столько созидатели, сколько разрушители. Все оценки мировой цивилизации были вывернуты наизнанку, предыдущая история страны было оболгана и опошлена и на этой почве был создан Мир социализма. Не обошлось без прочих нелепостей, но некому замечать это в нашем обществе даже сейчас после всех разоблачений перестройки. Некому понять, что для Мировой цивилизации это было ошибкой, ошибкой молодости, что не стоит это повторять, получится фарс.
Новая идеология должна чем-то завоевать сердце и искусить ум! Христианство, например, впервые предложило в качестве бога – человека! Были боги – силы природы, боги-звери … но бога-человека не было. Униженные и угнетенные рабы Рима узнали, что есть некто кто их любит, жил среди них, страдал как они и даже за них принял мученическую смерть! Он милостив и одновременно всесилен, он может спасти их - узнали и самозабвенно поверили – только за одно это они шли на смерть! Марксисты тоже искушали народы обещаниями, но слишком быстро становилось очевидным, что это только слова; расхождение их слов с делами проверялось много быстрее – отсюда и короткий срок коммунистического строительства в России - чтобы узнать это не требовалось сначала умереть. Марксизм, являющийся по сути одним из вариантов неохристианства, предлагал Коммунизм – в качестве Рая при жизни; но истинность учения по-прежнему требовалось принимать на веру. Жизнь «коммунисты» сделали казарменным постом, а для мобилизации паствы, обыденностью стали репрессии. Однако, недостаточно оболгать и опошлить предыдущую культуру, а создать более высокую культуру коммунистам не удалось ни в России, ни где-то ещё – и век Коммунизма на Земле оказался не долог.
Что самое нелепое, эти же «марксисты» в 1917 году вместо строительства «Общества всеобщего равенства и справедливости» продолжили строительство всё той же Империи. С позиций имперского строительства продолжили успешно, в результате громкими патриотами стали уже не борцы за «Освобождение податного состояния от побоев», а имперские лакеи призывающие не дискутировать, а «размазывать печень [недовольных] по асфальту». Для борьбы за «всемирную победу труда» большевики сделали Российскую империю плацдармом мировой революции (так официально заявлялось). Всемирная победа труда не состоялась – остался плацдарм.
* * *
Кто такой А. Герцен сейчас мало кто знает. После Герцена были так же редко поминаемые народники, и они признали его своим основоположником, «предтечей» народничества. А после того как лидер революции 17 года - Ленин написал, что Герцен в России «поднял знамя революции» - далее уже вся официальная идеология, называла его не иначе как - «Колокол революции»! Вот каким «святым» источником тогда являлась эта книга. Но во мне она породила, как говорят сейчас, «когнитивный диссонанс». Окинув даже поверхностным взором путь от источника, не обнаружил я в жизни того, за что боролись предыдущие поколения, а видел вокруг, как уже писал, невесёлые черты, когда «милостиво разрешалось дышать» только тем, кто громко пел «Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек.»
* * *
Моя миссия закончилась. Время неоднородно и мне кажется, что отсутствовал я очень долго, хотя не прошло и трёх рабочих дней. Кто-то любезно предупредил сотрудников и меня не беспокоят с расспросами. Я много признателен окружающим за это, так как вернулся опухший, как поднявшийся из толщи воды утопленник.
Но выскочив из колеи, я нашёл, что чертовщина продолжается и виной всему менталитет населения. Стало очевидно, что ко всему жизнь начинает раскладываться веером. Просто за суетой я этого не замечал. Дело не во мне и моих родственниках – мы та капля воды, в которой тоже отражается море!
2.3 Чудные перемены.
Строго говоря, затхлый период «брежневского застоя», которому казалось не будет конца, не завершился с его смертью. Так и перемены начались ещё до этого: надо признать, КПСС пыталась что-то реформировать, вождь давал наказ: «Экономика должна быть экономной», проводились «Экономические эксперименты», поминали «Хозрасчёт» ...
Однако, впервые повеяло свежестью в начале краткого правление Андропова, но все хорошо знали, где он работал до этого, и розовых надежд у россиян не было. После Андропова, когда Политбюро предложило народу чуть живого очередного правильного Вождя – все сразу почувствовали, что это кисло. Но товарищи коммунисты много говорившие о революционном преобразовании мира, «законах возникновения революционной ситуации», пышно отмечавшие каждую очередную годовщину застоя как «важный шаг к Коммунизму», никак не ожидали, что могут найтись революционеры и более революционные, что ветер перемен может дуть не только в их паруса! К тому времени они уже приватизировали слово «Революция» и бездарные их продолжатели считали, что оседлали жизнь навечно. Но эта своенравная лошадка взбрыкнула и вывернулась. Однако столпы КПСС и десять лет спустя после окончательного банкротства оказались совершенно не готовы к переменам, которых ждал «им преданный народ». В итоге жизнь обогнала их и предвосхитила все наши фантазии: будущее пришло само, не спрашивая разрешения! Будущее никогда не спрашивает.
* * *
Многих удивляет, насколько тихо прошла смена власти под названием «Перестройка». Посещают сомнения: «Был ли мальчик»? Да и что есть Власть? Вот если народ един и скандирует: «Мы здесь Власть!» - это справедливо?
Когда-то я был счастлив только тем, что дожил до этих времён, мне было достаточно знать, что «я не верблюд», именно я – адекватен! под прессом Агитпропа лично я смог разобраться во всем сам, тщетно вся их многоэтажная система пыталась вывернуть наизнанку мне мозг! Теперь я знаю точно, можно невольно заблуждаться по незрелости, по незнанию, но нетерпимо глумление над здравым смыслом; злонамеренное введение в заблуждение по произволу личного интереса – преступно!
Круто тогда качнуло, однако потом маятник достиг очередного апогея и не мог не пойти назад. Народ ещё ликовал и казалось, что мы навсегда освободились от КПСС и всегда будем только счастливы, но готовился коммунистический реванш. Как-то ехал я по работе и наш троллейбус остановил военный патруль. По проспекту Вернадского лязгая гусеницами в центр шла колонна бронетехники. Подумал: «Вот и всё … можно никуда не спешить». Пока пустословил Горбачёв и народ терпеливо ждал перемен, вчерашние учудили ГКЧП.
По счастью, москвичи не разделили мою печаль. Народ только что соблазнённый призраком свободы, тогда не смирился. Люди уже забыли, что Горбачёв разрешил гражданам раскрыть рты, этого было уже мало. Горбачёва и КПСС не хотели! Вновь, стали раздаваться призывы, как в конце восьмидесятых, когда мы ходили на Манежную. Но наступило время уже других нравов. Если на Манежную могли нести парткомовский портрет вождя, но с потрёпанным сотенным билетом вместо языка, который телепался на ветру к детской радости присутствующих, то в этот раз уже городили баррикады! Опасно говорить народу красивые слова, обещать свободу и не дать.
* * *
С самого рождения большевизма ставка была сделана на безоглядно звонкую агитацию и многоликий произвол, потому что идеологической обработке подвергались в первую очередь самые необразованные слои населения. Тем кому ещё недавно хватало веры в «доброго бога, царя и отечество» бросался провокационный лозунг «Земля крестьянам – Власть советам!» - это взорвало мозг! Дезертиры и крестьяне своей властью охотно громили барские поместья, создавали Советы и брались было делить землю ... Но с момента создания «Международного товарищества рабочих» Карлом Марксом, целью сразу было поставлено «Завоевание политической власти …» и до Коммунистического интернационал Владимира Ленина - повестка одна: «установление Советской власти во всех странах» мира! Когда было необходимо для саботажа в армии - провозглашался «Мир народам!». Но практически тут же следовала тотальная и жёсткая мобилизация всего и вся – большевики торопили «Мировую революцию», чтобы добиться мирового господства! Уже не отдельно взятые «мужики», а вся Страна была поставлена под ружьё. Мог ли остальной мир к этому быть равнодушен? В наше время ИГИЛ тоже провозглашал создание Мирового Халифата – много ли это обрадовало остальной мир и нас? Всякое упоминание в СМИ РФ допускает только одну формулу: «Запрещённая организация ИГИЛ»!
Все ли лозунги и декларации большевиков являлись только политическим ходом – неизвестно, но попытка перейти от слов к делу «Мирового господства» большевизмом была совершена! Это поход в Европу, который состоялся в 1920 году. Возглавлял его Михаил Тухачевский, он писал об этом конкретно, как военный:
«Нет никакого сомнения в том, что если бы только мы вырвали из рук польской буржуазии ее буржуазную шляхетскую армию, то революция рабочего класса в Польше стала бы совершившимся фактом. А этот пожар не остался бы ограниченным польскими рамками. Он разнесся бы бурным потоком по всей Западной Европе. Этот опыт революции извне Красная Армия не забудет…»
Поход закончился неудачей и как полагается забыт. Самою идею забыть «не имели права» (так они обычно формулируют свои желания) и отложили до поры только поход. Отныне гражданину «Самой свободной страны» вменили неизбывный долг: умереть, когда прикажут. Но внутренний поход не прекращался! Народ построили куда строже, уже до конца этого бесконечного «похода». Нужен хлеб: «Взять излишки хлеба у кулака!» - и выгребали амбары у крестьян без меры, обрекая "кормилица" на голод. Нужна сила для строительства «Счастливого будущего всех людей земли» - наша сила – рабсила, возьмём тех, что под ногами – бабы народят других, новых и чистых как пустой лист бумаги.
* * *
В тотально политизированной стране поколения граждан взращивались на вредной идее имперского пути – непрерывной экспансии, аннексии прилегающих земель, как своих «отчин и дедин». Гражданам внушали и внушают, что весь мир им только должен и завидует успехам … но границы стерегли больше изнутри. Детям, как развлечение, преподносятся фильмы о революции, «той Гражданской» и «Великой отечественной» – это не может уйти в песок, это впечатывается в психику граждан. Ведь агрессивный человек агрессивен со всеми - инакомыслящего всегда считалось проще убить. «Вставание с колен» - хорошо, но какими средствами? Это опять война против всех и в первую очередь против своих граждан!
3.3 Это было славное время.
Долог и тернист путь к Свободе, поэтому к покушениям на нашу Свободу надо быть готовым всегда. На этом пути нагромождены и нагромождаются горы лжи. Что делается по благому заблуждению, а что по злому умыслу не знает никто: ошибаются лидеры – могут ошибаться и народы. «Никто не даст нам избавленья: Ни бог, ни царь и не герой» - слова гимна самых великих революций. Их пели при каждом торжественном случае … и преклонялись перед каждым очередным социалистическим лидером, как перед царьком. Совершив революцию, всё ждали и ждали исполнения обещаний, как милости. Ждали того, что само придти не может. Как не пришёл по прихоти Хрущёва в СССР Коммунизм, когда-то призываемый в высокой трибуны. Точно так же нельзя стать свободным, решив стать им вдруг, по произволу, потому что Свобода – это продукт большого труда всего социума и революция только первый шаг.
* * *
Тогда, в первый приезд я вышел из метро на Смоленской. Впервые в жизни я был счастлив. Садовое кольцо было пустынно. Я свободно шёл по проезжей части Садового кольца. Тоннель под Новым Арбатом был перегорожен троллейбусами (через которые потом пытались прорваться БТРы). На центральной разметке перед троллейбусами сидели на корточках два парня и перекусывали пирожками из бумажного кулька. Мне показалось, это они недавно пригнали троллейбусы.
На Проспекте Калинина (Новый Арбат), тоже довольно безлюдном, проезжая часть местами была символически перегорожена. В некоторых местах просто жиденькой цепочкой случайных предметов, но никто их не касался. Больше того, говорили, что где-то «какой-то водитель попытался что-то сдвинуть, чтобы проехать, и ему запретил именно милиционер». Вообще-то милиции видно не было, но не было и криминала.
Белый дом был похож на муравейник. Во дворе стояло несколько машин уже «нашей» бронетехники, мальчишки лазили по броне, взрослые стояли с солдатами, хвалили их за смелость и благодарили за солидарность. В здание можно было свободно входить, граждане приносили защитникам продукты, потом доступ был перекрыт и здание окружила цепь добровольцев. Когда было нужно, цепь стояла и ночью. И я был там до последнего момента «Утро свободы». Однако, похоже тогда же это и закончилось.
Это было воистину славное время, почему так скоро люди это забыли? Такое забвение опасно: «Лишь тот достоин счастья и свободы — кто каждый день идет за них на бой».
* * *
Что могу сказать в заключении? Из того что я узнал, для меня свят только завет Герцена: «Труд – наша молитва». На любом поприще, труд истинное мерило стоимости.
Когда я уйду,
я уйду не для всех.
Найдётся душа, что меня не забудет.
Я знаю, я верю, что нЕкто из тех,
кто читая внимал
он читать так и будет!
Кто созвучным нашёл.
И сказал это не для приличия.
Тот Другой, не другой,
это я, но в ином лишь обличье!
В нём нашлась
как во мне.
В глубине ли,
а может сначала снаружи.
В нём зажглась!
Да, зажглась же искра!!!
Та частица тепла,
что способна сдружить,
когда её обнаружишь.
Мы писали и пишем
в сокровенные личные наши тетради.
Собираем крупицы себя,
но не блажи,
не скуки лишь ради.
Наш таков видно крест.
Поколением слать поколению.
Свой наказ - свой привет,
чтобы не сгинуть
во времени.
* * *
КОНЕЦ