Смертельный случай.
Как-то почти в середине мая отправился я на глухариный ток. Заранее настроился на то, что меня ждёт неудача. Старые петухи, за редким исключением, уже отпелись-отигрались, но теплилась надежда на молодых петухов, всё ещё вылетавших на тое. Конечно, не на первогодков, которые не начали петь и их называют молчунами. И не на двухлеток, которые не научились исполнять полную песню, а только первое колено, за что их прозвали керкунами. Эти, во время исполнения не глохнут. Надеялся я на трёхлеток, которые начинают токовать на неделю, а то и две позже стариков.
Весеннюю охоту на боровую дичь в те времена не открывали, но я ежегодно, хотя бы раз, приходил на ток насладиться этим удивительным зрелищем. Без ружья, конечно. В конце апреля – начале мая вырваться на ток не удалось. Лесные пожары следовали один за другим. Свободного времени абсолютно не было. Порой даже ночи приходилось проводить в конторе лесхоза или на пожаре. Спали урывками по три-четыре часа в течение суток.
Ближайщий хороший ток находился не более четырёх километров от посёлка, на сосновой гриве среди болота. А это всего-то в часе ходьбы. (Известны были и ближе, но там пели один-два петуха). Пришёл затемно и устроился на валежине в ожидании. Рассвет не заставил себя долго ждать. Вот уже отпелись зарянка и певчий дрозд, послышались голоса других птиц. Из-за горизонта выплыл ярко-красный диск солнца.
Ну, чтож, не повезло. Даже квохтанья капалух не слышал. Правда, в глубине гривы дважды почудилось хлопанье глухариных крыльев. Возможно, это молчуны то ли прилетали на ток, то ли улетали с него. Уходить не хотелось. Решил пройти туда, где слышал хлопанье. Шёл медленно, глядя то вверх, в кроны деревьев, то под ноги. Толстый слой зелёного мха совершенно заглушал шаги. Выворачивая из-за толстой сосны, поднял ногу, глянул вниз и… замер. Прямо у комля сидела капалуха. Глаза закрыты, дыханье незаметно, а поза точь-в-точь, как у сидящей на гнезде птицы.
Держась одной рукой за ствол, и не опуская ноги, очень медленно наклонился и другой рукой дотронулся до птицы. Что тут было!! Она взлетела, больно ударив крылом и откинув мою руку и истошно квохча полетела низко над землёй. И что интересно, она даже не сделала попытки отвести меня от гнезда, притворившись раненой. Так бы птица сделала, увидев меня заранее. Пролетев с десяток метров, капалуха вдруг упала и затрепыхалась. Когда я подошёл, она была мертва.
Я ранее читал, что животные, в частности птицы, подвергнувшись сильному испугу, могут умереть от разрыва сердца, но видел такое впервые. Вернувшись к толстой сосне, осмотрел гнездо. Собственно и гнездом-то это было трудно назвать. Просто в рыжей опавшей хвое и мхе вытоптана не очень глубокая ямка и в ней лежат восемь охристых яиц, покрытых бурыми пятнышками. Яйца величиной с куриные.
Капалуху я положил в рюкзак, а сверху разместил яйца, завёрнутые в мох. Когда подошёл к болоту, одно яйцо опустил в воду. Оно утонуло. То есть оказалось не засиженным. Значит, возможны два варианта: или это неполная кладка, или полная, но самка ещё не приступила к насиживанию.
Дома жена приготовила отличную глазунью по вкусу совершенно не отличающуюся от куриной. Когда же я ощипал и выпотрошил птицу, обратил внимание на сердце. Оно было без каких либо видимых повреждений…
Вот такой смертельный случай. А был ли это разрыв сердца или не разрыв, я так и не понял.