Это имя само выбрало Дариму во время пребывания в Штатах. Чем короче себя называешь, чем проще твои фразы, и чем легче находишь общий язык с внешним миром, тем ты ближе к призванию – нью йоркер.
Мы чувствовали себя такими взрослыми, что обижались на точное определение нашего возраста, а по американским меркам были несовершеннолетними. Из аэропорта имени Джона Кеннеди вышли окрылёнными и оглушёнными. Большая земля дышала горячим июньским воздухом, а нам казалось, что ещё чуть-чуть - и можно задохнуться от переизбытка неизведанного. Трансформация произошла очень быстро. Мы сами не заметили, как сменили свой гардероб, начали пить кофе со льдом, и закладывать лишние полчаса на непредвиденные обстоятельства, прежде чем отправиться в путь.
Перелёт был тяжёлым, с пересадкой в Париже, и длился больше двадцати часов. Но это не помешало нам поймать такси, договориться о разумной цене и приехать в Бруклин – к родственнице Дары, которая сняла для нас двухкомнатную квартиру, освежиться, и отправиться на разведку.
Конечно же, нам - четырём девчонкам из Восточной Сибири хотелось прилечь с дороги, но счётчик капал, и перспектива потратить первый вечер за океаном почём зря не прельщала ни одну из нас.
Рядом с домом находилась набережная, по которой гуляли люди. Они казались нам пришельцами, с которыми тут же захотелось говорить на одном языке. Под обстрел попал пухлый юнец в рэперском прикиде – широких штанах, спадающих в подхватывающие руки, бесформенной длинной футболке и кепке с квадратным козырьком.
- Hi! How are you? – набросились мы на него.
Юнец не подал и виду, что удивлён. Вероятно, такое с ним случалось каждый вечер.
- Everything is fine, how about you, girls?
И тут мы наперебой стали рассказывать, что пару часов назад прилетели из России, и что в нашей стране живёт много азиатов, причём процентное соотношение стало расти с каждой новой попыткой показать масштаб, как страны, так и народов, населяющих её. И, наконец, Дара произнесла:
- Maybe chocolate me?
В переводе это должно было означать – «Может быть, угостишь меня шоколадкой?», но по факту выглядело совсем иначе. Парень засмущался, однако ответил:
- See you around!
Больше мы его не видели. Наверняка он убегал, заметив нас издали.
Это было нашей ошибкой и нашей силой – ходить вместе, при любых обстоятельствах. Даже при многочисленных попытках устроиться на работу. Мы заглядывали в каждый магазин, который встречался на пути, в каждый ресторан, пиццерию, кофейню, и спрашивали, нет ли у них открытых вакансий, заполняли анкеты, улыбались, общались, - и так изо дня в день, пока нас не приняли в одно место. Это казалось общей удачей, и мы успокоились. Ведь кто работает, тот может и отдыхать.
Постепенно наши пути начали расходиться. У каждой стал появляться свой круг общения, но, прежде, чем это произошло, Дара открыла для нас целую вереницу нью-йоркских музеев - это был и Музей искусства «Метрополитен» - один из крупнейших и четвёртый по посещаемости художественный музей мира, уступающий Лувру, Британскому музею и Лондонской национальной галерее, музей Соломона Гуггенхейма, Американский музей естественной истории, и, конечно же, Музей современного искусства, который сокращённо называют «МоМА». Сюда мы приехали вдвоём, поэтому и экскурсия получилась индивидуальной.
- Вот он, Сальвадор Дали. Эта картина называется «Постоянство памяти». Насколько знаю, находится в этом музее с 1934 года. Её ещё называют «Мягкие часы», «Время», «Твёрдость памяти», и как-то ещё. Разные интерпретации.
- А ты бы как назвала?
Дара задумалась всего на секунду.
- «Время – ничто, память – всё», - и засмеялась, - надеюсь, через десять лет, когда мы снова сюда придём, я отвечу то же самое.
Иногда мы возвращались в залы, которые прошли, фотографировали полотна повторно, но уже с другого ракурса. Казалось, что Дара не чувствовала усталости, ведь несмотря на мои учащающиеся жалобы на изнеможение, голод и жажду приключений, она всё с большим энтузиазмом говорила:
- А вот и Малевич! «Белое на белом» собственной персоной. Или, попросту говоря, «Белый квадрат».
- Я думала, существует только чёрный.
- Ха! А в Америке именно этот квадрат известен больше остальных.
- Так у него их даже не два? И того больше?
- Да, ещё красный есть. Все они принадлежат к русской беспредметной живописи. Видишь, квадрат немного повёрнут? За счёт двух разных оттенков белого цвета и самого положения создаётся иллюзия движения.
- Действительно, движется… - ноги гудели, а пол под моими ногами тоже начал содрогаться. Мне хотелось, как можно скорее, найти пристань и присесть.
- О, Матисс! В Эрмитаже есть точно такая же версия, и известна больше, чем эта. Но тем не менее…
И тут, совершенно неожиданно, практически сразу - свершилось чудо. Мы увидели отражение облаков в пруду с водяными лилиями, а напротив них три свободные скамейки. Я упала на ту, что посередине, и потерялась во времени, дав волю памяти, которая вобрала в себя лёгкость и бесконечный свет. Одно полотно Клода Моне переходило в другое, смешивалось, растворялось, темнело, сверкало, переливалось, и заключало в себе не только утро, день и вечер, но и продолжение в другой реальности. Я смотрела на кувшинки, а спустя минуты видела уже не их, а огни от городской бескрайности, безымянные мегаполисы, бессловесные зарницы и ночные цветы, лесных светлячков и морских моллюсков.
Который час?! Кувшинки задрожали и стали танцевать, перенимая сюжет увиденных мной картин в соседних залах. То ли полотна заговорили между собой, забыв про наше человеческое присутствие, то ли они на самом деле были сопряжены одной волной и тайной сверхисторией – не знаю, а только «Звёздная ночь» Винсента Ван Гога с его предрассветным небом была заодно с "Кувшинками", и даже со «Спящей цыганкой» Анри Руссо.
- Ладно, - Дара нарушила тишину первой, - пойдём гулять по Манхэттену! Не всё же Бруклин, с его широкими штанами.
В этом - вся Дара. Как, в сущности, и вся наша жизнь. Смайлик. Рядом с высоким - обязательно быт, рядом с Музеем изобразительных искусств - обязательно "Макдоналдс".
И вот мы созваниваемся с Ирой - нашей общей подругой, встречаемся у метро, и шагаем по Пятой авеню, как вдруг рядом останавливается белый лимузин и из него выпрыгивает молодая афроамериканка, стройная, как лань, и такая красивая, что мы невольно начинаем примерять ей имена и образы известных актрис и моделей. Пока мы это делаем, она усаживает нас внутрь автомобиля, не переставая восклицать:
- Asian girls, asian girls! Love you so much! It`s my birthday! Let`s go with me!
В лимузине шампанское льётся океаном, мы не успеваем сказать ни слова в ответ на водопад комплиментов от именинницы, как её подруги, явно прирождённые звёзды эстрады, начинают петь и танцевать. Ещё чуть-чуть и мы бы перевернули этого белого лебедя, но, к счастью, движение остановилось, дверь открылась и мы оказались снаружи - на Пятьдесят восьмой улице.
- Это ведь "Lavo"! - Дара находилась в полном восхищении от происходящего, - здесь отрывается исключительно золотая молодёжь Нью-Йорка!
- Asian girls, asian girls! - продолжала восклицать темнокожая красавица, ухватив меня за руку, и направившись ко входу в ночной клуб, где тесно располагались блестящие спортивные автомобили, лимузины, и, главным образом, толпы людей, тщетно пытающихся пробраться внутрь развлекательного зева. Необъятные и пуленепробиваемые секьюрити в деловых костюмах тут же расступились перед нашей компанией, и мы прошли туда, где, помимо накрытого стола именинницы, нас ждал мир пафоса, танцев и вечного праздника.
- Ни в коем случае не теряем друг друга из виду, - кричали мы друг другу в уши, пробиваясь через реки людей, и захлёбываясь в музыке.
Примерно через час мы собрались у туалета, окончательно разминувшись с виновницей торжества и её подругами. В руках у каждой из нас был целый ворох визиток от противоположного пола, а один из представителей бумажной индустрии увязался за нами и стал убеждать, что в другом клубе будет ещё лучше, чем в этом. Поехали же скорее в "Marquee"!
И мы поехали. Там произошло то же самое - человек, который по блату провёл нас через десяток безэмоциональных секьюрити, исчез, а, может быть, мы просто забыли, как он выглядит. Визитки прибавлялись, и их уже некуда было складывать.
- Хоть с рюкзаком приходи! - пошутила Дара, не сумев захлопнуть свой клатч.
Снова откуда ни возьмись появился щедрый мужчина, пригласивший нас к столу, на котором стояли кувшины с соками, какая-то закуска из креветок, и целая дюжина банок с энергетическим напитком, а ещё бутылка с водой, которая оказалась не водой вовсе.
- I know really a great place! We have to go there! - воодушевлённо брызгал слюной очередной знакомый, размахивая руками, и созваниваясь с кем-то по мобильному телефону.
И так продолжалось бы до утра следующего столетия, если бы одной из нас не стало плохо. Мы вышли на воздух, и пока думали, как поймать такси, к нам подошёл полицейский. Он оказался очень порядочным человеком, который сразу смекнул, что очутились мы в клубе явно по fake ID. Однако арестовывать не стал. Пожалел, наверное. И даже наверняка, потому что взял и пригласил к себе в гости. Мы, не долго думая, согласились.
По нашим наблюдениям, американские полицейские живут неплохо. Квартира находилась в многоэтажном здании, на двадцать втором этаже, недалеко от Центрального парка. Свет был изначально включён везде, поэтому сразу обратил на себя наше внимание. Высокие потолки сверкали усыпанными маленькими встроенными лампочками, которые прямыми лучами врезались в паркетный пол. Мы сразу же оказались на кухне - с гранитной столешницей, со множеством шкафов и всей необходимой техникой, включая встроенную микроволновку, посудомоечную машину и, конечно же, холодильник. Именно к нему Дара и направилась уверенным шагом.
- Where is my pizza? - громко спросила она, не найдя внутри ничего съедобного, кроме початого пирога - знаменитого торта под названием "Красный бархат".
- One moment! - виновато ответил полицейский, и тут же стал перебирать кипу рекламных листовок, лежащих на журнальном столике.
Встретив рассвет на прозрачном балконе, и наевшись досыта - и пиццы, и пирога, мы решили, что пора и честь знать. Полицейский вызвался довезти нас до самого Бруклина - как тут откажешься? По дороге мы шутили над его наручниками, которые Дара нашла в бардачке, а он смеялся вместе с нами и подпевал играющей песне:
- I gotta feeling! That tonight's gonna be a good night. That tonight's gonna be a good night. That tonight's gonna be a good night, I gotta feeling!
Эту же песню спустя несколько дней Дара вышла петь на сцену одного камерного бара-ресторана на MacDougal Street. Мы всё также гуляли по Манхэттену, и совершенно свободно оказались в атмосферном зале, успев привлечь внимание солиста - невысокого стильного афроамериканца, который энергично исполнял композицию "Forever young". Во время непрекращающихся аплодисментов он подбежал к нашему столику, и позвал за собой. Дара тут же очутилась на сцене, не зная, какая песня пойдёт в ход. И как только зазвучали знакомые аккорды, а я увидела горящие, абсолютно счастливые глаза Дары, то сразу же решила подняться вслед за ней.
Мы поём песню на чужом языке, зная один только припев, но тем не менее - уверенно выкрикивая слова в жёлтые микрофоны. И именно эти четыре минуты дают мне понять, что я тоже счастлива. Что счастье совпало, и наступило в тот самый момент, как только я решила его впустить. А ещё, что Дара - тот самый космополит, который протянул мне руку, и позвал на сцену - на которой всем найдётся место.
28.06.2020