В 1976 г. в Антверпен обычным пассажирским самолетом доставили обычный термос. В нем находилось две пробирки с кровью умершей в Киншасе от неизвестной инфекции монахини. В термос, кроме двух пробирок поместили записку с описанием случая. По дороге одна из пробирок разбилась, и записка пропиталась кровью. Ее все же следовало прочитать – других записей с образцами не прибыло. К счастью, в лаборатории прикасались к записке только в перчатках. Когда главе лаборатории вручали уцелевшую пробирку, ее упустили из рук, и ее содержимое забрызгало купленные только вчера ботинки вручавшего. Пол дезинфецировали, а ботинки отправились в печь. В том, что осталось от образцов, и обнаружили этот вирус – странный вирус, который выглядел не как морская мина (а так положено выглядеть всем приличным вирусам), а как червячок. Тогда еще не было известно, что смертность от этого вируса составляет 88%.
За несколько недель до этого в деревне Ямбуку в Заире (он же Бельгийский Конго) учитель школы при миссии купил вяленое мясо антилопы и обезьяны. Антилопой ужинала вся его семья, а обезьяну попробовал только он один. И только он один заболел – высокая температура, боль в горле, боль в животе. В деревенской больнице, где ни один сотрудник не имел медицинского образования(!), заподозрили малярию, укололи хлорохин, и лихорадка исчезла. Спустя несколько дней началось желудочное кровотечение, от которого учитель и умер.
Все 9 человек, которые лежали с ним в одной палате, тоже заболели и умерли. Перед смертью у них шла кровь из всех мест, из которых она только может идти.
Тогда в больницу вызвали ближайшего врача с дипломом (он жил в 100 км от деревни). Тот решил, что это неизвестная болезнь и послал курьера в столицу (какие телефоны! о чем вы!).
Из Киншасы прибыли эпидемиологи и поставили диагноз брюшного тифа. Одну из больных монахинь эпидемиологи увезли с собой. Лечение не помогло, и она вскоре умерла. Хоть это и был тривиальный брюшной тиф, ее кровь все-таки решили на всякий случай отправить в настоящую лабораторию – в Антверпен.
Пока в Антверпене пытались разобраться, что за вирус они обнаружили в образце крови этой монахини, в Киншасе заболели все и среди эпидемиологов, приезжавших в деревню, и среди тех, кто лечил монахиню в столице.
Тем временем тот самый доктор-заирец, которого первым вызвали в деревню Ямбуку, сообщил о новой заразе остальным жителям провинции – тамтамами (да! да! тамтамами!).
Среди местных все еще жила память об эпидемиях черной оспы, и входы во все деревни провинции местные жители быстренько забросали бревнами.
Когда в Киншасу прибыли европейские эпидемиологи, там никто не знал, что происходит в провинции. Пилоты отказывались даже пролетать над ней!
Когда эпидемиологи все же добрались до деревень, их встретили с разочарованием – запасов еды не осталось (как раз было время сева), а вместо гуманитарной помощи вездеходы привезли дядек в противочумных костюмах.
Оказалось, что бревна на дороге – эффективное средство карантина. Болезни нигде не было, кроме самой Ямбуку. А там уже умерло 280 человек.
Парадоксально, но закрытие той самой больницы при миссии немедленно резко снизило новые случаи заболевания. Оказалось, что монахини, работавшие в этой больнице, что-то слышали о необходимости стерилизации шприцев (в те времена еще стеклянных), но понимали стерилизацию по-своему – утром шприцы кипятили, а потом весь день ими вводили всем желающим витамин В. В деревне не доверяли таблеткам, единственным эффективным средством считали инъекции, так что беременные женщины постоянно приходили в больницу за инъекцией бодрости («вколите хоть что-нибудь!»). Ну а потом эти женщины распространяли заразу среди своих родных.
Европейцы взялись за 12% тех, кто заболел, но выжил – нужна была сыворотка для помощи болеющим.
Заодно понадобилось дать болезни название – что-то ведь надо писать в отчетах в ВОЗ! Назвать болезнь лихорадкой Ямбуку было нельзя, жители других деревень будут шарахаться от ямбукцев! Решили назвать по имени близлежащей реки. Совсем близко была одна, большая, всем известная – Конго, но болезнь под названием «лихорадка Конго» уже существовала. Тогда выбрали вторую реку, поменьше. Она на языке лингала называлась Черная Речка или Эбола.