Бескрайнова преследовало мучительное чувство. Он никогда ранее так решительно не поступал с человеком и ощущал себя как бы потерявшим невинность.
Иван догнал Сережу и пошел провожать его. Мальчик изредка посматривал на него, и тот читал в его взгляде смесь страха и любопытства. Но вот он решился и робко спросил:
— А почему вы так с дядей? Он ведь хороший, он же хо-тел меня игре научить…
— Да, игре, но плохой. Он хотел сделать тебе больно!
— Больно? Как это?
— Потом расскажу… Куда нам? — спросил Бескрайнов, так как они подошли к перекрестку.
Сережа повел Бескрайнова к своему дому. По дороге Иван подробно расспросил мальчика, где и как он познако-мился с «дядей». Тот все ему рассказал…
Дома их встретила испуганная мать. Не успела открыться дверь, как она, видимо, ожидавшая сына, обеспокоенная его долгим отсутствием, воскликнула:
— Сынок, где ты был?! — И заметив Ивана:— А вы кто?
Бескрайнов представился.
— С Сережей,— взгляд матери заметно потеплел, когда она услышала имя сына,— хотели сделать плохое.
— ?!
— Мне нужно с вами серьезно поговорить!
— Проходите…
— А супруг ваш дома?
— Нет, на работе. Но я ему все передам.
Они прошли в гостиную, и Иван, взглядом попросивший мать удалить сына из комнаты, когда тот вышел, все по-дробно поведал ей.
— Так что вы можете написать заявление в полицию.
— Спасибо вам! Господи, что бы было с Сережей, если бы не вы?! А в отношении дальнейших действий я должна посоветоваться с мужем. Дайте мне ваш телефон и запишите мой, я вам завтра позвоню… Что делается? — Ребенку пройти по улице опасно.
— Да!
— Ну, еще раз, спасибо вам!.. А как насчет чаю? У меня как раз пирожки готовы.
— Нет, благодарю, меня дома ждут,— вынужденно со-лгал Иван, так как ему нужно было срочно все обдумать и подготовиться к возможным своим и ответным действиям Быстрова. Потому, попрощавшись, он ушел.
… Назавтра позвонила мать Сережи — они с мужем по-советовались и решили не заявлять, мол, дело все равно не откроют, так как доказательств нет, да и преступления как такового тоже нет — не состоялось. Так что педофилу тому ничего не будет, а мальчика ни за что ни про что осрамят…
Бескрайнов понял их, но все же решил продолжить дей-ствовать в этом направлении, более, конечно, для очистки совести. Он зашел еще раз в приснопамятное здание, что-то подсказывало ему, что хорошо бы поговорить со сторожем. И зашел не зря.
В ответ на распросы Ивана тот вспомнил, что после ве-черинки он, отправленный Виктором Анатольевичем на об-ход, забыв один ключ, решил вернуться за ним тем же путем, через запасной вход — пока далеко не ушел,— и тогда-то заметил, как Быстров вдали по коридору тащит на руках девушку или женщину — не разглядеть,— руки и ноги ко-торой болтаются — пьяную, наверно...
После этого Бескрайнов зашел в местное отделение по-лиции. Там внимательно послушали его, но за дело не взя-лись — нет заявлений: родители Сережи отказались: «Вы сами это сказали. А Анастасия, даже если бы и захотела подать — поздно: нет уже улик и, по вашим же словам, нет свидетелей. В обоих эпизодах — преступление недоказуе-мо». Но негласный надзор все же решили установить — по-просить вахтеров и кое-кого из бывших сотрудников в от-ставке, ныне членов ЛИТО или отделения Союза писателей.
… Быстров же, после неожиданного «визита» Ивана, притих, затаился. И только мысли бурлили в голове его, как кипящая вода в кастрюле: «Ну, что за люди? Как были раба-ми, так и остались! Не то что на Западе, там бы я был защи-щаемым законом сексуальным меньшинством. Вон даже мигранта в Германии, изнасиловавшего несовершеннолет-нюю девочку, оправдали — ему, оказывается, очень хоте-лось, четыре месяца воздержания не шутка...»
Но, как ни успокаивал себя Виктор Анатольевич, покоя он нигде и ни в чем не находил. Все ему казалось, что за ним следят, что все знают о том вечере и обсуждают его. В одну из таких минут он подумал — а не уехать ли ему к тетке, которая давно звала к себе. Та жила одна — все померли, и не на кого оставить квартиру и все нажитое. «А Настя и дру-гие,— подумал, презрительно ухмыльнувшись, Быстров,— оправятся и станут жить как ни в чем не бывало, считая себя пострадавшими от сурового времени, от «дерьмократии», как они выражаются. И если бы только эти люди, а то весь народ таков,— мысли его вернулись в привычное русло.— Что с ним ни делай — упадет так, что, кажется, уже и не поднимется никогда,— а глядишь, со временем станет жить, как будто ничего и не было, да еще и выше станет как побе-дитель своего состояния. А ведь такая победа над самим собой и есть высшая победа из всех мыслимых. Нет, с таким народом каши не сваришь, не наш это народ, не подходит нам. Ведь мы — люди, место которых на площадке усечен-ной пирамиды, что изображена на американском долларе, а не в ее теле или, тем паче, в основании, люди, достойные быть свободными. Нет, этот народ не тот — они все считают себя людьми, до какого состояния бы их не опустили...
… Быстров решает позвонить Ивану и предложить встре-титься. Нужно же как-то разрешить ситуацию. А в том, что это удастся, он нисколько не сомневался — из скольких жизненных положений удавалось ему выходить без потерь, ну, или почти без них. «А уж этого простачка уломаем»,— подумал Виктор Анатольевич и набрал номер.
Он предложил встретиться и поговорить. Договорились увидеться на нейтральной территории — в кафе.
Бескрайнов шел по скверику, через просветы в сером небе уже мелькал солнечный блеск, тут же отражаясь на еще по-зимнему рассыпчатом снеге.
Когда Иван вошел в кафе, Быстров был уже на месте. Он пил кофе и предложил Бескрайнову сделать заказ. Тот отка-зался и сразу перешел к делу:
— Что ты хотел мне сказать?
— Понимаешь, Иван... Уезжай, мы сами разберемся!
— Нет, Виктор Анатольевич, теперь я уж точно не уеду, пока ты не уберешься отсюда, а не то…
— А то?
— Несдобровать тебе, не советую — нас много, ты один, вернее, останешься один. Ибо информация о тебе попахуче будет, чем твоя!..
— Поехали, Иван, в ресторан, станцуем там с девочками «лебединое озеро»...— Быстров пытался купить его, соблаз-нить, сделать своим, хотя и сомневался в успехе этого, но нутро требовало.
— Виктор Анатольевич, я знаю, что ты умеешь вести разговоры. Но...
— Думаешь, я зверь? Нет, я такой же, как и ты, как и все. Просто смелый, независимый. Люди? — Дерьмо! Дети? — Обкуриваются и трахаются по подъездам и лестничным площадкам!.. Некоторые начинают говорить о послесмер-тии, но я-то знаю, что все там спят до следующего рождения, и одному во сне кажется, что это рай, а другому — ад!..
«Да это же одинокий хищный зверь, который, при случае, не остановится ни перед чем...» — подумал Бескрайнов.
Крайне неприятен был разговор, но нужно было говорить ради Насти. Ведь этот тип опоганил ее, и нужно сделать так, чтобы Настю реабилитировать и не огласить то, что этот сделал с ней. Любое же разбирательство в суде или где еще, нанесет ей непоправимый вред. Вот и приходится...
— Мне некогда, давай по существу! Зачем вызвал?
— Ну, по существу, так по существу...— сказал Быстров и положил на стол бумажный сверток, крест-накрест пере-тянутый скотчем.
— Что это?
— Иван, это все, что у меня есть, в обмен на ноутбук и диски, и на твое молчание...
— Виктор Анатольевич,— сказал, усмехнувшись Бес-крайнов,— деньги мне не нужны.
— Что же тебе нужно? — воскликнул тот.
— Реабилитация Насти.
— Согласен,— проговорил Быстров.— Но как?
— Почему ты считаешь других глупее себя? — вопросом на вопрос ответил Иван, и так как тот ничего не сказал, недоуменно глядя на вдруг поумневшего человека, то он продолжил:— Да, Быстров, мудрость не всегда с годами приходит. Ты умен, в этом не откажешь, однако мудрый никогда не дойдет до таких глупых проказ и не попадет в такое положение. Хотел чудесно прожить, и так, чтобы ни-кто не встрял и ничто не помешало? Но в жизни так не бы-вает. Знаешь, чем порядочный человек отличается от своего антипода? Да куда тебе, что это я, ведь ты весь соткан из подлости. Но все же отвлекись от всего этого своего, сосре-доточься на ситуации, о которой мы говорим, не думай, что все, глядишь, и рассосется... Нет, дорогуша, не рассосется, это я тебе обещаю!
Бескрайнов стукнул ладонью по столику, чашки задро-жали и из той, что стояла со стороны Быстрова, кофе про-лился на скатерть. Тот растеряно посмотрел на расплываю-щееся коричневое пятно и начал смеяться и юлить. Иван вспомнил прочитанные в одной книге слова: «Опасайся, ес-ли кто-то боится тебя. Подлый человек всегда подозревает самое бессовестное в самых прямодушных людях».
Тогда он, не помня себя, как-то интуитивно, а может быть, от отчаяния, крикнул ему в лицо:
— А ты знаешь, что Настю убили ножом в спину, когда она вчера вечером возвращалась домой?!
— Что?! Настю убили?! Когда? Вчера? — резко подняв брови и ошарашено глядя на Бескрайнова, почти закричал Виктор Анатольевич и, пытаясь скрыть растерянность, то-ропливо спросил: — Значит, похороны завтра? А где тело?
— Нет, похороны не завтра. Пока идет следствие тело в морге… А вот скажите мне,— растерявшись от неожиданно-го со своей стороны поворота и потому вдруг перейдя на «вы», спросил Иван,— на кого подумают в первую очередь? А тут и ваши диски — шантаж как принуждение и последу-ющее убийство.
— …Нет, нет! Я не убивал! Я просто не мог это сделать! Я только хотел, чтобы она вышла за меня,— вот и все! Я вам все честно расскажу, только помогите мне уйти от этого об-винения и от обвинения в педофилии, прошу вас! — взмо-лился Быстров.
— Я сделаю это только при одном условии, Виктор Ана-тольевич.— Бескрайнов овладел собой.— Так же, как ты оклеветал Настю, ты распространишь информацию о том, что опоил ее снотворным со спиртным, и когда она была без сознания, имитировал,— он сделал ударение на этом сло-ве,— изнасилование, без прямого физического контакта, записав все на видеокамеру, чтобы затем шантажировать и добиться женитьбы на ней…
Мы гарантируем тебе невоз-буждение дела, а ты навсегда уедешь из города, так?
— Да-да, так все и сделаю, и уеду в Томск, там у меня те-тя живет.
— Срок тебе — неделя, и ни одного дня больше!
Не прощаясь, Иван встал из-за стола и, оставив задумав-шегося Быстрова, вышел на улицу.
© Шафран Яков Наумович, 2020