(В.Х.: 9.11.1885 - 28.06.1922 гг. н.э.)
Каждый человек, сам того не осознавая, находится в вечном поиске бодхисаттвы, но далеко не каждому суждено достичь в этом поиске успеха. Великое умиротворение - тем, кто сумел открыться сердцем и душой.
***
Леонид Фёдоров как-то ласково назвал тебя "лапушкой". И вряд ли оказался неправ. Ведь прочитав однажды ранние, ещё студенческие поэтические строки невольно осознаешь, что человек, написавший их, отдавший словам часть собственной чистой души, есть неземное создание, слишком хрупкое, чтобы вынести до конца неумолимую жестокость и тяжесть обычной судьбы. Шагающий выше звёзд, выше мирской суеты. Бесстрашный неутомимый искатель, мыслитель. В упоительной звукописи речетворчества мог осязать цвета. В семантике чисел, ты, непризнанный математик, видел игры бытия. Провидец, слагавший из обломков настоящего истины будущего. Обходчик полузабытых миров, существовавший в двойственности любви и смерти. Проводник языческого космоса праотцов. Певец утраченной русской нежности.
<...> "я видел горы, вытянутые для поцелуя у одной пропасти навстречу другой, я видел губы пропастей, соединенные поцелуем. Вы не верите, вы готовы засмеяться. Это естественно: вы родились в городе. Я ходил, как пешеход, по каменному поцелую двух пропастей, видел: их слитые вместе уста бросали сумрак на речку внизу. Ноги каменных божеств, вкованных в утесы, – сердитым оком исподлобья, заломив руки, они смотрят вниз, сурово закованные кольцами суток". <...> [1]
Бесстрашный и беззащитный, неистовый, неприкаянный. В безмолвии - золото; в тихом упрямстве - неукротимая сила; в наивной вере - застенчивая любовь. Лапушка, кто утешал тебя в печали? Кто протягивал тебе руку помощи в скорбный час? Кто разделял с тобой удивительные путешествия по России-матушке, превращавшейся в новейшую плоскость на твоих глазах? Кто любил твою тихую, скромную, благородную душу бескорыстно, без вымученной фальшивой улыбки? Кто вдумчиво вчитывался в невероятные вычисления, продолжавшие твою поэтическую мысль? Ты повелевал бы временем, повелевал бы миром, но время распорядилось так, что мир тебя едва бы принял, понял.
Дорогой странник, сегодня снова наступил день, когда ты умер, так скоро и мучительно: разум отказывается принять не сам факт, а тот будничный тон, который присущ россказням последних очевидцев. Словно близкие, казалось бы, люди перестали понимать движения собственного сердца. Словно сердец у них и вовсе никогда не было. Чье сердце обливается сегодня кровью, видя, что напророчил ты себе сам в роковой год? Чье сердце и ныне внимает старым образам с бесконечной болью, отзывающейся эхом твой загубленной судьбы?..
В узорах улиц тебе мерещился хвост ускользнувшей от людских взглядов мавки, в необъяснимых бытовых казусах - проделки хитрого морока. Русалочьи песни скрашивали твои ночные блуждания вдоль бурных рек, принимавших тебя всегда крайне доброжелательно в свои объятия. Дитя природы, заблудившееся меж пушистых синих елей, не испугалось лешака - грозного хозяина чащи. Другого бы покрутил, заставил поплутать, а то и вовсе завел бы на болота, но столь редкое сердце, искренне открытое чудесатостям русских поверий, косматый нелюдим сам проводил к верной тропе.
Повелевал бы временем? Да, только время досталось тебе самое скверное, голодное, шаткое, безразличное к святыням. Жерновам войны смолоть в пыль любовь к простоте и настоящей красоте души русской ничего не стоит: на руинах прошлого вырастут новые Вавилоны, чьи стены испещрены письменами иного толка.
Повелевал бы миром? Да разве мир твой не расшатался под конец, не опустел, не отторгал тебя все больше и больше? Мир, в котором мыслитель-искатель вынужден влачить судьбу одинокого лицедея. Русский человек подпитывается энергией родной земли, как дерево, пускающее в нее корни. В футуристическом безумии новой реальности, созерцать которую приходится, так или иначе, в вихре, сметавшем все на своем пути, в ворохе смятых листков, хаотично разбросанных под кроватью в доме номер двадцать один на улице, имевшей множество имён...
В видении нового всегда видны корни прошлого. В санталовском урочище под буйной порослью кроются обломки жизни, не сумевшей полно расцвести. Цветы всегда стремятся к солнцу. Астраханские поля полны тысячами собственных солнц, чьи обрамлённые золотыми лепестками головы всегда обращены к лазурной нежности неба.
<...> "Через день Чека допрос окончила
ненужный,
И я уехал.
Овраги, где я лазил, мешки русла
пустого, где прятались
святилища растений,
И груша старая в саду, на ней
цветок богов – омела раскинула
свой город,
Могучее дерево мучая древней
кров<ью> другой, цветами
краснея,
– Прощайте все". <...> [2]
У мальчика, охраняющего сон повелителя времени, нашедшего свое последнее пристанище на далёком деревенском погосте, чело увенчано королевской короной. И бедняк, владеющий великим даром обращать свое тонкое, удивительное мироощущение в заповедное слово, всегда окажется богаче любого короля. И однажды время, возможно, повернет вспять, и судьбы прошлого перепишутся заново, и злой рок минует их, и воцарится невиданный мир, в котором войны станут уделом правящих единиц, а не безропотно подчинённых им миллионам. Земля омоется свежестью дождя, а не кровью. И шар земной почтит по совести своего первого Председателя.
Но мальчик-король Велиполк-Велимир Первый по-прежнему спит и видит сны провидения. Спит, спит беспробудно Виктор Владимирович, не знавший усталости путешественник вне времен и эпох, пророк-словотворец.
"За болонью явлений
Узывен тихий глас.
Нет молода явленней,
Как тот, чей свет погас". [3]
---
[1] Велимир Хлебников. "Суровая прелесть гор...". 1909.
[2] Велимир Хлебников. "Ручей с холодною водой...". 1920/1921.
[3] Велимир Хлебников. "За болонью явлений...". 1901.