Лето. Солнце. Зелень. Птицы щебечут, не умолкая. Непередаваемо пахнет счастьем: цветами из соседнего палисадника, близкой ленивой речкой, скошенной травой, теплым июньским воздухом. Это запах детства, запах лета - такого не бывает на севере и уж подавно не может быть в пыльных больших городах, плавящихся под солнцем и задыхающихся от выхлопных газов. Здесь всё по-другому: невысокие аккуратные домики, лес, река, машин почти нет, да и те, что имеются, ездят, в основном, в центре. На окраинах же благодать: по узким изогнутым улочкам катаются на велосипедах дети, играют в песке, сплавляются по неспешной речке на надувных кругах, бегают босиком и - здороваются с прохожими. Это самое странное, непривычное и, в то же время, согревающее душу чудо!
Соня вышла из дома - предпоследнего на Приречной улице, пересекла двор и, притворив за собой калитку, огляделась вокруг. По другую сторону улицы построек не было - там протекала река. Поросший травою берег полого уходил вниз. Спуститься к воде можно было безо всяких проблем, однако Соне не хотелось к воде. Она только что поругалась с тётушкой, у которой гостила, и обида погнала её из дому, за ворота и дальше по улице... Вот только в какую сторону пойти? Справа, через один дом, начинался лес. Туда вела тропинка. В лесу, должно быть, хорошо и спокойно: поют птицы, шелестит листва, травы колышутся под лёгким ветром, перелетают с места на место стрекозы... Соня вздохнула - в лес не хотелось тоже. Казалось, её душа стремилась не утихомирить обиду, а, наоборот, растравить её ещё сильнее, чтобы упиваться ею и жалеть себя.
Решительно приподняв подол длинного кружевного сарафана, Соня свернула налево и пошла по улице вдоль маленьких домиков и огороженных разнообразными заборчиками палисадников.
Из-под чьей-то калитки под ноги к ней метнулся котенок - белый с рыжими пятнами. Воинственно задрав хвостик-морковку и высоко подпрыгивая, словно трава щекотала ему животик, он проскакал к растущим на берегу кустам и скрылся с глаз. Соня остановилась, умиляясь против воли. Ей вдруг вспомнилось, как они с тётушкой выхаживали вот такого же котёнка, прибившегося к ним во двор. Соне тогда было лет десять, и это именно она обнаружила под крыльцом кошачьего малыша - тощего, голодного и измученного. Обнаружила, позвала тётушку, а потом испугалась, как бы ей не запретили с ним возиться. Мама бы точно не разрешила!
Впрочем, страхи не оправдались. Прибежавшая на отчаянный зов племянницы тётушка всплеснула руками, погладила Соню по голове, а затем выудила несчастное создание из-под крыльца и мгновенно организовала малышу уютную лежанку и мисочку с молоком. Как же Соня любила её в тот миг... Тетушка казалась ей воплощением доброты и заботы - настоящая фея!
Сердито дёрнув плечом, чтобы прогнать глупые воспоминания, Соня нахмурилась и пошла дальше. И вовсе не об этом она собиралась думать! Тётушка только что сказала ей такое... такое... Впору собирать вещи и уезжать, а не предаваться мыслям о детстве и вспоминать счастливые моменты!
Здесь ей всегда было радостно. Город, в котором она жила по девять месяцев в году, терял свою власть над ней. Здесь не действовали никакие запреты: не разговаривать с незнакомцами, не отходить от дома, не есть немытые фрукты и ягоды, не гладить собак на улице, не гулять допоздна... Они с тётушкой ходили на речку и на базар, кормили кур, ухаживали за приблудным котёнком, слушали сказки, передаваемые по радио, или читали друг другу вслух, хохотали над неуклюжим соседским щенком, охотящимся на бабочек, и никогда - никогда! - не ссорились.
Соня остановилась и вздохнула. Как же так вышло, что тётушка только что сказала о сонином женихе - подлец? Разве такое возможно? Она, Соня, рассказывала о нём с такой гордостью, с детской наивной доверчивостью, уверенная, что её поймут и поддержат, а тётушка отреагировала почти точно так же, как мать, которая никогда Соню не понимала и вообще не умела находить с ней общий язык... Ну и что, что он не работает и живёт в сониной квартирке, доставшейся ей от бабушки? Не всем же везёт в жизни! У неё, у Сони, хорошая должность, и подработку она взяла, и вообще, они друг за друга горой - разве не так должно быть в настоящей семье? Конечно, строго говоря, официально они ещё не семья, и предложения он не делал, но, в конце концов, ему ведь нужно сначала встать на ноги! Как и любой уважающий себя человек, он не хочет размениваться по мелочам, и работу ищет хорошую, денежную и непыльную, престижную и достойную. Разве его вина, что всем подавай опытных специалистов с высшим образованием, минимальными претензиями и без личных проблем? Виталик искал работу довольно давно, перебирал вакансии, отметал, расстраивался, искал снова, изредка ездил на собеседования, но условия предлагали какие-то дикие, совершенно ему не подходящие! Разумеется, он расстраивался, ворчал, придирался к Соне - она всё понимала, утешала, поддерживала, и он успокаивался, веселел и, передохнув, возобновлял поиски. Соня уважала его за упорство и целеустремленность, а мать фыркала и говорила про Виталика обидные вещи. Соня сердилась, плакала и представляла, как познакомит Виталика с тётушкой, и та обязательно всё поймёт и порадуется за племянницу.
В отпуск Виталик с ней не поехал. Друзья позвали его в мотопутешествие: своего мотоцикла у него не было, но технику он любил, считал такие прогулки самым что ни на есть мужским увлечением и с удовольствием ездил вторым на мотоцикле своего друга. Соне он сказал, что перестанет себя уважать, если поедет в отпуск за её счёт - и уж тем более не сможет жить целое лето на обеспечение её тётки. Соня расстроилась, конечно, но не могла не признать, что это достойное решение. В итоге, она отправилась в отпуск одна, заняв Виталику денег "до первой зарплаты", чтобы он не чувствовал себя неловко в компании друзей-мотоциклистов.
Мимо проехал малыш на трехколёсном велосипеде. Следом за ним, заливаясь весёлым лаем, пробежала собака. Соня остановилась. Малыш был прехорошенький - пухлощекий, чумазый и важный, а пёс бестолковый, игривый и звонкий. Велосипед же оказался в точности таким, на каком каталась сама Соня, когда ей исполнилось пять. Кажется, тётушка подарила его племяннице как раз на день рождения... Мама тогда прислала открытку - весёлый щенок с букетом цветов и надпись "Доченьке", тётушка же организовала целый детский праздник с тортом, воздушными шарами, играми, конкурсами и подарками. Кажется, все дети с Приречной улицы были приглашены - некоторых Соня даже не знала по именам...
Виталик не дарил ей подарки. Покупку цветов он считал глупостью и бесполезной тратой денег - они же завянут! - и Соня с ним соглашалась, хотя порой и завидовала подружкам, которым мужья дарили букеты. В духах и косметике её возлюбленный не разбирался - и очень этим гордился, полагая, что настоящему мужчине подобное не к лицу. "Любимой женщине нужно дарить драгоценности, - говорил он, отодвигая сонин ноутбук, на котором искал работу, и потягиваясь. - Только не пошлые дешёвенькие колечки и серёжки, а настоящие, качественные, дорогие - чтобы их можно было с гордостью называть фамильными и впоследствии передавать по наследству". Разговоры о наследстве Соню радовали - предполагалось, что речь идёт о детях и внуках, которые эти самые будущие драгоценности унаследуют, что, в свою очередь, говорило о серьезных намерениях её возлюбленного. Всё, как всегда, упиралось в деньги - но разве не для этого Виталик подыскивал достойную должность?
В прошлом году тётушка подарила Соне великолепный комплект: золотое кольцо и серьги с рубинами, - когда-то принадлежавший её прабабушке. К украшениям прилагался документ с заключением и оценкой опытного ювелира. Соня этим подарком очень гордилась - по её мнению, это и было то самое, фамильное; Виталик же отреагировал странно и несколько раз предлагал ей продать украшения, а деньги положить на счёт - ради будущей семейной жизни и осуществления совместных планов. Счёт у Сони имелся, и деньги туда она периодически откладывала ещё до появления Виталика в её жизни, но это было не то - как мужчина и будущий глава семьи он хотел завести собственный счёт и иметь возможность распоряжаться деньгами, вот только с работой ему не везло... Если бы у него появился какой-никакой начальный капитал, можно было бы начать собственное дело, но упрямой Соне бабкины цацки оказались важнее, и Виталика это здорово задевало. Соня чувствовала себя виноватой, однако продать тётушкин подарок не могла.
- Ба! Да никак это Сонюшка? Девочка моя, какая ты стала... Красавица, глаз не оторвать!
Соня остановилась и приложила ладонь козырьком ко лбу, закрываясь от солнца. Прямо возле нее, за деревянным зелёным заборчиком, отряхивала руки от налипшей земли опрятная сухонькая старушка в ситцевом пёстром платье и соломенной шляпке. Соня заулыбалась:
- Бабушка Глаша! Как же я рада вас видеть!
Глафира Семёновна вытерла руки о висящее на ветке влажное полотенце и облокотилась на забор, продолжая разглядывать девушку, которую помнила совсем крошкой.
- А Танюшка и не сказала, что ты приехала... Давеча виделись с ней в магазине, она, правда, спешила, поздоровались только, а о тебе ни слова... Как же ты выросла, прям невеста! От женихов-то, поди, отбоя нет?
Глядя в её доброе морщинистое лицо, Соня вдруг поймала себя на мысли, что не хочет рассказывать бабушке Глаше про Виталика. Та, пожалуй, может отреагировать точно так же, как мама и тётушка, и будет права, потому что в её, бабушки-Глашиной, жизни таких мужчин называли тунеядцами и стыдили, а не поддерживали, а замуж за таких и подавно не шли. Бабушки-Глашин муж, Василий Константинович, был мастер на все руки, никакой работы не боялся, дом, в котором они жили, отстроил своими собственными руками и четверых сыновей воспитал достойными людьми. Глафиру Семёновну дедушка Вася всю свою жизнь на руках носил, с каждой зарплаты покупал ей то бусики, то колечки, мастерил для неё невероятной красоты мебель и гордился женой безмерно. Потеряв руку в результате несчастного случая на производстве, Василий Константинович не запил, не сдался, не принялся оплакивать свою безвозвратно загубленную жизнь, а, сцепив зубы, научился работать одной рукой - и инвалидом себя никогда не считал. Вполне себе здорового и крепкого Виталика дед Вася попросту бы не понял, и Соня вдруг осознала это совершенно отчётливо. Мужчины в тётушкиной семье тоже все были из того же теста, что и дедушка Вася - ответственные, сильные, решительные. Соня смутно помнила отца - тётушка Таня доводилась ему старшей сестрой и братом очень гордилась. Отец погиб, когда Соне исполнилось четыре, и другого такого мать так и не встретила, слишком высока была планка. Папа, пожалуй, Виталика тоже бы не одобрил... Что ж, получается, тётушка в чём-то права?
Глафира Семёновна поправила шляпку и заглянула Соне в лицо:
- Что ты задумалась, девочка?
Соня заставила себя улыбнуться. Перед её внутренним взором мелькали картинки их с Виталиком совместной жизни - только смотрела она на них совершенно другими глазами. Она попыталась представить, что было бы, приедь её возлюбленный с ней - с его недовольством, брюзжанием, глупыми рассуждениями и абсолютной беспомощностью. Как же она раньше этого не замечала?
Соне захотелось немедленно вернуться домой и обсудить с тётушкой посетившее её озарение - обсудить по-взрослому, без детских обид и глупых эмоций. Она вновь улыбнулась Глафире Семёновне и беззаботно пожала плечами:
- Какие женихи, бабушка Глаша? Не встретила ещё достойного, такого, как дедушка Вася.
Глафира Семёновна рассмеялась:
- Да таких-то, поди, уже и не делают, девочка! Но надеяться стоит - уж лучше одной, как Танюшка, тётка твоя, чем с абы каким мужиком-то жизнь коротать. Умницам да красавицам, вроде тебя, нужно себя ценить. Да и спешить тебе некуда, девочка, - какие твои годы!
- Спасибо, Глафира Семёновна, - пробормотал смущенная Соня. - Пойду я. Тётушка, наверное, заждалась.
В доме было прохладно - приятно переступить порог после уличного зноя, вдохнуть аромат свежей выпечки и растущих на подоконнике цветов. Тётушка Таня сидела у стола спиною ко входу, пригорюнившись и подперев ладонью щёку. Зря она была так резка с Сонечкой - можно же было поговорить по-хорошему, предостеречь, убедить. А так - девочка обиделась почём зря, и разговаривать теперь ни за что не станет. Татьяна вздохнула. Они с Соней никогда прежде не ссорились, и теперь на душе было удивительно гадко.
Погрузившись в свои печальные мысли, Татьяна не услышала лёгких шагов за спиной и сильно вздрогнула, когда Соня обняла её сзади за плечи, прижалась щекой к щеке, потерлась, точно котёнок.
- Прости меня, Сонечка, - торопливо заговорила Татьяна, поглаживая племянницу по руке. - Разве же я хотела тебя обидеть?
Соня легко засмеялась:
- Какие обиды, тётушка? Ты же мой лучший друг! И между прочим - нет у меня никакого жениха. Можешь не волноваться.
Татьяна украдкой смахнула с ресниц набежавшие вдруг слезы и поднялась, улыбаясь:
- Ну, нет так нет. А давай-ка тогда чай пить - я и ватрушек напекла, как ты любишь.
- Давай, - согласилась Соня.
Обида её улетучилась, будто и не бывало, и на душе впервые за долгое время стало светло.
Да и разве могло быть иначе - тут ей всегда было радостно, а все проблемы и беды теряли силу.