Прошло уже немало лет, а я по-прежнему
Удивляюсь при мысли о моём друге Дяде Фёдоре,
Думаю ночами о человеке, жизнь которого
Должна была бы сложиться по-другому,
А вышло так, как вышло, и мне кажется,
Так и проявляется ускользающая от нас истина.
Вам, безусловно, знакома его история,
Многократно изложенная, раскрашенная, смонтированная,
История мальчика, познакомившегося с говорящим котом,
Научившегося есть бутерброды так, как вкуснее,
И оставившего бетонные коробки, чтобы стать ближе к земле
(Борис Борисович, реверанс в вашу сторону).
Сейчас его назвали бы дауншифтером, впрочем,
Суть ни разу не в терминах, а в стремлении к благу,
Благу всех живых существ (ещё один реверанс).
Дальнейшее, повторюсь, хорошо всем известно –
Животные, люди, буколические декорации,
Появление родителей, возвращение домой, неизбежное взросление…
На этом месте обычно принято ставить точку,
Закончилась одна история, а другую пусть пишут другие,
Оставим детское детям, потому никому и не ведомо,
Что мальчик подрос, долго наблюдал жизнь и однажды,
Упёршись лбом в необходимость, преисполнившись решимости,
Во второй раз покинул город бетонный.
Врать не буду. Как попал он в далёкий Непал,
Как монахом буддийским стал, я не знаю,
Как не знаю, каким путём шёл к просветлению.
Но как-то бывший Дядей Фёдором в прошлой жизни
Письмо домой написал, и его содержание
Я могу передать тем, кому интересно.
«Дорогие мама и папа, и вы, остальные живые,
С тех пор, как мне открылся дзен,
Я отказался от оценочного восприятия реальности,
Поэтому дела у меня никак, уж простите.
Я любил и люблю вас, и говорю вам спасибо,
Но, не стану скрывать, всегда чуял,
Хоть и не мог выразить: что-то тянуло
Меня вниз, где майя раскинула сети.
Мамины платья и съёмки выгодный ракурс,
Загашник Матроскина, куда вечерами
Он залазил, мурлыча, пересчитывая, постукивая когтями,
Фоторужьё Шарика, через дуло которого
Он созерцал природу, мечтая о журнальных обложках,
Игорь Иванович Печкин, которому, чтобы стать добрее,
Никак не обойтись было без велосипеда.
Дальше всех них ушёл от мирского папа,
Но и он отказывался признать, что наука
Никому не позволит разорвать цепь сансары.
Так что, мама и папа, и вы, все живые, знайте,
Никогда не вернусь в мир я ваших иллюзий».
Монах с бритой головой, бывший Дядя Фёдор,
Поставил точку и лёг спать, намереваясь
Следующим днём проделать путь до ближайшего города
И опустить там письмо в почтовый ящик.
И всё сложилось бы именно так, но на рассвете
Что-то вздёрнуло худого высокого человека с лежанки,
Он зажёг в лампаде огонь и долго перечитывал
Ровные, аккуратно выведенные строки, а потом
Его бесстрастное лицо вдруг исказила гримаса,
Человек в клочья порвал лист бумаги
И отдал их на волю утреннего ветра.
Это всё, что мне известно, что увидел во сне я,
И дальнейшая судьба моего друга детства
Укутана плотным покрывалом майи.