Картинки далекого детства

Михаил Палкин
                КАРТИНКИ     ДАЛЕКОГО   ДЕТСТВА
           С  возрастом , особенно когда  не  спится,   к  нам  приходят  воспоминания.    Разные, но какие-то, всё более  далёкие   и   особенно   часто   из  далекого –далекого   детства.  И  приходят  они  такими  картинками, по сути, мгновенными  воспоминаниями,  как фото   или короткое видео..
   Иногда  спорят , с какого возраста  могут быть эти картинки. Наверное , у каждого человека они приходят  по разному.  Так мне часто представляется картинка, что я сижу  на  полу  в деревенской избе,  посредине  комнаты  и  плачу. И так как  чувствую, что не могу  встать и  что-то сказать – значит мне   не  больше  года.  И плачу  я долго и так горестно, что меня перестали уговаривать и просто проходят мимо меня, не понимая причин  плача. А я  плачу, потому что  мне  почему-то  очень жалко маму. А  почему -  сам не знаю  почему. И эта картинка не подсказана мне  кем- то потом.  Она  вдруг   как-то  высветилась  у  меня  в  памяти.
      И следующая  картинка.  Я сижу на  на  русской  печи  у кирпичной трубы  и слышу завывания  - не хорошо знакомые мне зимней метели, а какие-то  незнакомые , более громкие   и непонятные и значит страшные  мне. Как потом  я узнал, это оказывается летали немецкие  бомбардировщики над нашей   деревней   бомбить , очень важную стратегически  для провоза  грузов  союзников, железную дорогу  Ярославль-Вологда. Но это было  в  1942 году, когда  мне шел второй год.
      И еще одна картинка.  Я сижу на теплой  печке в  зимний  холодный вечер, а внизу  в избе сидят  несколько женщин и  так горестно поют  песни и  все плачут.  И четко вижу, что горит лучина, воткнутая  в стену.  А было мне тогда не больше  двух  лет. Но как -то запомнились слова «Выходила на берег Катюша».  И потом  рассказывали – да собирались по вечерам  зимой женщины друг у друга  и пели и плакали, потому что  постоянно приходили похоронки. И сидели при лучине, так как керосина  не  было и лампы не  зажигали. И я помню, как мать заранее  щепала лучину и сушила  её на  печке.
      Запомнилась следующая картинка – я пытаюсь догнать прыгающих по полу  козлят, а они вспрыгивают на стулья, столы и я плачу, потому что не могу   еще сам залезть на  стулья, но одновременно   радуюсь и смеюсь, наблюдая, как они ловко  везде   прыгают.  Дело в том, что коза обычно объягнивалась   зимой  в холода и козлят сразу, чтобы они не замерзли, поднимали из подполья   на 2-3 недели в  избу. Ну  а для нас – детишек – это была радость. Кстати, поднимали  после отела и  теленка в избу и помню в углу на кухне отгороженный  угол  - там он и находился   неделю, а мать кормила его первым молоком от коровы – т.н. молозивом – густым, как кисель. Ну и нам детишкам немного его доставалось, но пить его сразу было  нельзя – «пронесет» и мать варила его в печке и мы ели – такой вкуснятины я больше  никогда  не  пробовал.. 
         И еще помню, ночью проснулся  от    громкого   будящего металлического стука и криков на  улице  - «Волки скотину режут». Дело в том, что в начале  войны  у населения  отобрали все  ружья, да и все мужчины- охотники ушли на  фронт и в нашей  глухой  лесной   местности  Вологодчины, где  на  сотни километров одни  леса и  болота  - расплодились целые стаи волков, которые  стали буквально терроризировать   население. Я помню, как уже с началом темноты  зимой,   вокруг  деревни  начинался   жуткий  волчий  вой и  когда волчьи   стаи сбивались вместе, то в темноте   из окна   на  краю деревни можно было увидеть  мелькающие  красные  точки – волчьи глаза.  И конечно, ночью они часто забегали   в деревню и если какую – то собаку забывали  ночью забрать в дом, то утром от нее    оставалось только клочья шерсти.  И вот зимой, когда наметало большие   сугробы  снега, буквально  до  крыш, то  стая волков  заскочила   на крышу длинного сарая  с  общественным скотом  и  так как  крыша был соломенной, то волки сумели   быстро сделать в ней дыру и попав  внутрь, стали  резать  скотину.  Сторож – пожилая женщина, конечно не могла  ничего сделать и стала  бить  в железную балку у входа, кстати , для  этой  цели  специально , повешенную. И я помню, как со всей деревни с  криками бежали женщины с вилами и  косами  на помощь , но к сожалению, погибла  почти  половина  скота, а   волки  через дыру в  крыше   убежали.  Да , были случаи нападения  волков и на людей , конечно в  зимнее время. Так помню трагический случай, когда  парень с девушкой, возвращаясь   поздно  вечером из соседней деревни, были окружены    волчьей  стаей  и парень  только успел помочь   девушке  залезть на  дерево, а  сам  не  успел и был   растерзан    на глазах  у  девушки. И она,  просидев  всю  ночь на дереве с  постоянно  беснующейся  внизу  волчьей  стаей,  только  утром  могла добраться домой, когда стая  убралась в  лес.  Конечно,   волки страшны в стае, а   одинокие волки  менее   опасны. Так однажды , за мной   зимой по  лесной  дороге больше часа  шел один   волк, но видно молодой и не  решился  напасть.  Волки,  кстати, как и собаки, чувствуют на расстоянии   состояние  жертвы и если ты даешь  им   понять, что не  боишься    их , но что ты  их видишь   за своей  спиной, но все равно спокойно идешь, то они обычно   не нападают.  Конечно, когда зимой  бываешь в лесу- лучше  всегда иметь    с собой увесистую  палку, да и в то время  каждый  мальчишка  имел   в  кармане  на   всякий  случай   самодельный  ножик.  Да волк – это красивый    зверь, особенно зимой. До сих пор помню, как в  ясный, солнечный   зимний  день , мимо  деревни проходила  стая  -   пять-шесть  волков . Шли  они точно друг за другом,  размашистым шагом – впереди  матерый   с  седоватой  шерстью, разрыхляя  грудью    глубокий  рыхлый снег, не оглядываясь    на  людей , стоящих в  метрах пятидесяти  и смотрящих в   окна.  Это было прекрасное  зрелище.
        И ещё - вспомнилась,  кем –то сказанная  фраза –«цыгане приехали».  И хотя зимой окна были наполовину закрыты и обморожены льдом и снегом, но  все -равно  удалось увидеть, что посредине улицы стоят несколько  конных  саней  и около них   какие – то закутанные  в платки и в длинных юбках   фигуры и к ним подходят деревенские женщины. Оказывается во время войны,  зимой  цыганский табор постоянно ездил по деревням  и гадая   истосковавшимся  деревенским женщинам об их часто пропавшим без вести, да и просто  долго не получавших  заветной весточки – солдатского письма «треугольничка» от своих  отцов, мужей, братьев, сыновей  -  был по сути, часто  желанным  подарком, поводом - излить душу, может получить из слов  цыганки - гадалки надежду о своих близких на  этой  страшной  войне.  А ведь ушло на войну почти все мужское население  - с 17 до 65  лет  и из ушедших из деревни  почти сотни человек – вернулось не более десятка, да и то израненных, инвалидов, контуженных.  И бедные деревенские женщины, отдавали все последнее, что у них было – продукты, одежду  - чтобы только из слов цыганки прозвучало – что муж, сын, отец – жив и что он вернется.  А цыганки заранее, в предыдущей деревне узнавали,  что нужно и часто говорили то, что хотели услышать. А к тем, кто к ним не  подходил на улице – ходили  по  домам. И помню, как зашла к нам в дом  цыганка во множестве цветных платков и юбок и долго и ласково  что-то говорила  матери и  мать  за  это, так как   у нас не  было  продуктов, но она  была портнихой  -   отдала   цыганке какие- то вещи  и  куски материи.  Да, этот приезд цыган был для деревни ,  для  бедных  деревенских женщин желанным   событием, по сути, в какой –то степени, праздником, о котором долго вспоминали.
     И ещё картинка – я с печки вижу , как  за столом сидят и едят какие-то  незнакомые люди – все грязные , в  промасленной черной одежде.  Как потом узнал – оказывается это были трактористы, еще подростки, но их поставили работать на трактор. Был уже в деревне  тогда такой  трактор - колесный  - с большими задними колесами  - ХТЗ (харьковский тракторный завод), который  постоянно ломался, деталей запасных из-за войны, естественно , не было. И эти трактористы, по сути, мальчишки, пытаясь его починить, были всегда в   черном машинном масле. Так их и называли  в деревне – «черти».  Но для них выделялись хоть какие-то продукты  и из которых кто-то должен был готовить пищу и кормить этих ребят. И в деревне решили, чтобы их по очереди кормили   семьи «солдаток» с  детьми, чтобы  заодно и их деток подкормить.. И так как у нашей  матери  - «солдатки» -было четверо мал мала погодок, то и к нам  пришла эта очередь.
        Почему – то вспоминается, как   я сижу в чужой избе под скамейкой и вижу на другой стене бегающие картинки – впервые увидел кино. Да,  редко, но привозили в деревню кино и люди собирались вечером в самой большой избе и смотрели кино, некоторые впервые в  жизни. Чаще  показывали военные хроники, без звука и кого- то просили читать  титры. Чаще просили читать  нашу старшую сестру – она училась во втором классе и научилась  громко и быстро читать.  И мне запомнились слово «Сталинград» - возможно  кинохроника  показывалась  в начале 1943 года. Люди расходились молчаливые, но помню кем- то сказанную фразу –«И когда эта проклятая война  закончится».
      И конечно, особенно запомнилось страшное голодное  время  в 1946  году. Была засуха, всё  на огородах и в поле сгорело, да и что было в колхозе – районные власти всё забрали и увезли , даже  семена. На трудодни  выдавали только мякину ( шелуху от зерна). И я помню, как все в деревне , как и мои сестренки приносили с болота  длинный волокнистый  мох, сушили его, смешивали с мякиной , с  клевером (который мы  - ребятишки  с утра до вечера  собирали в поле )   и мать пекла из  этого - черный, жесткий, до крови  обдирающий  всё во  рту , хлеб. И конечно, многие умирали. И ещё много детишек  умерло  т.н. «черной смертью»  от перезимовавшего  зерна в  колосках ( как потом  выяснилось – от агранулоцитоза).
     И  ещё, конечно, остались воспоминания, как мои  три старшие сестренки, собираясь ходить в школу, заранее  заготавливали  бересту (березовую кору). Дело в том, что не было тогда   бумаги и тетрадок и писали  вот на этой бересте, стараясь вырезать её наиболее ровными квадратами и даже сшивали нитками, как тетради и обычно держали  их  под утюгом, чтобы береста не сминалась. И чернила  были из сажи (из печной трубы), только нужно было постоянно размешивать   их  с водой. И конечно перьевая ручка была драгоценной – ею пользовались несколько лет. И как –то я  уже мальчишкой случайно нашел  на  чердаке  целый  ящик   тетрадей из бересты – прекрасно  прописаны все  буквы, только на свету  быстро выгорали. Когда я пошел в первый класс, нам уже впервые выдали  по  настоящей  тетради  из  12 листов, но было сказано – на весь год.   И я всегда помню свою первую учительницу – Анну Ивановну, она одновременно  занималась  с четырьмя начальными классами в  одной комнате. Конечно для нас, с деревенских мальчишек , пойти впервые в школу – было громадным событием и все мы пытались быстрее научиться   и читать  и писать. Помню я научился быстро читать  уже к концу первого класса, а во втором классе   прочитал все  книги  в большом  шкафу у учительницы в  её комнате ( она жила тут же при школе).    И в дальнейшем, благодаря незабвенной памяти  моей первой учительницы , эта книжная  страсть  осталась  у  меня на  всю  жизнь.
      Ну и наверное стоит  сказать об наиболее  трагической истории. Обычно летом рано утром просыпались от  выгона скота  и по всей улице  было слышно  мычанье, блеянье, крики хозяек, и особенно  приятно было слышать  перестук-дробь   пастушечьих  палочек. Но в этот раз я  проснулся от каких –то  непонятных криков и сразу  почувствовал  неприятный  запах гари. Подбежал к окну и увидел  два  громадных, поднимающихся кверху, черных клубов  дыма. Один – из соседней  деревни и другой  - в  нашей.   Да жизнь в деревне только внешне была  спокойной. Но еще в тридцатые годы при коллективизации, было масса  недовольных советской властью.  Это недовольство было жестко подавлено, но все равно многие оставались несогласные с введением колхозов  и только вынуждены  были молчать.  А после   войны еще   больше  увеличились налоги, ужесточилась работа   за пустые трудодни , люди не имели права уезжать из колхоза.  Естественно,  всё это вызывало у людей ненависть , в первую очередь к местной  власти. К сожалению, моего отца, как одного  из более   или менее  здоровых,  вернувшихся   с войны, заставили быть председателем  местного колхоза.  И он был вынужден заставлять людей работать, что и привело  к описываемому конфликту. Один бывший охотник, сохранивший ещё с войны ружье-двустволку, решил расправиться с местной властью.  Этой ночью он поджег   в соседней деревне дом  родственника  моего отца, с намерением  его застрелить, когда он , естественно, побежит на   пожар. И на проселочной дороге, выйдя из-за кустов, выстрелил ему в  спину, но отец что-то почувствовал, резко повернулся и пуля попала  вскользь по ребрам (мать потом показывала нам пулевые дырки в рубашке и гимнастерке) . Мужик пытался выстрелить из второго ствола, но патрон заело и пока он пытался перезарядить ружье, отец  нырнул в кусты и далее в лес и увернулся от следующих  выстрелов.  Ну, а мужик решил продолжить свое черное дело, пошел в нашу  деревню и поджег   дом  стариков-родителей отца . И хотя люди   в деревне уже стали сбегаться на пожар, но он под угрозой  ружья не дал потушить пожар и затем пошел в  следующую деревню, чтобы застрелить  бригадира  колхоза и  сжечь и его  дом.  Но бригадир уже был в курсе событий,  а  у него   с молодости   сохранился  револьвер и он сумел первым  выстрелить  и обезоружить преступника. Об этих событиях, кстати, осталась память в вологодских архивах. Как я потом узнал, мужик отсидел десять лет в   лагерях, вернулся  в  Вологду и до старости работал сторожем на складе. Я тогда особенно переживал за сгоревшую  прекрасную   пасеку, которой занимался  дед и медом  часто угощал любимого внука.
     Вот такие   картинки  далекого – далекого  детства   и  ушедшей   истории  навсегда  остаются   в  нашей  памяти.
   

  .