"Детская мечта моя так и не осуществилась..."
Петр Дедов
Стихи, если это можно было бы назвать стихами, я начал писать с десяти лет, Творческая искорка передалась мне от двоюродного брата Друзика Владимира, который был на два года старше меня.
Получив в деревне Терск начальное образование, он был привезён своим отцом к дедушке и бабушке в Болотное для продолжения учёбы в старших классах.
Однажды после занятий я, навестив Володю, застал интересную картину: он сидел за прямоугольным столом возле окошка и что-то писал, но при открытии входной двери, как бы стесняясь или, сохраняя какую-то военную тайну, торопливо и неловко спрятал листок, над которым усидчиво работал, под клеёнку. Это не только удивило меня, несколько обидив где-то там в глубине Души, но и пробудило нездоровое любопытство. И я стал настырно приставать к своему брату с распросами.
Володя помялся, помялся и, наконец, открылся мнен, что он "делает" газеты. Приподнял край клеёнки, взял в руки плод своего труда и позволил мне хорошенько его рассмотреть. Это был большой лист в линейку из амбарной колхозной книги. На нём уже красовался рисунок и несколько стихотворных текстов с боку и под иллюстрацией. Я прочёл их и выернул свежий номер газеты редактору-корреспонденту. В ответ же получил предложение посоревноваться в выпуске рукописных "газет".
Вот так и началась, расстянувшаяся года на два, наша состязательная творческая игра!
Спустя месяц-другой, переписав одно из стихотворений на чистую страничку, я принёс её в школу и похвастался своим начинанием перед девченками. Галя Луконина выпросила у меня листок, прочла моё творение и... вдруг отнесла его на суд нашей учительнице Скопиной. Мария Ефимовна тут же пробежала глазами текст и авторитетно заявила, что это не стихи.
Конечно, было горько узнать такое. Но правда есть правда. Пришлось смириться с тем, что открылось на данный момент, но и одновременно озадачиться: а что же всё-таки на самом деле есть эти самые стихи?!
Справиться по данному поводу было не у кого, но зато у меня под рукой были книги... К тому времени мы с Володей уже вели соревнование по формированию домашних библиотечек, и в моей коллекции имелся том Михаила Ломоносова из "Библиотеки поэта", в котором было напечатано "Письмо о правилах российского стихотворства".
Проштудировав это "Письмо", я понял, какая труднейшая задача стоит передо мной, потому что с первых уроков пения знал, что с самого рождения лишён музыкального слуха. Но я был молод, неопытен, а желание стать поэтом было так велико, что я с невероятной настырностью взялся за постижение поэтических ритмов, размеров: ямбов, хореев, анапестов...
И, потратив на это около трёх десятков лет, в 1997 году, в августе, который я назвал "Болдинским", ибо, как говорится - прорвало, я на едином дыхании записал около четырёхсот стихотворений. Не написал, а именно ЗАПИСАЛ! Потому что, на какой бы предмет не упал бы мой взгляд, какая бы не мелькнула в голове мыслишкм или идейка, они мгновенно получали поэтическое оформление.
Вот как я тогда же отобразил данный момент в своей дневниковой записи:
Просыпаясь, я ещё не знаю,
Что такого нцынче напишу.
Пусть считают, что я сочиняю...
Я ж стихами просто лишь дышу.
Просто лишь, вдыхая, выдыхаю,
Ритм, как гид, слова мои ведёт,
И того, чего я нашагаю,
Не могу я ведать наперёд!
...Конечно, моё сочинительство не было в ущерб учебному процессу, увлечению химией, шахматами, баскетболом, волейболом и обширному чтению разнообразных книг. В старших классах было даже своего рода соревнование с лучшей ученицей Галей Устиновой по знанию наизусть, проходимых по программе авторов: Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Горького, Есенина, МАяковского... И всегда держала надо мною верх. Зато я интересовался поэтами Болотнинского района, Новосибирской области, Сибири, поэтами центральных областей и национальных республик. Знал наизусть стихи Кубышкина, Петрова, Кудрявцева, Решетникова, Евтушенко, Исаковского, Маршака, Смелякова, Симонова, Твардовского, Светлова, Друниной, Ахматовой, Рыленкова, Гудзенко, Межирова, Мусы Джалиля, Шекспира, Бернса...
...Обычно на вопрос, кто твой любимый поэт, можно услышать трафаретное: Пушкин, Есенин, Некрасов, Лермонтов... Я же в подобных случаях неизменно отвечал: "Михаил Павлович Кубышкин!", сборники которого всегда были у меня под рукой даже и во Владивостоке, пока я их не подарил Болотнинскому музею, когда с книгами было очень трудно.
Почему именно Кубышкин?! Сразу же напрашивается готовый ответ: "Вот стихи - и всё понятно!" Но я скажу больше...
С творчеством Михаила Павловича после его шестидесятилетнего юбилея на одном из своих уроков нас познакомила преподаватель русского языка и литературы Валентина Александровна Нетелева. Она принесла сборник поэта в красочной суперобложке, Судьба серпа", рассказала о юбилейном вечере в честь нашего земляка, о биографиии прочитала несколько стихотворений и начало поэмы "исельные берега". Наш класс был покорён и "Воробьиной памятью" и дедушкой Исаем, которые сходу глубоко врезались в память образным строем зримого русского языка.
Меня же привлекло то, что Михаил Павлович проживал в моём родном городке, ходил по одним и тем же улицам, что и я, дышал одним и тем же воздухом, что и я... При этом ещё писал такие великолепные и близкие сердцу стихи, будучи не только рядышком, но и являясь моим старшим современником.
Пожалуй, в каждом крупном поселении, в районном городке России найдутся подобного рода поэты и писатели. В областных и кревых центрах их побольше. И возможности выбора своего кумира уже носит состязательный и довольно осмысленный характер. Это я испытал на себе, когда пришлось определяться в определении для себя лучшего поэта Владивостока, в котором я хорошо знал и лично встречался Геннадия Лысенко и Юрия Кашука.
Чашу весов в этом выборе перевесило всего лишь одно слово, которое не позволило мне купиться на громкую славу Геннадия Михайловича Лысенко, признанного критикой лучшим поэтом Сибири и Дальнего Востока семидесятых годов прошлого столетия, а выделить в своих приоритетах исследователя-паоэта Кашука.
Этим словом оказалось слова "байбак". Оно зацепило меня в одном из небольших рассказов Юрия. Помню, тогда при чтении в моей голове невольно всплыло сомнение: "Неужели ещё кто-то на самой окраине России заглядывает в "Толковый словарь ЖИВОГО великорусского языка" Владимира Ивановича Даля? Оказалось, что не только заглядывает, не только читает, но и глубоко изучает, делая выписки на определённых карточках (на тот момент их было около двадцати тысяч) с одним желанием сделать что-то значимое в литературе. И в конце концов результатом данного постижения русской языковой старины явилась первая часть поэтической трилогии "Месяцеслов".
И вот одно из стихотворений из неё на представление простых русских крестьян о Вселенной:
"Нащ язык для других не кумир,
Но известно тысячу лет,
Что по-русски Вселенная - мир
И по-русски Вселенная - свет.
Не по замыслу, не от ума
И слова здесь совпали и суть:
Мир и свет - не война и не тьма,
А России ЕДИНСТВЕННЫЙ путь!"
В десятом классе вызрела, выпестовалась и побудила к определённым действиям моя, выстраданная долгими творческими муками, мечта о поступлении в Литературный институт имени Горького. К этому времени я написал поэтическую новеллу листа на два "Я, людей слеза!" и продолжал писать стихи, как и несколько других моих одноклассников (коллективно они даже сочинили "Нашу песню", которую затем распевал весь класс).
Один из них, Виктор Бочарников, однажды поделился с нами своим творчеством, прочтя на уроке литературы с десяток стихотворений и поэтическую сюжетную сказку из девяностошестилистовой общей тетради, порадовав меня своей довольно твёрдой ритмичной зрелостью, своеобразной образной структурой, разнообразием тем повествования...
И хотя я в своей Душе самокритично признал, что творчество Виктора на голову выше моего, но всё же не оставил свою мечту о поступлении, а, наоборот, тут же (правда, в разное время) приобрёл два "Справочника для поступления в вузы" разных издательств и периодически подолгу вчитывался в условия поступления, всё более и более подбадривая себя при этом.
И всё же червяк сомнения начал где-то внутри свою разрушительную работу. Поэтому, после получения аттестата о среднем образовании, я решил испытать себя в районной газете.
Долго собирался с духом и, наконец, оказался на улице Калинина, №12, где располагалась редакция "Путь Ильича". Прохаживался, прохаживался и, не помню как, решившись, вошёл в здание.
Редактором в то время был Михаил Денисович Сурганов, умудрённый не только фронтовым, но и житейским опытом человек. Он усадил меня перед собой за стол и, доброжелательным взглядом ощупывая тощую, стесняющуюся фигуру выпускника, выслушал моё пожелание поработать в редакции газеты. После немного помолчал и по-мужски прямо сказал: "Я бы тебя взял, но ты ведь жизни не знаешь!.."
"Не знаешь жизни..." и повлияло на окончательный мой выбор. Поэтому я твёрдо решил не поступать ни в какие институты, а идти служить в армию... А пока суть да дело до призыва я устроился разнорабочим в Межколхозсторой.
Вот так своими руками я круто изменил свою судьбу!
2
С пор прошло почти полвека. шестнадцать лет назад я вернулся в родной городок к больной маме. Вернулся из Владивостока, где после армии служил в пожарной части по охране Фрунзенского района и одновременно училося: сперва на рабфаке, а затем на факультетах журналистики и юридическом Дальневосточного Государственного университета... Но суть не в этом, а в том, что с моих глаз при возвращении как бы стала спадать пелена, которую индийцы называют майя. И я, припоминая, обогащая расширенными знаниями, принялся по новому оценивать те факты из своей жизни, которые стали поворотными, узловыми в ней. И мне стали открываться пружины так называемой мифической судьбы, которая якобы определяет жизнь человека, а иногда даже и сталкивает его с неукротимым роком. Но пойдём по порядку...
Прочитав рассказ о любимых писателях "Несбываяся мечта" Петра Павловича Дедова, я невольно обратил своё внимание на несбывшуюся мечту своей юности, связаннеую с поступлением в институт имени Горького. И тут высветилось то обстоятельство, что я вовсе и не собирался в него поступать. Потому что серьёзно, в поте лица своего, не работал над материалами необходимыми для прохождения обязательного творческого конкурса, не вёл усиленную подготовку к сами вступительным экзаменам после школы. То есть не предпринял никаких определённых действий к тому, чтобы моя мечта осуществилась.
И тут при углублении воспоминаний в моей памяти всплыл незначительный фактик (ведь, как известно, "лицом к лицу - лица не увидать!") из далёкого 1972 года, который предшествовал моему желанию с помощью учёбы "заделаться" поэтом.
Это случилось в школе в первые месяцы после Нового года, когда ещё не стоял остро вопрос о выпускных экзаменах и явно не проявлялось беспокойство по поводу поступления в какой-либо институт по вкусц и по своим образовательным возможностям.
Сейчас не помню, в какой момент: на перемене или по ходу урока я на листке в клеточку начертил ось координат и, разделив её на десять частей, вынес на новое положение одну часть и снова разделил её на десять частей... И продолжил такой манёвр до тех пор, пока не закончилась страничка.
Это постижение бесконечности с помощью математических наглядных возможностей меня так захватило, что я возвращался к нему несколько раз дома, пока твёрдол не уразумел, что данный метод - это дохлый номер и что с помощью математического анализы ничего конкретного не добьёшься, ибо упрёшся в границы окончания определённого цикла, как в данном случае в просто-напросто завершении странички. Хотя в философском плане он очень важен в момент перехода количества в новое качество. Поэтому я тут же охладел к математике и остановил свой основной взгляд на гуманитарной сфере, продолжая отслеживать и вершинные успехи в области точных наук.
Теперь мне стало понятно, почему я отдал предпочтение не институту имени Горького, хотя и горячо мечтал о нём, а самому НАДЁЖНОМУ институту познания - университету жизни!
Ещё больше укрепилась моя уверенность в этом, когда в одном из рассказов моего земляка Н.А. Александрова прочёл о том, что его литературный герой тоже делал попытку постичь бесконечность. Ни каким путём, каким образом, автор умолчал. Это значит, что по ходу своего образовательного процесса и сам Николай Александрович прельщался, как и я, идеей постижения бесконечности.
Александрон Николай Александрович появился на свет в Болотном в том же году, что и я. Только на восемь месяцев позже. Через три года вместе с родителями переехал в Новосибирск, где учился в престижной элитной школе "Надежда Сибири". Возвращался в родной городок, работал в нём, а затем поступил в... институт имени Горького, по окончанию которого стал известным прозаиком и президентом Издательского Дома "Историческое наследие Сибири". Но самое главное в этом то, что при своём высоком положении, и как писатель, и как издатель, не забывал своей малой Родины. Он не только активнейшим образом ведёт изыскательские работы по выявлению талантливых творческих земляков, привлекает и организовывает к этому делу богатейший потенциал земляков, на своёи уровне поддерживая краеведческое направление, которое широко развернула администрация Болотнинского района.
Чтобы не быть голословным, скажу, что за последнии пять лет Издательским Домом "Историческое наследие Сибири" изданы: "Болотнинская быль", "Народная летопись Болотнинского района", литератукный фотоальбом "Чарующая даль", внушительные сборники стихов и прозы в твёрдых обложках Михаила Кубышкина "Агафониха". Сергея Мелехова "Мой Берег", Натальи Карнеевой "Решающий фактор", Семена Савельева "Первый полет"... В работе находятся и другие.
Из всего этого выходит, что я с мечтой о поступлении в институт имени Горького не занял чужого места по той причине, что оно в силу каких-то обстоятельств было предназначено для моего младшего земляка, который, как видите, достойно оправдывает своё высокое предназначение, выпуская миллионными тиражами книги о Сибири. Они уже нашли своё место на полках многих библиотек мира!
А моя несбывшаяся мечта всё ещё продолжает оставаться несбыточной, хотя и пройден её очередной этап.
В 1999 году, через двадцать семь лет после возникновения идеи, как бы подводя итог своего познания, я написал акростих-перевёртыш (вертикальный) "Бесконечность":
...В/округ барханы и пески...
Е/му все так обрыдло!
Р/азвалко носит он тюки -
Б/аран, байбак и быдло.
Л/опух по пеклу держит путь:
Ю/лить, халтурить стыдно.
Д/обряк не может обмануть!
Ю/лить, халтурить стыдно.
Л/опух по пеклу держит путь:
Б/аран, байбак и быдло.оя мечта постичь то, что древними уже давно было постигнуто.
Р/азвалко носит он тюки -
Е/му все так обрыдло!
В/округ барханы и пески...
Вы думаете, что после этого я закричал, как Александр Сергеевич при окончании "Бориса Годунова": "Ай, да, Буслов! Ай, да, сукин сын!.." Вот и не угадали! Потому что я ещё потратил десять лет своей жизни, чтобы в глубинах мировой культуры, четыре - пять тысяч лет назад отыскать то, что подобная идея бесконечности совершенно не нова. Поэтому и торжествует до сих пор Екклесиаст с утверждением, что ничто не ново под луной и всё суета!
И действительно, идея как таковая была, но она так и осталась неосуществимой, как и неосуществимой оказалась и моя мечта, которая древними была давным давно постигнута. Но это меня не обескуражило, потому что сама жизнь продолжается. А она-то и есть та самая бесконечность человека в человеке, который вернулся в своё детство и во всю ширь своей Души радуется, как разноцветной радуге-коромыслу, изданию полновесной книги Сергея Мелехова, который после этого прямо на глазах в своём творчестве вырастает до поэты уровня Всероссийского масштаба!