Продолжение. Начало текста “Текст, который я не хотела писать... ”
* только для атеистов и буддистов * только для атеистов и буддистов * только для атеистов и буддистов * только для атеистов
Должно было пройти некоторое количество лет, в течение которых у Леонардо постоянно возникали проблемы с заказчиками, которые заказывали работу в его мастерской, чтобы смутные подозрения Леонардо сменились его глубокой убеждённостью в том, что... Такое количество обломов уже не похоже на случайность. Это была уже скорее закономерность. По прошествии некоторого количества лет Леонардо, наверное, был просто вынужден придти к заключению, что о своём главном ремесле, изучению которого он посвятил столько лет, о своё любимом ремесле, ремесле художника, ему стоит забыть. Так как этим ремеслом он, судя по всему, прокормить себя не сможет. Даже одного себя. У Леонардо не было никакого желания рисовать то, что хотели видеть его заказчики. А его заказчики не хотели оплачивать то, что хотел рисовать Леонардо.
Заказчики Леонардо, увидев свой уже наполовину выполненный заказ, уже наполовину сделанную Леонардо работу, почему-то совсем не хотели приходить в восторг... От смелого замысла художника, от оригинальности компоновки фигур на его картине, и от того, какими живыми выглядят нарисованные им персонажи... И, конечно, от выразительности лиц нарисованных Леонардо персонажей, той психологической экспрессии, той динамики эмоций, того “moti delle anima” – движения души – которое Леонардо всегда так стремился передать на лицах своих персонажей... И передать которое у Леонардо всегда получалось так, как не получалось больше ни у кого... Нет, заказчики Леонардо, рассматривая его предварительные эскизы, чаще всего приходили почему-то не в восторг, а в ужас... который так ясно запечатлевался на их лицах... (интеллект на которых, наверное, никак не был запечатлён... по причине его отсутствия... ) И, как правило, после просмотра сделанных Леонардо эскизов, после просмотра уже наполовину сделанной Леонардо работы, заказчики просили его всё переделать. Всё. От начала и до конца. Или, в лучшем случае, рассматривая сделанные Леонардо эскизы, его заказчики просто в недоумении чесали репу... И просили его переделать хотя бы что-нибудь... Поэтому столько работ Леонардо осталось незавершёнными. У Леонардо не получалось нарисовать то, что понравилось бы его заказчикам, монахам и священникам. Что удовлетворило бы их фарисейский вкус. Они были слишком разными. Леонардо и его заказчики. Леонардо не был фарисеем...
Если подсчитать то количество обломов, которое произошло с художником Леонардо за 30 лет его профессиональной деятельности (со времени вступления Леонардо в Гильдию святого Луки/Гильдию художников Флоренции в 1472 году) и за 50 лет его жизни... И сравнить их с тем количеством живописных работ, которые Леонардо всё-таки удалось закончить... Даже несмотря на все его тёрки с заказчиками... Вряд ли хотя бы одна заказанная Леонардо работа обходилась без тёрок с заказчиками...
1. (Частичный облом I) Первая серьёзная работа Леонардо, над которой он работал/начал работать ещё в мастерской Верроккио – а значит, это был заказ, поступивший в мастерскую/боттегу Андреа дель Верроккио, который Верроккио отдал своему ученику Леонардо – пределла “Благовещение” (около 1472-1475 г.)(Дерево, масло, 98х217см). (Пределла – продолговатая невысокая надставка над задним краем престола, фриз (живописный или скульптурный), над которым возвышается запрестольный образ.) Некоторое несовершенство рисунка (слишком длинная правая рука Марии) и проблемы с перспективой (на переднем плане картины и на фоне) ясно дают нам понять, что это совместное творчество Леонардо с кем-то ещё... Странно сломанная перспектива, сходящаяся в разных точках, выстроившиеся в ряд плоские деревья, как будто вырезанные из картона, странно влепившийся в стену дома кипарис – перфекционист Леонардо не мог позволить себе так налажать! Даже в возрасте 20 лет! Возможно, Леонардо был не первым, кто работал над этим заказом, и Верроккио отдал Леонардо уже начатую кем-то работу, с уже перенесённым на доску рисунком/частью рисунка. На этой пределле ясно видно столкновение двух разных принципов отношения к работе/двух разных стилей жизни – абсолютно живые персонажи, выписанные очень вдохновенно, и... можно сказать, уже гениально (мальчишке всего лишь 20 лет!), а также необыкновенно тщательно выписанные некоторые детали флоры на переднем плане, и... некоторая небрежность исполнения всего остального. По принципу: “И так сойдёт. Зато быстро.” Возможно, Верроккио пришлось дать Леонардо в помощь несколько своих учеников уже на стадии работы Леонардо над этим образом – чтобы заказчики получили свой заказ вовремя. Наверное, Леонардо так долго возился с этой работой (посмотрите на размер этой доски!), что Верроккио пришлось это сделать... Возможно, это было первым серьёзным разочарованием Леонардо... Леонардо хотел создать шедевр – что же ещё имело смысл создавать? А ему не дали этого сделать... Работу нужно было сдать вовремя! И это было главным! Никто не понимал, что быстро хорошо не бывает... Но дивное личико Марии, необыкновенно выразительное, на котором выражается такая бездна эмоций одновременно, её живой жест, и прекрасный ангел, в движении которого столько динамики – только что опустившаяся на землю птица – ясно даёт нам понять, что это уже Леонардо. Это уже шедевр.
2. (Никакого облома I) “Портрет Джиневры ди Америго де Бенчи” (1475-1476 г.)(Дерево, масло, 42х36,7см). Абсолютный шедевр, написанный ещё совсем молодым Леонардо (и уже с некоторыми элементами сфумато на фоне... ), который был заказан Леонардо, очевидно, не мужем Джиневры, а тем парнем, который её любил. Венецианцем Бернардо Бембо.
Аристократы Бенчи были потомственными банкирами Медичи, эта семья была одной из самых знатных и богатых семей Флоренции, и вместе с тем, как ни странно, многие представители этого семейства входили в круг интеллектуальной элиты Флоренции. Леонардо был хорошо знаком с представителями этого семейства, он был дружен с отцом Джиневры, Америго де Бенчи (именно ему Леонардо оставлял свои картины на хранение, когда уезжал из Флоренции), и так же Леонардо был дружен с братом Джиневры, Джованни де Бенчи. Америго де Бенчи был гуманистом, интеллектуалом, покровителем художников и поэтов (в свободное от работы в банке время), он занимался коллекционированием, в частности, коллекционировал рукописи древнегреческих и древнеримских авторов, и также он входил в ближний круг общения философа-неоплатоника Марсилио Фичино, в Платоновской академии которого в Карредже (в окрестностях Флоренции) собиралась вся интеллектуальная элита Тосканы. Джиневра тоже входила в интеллектуальную элиту Флоренции, она была интеллектуалкой (по мнению современников) и поэтессой, но слава поэтессы её, судя по всему, совсем не интересовала, поэтому из всего написанного Джиневрой де Бенчи сохранилась только одна строчка, и довольно странная... “Прошу у вас прощения, я лишь горный тигр... /...io sono una tigre di montagna... ” Довольно странные стихи для девушки... Не правда ли? Поэты Флоренции, среди которых были Кристофоро Ландино, Алессандро Браччези, и даже сам Лоренцо Медичи, посвящали прекрасной Джиневре свои стихи, в которых воспевали красоту её лица, и её рук, “белых, как слоновая кость”, а также её добродетельность и её благочестивость. Джиневру выдали замуж в 1474/1475 году, когда ей было 16 или 17 лет, за представителя ещё одного аристократического семейства Флоренции, Луиджи Никколини. Муж был в два раза старше её. (Кстати, детей в этом браке не было. Джиневра так и не родила своему мужу наследника. Хотя, возможно, обзавестись наследником Луиджи Никколини уже успел - он был вдовцом.) Венецианец Бернардо Бембо приехал во Флоренцию очевидно вскоре после замужества Джиневры, в 1475 году, он был венецианским аристократом, членом сената Венецианской республики, и был послан в Тоскану в качестве посла. Он был послом Венеции 2 срока (с перерывом, во время которого он уезжал), и всего он находился во Флоренции... около трёх лет. Очевидно, именно Бернардо Бембо был тем парнем, который заказал Леонардо портрет Джиневры де Бенчи, так как на обратной стороне портрета изображена личная эмблема Бернардо Бембо – венок из лавровой и пальмовой ветвей. (И эта эмблема – что было, конечно же, креативом самого заказчика, а не Леонардо – была несколько изменена... Вместо девиза Бернардо Бембо внутри венка Леонардо нарисовал веточку можжевельника – эмблему Джиневры... ) Но портрет остался у Джиневры – возможно, Бернардо заказал Леонардо этот портрет именно с целью сделать такой роскошный подарок своей платонической возлюбленной. (Или, возможно, Бернардо не захотел везти этот портрет в Венецию потому, что в его планы не входило злить свою жену... ) Религиозная и благочестивая Джиневра была, очевидно, действительно всего лишь платонической возлюбленной Бернардо Бембо, но от глаз внимательных современников Джиневры не могло укрыться то, что Джиневра, судя по всему, всё же разделяла чувства влюблённого в неё венецианца... Но только чисто теоретически. (Сколько же Гениев не родилось из-за этой чёртовой религии... ) Тем не менее после отъезда Бернардо Бембо в Венецию – уже окончательного его отъезда в 1480 году – Джиневра серьёзно заболела. Об этом писал её муж. После отъезда Бернардо Бембо в Венецию и воссоединения его с семьёй, Джиневра уехала из Флоренции, и удалившись от всех, поселилась в сельском поместье. Чем был очень недоволен Лоренцо Медичи, который даже написал сонет по поводу отъезда Джиневры из Флоренции – Лоренцо Великолепный скучал без Джиневры, ему не хватало общения с ней.
Портрет был заказан Леонардо в 1475 или в 1476 году, и был закончен, судя по всему, уже через несколько месяцев, в год заказа. И никаких проблем у Леонардо во время работы над этим портретом почему-то не возникло! Очевидно, его никто не торопил. И никто не диктовал ему, что и как он должен рисовать. Первоначальный вариант портрета был поясным – поднятые вверх прекрасные руки Джиневры, прижатые к груди, красоту которых воспевали поэты Флоренции, сохранились до нашего времени только в виде эскизов (рисунки рук Джиневры, сделанные Леонардо, хранятся в коллекции Виндзорского замка), и, возможно, в первоначальном варианте портрета в руках Джиневры были цветы (так же, как у мраморной “Флоры” работы учителя Леонардо, Верроккио), но в дальнейшем картина была уменьшена приблизительно на треть (на 18/20 см), и портрет стал погрудным. Мне кажется, Леонардо сам решил уменьшить на треть свою уже законченную картину (отпилив часть доски с руками Джиневры... ) – руки с цветами отвлекали внимание от выражения лица Джиневры, делая его менее трагическим... А Леонардо хотел, чтобы смотрящего на этот портрет ничего не отвлекало от безграничной печали в глазах прекрасной Джиневры... И Леонардо был прав. Как всегда. Сколько же печали в глазах у этой прекрасной молодой женщины, только недавно вышедшей замуж...
3. (Степень облома неизвестна I) “Мадонна с гвоздикой” (около 1478 г.)(Дерево, масло, 42х67 см). Это самая непохожая на Леонардо работа из всех работ, атрибутированных, как работа Леонардо...
Нет, техника живописи великолепна, рисунок/компоновка/фон – тоже, но мадонна странно равнодушна... И ты не чувствуешь Любви – даже любви художника к этому младенцу, похожему на резиновую куклу... Эта великолепно нарисованная/написанная картина лишена той ауры, того растворяющего тебя излучения Любви, которой окружены все остальные картины Леонардо... И которой окружены все его рисунки тоже. Ты растворяешься в излучении нереальной Любви творца Леонардо, даже глядя на его быстрый набросок, на моментальный рисунок пером, сделанный им за две-три минуты, на котором мать моет своего ребёнка, стоящего ножками в тазу... (И то, что ты смотришь на этот рисунок благодаря Интернету, рассматривая его на экране своего ноутбука, ничего не меняет... Излучение кода Гения сильнее всех остальных излучений... Сильнее времени и сильнее пространства, сильнее всех законов материального мира... ) А к этой мадонне с гвоздикой и к её ребёнку ты остаёшься странно равнодушен... Конечно, можно предположить, что... возможно... у Леонардо было слишком мало времени на эту работу (или ему не нравился заказчик, заказавший этот образ... ), поэтому он не слишком потратился на эту работу эмоционально... Но нет. Это не про Леонардо.
Раньше “Мадонна с гвоздикой” была атрибутирована, как работа Лоренцо де Креди (ещё один ученик Андреа дель Верроккио – Лоренцо ди Андреа де Креди Бардуччи (1459-1537 г.), с которым Леонардо приходилось работать вместе – например, они оба были посланы Верроккио в Пистою в 1476 году, где работали вместе (и с другими учениками Верроккио тоже) над большим заказом, полученными боттегой Верроккио от одного из соборов Пистои), но это не похоже на де Креди... Это не может быть работой де Креди уже по дате её создания – если эта работа датирована правильно. В 1478 году де Креди было 18/19 лет, а это работа зрелого и уже уверенного в своём мастерстве художника. Косяков и телячьего тыканья не туда в ней нет. Конечно, можно было бы предположить, что эта работа, не дотягивающая до уровня Леонардо – эмоционально, но по уровню исполнения выше уровня де Креди – их совместное творчество... Но нет. Эта работа исключает авторство Леонардо по нескольким параметрам, и ещё один параметр, исключающий авторство Леонардо, и очень важный параметр – это выражение лица мадонны. Такого выражения лица – эгоистичного и несколько капризного, с капризно надутыми губами очень довольной собой девушки, уверенной в своей неотразимости – нет ни на одной картине и ни на одном рисунке Леонардо. Леонардо не относился к женщинам с ироническим пренебрежением. Такое отношение к женщинам/к своим моделям – “Я вижу тебя насквозь, притворщица и кокетка... ” – это отношение к женщинам Верроккио, а не Леонардо. Леонардо относился к женщинам с нежностью. Все женщины на его картинах/рисунках окутаны его Любовью. Обёрнуты тёплым облаком его Любви. Поэтому это не может быть работой Леонардо – даже если бы он работал над “Мадонной с гвоздикой” в соавторстве с кем-нибудь ещё. Леонардо прежде всего работал именно над лицами, соавторам он мог доверить только что-нибудь менее важное.
Я уверена, что “Мадонна с гвоздикой” атрибутирована неправильно. Это работа не Леонардо да Винчи. Это работа Верроккио. Есть рисунок Верроккио, рисунок женской головки, который очень похож на этюд к “Мадонне с гвоздикой” – тот же ракурс, только голова чуть сильнее наклонена, то же лицо, с опущенными вниз глазами, и та же сложная причёска – распущенные волосы с множеством тонких косичек, которые уложены вокруг головы, как ленты, или закручены кольцами по бокам головы.* И есть ещё одна работа Верроккио, образ “Мадонна с Иоанном Крестителем и святым Донатом”, на котором мы можем видеть практически повторение “Мадонны с гвоздикой” – на троне из белого и коричневого мрамора сидит всё та же хорошо знакомая нам девушка, с теми же чертами лица, с тем же выражением лица, которая сидит в той же позе, и даже одета она практически так же – на ней такое же голубое джорнеа, надетое поверх красного платья с разрезными рукавами, с такой же брошью на груди, и почти так же отогнут край голубого плаща, в который она завёрнута.* Разница только в младенцах – младенец “Мадонны с Иоанном... ” отвернувшись от матери, смотрит на Иоанна Крестителя, а младенец “Мадонны с гвоздикой”, повернувшись к матери, за неимением Иоанна Крестителя смотрит на гвоздику. (Как-то эти парни особо не парились... стараясь не повторяться... )
(И то же самое я могу сказать о “Мадонне с гранатом”/“Мадонне Дрейфуса”, которая вначале была атрибутирована, как работа Леонардо да Винчи, а затем сменила атрибуцию и стала считаться работой Лоренцо де Креди. Да, это действительно не Леонардо, но это и не Лоренцо де Креди тоже... Уже по одной технике живописи. Такой техники живописи – тающей, с “пушистыми” мазками, которые делают поверхность не гладкой, а как будто бархатистой – нет ни на одной работе де Креди... У него всё более вылизано. Не так, как на других работах де Креди, нарисованы волосы мадонны и младенца, не такие пальцы, как на других работах де Креди – на других работах де Креди пальцы более толстые, и нимбы нарисованы не так, как их обычно рисовал де Креди. Это, очевидно, действительно школа Верроккио, это работа кого-то из его учеников – поза мадонны, её одежда (даже по цвету), младенец, стоящий на её правом колене, и то, как она его поддерживает, а также фон с двумя окнами – в точности повторяет одну из работ самого Андреа дель Верроккио,* но кто автор этой картины... Я реально не могу этого понять. Я просто не вижу похожей техники живописи на работах других итальянских художников этого времени... Я не знаю, кто автор “Мадонны с гранатом”, но мне нравится этот парень. Его техника несколько наивна, в ней ещё много ученического, но... Он настоящий художник. Я люблю его мадонну, и его смешного и трогательного младенца я тоже люблю – так же, как любил их он, когда он работал над этим образом... Он заразил меня своей любовью к этой женщине и к этому ребёнку, которых он нарисовал... и ко всему миру... А мадонн, нарисованных Лоренцо де Креди, я не люблю... И к большинству работ Верроккио я тоже остаюсь равнодушна...
Я могу предположить, что “Мадонна с гранатом” – это работа Доменико Гирландайо (1449-1494 г.), ещё одного ученика Верроккио. Одна из ранних его работ, когда техника его живописи ещё не была выработана. В дальнейшем техника его живописи изменится, но по некоторым другим параметрам он больше похож на автора “Мадонны с гвоздикой”, чем Лоренцо де Креди. Доменико Гирландайо рисовал своим мадоннам такие же тонкие изысканные пальцы, с изогнутыми вверх кончиками, его младенцы так же трогательны и очаровательны, и я их так же люблю, и он рисовал такие же нимбы. Или, например, автором “Мадонны с гранатом” может быть ещё один ученик Верроккио – Франческо Боттичини (1446-1498 г.). Он рисовал такие же тонкие изысканные пальцы своим мадоннам, такие же нимбы, и таких же забавных младенцев, иногда тоже со слегка смещёнными ушками. Два этих ученика Верроккио больше похожи на создателей “Мадонны с гранатом”/“Мадонны Дрейфуса”, чем признанный её автором Лоренцо де Креди.)
4. (Степень облома неизвестна II) “Мадонна Бенуа”/“Мадонна с цветком” (около 1478-1480 г.)(Дерево, масло (в первоначальном/авторском варианте), переведена на холст, 48х31,5 см). Это уже настоящий Леонардо. Ты любишь этого очаровательного ребёнка так же, как любил его создавший его Леонардо, ты просто растворяешься в излучении Любви этого нереального Гения... И в его Любви к этой совсем юной и трогательной мамочке... Худенькой, измученной, болезненной, но всё равно счастливой – потому что это она сотворила это чудо, это она родила этого прекрасного ребёнка... (Некоторое несовершенство живописи – просветы/фрагменты отсутствующего красочного слоя (например, на лице мадонны) – можно отнести на счёт нереальной сложности задачи, которую пришлось решать реставраторам этой картины. Вы можете себе представить, как можно перенести с доски на холст красочный слой XV века? Я нет.) Ребёнок просто нереально живой... Кажется, что ты слышишь, как он сопит, сосредоточенно занимаясь рассматриванием цветка... его исследованием... Маленький исследователь, тянущий свои пальчики к цветку... собирающийся исследовать это странное сооружение, которое он видит впервые, уже наощупь... И кажется, что если ты сможешь отключиться от того, что тебя окружает, и прислушаться, ты сможешь услышать трогательный лепет этой юной мамочки, который слышал Леонардо более пяти веков назад... Тоненький голосок этой совсем юной мамочки, переполненной любовью к своему ребёнку... к своему первенцу... И её счастливый смех, высокий и звонкий, как хрустальный колокольчик...
Мы не знаем, кто заказал Леонардо этот образ, и не знаем, был ли заказчик доволен тем, что он в итоге получил. Поэтому tag “Степень облома неизвестна.” Но если Леонардо всё же завершил “Мадонну с цветком”, значит... Мы можем предположить, что даже если заказчик и был чем-то недоволен, увидев предварительный эскиз Леонардо/уже наполовину сделанную Леонардо работу, то всё же не до такой степени, чтобы послать Леонардо лесом. Деньги на продолжение работы он дал.
(Так как Леонардо никак не называл свои картины (кроме того, что он их не подписывал), картина названа по фамилии одного из её временных владельцев, чтобы облегчить её атрибуцию. Временным владельцем “Мадонны с цветком” Леонардо да Винчи был придворный архитектор Леонтий Николаевич Бенуа, у жены которого “Мадонна с цветком” была выкуплена Эрмитажем в 1914 году.)
5. (Полный облом I) Первый действительно серьёзный заказ, который получил Леонардо, уже имеющий свою мастерскую во Флоренции – запрестольный образ главного алтаря церкви монастыря Сан Донато в Скопето (в окрестностях Флоренции) – “Поклонение волхвов” (1480-1481 г.)(Дерево, темпера и масло, 246х243см). Договор был заключён между Леонардо и монахами-августинцами в 1480 году, и этот образ должен был стать действительно чем-то грандиозным... И не только благодаря своим гигантским размерам... Около 66 фигур на первоначальном эскизе Леонардо, очень живописно скомпонованных (часть которых в процессе работы была закрашена Леонардо – очевидно, по желанию заказчиков), животные – лошади, собаки, осёл, бык и слон, развалины дворца Давида (по другой версии – развалины языческого храма) в левой части картины (в первоначальном варианте по этим развалинам сновали рабочие, которые его восстанавливали, но в дальнейшем... ), и ожесточённая битва в правой части картины (которая в дальнейшем была закрашена Леонардо почти полностью – конечно, тоже по желанию заказчиков)... Огромное количество предварительных эскизов, рисунков и набросков, которые были сделаны Леонардо в процессе работы над этим запрестольным образом... Очевидно, Леонардо отдавал этой работе все свои силы, и очень надеялся, что с его первым серьёзным заказом у него всё получится... Но его надежды не оправдались.
Леонардо работал над этим запрестольным образом около семи месяцев, и то, сколько изменений было внесено им в процессе работы над этой гигантской доской, стало понятно благодаря исследованиям, проведённым с помощью современной аппаратуры уже в наше время. Благодаря глубокому сканированию красочного слоя “Поклонения волхвов” стало понятно, что Леонардо без конца исправлял и без конца закрашивал, и большая часть персонажей, людей и животных, которые были нарисованы Леонардо на первоначальном эскизе “Поклонения волхвов”, в итоге оказались погребёнными под слоем краски... Похоронены и закопаны. Самим Леонардо. Леонардо хоронил тех персонажей, людей и животных, которые чем-то не нравились его заказчикам. Или... возможно, показались лишними ему самому. Но в основном, конечно же, Леонардо был вынужден вносить те исправления, которые требовали от него его заказчики. Потому что, конечно же, каждому ничтожеству хочется поруководить Гением, и каждому чмо... Ну, вы помните. Очевидно, Леонардо был готов идти на уступки своим заказчикам почти до бесконечности... Можно представить себе Леонардо, окружённого толпой вонючих монахов-августинцев, которые, возглавляемые своим высокодуховным пастырем, отцом-настоятелем монастыря Сан Донато, пришли проинспектировать, на что пошли их денежки, нажитые непосильным трудом... Целое стадо монахов-августинцев, наверное, таращили свои бессмысленные глазёнки, рассматривая грандиозное творение Леонардо... И чесали свои дано не мытые репы, пребывая в состоянии некоторого шока от увиденного... Конечно, Леонардо получил от них... не мог не получить от них высокоинтеллектуальный искусствоведческий анализ своего творения... Леонардо получал его на протяжении всех семи месяцев работы над этим запрестольным образом. Вместе с ароматами давно не мытых тел и тяжёлого винного перегара. От большинства братии. С добавлением в этот букет несвежих ароматов некоторых свежих ноток – изысканных ароматов прекрасных тосканских вин долины Арно и разных вариантов ликёров и настоек хорошего качества. Свежепринятых. От приора, раздатчика милостыни, ризничего и казначея. И врача. Каким мог быть искусствоведческий анализ искусствоведов от религии, придурков монахов, уставившихся своим залитыми бухлом глазёнками на “Поклонение волхвов” Леонардо да Винчи? “Чё-то всё... как-то... Это... что ж такое... Чё-то всё как-то... не по канону... Без торжественной благочинности... И без красивостей разных... умилительных... чёрствые души размягчающих... и кошельки прихожан раскрывающих... А... где же отец святого семейства? Где Иосиф? Это как же так... семейство... и без отца... Это нехорошо... Не по-христиански... И... при чём тут Иоанн Креститель? Да ещё огромное дерево Иоанна Крестителя (цератония/рожковое дерево) в самом центре! Это... чё-то как-то... А... строители, восстанавливающие разрушенный языческий храм... Это чё такое? Ну, ладно, пусть не языческий храм, а дворец... без разницы... всё равно не по канону... Это ж не христианский храм, так и... нечего его восстанавливать... И войны нам никакой не надо... Никаких сражений... Ведь так, братия? Не на то вам денежки дадены... И денежки немалые... Ведь так, братия? Вам денежки уплочены, чтобы красота была... ” “Ещё негр красиво смотрится... в красивых латах... с золотой шкатулкой... прихожанам нравится... ” Конечно, нам сложно представить себе стиль разборок между монахами-августинцами и Леонардо, и на самом деле мы даже не знаем (никаких документов об этом не сохранилось), почему же Леонардо так и не завершил этот грандиозный алтарный образ, на работу над которым он уже потратил столько времени и сил... В течение семи месяцев - или, возможно, только в течение двух/трёх последних месяцев, когда Леонардо, возможно, работал уже в самом монастыре - Леонардо был бесконечно терпелив, выполняя все требования своих заказчиков и следуя их пожеланиям, но... В конце концов терпение кого-то из высоких договаривающихся сторон – терпение монахов-августинцев или терпение Леонардо – наконец-то иссякло. Почему-то мне кажется, что терпение иссякло именно у Леонардо, и Леонардо решил пойти лесом сам.
Леонардо без конца исправлял свой первоначальный эскиз, без конца закрашивая всё, что не нравилось его заказчикам, и был бесконечно терпелив и смиренен прежде всего потому, что... Леонардо очень не хотелось огорчать своего отца. Дело в том, что этот заказ Леонардо получил благодаря протекции своего отца... Именно сер Пьеро ди сер Антонио Да Винчи рекомендовал приору монастыря Сан Донато в Скопето своего сына в качестве художника, и приор прислушался к его мнению, так как они с сером Пьеро были давними друзьями... (Два придурка. По пословице “Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты.”) Но... как бы не хотелось Леонардо огорчать своего отца, проявившего такую неожиданную заботу о своём сыне-бастарде, которого он так и не захотел признать своим законным сыном, и каким бы бесконечным... почти бесконечным... не было его терпение, в конце концов закончилось и оно. Посмотрев через 7 месяцев мучений на свою изнасилованную работу, Леонардо понял, что... Смотреть на это истерзанное ничто ему уже просто противно. От его первоначального замысла просто ничего не осталось. И – что хуже всего – это выглядело теперь отвратительно и с эстетической точки зрения тоже. Продолжать портить свою работу и дальше уже просто не имело смысла. Портить было просто нечего.
В чём был замысел “Поклонения волхвов” Леонардо? Какую мысль/какой message/какое messaggio хотел донести до нас Леонардо своим грандиозным творением? Мне кажется (но это всего лишь мнение блондинки... ), что в своём изначальном замысле/в одном из своих изначальных messaggio (потому что на самом деле их много) “Поклонение волхвов” должно было стать в какой-то степени зеркалом, в которое Леонардо предлагал заглянуть представителям человечества... И, наверное... всё-таки ужаснуться. На этом алтарном образе Леонардо хотел изобразить краткую историю всего человечества. Довольно печальную историю. Чтобы не сказать трагическую. Чем занимается всё то огромное количество мужиков, изображённых Леонардо на его эпическом полотне/на первоначальном варианте его эпического полотна “Поклонение волхвов”? Тем, чем в основном и занимались представители человечества на протяжении всей своей истории. Сначала строительством, потом разрушением. Тотальным обманом. Бесконечной враждой. Бесконечным угнетением друг друга. Бесконечным насилием друг над другом. И бесконечным уничтожением друг друга. И всего того, что их окружает. Абсолютно бессмысленными занятиями. Для вирусов и бактерий вполне нормальными, но для людей, способных мыслить, абсолютно бессмысленными. На протяжении всей своей печальной истории представители человечества сначала придумывали одних богов, и возводили храмы, святилища и жертвенники им, потом низвергали этих богов и разрушали их храмы, и, придумав новую религию и новых богов, возводили храмы и святилища уже этим богам. Не забыв уничтожить всех жрецов и всех адептов старых богов, которые им разонравились. Каким-нибудь наиболее изуверским способом. А потом разрушали и эти храмы, не забыв уничтожить вместе с этими теперь уже неправильными храмами и всех неправильно верующих... Сначала сажали на троны одних царей, принося им вассальную клятву верности, потом свергали этих царей, и прибив их, как собак, сажали на троны уже других. И, конечно, постоянно предавали друг друга и воевали друг с другом – поодиночке, племенами и кланами, огромными армиями, целыми странами и народами, под флагами своих вождей, своих царей и своих религий, уничтожая и убивая друг друга всеми возможными способами.
Учёные, которые благодаря современным сканерам смогли увидеть первоначальный вариант “Поклонения волхвов” Леонардо – всё, что теперь похоронено под слоем краски – говорили о том, что самое сильное впечатление на них произвела именно эта грандиозная битва, которая в первоначальном варианте “Поклонения волхвов” занимала всю правую половину фона... Две армии, сошедшиеся в смертельной схватке на поле боя... На итальянских учёных произвели сильное впечатление выражения лиц сражающихся друг с другом воинов, необыкновенная экспрессивность их лиц, и сложность/изощрённость самого рисунка – сложное переплетение человеческих тел и тел лошадей... (Очевидно, Леонардо всё же попытается повторить эту ожесточённую схватку, это “неистовое и жестокое безумие,” как называл Леонардо войну – на фреске “Битва при Ангиаре” в зале Синьории Флоренции почти четверть века спустя, но... Опять неудачно. Это грандиозное творение Леонардо дошло до нас только благодаря рисункам Питера Пауля Рубенса, который сделал копии с картона/эскиза Леонардо “Битва при Ангиаре” в 1600 году.) Что осталось от этой грандиозной битвы, которая произвела такое неизгладимое впечатление на видевших её итальянских учёных, после всех закрашиваний/кастраций и цензурных купюр, произведённых вивисектором Леонардо по высочайшему повелению монахов-августинцев? Абсолютно бессмысленная дичь. Странный голый пустырь, с несколькими странно торчащими холмами (их верхушки должны были быть всего лишь фоном, обрамлением поля сражения!), на котором с непонятным ожесточением, лишённым всякой логики, сражаются друг с другом теперь уже только два всадника. Очевидно, монахи разрешили Леонардо оставить только этих двоих. Придурки.
Левая часть фона тоже заметно опустела – после погребения под слоем краски рабочих, которые сновали по развалинам храма, занимаясь его восстановлением, и, как ни странно... Можно сказать, что эстетически эта часть картины даже выиграла после произведённых Леонардо цензурных купюр... Взлетающие вверх крутые лестницы, лёгкие и ажурные, обломки колонн, похожие на огромные каменные цветы, поднимающиеся из земли, с ажурными деревьями, уже выросшими на их вершинах – эти живописные развалины стали смотреться гораздо более изысканно без рабочих, которые ползали по ним, как муравьи, скрючившись под тяжестью строительных материалов, которые они перетаскивали на себе... Поэтому мы можем предположить, что эти цензурные купюры, возможно, стоили Леонардо гораздо меньшей крови, чем закапывание двух армий на поле боя, и с ними Леонардо, возможно, был готов даже примириться... любуясь эстетически безупречными развалинами храма на фоне золотистого неба... Эстетическая безупречность иногда важнее смысла... Тем более для художника... Тем более для такого эстета и перфекциониста, как Леонардо... Нет. На самом деле всё-таки нет. Рабочие, восстанавливающие языческий храм, были для Леонардо такой же важной строчкой его послания человечеству, как и две армии озверевших придурков, ожесточённо уничтожающих друг друга. Смысл, который Леонардо вкладывал в своё послание человечеству, в свой message/messaggio человечеству, с призывом всё-таки опомниться, был для Леонардо наверное всё-таки важнее. Даже эстетического совершенства. Этот message/это messaggio Леонардо человечеству – "Задолбали уже со своими садистскими религиями и бесконечными войнами, придурки... " – до представителей человечества так и не дошло. Благодаря чуткому руководству бдительных монахов-августинцев, которые объяснили Леонардо, что кто денежки платит, кто художника ужинает, тот и... Эти строчки своего послания человечеству Леонардо пришлось цензурировать. Похоронить под слоем краски. Так “Поклонение волхвов” сразу же лишилось нескольких своих смыслов, и очень важных смыслов, и, наверное, после этого работать над этим алтарным образом, подвергшимся такой серьёзной кастрации... Леонардо уже просто не захотел. Этот message/это messaggio/это послание Леонардо человечеству, которое художник Леонардо да Винчи пытался передать представителям человечества, закодировав его в своём “Поклонении волхвов” не слишком сложным кодом, по своему значению был, наверное, третьим. (Бронза.)
Второй message/второе messaggio, которое Леонардо хотел выразить с помощью красок на своём алтарном образе “Поклонение волхвов”, второе messaggio, которое Леонардо закодировал в своём грандиозном творении... совсем не сложным кодом... и, наверное, второе и по значению тоже... (но это всего лишь мнение блондинки... ) это действительно “Поклонение... ” Конечно, это преклонение перед женщиной... Преклонение перед божественной сущностью женщины... сущностью Творца... (У слова “Творец” нет женского рода!!! “This is a man’s world, baby… ”) Леонардо, стоящий на коленях перед женщиной, перед божеством, способным сотворить чудо... На которое ни один из мужиков, каким бы умным или талантливым он не был, не способен... Среди всего этого вавилонского столпотворения, среди всего этого скопления бессмысленных мужиков, которые занимаются тем, чем способные мыслить заниматься не должны – строят храмы одним придуманным богам, потом ползают перед ними на животах, как черви, или на коленях, приносят им дары, приносят им жертвы, потом низвергают этих богов с их постаментов, разрушают их храмы и строят на их развалинах храмы уже другим богам, опять придуманным (рабам обязательно нужно перед кем-нибудь ползать, как черви, на животах, и у кого-нибудь что-нибудь просить... ), а потом низвергают и этих богов и разрушают эти храмы, без конца враждуют друг с другом и без конца уничтожают друг друга – закованные в латы, вооружённые всеми возможными орудиями убийства, давящие друг друга конями, протыкающие друг друга копьями и рубящие мечами, с лицами, перекошенными злобой, с лицами безумцев и убийц, дико орущие, потерявшие человеческий облик – среди всего этого “неистового и жестокого безумия” единственный островок спокойствия, безмятежности и умиротворения – мадонна с младенцем на коленях...
Она похожа на прекрасный золотистый цветок, на прекрасную золотистую лилию со слегка растрепавшимися лепестками (наверное, от налетевшего на неё сильного ветра... ), или на экзотическую орхидею, сумевшую каким-то чудом расцвести среди всего этого ужаса и безумия... Прекрасный экзотический цветок, золотистая орхидея, выросшая на куче мусора... среди бесконечных войн и бесконечного разрушения... сияющая дивным золотым светом изнутри... Наверное, Леонардо бесконечно долго работал над внешним контуром мадонны с младенцем на коленях, пытаясь добиться совершенства – абсолютного совершенства/perfezione assoluto – каждого поворота этой причудливо изгибающейся линии... И ему удалось добиться её абсолютного совершенства... Внешний абрис мадонны с младенцем эстетически безупречен... Ты начинаешь смотреть на этот прекрасный золотистый цветок, на эту изысканную орхидею, с причудливо загибающимися на концах полупрозрачными лепестками, излучающую дивное золотое сияние изнутри, и ты не можешь отвести от неё глаз... завороженный её совершенством... Маленькая хрупкая женщина, слегка растрёпанная, уставшая, легко одетая, сидящая на холодных камнях с рождённым ей младенцем на коленях, одна среди всего этого хаоса и безумия, абсолютно беззащитная, не имеющая никакой защиты от всего этого ужаса, происходящего вокруг неё, она улыбается безмятежной улыбкой... улыбкой безмятежного счастья... и умиротворения... И такой же улыбкой, улыбкой своей матери, улыбается её маленький сын, сидящий на её коленях... защитой которому служат только оберегающие его руки его матери... Ведь он только недавно пришёл в этот мир, и, наверное, но ещё не привык чувствовать себя уже отдельным, самостоятельным человеком, наверное, он всё ещё ощущает себя частью своей матери, единым целым с ней... Он сияет таким же дивным золотым сиянием изнутри, как и его мать, он действительно её часть... На прекрасном лице маленькой мадонны, которую Леонардо поместил в самый центр “Поклонения волхвов”, немножко уставшем, и немножко печальном, всё-таки сияет улыбка абсолютного счастья... Ведь ребёнок, которого она родила, прекрасен... И она любуется им... Среди всех этих бессмысленных мужиков, копошащихся вокруг неё, и занимающихся абсолютно бессмысленными вещами, абсолютной хренью, сражающихся друг с другом, спорящих друг с другом (и, конечно, без спора между фанатом Иоанна Крестителя и фанатом Иисуса Христа опять не обошлось... ), корчащихся в муках, ничего не понимающих, с лицами, искажёнными страстями, искажёнными агрессией, искажёнными страхом, искажёнными желанием понять, и всё равно ничего не понимающих, улыбка безмятежного счастья и умиротворения только на лице мадонны... и её ребёнка... В отличие от всех этих мужиков, копошащихся вокруг неё, как черви, в темноте, и способных только разрушать и уничтожать, друг друга и всё, что они видят вокруг себя, она ничего не разрушила... Напротив... она создала... Она родила прекрасного ребёнка... Она сделала то, что действительно стоило делать... И она счастлива, глядя на своё творение... на своё прекрасное дитя... Второй message/второе messaggio Леонардо человечеству/второй по значению смысл “Поклонения волхвов” Леонардо (серебро) – это противопоставление разрушения и созидания. Сравнение того, что стоит делать, и того, что делать не стоит. Сравнение смысла и бессмыслицы.
И – первое, и самое главное по смыслу messaggio/послание Леонардо человечеству, которое Леонардо хотел передать представителям человечества с помощью своего грандиозного творения “Поклонение волхвов” – это, конечно, гимн в честь того, что действительно является самым главным. Гимн в честь самого большого чуда на этой планете. Без которого жизнь на этой планете вообще не имела бы никакого смысла. Гимн в честь того божественного Дара – очень редкого Дара – которым может быть одарен человек. Конечно (но это всего лишь мнение блондинки... ) это Любовь. Тот божественный дар, который дан немногим, то божественное чувство, на которое способны немногие (ведь любить – это отдавать, а не брать, а на это действительно способны немногие... ), и поэтому этот дар действительно абсолютное чудо... С которым просто нечего сравнить... с которым просто не может сравниться ничто... Маленькая женщина, босая, слегка растрёпанная, слегка печальная, сидящая на камнях, и всё-таки улыбающаяся абсолютно счастливой улыбкой, это, конечно, Катерина... А прекрасный ребёнок, которого она держит на своих коленях, это, конечно, Леонардо... И дивный золотой свет, который излучает мадонна Катерина, уставшая и печальная, но всё-таки счастливая... это, конечно, излучение её Любви... А золотое свечение, которое излучает маленький Леонардо, это излучение его гениальности... его неординарности... Но гениальность Леонардо – это целиком заслуга его матери, которая была одарена Даром Любить... Только излучение Любви могло привлечь код Гения... Только мощнейшее излучение настоящей Любви – искренней, жертвенной, не требующей ничего взамен – могло привлечь к результату этой Любви код такой нереальной гениальности...
(Наверное все, кто увидел только что родившегося Леонардо, были поражены тем, насколько этот новорожденный бастард был божественно красив... и насколько он был не похож на обычного младенца... (Разве могло быть иначе?) Может быть ребёнок, одаренный кодом Гения, сразу же после своего рождения излучает вокруг себя что-то вроде сияния... Наверное все, кто видел только что родившегося Леонардо, были поражены его неземной красотой... Которая, конечно, была целиком заслугой его матери... Наверное поэтому от желающих быть крёстными этого божественно прекрасного ребёнка (крёстными незаконнорожденного!!!) просто отбоя не было – у Леонардо было 10 крёстных, 5 женщин и 5 мужчин (при обычной норме 2-4 крёстных), и это были не последние люди коммуны Винчи... Всем хотелось быть крёстными маленького ангела... божественно прекрасного... (Per viam – у сера Пьеро Фруозионо ди сер Антонио Да Винчи, отца Леонардо, вполне законного отпрыска почтенного семейства потомственных нотариусов, сына сера Антонио ди сер Пьеро Да Винчи, нотариуса и местного землевладельца, и внука сера Пьеро ди сер Гвидо ди сер Микеле Да Винчи, нотариуса, хранителя печати и посла Флорентийской республики, крёстных было меньше, чем у его незаконнорожденного сына Леонардо – всего лишь 6.) И гостями на этом крещении, которое было проведено местным священником в церкви Санта Кроче/Святого Креста города Винчи на следующий день после рождения Леонардо (купель из крапчатого мрамора, в которой крестили Леонардо, сохранилась... ), тоже были не последние люди в городе, вся местная знать... И гостями праздника, который устроил сер Антонио Да Винчи, дед Леонардо, в честь крещения своего первого внука в каком-то из принадлежавших ему домов – в городском доме в Винчи, или в доме, который находился сразу же за крепостной стеной Винчи, при котором был большой сад, или в одном из своих поместий в окрестностях Винчи, тоже... И вино на этом празднике “лилось рекой”, как вспоминали потом присутствовавшие на нём гости... Вряд ли гости этого праздника могли представить себе, кем же предстоит стать в будущем этому крошечному младенцу со странным именем Леонардо, бастарду, рождённому крестьянкой Катериной, шестнадцатилетней сиротой, в одном из деревенских домов коммуны Винчи всего лишь несколько часов назад... И не только для города Винчи, но и для всего человечества... Появление на свет которого они так славно отметили парой бочек прекрасного тосканского вина в тот апрельский день 1452 года... возможно, сидя за праздничными столами, расставленными прямо в саду, под цветущими деревьями... Кстати одну из крёстных Леонардо звали мона Лиза ди Доменико Бреттоне... Возможно, Леонардо захотелось назвать главную картину своей жизни “Мона Лиза” именно в её честь... Возможно, она была той женщиной, которая действительно любила маленького Леонардо... и была для него настоящей поддержкой... )
Да, юная и наивная крестьянка Катерина, которой в июле 1451 года было 15 лет, действительно всем сердцем полюбила красивого молодого нотариуса Пьеро Да Винчи, которому в то лето было уже 25 лет (но тем не менее он был всё ещё не женат... ), и который приехал из Флоренции, где у него уже была практика, или из Пистои, к своим родителям, в коммуну Винчи, чтобы провести свой летний отпуск в своих родных местах... Чтобы две недели... или, возможно, даже целый месяц... отдыхать от своей работы, скучной, утомительной и очень не простой, требующей от него напряжения всех его сил, умственных и физических, и от шумного города, пыльного, многолюдного, раскалённого под летним солнцем, как адская сковорода, в котором летом просто нечем дышать... впрочем, не только летом... и от которого он тоже здорово устал... Чтобы восстановить свои силы после целого года напряжённой работы в своих родных местах, в земном Эдеме... Среди миндальных, лавровых и апельсиновых деревьев, распространяющих вокруг себя благоухание райских садов, среди ветхозаветных дубов и каштанов, среди оливковых рощ и виноградников, террасами спускающихся вниз, к журчащим ручьям, бегущим среди камней, и небольшим речкам с прохладной чистой водой, обегающим зелёные холмы долины Арно... Разве могла юная и наивная крестьянка, к тому же сирота, которая за 15 лет своей жизни не видела ничего, кроме своей нищей деревни, прилепившейся к склону горы, ферм, на которых она работала, и крошечного, в несколько улиц, городишки Винчи, и всё имущество которой составлял маленький братишка, о котором она должна была заботиться, не влюбиться в молодого и красивого нотариуса, высокого и стройного... Который приехал из Флоренции к своим родителям, чтобы отдохнуть в своих родных местах... и всего лишь на пару недель... Который был так изысканно одет... и умел так красиво себя вести... был таким почтительным... и таким галантным... И умел так интересно рассказывать... обо всём... О своей жизни во Флоренции... в Пизе и в Пистое... о знатных флорентийцах, с которыми он был знаком... о праздниках и карнавалах... о турнирах и палио... Как же он умел красиво рассказывать... обо всём... о своих мыслях... и о своих чувствах... Как же она могла в него не влюбиться... И как же она могла ему не поверить, когда он говорил ей о своих чувствах к ней... Ведь он так убедительно говорил ей о своих чувствах к ней... и так красиво... Как же она могла ему не поверить... И какое счастье для всех нас, что она ему поверила!!! Как же нам всем повезло с этой девчонкой! Возможно, у этой юной крестьянки просто не хватало времени на слишком частое посещение церкви, и поэтому священникам коммуны Винчи не удалось заразить её мозг религиозным гельминтозом (возможно, священники коммуны Винчи, живущие в земном Эдеме, просто не ставили перед собой такую цель... ), или, возможно, эта девчонка, вынужденно ставшая самостоятельной в таком юном возрасте, уже научилась думать самостоятельно, и была способна сама выстроить свою систему ценностей, не имевшую ничего общего с религиозными догматами... Или, возможно, эта юная крестьянка (происхождение и национальность которой до сих пор так и остаётся тайной... ) была настолько эмоциональной, что её поступки диктовались прежде всего её эмоциями, которые были сильнее доводов разума, над которыми доводы разума были просто не властны... Как же нам всем повезло с этой девчонкой... Если бы пазл сложился по-другому, если бы эта девчонка была менее эмоциональной, или менее доверчивой, или более религиозной, человечество не получило бы своего Гения Number1Forever всех времён и народов! О ужас... Если бы этот парень не родился, человечество так никогда и не узнало бы, насколько гениальным может быть человек... Насколько один человек способен опередить своё время... причём не только в искусстве, но также в науке и в технике... Человечество не получило бы свой эталон живописи, эталон абсолютного совершенства, который до сих пор так и не был никем превзойдён!!! О ужас... Нам всем чертовски повезло с этой девчонкой... Наверное, юная крестьянка Катерина, которая, конечно, ходила в местную церковь каждое воскресенье, иначе просто не могло быть, и которая, конечно, каждое воскресенье слушала высокодуховные проповеди католических пасторов, обличающих всех грешников, и прелюбодеев в том числе... и, конечно, предрекающих им всем неизбежную жарку на адских сковородках... тем не менее всё-таки считала, что любовь, настоящая любовь, не может считаться грехом... Что же может быть греховного в том, чтобы любить, искренне любить, мужчину, который любит тебя... верить ему и быть ему послушной во всём... Да, юная крестьянка Катерина была наивна и доверчива... Она действительно верила молодому красавцу Пьеро Да Винчи, который умел так красиво говорить... и так убедительно... (Профессиональный нотариус должен уметь производить впечатление человека кристально честного и порядочного... Даже если всё, что он говорит при этом, абсолютная ложь... Ну ладно, пусть не абсолютная, а только частичная... ) Вряд ли сер Пьеро Да Винчи рассказывал юной доверчивой девушке о том, что на самом деле ему просто очень хочется провести свой короткий отпуск более чем нескучно... и успеть получить за эти быстро летящие дни своего отпуска все возможные удовольствия, которые требует от него... и требует так настойчиво... его молодое тело... Вряд ли сер Пьеро Да Винчи говорил юной крестьянке Катерине, которую он сумел в себя влюбить, что было совсем несложно, о том, что на самом деле жениться на ней он, конечно, не собирается... Что на самом деле его законной женой вскоре станет прелестная юная Альбиера ди сер Джованни де Амадори, которой сейчас 14 лет, и что предварительная договорённость об этом браке с её отцом, сером Джованни де Амадори,*** уже заключена... Возможно, летом 1451 года договор об этом браке был уже не предварительной договорённостью, возможно, он существовал уже в письменном виде, оформленный по всем нотариальным правилам, со всеми необходимыми печатями в конце каждой страницы, с подробным перечислением на этих страницах всех обязательств договаривающихся сторон, в том числе с подробным перечислением всех деталей приданого невесты, и подписи обеих договаривающихся сторон, подпись сера Пьеро Фруозионо ди сер Антонио Да Винчи, жениха, и подпись сера Джованни де Амадори, отца невесты, под этим документом уже стояли...
Разве о содержании скучных документов, составленных им или подписанных им, или и составленных и подписанных им (о боже... как же это скучно... ), касающихся его самого или касающихся его доверителей, хотелось говорить Пьеро Да Винчи, молодому двадцатипятилетнему мужчине, во время его прогулок по окрестностям Винчи... Такие прогулки, которые могли начинаться в небольшой компании местной молодёжи, парней и девушек, а затем, некоторое время спустя, после того, как серу Пьеро с помощью каких-нибудь хитрых уловок (обычная рутина для профессионального нотариуса) удавалось избавиться от всех лишних спутников, продолжиться уже в компании той единственной спутницы, с которой серу Пьеро и хотелось совершать эти пленительные прогулки... Жарким воскресным или праздничным днём, или в часы вечерней прохлады, под синим бархатным небом, на котором уже начинают зажигаться первые вечерние звёзды... так таинственно мерцающие... Пленительные прогулки по окружающим Винчи зелёным холмам, обсаженным библейскими смоковницами, кипарисами, вонзающимися в знойное летнее небо, как мечи, серебристыми оливами или рядами виноградных лоз, увешанных гроздьями уже созревшего винограда... Или по окружающим Винчи полям, пестреющим алыми маками среди высокой мягкой травы... Разве о содержании скучных документов, составленных им или подписанных им, хотелось говорить молодому двадцатипятилетнему мужчине Пьеро Да Винчи во время его прогулок по окружающим Винчи холмам и полям, когда его спутницей была такая очаровательная молодая девушка... Свежая и невинная, как цветок... изящная, грациозная и порывистая в своих движениях, как горная козочка... С таким очаровательным свежим личиком, с дивными золотыми локонами, сияющими, как настоящее золото, и с прекрасными голубыми глазами... голубыми, как небо Тосканы... Которые смотрели на него так восторженно... и так доверчиво... В которой он к тому же нашёл такую благодарную слушательницу... и, кстати, совсем не глупую... Серу Пьеро Да Винчи очень нравилось рассказывать что-нибудь, и... конечно, лучше что-нибудь такое, что показывало его с наилучшей стороны, своей очаровательной юной спутнице... Которая слушала его, затаив дыхание... боясь пропустить даже слово... И смотрела на него с таким восторженным выражением на хорошеньком свежем личике... И так очаровательно смеялась, раскрасневшись от смущения... Нет, глядя на это хорошенькое свежее личико, порозовевшее от смущения, и на... на... очаровательную шейку... и на изящные белые ручки, более изящные и белые, чем у флорентийских аристократок... серу Пьеро Да Винчи хотелось говорить не о содержании скучных документов, а о своих чувствах... переполняющих его... Которые действительно переполняли его... в этом сер Пьеро Да Винчи ничуть не лукавил... Особенно когда на их пути встречалось какое-нибудь препятствие, и сер Пьеро Да Винчи протягивал своей спутнице свою надёжную мужскую руку, чтобы помочь ей его преодолеть... и его спутница так доверчиво вкладывала свою изящную белую ручку в его сильную мужскую ладонь... В такие моменты совладать со своими чувствами, переполнявшими его, серу Пьеро Да Винчи было особенно тяжело... А когда в одну из таких пленительных прогулок перед ними вдруг... совершенно неожиданно... оказался ручей, разлившийся после сильного дождя шире, чем обычно, и они должны были... непременно должны были... перебраться на другой берег этого ручья... сер Пьеро Да Винчи, конечно, должен был сделать всё, чтобы его очаровательная спутница благополучно перебралась на другой берег... Ведь не мог же он допустить, чтобы его очаровательная спутница поскользнулась на скользких камнях... или замочила свои башмачки...
В правом нижнем углу “Поклонения волхвов” Леонардо нарисовал молодого мужчину в чёрных латах, рука которого показывает на мадонну с младенцем, но он смотрит не на неё, а в противоположную сторону, на что-то, что находится за границами картины. Или на кого-то. Некоторые исследователи высказали предположение, что в образе этого молодого мужчины Леонардо мог изобразить самого себя. Я с ними согласна. Стоящий в правом нижнем углу “Поклонения волхвов” молодой мужчина в чёрных латах, с вьющимися крупными кольцами светлыми волосами, ещё не длинными, до плеч (как у “Витрувианского человека”), с длинным носом с горбинкой и с тяжёлой нижней частью лица (как у музыканта на “Портрете музыканта”) – это, конечно, Леонардо. Выражение лица Леонардо, которому в год написания “Поклонения волхвов” было 28 лет, напряжённое, мучительно напряжённое, его лицо сведено болью, его брови нахмурены, и уголки его рта приподняты в саркастической усмешке... Его рот открыт, значит, он что-то говорит тому, кто находится за краем картины... Даже не говорит... Судя по выражению его лица, речь, с которой он обращается к кому-то, кто находится за границей картины, это речь обличителя... Он обличает своего отца... Леонардо, уже взрослый, жестом показывает своему отцу на свою мать, которую он соблазнил и бросил... Слегка растрёпанную и слегка растерянную очаровательную молодую крестьянку, весь грех которой состоял в том, что она поверила профессиональному нотариусу, красивому и молодому, который умеет быть таким убедительным... когда ему нужно получить то, что ему непременно нужно получить... В искренность слов которого ей сложно было не поверить... И в которого ей сложно было не влюбиться... И сказать “Нет” которому... у неё не получилось... Указывая жестом на свою мать, Леонардо, возможно, мысленно говорит своему отцу то, что он всегда хотел ему сказать: “Ты предал то, что ты не должен был предавать... Она поверила тебе... А ты её обманул... Посмотри, как она прекрасна... Преданная и брошенная тобой, проплакавшая все глаза, она всё-таки прекрасна... Посмотри, как прекрасно её лицо... каким безграничным счастьем оно светится... Она смотрит на ребёнка, которого она родила от мужчины, которого она любила всем сердцем... и она счастлива, глядя на воплощение своей любви... Как прекрасно лицо женщины, способной любить... так искренне... и так сильно... и не способной притворяться... А что видишь ты, папа, когда смотришь на себя в зеркало? Ты видишь лицо человека, который постоянно врёт... каждый день врёт... Мне тебя жаль, папа... Ты посчитал, что соблазнённая тобой бедная девушка не достойна того, чтобы стать твоей женой? Ты считаешь себя лучше, чем она? Ты считаешь себя выше, чем она? На самом деле нет, папа. Она выше тебя. Ты не понял главного в этой жизни, папа. Ты не понял, что всё то, что ты считаешь самым ценным и самым важным для себя, всё то, на достижение чего ты тратишь все свои силы и свою жизнь – положение в обществе, престижные должности, выгодные браки, и, конечно, деньги, деньги, и ещё раз деньги, как можно больше денег – всё это на самом деле просто мусор... В сравнении с Любовью... На которую ты, папа... сер Пьеро Фруозионо ди сер Антонио ди сер Пьеро Да Винчи... похоже, просто не способен. Мне тебя жаль. Ты просто ничто.” Однажды Леонардо сказал о своём отце: “Он знает цену всем вещам, но он не знает их истинной ценности.” Возможно, это апокриф, но... Леонардо действительно мог так сказать о своём отце. Леонардо действительно был вправе так сказать о своём отце. По крайней мере мысленно.
Сер Пьеро ди сер Антонио Да Винчи женился на Альбиере ди сер Джованни де Амадори в том же году, в котором родился Леонардо, через несколько месяцев после его рождения. Мать Леонардо Катерина тоже вышла замуж/была выдана замуж в том же 1452 году, возможно, двумя месяцами позже бракосочетания сера Пьеро Да Винчи. По мнению некоторых исследователей, Катерина была выдана замуж – конечно, семейством Да Винчи – через 8 месяцев после рождения Леонардо. Кормящая мать с грудным младенцем на руках была выдана замуж за крестьянина из деревни Кампо-Дзеппи Антонио ди Пьеро (вывернутое наизнанку имя отца Леонардо... ) Бути дель Вакка по прозвищу Аккатабрига, который значится в налоговых документах, как “обжигальщик извести”/fornaciaio, но даже печь для обжига, которой пользовался этот обжигальщик извести каждый день, ему не принадлежала, он её арендовал. Так же в собственности Аккатабриги значится 5 стайо земли (1 стайо – приблизительно половина акра/2000 кв.м., значит 5 стайо – это около 10000 кв.м. земли/100 соток в нашем дачном исчислении), но была ли эта земля в собственности Аккатабриги ещё до того, как он был выбран семейством Да Винчи в качестве “покрывающего грех”, я так и не поняла... Конечно, согласившийся “покрыть грех” Аккатабрига, или Антонио ди Пьеро Бути дель Вакка, двадцатичетырёхлетний уроженец деревни Кампо-Дзеппи, которая находилась в миле/в полутора милях от города Винчи, вместе с доставшейся ему женой, уже с ребёнком, с восьмимесячным ублюдком Леонардо на руках, получил от семейства Да Винчи неплохую денежную компенсацию... семейство Да Винчи обеспечило Катерину неплохим приданым... (Обычная практика – семейство отлично отдохнувшего мажора компенсировало некоторые неудобства... совсем небольшие... обесчещенной им девушке, обеспечив её приданым. Благодаря которому желающие взять её в жёны, даже если их до этого и не наблюдалось, сразу же появлялись. Конечно, приданое, которым семейство мажора обеспечивало использованную им для полноценного отдыха девушку, кормящую мать с бастардом на руках, на самом деле ей не принадлежало... Это приданое становилось собственностью её мужа.) Приданое, которым семейство Да Винчи одарило Катерину, не сделало её богаче. Оно сделало богаче её мужа Аккатабригу. Взявшего на себя героическую роль “покрывающего грех”.
Прозвище Аккатабрига можно перевести как “Задира”, “Спорщик”, “Нарывающийся на ссору” (brighe или briga – ссора, неприятности, accattare brighe – напрашиваться/нарываться на ссору, затевать ссоры), и также это прозвище переводится/расшифровывается, как “Крутой парень” или “Головорез”. По мнению некоторых исследователей, в молодости Аккатабрига был наёмником, и успел поучаствовать в каких-то военных кампаниях/военных авантюрах (такие прозвища часто давали именно авантюристам, разбойникам, кондотьерам и пиратам), но затем вернулся в родную деревню Кампо-Дзеппи, так и не продвинувшись в своей военной карьере дальше звания солдата. Каким мог быть характер бывшего солдата-наёмника, парня с прозвищем “Нарывающийся на ссору”? К тому же настолько тупого, что для него было проблемой продвинуться в своей военной карьере хотя бы на одно звание выше? На ком, как вы думаете, этот парень, очевидно не отличающийся сдержанностью, мог вымещать свою злобу, если он был не в настроении? Конечно, хочется верить в то, что бывшему наёмнику всё же хватало мозгов на то, чтобы не обвинять свою жену в том, в чём она была совершенно не виновата... И конечно хочется верить в то, что Аккатабрига был всё же доволен тем, какая красивая жена ему досталась... которая вряд ли досталась бы ему при других обстоятельствах... как мне кажется... Чертовски хочется верить в то, что бывшему наёмнику всё же хватало мозгов на то, чтобы не вымещать свою злобу на своей жене... В каком бы дурном настроении он не находился... Или в какой бы степени опьянения он не пребывал... Но... эта вера слишком похожа на мечту. С которой реальная жизнь обычно плохо сочетается. И всё же... чертовски хочется верить в то, что поднятая вверх рука пребывающего не в лучшем состоянии духа бывшего наёмника... при взгляде на очаровательное личико своей кроткой жены Катерины... всё же опускалась. Можно себя как-то в этом убедить.
Катерина действительно была очень красива. И, наверное... скорее даже не чертами своего очаровательного личика, которые могли быть далеки от классических канонов красоты... Наверное красота Катерины определялась скорее её грациозностью, её изяществом, и высоким качеством материала, из которого она была сделана... Всё-таки она была аристократкой. (Грациозность движений Леонардо, его великолепная белая кожа и роскошные золотые волосы, о которых писали его современники – наверное, это всё-таки наследство его матушки... ) “Не замечал ли ты, как женщины гор, одетые в грубые и бедные ткани, побеждают красотой тех, которые наряжены?” напишет позже Леонардо в своей “Книге о живописи”. Разве он написал это не о своей матери Катерине? Родная деревня которой находилась очевидно действительно на склоне горы Монтальбано... Кем же она была? Кем же была эта очаровательная золотоволосая девчонка, так мало похожая на итальянскую крестьянку? Имя которой тоже мало напоминает итальянское имя...
Исследователям творчества Леонардо не удалось обнаружить никаких упоминаний о предках Катерины в местных архивах, кадастрах и налоговых декларациях, хотя, надо полагать, рылись они в них долго и упорно, и ни один документ, в котором можно было найти хотя бы какую-нибудь нужную им информацию, ими пропущен не был. К какому же выводу пришли исследователи творчества/жизни Леонардо да Винчи после такого неожиданного облома? Вывод, к которому пришли исследователи после своих долгих но безуспешных поисков – родители Катерины/семейство Катерины были очевидно людьми настолько низкого статуса, что они могли просто не вноситься ни в какие официальные документы. Родители Катерины могли быть рабами, купленными кем-нибудь из местных землевладельцев на невольничьем рынке. Рабов действительно покупали, для работы на полях и для работы в доме, и для работы в доме у итальянских землевладельцев особенно ценились белокожие и светловолосые женщины. На невольничьих рынках XIV-XV веков был богатый выбор невольников и невольниц всех мастей и окрасов...
Войны никогда не прекращались, перерывов не было, живой товар на невольничьи рынки поставлялся тоже без перерывов, регулярно, и продавались на таких рынках конечно же не только люди низкого происхождения, не только плебеи – после какой-нибудь удачной военной операции, после завоевания какого-нибудь города, или какого-нибудь царства, в плен могли попасть члены аристократических семейств, мужчины и женщины (которых солдаты не донасиловали до смерти), или даже члены царской семьи, и их тоже могли продавать на невольничьих рынках. Конечно, уже за более высокую цену. Для эстетов, готовых платить дорогую цену за высокое качество материала. Например, для пополнения своего гарема... И так же члены какой-нибудь царской семьи/царские дети могли оказаться на невольничьем рынке после смены одной династии на другую в результате какого-нибудь дворцового переворота. Или, например, после смены одной фаворитки царя на другую... Белокожая блондинка Катерина, изящная, как алебастровая статуэтка, со светлыми глазами, голубыми или зелёными, и дивной красоты руками, руками потомственной аристократки, с длинными и изогнутыми, как лепестки цветов, изящными пальцами (которые получил от неё в наследство её сын Леонардо... ), очень мало похожа на потомственную крестьянку... Происхождение матери Леонардо остаётся тайной, но то, что её кровь может быть голубой, мне кажется, выдаёт её внешность. И так же в наследство от своих аристократических предков (или, возможно, только от одного из своих предков – попавшей в плен аристократкой могла быть, например, её мать (возможно, именно поэтому она так рано умерла... ), или её бабушка, а её отцом/её дедом мог быть, например, уже действительно итальянский крестьянин... ) Катерина, вполне возможно, могла получить способность думать... Думать о том, о чём работающей по найму на чужих фермах крестьянке, или служанке, работающей на ферме местного землевладельца, или служанке, работающей в местном трактире/траттории/на местном постоялом дворе (место работы Катерины тоже не удалось установить с абсолютной достоверностью – возможно, она занималась разными видами работ, в зависимости от сезона), думать совсем ни к чему... Хотя всё образование Катерины, и это в лучшем случае, ограничивалось, очевидно, сельской школой abaco, в которой учили математике и основам грамоты, всему тому, что может понадобиться для ведения торговли, и в которой девочки учились тоже (такую же сельскую школу позже закончит и Леонардо, прежде чем отправиться во Флоренцию и поступить в мастерскую Верроккио), тем не менее... Вы можете поверить в то, что матерью Леонардо могла быть примитивная безмозглая крестьянка? Я нет. (Мне кажется... законы генетики в XIV-XV веках уже работали? Нет?) Да, предки/родители Катерины вполне могли быть рабами (или только один из её родителей), которые очевидно не учитывались в официальных документах, как не имеющие никаких прав, как не совсем люди (к тому же и мёрли они, наверное, как-то уж слишком быстро... ), но это совсем не значит, что они были плебеями... То, что предки Катерины могли быть рабами, делает её происхождение и состав её крови (а значит и состав крови Леонардо... ) ещё более загадочным. Чертовски интересно, чья же кровь слилась в этой очаровательной девчонке... Имя которой так похоже на русское имя...
До пяти лет Леонардо, очевидно, жил в деревне Кампо-Дзеппи со своей матерью Катериной, отчимом Аккатабригой, обжигальщиком извести, и уже появившимися сводным сёстрами, и, вполне возможно, семейство Да Винчи так никогда и не вспомнило бы о существовании бастарда... помнить о котором им, вполне возможно, совсем не хотелось... но... В 1457 году обстоятельства всё же вынудили почтенное семейство потомственных нотариусов Да Винчи вспомнить о существовании Леонардо. Дело в том, что за 5 лет брака у сера Пьеро ди сер Антонио Да Винчи так и не появилось законного наследника, жена сера Пьеро Альбиера ди сер Джованни де Амадори никак не хотела беременеть, несмотря на все старания её мужа... и... Вероятно именно это и заставило отца и деда Леонардо всё же вспомнить о его существовании. Вероятно испугавшись, что законного наследника у сера Пьеро может так и не появиться (а его бесплодная жена может прожить очень долго и почему-то не захотеть умирать... к неудовольствию её мужа... ), отец и дед Леонардо решили всё же заняться воспитанием и образованием... хотя бы каким-нибудь... того наследника, который уже был. Незаконного. Очевидно в возрасте 5 лет Леонардо был забран из дома своего отчима Аккатабриги в деревне Кампо-Дзеппи и перевезён в один из домов/в одно из поместий, принадлежавших семейству Да Винчи. Очевидно, с этого возраста воспитанием Леонардо занимался уже его дед Антонио. Именно в 1457 году Леонардо впервые упоминается в налоговой декларации своего деда Антонио, как его “нахлебник”: “ ..... Лионардо, (Lionardo, дед Леонардо Антонио писал имя своего внука именно так) сын упомянутого сера Пьеро, рождённый незаконно от него и Катерины, являющейся в данное время женой Аккатабриги ди Пьеро дель Вакка, пяти лет... ” И очевидно именно тогда же дед Леонардо всё же (скрепя сердце... ) внёс дату рождения своего незаконнорожденного внука в ту записную книжку, в которую вот уже три поколения почтенного семейства потомственных нотариусов Да Винчи вписывало даты появления на свет своих законнорождённых отпрысков. До этого информация о дате рождения бастарда могла быть внесена сером Антонио Да Винчи в какую-нибудь менее значимую записную книжку... “1452. Родился у меня внук от сера Пьеро, моего сына, 15 апреля, в субботу, в три часа ночи. Получил имя Лионардо.” (Время тогда отсчитывалось от последнего удара колокола после вечерни, именно после этого день считался законченным, поэтому три часа ночи в нормальном исчислении – это половина одиннадцатого.) А что было бы, если бы... Альбиера ди сер Джованни де Амадори всё же родила своему мужу законного наследника? Заполучив законного наследника, семейство Да Винчи, вполне возможно, могло так и не вспомнить о незаконнорожденном отпрыске своего мажора... Во всяком случае не особо париться на тему его существования. И Леонардо мог так и остаться в деревне Кампо-Дзеппи навсегда... Одним обжигальщиком извести в коммуне Винчи стало бы больше.
То, что дед Леонардо устроил такой праздник в честь рождения/крещения своего первого внука и пригласил на него столько гостей, совсем не означает его бурной радости по поводу этого события... На крещении Леонардо не было родителей новорожденного, и если отсутствие матери Леонардо можно понять (напомню, что крещение проходило на следующий день/через несколько часов после родов), то... Как объяснить отсутствие на нём отца Леонардо? Очевидно, сер Пьеро ди сер Антонио Да Винчи понимал, какими глазами на него будут смотреть жители коммуны Винчи... даже если никто не осмелиться сказать ему прямо в глаза, что он о нём думает... Очевидно, репутация Катерины была безупречна, возможно, эта очаровательная девчонка была всеобщей любимицей, и это подтверждается тем количеством жителей коммуны Винчи, которые захотели стать крёстными её ребёнка. Вряд ли такое количество почтенных жителей коммуны Винчи захотели бы стать крёстными ребёнка женщины, репутация которой была не безупречна. Нет никакого сомнения в том, что жители коммуны Винчи, которые, очевидно, знали друг о друге всё (разве можно что-то скрыть от своих соседей по деревне?), понимали, что обвинить юную и наивную крестьянку Катерину им просто не в чем... никакого греха на ней точно нет... Сер Антонио ди сер Пьеро Да Винчи таким пышным празднованием в честь рождения своего первого внука, на которое он очевидно изрядно потратился, хотел наверное как-то изменить мнение жителей коммуны Винчи о семействе Да Винчи... о отдельных членах этого семейства и обо всём семействе вообще... в лучшую сторону... И, вполне возможно, благодаря нескольким бочкам отличного красного вина со своих виноградников, и не менее отличному угощению, на которое сер Антонио ди сер Пьеро Да Винчи, папа мажора, очевидно не поскупился, ему это даже удалось... Хотя бы ненадолго...
Конечно, даже переселившись в дом своего деда, для Леонардо очевидно не было большой проблемой добраться/добежать до деревни Кампо-Дзеппи, чтобы навестить свою мать, деревня находилась менее чем в полутора милях от города Винчи, для такого активного мальчишки, как Леонардо, это было совсем недалеко, но... Мы не знаем, получал ли Леонардо разрешение на такие посещения своей матери от своего деда. Поощрялись ли такие посещения деревни Кампо-Дзеппи Леонардо его дедом Антонио. И его отцом. И мы не знаем, насколько был рад посещению своего дома своим пасынком Леонардо его отчим Аккатабрига... Поэтому...
Конечно, Леонардо не мог не думать о своей матери и не беспокоиться о ней, и уже уехав во Флоренцию (Леонардо окончательно уехал во Флоренцию в 1466 или в 1467 году), а затем в Милан, Леонардо в своих письмах в Винчи спрашивал о Катерине у своего корреспондента: “Что Катерина?” “Как Катерина?” (Информация об этих письмах Леонардо в Винчи с вопросами о его матери есть в тексте только одного исследователя творчества Леонардо, и я не нашла подтверждения этой информации в текстах других биографов Леонардо, но... Я готова ей поверить. Разве Леонардо мог не беспокоиться о своей родной матери? Если Леонардо действительно списывался с кем-то из жителей Винчи – например, со своим дядей Франческо – то мне кажется вполне логичным желание Леонардо задать своему корреспонденту вопрос о своей матери. К сожалению, тексты большинства исследователей/биографов Леонардо (или, скорее, всех... ) написаны так, что понять, что в их текстах является фактологическим материалом (подтверждённым реальными документами), а что на самом деле всего лишь неудержимый полёт их творческой фантазии... практически невозможно.)
Катерина родила своему мужу Аккатабриге 5 дочерей (по другой информации – 4) и сына Франческо – это те дети, которые указывались в налоговой декларации Аккатабриги на протяжении многих лет. Сколько рождённых Катериной детей умерло в младенчестве/прожили не слишком долго, мы не знаем. Позже указывалось только три дочери и сын – но это могло значить и то, что две дочери/одна дочь, выйдя замуж, стали жить отдельно. Единственный сын Аккатабриги и Катерины, Франческо, очевидно, решил пойти по стопам отца. Он тоже решил стать солдатом, и его военная карьера, так же, как и карьера его отца, сложилась не слишком удачно. Она сложилась даже ещё более неудачно, чем у его отца. Франческо бесславно погиб во время какой-то очередной бездарной войны от снаряда, пущенного из катапульты, в возрасте приблизительно 30 лет. Аккатабрига умер в 1490 году, когда ему было уже за 60 (кто знал бы об этом придурке хотя бы что-нибудь, если бы он не стал мужем Катерины... ), и приблизительно через 3 года после этого события в дневнике Леонардо, живущего уже в Милане, появляется такая запись: “Катерина пришла в день 16 июля 1493 года.” И ни слова о том, кто же эта “пришедшая” к нему Катерина... И о том, как им было воспринято это событие, тоже ни слова... Никаких эмоций. (Я уже писала о том, что Леонардо не считал нужным доверять бумаге свои настоящие эмоции. О своих внутренних переживаниях, о том, что его действительно волновало, о том, что его действительно мучило, Леонардо никогда не писал. Почти никогда. Леонардо просто не хотел пачкать чернилами свои настоящие эмоции... Или, скорее... Леонардо не хотел, чтобы по вырванным кускам его души ползали чьи-то грязные глазёнки и пачкали их своей грязью... ) Возможно, Леонардо, узнав о смерти Аккатабриги, сам пригласил свою мать приехать к нему в Милан, или, возможно, Леонардо говорил своей матери или писал ей о том, что его дом всегда открыт для неё ещё задолго до этого – мы ничего не знаем об этом. Но Катерина “пришла в день 16 июля 1493 года” и прожила в доме своего сына около двух лет. До дня своей смерти. В 1495 году в дневнике Леонардо появляется следующая запись с этим же именем, и эта запись... “Смерть Катерины.” После чего слово “смерть” зачёркнуто (никаких эмоций!!!) и вместо него написано слово “Похороны.” Дальше следует список всех трат Леонардо на эти похороны (сколько было заплачено священникам, могильщикам, сколько стоил покров... ), и судя по значительности этих трат, это действительно была его мать. (Но... хоронил Леонардо свою мать не на свои деньги... Денег на эти похороны у Леонардо не было... Пребывающему в состоянии хронического/почти хронического безденежья Леонардо пришлось просить кого-то из своих миланских друзей или знакомых одолжить его деньгами, чтобы он мог достойно похоронить свою мать. Сохранилась записка/расписка Леонардо, в которой он обязуется расплатиться со своим донатором, оплатившим эти похороны. И так же сохранилась запись о смерти некой “Катерины из Флоренции” в архивных документах Милана за 1495 год. Так что всё сходится. Интересно... сколько похорон можно было бы оплатить теми деньгами, в которые оценили бы эту расписку, написанную рукой Леонардо, если бы её выставили на аукцион? Тем более теми деньгами, за которые она была бы в итоге продана... Как вы думаете?) Наверное, крестьянке Катерине было приятно прожить хотя бы последние два года своей достаточно тяжёлой и, наверное, не слишком счастливой жизни (она прожила всего лишь 57 или 58 лет... хотя в XV веке это, конечно же, считалось более чем почтенным возрастом для женщины... ), не зная никаких забот... В миланском доме своего сына Леонардо, ставшего таким известным и знаменитым художником... и к тому же главным постановщиком всех праздников, карнавалов и турниров Милана... В доме, в котором находилась мастерская её сына, которую, вполне возможно, мог посещать герцог Милана Лодовико Моро, во всяком случае точно посещал кто-нибудь из его приближённых, членов его семьи или его фавориток... В котором, кроме Леонардо, и, конечно же, его неизменного зоопарка, жила ещё целая кодла талантливых и весёлых парней, умеющих жить более чем нескучно, весёлая коммуна учеников и друзей Леонардо... Один из которых, Зороастро да Перетола, был настоящим волшебником и умел показывать настоящие волшебные фокусы... с исчезновениями и внезапными появлениями предметов... Вы можете представить себе выражение лица крестьянки Катерины, с которым она смотрела на работы своего сына... Чертовски интересно было бы увидеть выражение лица Катерины, с которым она смотрела на картину, написанную её сыном Леонардо...
Леонардо не захотел оставить потомкам изображение своего отца сера Пьеро Фруозионо ди сер Антонио Да Винчи на своём “Поклонении волхвов”, запечатлеть его светлый образ ad vitam aeternam на том же алтарном образе, на котором он изобразил свою мать, Леонардо почему-то не захотел (интересно, почему же... ), сер Пьеро Фруозионо ди сер Антонио Да Винчи остался за границами “Поклонения волхвов”, но... Кого же, кроме своей матери Катерины, Леонардо всё же изобразил на этом гигантском алтарном образе, чьи же образы Леонардо всё же запечатлел ad vitam aeternam на своём “Поклонении волхвов”... Чертовски интересно попытаться это понять... Кто этот сгорбленный старик с седой бородой, огромным черепом мудреца, длинным лицом и длинным носом с горбинкой, который находится справа от мадонны, и с довольно мрачным выражением лица смотрит на неё из-под руки, ограждая свои глаза от солнца, которое мешает ему смотреть? Он настолько похож на Леонардо в старости, что некоторые искусствоведы высказали предположение, что в образе этого древнего старика Леонардо, возможно, действительно решил изобразить самого себя... просто представив себе, как он будет выглядеть лет через 50... если доживёт до такого почтенного возраста... Конечно, попытаться заглянуть в будущее – так же, как и в прошлое – для художника довольно интересная задача, и гораздо менее сложная, чем для всех остальных... И у Леонардо действительно могла возникнуть забавная мысль нарисовать самого себя на “Поклонении волхвов” в трёх возрастах сразу... рассвет, зенит и закат... почему нет... Но мне кажется... (Изображение самого себя в старости – своё представление о том, как он будет выглядеть в глубокой старости, конечно, если он до неё доживёт – Леонардо оставит нам на другой своей работе. На рисунке красной сангиной.) Мне кажется, что в образе этого старика Леонардо изобразил своего деда Антонио. И судя по выражению лица этого старика, властному, деспотичному, и, как мне кажется, недоброму, внуку этого дедушки сложно позавидовать... Дед Леонардо прожил почти 100 лет (96), и, конечно, в таком возрасте мало у кого из нас получилось бы выглядеть очаровашкой (не говоря уже о том, что мало у кого из нас получится столько же прожить), но... Всё же дело не в возрасте. Меня пугает выражение глаз сера Антонио Да Винчи. Конечно, если это действительно он. Есть что-то навевающее неподдельный ужас в выражении больших темных глаз этого старика... Как будто заглядываешь в бездонную чёрную пропасть, в бездонную угольную шахту, в которую не проникает солнечный свет... Способности любить в этих глазах нет. Мне кажется, что если бы у Леонардо был повод быть благодарным своему деду Антонио хотя бы за что-нибудь (хотя бы за один день, хотя бы один час в его детстве, в котором Леонардо почувствовал бы себя счастливым благодаря своему деду... ), он бы его так не нарисовал. Очевидно, Леонардо нарисовал своего деда Антонио таким, каким он и был. Ничего не приукрашивая. Наверное, на хитрой лисьей морде старого лиса сера Антонио ди сер Пьеро Да Винчи обычно было именно такое выражение... Конечно, если это действительно он. Дедушка довольно зловещий... (И кстати в наследство своему старшему внуку добрый дедушка сер Антонио судя по всему так ничего и не оставил. Так же, как и его придурок сын сер Пьеро. Ни жлоб папаша, ни его старший сын, такой же жлоб, не понимали, на кого они должны тратить все свои деньги... Два придурка.) Конечно, художник мог бы и приукрасить своего дедушку... тем более единственного... Но для этого дедушку нужно было любить. Ложь может быть оправдана только любовью. У Леонардо очевидно не получалось любить дедушку. Который не любил его. И, кстати, на мадонну с младенцем дедушка Антонио тоже смотрит довольно мрачно... Не нравится ему то, что он видит... Совсем не нравится... Глаза бы его этого не видели... А кого Леонардо изобразил в образе другого старика, тоже с седой бородой, который находится уже слева от мадонны, за её скальным троном с левой стороны, и который держит в руке что-то похожее на крышку от дароносицы? Личико у этого дедушки, как мне кажется, тоже довольно фарисейское... Выражение его лица кажется мне довольно неискренним... Дедушка вроде как старается изобразить на своём лице искреннюю радость, как-то умилиться, глядя на младенца, но у него это не очень получается... Может быть, это отец Лючии, бабушки Леонардо? Он тоже был нотариусом, поэтому фарисейское выражение лица у него вполне могло быть. Должно было быть. Лючия была где-то на 20 лет моложе своего мужа, поэтому разница в возрастах её отца и её мужа могла быть совсем небольшой. Или, возможно, это старший брат Лючии? У него была гончарная мастерская в деревне/городке Тойя-Баккерито, в нескольких милях восточнее Винчи, продукция которой славилась своим высоким качеством и была хорошо известна во Флоренции. Эта мастерская была центром производства керамики и расписной майолики XV века в Италии (в Европе?), и Леонардо, несомненно, бывал в этой мастерской много раз, и очевидно там же начал заниматься лепкой из глины. И, конечно, где-то здесь же, в ближайшем окружении мадонны с младенцем, должен быть дядя Леонардо Франческо, возможно, единственный настоящий друг Леонардо из всего фарисейского семейства Да Винчи, о котором его отец Антонио написал в своей налоговой декларации: “ ... слоняется по поместью и ничего не делает... ” Что уже характеризует Франческо Да Винчи как отличного парня. А как вам слог отчёта налоговому инспектору от сера Антонио ди сер Пьеро Да Винчи? Ну разве не прелесть? (О благословенная земля Италии! На которой даже отчёт в налоговую инспекцию пишется в стиле менипповых сатир Марка Теренция Варрона!) Франческо было 15 лет, когда родился Леонардо, поэтому в год написания “Поклонения волхвов” ему должно было быть около 43 лет. Но... ведь Леонардо совсем не обязательно должен был изображать своих друзей и родственников именно в тех возрастах, в которых они находились в год написания “Поклонения волхвов”... Леонардо мог изобразить их в тех возрастах, в которых они ему больше всего нравились. В тех возрастах, в которых он их видел в последний раз. В тех возрастах, в которых он их запомнил. (Дедушка Леонардо Антонио в год написания “Поклонения волхвов” точно выглядел уже не совсем так.) Франческо Да Винчи должен быть, конечно же, очаровательным мальчишкой, и скорее всего кудрявым. Как его отец, и, очевидно, его старший брат. (Если у матушки Леонардо были прямые или только слегка вьющиеся волосы, значит свои вьющиеся итальянскими колечками кудри Леонардо получил в наследство от своего отца. А их неитальянский цвет уже в наследство от своей матушки.) Может быть, своего любимого дядюшку Франческо Да Винчи Леонардо запечатлел ad vitam aeternam в образе того парня, который разговаривает (или спорит) с поклонником Иоанна Крестителя? Фанат Иоанна Крестителя стоит справа от цератонии/рожкового дерева, и его указательный палец поднят вверх, показывая на небо. (Некоторые исследователи считают, что на самом деле рядом с цератонией (деревом Иоанна Крестителя) Леонардо изобразил самого Иоанна Крестителя, но... Мне кажется, что разница в возрастах Иисуса и Иоанна Крестителя всё же не должна быть такой большой... Хотя я ни разу не в теме. На других картинах Леонардо Иисус и Иоанн почти ровесники, два младенца или младенец и мальчишка.) Сам Иоанн Креститель/поклонник Иоанна Крестителя выглядит, как мне кажется, старше 43 лет, поэтому... Вряд ли это может быть Франческо Да Винчи. А стоящая правее Иоанна Крестителя/поклонника Иоанна Крестителя очаровательная блондинка, девушка или молодая женщина, которая на него засмотрелась? Кто она? Может быть, это одна из сводных сестёр Леонардо? Одна из дочерей Катерины, получившая в наследство от своей матери прекрасные золотые волосы и удивительной красоты руки, с длинными и изогнутыми, как лепестки цветов, изящными пальцами... Или, может быть, одна из сводных сестёр Леонардо – хорошенькая девочка со светлыми волосами, которая выглядывает из-за скалы слева от мадонны? Кого Леонардо решил запечатлеть ad vitam aeternam в образах четырёх симпатичных мальчишек с кудрявыми волосами, которых он расположил прямо над мадонной, сделав их них верхнюю планку багета, верхнюю часть рамы, обрамляющей мадонну с младенцем? Может быть один из них – сын Катерины и Аккатабриги, Франческо ди Антонио Бути дель Вакка? Может быть, кто-нибудь из них – друг детства Леонардо? Его одноклассник по сельской школе abaco? Один из соучеников Леонардо по мастерской Верроккио? Как жаль, что мы этого уже никогда не узнаем... Может быть, один из этих симпатичных мальчишек, стоящих за скальным троном мадонны – Паоло, один из первых учеников Леонардо, с которым Леонардо, увы, был вынужден расстаться... И, похоже, навсегда... В основном, как мне кажется, благодаря стараниям придурка Лоренцо Медичи. Кто назвал этого придурка Великолепным? И с какого бодуна? Паоло поступил на обучение в мастерскую Леонардо в 1477 году, когда ему было приблизительно 15 лет, и сделав имя своего учителя именем своего отца, стал называть себя Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце. (Среди итальянских художников эпохи Возрождения это было достаточно распространённой практикой – Андреа ди Микеле ди Франческо Чионе стал Андреа дель Верроккио, взяв фамилию своего первого учителя, ювелира Джулиано Веррокки, и так же, вероятно, взял фамилию своего первого учителя, ювелира Креди, Лоренцо ди Андреа Бардуччи, став Лоренцо де Креди. (По версии другого исследователя – Лоренцо ди Андреа Бардуччи сменил фамилию своего отца на фамилию своего прадеда, флорентийского ювелира Одериго ди Андреа де Креди. При этом существование ювелира по фамилии Креди, который был первым учителем Лоренцо ди Андреа Бардуччи, этим жизнеописателем ни разу не опровергается... Уффффффф... Вы что-нибудь поняли?) Но такая смена фамилии происходила, очевидно, только в тех случаях, когда подмастерье/ученик ремесленника/ученик художника считал необходимым выразить свою благодарность (которую он был готов пронести через всю свою жизнь) своему учителю, который действительно не жалел на него своего времени и своей энергии, обучая его секретам своего ремесла. Очевидно, такой сменой фамилии ученик ремесленника/художника хотел подчеркнуть, что его учитель стал для него гораздо более важным и значимым человеком, чем его отец. Просто сделал для него в этой жизни гораздо больше, чем его родной отец... )
Паоло, очевидно, происходил из достаточно знатной (богатой/знатной и богатой) флорентийской семьи, так как просьбы его старших братьев, которые за него хлопотали, до итальянских властителей доходили и проигнорированы ими не были. Благодаря этому факту биографы Леонардо пришли к заключению, что братья Паоло, вероятно, занимали достаточно высокое положение в высшем обществе Флоренции. Отца у Паоло, судя по всему, уже не было (и именно поэтому за него хлопотали два его старших брата, а не его отец), но причина того, что Паоло сделал имя своего учителя Леонардо именем своего отца, повторю ещё раз, конечно, не в этом. Причина, очевидно, прежде всего в преклонении Паоло перед талантом его учителя. Перед безграничностью всех талантов его учителя. И, очевидно, в настоящей любви к нему. В желании быть рядом с ним. Всю жизнь. (Вы можете поверить в то, что хотя бы один ученик Леонардо не был в него влюблён? Я нет. Вы считаете, что у вас был бы хотя бы один шанс не влюбиться в этого парня, оказавшись рядом с ним? Да? У вас большие проблемы... ) Приблизительно через год после начала обучения в мастерской Леонардо Паоло (которому, вероятно, было уже около 16 лет) был выслан из Флоренции за “порочный образ жизни”. Или, по другой версии/по предположениям других биографов Леонардо – Паоло был вынужден сам уехать/сбежать из Флоренции, так как кто-то успел предупредить его (его или Леонардо), что на него поступил донос в Ufficiali di Notte. (“Ночная стража/Офицеры ночи” Флоренции, как бы хранители морали и нравственности монастырей/жителей Флоренции, но на самом деле, конечно, преступная группировка, собирающая доносы от подонков.) Конечно, донос на Паоло ди Леонардо да Винчи обвинял его в “содомии”. (Этого доноса никто не видел, поэтому это всего лишь предположение, но... Это единственно возможное предположение. И оно подтверждается тем, что происходило дальше.) Сбежавший (или высланный) из Флоренции Паоло добрался до Болоньи (для шестнадцатилетнего беглеца это было, наверное, совсем не так просто... ), и, вероятно, надеялся, что теперь он может, наконец, выдохнуть... здесь он будет в безопасности... Но нет. Сведения о его местонахождении были получены Лоренцо Медичи практически сразу же, почти без промедления. Временем промедления могло быть только то время, которое требовалось гонцу, скачущему из Болоньи во Флоренцию с ответным письмом/с малявой от осведомителя на преодоление этого пути, но так как Эмилию-Романью от Тосканы отделяла (и отделяет до сих пор) гряда Северных Апеннинских гор, и преодолеть эту преграду в XV веке было не так просто... (автобана А1 с мостами, висящими над ущельями, и с пятью тоннелям, пробитыми в горах, между Флоренцией и Болоньей тогда ещё не было... ) сложно сказать, сколько времени мог занимать этот небезопасный путь через Северные Апеннины для гонцов, вынужденных заниматься доставкой бессмысленных маляв, отчётов осведомителей и доносов из Флоренции в Болонью и из Болоньи во Флоренцию. И сложно сказать, всем ли гонцам удавалось благополучно преодолеть этот путь. За годы своего правления Флоренцией – неофициального правления, Флоренция была как бы республикой, и у Медичи не было герцогских титулов (герцогством Флоренция станет только в 1532 году), клан Медичи, клан богатейших банкиров Европы (в должниках которых были даже короли (короли Англии и Франции!), Римские Папы и даже целые государства – например, Венеция), успел опутать шпионской сетью всю Италию (всю Европу?), денег на оплату услуг своих шпионов и осведомителей Медичи, очевидно, не жалели, поэтому вся нужная им информация о нужных им людях поступала к ним незамедлительно. Получив нужную ему информацию, Лоренцо Медичи сразу же пишет письмо правителю Болоньи Джованни Бентивольо (скорее, наверное, всё же надиктовывает, но... предугадать, что может доставить удовольствие маньяку... если ты сам не маньяк... довольно сложно... ), и хотя это письмо не сохранилось/не было найдено, его содержание становится нам понятным благодаря ответному письму правителя Болоньи. “В соответствии с письмом, полученным от вашего великолепия, он был заключён в темницу... ” пишет Джованни Бентивольо, правитель Болоньи, Лоренцо Медичи, правителю Флоренции. У Лоренцо Медичи, правителя Флоренции, просто не было более важных дел, ему просто нечем было заняться, кроме как с упорством маньяка заниматься преследованием шестнадцатилетнего парня, рассылая по всем городам Италии письма своим осведомителям с объявлением в розыск Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце, и в итоге добиться того, чтобы бедного мальчишку арестовали почти сразу же, как только он появился в Болонье, и ни за что посадили в тюрьму! Только за то, что он гомосексуалист.... (Или за то, что он посмел влюбиться в Леонардо?) Какое же всё-таки убогое чмо... Паоло провёл в тюрьме Болоньи 6 месяцев, “очистился от своих грехов”, по заверению Джованни Бентивольо, и так как “очистившийся от своих грехов” Паоло хотел вернуться во Флоренцию, и об этом же, очевидно, хлопотали его старшие братья, Бентивольо пишет Лоренцо Медичи очередное письмо (4 февраля 1479 года), чтобы “испросить благосклонного разрешения и милостивого прощения” у Лоренцо Медичи для Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце, которое позволили бы Паоло вернуться во Флоренцию. Бентивольо пишет Лоренцо Медичи, что характер Паоло изменился, и что он обещает впредь “быть честным человеком и жить по установленным законам и правилам.” О заступничестве старших братьев Паоло, которые, очевидно, не оставляли своих попыток как-то облегчить участь своего младшего брата, в переписке между Джованни Бентивольо и Лоренцо Медичи тоже упоминается. (Возможно, Паоло отсидел в тюрьме только 6 месяцев благодаря именно заступничеству своих старших братьев... ) Джованни Бентивольо в своих письмах Лоренцо Медичи пишет о том, что Паоло был именно “изгнан” (а не сбежал) из Флоренции, и что изгнание должно было “изменить” его и “отдалить от дурной компании, в которой он оказался” (дурная компания – это очевидно его учитель Леонардо да Винчи... ), но это ничего не значит – писать правителю Флоренции о том, что его подданный от него сбежал, было бы наверное не слишком вежливо... “изгнание” звучало более прилично... (Кстати о характере “порочности” Паоло в переписке двух фарисеев нет ни слова – и именно поэтому нам становится понятно, что речь идёт о его сексуальной ориентации. Если бы “порочностью” Паоло была, например, его склонность к воровству, или к пьянству – об этом можно было бы написать, но слова “содомия” два фарисея старательно избегали... ) Если бы Паоло действительно был изгнан из Флоренции – это было бы решение суда Флоренции (который должен был бы состояться после поступившего на Паоло доноса – за “содомию” его действительно могли изгнать... и это был ещё не худший вариант... ), но тогда... За что же тогда было сажать Паоло ди Леонардо да Винчи в тюрьму в Болонье, если он уже отбывал своё наказание, назначенное ему судом? Значит, Паоло ди Леонардо да Винчи всё-таки сбежал из Флоренции, узнав о доносе, или... Или маниакальное желание Лоренцо Медичи сделать Леонардо да Винчи ещё какую-нибудь гадость, усложнить его жизнь ещё хотя бы чем-нибудь (посадить хотя бы его любовника, если не получается посадить его самого!!!) уже просто сложно объяснить. Понять логику поступков маньяка наверное может только такой же маньяк. Конечно, Гений для бездарности – это всегда просто кость в горле, но доходить до такой низости в желании отравить жизнь Леонардо хотя бы чем-нибудь... в желании заставить Леонардо страдать, посадив в тюрьму бедного мальчишку, который абсолютно ни в чём не был виноват... Это уже полный зашквар. (Маниакальное преследование Лоренцо Медичи бедного мальчишки Паоло ди Леонардо да Винчи не может быть объяснено ревностью – местью отвергнутого любовника любовнику более удачливому – у Лоренцо Медичи была другая сексуальная ориентация.) Очевидно, Лоренцо Медичи был сжигаем завистью к Леонардо да Винчи... бедному художнику и бастарду... Лоренцо Медичи в бабле, как в сору рылся, но ни таланта Леонардо, ни внешности Леонардо, у Лоренцо Медичи не было... Поэтому Лоренцо Медичи корчился в муках зависти... (Красавцем Лоренцо Медичи действительно не был, но мне чертовски нравится его портрет в терракоте работы Андреа Верроккио... Лицо, как будто вырубленное топором, сломанный нос, мрачное выражение опущенных вниз глаз, но... какой властный характер... характер настоящего властителя... И какая мощная работа Верроккио... Только по одному этому терракотовому бюсту Лоренцо Медичи работы Верроккио* можно понять, что учитель Леонардо был всё-таки чертовски талантливым парнем... ) Интеллект Леонардо и его сила воли тоже могли бы послужить предметами зависти убогого придурка Лоренцо Медичи. Лоренцо Медичи всю жизнь страдал от подагры и умер (своей смертью!) очень рано, в возрасте всего лишь 43 лет (1449-1492), в конце жизни его болезнь настолько обострилась, что он даже вынужден был отойти от государственных дел, по рекомендации врачей Лоренцо Медичи ездил по курортам с минеральными источниками, где принимал горячие ванны – естественно, безрезультатно, покинув Флоренцию, он жил уже только в своих загородных дворцах, мучаясь приступами подагры, которые сменялись приступами лихорадки (кстати, как и его папаша, Пьеро Медичи, у которого даже прозвище было Il Gottoso/Подагрик/Подагрический, и который тоже всю жизнь страдал от подагры, порулил Флоренцией всего лишь около 4 лет, и умер тоже достаточно рано, в возрасте 53 лет (1416-1469)), а Леонардо да Винчи, который, в отличие от Лоренцо Медичи и его подагрического папаши, в отличие от двух этих подагрических придурков, всю жизнь работал – причём работал практически без отдыха и почти без сна – прожил 67 лет. Просто потому, что у Леонардо хватило интеллекта на то, чтобы понять, как ему нужно изменить свою систему питания на более правильную, отказавшись от ненужных ему продуктов. Отказавшись от поедания трупов невинно убиенных животных. И от вина, кстати, тоже. (Леонардо не нравилось затуманивать свой мозг алкоголем... ) И хватило силы воли на то, чтобы действительно её изменить. (Кстати, Леонардо никогда и никого не насиловал своим вегетарианством – его ученики и его друзья, которые сидели за одним столом с ним, всей кодлой, ели и пили всё, что хотели, и мясо им подавали тоже.) Я думаю, что именно поэтому Леонардо удалось сделать так нереально много, работая практически без отдыха и почти без сна, и тем не менее прожить достаточно долго. При таких нечеловеческих нагрузках просто нереально долго! А у придурка Лоренцо Медичи ни интеллекта, ни силы воли Леонардо не было. Таланта Леонардо и его внешности у Лоренцо Медичи тоже не было. Поэтому убогий придурок Лоренцо Медичи мучился в корчах зависти по отношению к Леонардо да Винчи... и в корчах ревности... Но в корчах ревности по отношению к Природе, которая была почему-то так благосклонна к нищему бастарду Леонардо да Винчи, у которого не было никакой собственности, и которого даже его собственный отец не захотел признавать своим законным сыном... и которая почему-то была так неблагосклонна по отношению к нему, наследнику клана Медичи, клана богатейших банкиров Европы и правителей Флоренции... И мучаясь в корчах зависти и ревности (вот почему он так рано умер – отравившись собственной злобой... ), Лоренцо Медичи искал возможность отомстить, сделав Леонардо да Винчи хотя бы какую-нибудь гадость... отравить его жизнь ещё хотя бы чем-нибудь... Какое же всё-таки убогое чмо... Представьте, как дорого далось Леонардо заключение Паоло в тюрьму (тем более что бедного мальчишку посадили ни за что!), и каких мучений Леонардо это стоило... И какое чувство вины перед Паоло он при этом испытывал... Мы не знаем, было ли получено Паоло ди Леонардо да Винчи “милостивое прощение” от придурка Лоренцо Медичи, и получил ли Паоло от него же “благосклонное разрешение” на возвращение во Флоренцию, но... Мы знаем, что имени Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце (его имя расшифровывается так: Паоло, сын Леонардо, родившегося в Винчи, родившийся во Флоренции) в списках учеников Леонардо да Винчи больше уже не было. Никогда. И художником Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце, судя по всему, тоже так и не стал. Даже если Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце вернулся во Флоренцию, наверное, он уже понимал, что их отношения с Леонардо должны остаться в прошлом. Если он не хочет опять оказаться в тюрьме. Или на костре. Для разнообразия. (А если он этого ещё не понял, то Леонардо, конечно, смог Паоло это объяснить.) Что могли позволить себе бывшие любовники в городе, полном осведомителей Лоренцо Медичи, которые, естественно, продолжали за ними следить? Не больше, чем обменяться печальными взглядами на почтительном расстоянии друг от друга. И печальными улыбками. Что могли сказать друг другу их взгляды, которыми они могли обменяться на почтительном расстоянии? “Я всё помню, Леонардо... Я ничего не забыл... ” “Я тоже.” “Мне так жаль, Леонардо... Мне очень жаль... ” “Мне тоже. Будь осторожен, мой мальчик. Не дай им унизить тебя ещё раз. Не дай им ни единого шанса, мой мальчик. Будь очень осторожен. И не грусти, мой мальчик... Всё будет хорошо... ” Мне кажется, что одно из юношеских лиц, изображённых Леонардо да Винчи на его “Поклонении волхвов”, может быть лицом Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце... Или, скорее, одно из этих лиц должно быть лицом Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце... Одно из милых юношеских лиц, изображённых Леонардо с особенной теплотой... с особенной любовью и нежностью... Таких лиц, как мне кажется, на “Поклонении волхвов” несколько. Кроме своего первого эфеба, с которым Леонардо, увы, был вынужден расстаться благодаря стараниям маньяка Lorenzo di Piero de Medici il Magnifico, Леонардо мог изобразить на “Поклонении волхвов” ещё кого-нибудь из своих возлюбленных. Которому, в отличие Паоло ди Леонардо да Винчи, удалось избежать преследований придурка Лоренцо Медичи и удалось не попасть в тюрьму. И которого Леонардо, конечно же, должен был нарисовать, избегая абсолютного портретного сходства... В чём-то изменив черты его лица, или, например, цвет его волос, или длину волос (возможно, так же Леонардо нарисовал Паоло ди Леонардо да Винчи да Фиренце... ), так же, как Леонардо нарисовал на “Поклонении волхвов” самого себя – сделав черты лица мужчины в чёрных латах грубее, чем черты его собственного лица, и изменив цвет своих волос, сделав их темнее. (Но тот, кто уже знает, как выглядел Леонардо да Винчи в реальности, конечно же, не может не узнать его даже в этом более чем приблизительном автопортрете... ) А кто стоит сразу же за спиной мужчины в чёрных латах? Два парня, которых Леонардо изобразил стоящими сразу же за своей спиной – кто они? Кому принадлежат два этих лёгких полупрозрачных профиля, выписанных Леонардо, как мне кажется, с особенной любовью? Я думаю, что это Зороастро (Томмазо ди Джованни Мазини), и Аталанте Мильоротти, красавчик Аталанте Мильоротти, как называли его современники Леонардо, два верных друга Леонардо на протяжении более 30 лет, которые были почти постоянными членами его коммуны, переезжая вместе с Леонардо и его зверинцем из города в город. Кого же ещё Леонардо мог изобразить стоящими сразу же за своей спиной, если не двух своих самых верных друзей? И Аталанте Мильоротти действительно красавчик... Очаровательный мальчишка... (В 1480 году Томмазо и Аталанте, которые были на 10/более чем на 10 лет младше Леонардо, находились в коммуне Леонардо, вероятно, около двух или трёх лет, но по сложившимся между ними отношениям Леонардо, очевидно, уже понимал, что эти парни останутся его верными друзьями уже навсегда... Так и оказалось.) А кто этот орущий лысый придурок, похожий на червяка, который стоит рядом с Мильоротти, третьим слева от Леонардо? Или не орущий, а скандалящий, с напряжённо сморщенным лицом закоренелого склочника, который что-то гундосит в пространство, активно жестикулируя, и судя по всему, никак не может остановиться... Судя по явной неадекватности его психики и явной неспособности держать себя в руках, это может быть “нарывающийся на ссору” отчим Леонардо Аккатабрига. В 1480 году Аккатабриге было уже больше 50 лет, и это вполне может быть он. То, что Леонардо поставил этого придурка настолько близко от себя, говорит о том, что этот мужик был совсем не чужим для Леонардо... практически его родственником... К сожалению. (Два фарисейских дедушки, один более зловещий фарисей, другой менее зловещий, но более фальшивый, более неискренний, и страшный лысый отчим, похожий на червяка, с огнём лёгкого безумия в запавших глазах и явно находящийся в состоянии неадекватности – с такими родственниками детство Леонардо вряд ли могло быть счастливым и беззаботным... Бедный, бедный Леонардо... Но... наверное это и помогло Леонардо уже в раннем детстве научиться справляться с любыми сложностями самому... Наверное, это одиночество маленького Леонардо и осознание им того, что он не нужен своей семье, помогли ему построить себя, как Личность, самому... Помогли Леонардо научиться не жалеть себя и закалить свой характер до нужной ему марки стали, помогли ему самому выстроить свой характер абсолютного перфекциониста, что вряд ли получилось бы, если бы он воспитывался в тепличных условиях, окружённый любовью и заботой своих близких... Да? Я думаю, да. Конечно, он мог сломаться... Но он не сломался. Наверное, поддержкой маленькому Леонардо служила любовь его матери к нему, о которой он, даже разлучённый со своей матерью, конечно, помнил... Наверное, воспоминание об этой любви его согревало... И ещё у маленького Леонардо был один настоящий друг. Как минимум один. Это его дядюшка Франческо ди сер Антонио Да Винчи. Очевидно, Леонардо хватило этой поддержки.) Кто ещё из изображённых Леонардо на его “Поклонении волхвов” персонажей может быть родственником Леонардо или его другом? Кому ещё из своих современников Леонардо решил подарить вечную жизнь, запечатлев их на своём грандиозном творении? Мужик, стоящий слева от мадонны, завернувшийся в плащ, как в древнегреческий гиматион, или в древнеримскую тогу, который, вцепившись в свой подбородок, смотрит на мадонну с выражением глубокого философического раздумья на лице... и раздумья явно бесплодного... Кто он? Судя по тому, как Леонардо его изобразил, этот мужик с осанкой патриция и породистым лицом члена Римского Сената, уже начавший лысеть со лба, считает себя философом... Может быть, это Марсилио Фичино? Переводчик с древнегреческого на латынь античных авторов (перевёл все философские труды Платона!), философ, богослов, астролог и врач, которому Козимо Медичи (дед Лоренцо Медичи) в 1462 году подарил имение в Карреджи, в окрестностях Флоренции, неподалёку от его собственной загородной виллы (отец Марсилио Фичино был врачом Козимо Медичи, и, наверное, всего семейства Медичи), где Марсилио Фичино, поклонник античных философов, и прежде всего Платона, открыл свою Платоновскую академию, место философических диспутов/тусовок интеллектуальной элиты Италии, поэтов, художников и философов, университетских профессоров, дипломатов, ..... творческих людей и аристократов крови, которые Леонардо тоже посещал, и, очевидно, неоднократно. Леонардо был хорошо знаком с некоторыми членами Платоновской академии, и, конечно, был знаком с самим Марсилио Фичино. (О общении Леонардо с учениками Марсилио Фичино и с людьми из его ближайшего окружения есть упоминание в рукописях Леонардо – в них есть даже список всех учеников Фичино, написанный рукой Леонардо, с комментариями Леонардо к некоторым из этих имён... ) Мне кажется, что в образе этого мужика, считающего себя философом, Леонардо изобразил кого-то конкретного, и даже, как мне кажется, Леонардо нарисовал этого неведомого нам мужика именно таким, каким он был в реальности, никак не изменив черт его породистого патрицианского лица. И, наверное, его любимой позы. Конечно, это может быть любой из современников Леонардо... Но мне кажется, что это всё-таки Марсилио Фичино. У Марсилио Фичино (1433-1499) с возрастом действительно явно поехала крыша... Писания античных философов, переводами которых Марсилио Фичино активно занимался до 40 лет, почему-то подействовали на его психику негативно (или, возможно, на неё подействовали излишества всякие... нехорошие... или слишком тесное общение с Лоренцо Медичи... ), и этот придурок не придумал ничего лучше, чем податься в религию... и даже принял сан священника... (Возможно, ему просто надоело думать? И он решил прожить оставшуюся часть жизни с отключённым мозгом? Наверное, это действительно проще... ) Очевидно, именно поэтому Леонардо относился к этому парню, считавшему себя философом, более чем иронично. Глядя на мадонну с младенцем, этот богослов, астролог, врач и философ (какая-то гремучая смесь... ), в 1473/1474 году уже принявший сан священника, и тем не менее почему-то продолжающий считать себя философом, не знает, как к ней относиться... Он ничего не понял. Он не понял, почему три волхва встали перед ней на колени, и поклоняются этой шестнадцатилетней крестьянке... босой просто одетой девчонке, к тому же так небрежно причёсанной... да просто растрёпанной... как божеству... На его задумчивом лице... (уже несколько желчном и капризном... уже привыкшем повелевать... уже отравленном властью... и уже омертвевшем от постоянной лжи... ) написано непонимание... И чему я должен поклоняться? Почему я должен относиться к этой женщине, родившей ребёнка, как к божеству? Всего лишь женщина, родившая всего лишь ребёнка... Почему я должен ей поклоняться? А Платона с древнегреческого она может перевести? Он ничего не понял... Его интеллекта не хватает на то, чтобы понять, что является главной ценностью в этой жизни... и в чём её главный смысл... (Кстати, по ступеням своей церковной карьеры Марсилио Фичино продвигался достаточно энергично, и в итоге успел дослужиться до высоких церковных постов. И сразу же становится понятно, чего же так страстно вожделел философ Марсилио Фичино... Философу Марсилио Фичино хотелось власти над людьми... ему хотелось повелевать стадом... Философу Марсилио Фичино хотелось, что все сгибались перед ним в три погибели и целовали ему руки... Только потому, что на нём такая красивая золотая шапочка, или шапочка из красного бархата, и такой красивый плащик, обшитый золотой парчой... и такие роскошные ювелирные украшения... Высший уровень вожделений Марсилио Фичино... которого, на его счастье, ему удалось достичь... только подтверждает всю ничтожность этого чмо. И нам сразу становится понятно, почему Леонардо так его нарисовал. Даже не с ироничным отношением к этому как бы философу, а... возможно, даже с оттенком некоторого презрения к нему. Во всяком случае к его интеллектуальным способностям. Рисуя его, Леонардо как будто задавал ему... мысленно, конечно... вопрос: “Почему же ты, считающий себя философом, не способен понять самых элементарных вещей? Не способен понять того, что является действительно главной ценностью в этой жизни?”) А три волхва, стоящие перед мадонной на коленях, это поняли... Поэтому на них перешло то золотое сияние, которое излучает мадонна... Излучение её Любви. Золотой свет кроме мадонны и младенца излучают только три волхва, стоящие перед ними на коленях. И ещё... такое же золотистое сияние излучает небо. Кого из своих современников Леонардо мог изобразить в виде трёх волхвов? Леонардо действительно повезло встретить трёх мудрецов (как минимум трёх), двух мудрых стариков и одного умного мужчину, интеллектуальных способностей которых хватало на то, чтобы понять, в чём же главный смысл этой жизни и в чём её главная ценность, и Леонардо нарисовал в образах трёх волхвов трёх реально существовавших людей, придав их лицам черты лиц кого-то из своих современников, или... Или... не встретив таких мудрецов в реальной жизни, Леонардо просто представил себе, что, возможно, они действительно могут где-то существовать... где-то там, где ему просто не повезло оказаться... и в образах трёх этих волхвов на самом деле нет черт никого из реально существовавших людей... Как жаль, что мы этого уже никогда не узнаем... Может быть... мужчина, вставший перед мадонной с младенцем на одно колено, дорого и изысканно одетый, хорошо сложённый, с длинными вьющимися волосами, классическим патрицианским профилем и уже слегка отвисшей кожей под подбородком, это... Америго де Бенчи? С которым Леонардо был в дружеских отношениях, и, возможно, даже считал себя в какой-то степени обязанным Америго де Бенчи за его поддержку... В образе волхва Леонардо мог изобразить только того, кто действительно заслуживал такой чести... Тем более в образе мудрого волхва, которому дано понять то, что для других недоступно... Мне кажется, что Леонардо собирался нарисовать одежду этого волхва особенно роскошной, изысканной и дорогой (maybe единственного из всех персонажей “Поклонения волхвов”), и так как этот волхв стоит ближе всего к зрителям, шёлк, бархат и узорная венецианская парча его костюма, и, возможно, дорогой мех, драгоценные камни, золотая перевязь, и, возможно, роскошное гравированное оружие, выписанные с той тщательностью, на которую был способен только Леонардо, смотрелись бы просто нереально завораживающе... дорогие ткани, нарисованные Леонардо, выглядели бы просто завораживающе настоящими... (И, наверное, многие ручонки... особенно, конечно, женские и детские... просто сами тянулись бы проверить этот шёлк и этот бархат наощупь... и мех тоже... Неужели это действительно всего лишь нарисовано красками? И эта сверкающая золотом парча тоже?) Как жаль, что Леонардо так и не закончил “Поклонение волхвов”... Контраст между роскошным костюмом волхва, сверкающим золотом парчи и драгоценными камнями, и простым одеянием мадонны, ничем не украшенным, смотрелся бы просто завораживающе... Тяжёлый бархат и парча, тяжёлое золото, тянущее волхва вниз, к земле, и невесомое, как воздух, полупрозрачное, как лепестки цветов, простое одеяние мадонны, делающее её невесомой, парящей в воздухе... Любовь прекрасной мадонны невесома, она внутри неё, и это просто свет, а больше у неё ничего нет, у неё нет никакой собственности, и даже рождённый ей сын ей не принадлежит, скоро у неё отберут и её сына тоже... её единственную драгоценность... Мадонна бедна, у неё ничего нет, она из рода рабов, купленных на невольничьем рынке, но один из богатейших аристократов Флоренции, потомок древнего патрицианского рода, одетый в шёлк, бархат и парчу, принёс ей драгоценные дары, и встав перед ней на колени, смотрит на неё, как на божество, замерев в восхищении... Я думаю, это messaggio Леонардо можно расшифровать так... “Среди богатых тоже встречаются умные люди... Я встретил такого... одного... ” Как-то так. Maybe. Forse. А кем может быть молодой человек с длинными вьющимися волосами, которого Леонардо нарисовал прямо над стоящим на одном колене волхвом? Он настолько похож на этого волхва, что кажется его родственником... Может быть... это Джованни де Бенчи? Сын Америго де Бенчи Джованни де Бенчи, отношения с которым у Леонардо тоже были вполне дружескими... Два этих парня с классическими патрицианскими профилями и длинными вьющимися волосами похожи друг на друга и похожи на Джиневру де Бенчи, поэтому они вполне могут быть членами одного семейства. Или... может быть... красивый молодой человек с длинными вьющимися волосами – это Франческо Да Винчи? Если отец Леонардо, сер Пьеро ди сер Антонио Да Винчи, по описаниям его современников был высоким, хорошо сложённым красивым мужчиной, и, кстати, с прекрасными длинными волосами, то, вполне возможно, таким же был и его младший брат Франческо... Того парня, который спорит с фанатом Иоанна Крестителя, всё же сложно назвать красивым... Ммммммммм... Нет. Всё-таки мне кажется, что этот красавчик не может быть любимым дядюшкой Леонардо Франческо. Леонардо нарисовал этого красивого молодого человека достаточно отстранённо, и даже, как мне кажется несколько холодно, а того парня, который спорит с фанатом Иоанна Крестителя, Леонардо нарисовал с любовью. С нежнейшей любовью. Но именно с дружеской любовью. С нежнейшей дружеской любовью. Такое ощущение, что Леонардо улыбался счастливой улыбкой, когда рисовал этого парня... Он окружён тёплым облаком любви Леонардо... Поэтому мне кажется, что именно этот парень, спорящий (или просто разговаривающий) с фанатом Иоанна Крестителя, может быть любимым дядюшкой Леонардо Франческо Да Винчи... Любимый дядюшка, запечатлённый ad vitam aeternam его любимым племянником Леонардо... Но, возможно, я ошибаюсь...
Золотой свет, который излучают три волхва... Это излучение Любви мадонны, перешедшее на них? Или... это излучение их Мудрости? Излучение Любви и излучение Мудрости... и, конечно, излучение кода Гения... наверное почти не отличаются друг от друга... Просто потому, что в основе всего, конечно, Любовь. В основе мудрости. И в основе творчества. Мудрым способен стать только способный любить. Творцом способен стать только способный любить. И благодаря своей способности любить способный понять, что высший Дар, который может быть дан человеку – это, конечно, Дар Любви. И главная ценность этой жизни – это, конечно, Любовь. Три волхва встали перед крестьянкой Катериной на колени, потому что им дано понять, что является главной ценностью в этой жизни. И они знают, что действительно достойно поклонения. Свет, который излучают три этих волхва – свет их Мудрости, но основой этого свечения, конечно, может быть только Любовь... Все остальные пребывают в темноте неведения. Так и не поняв, что шестнадцатилетняя крестьянка Катерина, обладающая тем божественным Даром, которым не обладает никто из них – Даром Любви – действительно достойна поклонения. Достойна того, чтобы встать перед ней на колени. Женщина, всего лишь маленькая хрупкая женщина, способная выстроить внутри себя целую Вселенную – и тем более такую грандиозную Вселенную, как Гений Number1Forever всех времён и народов Леонардо да Винчи, и подарить её всему человечеству – достойна того, чтобы встать перед ней на колени. Кто может быть больше достоин поклонения, чем женщина, давшая жизнь Гению? Обманутая и преданная тем единственным мужчиной, которого она любила всем сердцем, брошенная им, как ненужная вещь, которую он просто использовал, и тем не менее так и не переставшая любить... и так и не научившаяся ненавидеть... И тем не менее подарившая человечеству божественного Гения, которого никто до сих пор так и не сумел расшифровать, и от масштаба гениальности которого человечество продолжает пребывать в состоянии шока вот уже более половины тысячелетия... Genio NumeroUnoPerSempre Leonardo da Vinci... Кто может быть более достоин поклонения, чем она? Кто может быть более божественен, чем она?
Мне кажется, что этим алтарным образом Леонардо хотел отблагодарить свою мать Катерину за своё рождение. За всё, что ей пришлось пережить в связи с этим никому не нужным событием. Никому, кроме неё. Отблагодарить так, как только и может отблагодарить художник – сохранив её образ в Вечности. И, наверное, Леонардо был очень огорчён тем, что... задуманному им не суждено сбыться... у него ничего не получилось... Его грандиозное творение “Поклонение волхвов”, над которым он работал больше семи месяцев, отдавая этой работе всего себя, так никто никогда и не увидит... И его мать Катерина тоже никогда не сможет его увидеть... Он не сможет привести свою мать Катерину в монастырь Сан Донато в Скопето в один из праздничных дней, где Катерина, увидев в самом центре огромного алтарного образа главной церкви монастыря... себя, босую шестнадцатилетнюю девчонку, сидящую на камнях с маленьким Леонардо на коленях... сначала, наверное, просто не могла бы поверить своим глазам... а потом, наверное, смогла бы просто заплакать, уткнувшись в грудь своего сына... и смогла бы наконец-то убедиться в том, что всё было не напрасно... все её мучения были не напрасны... судьба расплатилась с ней за все её мучения с поистине царской щедростью... Наверное, Леонардо был просто уничтожен тем, что отблагодарить свою мать за своё рождение у него так и не получилось... Он же не мог предположить (или мог?), что на самом деле у него всё получилось!!! Благодарное человечество – вся вменяемая часть человечества – вот уже более пяти веков в восхищении замирает перед незавершённым алтарным образом “Поклонение волхвов” кисти Леонардо да Винчи, не в силах оторвать глаз от прелестной юной мадонны с младенцем на коленях... от прелестной юной крестьянки Катерины с младенцем Леонардо на коленях... Все просто перестают дышать, глядя на прелестную юную мадонну с младенцем, сидящую на троне, созданном для неё самой Природой, и излучающую дивное золотое сияние... не понимая, как можно было сотворить такое Чудо... и не понимая, каким должен был быть человек, способный сотворить такое Чудо... Теперь незавершённый алтарный образ Леонардо да Винчи “Поклонение волхвов” защищен сейфовым стеклом и окружен видеокамерами, сигнализацией, сенсорами температуры и влажности воздуха, для его сохранности создан практически специальный сейф, как для одной из важнейших ценностей, принадлежащих человечеству (собственно, так теперь защищены все картины Леонардо да Винчи... ), чтобы увидеть это незавершённое творение Леонардо да Винчи, нужно записаться заранее на определённый день, или отстоять несколько часов в очереди на улице... А тот алтарный образ, который, в отличие от “Поклонения волхвов” Леонардо да Винчи, не вызвал никаких нареканий у монахов-августинцев, и, конечно, у их высокодуховного пастыря, отца-настоятеля монастыря Сан Донато в Скопето, тоже, и который по прошествии некоторого количества лет был наконец-то торжественно установлен в алтаре главной церкви их монастыря, всем как-то по барабану... Вам не кажется это странным?
Почему Леонардо нарисовал себя на алтарном образе “Поклонение волхвов” в чёрных рыцарских латах? Леонардо нарисовал себя, как воина. Рыцаря Прекрасной дамы. Защитника своей матери. И ещё, как мне кажется, этими чёрными латами Леонардо даёт нам маленькую подсказку... У мужчины в чёрных рыцарских латах, который стоит в нижнем правом углу “Поклонения волхвов”, более грубые черты лица, чем черты лица Леонардо, само лицо гораздо шире, чем лицо Леонардо, в чертах лица этого рыцаря есть только некоторое сходство с чертами лица Леонардо, и у него гораздо более тёмный цвет волос, чем цвет волос Леонардо – Леонардо не собирался рисовать на “Поклонении волхвов” свой автопортрет, но... Этими чёрными рыцарскими латами Леонардо даёт нам понять, что это действительно он... Ведь в таких же чёрных латах Леонардо уже нарисовал один из учеников Верроккио... Около десяти лет назад...
Кто же написал тот алтарный образ “Поклонение волхвов”, который всё же смог удовлетворить высокодуховных монахов-августинцев, и, конечно, их высокодуховного пастыря, приора монастыря Сан Донато в Скопето и друга сера Пьеро ди сер Антонио Да Винчи? Кто стал тем художником, которого монахи монастыря Сан Донато в Скопето стали ужинать после того, как Леонардо был послан лесом или пошёл лесом сам? Филиппино Липпи (1457-1505), сын художника Фра Филиппо Липпи (1406-1469) и ученик художника Сандро Боттичелли (1444/5-1510). Для меня этот парень абсолютная загадка... Незаконнорожденный сын, что уже является почти маркером талантливости этого ребёнка, его неординарности и креативности (как-то в порыве страсти всё получается лучше... конечный результат того, что создано в порыве страсти, обычно получается более качественным или более интересным, чем результат того, что сотворено в процессе рутинного исполнения своих супружеских обязанностей... ), у этого мальчишки, казалось, были все необходимые для формирования его Личности входящие, и до его рождения, и после, чтобы стать нереальным Гением... Гением Number1Forever... Но он им почему-то не стал. Более авантюрную и романтическую историю, чем история, предшествовавшая появлению на свет этого мальчишки, история отношений его родителей – пятидесятилетнего монаха и художника Фра Филиппо Липпи, и восемнадцатилетней монахини Лукреции Бути – сложно придумать. Отданный не по своей воле в монастырь Филиппо ди Томмазо Липпи (его мать умерла при его рождении, отец Томмазо Липпи, который был мясником, умер через 2 года (возможно, Филиппо тоже был незаконнорожденным... ), и сестра его отца просто отдала восьмилетнего Филиппо в ближайший монастырь кармелитов, чтобы освободить себя от ненужных ей хлопот), который монахом быть не хотел, и всё время просил монахов отпустить его на свободу, но так как он неожиданно оказался прекрасным художником, отпускать его не хотели (он рисовал не только для своего монастыря (естественно, бесплатно), его приглашали работать и в другие монастыри тоже, и часть денежек за его работу (десятину?) получал его монастырь... Разве высокодуховные монахи могли упустить из своих липких ручонок такую нехилую прибыль?) и отданная не по своей воле в монастырь Святой Маргариты в Прато своим придурком отцом хорошенькая блондинка Лукреция ди Франческо Бути (её отец был купцом и разорился, но расплачиваться за его тупость должна была почему-то его дочь), увидев которую среди монахинь монастыря Святой Маргариты Филиппо Липпи понял, что он наконец-то нашёл то, что он давно искал... Моделью для мадонны Лукреция Бути действительно была просто идеальной (для Филиппо Липпи – у неё был именно тот тип лица, который нравился Филиппо Липпи, и выражение её лица было именно таким, какое ему было нужно, кротким и безвольным), и... наконец-то упросив настоятельницу монастыря Святой Маргариты позволить ему писать мадонну (для этого же монастыря, в который, по одной из версий, Филиппо Липпи был назначен капелланом) именно с Лукреции Бути, а так же, конечно же, пообещав настоятельнице монастыря, что он будет Лукрецию только рисовать, а больше ничего такого, ни-ни, даже в мыслях нет, после чего, наверное, побожившись и клятвенно заверив, а потом ещё раз клятвенно заверив и ещё раз побожившись, а потом ещё раз пообещав и 12 раз перекрестившись, он действительно её только рисовал (forse... ), пока они были в монастыре, но... Договориться два монастырских узника всё же успели. И когда во время большого церковного праздника – Праздника Выноса Пояса Пречистой Девы Марии, на который в Прато традиционно съезжались паломники со всей Италии – эту бесценную реликвию (абсолютно подлинную, как вы понимаете), в красивом реликварии и на красиво украшенных носилках, и, конечно, в окружении толп монахов и монахинь с их настоятелями во главе шествия, понесли по узким улочкам Прато, забитым толпами придурков, которые находились в состоянии религиозного экстаза, и конечно, как обычно, давили друг друга в попытке протиснуться поближе к этой бесценной реликвии, заговорщики Филиппо и Лукреция, которые, очевидно, заранее обговорили план своего побега во всех деталях, смогли благополучно слинять. Удачно завершившийся побег двух монастырских заключённых произошёл в 1456 году, а в 1457 году родился Филиппино Липпи. (И, кстати, бежать им пришлось не слишком далеко – у Фра Филиппо Липпи уже было своё собственное имение, которое он купил в 1455 году, и купил он его именно в Прато, в этом очаровательном городке, находящемся не слишком далеко от Флоренции (ближе, чем Винчи). Благодаря своему высокому покровителю Козимо Медичи (деду Лоренцо Медичи) монаху Фра Филиппо Липпи было позволено очень многое, и в частности ему уже давно было разрешено жить вне стен своего монастыря... Вообще этот склонный к разгулу и к самым разнообразным авантюрам (в том числе к мошенничеству... ) монах наверное большую часть своей жизни просидел бы в тюрьме, если бы не его покровитель и поклонник его творчества/коллекционер его творений Козимо Медичи, который умел ценить художников и который понимал, что смотреть на их проделки нужно сквозь пальцы... Иначе рисовать будет просто некому. Если их всех посадить, изгнать из Флоренции или сжечь. Что они все, конечно, вполне заслуживают, кто же спорит, но... Кто же тогда будет рисовать?) Высокий покровитель Фра Филиппо Липпи Козимо Медичи ходатайствовал за двух беглецов перед Папой Римским (Филиппо Липпи прислал Козимо Медичи такой очаровательный образ мадонны с младенцем Христом, для которого ему позировала его возлюбленная Лукреция (и, очевидно, его новорожденный сын Филиппино... ), в подарок, что Козимо Старший, Отец Отечества, как называли Козимо Медичи флорентийцы, не мог не умилиться... ), и благодаря его активному заступничеству Папа Пий II (который, конечно, тоже получил в подарок от Козимо Медичи несколько небольших творений Филиппо Липпи) освободил Филиппо Липпи и Лукрецию Бути от их монашеских обетов и разрешил признать их незаконную прелюбодейскую связь – после определённых церковных ритуалов, естественно – законным браком. Расстрига Филиппо Липпи, теперь уже не Фра (сокращение от fratello/frate/брат – приставка к имени итальянского монаха), в 1461 году смог наконец-то жениться на похищенной им Лукреции с соблюдением всех церковных ритуалов, и их второй ребёнок родился уже в законном браке. (И вскоре на одной из своих картин (“Мадонна с младенцем и двумя ангелами” (1465 г.)*) Филиппо Липпи смог нарисовать свою жену Лукрецию уже с двумя своими детьми – недавно родившаяся дочь Алессандра изображает младенца Христа, а кудрявый мальчишка Филиппино изображает ангела с коричневыми крыльями, и очаровательно улыбаясь, смотрит прямо на нас, стоя рядом со своей матерью и поддерживая свою младшую сестрёнку.)
Незаконнорождённый сын прекрасного художника Фра Филиппо Липпи, одного из виднейших мастеров Раннего Итальянского Возрождения (предшествовавшего Высокому Итальянскому Возрождению) Филиппо ди Филиппо/Филиппино Липпи, рождению которого предшествовала такая захватывающая романтическая история... Он должен был стать Гением NumeroUno среди всех художников хотя бы своего времени... Но он им почему-то не стал. (Наверное потому, что его матерью была Лукреция Бути, а не Катерина Бути... ) При том, что рисовать он, несомненно, умел, сын художника, он родился художником (бездарного мальчишку Сандро Боттичелли, наверное, просто не взял бы в свою мастерскую – только потому, что он был сыном его учителя, одного из его учителей, первым учителем Сандро Боттичелли был, конечно... догадайтесь, кто... конечно, ювелир... ), и некоторые персонажи его картин/фресок выглядят абсолютно живыми, я не нашла ни одной картины Филиппино Липпи, которой я могла бы восхититься. Или которой я была бы очарована. Хотя бы в какой-то степени очарована. При том что, повторю, некоторые персонажи его творений (мужчины) написаны, можно сказать, даже гениально, “вдохнуть в них жизнь” у Филиппино Липпи получилось, но персонажи, находящиеся рядом с ними, выглядят уже абсолютно безжизненными, вымученными и неестественными... И такое же впечатление – вымученности и неестественности – производит большинство его творений. Как будто самому Филиппино совсем не хотелось всё это рисовать... Но он зачем-то всё-таки всё это рисовал... (Неужели только ради заработка?) И, кстати, успел нарисовать за свою не слишком долгую жизнь (он прожил на 15 лет меньше, чем его отец) достаточно много разнообразных картинок для церкви. В основном ярко раскрашенных и довольно профессионально нарисованных, но до чего же скучных... Просто никаких. (Его отец, Фра Филиппо Липпи, был гораздо более неумелым рисовальщиком в сравнении со своим сыном, гораздо менее профессиональным (Филиппино, как рисовальщик, стоит конечно на ступень выше своего отца, или, возможно, даже на несколько ступеней выше), но наивные и бесхитростные творения монаха Фра Филиппо Липпи не производят впечатления такой тоскливой вымученности, как творения его гораздо более талантливого сына... Глядя на очаровательные в своей первобытной наивности творения Фра Филиппо Липпи (недалеко ушедшие от Треченто... ), на его картины, алтарные образы и фрески, у тебя ни разу не создаётся впечатления, что художнику совсем не хотелось всё это рисовать, и что он мучился только ради заработка... Напротив, в своих очень вдохновенно выписанных и очень старательно раскрашенных (наверное, с высунутым кончиком языка... ) творениях Фра Филиппо Липпи сумел передать нам то наслаждение, которое он испытывал в момент процесса творчества... в момент процесса рисования... И не только рисования. Монаху Фра Филиппо Липпи было дано любить жизнь во всех её проявлениях, Фра Филиппо умел наслаждаться всеми материальными и телесными радостями жизни, и, наверное, именно это льющееся через край жизнелюбие художника (и некоторая авантюрность его характера... ) делает его творения такими жизнерадостными... Наполненными любовью и теплом. Наполненными солнечным светом. И с особенной любовью Фра Филиппо Липпи относился, конечно, к своим мадоннам... Его мадонны похожи скорее на фарфоровых кукол, чем на живых женщин, но эти куклы так очаровательно трогательны... Фра Филиппо так любил своих очаровательных кукол, личики которых обычно выражают кроткую печаль, монах Фра Филиппо с таким наслаждением придумывал им платья, причёски и украшения для волос, и с таким наслаждением их рисовал, что ты невольно улыбаешься, глядя на их милые кроткие личики... и на их сложные причёски, как правило обернутые прозрачными вуалями, каждая складочка которых выписана художником с таким старанием...
Один из моих самых любимых женских образов Фра Филиппо Липпи – очаровательная пухлая девчонка в голубом с золотом платье и в коричневом плаще, которая сидит в правой части алтарного образа/триптиха “Коронование Марии” (Фра Филиппо Липпи написал этот образ для флорентийской церкви Сан Амброджио, теперь “Коронование Марии” (1439/1441-1447 г.)* экспонируется в галерее Уффици), и смотрит прямо на нас. Конечно, блондинка, и, конечно, с кукольным личиком, с голубыми глазами (похоже, натуральная блондинка... ), очаровательно пухлая, в очаровательных кудряшках, обернутых дымчатой вуалью, с очаровательно приоткрытым розовым ротиком, и это, наверное, самая аппетитная девчонка из всех написанных Фра Филиппо Липпи девчонок... Такое ощущение, что Фра Филиппо просто облизывался, рисуя эту очаровательную пухлую девчонку с круглым личиком, похожим на сдобную булочку, посыпанную сахарной пудрой... или на марципановое пирожное... На этом же алтарном образе Фра Филиппо Липпи изобразил самого себя, и не один раз, а даже дважды (два камео/два автопортрета художника на одном алтарном образе! Я даже не знаю, позволял ли себе кто-нибудь из художников такую же борзость до Филиппо Липпи... Но через 40 лет эту же борзость решит повторить – наверное, в память о своём отце – его сын Филиппино Липпи) – один раз Фра Филиппо изобразил самого себя в виде епископа в зелёном плаще и в белой с золотом митре, который смотрит прямо на нас, а второй раз – в виде простого монаха, подпирающего рукой своё пухлое лицо, который находится за спиной епископа в зелёном плаще. И обратите внимание на абсолютную симметричность двух этих персонажей, нарисованных Фра Филиппо Липпи на его триптихе (на самом деле это не триптих, но благодаря трём аркам, делящим его на три части, он производит впечатление триптиха) “Коронование Марии” – за смотрящим на нас епископом в зелёном облачении стоят три человека (до левого края картины), и три человека (до правого края картины) стоят за спиной очаровательной блондинки, которая тоже смотрит прямо на нас, и между ними – в центре – тоже абсолютно симметрично расположенные 5 персонажей. Что-то Фра Филиппо Липпи хотел нам сказать, сделав двух этих персонажей – себя и очаровательную пухлую блондинку – практически главными действующими лицами своего триптиха “Коронование Марии”... Который повествует зрителям, конечно же, о таком торжественном событии, как коронование Марии, но двум этим персонажам, похоже, нет никакого дела до этого торжественного события... И кстати из всех персонажей этого огромного церковного образа (которых около шестидесяти) только эти двое смотрят прямо на нас... Кем же приходилась Фра Филиппо Липпи эта очаровательная блондинка (к которой он так неровно дышал во время написания этого триптиха... и которой он, похоже, его посвятил... ), была ли она его реальной возлюбленной, и её образ на этом триптихе был благодарностью художника за все предоставленные ему радости жизни, или... она была только его мечтой, и таким роскошным подарком Фра Филиппо Липпи хотел добиться ответной благодарности от этой очаровательной девчонки... Задумавшись над этой загадкой, разгадки которой для нас, конечно, не существует, пытаешься найти ответ... наверное... в выражении лиц двух этих персонажей... Выражение лица Фра Филиппо Липпи – епископа в зелёном облачении, стоящего на коленях и смотрящего прямо на нас – счастливым не назовёшь, оно скорее измученное, чем счастливое... мучительно истомлённое... А выражение лица очаровательной блондинки, напротив, абсолютно безмятежное, и её улыбка кажется даже слегка лукавой... Судя по измученному выражению лица Фра Филиппо Липпи, он так ничего и не добился от этой лукавой девчонки, и бедный страдалец уже просто изнемог от недостижимости желаемого... Его страдания можно понять, девчонка действительно удивительно аппетитна... просто марципанчик... шакер-чурек, обсыпанный сахарной пудрой... Или... возможно... всё совсем не так, и эта очаровательная девчонка (вполне возможно, замужняя дама, мона) действительно была его реальной возлюбленной/любовницей, и ребёнок, которого она так ласково держит за пухлое личико (или поворачивает его личико в нашу сторону?), это их общий ребёнок? Который действительно очень похож на Фра Филиппо Липпи... (Фра Филиппо даже нарисовал его голову в том же ракурсе... Специально, чтобы подчеркнуть сходство?) И страдальческое выражение лица монаха Фра Филиппо означает только то, что жизнь чертовски сложная штука, за всё приходится платить, цена за три минуты удовольствия просто непомерна, и он просто не знает, как ему из всего этого выпутаться... Может быть... пухлая девочка в белом платье, стоящая на коленях рядом со своей матерью... это тоже дочь Фра Филиппо Липпи? А стоящий на коленях рядом с ними мужчина в оранжевом плаще с печальным выражением лица, это... maybe... муж пухлой блондинки? Для которого, возможно, уже не являлось тайной... или, возможно, с самого начала не являлось тайной то, что он воспитывает не своих детей... Возможно, Фра Филиппо Липпи сделал этого парня центральным персонажем триптиха “Коронование Марии” именно в благодарность за то, что он воспитывает его детей... Как же ещё художник мог выразить свою благодарность... И... можно предположить... что этот благотворитель, воспитывающий не своих детей, как своих, придя однажды... в один из воскресных дней... в церковь Сан Амброджио, и увидев своё изображение в самом центре нового алтарного образа, написанного Фра Филиппо Липпи, вряд ли был слишком удивлён... И вряд ли он в недоумении чесал репу, не понимая, за что же ему вдруг обломился такой неожиданный и такой роскошный подарок от художника Фра Филиппо Липпи... любимого художника Козимо Медичи, Отца Отечества... (Конечно, если этот благотворитель жил во Флоренции и мог придти в церковь Сан Амброджио... ) А стоящие на коленях вокруг этого парня в оранжевом плаще три девушки и молодой человек, и ещё старик, это, возможно, члены их семейств, на скорбных лицах которых написано что-то похожее на... “Мы всё знаем... Но мы никому ничего не скажем.”
Вообще-то... изображение своей любовницы с членами её семейства и своими незаконнорожденными детьми в самом центре алтарного образа... вряд ли соответствовало церковным канонам... которые каждый работающий над заказом для церкви художник конечно же должен был хорошо знать... и тем более их должен был хорошо знать монах Фра Филиппо Липпи... И монах Фра Филиппо Липпи конечно же прекрасно знал все церковные каноны, правила и предписания, которые необходимо было знать и которые необходимо было соблюдать художнику, создающему алтарный образ для церкви. И на самом деле Фра Филиппо ничего не нарушил. На самом деле группа, которую Фра Филиппо Липпи изобразил на переднем плане алтарного образа “Коронование Марии” – это, конечно, святые, сошедшиеся как бы на “Святое собеседование” (понятия не имею, что это такое, между кем и кем проводилось это собеседование (может быть любой разговор/любая тусовка “святых” называется “Святым собеседованием”?) и на какую тему, но эта часть образа в пояснении названа именно так), это святая Магдалина и святой Евстафий (в оранжевом плаще), христианский святой и великомученик (!) Евстафий, с женой его Теофистой (пухлая блондинка) и детьми его... В пояснении написано, что на переднем плане алтарного образа Фра Филиппо Липпи изобразил именно этих святых. Но так как этих святых никто и никогда не видел... как мне кажется... вряд ли кто-нибудь мог предъявить Фра Филиппо Липпи претензии в том, что он нарисовал святого Евстафия великомученика и жену его Теофисту совсем не такими, какими они были в реальной жизни... Или, например, в том, что Фра Филиппо нарисовал рядом со святым Евстафием великомучеником совсем не тех детей, которые у него были... Так как на самом деле у святого Евстафия великомученика было 2 сына, а не сын и дочь... Кто же это знал? А кто знал о том, что на самом деле святого Евстафия великомученика никакие язычники не сжигали, и что он умер своей смертью, дожив до старости, а значит никаким великомучеником ни разу не был? Конечно, это могли знать те, кому это было интересно... Только кому это было интересно? И какой смысл высокодуховным пастырям рассказывать своим прихожанам о каком-то римском полководце (муж пухлой блондинки был военным?), который служил трём императорам, потом решил принять христианство, и когда ему, очевидно, надоело воевать, был рукоположен в сан епископа и отправился в один из новых приходов в Армении (для распространения христианства на свежезавоёванных Римской империей землях), где и умер своей смертью, дожив до преклонного возраста? Такой скучный рассказ пришедшим в церковь обывателям будет просто неинтересен... все просто обзеваются... А вот от рассказа о зверствах язычников, которые бросали благочестивых христиан с жёнами их и с детьми их малыми на съедение диким зверям, а если звери есть этих христиан отказывались, сжигали их за веру их христианскую живьём в медных быках – все сразу придут в состояние приятного возбуждения, близкого к экстазу... И, главное, в очередной раз получат от своих высокодуховных пастырей напоминание о том, кого они должны ненавидеть... всеми фибрами всех своих органов... а при благоприятном случае и отомстить им... язычникам проклятым... за страдания святого Евстафия великомученика и жены его Теофисты великомученицы... Какое отношение религия имеет к правде? Вопрос риторический. Париться в попытках на него ответить не имеет смысла. Теперь о том, на что на триптихе “Коронование Марии” действительно стоит обратить внимание – чтобы понять масштаб дарования художника Фра Филиппо Липпи, который он продемонстрировал нам именно на этом грандиозном творении... Посмотрите на мужика, который стоит на коленях, молитвенно сложив руки, правее этой группы святых (второй справа от правого края триптиха), рядом с Иоанном Крестителем... Посмотрите, как гениально нарисовано Фра Филиппо Липпи его лицо... Этот блондин, уже наполовину облысевший/с выбритой тонзурой (с выбритой тонзурой, которая удачно маскирует его начавшую лысеть голову) – Франческо Мариньи, который был донатором этого алтарного образа. (И прокуратором церкви Сан Амброджио. Вы знаете, что входило в обязанности прокуратора церкви? Я уже знаю.) Работа над эскизами “Коронования Марии” началась ещё при жизни Мариньи (в 1439 году) и продолжилась уже после его смерти (он умер в 1441 году, через несколько месяцев после начала работы мастерской Фра Филиппо Липпи уже над самим алтарным образом). Благодаря оставленному Мариньи завещанию его деньгами была оплачена работа художников над этим алтарным образом, полностью или частично (стоящий перед Мариньи ангел держит в руке полоску бумаги в виде узкого свитка /cartiglio, на котором написано “IS ..... PERFECIT OPUS”, что говорит нам о том, что именно этот парень является донатором этого творения), и возможно в благодарность за это Фра Филиппо Липпи не пожалел своего времени на то, чтобы нарисовать лицо Франческо Мариньи с такой потрясающей достоверностью, что оно кажется абсолютно живым... Единственное абсолютно живое лицо из всех шестидесяти лиц этого огромного триптиха... (Или, возможно, Филиппо Липпи и Франческо Мариньи были друзьями ещё при жизни Мариньи, и Фра Филиппо, возможно, захотелось запечатлеть образ своего недавно ушедшего друга как можно более точно... не пожалев на это своего времени... просто в память о нём... ) В юности Фра Филиппо Липпи учился рисовать, рассматривая фрески Мазаччо в капелле Бранкаччи церкви Санта Мария дель Кармине, художник Мазаччо, сумевший во многом опередить своё время (поразительной реалистичностью своей живописи), был кумиром Фра Филиппо, и, очевидно, единственным его учителем живописи, и глядя на камео Франческо Мариньи на триптихе “Коронование Марии”, мы понимаем, что изучение фресок Мазаччо не прошло для Фра Филиппо бесследно... Этим камео Франческо Мариньи Фра Филиппо Липпи сумел нам доказать, что он был способен рисовать не только мадонн с личиками фарфоровых кукол, мало похожими на лица живых женщин, но также был способен рисовать абсолютно живые человеческие лица... Если только он ставил перед собой такую цель. И если у него была возможность потратить на работу над этим лицом намного больше того лимита времени, которое он тратил на работу над лицами персонажей своих творений обычно. Кстати, этот алтарный образ в память о его донаторе чаще называют “Алтарный образ Мариньи”, чем алтарный образ “Коронование Марии”. Для упрощения атрибуции. Иногда его даже называют “Коронование Мариньи”.) К сожалению, любовь Фра Филиппо Липпи к рисованию мадонн и просто аппетитных девчонок не передалась по наследству его сыну Филиппино Липпи (так же как не передалась и его сексуальная ориентация), и из всех написанных Филиппино Липпи персонажей особенно грустное впечатление производят именно его мадонны... Они у него все почему-то с очень унылыми лицами, полностью лишёнными хотя бы каких-нибудь материнских эмоций, хотя бы какого-нибудь проявления любви по отношению к рождённым ими младенцам, которых они держат на своих коленях... Такое впечатление, что все мадонны Филиппино Липпи находятся в состоянии лёгкого анабиоза... У большинства его мадонн на лицах написано что-то вроде: “Да когда же вы все от меня наконец-то отстанете... Как же вы мне все надоели... Как же мне всё осточертело... ” (Филиппино рисовал свою мать? Лукреция была всё время грустна и утомлена тем, что у неё теперь столько забот и ей каждый день приходится самой готовить? Лукреция скучала по своему монастырю, в котором можно было целыми днями ничего не делать, ни о чём не думать, а суп и пасту подавали уже готовыми? Ни на что не способная Лукреция не справилась с обрушившимся на неё бременем свободы, а, значит, и ответственности? Как с ним не могут справится все, кто ни на что не способен... Или Лукреция была опечалена постоянными любовными похождениями своего мужа? Который, возможно, так и не смог изменить своих привычек после свадьбы... У Фра Филиппо Липпи до его встречи с Лукрецией была репутация неисправимого сластолюбца, об этом знали все (и Козимо Медичи в том числе), про него рассказывали, что увидев понравившуюся ему девушку/молодую женщину, свежее девичье личико, сумевшее его очаровать, Фра Филиппо впадал в состояние лёгкой невменяемости или тяжёлого помешательства, и начинал активно всеми возможными способами пытаться соблазнить понравившуюся ему девушку и совратить её с пути истинного, и даже мог пообещать ей всё, что он имеет, все свои деньги, если он получит желаемое... И, похоже, действительно мог отдать ей всё, что он имел... (Вряд ли этот парень смог скопить хотя бы небольшую сумму денег к пятидесяти годам... Странно, что у него всё же получилось купить себе имение... ) Смог Филиппо Липпи изменить привычный ему образ жизни после своей женитьбы, или не смог (и было ли у него желание его изменить... ), мы не знаем. Но умер он при довольно странных обстоятельствах, уехав работать в город Сполето в Умбрии (теперь эта провинция называется Перуджа) со своим помощником и с учениками своей мастерской, и по одной из версий, его всё-таки убили... Возможно, его отравил местный житель, отец девушки, которую пытался соблазнить/соблазнил неисправимый сластолюбец Филиппо Липпи (во всяком случае такие слухи по городу ходили... ), а возможно... Его помощник/партнёр по работе, с которым Филиппо Липпи работал над своим последним заказом. (Но это исключительно моя версия. И, кстати, причиной преждевременной смерти Мазаччо, кумира Фра Филиппо Липпи (он прожил всего лишь 27 лет!), тоже считали отравление, но это отравление, по мнению современников Мазаччо, было (если оно действительно было) следствием не мести отца/мужа соблазнённой, а следствием зависти кого-то из менее талантливых художников к слишком талантливому Мазаччо... ) К моменту неожиданной смерти Филиппо Липпи роспись собора в Сполето была, вероятно, завершена почти полностью (Филиппо Липпи со своей мастерской работал над фресками апсиды собора больше двух лет), доделать оставалось не так много, поэтому... Я не исключаю, что отправиться в мир иной Филиппо Липпи помог его помощник и как бы друг Фра Диаманте. (Который был даже первым учителем маленького Филиппино... Вместе с его отцом Филиппо Липпи, конечно.) Дело в том, что ту часть гонорара за выполненную ими работу, которая предназначалась Филиппо Липпи, и, очевидно, это была большая его часть, этот мерзавец жене Филиппо Липпи Лукреции... точнее, уже вдове... так и не отдал... На эти деньги Фра Диаманте купил себе дом с участком земли/имение (в версиях исследователей, как обычно есть некоторые расхождения), и, возможно, этот мерзавец решил, что ради такого жизненно необходимого (ему) приобретения жизнью одного уже хорошо пожившего художника можно и пожертвовать... Конечно, причиной неожиданной кончины Филиппо Липпи могло быть и то, что он, возможно, слишком бурно праздновал что-то в местном кабаке – близившуюся к концу работу, результатом которой он был доволен, или, возможно, действительно очередное удачное соблазнение, результатом которого он тоже был доволен – и так как это празднование затянулось на 7 дней, он мог просто не рассчитать возможности своей уже совсем не юной печени... Или с поваром этого кабака было не всё в порядке... (Может быть, он ничего не праздновал, а просто был настолько вымотан, настолько устал от работы (посмотрите на количество персонажей на выполненных ими фресках!*), что ему просто необходимо было дать себе отдых, передышку в несколько дней перед последним рывком... ) Конечно, устраивать семидневную пьянку в 63 года не слишком разумно, и, вполне возможно, в преждевременной смерти Филиппо Липпи можно обвинить только его самого... Но так как вместе с Филиппо Липпи в этом же кабаке находился и этот подонок, который очевидно тоже был участником этой затянувшейся пьянки, его пламенная мечта иметь свой собственный дом/своё собственное поместье могла всё же... как мне кажется... подтолкнуть его к мысли о том, что уход этого уже пожившего дедушки можно и ускорить... с помощью небольшой добавки в его кружку... (О, Италия... ) Мне кажется, что убийство ненамного хуже того, что сделал этот подонок, поэтому... Я готова обвинить его в том, что он возможно и не делал. Но даже если он не причастен к смерти Филиппо Липпи, он всё равно подонок.)
Единственная мадонна Филиппино Липпи, которая мне нравится – стоящая на коленях рядом со своим ребёнком, лежащим на земле/на свёрнутой голубой ткани, юная мадонна в простом бледно-красном платье, ничем не украшенном, и в голубом плаще (“Поклонение младенцу” (1483 г.)*), с просто убранными волосами, покрытыми дымчатой вуалью, которая смотрит на своего новорождённого сына, опустив глаза вниз и молитвенно сложив руки... Её милое юное личико выражает вполне человеческие эмоции, печаль, предчувствие будущей печали, предчувствие будущих страданий... Она беспокоится о своём ребёнке, о его будущем, она предчувствует его будущие страдания, как каждая нормальная мать... Младенец, лежащий рядом с мадонной, тоже смотрит на свою мать вполне осмысленно, сложив ручки на животе, с интересом и любопытством. Редкая картина Филиппино Липпи, персонажи которой похожи на живых людей и в которой видно неравнодушие художника к нарисованным им персонажам. (Возможно, для этой картины Филиппино Липпи позировала его сестра Алессандра? Во всяком случае позировал хотя бы кто-нибудь, потому что при взгляде на другие произведения Филиппо Липпи не создаётся впечатления, что он делал для них хотя бы какие-нибудь предварительные этюды, рисуя лица живых моделей.) И редкая картина Филиппино Липпи, в которой нет ничего лишнего – никакого нагромождения архитектурных изощрений, колонн с постаментами, завитушек, красивостей и позолоты. Ничего, кроме простой балюстрады, и вполне реалистичного пейзажа за этой балюстрадой, с тёмно-зелёными деревьями и спокойным небом. На этой картине Филиппино Липпи мадонна очень мила... Наверное, это единственная очаровательная мадонна из всех мадонн, написанных Филиппино Липпи... (И, наверное, это единственная картина Филиппино Липпи, которой я готова хотя бы в какой-то степени умилиться... ) Но самое восхитительное, что создал Филиппино Липпи – это три его автопортрета... Два автопортрета/камео (в разных возрастах) на фреске “Мученичество апостола Петра” в капелле Бранкаччи флорентийской церкви Санта Мария дель Кармине* (это именно та капелла, в которой учился рисовать его отец, Фра Филиппо Липпи, Филиппино Липпи была доверена честь завершить работу над незавершёнными фресками Мазолино да Паникале (1383-1447) и великого Томмазо ди Джованни де Гвиди по прозвищу Мазаччо (1401-1428), кумира его отца и кумира его самого, и Филиппино блестяще справился с этой задачей, сумев даже изменить свой стиль, приблизив его к стилю Мазаччо), два камео самого себя на одной фреске – это повторение того, что было сделано его отцом Фра Филиппо Липпи 40 лет назад, и один автопортрет в виде эскиза/этюда к автопортрету, раскрашенный, но незавершённый, на котором мальчишке Филиппино... я думаю... около 17-18 лет.* И как же гениально это сделано... Какое же сильное впечатление производит лицо этого мальчишки, смотрящего прямо на нас... После того, как ты увидишь даже один из автопортретов Филиппино Липпи, это лицо потом будет долго стоять перед твоим мысленным взором, настолько гениально Филиппино сумел себя нарисовать... Его лицо кажется абсолютно живым... Я просто очарована всеми тремя автопортретами Филиппино Липпи... И особенно восхитительны два его камео на фреске в капелле Бранкаччи... На одном камео Филиппино изобразил самого себя совсем юным, в возрасте... наверное... 14-15 лет, это тот очаровательный мальчишка с каштановыми волосами, вьющимися колечками, который стоит в центре фрески, на фоне арочного входа, за которым виден пейзаж, и повернув голову, смотрит прямо на нас (камео обычно так и рисовали – художник (Мазаччо, Боттичелли, Гирландайо, Рафаэль, ..... ) рисовал самого себя в виде персонажа в толпе, смотрящего прямо на зрителя... И посмотрите, как гениально нарисован мужик в синей шапочке, который стоит справа от Филиппино... это же просто Илья Репин по уровню реализма и технике живописи... ), а второе камео Филиппино на этой же фреске – молодой человек в бледно-синей шапочке, который стоит у самой границы фрески справа, которого загораживает стоящий перед ним мужик и частично загораживает колонна. Здесь Филиппино уже больше двадцати четырёх лет (он начал работу в капелле Бранкаччи в 1481 году), и здесь у него уже более взрослое и печальное лицо... И какое же выразительное у него лицо... Его лицо нельзя назвать красивым, оно ассиметрично, его черты грубоваты, на патриция Филиппино не похож (он собственно им и не был), но насколько же его лицо эмоционально... И какой выразительный взгляд больших карих глаз... завораживающе выразительный взгляд... просто пылающий разрывающими его эмоциями... (И нам сразу становится понятно, что у этого мальчишки, поступившего в мастерскую Сандро Боттичелли в возрасте 12 лет, действительно были все права на то, чтобы стать эфебом своего учителя... На взгляд этих пылающих чёрных глаз, взгляд ученика, влюблённого в своего учителя, Сандро Боттичелли просто не мог не ответить взаимностью... Из писаний трясущихся от страха жизнеописателей, которые изворачивались, как могли, описывая жизнь художников не той сексуальной ориентации, которая была разрешена церковью, и которые могли позволить себе не больше, чем намёки разной степени прозрачности (или просто извращали реальность, рассказывая нам о том, что эти парни были слишком заняты своим Высоким Искусством, и всякие глупости им были просто не интересны), сложно что-нибудь понять... Но насколько я смогла понять благодаря намёкам чуть более отвязных жизнеописателей, любовная связь этих парней не закончилась после того, когда Филиппино, закончив своё обучение в мастерской Боттичелли и став уже профессиональным художником, покинул мастерскую своего учителя. Эта связь оказалась длинною в жизнь. Этим парням очевидно повезло встретить друг друга, и их отношения вероятно были важной частью жизни каждого из них. После смерти своего партнёра Сандро Боттичелли перестал рисовать и больше уже ничего не создал. Очевидно, потеряв стимул к творчеству. Или просто потеряв интерес уже ко всему.) Это именно то, что я не понимаю в этом парне – если он умел так профессионально рисовать, если он был способен рисовать абсолютно живые лица, если он умел “вдыхать жизнь” в нарисованные им персонажи, и был настолько эмоциональным парнем, что взгляд его чёрных глаз продолжает прожигать тебя даже спустя более пяти веков после того, как эти глаза были нарисованы... Почему же ему не удалось создать ни одного шедевра, перед которым благодарное человечество застывало бы в восхищении, забыв о времени? Почему же большая часть его картин кажутся такими вымученными и бессмысленными... Чтобы не сказать бездарными... Увы, но... большинство созданных Филиппино Липпи произведений действительно не вызывают никаких чувств, кроме печали и недоумения... Ничего, кроме недоумения, не вызывает нарисованный Филиппино Липпи святой Себастьян, стоящий в красивой позе среди живописных развалин и привязанный за одну руку к красивой колонне на живописном постаменте, лицо которого выражает что-то похожее на... наверное, лёгкую досаду... При том что он, естественно, пробит стрелами насквозь, как ему и полагается по сюжету, и даже его грудная клетка насквозь пробита полностью вошедшей в неё стрелой... И такое же недоумение (если смягчить формулировку... ) вызывает стоящий рядом с Себастьяном Иоанн Креститель, который жестом показывает нам, что мы обязательно должны обратить внимание на нашпигованного стрелами Себастьяна (без него мы бы конечно не догадались это сделать), лицо которого тоже выражает что-то похожее на лёгкую печаль... Выражение лица стоящего справа от Себастьяна монаха в коричневой сутане, подпоясанной вервьем, уже более адекватно, на его вполне реалистично написанном (по канонам Кваттроченто, естественно) фарисейском лице читается выражение фальшивого пасторского участия, что вполне соответствует его фарисейской профессии. У Филиппино Липпи не было времени поработать над выражением лиц Себастьяна и Иоанна Крестителя, он торопился сдать работу в срок, чтобы не нарушать условий договора? Но все остальные детали картины – пейзаж с живописными развалинами, красивая мраморная колонна на постаменте, украшенном двумя скульптурными гарпиями, таинственно улыбающимися, и даже верёвка, которой Себастьян привязан к колонне, выписаны очень тщательно и с большим старанием... И, несомненно, не один час времени был потрачен художником на то, чтобы выписать каждую складочку двух кусков шёлка, новейшего, только что купленного блестящего шёлка, в который завёрнуты Себастьян и Иоанн Креститель – совсем небольшой кусок шёлка, синий с золотой каймой, которым элегантно, в виде набедренной повязки, обёрнут Себастьян, и кусок побольше, уже цвета бордо, в который, как в плащ, завернулся Иоанн Креститель... Да, ещё сверху над этими парнями вписанная в полукруг мадонна, бледное лицо которой выражает всё ту же крайнюю степень разочарования, которая написана на лицах большинства мадонн Филиппино Липпи, и такой страшный младенец, что я даже не знаю, какими словами его можно описать... И ещё два очень небрежно нарисованных ангела с плоскими лицами и красно-зелёно-синими крыльями по бокам мадонны.* Как можно было нарисовать такой отвратительный фарисейский фальшак? Да, этот фальшак вполне удовлетворил фарисейских заказчиков Филиппино Липпи, его фарисейским высокодуховным заказчикам совсем не нужно было изображение живых людей, лица которых выражали бы живые человеческие эмоции, всё живое и настоящее фарисеев всегда только пугает, но... Разве художник должен рисовать то, что устраивает его заказчиков? Опускаясь до уровня вкуса/системы ценностей своих заказчиков, художник изменяет своей миссии, смысл которой должен быть понятен каждому, кому дан творческий Дар... И, возможно, после этого он просто теряет свой Дар... Становясь просто обслуживающим персоналом. В лучшем случае всего лишь неплохо владеющим своим ремеслом ремесленником. Возможно... это и произошло с Филиппино Липпи? Который, изменив однажды своей миссии ради заработка – изменив самому себе, опустившись до уровня своих заказчиков – а потом ещё раз... и ещё раз... уже просто не нашёл дорогу обратно... Врата в Бесконечность для него уже закрылись... Или, возможно, они были закрыты для него всегда... Я действительно не понимаю, почему этот парень, который умел рисовать лучше своего отца, и, возможно, даже лучше своего учителя... во всяком случае реалистичнее своего учителя... за всю свою жизнь так и не смог создать ни одного шедевра, и кроме трёх его автопортретов всё остальное созданное им кажется таким мёртвым и бессмысленным... не вызывающим никаких чувств, кроме печали и недоумения... и разочарования... Возможно, портал в Бесконечность для него действительно был закрыт всегда... Потому что он был рождён всего лишь со способностями ремесленника... не больше... Любовь его матери Лукреции была (была ли она вообще... ) слишком слабой, её было недостаточно для того, чтобы её ребёнок получил код Гения... Филиппино Липпи не смог стать гениальным художником потому, что его матерью была Лукреция, а не Катерина...
“Поклонение волхвов”, которое Филиппино Липпи написал для монастыря Сан Донато в Скопето – одна из самых отвратительных картин, написанных Филиппино Липпи. Возможно, самая отвратительная. Возможно, причиной полного отсутствия вдохновения у Филиппино Липпи во время его работы над этим алтарным образом послужило то, что Филиппино Липпи видел “Поклонение волхвов” Леонардо да Винчи... Компоновка фигур на его “Поклонении волхвов” близка к компоновке “Поклонения волхвов” Леонардо, он в чём-то повторяет работу Леонардо, но даже если бы это было не так, Филиппино Липпи, конечно, не мог не видеть “Поклонения волхвов” Леонардо. Уже просто потому, что его партнёр Сандро Боттичелли и Леонардо, два ученика одного учителя, были близкими друзьями ещё со времени своей учёбы/работы в мастерской Верроккио, и не изменяли своей дружбе до самого конца, до смерти Боттичелли. И, очевидно, Филиппино Липпи не мог не презирать монахов (так же, как, я уверена, их презирал Сандро Боттичелли), отвергших “Поклонение волхвов” Леонардо. Поэтому, наверное, работа над этим алтарным образом давалась Филиппино особенно тяжело... Чувство презрения к монахам, отвергшим творение Леонардо, и чувство отвращения к самому себе, вынужденному работать ради заработка на этих придурков, никак не могли способствовать полёту его творческого вдохновения во время его работы в монастыре Сан Донато. К алтарному образу, который он делал для этих придурков, он мог, наверное, испытывать только такое же отвращение, какое он испытывал к его заказчикам... Поэтому “Поклонение волхвов” Филиппино Липпи получилось концентрацией фальши и неестественности. Более фальшивым и неестественным, чем все остальные его работы. Зашкаливающе бездарным. Но зато очень ярко раскрашенным, многолюдным, и с большим количеством тщательно выписанных деталей... Наверное, это “Поклонение волхвов” монахам-августинцам очень понравилось... Всё, как они хотели... Бледная благообразная мадонна, похожая на монашку в состоянии анабиоза, и бледный благообразный младенец, в меру игривый, что в его возрасте вполне допустимо, оба с золотыми нимбами, благообразный старец Иосиф, в свежекупленном плащике ярко-жёлтого цвета, украшенном фестончиками, со здоровым средиземноморским загаром и тоже с золотым нимбом, симпатичный рыжий вол с длинными ресницами, похожий на плюшевую игрушку, и такой же няшечный ослик, деликатно жующий соломку, положенную аккуратными пучочками, лучшие люди города в пафосных позах и с мужественными лицами, выражающими решимость (непонятно только, на что), благообразные старцы, умудрённые жизненным опытом и убелённые сединами, золотые дароносицы и золотая корона, опелянды, подбитые дорогими экзотическими мехами и роскошные плащи, роскошные шарфы и пояса, украшенные золотым шитьём, подкопчённый арап с серьгой в ухе (как же без него!) – всё, что так хотели увидеть монахи на алтарном образе для своей церкви, они получили... Денежки, и денежки немалые, были уплочены из казны монастыря Сан Донато не зря... Наверное, монахи были очень довольны такой ярко раскрашенной доской, которая так оживила алтарь главной церкви их монастыря... Все персонажи “Поклонения волхвов” Филиппино Липпи стоят в неестественных вымученных позах, выражение лиц у всех абсолютно фальшивое или просто никакое. Тупое и бессмысленное. Этот алтарный образ получился именно таким, какой высокодуховным монахам и их высокодуховному пастырю и был нужен... бездарным и фальшивым... В церкви может висеть только что-нибудь бездарное и фарисейски фальшивое. Именно поэтому монахам так колол их залитые бухлом глазёнки алтарный образ “Поклонение волхвов”, созданный Леонардо. Творение Гения не может висеть в церкви. Слишком резкий диссонанс. Религия – любая – это фальшь. Ложь. Обман. А творение Гения – это всегда абсолютная искренность. Настоящие эмоции. Настоящая Любовь. Гений передаёт нам в своих творениях свои мысли и свои эмоции, а они всегда кровоточаще настоящие. Фальшь и ложь религии слишком диссонируют с рвущей душу искренностью Гения. Высокодуховным пастырям сложно заниматься своим бизнесом, продажей вторых жизней в пансионате “Райские кущи” Царствия Небесного, который является просто обманом легковерных, если называть вещи своими именами (“А мне мало двух жизней! Можно мне третью?” “Конечно! Любой каприз за ваши деньги!”), рядом с творением Гения... Тем более рядом с творением такого грандиозного Гения, как Леонардо да Винчи... Наверное, рядом с творением Гения врать сложнее... А врать рядом с творением Леонардо да Винчи, наверное, просто невозможно... У Леонардо да Винчи не могло получиться нарисовать то, что могло бы удовлетворить монахов. Но ведь 7 месяцев, потраченных Леонардо да Винчи на работу над “Поклонением волхвов”, были потрачены им не напрасно?
“Поклонение волхвов” Филиппино Липпи экспонируется теперь в той же галерее Уффици, в которой экспонируется “Поклонение волхвов” Леонардо да Винчи. И задержаться на пару минут перед этой ярко раскрашенной доской, зная историю её создания, конечно стоит – просто для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что... Смотреть на “Поклонение волхвов” Филиппино Липпи очень грустно.
6. (Полный облом II) “Святой Иероним” (1481-1482 г.)(Дерево, масло, 103х75 см). Иероним Стридонский (ок. 342/347-419/420 г.), богослов, религиозный мыслитель, экзегет (толкователь текстов “Святого писания”), аскет (удалившийся в Халкидскую пустыню (Сирия), где можно было заниматься изучением древних языков и предаваться философским размышлениям вдали от мирских соблазнов, и проживший в ней аскетом около двух лет (ок. 375-377 г.), но не в одиночестве, а вместе с жившими в этой пустыне монахами-анахоретами), писатель и переводчик, который (как он писал о себе сам) знал три языка – греческий, еврейский и латынь (всего лишь... ), но тем не менее именно он считается Покровителем переводчиков, и единственная достоверная дата из всех дат жизни Иеронима Стридонского – 30 сентября, день его смерти (год его смерти точно неизвестен – 419 или 420 год) – теперь отмечается, как международный день переводчиков. Благодаря Международной федерации переводчиков (FIT). Честь быть Покровителем всех переводчиков (а зачем переводчикам вообще нужен покровитель?) Иероним Стридонский заслужил тем, что перевёл “Библию”, самую главную книгу из всех книг, написанных представителями человечества, важней которой просто ничего нет, в сравнении с которой все остальные книги просто полное фуфло, как мы все с вами прекрасно понимаем, и именно его перевод “Библии”, известный как “Vulgata”, через 11 столетий был признан Тридентским собором единственно правильным и каноническим. (Тридентский собор, XIX Вселенский (!) собор Римско-католической церкви, который проходил в итальянском городе Тренто/Tridentum (на латыни) в три этапа, с 1545 по 1563 год, и который решал/перетирал многие проблемы, главной из которых был поиск красиво сформулированного предупреждения, и не только красиво, но и очень убедительно сформулированного предупреждения для всех тех, кто перестанет ходить в католические церкви, церкви истинной веры, что все они будут гореть в аду. Всё, как обычно. В XVI веке католики перестали быть монополистами на европейском рынке религиозных услуг, у них появились конкуренты, теперь католикам приходилось делить бизнес с протестантами, поток бабла резко уменьшился, и католики были в ярости... ) В XVI веке перевод “Библии” Иеронима Стридонского был признан официальным вариантом латинского текста “Библии” (и остаётся таким, насколько я понимаю, до сих пор), единственно правильным и каноническим. Во время пребывания в Халкидской пустыни Иероним учил греческий, еврейский/древнееврейский язык (благодаря тому, что что среди монахов-анахоретов был еврей, принявший христианство), и халдейский язык (североаравийский язык, относящийся к семитской группе, родственный сирийскому), поэтому для перевода “Ветхого завета” Иероним мог пользоваться уже не только латинскими текстами I-II века (написанными на классической “италийской” латыни Itala или Vetus Latina), но также текстами, написанными на древнееврейском (первоисточником) и текстами, написанными на греческом. (Отдельное thanks от всех атеистов за перевод “Экклезиаста” и “Песни песней Соломона”... ) “Новый завет” Иероним переводил с классической латыни на более современную/“народную” латынь (которую позже (в XIII веке) назовут Vulgata (если я ничего не перепутала... )), используя также списки “Нового завета” на греческом, что помогло ему приблизить текст к первоначальному варианту, избавив его от более поздних приписок, нестыковок и разночтений. Во всяком случае попытаться это сделать...
Кроме переводов многочисленных книг “Святого писания” (перевод которых Иероним закончил в 405 или 406 году, потратив на эти тексты более 20 лет... о ужас... ), Иероним занимался переводами вполне светских классиков древнегреческой и древнеримской литературы (которые во время Иеронима были of course не такими уж и древними... ), а также писал собственные сочинения, самыми значительными из которых считаются исторический труд “О знаменитых мужах” (135 кратких биографий христианских писателей, одна из которых – автобиография самого Иеронима), и монументальный исторический труд “Хроника”, в котором Иероним “излагает события всемирной истории”, начиная с “сотворения мира” (мои соболезнования всем, кто читал этот бред), но... На самом деле это “Хроника”, написанная Евсевием Кесарийским, которую Иероним переписал, слегка изменив и дополнив... (Похоже, этот парень не считал плагиат/воровство чужого текста грехом... ) Как аккуратно пишут его биографы, Иероним Стридонский написал свой исторический труд “Хроника”, основываясь на “Хронике” Евсевия Кесарийского... И так же аккуратно биографы пишут о переводе Иеронимом Стридонским текстов “Святого писания” (кстати, не все биографы, а только некоторые из них) – оказывается, перевод текстов “Святого писания” “был облегчён предшествующими работами Оригена... ” но тем не менее “Иерониму Стридонскому пришлось много трудиться самостоятельно... ” (Ориген Адамант (ок. 185-254 г.), греческий христианский теолог, философ, учёный. Преподавал в Александрийской богословской школе философию, теологию, диалектику, математику, геометрию, физику и астрономию. (Действительно настоящий учёный!) Главный труд Оригена “Гексаплы” – первый в истории образец (я бы сказала первая попытка... ) научной библейской критики.) Перу Иеронима принадлежит также бесчисленное количество гомилий/толкований текстов “Святого писания” – 4 книги толкований на “Евангелие от Матфея”, “Толкования на некоторые “Послания апостола Павла””, 3 книги “Толкований на пророка Исайю”, “Толкования на пророка Иезекиля... пророков Михея, Аввакума, Софронию и Аггея... Даниила, Осию и Иоиля... ” (век за веком все косящие под умных, философы и учёные, как бы философы и как бы учёные, пытались как-то понять и как-то объяснить смысл 66/77 книг “Святого писания”, смысл большинства которых понять просто невозможно (сложно найти чёрную кошку в тёмной комнате, тем более если её там нет), и Иероним в числе прочих бесчисленных экзегетов тоже с удовольствием предавался этому бессмысленному занятию в течение всей своей жизни... ), и, кроме писания всех этих бесконечных экзегетических текстов, Иероним также с удовольствием занимался написанием обличительных текстов/книг (мне кажется, это был самый любимый литературный жанр Иеронима Стридонского... ), в названии которых есть слово “против... ” “Апология против... ” Апологии Иероним писал против всего, что ему не нравилось. И против всех, кто ему не нравился. Исследователи деликатно называют эти тексты “полемическими... ” Но мне кажется, что эти “Апологии против... ” больше похожи на доносы, чем на полемику... В течение всей своей жизни Иероним, не покладая пера, гнобил всех экзегетов, которые экзегетировали не так, как нужно было экзегетировать (а экзегетировал так, как нужно было экзегетировать, естественно только он один, Иероним Стридонский), и также, не покладая пера, Иероним Стридонский писал доносы... в смысле старался донести до высших иерархов церкви в Риме, в Константинополе или в Иерусалиме информацию обо всех, отступивших от истинной веры христианской и впавших в ересь. Невольно или злонамеренно. (Иногда Иероним доносительствовал не напрямую, а сообщал о своём крайнем негодовании и возмущении текстом какого-нибудь очередного еретика и вероотступника в письме своим друзьям в Рим, зная, что его высокодуховные друзья сумеют распространить текст его письма достаточно широко, и его донос непременно дойдёт до тех, до кого он и должен был дойти... ) Впавшими в ересь на взгляд Иеронима Стридонского были все, кроме него. И нескольких его единомышленников. Но только до тех пор, пока его единомышленники и поклонники его таланта не начинали с ним спорить и в чём-нибудь с ним не соглашаться.
Кроме всех этих бесчисленных и бесконечно увлекательных текстов, исторических, биографических, экзегетических, полемических, догматико-полемических, нравоучительных и нравственно-аскетических, многотомные собрания сочинений Иеронима Стридонского (одно из которых насчитывает 19 томов) содержат также многостраничное эпистолярное наследие Иеронима Стридонского. Около 120 писем, собственноручно им начертанных. Бесконечное количество текстов, собственноручно начертанных Иеронимом Стридонским за всю его на удивление долгую для IV-V веков жизнь (как аскетизм всё-таки удлиняет жизнь... ) на удивление хорошо сохранились... Огромное письменное наследие Иеронима Стридонского, насчитывающее около 180 сочинений (не считая небольших писем), дошло до нас практически полностью, за прошедшие со времени его смерти 16 веков практически ничего не пропало... (И около трети пропавших рукописей из архива Леонардо да Винчи, которые начали активно разворовывать сразу же после смерти хранителя архива Леонардо да Винчи, его ученика и его духовного наследника Франческо Мельци... Уменьшившийся почти на треть архив Леонардо да Винчи за прошедшие 4 с половиной века со времени смерти Франческо Мельци в 1570 году, и дошедший до нас практически полностью архив Иеронима Стридонского, никем не разворованный за прошедшие со времени его смерти 16 веков... Почему-то рукописи Иеронима Стридонского, в отличие от рукописей Леонардо да Винчи, никому воровать не хотелось... Как вы думаете, почему?)
Иероним Стридонский, настоящее имя которого (по версии некоторых исследователей), данное ему при рождении, было Евсевий Софроний (имя Иероним он получил, вероятно, после крещения/принятия христианства), родился “в богатой и знатной семье”, корни которой не совсем ясны – по предположениям его биографов, его род имел “греческое или латинское происхождение.” (Не думаю, что греческое... Если бы Иероним был греком, ему наверное не пришлось бы в течение стольких лет заниматься изучением греческого языка... ) Говорили в семье на латыни, а тот минимум иллирийского/греческого языка, который Евсевий Софроний/Иероним знал с детства, вероятно был необходим всем членам его семьи для общения с соседями и, возможно, со слугами. Отец Иеронима Стридонского, которого звали так же, как его старшего сына (старшего сына которого звали так же, как его отца), Евсевий Софроний (Софроний – фамильное имя, принадлежность к роду Софрониев/Софронидов), был крупным землевладельцем, он “владел обширными поместьями с многочисленными рабами и слугами”, и его владения находились, вероятно, в Далмации (теперь это территория Хорватии/Черногории), которая в IV веке была провинцией Римской империи. Так же Евсевий Софроний “владел собственностью в Стридоне”, в этом городе и родился его старший сын, впоследствии названный Стридонским по месту своего рождения, но где именно находился этот город, исследователям выяснить так и не удалось, так как город Стридон был уничтожен варварами (вероятно, готами) ещё при жизни Иеронима, и никаких следов от него очевидно не осталось. (В способности уничтожать варварам не откажешь... ) Сам Иероним Стридонский называл место своего рождения “небольшим укреплённым городком”, расположенном на границе Далмации и Паннонии (теперь Венгрия/Сербия), и вероятно Стридон находился действительно на территории Далмации, так как современники Иеронима, люди из его ближайшего окружения, осведомлённые о месте его рождения, называли Иеронима “стридонцем” или “далматинцем”.
В возрасте 11-13 лет Евсевий Софроний/Иероним был отправлен своим отцом “для продолжения грамматико-риторического образования” сначала в соседнюю Аквилею, а затем в Рим – отец Евсевия Софрония-младшего Евсевий Софроний-старший не жалел денег на лучшее для того времени образование для своего старшего сына, надеясь, что это поможет ему в дальнейшем сделать блестящую карьеру. Светскую, естественно. (И мы уже знаем, что его надеждам не суждено было сбыться... ) Учился Евсевий Софроний/Иероним с такими же юными аристократами и мажорами, как и он сам, и некоторым из этих аристократов удалось в дальнейшем остаться друзьями (maybe) Иеронима, каким-то образом не рассорившись с ним – как это удалось, например, Бонозу, сверстнику и земляку Иеронима (с которым Иероним, вероятно, учился в начальной школе в Стридоне), и как это удалось, вероятно, юному римскому аристократу Паммахию, но некоторые из соучеников и друзей юности Евсевия Софрония/Иеронима со временем сменили статус его друзей на статус его врагов. Например, Руфин Аквилейский, который вначале был ближайшим другом Иеронима, но затем стал одним из главных объектов его “полемических” текстов... В Аквилее, а затем в Риме Евсевию Софронию-младшему и его соученикам, таким же юным аристократам, преподавали науки тривиума – грамматику, поэтику и риторику, преподавателями этих высших образовательных школ были известные учёные/мыслители того времени (в частности, римляне Элий Донат, грамматик, ритор, писатель и поэт, и Гай Марий Викторин, оратор, ритор и философ-неоплатоник), поэтому образование Евсевий Софроний/Иероним получил действительно прекрасное. К тому же он учился на удивление долго... Я нигде не нашла информации о годе поступления Евсевия Софрония/Иеронима в школу а Аквилее, о годе начала его образования, но в тексте одного из биографов Иеронима есть информация о том, что только в одной из этих школ (в Риме) Иероним учился более шести лет... Под руководством своих преподавателей и наставников юные аристократы занимались чтением и изучением трудов древнегреческих философов, изучали тексты/речи прославленных ораторов и адвокатов, обучаясь с их помощью искусству риторики и риторико-философской терминологии, а также, конечно, занимались чтением и изучением лучших произведений греческих и латинских классиков, поэтических и прозаических, поэтому благодаря своему прекрасному светскому образованию Иероним Стридонский отравился этой языческой заразой, созданной еретиками, уже в ранней юности... И отравился он ей навсегда... Как Иероним Стридонский не пытался потом вытравить из себя любовь к чтению и переводу хорошо написанных текстов, читать которые ему было действительно интересно... и чтение которых действительно доставляло ему удовольствие... У него ничего так и не получилось. Запретить себе читать произведения, написанные еретиками... всю эту языческую заразу... ни разу не богодуховленную... у Иеронима Стридонского до конца жизни так и не получилось. Несмотря на все его героические старания. Чего-то ему не хватало в его высокодуховных текстах “Святого писания... ”
Во время своей учёбы в Риме Евсевий Софроний/Иероним “поддался соблазнам столичной жизни”, “предавался праздным увеселениям”, и явно вёл более чем нескучную жизнь, “о чём ему позже пришлось горько сожалеть... ” как пишут его высоконравственные биографы... Сам Иероним так же писал о том, что он “часто заливался горькими слезами раскаяния”, вспоминая дни своей бурной юности в Риме... Но... были ли эти слёзы действительно слезами раскаяния? Кто же знает... (Возможно, это были слёзы сожаления? О прекрасных днях юности, более чем нескучных, в которые хотелось бы вернуться, но увы... Иначе какой смысл было вспоминать то, о чём вспоминать не хочется?) После некоторого количества лет явно нескучной жизни в Риме, в течение которых Евсевий Софроний получал образование, а в свободное от его получения время вёл классическую жизнь мажора, “со всей пылкостью своей натуры” “отдаваясь вавилонско-блудным развлечениям”, как деликатно пишут его биографы, Евсевий Софроний очевидно обратил внимание на новую религию... И решил стать её адептом. Кстати, христианином был один из преподавателей Евсевия Софрония, наставник юных мажоров Гай Марий Викторин (он стал христианином уже в 355 году), и, возможно, Евсевий Софроний и другие ученики Гая Мария Викторина заинтересовались новой религией благодаря именно своему наставнику... Благодаря влиянию на них авторитета их наставника. Или, возможно, адептами новой религии Евсевий Софроний и другие ученики Гая Мария Викторина решили стать благодаря влиянию на них не только авторитета их наставника... Возможно, некоторое влияние на них оказала также та религиозная пропаганда, которой Гай Марий Викторин методично отравлял мозги своих учеников, вербуя новых адептов в свою религиозную секту, тогда ещё очень малочисленную... Наверное, на “пылкую натуру” молодого мажора Евсевия Софрония могло производить сильное впечатление даже выражение лица адепта новой религии Гая Мария Викторина... таинственное и загадочное... Вы же знаете, какие многозначительные выражения лиц как бы “посвящённых” и как бы “познавших истину” умеют кроить религиозные маньяки... Или, возможно, решение стать адептом новой религии утомлённый “вавилонско-блудными развлечениями” Евсевий Софроний принял самостоятельно/в большей степени самостоятельно, вероятно решив, что только эта религия, запрещающая всё, религия запретов, поможет ему избавиться от его непреодолимой страсти к разврату... И ещё аскетизм. Наверное, остановить свои постоянные позывы к блуду “пылкий” Евсевий Софроний/Иероним мог только постоянными голодовками, доводящими его до состояния скелета, обтянутого кожей... Чтобы уже еле ноги таскать... Иначе наверное просто никак не получалось...
Крещение Евсевий Софроний принял в 366 году (по одной из версий, которая встречается в текстах исследователей чаще других), от Папы Либерия, если это кому-нибудь интересно. (А это кому-нибудь интересно?) После того, как Евсевий Софроний принял христианство, став теперь уже Иеронимом, сменив своё имя, данное ему родителями, и своё фамильное имя на христианское имя Иероним, он рассорился со своим семейством. (Или, возможно, разрыв отношений Иеронима с семьёй произошёл позже, после принятого Иеронимом решения стать монахом? Возможно, своё имя он тоже сменил позже, став уже монахом... ) Биографы Иеронима пишут о “неприятностях Иеронима Стридонского с родными”, “глубоко разочарованными в том, что Иероним оставил светскую карьеру... ” При этом в своих автобиографических заметках Иероним написал, что он “родился христианином от родителей христиан... ” И похоже... эта информация не совсем верна. (Кстати, в своём монументальном биографическом труде “О знаменитых мужах”, в котором кроме всех прочих биографий “знаменитых мужей” (числом 134) Иероним так же скромно поместил и собственную биографию (под номером 135), почему-то о том, что его семья была “христианской”, и что он “родился от родителей христиан”, нет ни слова... Что же так? При том, что Иероним посчитал необходимым рассказать в своей биографии о городе, в котором он родился, и даже о том, что этот город был разрушен, и о том, кем он был разрушен, и сама биография/автобиография довольно длинная – 26 строчек... Тогда как биографии некоторых других “знаменитых мужей” в этом монументальном биографическом трактате Иеронима Стридонского состоят из трёх, двух и даже из полутора строчек... Пример двух биографий из монументального труда Иеронима Стридонского “О знаменитых мужах.” “Декстер. Декстер, сын Пакиана, которого я упоминал выше, выделялся среди представителей своего поколения и посвятил себя служению христианской вере. Написал, как мне говорили, “Всеобщую историю”, которую я ещё не читал.” “Арабиан. Арабиан, живший тогда же, опубликовал небольшие труды, относящиеся к христианской доктрине.” Это всё. Две биографии от первого до последнего слова. С заглавиями. Как вам уровень информативности этого монументального “биографического” трактата Иеронима Стридонского?) Информация о том, что родители Иеронима Стридонского были христианами (которая не подтверждена ничем, кроме того, что сам Иероним Стридонский написал об этом в своих автобиографических заметках, и, повторю ещё раз, не в книге, а только в заметках) вызывает некоторые сомнения потому, что... она несколько диссонирует с реакцией родителей Иеронима Стридонского на его решение посвятить себя религии... Если бы родители Иеронима Стридонского действительно были христианами, почему же у них вызвало такое неприятие решение из старшего сына сменить светскую карьеру и суетную мирскую жизнь на благочестивую жизнь христианина? На служение вроде как их Богу? Тем более что Евсевий Софроний-младший был не единственным сыном Евсевия Софрония-старшего, у него был ещё один сын, Павлиниан, так что руководить семейным бизнесом и управлять семейными владениями, сменив со временем своего отца, Евсевия Софрония-старшего, было кому. Очевидно, Евсевию Софронию-младшему, уже Иерониму, хотелось, чтобы его биография была безупречна... Конечно, биография “знаменитого мужа”, одного из знаменитых... одного из знаменитейших христианских писателей и экзегетов, должна быть безупречна... Наверное, амбициозный Иероним Стридонский, который, вероятно, мысленно уже представлял вокруг своей головы сияние золотого нимба, не считал слишком большим грехом слегка подправить сведения о своей семье в своей автобиографии в нужную ему сторону... Чтобы никакая мелочь не могла помешать сбыться главному вожделению его жизни... И золотой нимб христианского святого однажды всё же засиял вокруг его головы... Но это внесение Иеронимом Стридонским небольших поправок (maybe) в свою автобиографию будет происходить позже, а пока, завершив своё образование в Риме в 368 или в 369 году, Иероним вместе со своим другом детства, ровесником и соотечественником Бонозом (вероятно, к этому времени тоже принявшем христианство) предпринял большое путешествие по Галлии. Добравшись до города Триера/Трира, который в то время был столицей Римской империи, так как именно в Трире в то время находилась резиденция римского императора Флавия Валентиана Августа I (император с 364 по 375 год), они остановились в нём. (Галльский город Трир (теперь эта галльская территория вместе с городом Триром принадлежит Германии), когда-то кельтский город Trevorum/Треворум, основанный кельтским племенем треверов в IV веке до н. э., считается одним из старейших/старейшим городом Европы. Или, возможно, одним из древнейших городов, известных человечеству... Если верить преданию, записанному монахами Трира в летописях XII века, первый город был возведён на месте будущего Трира ещё раньше, в 2050-м году до н. э., и основателем этого города был ассирийский принц по имени Trebeta/Требета, пасынок ассирийской царицы Семирамиды, который сбежал из Ассирии вместе со своими соратниками, спасаясь от преследований своей мачехи... Которая как бы уже помогла переселиться в мир иной своему мужу, отцу принца, и, вероятно, собиралась отправить туда же и своего пасынка тоже, так как хотела царствовать сама, и конкуренты ей были не нужны... Если бы это действительно было так, город Трир имел полное право показать Риму средний палец, так как в этом случае он становился старше Рима на целых 1300 лет, но... Скорее всего это всего лишь красивая легенда, которую монахи Трира просто придумали... Возможно, просто для того, чтобы сделать свой город более привлекательным для путешественников и паломников... (Хотя... почему нет? Тем более что современные археологи, решившие наконец заняться серьёзными раскопками под Триром и, очевидно, наконец докопавшиеся до той глубины, до которой раньше никто просто не докапывался, смогли обнаружить остатки древних домов/жилищ, следы древнего поселения, возраст которого можно датировать как раз этим временем – XXI веком до н. э. Правда, по словам археологов, это древнее поселение сложно назвать городом... И ничего ассирийского/ничего ориентального в нём, насколько я поняла, обнаружено не было... Но... почему нам кажется не похожим на правду то, что ассирийскому принцу пришлось спешно покинуть свою Родину, Ассирию, чтобы не быть убитым своей мачехой, которая хотела царствовать сама? История вполне тривиальная, повторяющаяся бесконечное количество раз с небольшими вариациями на протяжении всей истории существования человечества... И то, что реальная ассирийская царица Семирамида/Шаммурамат жила в более позднее время, в IX веке до н. э., это детали – у мачехи ассирийского принца, сбежавшего из Ассирии, опасаясь быть убитым своими соотечественниками, могло быть другое имя... Просто монахи, не слишком заморачиваясь на тему достоверности своих писаний (как обычно...), могли вписать в летопись то единственное имя ассирийской царицы, которое они знали... И почему же этот изгнанник не мог стать основателем нового города, построив его на достаточно безопасном расстоянии от Ассирии, ставшей для него опасной? Единственное, что несколько смущает (меня) в этом красивом сказании и делает его больше похожим на легенду, чем на реальность, это странное совпадение имени ассирийского принца и названия кельтского племени... Требета и треверы. Но... мы вполне можем предположить/представить себе, что... возможно... Одно из кочующих кельтских племён/кочующий кельтский клан/несколько кочующих кельтских кланов, которые в IV веке до н. э. приняли решение (на общем собрании племени, у кельтов все решения принимались только так) перестать бродяжничать и стать оседлыми, решили обосноваться и построить свой город на том холме, окружённом рекой, на котором, возможно, от бывшего здесь когда-то древнего города уже ничего, кроме обломков, не осталось, но... Тем не менее имя этого когда-то существовавшего здесь города, основанного ассирийским принцем, в памяти аборигенов всё же сохранилось, и в конце концов “те кельты, которые обосновались на месте древнего ассирийского города Требета и в его окрестностях”, как называли их вначале, со временем превратились просто в “треберов” и в конце концов уже в “треверов”... Представителей этого кельтского племени стали называть по имени древнего города, на месте которого они построили свой город. Почему нет? O.K. Я согласна с тем, что вся история про ассирийского принца всего лишь легенда, придуманная монахами Трира в XII веке, во времена Крестовых походов, когда всё, что было связано с экзотическим и загадочным Востоком, было в моде... Но это так грустно... ) Бесспорно и не является легендой то, что этот город с IV века до н. э. был кельтским городом Trevorum, и был вполне процветающим кельтским поселением, но только до тех пор, пока туда не припёрся Юлий Цезарь со своим войском (в 58-50 г. до н. э.), который поставил перед собой цель покорить Галлию и присоединить эту часть Европы к Римской империи. Следующая дата основания города Трира, самая свежая (чё-то как-то я не поняла... Легионеры Юлия Цезаря, повинуясь приказу своего полководца, возмущённого упорством треверов, не желающих ему покоряться, снесли к чёртовой матери весь город?) – 16-й год до н. э., и в честь своего очередного “основателя”, императора Октавиана Августа, город был назван Augusta Treverorum/Августа Треверорум. К концу I века до н. э. от того, что было когда-то кельтским городом Trevorum, остались, очевидно, одни обломки камней, одни развалины, но территория под этими развалинами принадлежала Римской империи. Юлий Цезарь добился, чего хотел.)
Ставшему столицей Римской империи в последней трети IV века Триру (после смерти Флавия Валентиана I Трир не утратил статуса императорской резиденции – Флавию Валентиану I наследовали 2 его сына, империя была разделена на две части, и резиденция младшего из соправителей, малолетнего Флавия Валентиана II (375-392 г.), номинального правителя, так же находилась в Трире, а резиденция старшего, Флавия Грациана (359-383 г.) – в Риме) на самом деле уже приходилось быть главным городом мира – с 306 по 316 год в нём жил император Константин I Великий (основатель в Босфорском проливе (в 324 году) города своего имени – Константинополя – Флавий Валерий Аврелий Константин), который перенёс в Трир свою резиденцию, а значит присвоил этому городу статус столицы, поэтому столицей Римской империи Трир становился уже не в первый раз. С 318 года (по 407 год) в Трире находилась Галльская префектура – один из двух высших органов власти Западной Римской империи. Так что в последней трети IV века город Трир, который со времени правления императора Константина I именовался также “Северным Римом” или “Вторым Римом”, был вполне имперским городом. С монетным двором, с великолепным амфитеатром на 20000 зрителей, в котором проводились бои гладиаторов и животных, с огромными подвальными помещениями под ареной этого амфитеатра и с подъёмными механизмами для подъёма гладиаторов и животных прямо на арену амфитеатра, с цирком/стадионом с беговыми дорожками для атлетов и с ипподромом для соревнования колесниц, с вполне вместительными банями/термами с огромными бассейнами, и, конечно, со всеми прочими удовольствиями, которые должны были скрасить досуг римских аристократов, римского императора и его приближённых. В это же время в Трире активно велось строительство новых грандиозных Императорских терм, которые своими гигантскими размерами должны были уступить только римским термам. Это строительство происходило во время правления Флавиев, а во время правления Константина I (который на самом деле тоже был Флавием, он тоже принадлежал к этому роду) в Трире была возведена базилика (в 310 году), и также по повелению Константина I в Трире был заложен собор (в 320 году), который через какое-то количество лет/веков был наконец-то построен. (И в котором теперь хранится как бы голова/глава матери императора Константина I, святой Елены... О ужас... Чья же это голова на самом деле... ) Вероятно, в 369/370 году Евсевий Софроний/Иероним ещё не принял решения стать монахом (и, возможно ещё не рассорился со своим семейством), поэтому в Трир Иероним прибыл вероятно с целью получить хорошую должность (что позволяло ему его происхождение и его образование), и начать своё восхождение по карьерной лестнице. На что, очевидно, надеялись его родители.
Новообращённый христианин Иероним встретил в Трире достаточно большое христианское сообщество (очевидно, в Трире в то время было слишком много обожравшихся и обпившихся аристократов, перепробовавших уже все возможные виды развлечений, которые уже не знали, чем же ещё можно себя развлечь, и которым наконец удалось найти для себя новую игру, которая их увлекла... ), и, вероятно, благодаря членам этой небедной христианской общины, уже успевшим собрать в своих палаццо достаточно большие коллекции “высокодуховных” и “богодухновенных” текстов, Иероним с упорством маньяка начал “изучать христианскую литературу”, начал сам покупать религиозные книги, положив начало своей коллекции высокодуховных текстов, и, “увлёкшись идеалами христианского аскетизма”, решил оставить светскую карьеру (которую он вероятно уже начал, но что-то ему не понравилось... ) и принять монашество. Какую же карьеру начал Иероним Стридонский в Трире, и что же именно могло его в ней не устроить? Почему же он решил от неё отказаться, так огорчив этим своих родителей? Которые, вероятно, изрядно потратились на образование своего старшего сына, длившееся больше 12 (?) лет (не считая времени начального образования в Стридоне), и, очевидно, всё же надеялись на какую-то отдачу...
Насколько я поняла, Иероним начал свою карьеру в области юриспруденции – его образование прекрасно подготовило его именно к этой профессии, и Трир был именно тем городом, в котором людям этой профессии можно было быстро продвинуться по карьерной лестнице и быстро достичь известности. И, конечно, достаточно быстро достичь материального благополучия. В Трире в то время находись высшие судебные органы Римской империи (или, возможно, только Западной Римской империи?), судебные органы высшей инстанции, и речи/полемика прославленных адвокатов/риторов на заседаниях этих судов конечно же вызывали всеобщий интерес, иначе в то время просто не могло быть – талантливые и успешные адвокаты и полемисты становились всеобщими любимцами, настоящими суперзвёздами, и на судебные разбирательства с их участием ходили, наверное, с неменьшим интересом, чем на театральные постановки. Или на гладиаторские бои. Их речи потом расходились в списках! Их читали и ими восхищались! Чем же могла не понравиться Иерониму Стридонскому такая благородная профессия? Тем более что слава и известность к ней тоже прилагались, что амбициозному Иерониму Стридонскому не могло не нравиться... Что же может быть благородней, чем защищать несправедливо обвинённых? Что же может быть благородней, чем добиваться восстановления репутации несправедливо оболганных? Какая же профессия может быть благородней, чем профессия адвоката, который добивается торжества справедливости? Кто не жалеет своих сил на то, чтобы справедливость восторжествовала, а порок был изобличён и наказан? Ну, или... защищая оступившегося (но осознавшего и раскаявшегося... ), способен произнести такую убедительную речь в суде, призывая всех к милосердию и состраданию, и произнести её так пламенно, что... благодаря его красноречию его подзащитный в итоге мог получить намного менее суровое наказание, чем он, возможно, даже заслуживал в действительности... Или... возможно... даже мог избежать всякого наказания вообще, отделавшись лёгким испугом... Только потому, что пламенная речь его защитника смогла произвести неизгладимое впечатление даже на не склонного к сантиментам судью... невольно смягчив его суровое сердце... Что же с этой благородной профессией адвоката, главной целью которого является всё же (помимо призывов к состраданию и милосердию... ) поиск убедительных доказательств для установления истины, и, конечно, способность настоящего ритора и оратора убедительно представить эти доказательства в своей пламенной речи в суде – что же с этой благородной профессией человека, стоящего на защите справедливости, по мнению Иеронима Стридонского было не так? Ну... во-первых эти доказательства ещё нужно найти... А это очень утомительно... Чтобы разобраться во всех перипетиях сложного судебного дела, нужно прежде всего суметь отделить зёрна правды от плевел лжи... А для этого нужно быть способным видеть эту разницу между зёрнами и шелухой, между правдой и ложью... Чтобы суметь отделить зёрна от плевел, чтобы быть способным увидеть разницу между искренностью невиновного и ложью виновного, между реальными фактами и подделкой под реальные факты, твой ум должен быть холодным и острым, как лезвие ножа, трезвым, не замутнённым никакой отравой, химической или идеологической, никаким бредом, и благодаря этому способным мыслить логически... Способным мыслить безупречно ясно... Какая логика может быть у религиозного маньяка? Если бы Иероним был способен мыслить логически, он не вляпался бы в религию... И не сделал бы изучение этой бессмыслицы делом всей своей жизни... К тому же профессия адвоката подразумевает результат... Выиграл адвокат дело своего подзащитного/своего доверителя или нет – это сразу же становится понятно всем. Здесь двух мнений быть не может. Такая однозначность и прозрачность результатов твоего труда Иеронима очевидно не устраивала... Когда всё так безупречно ясно, когда результат твоей работы, твой успех или твой неуспех, твой профессионализм или твоя бездарность, сразу же становятся понятны всем... И тебя будут считать умным и дельным человеком только в том случае, если ты докажешь это реальными результатами своего труда... Закосить под умного, сделав многозначительное выражение лица и произнеся пару туманных фраз о Вседержителе Вселенной тут никак не получится... А если выиграть дело не получиться? Если ты окажешься проигравшим? Если адвокат, представляющий противоположную сторону, который учился не меньше твоего, тоже 10 или 15 лет, забьёт тебя копытом? В смысле интеллектом. В смысле сумеет представить настолько неопровержимые доказательства правоты/невиновности своего доверителя, что в итоге выиграет дело? Я думаю Иероним даже в страшном сне не мог представить себя проигравшим... Для человека с таким гипертрофированным самомнением, обуреваемого такой непомерной гордыней, как Иероним Стридонский, ничего страшнее этого наверное просто не могло быть... Человек с гипертрофированным самомнением, не способный относиться к самому себе критически, не способный на трезвую самооценку, просто не способен держать удар... Не говоря уже о том, что человек с гипертрофированным самомнением (плавно переходящим в манию величия... ) просто не способен воспринимать действительность адекватно... И ещё... и это возможно самое важное обстоятельство, делающее невозможным для Иеронима Стридонского работу в этой профессии... Чтобы быть способным кого-нибудь защищать, и защищать успешно – нужно быть способным думать/беспокоиться о ком-нибудь, кроме себя, нужно быть способным заботиться о ком-нибудь, кроме себя, нужно уметь, на время забыв о себе, суметь сделать интересы другого человека своими интересами – нужно быть способным на неравнодушие к кому-нибудь, кроме самого себя, нужно быть способным на эмпатию, а на это Иероним Стридонский, как мне кажется, был абсолютно не способен... Но... это всего лишь мнение блондинки. Конечно, Иероним Стридонский с удовольствием стал бы судьёй... как мне кажется... Обличать, осуждать и карать... Что же может быть приятней для религиозного маньяка, чем обличать, клеймить и карать... Что же может быть большим кайфом для религиозного маньяка, чем ощущать себя распорядителем человеческих судеб... И даже человеческих жизней... Но... наверное... сразу же стать судьёй тогда тоже было невозможно... Наверное, до этой высшей для служителя Фемиды ступени иерархической лестницы нужно было ещё карабкаться... год за годом... ступень за ступенью...
К сожалению, о том, как складывалась так и не сложившаяся карьера Иеронима Стридонского в юриспруденции – довёл ли он хотя бы одно дело до какого-нибудь финала или нет, и в качестве кого он его вёл, удалось ли ему выиграть какое-нибудь дело или нет – остаётся только предполагать. Жизнеописатели Иеронима Стридонского ничего не смогли написать о начале юридической карьеры Иеронима Стридонского в Трире, потому что... Потому что сам Иероним Стридонский почему-то ничего не захотел написать об этом. И не написал. Ни одного слова. Почему же Иероним Стридонский ничего не захотел написать о своих первых шагах в такой благородной профессии, для которой он так долго учился? Почему же у него не возникло желания поделиться с нами парой поучительных или нравоучительных историй, связанных с его участием в судебных заседаниях? Я думаю, что если бы Иерониму Стридонскому было чем похвалиться... он бы непременно об этом написал. Очевидно, похвалиться было нечем. Единственная информация о первых шагах Иеронима Стридонского в юриспруденции, которые он делал в Трире, и о которой смогли написать его биографы – это то, что он делал их именно в юриспруденции. И в Трире. Этими двумя фактами вся дошедшая до нас информация о несостоявшейся карьере Иеронима Стридонского в юриспруденции исчерпывается.
Одновременно с работой в высших судебных органах Римской империи/Западной Римской империи, которые находились в Трире, уже начав своё служение в ведомстве богини Правосудия Фемиды, или, возможно, уже расставшись с Фемидой, как с неподходящей для него богиней, и уже перестав мучиться с попытками состояться в профессии, которая ему совершенно не подходила, Иероним Стридонский наконец получил возможность заняться тем, чем ему действительно хотелось заниматься... Тем, к чему у него... по его мнению... был несомненный талант... Тем, что должно было стать главным делом его жизни... Тем, в чём Иероним Стридонский видел своё предназначение... Я думаю своё предназначение Иероним Стридонский видел в том, чтобы стать наставником... Мудрым руководителем... Свою миссию Иероним Стридонский очевидно видел в том, чтобы окормлять своим мудрым словом всех заблуждающихся, всех ещё не укрепившихся в вере, всех колеблющихся, и, указав им на их ошибки и заблуждения... мягко указав... вывести их из тьмы неведения к свету Истины... Кто же мог стать лучшим наставником для новообращённых христиан, чем Иероним Стридонский? В Трире Иероним Стридонский собрал вокруг себя кружок таких же, как и он сам, христиан, сообщество разновозрастных мужчин, уже ставших христианами или только собирающихся ими стать, которым, конечно же, требовался руководитель. Мудрый наставник. По мнению Иеронима. Кто же мог стать для них лучшим руководителем и наставником, чем Иероним Стридонский? И кто же должен был стать руководителем этого кружка, если не самый умный из них? Члены сообщества христиан Трира, которые вероятно стали регулярно (ежедневно?) собираться в доме у кого-то из членов этого сообщества, чтобы, внимая мудрым наставлениям Иеронима Стридонского, благодаря его мудрости и его высокой духовности становиться всё духовнее и духовнее с каждым днём... почему-то достаточно быстро потеряли интерес к этим урокам высокой духовности. “Трирский кружок”, как называли его биографы Иеронима Стридонского, почему-то просуществовал недолго и вскоре распался. О причинах, по которым “трирский кружок” так быстро распался, ни сам Иероним, ни, естественно, его жизнеописатели, ничего внятного так и не написали. Я думаю, что кружок распался потому, что... Иероним Стридонский считал, что все члены “его кружка” должны во всём с ним соглашаться и подчиняться ему. Беспрекословно. Но члены “трирского кружка” почему-то не захотели подчиняться Иерониму Стридонскому беспрекословно... И в экстаз от его мудрых наставлений они вероятно... тоже почему-то не пришли... Я думаю кружок распался именно поэтому. Но это всего лишь мнение блондинки... Каким бы ни были причины того, что “трирский кружок” прекратил своё существование, своё существование он прекратил, руководить Иерониму Стридонскому в этом городе больше было некем, Фемиде Иероним Стридонский очевидно сделал ручкой ещё до распада кружка, делать в Трире Иерониму Стридонскому было больше нечего, и Иероним Стридонский покидает этот город. Как не оправдавший его надежд.
Сначала (в 370/371 г.) Иероним вместе с Бонозом отправляется в родной Стридон, очевидно чтобы повидаться с родителями и наконец-то объяснить им/объявить им, чем же он в итоге решил заниматься (вероятно именно тогда и происходит окончательный разрыв Иеронима Стридонского с родителями, не принявшими его решения посвятить себя религии), а затем Иероним отправляется в Аквилею. В Аквилее Иероним Стридонский снова собирает вокруг себя кружок христиан, или, возможно, просто присоединяется к уже существующему кружку “аскетически настроенных христиан”, которые объединились вокруг местного епископа Валериана ещё до приезда Иеронима Стридонского в Аквилею. В этот кружок входили также хорошо знакомый Иерониму Стридонскому Руфин (с которым они вместе учились сначала в Аквилее, а потом в Риме), Илиодор (будущий епископ Альтинский), Хромаций (будущий епископ Аквилейский), и, возможно, в этот кружок входил также Еваргий (впоследствии архиепископ Антиохийский), во всяком случае Еваргий в то время был в Аквилее, и с Иеронимом Стридонским они познакомились вероятно именно тогда. Что происходит дальше? Вы удивитесь, но... Кружок распадается. Как сам Иероним Стридонский объясняет причины того, почему и этот кружок тоже... распался? Очень смутно и неопределённо. Точнее никак. Как объясняют биографы Иеронима Стридонского причины распада “аквилейского кружка”? Биографы Иеронима Стридонского пишут о том, что одной из причин распада кружка вероятно стали “неприятности” Иеронима Стридонского с родными, “глубоко разочарованными в том, что Иероним Стридонский оставил светскую карьеру... ” Но главной причиной распада “аквилейского кружка” биографы Иеронима Стридонского видят всё же в том, что мнения членов кружка по тем вопросам, которые они обсуждали на своих собраниях/тусовках, очевидно во многом расходились. И одним из тех фундаментальных вопросов, по которому мнения членов кружка очевидно не совпадали, был вопрос “о наилучшем способе аскетического совершенствования.” Я как-то не въехала, как причиной распада кружка могли стать... “неприятности” Иеронима Стридонского с родными, “глубоко разочарованными в том, что... ” Находящийся в крайней степени раздражения Иероним Стридонский, возмущённый тем, что его родители посмели не одобрить его высокодуховный выбор, начал указывать членам “аквилейского кружка” на их ошибки и заблуждения уже не так мягко, как он указывал на них до его ссоры с родителями? Вообще-то... я не уверена в том, что Иероним Стридонский был способен указывать своим “ученикам” на их ошибки и заблуждения мягко и до его разрыва с семьёй... Но... это конечно же всего лишь моё предположение. (В 372 году родители Иеронима Стридонского умирают, и Иероним на время покидает Аквилею и уезжает в Стридон, где ему приходится заниматься оформлением/переоформлением родительского наследства (очевидно, он вступает в права наследства), а также принимать решение о дальнейшей судьбе своей сестры и своего младшего брата Павлиниана, попечение о которых теперь лежит на нём. Вероятно, это заняло у Иеронима Стридонского не слишком много времени, и вскоре он возвращается в Аквилею. К сожалению, своего брата Павлиниана Иероним Стридонский забирает с собой... И в итого бедный Павлиниан тоже становится монахом... очевидно, выбора у него просто не было... Жаль парня... Мог бы прожить нормальную человеческую жизнь... Но с братом парню явно не повезло... ) Не сойдясь с другими членами “аквилейского кружка” в своих представлениях о прекрасном, а точнее о “наилучшем способе аскетического совершествования”, в конце 372 года Иероним Стридонский покидает Аквилею и отправляется в паломничество на Восток, “на родину христианского аскетизма.” Вероятно, собираясь доказать на практике, что его “способ аскетического совершенствования” действительно “наилучший.” К сожалению, в это паломничество Иероним Стридонский отправился не один, вместе с ним в это паломничество решили отправиться ещё четверо членов “аквилейского кружка”, Иннокентий, Никей, Илидор и Ива... Вероятно, во время споров Иеронима Стридонского с другими членами “аквилейского кружка”, или “хором оглашённых”, как называл его сам Иероним, четверо этих парней были на его стороне, вероятно, они разделяли теоретические представления Иеронима Стридонского о “наилучшем способе аскетического совершенствования”, и вероятно, они тоже хотели опробовать этот “наилучший способ” на практике... К сожалению, двоим из них следование этим принципам “наилучшего способа аскетического совершенствования” Иеронима Стридонского стоило жизни...
Намереваясь достичь Иерусалима, как конечной цели своего паломничества по “святым местам”, паломники сначала по морю прибывают в Грецию, посещают Афины, затем прибывают в Константинополь, затем в Каппадокию, затем в Сирию... Так же в это паломничество вместе с Иеронимом Стридонским и четырьмя несчастными членами уже не существующего “аквилейского кружка” отправился Еваргий, но этот парень оказался умнее (или он просто не был богатым бездельником, и времени на то, чтобы тратить его на всякую хрень, у него просто не было), и он вовремя свалил. Поэтому остался жив. Он добрался вместе со всеми паломниками только до Антиохии (вероятно, его родного города), где и остался. После паломничества, которое длилось вероятно около года, в конце 373 года паломники прибывают в Антиохию. В Антиохии Иннокентий и Ива, которые вероятно во время своего паломничества полностью следовали принципам “наилучшего способа аскетического совершенствования” Иеронима Стридонского, скончались. А Иероним Стридонский тяжело заболел. Теперь вы понимаете, какого уровня совершенства можно достичь, следуя мудрым наставлениям Иеронима Стридонского? “Из четырёх его спутников двое умерли в Антиохии, а двое других пали духом и вернулись в Венецию... ” написал в своей книге один из жизнеописателей Иеронима Стридонского. Один из немногих смелых жизнеописателей Иеронима Стридонского. Подавляющее большинство биографов/жизнеописателей Иеронима Стридонского о таком досадном инциденте даже не заикаются... Остаётся только порадоваться за двух этих парней, Илидора и Никея, которые хоть и с опозданием, но всё же смогли понять, что от этого маньяка нужно валить как можно дальше. Чтобы остаться в живых. К сожалению... Иннокентий и Ива не успели понять этого вовремя... Мне нравится эта аккуратная формулировка жизнеописателя Иеронима Стридонского... “двое других пали духом... ” То, что двое этих парней наконец поняли, что им пора прекращать заниматься всякой хренью... с этой религией им вероятно тоже лучше завязать... и очевидно лучше всего им просто жить нормальной человеческой жизнью... и, к счастью, поняли это не слишком поздно для себя... Это по мнению жизнеописателя Иеронима Стридонского на самом деле оказывается “падение духа... ” Вы думаете, что два этих несчастных парня, Иннокентий и Ива, которые умерли неизвестно зачем и неизвестно в честь чего, следуя принципам “наилучшего способа аскетического совершенствования” Иеронима Стридонского, были единственными жертвами этого религиозного маньяка? К сожалению нет.
Продолжение следует...
Sorry. Продолжить писать текст о Иерониме Стридонском я смогу только после того, когда я закончу писать текст о Архипе Куинджи. Писать два текста одновременно у меня не получается. Sorry.
26.10.2021
*Можно найти в Интернете.
***Я не знаю, был ли Джованни де Амадори “сером”, был ли он нотариусом... Разные биографы Леонардо да Винчи дают разные варианты профессий Джованни де Амадори. Всё как обычно. Я не была знакома с Джованни де Амадори лично, поэтому... Выбирайте сами, какой вариант вам больше нравится. Один из биографов Леонардо да Винчи (англичанин Чарльз Николл) написал, что сер Джованни Амадори был нотариусом, и в этом случае он действительно имел право на пафосную приставку “сер” к своему имени. Другие варианты профессий Джованни Амадори/Джованни де Амадори/Джованни дель Амадори от других биографов/жизнеописателей Леонардо да Винчи. Тесть (первый из четырёх) сера Пьеро ди сер Антонио Да Винчи был богатым торговцем. Или, например, богатым обувщиком. Богатым башмачником. Даже сапожником... (Может быть, крупным производителем обуви?) Все биографы Леонардо да Винчи едины только в одном – отец первой законной жены сера Пьеро ди Антонио Да Винчи был богат. И судя по всему его семья принадлежала к флорентийской знати. Потомственный нотариус сер Пьеро ди Антонио Да Винчи был очень практичным парнем... И очень амбициозным.
На пафосную приставку “сер” к своему имени имели право члены гильдии Arte dei Giudici e Notai – гильдии судей, адвокатов и нотариусов, высшей гильдии в списке всех ремесленных/профессиональных гильдий Флоренции. Высшей по рангу и самой почётной. И, возможно, одной из самых древних гильдий Флоренции – она была основана ещё в 1197 году.
* только для атеистов и буддистов * только для атеистов и буддистов * только для атеистов и буддистов * только для атеистов